Глава 3
Воскресенье. С утра мы пьем чай и едем за детьми к маме. Мама счастлива, что мы приехали вместе, она радуется и шутит. Они даже переглядываются с Идой, странно. Я все вижу, они что-то замышляют.
– А мы делали уроки с бабой, – хвастается Сара и несет мне тетрадки. – Вот!
Я ложусь на пол, на мягкий белый палас, и дети наваливаются, наседают на меня.
– Во-о-от, палочки, – Сара тычет пальчиком в кривулины.
– У тебя палочки кривые, они танцуют у тебя, а? – смеюсь я. – Смотри, ну смотри.
– Да-а-а! – Сара откидывает волосы со лба и тоже хохочет вместе со мной. Патрик играет, гудит и водит по мне машину.
– Миша, пора научить Павлика выговаривать свое имя, ну что вы его превратили в Патрика.
– Мама, ну он сам назвался и ревел, если мы убеждали его что он Павлик. А кто его учил упорно букве «Р», не ты?
– Ну я, – мама пожимает плечами.
– Ну вот, попалась с поличным, да научится, мам, всему свое время.
Раздается звонок в дверь, и я слышу голос Дины.
– Здравствуйте! Здравствуйте! – здоровается она с мамой и с Идой. – Ой, у вас гости, я зайду в другой раз.
– Да что ты, Дина, говори, что хотела, – настаивает мама.
– Вы знаете, извините, мне нужна мужская сила, буквально на пять минут!
Мама появляется в зале,
– Миша, помоги Дине, ей там что-то надо, ну, иди быстро, да поезжайте домой.
– Ну-ну, – я встаю со вздохом с паласа и выхожу вслед за Диной. Я поднимаюсь за ней по лестнице, Дина больше, чем нужно, виляет задом и поправляет волосы. Мне смешно, но я сдерживаю улыбку.
Она молча несет мне молоток и гвозди, вешалка лежит на полу в прихожей, тут выдраны куски цементной кладки.
– Ну как ты так, Дина, у тебя кто-то хотел повеситься на этой вешалке? – смотрю на нее вопросительно. – Тут одним гвоздем не отделаешься, здесь надо капитально заделывать.
– А я не спешу. Можешь приехать сегодня и сделать? Ну некому мне помочь, Миша-а-а-а, – говорит Дина плаксивым голосом.
– Позвони в контору, закажи мастера, – медленно говорю я.
Дина стоит, опершись о косяк двери, и смотрит на меня преданными глазами.
– Ну почему я? – довожу я девушку, глядя в упор в ее глаза, из которых вот-вот брызнут слезы. – Почему я?
Повторяю вопрос и подхожу к ней вплотную. Она поднимает глаза и на ресницах у нее дрожат слезы. Она не лезет ко мне, и мне это нравится, но мне не нравится, когда женщины плачут.
– Ну хорошо, я приеду сегодня, если ты так хочешь, и сделаю тебе эту чертову вешалку раз и навсегда.
Она радостно кивает головой, а по ее щекам часто-часто бегут слезы. «И откуда у них только берутся слезы», – думаю я, спускаясь по лестнице.
– Быстро ты! – восклицает мама. Наши все в сборе, и мы едем домой.
Дети спят. А я одеваюсь и еду к Дине, темнеет рано, паркуюсь на другой парковке, которую мама не видит из окна, и поднимаюсь по лестнице.
Она ждет и открывает дверь, едва заслышав мои шаги.
Я принес инструменты и всякую мелочь.
– Переоденься, вот – она протягивает мне трико и майку, испачкаешься.
– Пожалуй, ты права.
Впервые прохожу дальше прихожей. Уютно. Раздеваюсь до плавок и пытаюсь напялить трико, которое мне не лезет.
– Ой, подожди, я сейчас поищу что-нибудь другое, побольше.
Усаживаюсь на диван и представляю ситуацию со стороны: сижу в чужой квартире в одних плавках, причем разделся не для секса. Раздается звонок в дверь. Встаю и иду открывать.
– Дина! – у мамы округляются глаза и лезут почти на лоб, а на меня нападает смех. – Мишка, ты что тут делаешь?
Я ловлю маму за плечи.
– Кто отправил меня помочь соседке с ремонтом, не вы с Идой?
– А, а почему ты в таком виде? – заикается мама.
– А что мне делать ремонт в чистых брюках и рубашке?
Тут появляется из спальни Дина с ворохом каких-то спортивных штанов.
– Вот! – она бросает их на диван и сдувает волосы с глаз, – Вот, не подходят ему.
Она смотрит и говорит извиняющимся тоном.
– Так что же ты, Миша! У меня есть и спортивки твои, и майка, я сейчас
И мама идет к двери, но притормаживает на выходе.
– Да, я что пришла, Дина, включай скорее телевизор! Там по нашему коллективному заявлению коммунальщики отвечают! Я сейчас, – и мама исчезает в проеме двери.
