Малыш
Открывает Алена свой барчик – а там ничего и нету. Ни коньячка, ни текилки, ни вискарика. Бар вынесли под ноль, и в этой голой зеркальной пустоте лежит записочка.
«Алена, когда ты будешь это читать, меня уже не будет…»
«Осиротел мой барчик, – загрустила Алена и вздохнула, – эх, Малыш, Малыш…»
Малышом звали последнего парня Алены, и предпоследнего тоже звали Малыш. Так получалось в последнее время – чем старше становилась Алена, тем моложе у нее были мальчишки, и каждого она называла Малышом.
Этому, что обчистил бар, недавно исполнилось двадцать один. Малыш! Когда Алена назвала его так в первый раз, он рассмеялся. Экземпляр был выше Алены на голову, за его широкими плечами она могла спрятаться полностью. Он подхватил ее на руки, легко, как пакет из супермаркета, и усмехнулся:
– Значит, я для тебя Малыш…
– Да, – Алена с ним бодалась, – и говнюк ты еще.
Парень был моложе Алены на пятнадцать лет, и что ей было думать, когда он высадил ее последний коньячок? Ругаться на ребенка? Обижаться на шалости? Алена зевнула и включила плиту. Выпить нечего – будем варить кофе.
В соседних квартирах запели будильники, на часах было шесть утра. В это время Алена только ложилась, она работала администратором ночного клуба, поэтому режим у нее был перевернут: ночью работаем, утром – спать.
Алена понимала, что для женского здоровья такая работенка не подарок. Малыш все время говорил Алене, по десять раз одно и то же повторял: «Бросай работу! Бросай свою поганую работу! Алена, дальше так жить невозможно, нужно все поменять».
Алена уходить из клуба не собиралась, она привыкла, организм приспособился к ночному режиму, ничего она менять не хотела и объясняла это Малышу настойчиво: «Не собираюсь ничего менять! Малыш! Ну, как же ты еще не понял! Мне моя жизнь нравится». И действительно, как она могла послушать мальчишку, который к тому же опустошил ее бар и даже граммульки коньячка ей не оставил, так что пить придется голый кофе.
Алена взяла свою чашку, у нее был постоянная черная чашка для кофе. Села в кресло. Кресло осталось от бывшего мужа, очень удобное, глубокое, выбрасывать было жалко. Закурила тонкую сладкую сигарету – давно привыкла к сладким – и прочитала еще раз глупое письмо, которое оставил ей Малыш.
«Алена, когда ты будешь это читать, меня уже не будет, я уехал в Фергану. Я решил, на фига мне все это надо, лучше прыгну с моста. Пусть меня похоронят рядом с бабушкой. Прости, Ален, я выпил всю твою текилу. Виски взял с собой, потому что мне очень плохо, не знаю, как сказать тебе, чтобы ты поняла, как мне плохо. ПЛОХО! ПЛОХО МНЕ! Буду бухать всю дорогу. Ехать три дня, так что ты еще успеешь мне позвонить. Если ты позвонишь, тогда все будет нормально. А если ты не позвонишь, тогда я прыгну с моста. В смерти моей прошу не кого не винить».
– «Не кого не винить»! – Алена заметила ошибку и с отвращением сморщилась. – Научила дурака – «не» с глаголом раздельно, так он теперь везде будет ставить «не»!
После этого письма ей стало скучно до изжоги, как будто она пришла в кино и обнаружила, что фильм уже смотрела и повторять не хочется. Алена взяла письмишко и примагнитила его к холодильнику.
Холодильник у нее, как прилавок сувенирной лавки, весь в магнитах из теплых стран. Каждую зиму на свой день рождения Алена уезжает подальше, отмечает свой праздник в отеле с чужими людьми, потом возвращается в наши холода и добавляет новый магнит в коллекцию на холодильнике.
Холодильничек у Алены веселый только снаружи, а внутри там грустно и пусто. Супчики, бульончики, домашние котлетки Алена считала баловством и обедала в кафешках. Готовить ей было некогда, но покушать она любила, тут уж ничего не поделаешь.
Когда появился Малыш, в холодильнике стало веселее. Малыш готовил, он умел делать настоящий туркменский плов. Сейчас бы после работы Алена скушала тарелочку с великим удовольствием, но, поскольку Малыша она разогнала, у нее опять началась сухомятка. Кусочек сыра, белая булка, на полминуты в микроволновку – вот тебе и завтрак.
Малыша Алена понимала, она ведь и сама была когда-то Малышом и тоже плакала, и точно так же, как Малыш, кричала: «Мне плохо! Плохо!» «С моста нет… С моста я прыгать не собиралась. – Алена припоминала смутно что-то далекое и удивлялась: – Неужели прошло столько лет? Даже смешно теперь… Неужели это я кричала «Умру без тебя! Мне плохо! Плохо! ПЛОХО!»?»
