9. Ученик
Учение – это познание правил, жизненный опыт – это познание исключений.
Чем одарённее ученик, тем больше он может раздражать. (…)
Остерегайтесь! Особенно если видите, знаете, что перед вами мыслящий человек.[249]
Я всегда считала, что студент должен иметь право выбирать, право менять педагога.[250]
Для музыканта чрезвычайно важно научиться всему, чему можно, пока он молод. Как только приходит успех, времени ни на что уже не хватает.[251]
Может оказаться, что флегматичность ученика только кажущаяся (…), корень зла часто не в отсутствии у ученика чувства к музыке, а в отсутствии у него чувства к той музыке, (репертуару, трактовке, звучности), которую ему навязывают …в таком случае нужно, может быть, дать ученику другую пьесу, изменить в какой-то мере характер указаний, а порой и переменить учителя – если индивидуальность его слишком сильно расходится с индивидуальностью ученика.[252]
…На ранней стадии обучения следует уделять технике больше внимания, чем в дальнейшем, когда уже приобретено настоящее техническое мастерство.[253]
Развивайте ваши слабые стороны; сильные позаботятся о себе сами.[254]
Нетрудно идти своим путём, если кто-то уже позаботился расставить дорожные знаки.[255]
Не то знание ценно, которое накапливается в виде умственного жира, а то, которое превращается в умственные мускулы.
Найти хорошего учителя нелегко, найти хорошего ученика – ещё труднее.
(Надо) подсказывать ученику то, что соответствует его индивидуальности, его особенностям. Главное, пробудить в ученике те свойства, которые в силу незрелости еще не могут осознаваться им самим (здесь полная противоположность авторитарному стилю преподавания, который заключается в том, что ученику говорят: делай так, а не иначе)…Я понял, что принцип раскрытия того, что хочет ученик, а не того, что хочет педагог, – даёт хорошие результаты. (…) Но тут следует действовать тонко – не навязывая, а, скорее, подталкивая – с тем, чтобы ученик сам пришёл к чему-то нужному как к своему.[256]
Английский поэт и художник У. Блейк был глубоко прав, заметив, что человек, занимающийся творческой работой, не будет знать достаточно, если не узнает больше чем достаточно для решения той или иной проблемы.
В силу тех или иных причин ученик подчас не в состоянии находить собственные интерпретаторские решения – но брать за основу, за образец решения, найденные другими, он умеет, и умеет иной раз очень неплохо. Вопрос в том – что дальше…
От некоторых музыкантов слышишь порой, как важно для будущего солиста «научиться всему, чему можно» еще в пору учебы, до начала регулярной концертно-исполнительской практики. Действительно, многие видные артисты жалуются, что безостановочный конвейер гастрольной деятельности – тем более, если она протекает успешно – оставляет слишком мало времени для систематической и целенаправленной домашней работы. «Остаётся лишь с сожалением вспоминать о годах учения, когда ничто или почти ничто не мешало заниматься на рояле столько, сколько было нужно», – говорил, достигнув пика своей популярности, Л. Н. Оборин.
При всём том, трудно представить, чтобы большой мастер мог бы приостановиться на тех рубежах, которые были им достигнуты в юности. Если так и случается, то лишь с теми, кто, как говорится, исчерпал себя и фактически сошёл с творческой дистанции. Подлинные художники потому-то и сохраняют своё реноме, тем-то и привлекают внимание широких кругов слушателей, что они выглядят сегодня иначе, чем вчера, а завтра будут выглядеть иначе, чем сегодня. Их саморазвитие можно уподобить, если воспользоваться известным сравнением Гёте, с движением часовой стрелки: внешне оно вроде бы и незаметно, но оно есть, оно реально существует.
Что же касается совершенствования техники, пополнения арсенала исполнительских приёмов и средств, то можно сослаться на примеры из творческих биографий выдающихся музыкантов (Лист, Бузони, Горовиц…), которые прекращали на время свою концертно-исполнительскую деятельность именно для того, чтобы сделать более весомым и ёмким свой технический потенциал, осознать и решить новые для себя профессиональные проблемы.
Короче, надо, конечно, учиться всему «чему можно», пока есть молодость и время (в этом Г. Гульд, конечно же, прав), но, при всём том, это всего лишь начало, дебютная стадия, говоря языком шахматистов. Человек, и особенно творчески одарённый человек, это открытая, постоянно меняющаяся «система». Такой человек всегда «становится», никогда не останавливаясь.
Когда я только начинала заниматься педагогической деятельностью, то очень много показывала (на инструменте). Сейчас использую этот метод сравнительно мало – в основном при объяснении отдельных профессиональных приёмов. (…) Подражание – более простой, но не всегда результативный способ.[257]
Любой из моих учеников имеет право делать собственные ошибки. Он должен на них учиться…[258]
Что может сделать педагог? В лучшем случае – открыть дверь. Но ученик должен сам пройти через неё. (…) Приходит пора, когда исполнитель должен взять на себя ответственность за собственные ошибки[259].