Мы сидим и смотрим телевизор, обернулась мама быстро с моими спортивными брюками и майкой. Я одеваюсь, а они с Диной обсуждают выступление руководителя их коммунальной службы: и не смотрит он на людей, и запинается, и уходит от ответа.
Ну ладно, я беру инструменты и приступаю к ремонту. Дрель, чопики, вкручиваю шурупы, затираю, замазываю – вешалка на месте.
– Все, готово.
Дина хватается за метелку и прибирает в прихожей, я снимаю трико и майку и отдаю маме в стирку.
– Миша, а ты давай, быстро домой! – мама хлопает входной дверью.
А я иду в ванну, стряхивать пыль. Дина стоит за моей спиной и держит полотенце, она предлагает мне принять душ, я смотрю в зеркало и, смахнув осевшую пыль с головы, лезу под горячий поток воды и задергиваю шторку.
Растираюсь полотенцем и, намотав его на пояс, иду искать свою одежду.
– Я здесь! – Дина кричит из спальни. – Посмотри, как я кровать оформила балдахином, оцени!
– Нормально – соглашаюсь я.
– Ну иди, полежи, смотри как все изнутри выглядит.
«Можно дома так же сделать», – думаю я, укладываясь на кровать. Дина задергивает кружевную ткань и становится уютно и сумеречно, только поблескивает мерцающий свет светильника.
– Ну как? -заглядывает она ко мне.
– Угу.
Я устал, мои плечи слегка ломит. В тот же миг я почувствовал сухие и теплые ладони Дины на моем теле, она гладит и растирает мне грудь, словно угадала, я повернулся на живот. Дина массирует мне плечи, шею, я зажмурился, как кот, которого чешут за ухом, горячая волна пробежала по телу и мышцам.
– Твои плавки стираются в машинке на кухне, – говорит между делом Дина.
– Что-о-о? – поворачиваюсь я к ней вполоборота.
– Да это быстро, я их сейчас закину в сушку.
И она уходит проверить машинку-автомат, а я лежу тут в одном полотенце, закинув руки за голову и начинаю уже засыпать.
– Ну все, они уже сушатся.
Дина прилегла рядом, и ее грудь «случайно» оголилась и высвободилась из-под халата. Грудь у нее крепкая, не большая и не маленькая, с легким загаром. «Должна помещаться в мужской ладони», – отмечаю я про себя.
– Ну где там моя одежда? – я растираю лицо руками. – А то я сейчас усну!
Поднимаюсь и достаю плавки из сушки – они высохли. Я одеваюсь, она ходит около.
– Миша, останься, пожалуйста, я тебя очень прошу!
– Извини, не могу. Мне надо идти.
Дина загораживает входную дверь.
– Все ясно, не могу – это значит не хочу. Спасибо тебе большое за вешалку, Миша, ты ее крепко сделал, она не оторвется, и, значит, ты больше не придешь, – делает Дина логическое заключение.
– А что поделаешь, – развожу я руками. Спасибо за массаж, – улыбаюсь я, наклонившись к лицу Дины, и легонько отстраняю ее за плечи от двери.
– Миша, не спеши, еще только пять минут подожди, уже поздно, и жена тебя так и так будет допрашивать, где ты был, так что…
– Не будет.
– Она у тебя не ревнивая?
– Нет.
– А она…
– Дина, я ни с кем не говорю о жене, никогда, извини.
Я решительно и осторожно отодвигаю грустную Дину, открываю дверь и быстро спускаюсь вниз по лестнице. И вообще, где все мужики в нашем городе, когда тут столько одиноких женщин!
Ранее утро, серо, пасмурно, я приехал в автосервис.
Герман вваливается в контору и стаскивает с себя куртку.
– Привет! Ах, сегодня мне такой сон приснился и, как назло, уже под утро. Такой расклад крутой: она, я, и все на мази, и только я с ней уединился – ни раньше ни позже будильник затрещал. Во сне такая же история, как и в жизни, ну что такое, а?
– Карма, Герман, это карма, как пить дать! – говорит Степаныч и разводит руками.
– Да брось ты, какая карма? Вон, Михаил, небось, свое не упустит – Герман смотрит в мою сторону.
– Упускаю, Герман. Бывает, – говорю я с самым серьезным видом.
– Да брось ты, Михаил, заливать, так я тебе и поверил. Пошли, еще успеем чаю хлебнуть перед запаркой.
– Ну как с ними, как подъехать к женщинам? – рассуждает Герман с унылой физиономией.
– Да все гениальное просто, – говорю я с видом знатока, отхлебывая горячего чая. – Ты же водила, Герман!
– Ну? – Герман подсаживается ко мне поближе.
Саня, Илья и Петр принесли по кружке чая, навострив уши, они зашли в контору друг за другом.
– Ну, раз водила, с машиной-то знаешь, как обращаться?
