© Наталия Мадорская, 2017
ISBN 978-5-4490-1165-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Ах, мамочка!
Мария Викентьевна никогда не выходила к столу непричесанной и в халате. Вот и сейчас, сидя перед зеркалом в старинной оправе, она еще раз пригладила волосы и нервно дотронулась до небольшой кудельки волос на затылке:
«Шестьдесят два, конечно, не сорок. Но и не сто. И называть женщину бабулькой в любом возрасте бестактно. Но как растолковать это глупым соседям? Бабулька и бабулька! Впрочем, чего еще можно ждать от плебеев?»
– Мамочка! – услышала она голосок Ксении из другой комнаты.
– Иду-иду, мой дорогой! Иду, милая! – Мать просеменила по коридору и остановилась, пораженная, в дверях:
«Ах, как идет к русым волосам Ксенечки это скромное платьице с мережкой, и как вся она, освещенная летним солнцем, похожа на свекровь. Дворянских кровей была свекровь. Злее ее, прости Господи, не было».
– Что ты застыла, мамочка? – Сидя за столом, покрытым свежей скатертью, под своим портретом, нарисованным ее братом Кириллом, Ксения осторожно разливала кофе.
– Ничего, – сказала Мария Викентьевна и робко присела на стул.
«До чего хороши у Ксенечки глаза, – думала она, придвигая к себе чашку. – И взгляд голубой, холодноватый».
– Не находишь ли ты, мамочка, – ласково улыбаясь, спросила дочь через некоторое время, все заполненное звуками трапезы, по сравнению с которыми щебет воробьев на балконе мог показаться резким, – не находишь ли ты, мамочка, что пирожок нынче удался?
– Тебе все удается, мой дорогой! – гудок автомобиля под окном заставил ее вздрогнуть и бросить быстрый взгляд на дочь.
– Все потому, что тесто вышло неплохое, – все так же улыбаясь, продолжала Ксения, – а тесто, мамочка, – главное в пирожке.
Этот разговор, приятный обеим, наверное, затянулся, если бы не гудок, повторенный на этот раз дважды.
– Игорек ждет, – сказала мать.
– Я знаю, мамочка. Для мужчины это полезно – подождать! – Ксения приложила салфетку к губам, не торопясь, встала, и, выйдя на балкон, изящно взмахнула кистью руки.
…Увидев Ксению, Игорь заулыбался и пошел ей навстречу.
«В этой бабе, и правда, что-то есть! – думал он. «19 век, старик, – вот тебе крест! – вспомнил он слова Витьки-трубача, который их познакомил. – Поглядишь и скажешь: тургеневская Ася. Помнишь такую? Ася, но в бальзаковском, старик, возрасте».
«Мужчина солидный, – не в первый раз отметила про себя Ксения, взглянув на Игоря. – Полноват, но ведь ему за сорок. Зато это звучит – скрипач в филармоническом оркестре. Посмотрели бы на него наши дамы с работы. Впрочем, вряд ли он в их вкусе».
– Не люблю машины, – сказала Ксения, удобно устраиваясь на сиденье и с удовольствием вдыхая запах дорогой кожи.
Эту фразу она произносила каждую субботу, чтобы он не думал о какой-то корысти с ее стороны.
– Солнце печет уже с утра, – сказал Игорь, включая зажигание.
– Денек обещает быть неплохим, – милостиво согласилась Ксения.
– А как Вы спали? Что Вам снилось?
– Спала я хорошо, благодарю Вас, Игорек, – неторопливо начала она, – а снилась мне река…
«Это надолго, – обрадовался Игорь. – Как они все, и умные и глупые, любят пересказывать сны и свято в эту чушь верят».
Центр миновали удачно и, повернув на Приморское шоссе, влились в поток маниакально стремящихся за город машин.
Хорошо, что после Лахты на шоссе стало свободнее.
– На Щучье? – спросил Игорь, подъезжая к поселку Комарово, хотя прекрасно знал их обычный маршрут.
