Герольды протрубили второй раз, и мы бросились друг к другу. Ноги вязли в песке, колючем от обломков мечей и красном от пролитой крови. Наши убитые лошади неподвижными грудами замерли в стороне. Зрители на трибунах ревели, размахивали флагами – белыми и оранжевыми. Белых было больше, и я с ожесточением выхватил меч. Держись, Белый Рыцарь…
Мы рубились уже второй час. Боль во всем теле успела стать привычной, легкие стальные доспехи, казалось, превратились в свинцовые. А беспощадное солнце упрямо висело в зените. Наш поединок не остановит ничто.
Вжик! Я слишком задумался и едва успел наклониться. Оранжевые перья с моего плюмажа плавно заскользили вниз, подсеченные его клинком. Видимо, вложив в удар последние силы, он опустил клинок, пробормотал, задыхаясь:
– Может, хватит? Так мы ничего не решим…
Я посмотрел на королевскую ложу, где неподвижно замерло лицо Прекрасной Дамы – надменное и непреклонное. Стадион затих, словно вслушиваясь в наши слова. Я покачал головой, перехватывая рукоятку меча поудобнее:
– Защищайся…
Он с воплем вскинул меч. Я тоже. Клинки столкнулись, и его меч, непобедимый, волшебный меч, рассыпался в пыль. Лицо соперника побледнело. Мужественный загар сползал с него на глазах. Прикрывая руками голову, он забормотал:
– Это нечестно, это колдовство… Поединок запрещает такие вещи…
Прекрасная Дама чуть заметно улыбнулась. Я рассмеялся:
– Ты сам виноват. Наложил на меч слишком много заклятий, вот он и рассыпался. Но…
Я отбросил свой меч.
– Если ты хочешь, то переиграем поединок.
С плохо скрываемым облегчением он кивнул, запустил руку за пластины доспехов, вытащил пластмассовый кубик модулятора. Искоса взглянув на меня, сказал:
– Учти, твой поступок ни к чему меня не обязывает.
Я не стал спорить. Ко мне вдруг пришла уверенность в победе, спокойная, твердая уверенность…
Мой соперник наконец-то выбрал одну из граней модулятора, прикоснулся к ней. С легким шумом стали рассыпаться трибуны стадиона, рыцарский замок вдали, холмы, поросшие густым лесом. Потом погасло солнце – словно задули свечу. И наступила темнота.
Звезда ползла по небу слишком быстро. И самое главное – изменяла направление полета, а уж этого не способен сделать ни один метеорит. Опустив гермошлем, я вышел в шлюзовую камеру. Через несколько секунд насосы откачали воздух, и я вышел на поверхность астероида. Оглянулся на оставленный мною купол – такой надежный и безопасный, такой уютный… И побежал по черной базальтовой равнине к полю космодрома.
Космоперехватчик был уже подготовлен к полету – автоматы залили в него горючее и прогрели двигатели. Он стоял на взлетной площадке, похожий на старинный истребитель, грациозный, серебристый, несущий смертельную красоту оружия. Я вспрыгнул на опоры, открыл люк, взглянул на ползущую по небу белую звездочку. Держись, белая звездочка…
Первые минуты боя не принесли удачи ни мне, ни ему. Да, я всадил торпеду в правый двигатель его новенького корабля. Но соперник смог пережечь мне лазерным лучом блоки ориентации, и я вел теперь истребитель почти вслепую. Не знаю, чем бы все это кончилось, не соверши он непростительнейшей оплошности: для лучшего прицеливания соперник снял со своего корабля защитное поле. Этот шанс я не упустил. Двигатели моего верного перехватчика показали все, на что были способны, – корабль соперника вырастал на глазах. Только не подумайте, что я шел на таран, вовсе нет, я не самоубийца. В последнюю секунду я затормозил, гравиприсоски сблизили нас вплотную, и абордажные автоматы выжгли в его броне люк. Выхватив бластер, я протиснулся в еще горячее отверстие. Мы сойдемся лицом к лицу, пилот…
Услышав мои шаги, он вскочил из-за пульта. Но я выстрелил первым, и бластер в его руке разлетелся горячими брызгами.
– Тебе не пройти к ней, – наслаждаясь своим торжеством, сказал я. – Стоило бы тебя прикончить, да ладно. Ты и так проиграл.
– Нет, – тихо ответил он, и я заметил в его пальцах модулятор. Не колеблясь ни секунды, я нажал на спуск. Но он уже включил переигровку. Бластер исчез из моих рук, стальные стены корабля начали таять. Еще мгновение – и пришла темнота.
Мой удар бросил его на журнальный столик. Зазвенели бьющиеся бокалы, зачмокала вытекающая из опрокинутой бутылки жидкость. Я подул на кулак и огляделся. Небольшая, довольно уютная комната. В углу работает телевизор, за окном – рекламные огни какого-то города. А у дверей, молча наблюдая за нами, стояла Она. Я подошел и взял ее за руку.
– Тебе лучше было бы подождать внизу. Но, впрочем, мы уже поговорили.
– Нет, нет… – забормотал он, роясь в кармане.
Но тут заговорила Она:
– Действительно, мальчики, хватит.
Очень медленно соперник поднялся с пола. Беспомощно улыбнувшись, выключил модулятор. И темнота упала на нас в последний раз.
Мы были в модуляционной комнате городского семейного центра. Я и Он – в креслах, с надвинутыми на лица гипношлемами. Она стояла у окна. И, увидев ее взгляд, я понял, что победил. Снял шлем, подошел к сопернику. С невольной жалостью похлопал его по плечу:
– Вставай.
Он вылез из глубокого, как пропасть, кресла, стараясь не смотреть ни на нее, ни на экран, где только что проецировался наш поединок. Выдавил из себя:
– Пусть у вас все будет хорошо… Желаю счастья…
Ничего не ответив, мы вышли из комнаты. Она крепко держала меня за руку, и я чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.
– Ты… такой смелый. Такой сильный… – Ее голос задрожал. – Я так рада.
Мы шли по улице, а вокруг нас кипела привычная жизнь двадцать первого века. Автоматические такси осторожно объезжали нас, когда мы переходили улицу, двери магазинов услужливо открывались, стоило лишь к ним приблизиться. Потом мы сели в электроллер и поехали домой. Я стоял, небрежно держась за поручни, непоколебимый, как скала, лишь чуть-чуть покачиваясь от толчков машины, уверенный в себе, как древний рыцарь, как космодесантник двадцать первого века, как горожанин двадцатого. Она доверчиво держалась за мое плечо. Когда мы подъезжали, сказала:
– У меня с ним ничего и не было. Правда.
– Я верю, – прошептал я. – Но поговорить с ним по-мужски было все-таки необходимо.