– Знаю. Эк, куда хватил, а причем здесь женщины? Хм.
– Ну и с женщиной, Герман, так же надо: поймать искру. Если между вами пробежала искра – все, лови момент, а без нее никак. Ее надо предварительно хорошенько разогреть. Потом вставляешь ключ зажигания, сцепка, а потом плавно, не дергай, начинай с первой скорости. Потом вторую и переключай по возрастающей.
– Ну да, что-то в этом есть, – задумался Герман. – Давай мастер класс проведем! Мужики подхватили тему, и Герман уже развеселился вместе со всеми.
– Тренируйся, Герман, что тренируешь, то и развиваешь.
– Ага, Герман, слышь, – Степаныч хлопает его по плечу, – разогревай хорошо, но смотри не перегрей, а то закипит.
– Закипит – зальем! – заржал Герман.
– Ну Мишка, – Степаныч вытирает платком глаза, от смеха слезой прошибло, – ну выдал. Ну все, пошли работать.
Обед. Мужики опять в теме.
– Слышь, ну влюбился мужик и все, на жену смотреть не может, каждый вечер наряжается – и из дому, только его и видели, – Петр редкий рассказчик. – Причина? Появилась другая, вот и все, что тут гадать, думать. Скандалы начались, ну и пошло. Жена к нему на работу, там его пропесочили, а он домой и жену отлупил. Детей забыл начисто. Моя говорит: «Ну какого мужика когда дети удержали?». Жена тоже не отступает, караулит его везде, а он совсем жену возненавидел. Ну кто в таком деле разберется? Моя с ней в подругах, соседи наши, ну а теперь день через день разборки слышим.
– Что ж, столько с женой жил и возненавидел? – удивляется Герман.
– Чужая душа – потемки, – Степаныч вздыхает. – Ну он тоже хорош, мужик, а развел цирк. Мог бы как-то разобраться между женщинами, дети ведь тоже страдают. Тут или разводиться и уходить насовсем, или там оборвать, а что туда-сюда вихляться. Вот тебе и треугольник. Хотя бывает и тупик.
«Из тех, что женщин никогда не видел, а тут женщина в руки попала, и все, снесло башню», – думаю я и молча слушаю рассуждения мужиков.
Ну мало ли, сведет случай с женщиной, бывает и заносит, пожар пробежит снизу, и все, мозги отключаются на время. Жену бить – последнее дело, но каждый сам выбирает себе дорогу по которой идти по жизни.
Стало мне грустно на душе. Люблю я женщин, но не специально же выбираю и не всех подряд. Бывает момент, когда между нами та самая пресловутая искра проскакивает, сам не знаю, как получается, на автомате, что ли? Я об этом не задумывался еще. С глаз долой – из сердца вон, живу настоящим моментом, упрощаю, а не заморачиваюсь. А бить-то зачем? Как там? Ласковый теленок… В общем, везде успевает, ему везде хорошо. «По-моему, правильно делает», – пришел я к окончательному выводу.
– А вы тут, Петр, ничем не поможете им, посочувствовать можете, только и всего, – говорит Илья.
– Да в том-то и дело, – соглашается Петр. – Только от их скандалов устали, живем через стенку.
– Ну да, милые бранятся, а соседи тешатся, – пошутил Илья.
– Если бы, – хмыкнул Петр.
– «Весь мир – театр, а люди в нем – актеры», вот ведь говорится-то не зря, – Степаныч крутит в руках папиросу. – Все это, мужики, шелуха, а тыл – это семья, и если тыл надежный, то жить можно смело, и есть смысл жизни, что ли. А разрушить это недолго, но собрать потом невозможно. Факт!
– Не, ну ладно ты, гуляй, как говорится, себе на здоровье, но зачем жену-то бить? – не унимается Герман. – Гуляй себе потихоньку. А надоела жена, допускаю, развернись и уйди к едрене фене, – резанул он ладонью воздух.
– Это жизнь, а от нее не спрячешься – она сама расставит все на свои места, вот так, – сказал Степаныч и взялся за работу. – Все, пошли по местам.
Длинный день сегодня получился рабочий, уже совсем темно, хоть глаз выколи. Пора и по домам.
Зимнее утро. В этом году навалом снега, морозы жмут. Свежо на улице, хорошо, вышел в магазин за сигаретами – снег скрипит под ногами, такой чистый искристый. Шапка на затылке – армейская привычка, тулуп нараспашку – магазин близко. Народу много, стоять в очереди из-за пачки сигарет неохота. Ищу мелочь по карманам, чтоб без сдачи – и к кассе. Ну вот, теперь можно и покурить на свежем воздухе, а то уши «опухли» без курева. Антон прав: спорт и курение несовместимы, надо подумать об этом.
– Михаил, ты? – какой-то крутой парень выпрыгивает из «Мерса» и летит ко мне на всех парусах…
– Вадим! Вот это встреча! Ты откуда? Тебя не узнать, а мне сказали, ты за бугор укатил.