Учитель
Живые примеры полезнее самых правильных наставлений.
Педагог, натаскивающий ученика, подобен фальшивомонетчику. Ложь ученического исполнения он пытается прикрыть мишурой внешней правдивости. (…) По Станиславскому, педагога, натаскивающего ученика, можно сравнить с человеком, который двигает часовую стрелку пальцем вместо того, чтобы, заведя пружину часов специальным ключом, заставить сами стрелки указывать время.[260]
Вопрос: Что для Вас сегодня главное – педагогика или исполнительство?
Ответ: И то, и другое. Творческое «двухголосие» – разве это плохо?[261]
Я не мог преподавать и играть (…), это очень разные эмоциональные процессы.[262]
Многому я научился у своих педагогов, большему научился у себя, но больше всего я научился у своих учеников, потому что их недостатки, их запросы будят мысль и заставляют часто анализировать и углублять то, что без этого сам делал, не отдавая себе отчёта.[263]
Педагог – человек несчастный в том отношении, что обречён всё время повторять. Повторение – мать учения. Без этого, в сущности, нет традиций. Мы следим, как наши ученики растут, уходят в большое плаванье…А мы сидим в классе, повторяем одно и то же…одно и то же…[264]
…Существует ходячее мнение, будто педагог – как правило, неудавшийся исполнитель, а вот всякий крупный исполнитель, если захочет, может стать педагогом. Исток подобного заблуждения в том, что педагог – вообще очень распространённая профессия. Между тем, талант учителя столь же редок, как любой другой. Он подразумевает дар общения с людьми не со сцены, а в классе, умение на них влиять и по-музыкантски, и по-человечески, способность о них заботиться, вникать в их духовный мир.
…Педагогическое творчество, как и всякое иное, преобразует самого творца, углубляет его, обогащает.[265]
(Учитель) обязан быть умнее своего ученика, должен уметь анализировать. Если же в интеллекте он уступает студенту, рано или поздно тот это заметит. И «местечковый» ум, который исполнителю, так сказать, до определённого предела, не помеха, в значительной мере усложнит работу педагога.[266]
Я знаю свой профессиональный цех и не раз убеждалась в том, что среди коллег встречаются отменные музыканты, которые в остальном – люди чрезвычайно мало интересующиеся. Их не привлекает литература, у них плохо развит вкус к поэзии, к живописи. И это, представьте, не мешает им быть первоклассными исполнителями. Педагогу же интересоваться всем этим, пожалуй, необходимо: когда он занимается со студентом, огромную важность приобретает ассоциативное мышление (у педагога оно изначально должно быть развито, но должно постоянно чем-то подпитываться). Чтобы разбудить фантазию ученика, нужно самому иметь еще более богатую фантазию.[267]
Ни разу не было даже намёка на то, чтобы Горовиц навязывал свои идеи. (…) Почти не было таких случаев, чтобы, подойдя к инструменту, он говорил: «Смотри, как надо это делать». Он лишь показывал мне, как он обычно делал какие-то определённые вещи, или как бы я мог справиться с определёнными техническими трудностями, играя разными способами».[268]
…Каждый ученик даёт повод для раздумий. Почему он так сыграл или, вернее, почему он не сыграл вот так? Вносит ли его исполнение что-нибудь новое в прочтение произведения? И прочтение ли это или случайность? Как много аспектов в игре самого ученика! Каждый раз раздумья. Порой ученик исполняет что-то совсем по-своему…В таком случае я внутренне настораживаюсь и обязательно задумываюсь: как это? Хорошо или надо менять?
Менять или не менять? Это очень важный вопрос. (…) Я не скоро решаю этот вопрос, не второпях – очень прислушиваюсь и чаще всего стараюсь улучшить то, что ученик слышит по-своему, его идею, если, конечно, она заслуживает внимания.[269]
В моей практике бывали случаи, когда, работая с талантливым учеником, (…) я не только учил другого, но и учился сам…Главное в таких случаях – не впадать в менторский тон, не общаться с учеником, так сказать, свысока. В конце концов, учитель и ученик это коллеги – при всех очевидных различиях в их положении. В искусстве далеко не всегда педагог говорит: «надо сделать так-то и так-то…А вот так-то делать не надо». Чаще он говорит: «Ты сыграл очень неплохо. Но можно и по-другому. Попробуй сделать так, как я тебе показываю – и потом уже решай, что тебе больше нравится…»[270]
Огонь не гаснет оттого, что от него зажгут другой.