После завтрака Алена всегда ложится отдохнуть в своей темной зашторенной спальне и отключает телефон. А ей никто и не звонит с утра, все знают, до двух у Алены ночь.
И Малыш тоже спит. Малыш лежит в третьем купе на нижней полке, повезло Малышу. Он заворочался и скоро проснется от сильной жажды. Малышу снится горячий песок, целые горы сухого горячего песка, песочные карьеры за Ферганой, в которых он по детству искал золото. Малыш копает, копает, копает голыми руками и утопает в песке, песок скрипит у него на зубах, песок у него под рубашкой, и в глаза попадают колючие песчинки. Он моргает, плюется песком, ноги вязнут в рыхлом рассыпчатом месиве, а он все копает и копает. Во сне Малыш резко дергает ногой, потому что снится ему, что карьер сейчас рухнет, Малыш наступает в песок, нога проваливается в пустоту, поэтому и дергается.
Этой зимой Малыш оказался в яме в буквальном смысле, не во сне. Он целый месяц просидел в бетонной яме для осмотра машин, в мастерской у своего отца, и работал там в две смены, лишь бы не вылезать. А зачем? Что там такого интересного может быть на улице? На какие рожи ему пойти посмотреть? С кем разговаривать? Малыш не хотел никого видеть. В тот день, когда Алена ему сказала «Все, Малыш, пора прощаться», жизнь у него закончилась, и начались стандартные операции. В семь утра подъем, пописали, умылись, зубы почистил, штаники натянул, еду пожевал, маме спасибо сказал – и на работу, в яму. Ключ в руки – и гайки крутить.
Алена знала, что после их разрыва Малыш переживает. Иногда он звонил ей и спрашивал: «Ну неужели тебе меня не жалко?» «Все пройдет, Малыш», – отвечала она.
«А что он думал? – так она рассуждала. – На что надеялся? Всю жизнь порхать? Как обезьянка? Это норма вообще-то: сначала у тебя подъем, потом провал».
Клиенты заезжали на кронштейн, Малыш стоял перед машиной и показывал водителю: «Давай, давай, прямо, прямо, еще, еще». Он махал рукой, а перед глазами у него все расплывалось, слезы наворачивались неожиданно, в самый неподходящий момент. Малыш не видел, что бампер клиентской тачки в одной секунде от балки и сейчас ее точно зацепит.
Хорошо, что отец был рядом. Подходил вовремя: «Стоп! Приехали!». Девушки, те, что сидели в тачках, испуганно хватались за сердце. Они притворялись, кокетничали с отцом. Если бы хоть одна из них была похожа на Алену, Малыш бы это сразу заметил. Но после Алены все бабы казались ему страшными дурами, Малыш к ним даже не подходил, со всеми разговаривал отец:
Алена – жесть, она прикатила в сервис свою тачку, вписалась на подъемник четко с поворота и сразу заявила:
– Левая граната.
– Кто-то уже смотрел? – отец ее переспросил. – Откуда вы знаете, что левая граната?
– Я знаю.
– Давайте мы сначала все посмотрим…
– Некогда смотреть, мне завтра гнать на Сочи. – Она передала ключи и повторила: – Граната, колеса и масло.
Проверили, и оказалось, правда – у Алены полетела левая граната.
– Как догадались? – спросил отец.
– Я же слышу.
– Вот видишь, – он пошутил с Малышом, – девушка слышит, а ты не слышишь.
Алена отцу понравилась. Она его спросила, нет ли кого-то поблизости, чтобы помог отрулить полторы тысячи километров.
– Как же нету? – отец быстро сосватал ей Малыша. – Вот он, водитель. Подойдет?
– Подойдет, – согласилась она, – завтра, с вещами, в семь утра заберу.
В автосервис Алена заехала в июне, и до самого декабря у Малыша было счастье. Но вдруг зимой Алена навострила лыжи на Копаоник, отмечать с чужими людьми свой тридцать шестой день рожденья.
– Почему без меня? – этого Малыш понять не мог.
– Малыш, пожалуйста… – Алена не хотела объяснять, – будь умничкой, не порть мне вечер.
– Ты на съем, а я не порть вечер?
– Не груби, зая, не груби.
До поездки оставался месяц, Малыш надеялся, что успеет ее отговорить. Вот тут и обнаружилась одна проблемка. Оказалось, что время они с Аленой считают по-разному. Для Малыша декабрь – это целый месяц. У Алены декабрь – начало января. Малыш говорил: «Как же ты уедешь от меня на целых две недели?» Алена его поправляла: «Всего на две недели», планы свои она не собиралась менять.