– Было дело! А я тебя ищу, заехал к Антону, он говорит, ты мобилу не держишь. Ты вообще как на связь выходишь?
– Меня все сами находят в «Сервисе», в центре.
Я рад Вадиму, столько не виделись.
– Вадим, давай ко мне, здесь рядом.
– Нет, у тебя семья, да и без предупреждения, так не делается. Я привык заранее договариваться.
– Да ладно, у нас можно без церемоний, тут тебе не Европа.
– Нет, Миша, давай договоримся надежно, и чтобы время было. У тебя выходные когда?
– Выходные у меня прямо сейчас и завтра, а так я все время при делах, то в Сервисе», то знакомые с машинами на части рвут.
– Ну поехали тогда ко мне на квартиру, я один.
– А семья?
– Нет здесь никакой семьи, Михаил, поехали, я пока квартиру арендовал. Мы сели в машину и поехали в центр.
– Ничего домик, ты еще и квартиру крутую снял.
– А то! Подъезд, консьержка, лифт, мы на пятом этаже.
Мы организовали стол.
– C самого дембеля не виделись, Миша.
– Пять лет.
– Годы летят, ну что, давай за встречу!
Воспоминания нахлынули армейские, Вадим принес дембельский альбом.
– Представляешь, всюду его с собой таскаю. А твой где, живой?
– А как же! Дома. Придешь – посмотрим. Время двадцать четыре, – поднимаюсь с места, – я отчаливаю.
Вадиму с утра по делам, а так бы на несколько суток хватило разговоров. Только вышли на улицу, машина подъезжает.
– Такси надо, мальчики?
Не подаю вида и не могу понять, откуда здесь Луиза?
– Да-да, вот деньги, – Вадим обнял, крепко пожал руку. – Миша, я не прощаюсь!
Я кивнул, сел на заднее сиденье, и мы поехали.
– Попался? – торжествует Луиза. Не ожидал?
– Честно? Нет, никак не думал увидеть тебя здесь и сейчас.
– А я тебя давно жду, уже думала, что не смогу дождаться, чуть не примерзла насовсем. Сейчас отогревать будешь.
– Луиза, подожди, останови машину.
Луиза тормозит и поворачивается ко мне.
– Миша, ну в чем дело?
– Луиза, такой расклад: я сейчас ловлю такси и еду домой. Подожди, не возражай, – я глубоко вздохнул. – Ты просто застала меня врасплох.
– Нет! Нет и нет!
Луиза срывается с места и на большой скорости едет вперед. До ее дома мы едем молча. Она медленно заезжает на парковку и глушит мотор. Затем открывает дверцу и пересаживается ко мне, она начинает целовать мои глаза, губы, брови, шею.
– Миша! Я с ума схожу, я не могу тебя дождаться, ну куда ты постоянно исчезаешь?
– Луиза, что ты делаешь со мной.
Я прикрываю глаза, от ее поцелуев и объятий начинаю заводиться. Она перекидывает ногу и садится ко мне на колени, лицом к лицу, прижимается ко мне вплотную.
– Миша, я согласна быть с тобой, где угодно, мне все равно, лишь бы быть там, где ты!
Она продолжает целовать, гладить нежно мое лицо, плечи…
– Лу-и-за, – говорю я, – вызови мне такси.
– Миша, поздно, какое такси, пойдем домой.
Мы сидим на кухне и пьем свежезаваренный чай. Луиза затопила камин, огонь ярко пылает в нем, жарко потрескивают дрова.
Тихо. Тени от пылающего огня разливаются по комнате. Сумеречно и уютно. Я сижу на диване и смотрю на Луизу, она счастлива. Луиза снимает платье, на ней нежное кружевное белье, черные прозрачные чулки, я не могу оторвать взгляда, она раздевается медленно и снова увлекает меня, она чувствует это и дразнит. Если бы жены заводили так мужей дома. Предвижу град негодований, массу аргументов, причин и препятствий: усталость от круглосуточной работы, дом, семья, дети, стирка, уборка и все это на первом месте, а муж снова на последнем. Скажу честно, женщина всегда должна радовать глаз, это на первом месте, а чистота в доме – в пределах разумного. Ты лучше переверни дом вверх дном, но приласкай мужа, дай ему любви! Иначе рискуешь остаться в идеальной чистоте одна.
Я рассматриваю ее и прикрываю глаза, я не могу больше сдерживаться. Подхожу к ней и начинаю обнимать, она тащит меня в постель. Чувствую, за время разлуки Луиза была одна, об этом говорит ее тело, оно полно до краев желанием, ловит каждое мое движение: «Возьми». Ее удивительный аромат тела, я хочу вдыхать его, мои мозги давно в отключке. Играют только гормоны – дирижеры жизни, плюс спиртное добавляет своеобразный резонанс.