– Нет. Сначала к Анне Андреевне. – Строго поправила Ксения.
У могилы Анны Ахматовой уже стояли люди. Ксения положила на камень цветы, немного постояла, опустив голову, потом посмотрела на Игоря и тихо, только для него, продекламировала:
Сказал, что у меня соперниц нет
Я для него не женщина земная.
А солнца зимнего утешный свет
И песня дикая родного края.1
Писатели из рядом расположенного дома творчества, стоящие у могилы, с пониманием смотрели на нее, как бы принимая в свою кампанию.
Ксения немного помедлила, потом повернулась и быстро пошла к воротам: не проводить весь день на кладбище. (Писатели, наверное, с интересом глядели им вслед.)
…Игорь лежал на спине, опираясь на локти, и смотрел, как Ксения пробирается к воде, брезгливо обходя лежащих. «Королева, ей-Богу! И такое впечатление, что она никогда, ни с кем, и нигде! Ну, это уж ты, брат, хватил! У нас это, да, бывает, а у них – нет!»
Непонятно, как Витька на нее вышел. «Есть, старик, невеста по твоим запросам. Не знаю, правда, по твоим ли зубам.»
– Так, может, и не надо? – спросил Игорь, большой ценитель блицкрига.
Но на уговоры поддался. Какой там блиц! Осаде пошел пятый месяц. Сколько денег ушло на конфеты – букеты, сколько бензину на поездки по литературным местам!
Ксения подошла, аккуратно промокнулась полотенцем и села.
– Вода сегодня, по-моему, неплохая.
«Неплохая» – ее любимая мера всему. Никогда не скажет: холодная или теплая. А только так: неплохая».
«Ну, как к такой подберешься?» – Игорь вздохнул и решительно положил руку на плечо Ксении. – Не кажется ли вам, Игорек, – она деликатно освободилась от его руки, – что этот пейзаж немного напоминает Моне?
– Моне? – в панике подумал Игорь. – Его-то мне и не хватало!
Толстуха в сиреневом белье неожиданно появилась слева из-за деревьев и закрыла собой пейзаж Моне.
«Откуда у нас столько народу? – раздраженно подумала Ксения. – Куда не плюнь, везде народ! И почему они все время кричат?»
– Пойду искупаюсь, – сказал Игорь и, сделав несколько шагов, поравнялся с толстухой.
«Как они похожи! – удивилась Ксения. – У него такие же ручки и ножки, воткнутые в жирное тело. И такое впечатление, что он никогда, ни с кем и нигде. Впрочем, у них так не бывает. У нас – да, а у них – нет!» – Ксения вздохнула, и вдруг крики детей и взвизги женщин сначала стали тише, а потом пропали. Будто она была на острове, маленькая, беззащитная, одна.
«Как я всех ненавижу! – Она смотрела на Игоря в воде. – И его тоже! Но ведь только что было все хорошо? Наверное, меняется давление. Ну, так и есть!»
Откуда-то сзади, со стороны леса, подкрадывалась к озеру и к ней зловещая туча. Надо немедленно ехать! – мысленно приказала она и увидела Игоря, выходящего из воды.
– Что с вами, Ксения?
– Я хочу домой!
– Сейчас поедем, – сказал он.
…Машины, несущиеся по шоссе, казалось, уходили от преследования.
Как Вам наша поездка? – попытался нарушить Игорь тишину. – По-моему, день вышел удачным. А, Ксюша?
– Я не Ксюша, – отрезала она и потом молчала до самого дома.
У ворот она через силу ласково улыбнулась:
– Думаю, это была очень неплохая прогулка. Благодарю вас, Игорек.
Потом проворно вылезла из машины, и через мгновение платье с мережкой скрылось в парадном.
Игорь удивленно присвистнул, достал фляжку с коньяком и открутил пробку: облом требовал раздумий.