Вот из-за этой ерунды они поссорились, поэтому Малыш и оказался на нижней полке в поезде. Он никак не мог пробудиться от кошмарного сна, ферганский карьер осыпался, завалил Малыша с головой, он пытался выбраться, сбивал ногами одеяло и плевался песком.
Предпринимал он!.. Разумеется. Малыш предпринимал попытки к примирению. Мириться пошел к Алене в клуб. Она подошла и прошипела: «Малыш, я работаю».
Малыш ненавидел эту работу. Из-за клиентов. Он понимал, люди хотят внимания, люди хотят обсудить свой досуг, и поэтому Алена присела к ним за столик. Это ведь непростые клиенты, это друзья клуба, важные люди, ФСБ или мэрия, все это Малыш понимал. Но ему показалось, точнее, он увидел, потому что в зале хотя и было темно, но Малыш не слепой, он прекрасно видел, куда этот «ВИП» потянул свои лапы. Малыш подошел и ударил клиента, припечатал его лицо в стол.
Ах, какая жалость, он подвел Алену! И подмочил репутацию всему заведению. К Малышу сразу подбежали охранники, выбросили его на улицу и там попинали немножко. «Не калечить», – Алена их попросила. Ей было некогда, она работала и поэтому не вышла посмотреть, как там Малыша «провожает» охрана.
Он повалялся, повалялся на снегу и придумал. Нет проблем: сейчас ловим мотор, срочно к Алене на квартиру, включаем газ, утром она возвращается, Малыш щелкает зажигалкой – и никуда она без него не поедет.
Ключи от квартиры Алена забрать не успела. Он сам однажды разозлился и спросил: «Ключи отдать?» Она усмехнулась: «Что, всё? Нервишки сдали?» Малыш оставил ключики, один плоский, маленький, другой ребристый, длинный, они все время были у него в кармане. Пока он тискал их пальцами, у него оставалась надежда – он сможет вернуться.
В прихожей Малыш разулся, отряхнул снег и прошел на кухню, включить газ. Газ он включил, умирать собрался, но зачем-то сунул в стиралку свои джинсы, грязные после битья ногами. Он включил машинку, открыл знаменитый Аленушкин бар, достал бутылку коньяка и пошел умирать. В спальню.
В этой спальне всегда были таинственные сумерки. Окна закрыты плотными шторами, только лампа ночная иногда включалась. Большая низкая кровать занимала почти все место, ее изголовье было отделано черной кожей, постель прикрыта мягким покрывалом в леопардовых пятнах.
Над кроватью во всю стену висели книжные полки. Наверху стояли большие иконы в серебряных окладах, а ниже книжки, книжки, книжки… Алена любила почитать перед сном сказочку, а как посмотришь, пробежишь глазами по корешкам – в жизни не уснешь, от одних названий. «Ведьмы Средневековья», «Колдовские эликсиры», «Колдуны и девы», «Полуночная ведьма», «Ведьмак-1», «Ведьмак-2», «Ведьмак-3»… Вся эта мистика стояла аккуратненько под иконами. Там же, среди бесячьей литературы, была коллекция мягких игрушек. Котята, зайки, мышки…
Когда Малыш попал в эту спальню впервые, все это показалось ему очень смешным.
– Маленькая девочка… – он улыбался, – и черти, и зайки у тебя на одной полке стоят.
Алена взяла ушастую рыжую зверушку, самую старую и затрепанную из всей коллекции.
– Знаешь, сколько лет этой мыши? – она показала ее Малышу. – Побольше, чем тебе! Мне подружка подарила, в третьем классе.
Малыш разглядывал игрушку. Мышь как мышь, как она вообще могла сохраниться, не потеряться за столько лет? У Малыша никаких раритетов не было, потому что его семья постоянно переезжала, раньше отец был военным. В детстве Малыш ломал игрушки и потом в лицо их не помнил, книжки брал в библиотеке, друзей из старой школы забывал и легко заводил новых. Алена была первой привязанностью, которую он захотел удержать.
У стены напротив кровати стояло трюмо, и на нем толпились флакончики с духами, духи Алена любила терпкие, сильные, почти мужские. Этот запах был и в постели, Малыш со временем тоже стал пахнуть этими духами, и сейчас он их чувствовал, запах газа уже доносился из кухни, но духов еще не забил.
Черные простыни, черные шторы, черные книжки, черные стрелки Алена себе рисует… Вамп, здесь живет женщина-вамп, все об этом говорило. Но ведь была еще и рыжая мышь, были иконы и старые фото в деревянных рамках, а там Алена с бантами в шелковом платье с карандашиками… Двойное дно, маскарад – это показалось Малышу интересным.
Конец ознакомительного фрагмента.