«Она моя», – мелькает в голове. Я нахожу ее, ждущую изо всех сил, и иду нежно, до самого предела. Мы растворяемся в безвременьи. В сумерках под звездами.
Я не знаю, что с нами происходит, не задумываюсь. Наверное, нужно что-то сказать. Но утром я выхожу на улицу, ловлю такси и еду на работу.
Понедельник день тяжелый. Мороз жмет, как и положено. Мужики уже почти все в сборе, зевают, после выходных всегда так, надо включиться в работу.
– Мороз сегодня, тридцатник! – встает и потягивается Герман.
– Самое время на печке отлеживаться, – подхватывает Степаныч. – Знаешь, раньше печки были, ох и тепло на них было, все кости насквозь прогреешь.
– Да, теперь на печках не погреешься – смеется Герман.
Я грею ладони о кружку с горячим чаем и впервые вспоминаю Луизу, чувствую аромат ее тела.
– О чем мечтаешь, Михаил? – спрашивает Степаныч.
– О женщинах, о чем же еще мечтать, – подхватывает Герман. Я согласно киваю и усмехаюсь, Герман, как всегда, прав. Допиваю чай, и идем работать.
Только успеваем принимать заявки на ремонт. Мороз: все, что должно было «полететь», – «полетело».
За работой отвлекся, и все встало на свои привычные места. Я уже не вспоминаю о Луизе.
В обед все отогрелись и травили байки, мужикам только дай поржать на разные темы. Степаныч, как всегда, заводила.
Тщательно моюсь и долго стою под горячим душем. Герман сегодня спешит куда-то, на свидание, что ли?
Герман как будто услышал мои мысли.
– Вот, в самые трескучие морозы вроде наклевывается мероприятие. Познакомился с одной женщиной, и между нами самая настоящая искра пробежала, аж дрожь по телу пошла! Все точно, как ты говорил, так оно и есть. Женщине, небось, холодно одной в постели зимой, – делает шутливый вывод Герман. – Пожелай мне удачи, Миша.
– Технику безопасности соблюдай, – говорю я ему. – Не жена она тебе еще, резина у тебя есть?
Герман соображает, подняв брови.
– Не на машину, Гера! – смеюсь я.
– А, это? Обижаешь, я в полной боевой готовности.
Герман стремительно скрывается в раздевалке. Пора и мне домой. Уже поздно.
Еду. Шагаю по лестнице, открываю своим ключом дверь. И вот я дома. В прихожей горит свет. Из комнаты выходит Ида.
– Ты чего не спишь? – улыбаюсь я и смотрю на нее самым приветливым взглядом.
– Садик закрыт из-за морозов, и мы дома. Мне пришлось взять отгулы на работе, – говорит Ида.
– Понятно. Достаю из кармана пачку денег и отдаю ей.
Прохожу на цыпочках в спальню, смотрю на детей. Они спят. Я всматриваюсь в их лица и выхожу из детской, осторожно прикрыв за собой дверь.
– Ида, ты иди отдыхай, я сам найду, что поесть.
Включаю чайник. Ида уходит в спальню. Я ем бутерброды и смотрю на улицу в кухонное окно.
В душе я благодарен Иде очень за молчаливые «упреки». Если учесть, что я вышел за сигаретами в субботу утром, а вернулся в понедельник, после работы. Мою чашку и выключаю свет. Хочу лечь в зале на диван, чтобы не тревожить Иду, но понимаю, что она не спит. Захожу в спальню и ложусь в постель. Ида подвигается ко мне как можно ближе.
– Горячий, – шепчут ее губы.
– Замерзла?
Я обнимаю ее, и она согревается в моих объятьях. Ида положила голову мне на плечо и пригрелась. Она спит, а я (такого еще не было) не могу уснуть. Я держу Иду, как ребенка, и у меня в душе разливается теплое и нежное чувство. Думаю: «Она тут у меня совсем замерзла одна». И засыпаю. Нам жарко вдвоем, под теплым одеялом.
Всю зиму не отклоняюсь от маршрута «работа – дом». Ида заметно повеселела. Вожу детей в сад и, когда удается закончить работу пораньше, забираю их из сада. Заезжаю сегодня на работу за Идой. У нее там малинник – швейное производство, одни женщины. И за словом в карман не лезут.
– Ида, ты где такого красавца отхватила? И молчит, главное! Дай адресок, где такие водятся.
Я слушаю с улыбкой, рассматривая девчат.
– Может, брючки сошьем мимоходом, а? – подошли поближе двое, прыснули от смеха и зарделись румянцем.
– Пойдем, – Ида готова к выходу, – а то произвел здесь фурор за две минуты, – сказала она, улыбаясь.
– Почаще заходи за женой, хоть на красоту посмотрим! – развеселились женщины.
Мы вышли на улицу и пошли к машине.