Каждый артист в своей (сценической) деятельности многое для себя открывает и всё же редко бывает хорошим педагогом. Ученики такого педагога-артиста, как правило, лишь слепо копируют отдельные приёмы своего учителя, так и не постигая сущности наиболее полезных его идей.[271]
Можно хорошо играть на фортепиано, и неважно учить фортепианной игре. Хорошо играть и хорошо учить – разные вещи, хотя и взаимосвязенные.[272]
Антон Рубинштейн был удивительный педагог и психолог. (…) Он давал не все возможные советы, но только некоторые – самые нужные.[273]
…Хотя педагог-исполнитель обладает рядом неоспоримых преимуществ перед только педагогом – прежде всего преимуществом живого показа, реального примера, – однако в некотором смысле чистый педагог как бы представляет более цельную фигуру, его жизненная, профессиональная направленность более прямолинейна – просто потому, что ему, грубо говоря, никогда не приходится сидеть на двух стульях; он весь отдаётся ученикам и только ученикам и для себя ничего не требует. Если исполнитель слишком загружен педагогической работой, он каждую минуту сознаёт вред, который эта чрезмерная работа наносит его любимой деятельности – исполнительской. Если он от этого сознания и не работает хуже как педагог, то на его психике оно неизбежно отразится: нет-нет – всё чаще будут появляться в душе минорные тона…(…) Эти смутные чувства, к счастью, не возникают в душе «чистого» педагога. Один психолог сказал, что настоящий педагог расценивает себя всерьёз только с точки зрения учеников. Для исполнителя это немыслимо.[274]
Начинающие педагоги всегда много объясняют, не выделяя первоочередных задач.[275]
…Педагог никогда не должен быть скучным для ученика, …скучный педагог, какими бы знаниями он ни располагал, как бы ни старался, не сможет обеспечить правильного процесса развития ребёнка.
(…) Дети и так неохотно занимаются, а когда они встречаются ещё со скучным педагогом, то из этого ничего хорошего не может выйти.[276]
(Учить молодёжь) – работа очень интересная для музыканта.
Занимаясь с талантливыми учениками, порой наталкиваешься на такие вещи, которые может быть и не пришли бы тебе в голову, если б не учебный процесс. Ведь ученику надо уметь объяснить, почему ты считаешь верным данное решение, а не другое. Это заставляет логически осмысливать исполнительский процесс. Кроме того, молодые музыканты иногда интуитивно находят столь интересные интерпретаторские решения, да и технические элементы, что за этим любопытно наблюдать, а порой не грех и самому кое-что взять на вооружение. Так что я считаю, мой консерваторский класс – настоящая творческая лаборатория, в которой можно немало почерпнуть. В конце концов, думаю, может быть, мой музыкантский путь сложился бы менее интересно и менее значительно, если бы этой стороны жизни у меня не было.[277]
…Проблема в том, что сейчас великолепные педагоги большую часть времени находятся на гастролях, работают по контрактам за границей. Цельность учебного процесса от этого нарушается…Главное, чтобы музыканты (…) не воспринимали пребывание в стране как время между очередными зарубежными гастролями.[278]
Я очень люблю преподавать и хотел бы уделять педагогике больше времени, чем делаю это сейчас, занятый концертами. Артист на эстраде многое делает интуитивно, под влиянием момента, настроения, веления фантазии, – так и должно быть. Ученикам же нужно всё объяснять, а объяснение помогает мне самому. Не признаю показа для копирования – только может быть для того, чтобы подтвердить свою мысль Утверждаю: произведения, которые были разучены с учениками, получаются у меня на эстраде лучше, убедительнее и даже дольше сохраняют «свежесть первого открытия». Артисты, избегающие педагогики, неправы…[279]
Большинству из нас больше запоминается не то, чему нас учат, а то, как нас учат.[280]
Обучая – учимся.
Гиппократу приписывают изречение: «Когда врач не может принести пользу, пусть он не вредит»…При замене слова «врач» на слово «учитель» смысл этого высказывания полностью сохраняется.
В своё время Б. Шоу говорил: «Если у вас есть яблоко и меня есть яблоко, и если мы обменяемся этими яблоками, то у каждого из нас останется по одному яблоку. А если у вас есть идея и меня есть идея, и мы обменяемся ими, то у каждого из нас будет по две идеи».
Надо ли доказывать, что обмен профессиональным опытом и идеями между коллегами-педагогами не только полезен, но подчас и просто необходим в интересах дела?
Теория исполнительства призвана помочь музыканту, ищущему целесообразных и эффективных методов развития своего дарования. Тем более нужна теория педагогу, работающему с творческой молодёжью. Те, кто почитают одну лишь эмпирику, полагаются только на неё, во многом обкрадывают себя. Известно же, что нет ничего более практичного, чем хорошая теория…
Каждый человек имеет право на собственное мнение – при условии, что оно совпадает с нашим.[281]
Конец ознакомительного фрагмента.