…Ксения чмокнула мать в щеку и быстро прошла на балкон. Машины уже не было. Она вдохнула резкий аромат цветов, что поднимался из палисадника, и немного постояла. Темнело на глазах: знакомая туча, лиловая посредине и серая по краям, уже висела над соседним домом.
«В последний раз», – прошептала Ксения. Она закрыла балкон, прошла на кухню, распахнула холодильник и стала быстро перегружать его содержимое в две сумки.
Мать, стоя в дверях, с ужасом следила за ней.
– Останься, Ксенечка! Я говорила с Кириллом. Он, как старший, тоже против!
– Скажи Кириллу – я уже не девочка, мама!
Потом, спотыкаясь, шла она, нет, бежала, между темных домов.
Остановленный паническим взмахом ее руки, частник прижал машину к «бровке»:
– На Гражданку? Со скоростью света, мадам!
Но Ксения не поддержала шутки: холодная противная дрожь сотрясала все ее тело так, что стучали зубы. «Скорее, – кричала она про себя. – Пожалуйста, скорее!»
У потрепанной пятиэтажки она вылезла из машины, сунула шоферу деньги, вбежала вверх по лестнице и остановилась у знакомой квартиры.
И сейчас же услышала, как обрушились на город потоки дождя.
За дверью раздавались тяжелые шаги и громкая ругань.
Ксения прислонилась к стенке и в блаженстве закрыла глаза.
«Ревнует!» – улыбалась она, прислушиваясь к раскатам мужского голоса. – Любит!»
Дверь сама собой распахнулась.
– Явилась! – Стоящий на пороге мужчина был небрит, ворот его несвежей фланелевой рубашки был расстегнут и обнажал немолодую шею с набрякшими жилами; темные глаза смотрели независимо и зло.
Он отошел назад, пропуская Ксению. Она поставила сумки на пол и ласково дотронулась до его худой щеки: «Опять печень?»
Но он грубо отпихнул ее в сторону и, подхватив сумки, ушел на кухню.
Ксения присела на стул у кухонного стола и вытянула ноги, чувствуя, как покидает ее напряжение долгого дня. Потом посмотрела на грязные занавески – надо бы замочить – на лампочку без абажура и мужчину, который быстро и последовательно извлекал из сумок цыпленка, зелень, хлеб, сметану, огурцы и – оп! – бутылку вина:
– Молодец, крошка!
«Почему мы, женщины, никогда не бываем такими несчастными?» – думала Ксения. А вслух между тем быстро говорила:
– Сегодня у нас в банке…
Мужчина, казалось, не слушал, он возился с бутылкой, которая не поддавалась, крыл матом всех и вся, и казалось, что под его зубами вот-вот хрустнет стекло. И, наконец-то! – темная жидкость полилась в стаканы!
Выпив свой залпом, он покосился на второй:
– Чего не пьешь? А, давай его сюда!
Этот стакан он пил не торопясь, смакуя, и Ксения смотрела, как разглаживается его лицо, и разгораются в глазах знакомые хищные огни. И под его взглядом возникала и захлестывала ее сладостная волна.
– Ну, что, Ксюшка? В банке до сих пор была? Ну, и кто тебя… сегодня в банке? А, Ксюшка? Первый менеджер или второй?
И слышал в ответ неприличный и счастливый смех Ксении.
… – Знаешь, почему ты ко мне липнешь, а, Ксюшка? – презрительно спрашивал он после, когда Ксения, опустившись на грязный пол, стояла на коленях, прижимаясь головой к его ногам.
Он надолго задумался, как бы подбирая приличный эквивалент для своей мысли:
– А люблю я хорошо! В этом все дело, Ксюшка! Никто, заметь, никто из баб не обижался, – добавил он, несильно дергая ее за волосы, но Ксения не воспринимала его слов.
«Не пара он тебе, доченька, не пара – Слышала она отчаянный крик матери. – Извини меня, дорогой! И Кирилл, Кирилл тоже считает, что в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань».
«Не можно, мамочка. Не можно, – твердила про себя Ксения. – Ах, как мне жаль, мамочка, что не можно!»