– Весело у вас, – заметил я.
– Да, одиноких много, незамужних, – вздыхает Ида. – Вот девчонки и развлекаются.
«Вот куда надо отправить Германа „на практику“», – мелькает веселая мысль.
Мы сидим и курим после обеда. Наш сервис тоже не стоит на месте, развивается, с учетом пожеланий клиентов. Степаныч обсуждает с нами усовершенствования в сфере ремонта и обслуживания автотранспортных средств. На самом деле, просто обсуждаем дела нашего сервиса.
Заехал Вадим и к Степанычу.
– А не отдадите мне вот этого молодого человека насовсем?
– Кого? Михаила? Не-е-ет, ни за какие деньги, он у нас лучше любого компьютера по диагностике. Было дело, как-то три дня судили да рядили, что с машиной, все перепроверили. Мишка пришел: «Заводите!». Послушал и не глядя: «То-то и то-то». А cам переодевается. Ну ты подумай, три дня искали причину. Мы ему за это все прощаем, любые выкрутасы, – заговорщицки подмигивает мне Степаныч.
– Вот это я и хотел услышать! – смеется Вадим.
Несколько раз встречались с Вадимом, я был нужен ему по бизнесу. Он занялся автозапчастями. Мы заключили договор по поставкам на заказ. Решили сотрудничать, как два индивидуальных предпринимателя, у каждого свой бизнес. «Дружба, основанная на бизнесе, лучше, чем бизнес, основанный на дружбе». Вычитали у Джона Рокфеллера. По-моему, так оно и есть. Вадим изменился, жизнь за границей оставила на его привычках и манерах заметный отпечаток. Говорили с ним про заграничную жизнь – везде живут люди. Что-то у них лучше, что-то у нас. Вадим говорит на эту тему неохотно, но я твердо уловил, душой он рвется сюда, в родные места, где вырос. Хотя ко многому он очень привык там.
Вадим уверен, его поймут с полуслова те, кто сам жил за границей и никогда не поймут те, кто не жил там. Поэтому он не любит рассказывать и тем более кому-то что-то доказывать. Пусть каждый думает, как хочет. Вадим ничего бы не потерял, если бы не уезжал, но благодарен за новый опыт. Всегда интересно увидеть мир с обратной стороны, – все познается в сравнении.
– Понимаешь, Мишка, ты никогда не оценишь свою страну, пока не поживешь в чужой. Оценка может быть какой угодно, суть уже не в этом.
Мы занимались с ним бумажными делами, ездили в налоговую.
В выходные поехал к Антону, тренажерный зал закрыт, пришлось ехать к нему домой. Дверь открыл сам Антон, обрадовался, только стоял и мялся, не мог в квартиру пригласить.
– Антон, кто там? – раздался голос Ларисы из глубины квартиры.
– Это ко мне, друзья, – ответил Антон.
– Какие еще друзья? – а это, видимо, подала голос теща.
– Давай выйдем на улицу, – предложил я.
Антон вышел через несколько минут. На лавочке долго не посидишь: зима не лето. Со мной еще Игорь, тоже учился в нашей школе. Игорь предложил зайти к нему домой. Антон хотел было подняться то ли спросить, то ли предупредить, чтобы не теряли, но махнул рукой. И мы попылили к Игорю, его дом через пару дворов. Музыку послушали, поговорили и поехали тренироваться. Антон открыл нам тренажерный зал, потренировался с нами и помчался домой, так как Лариса звонила ему часто и он отходил с телефоном в сторонку разговаривать. Убегая, сказал мне, чтобы завтра закинул ему ключи домой.
– Антоху не узнать, – поежился Игорь. – Жена прессует с тещей!
– Бывает – соглашаюсь я.
С утра перед работой заехал к Антону, завез ему ключи от качалки. Он открыл дверь и пригласил:
– Проходи Миша, садись, я сейчас. Вместе выйдем.
Он быстренько одевался. А я присел на диване.
– Антон! Вы что, по всей прихожей обувь расставили? Можно же поставить аккуратно! – Лариса вышла из ванной.
Теща выплыла в халате из спальни, кивнула мне и поплыла на кухню.
– Да мы сейчас уже убегаем, – ответил Антон.
– И сколько раз я тебе говорила, не складывай посуду в раковину! – раздался раздраженный голос Ларисы из кухни.
– Киса, я тороплюсь, извини, – откликнулся Антон из комнаты.
– А ему что в лоб, что по лбу. Говори не говори – все едино, – присоединилась теща.
– И не задерживайся там! Не заставляй меня сто раз тебе звонить! – Лариса явно была не в духе. Или это ее обычное состояние.
– Хорошо, Киса, я понял – торопливо ответил Антон.
– Иди сюда!
Антон пошел на кухню.
– Что ты понял, ты меня даже не слушаешь, все мои слова пролетают мимо! – нервничала Лариса.
– Угу, угу – подтвердила теща.
– Я для тебя что есть, что нет. Ты и в прошлый раз говорил: «Недолго, недолго»! А сколько звонить тебе пришлось, забыл? – плаксивым, протяжным голосом говорила Лариса. – Ты только из дому – и все мои слова тут же вылетают!
– Ну понял я, понял милая…
– Ему все одно, – промямлила теща.
– Смотри у меня, Антон, и на звонки отвечай сразу же! И друзей своих всех там поменьше слушай, – прибавила она потише.
– Ну я побежал, Киса, – Антон махнул мне и мы пошли вниз по лестнице.
– Ничего они тебя.
Мы сели в машину.
– Да не говори, – махнул рукой Антон.
– Может, вам отделиться?
– Да говорил уже Ларисе не раз. Она сразу в рев: «Я мать не оставлю одну». Так никто и не оставляет, можно же навещать, хоть ежедневно. Приходить, звонить… Она Ларису настропалила, чтоб я с этого бизнеса ушел, мол, смотрю, как там женщины крутятся, ну и инструктирую женщин. И понеслось: Лариса стала меня ревновать к каждой. Да что говорить.
– Главное, не унывай, Антоха! – улыбнулся я.
Дальше ехали молча, я закинул Антона в тренажерку и поехал на работу.
Включил музыку, чтобы разрядить обстановку. Ехал и думал, что любому парню погулять нужно до свадьбы, разобраться в себе и в женщинах. А кто с ходу женился – дал маху! Сам едва с армии вернулся, а тут матушка с Тамарой – дочку ее мне! Готовую женщину в руки. А я как с необитаемого острова приехал, зашкаливало.
Я сейчас любую насквозь вижу: чем она дышит и какие планы строит.
Серенькие мышки всегда с гонором – любого напополам перепилят. Вроде и посмотреть не на что, а цену себе высокую набивают. Бывают и красотки нос задирают, гордятся чрезмерно, а потом со своей гордостью от одиночества на стены лезут, под любого готовы кинуться, там уж не до выбора. Так увлеклись своими достоинствами, что время упустили, и поезд ушел: всех женихов расхватали. В этой жизни каждому свое. Не торопись, но и тормозить не надо. Закон золотой середины.
Приехал на работу и включился сразу в процесс. Отпахали до обеда.
Степаныч пришел в контору, налил себе чаю, сидит с удовольствием прихлебывает кипяток.
Герман ввалился следом.
– Миша к тебе там мужик какой-то, выйди.
Я нехотя поднялся, достал сигарету из пачки и вышел. Смотрю, какой-то плюгавенький мужичок незнакомый стоит, с ноги на ногу переминается.
– Вы Михаил? – промямлил он.
– Ну я, – кивнул я и взглянул на него.
Что за тип, первый раз вижу. Я прикурил сигарету. Наверное, как обычно, клиент насчет машины, кто-нибудь порекомендовал.
– Мне нужно серьезно с вами поговорить.
– Давай отойдем…
– Привет! – Вадим приехал ко мне.
Я махнул ему, чтобы подождал. Мы отошли за угол конторы с мужичком, он долго мялся, потом выдохнул разом:
– Я приехал за своими детьми!
– Что за бред, а я-то тут причем, папаша? – искренне удивился я.
Наконец мужик решительно и четко произнес:
– Я приехал, чтобы забрать своих детей: Сару и Павлика. Я искал Иду, она неожиданно уехала. Давно это было. Но все не так просто.
Я уже не слышал его, я сжал кулак и резко прямым ударом врезал ему в лицо. Мужичок дернулся назад, оступился и завалился в снег навзничь. Это спасло его от всей силы удара. Он заскулил, отползая назад на локтях и отталкиваясь ногами.
– Ты что, Михаил? – Вадим бросился ко мне, сдерживая, встал между нами. – Что случилось, Миша?
– Подожди, Вадим, я сам, это личное, оставь, я сам разберусь.
У меня внутри все колотилось, но я не сдвинулся с места, дал мужику уйти. Тот поспешил удалиться: тормознул такси и уехал.
– Миша, чем я могу помочь тебе, слышишь?
– Вадим, зайди в контору, скажи Степанычу, что мне срочно нужно домой. Я поехал, не спрашивай меня ни о чем.
Я развернулся к машине.
– Тебе сейчас не надо за руль, я отвезу тебя, – Вадим пытался меня остановить.
– Нет, извини. Все в порядке, Вадим, я сам.
Я сел в машину и дал по газам. Резко выехал на дорогу и помчался сначала на очень большой скорости, потом сбавил скорость, заехал на первую попавшуюся стоянку и выключил мотор. Вышел из машины, взял полные пригоршни снега, растер лицо, затем сел в машину и захлопнул дверцу. В моей голове проносились разные мысли. Первой мыслью было поехать домой и отлупить Иду, но я тут же усмехнулся этой нелепой идее. Бить ее я не буду никогда. Женщину никогда не трону, не смогу опуститься так низко, это будет слабость мужика.
Потом закружились в голове еще три варианта один за одним: напиться, но это путь в никуда! Уехать с любой и забыться – полная чушь, от себя не уйдешь, и с любой не пойду. Поговорить на эту тему не с кем, это лично мое дело, и распускаться не собираюсь. Сейчас не хотелось никого видеть, никому ничего рассказывать. Повалил сильный снег, я включил дворники и сидел под их мерное постукивание, соображая, что мне надо делать.
«Этот мужик просто шантажист!» – вдруг осенила меня запоздалая догадка. Он мог добиваться Иды когда-то, она ему отказала, а когда сильно достал, уехала, куда подальше, вот и все. Ну а имена детей узнать проще простого, тем более если они с одного поселка.
«А если это его дети?» – у меня в душе на минуту шевельнулось сомненье. Где Сара и Патрик? Я резко завел мотор и поехал в детский сад. Едва я переступил порог группы, как увидел Сару и Патрика, они вставали со стульчиков, вылезая из-за стола. Сара увидела меня.
– Па-а-а-па! – она раскинула ручки и побежала навстречу. Я подхватил ее и крепко прижал к себе.
Подошла воспитательница, улыбаясь.
– Здравствуйте, вы папа Сары и Патрика?
Я кивнул.
– А я помощница воспитателя и здесь недавно работаю, она сейчас придет.
– Папа, мы пойдем домой? Да? – обрадовалась Сара.
Пришла воспитательница.
– Вы хотите пораньше забрать детей?
– Да-да, – кивнул я.
Сара повела меня к своему шкафчику с одеждой. Я забрал Патрика и привез детей к маме, сказал ей, чтобы дети были у нее и чтобы она их никому не отдавала. Я оставил маму удивленную и недоумевающую, ничего не сказав ей больше. По дороге я думал: «Неужели моя мать знала об этом?». Нет, она не пошла бы на такое, даже ради самой близкой подруги. Я вышел от мамы и сел в машину. Откинулся на спинку сиденья. Я сидел в полной тишине, и мысли роем носились в моей голове. Еще вчера я жил спокойно и весело, и мне было море по колено, а сегодня мне выпало испытание на выносливость. Легко отыскивать решения для чужих проблем, но теперь мне надо разобраться со своей. Никто не сделает этого за меня. Я вдруг совершенно успокоился и взял себя в руки. Еще ничего неизвестно, а я уже поднял пыль до потолка. Хотя, в принципе, я еще не поднимал никакой пыли и даже никому ни о чем не говорил. Наш разговор с тем мужиком никто не слышал. А все это пока крутится тихо и мирно в моей собственной голове. Я завел машину и поехал домой.
Я поднимался медленно к себе на этаж. Открыл дверь. Ида была дома, она, видимо, только пришла с работы и еще была не в домашней одежде.
– Миша, где дети?
– У мамы, – ответил я спокойно.
– Миша, что случилось? – Ида смотрела на меня встревоженно.
– Расскажи мне всю правду, Ида, – я сел на диван и скрестил руки на груди. Ида как-то сразу изменилась в лице, тяжело вздохнула.
– Я знала, что рано или поздно это случится.
Я молчал. Ида молчала тоже.
– Ида, сказал я устало, у меня сейчас есть возможность узнать всю правду прямо от тебя самой.
– А что говорить, – начала Ида. – Ходил он за мной давно, проходу мне не давал, отказала я ему. Потом, – у Иды задрожали губы, – силой взял, со мной шок был. Мама увезла меня сюда, к вам, на время, я была как в тумане.
– Почему в суд не подали?
Моя мама не знала об этом, я ей не сказала. Твоя тоже не знала. Потом приехал с армии ты, я сразу-то не поняла, что была беременна.
– Ида! Ты уверена, что дети от него?
Ида закрыла лицо руками и между ее пальцев потекли слезы. Я встал и пошел к двери.
– Миша! Ты сам решай, как решишь, так и будет, я все приму! Только знай, я жить без тебя не могу!
Я вернулся и сел на диван, молчал, пытался все понять, упростить – с одной стороны, мне хотелось просто обнять Иду и все забыть, как страшный сон. Но, с другой стороны, в душе поднялась волна обиды. Почему меня обманывали? Почему Ида не рассказала мне сразу все как есть. Лучше бы горькая была, но правда. Я еще тогда бы сам все решил.
Я разделся и лег спать на диване. Ида молча ушла в спальню, я слышал, как она всхлипывает и потихоньку плачет. Мое сердце не выдержало, я пошел в спальню, лег и обнял Иду.
– Успокойся, не плачь, в нашу семью пришла беда, и нам с тобой надо справиться с ней вместе. Еще ничего неизвестно, я пройду тест на отцовство. А дальше я сам решу.