Мраморная роза. Часть 1 (Кардамон Чили)

Глава 1

В комнате блестели один за другим солнечные зайчики. Переливаясь, они украшали красивую резную мебель с большим количеством оббитых рамок и альбомов на ней, отсвечивали по зеленоватым обоям и скрывались в тени домашних цветов. Сегодня, как и вчера, и неделю назад, пекло яркое летнее солнце, заставляя детей улыбаться, а взрослых, идущих на работу, наоборот злиться от скатывающегося по лбу пота.

За окном лаяли собаки и периодически щебетали птицы. Ни человеческих голосов, ни рычания машин не было слышно. Вся происходящая тишина клонила в сон, что как раз показывала на деле маленькая девочка, лежащая на кровати.

Кукольное детское личико было украшено веснушками и мелкими царапинами от кустовых веток, пушистые ресницы подрагивали от ярких сновидений, а розовые словно намазанные помадой губки дергались, то превращаясь в улыбку, то показывая испуг. Короткая мальчишечья стрижка непослушных темно-русых волос, взбивалась к затылку. Такая хрупкая, подвижная и загорелая. Маленький чертенок, который наконец успокоился.

В кухне послышались шаги. Пожилая женщина прошла в спальню, намереваясь поставить начищенный сервиз.

– О, уснула, неужто она смогла уснуть днем, – старые, мозолистые пальцы дотронулись до лба девочки, – теперь ночью точно не уснет.

– Ничего, у всех такое бывает, лучше не трогай ее, проснется еще, начнет ворчать, как ты, – молодая девушка поспешно вошла за матерью и начала тихо рыться в рядом стоящем комоде.

По ним сразу были видны родственные узы. Обе женщины были с болотно-желтыми глазами и одинаковыми по форме, заостренными лицами. Маленькую Лизу редко кто признавал родной им, если не был знаком с ее отцом, который уже как три года ушел из семьи.

– Опаздываешь на работу? – бабушка Лизы подала блестящий синий платок своей дочери. Не смотря на то, что Кристина, мать чертенка, являлась взбалмошной по натуре, любившей ночные уходы из дома и приходы обратно пьяной, она была любима своими старыми отцом и матерью.

За девочкой следили ее прародители. Семья была большой, но тем не менее, ребенок часто жил своей жизнью.

В трехкомнатной квартире находились пять человек, шестилетняя малышка, ее мама, бабушка, дедушка и дядя. Все, кроме Кристины, имели ученую степень. Дядя и дедушка являлись геологами, бабушка преподавала на кафедре Радиологии.

Взаимоотношения редко, когда нарушались и также редко, когда показывали заинтересованность в своих ближних. Трое из пяти всегда были заняты своим делом, а четвертая не видела никого кроме себя.

В дверь послышался грохот вместо стука.

– Миша? – удивилась пожилая женщина, открывая замок.

На пороге стоял очень маленький, похожий на ангела, мальчик, голубо-зеленые глаза, короткие белесые брови в тон вьющимся волосам и тонкий рот, он пытался держать в руках большую коробку конфет, но она постоянно соскальзывала вниз, ударяясь углом об пол.

– Я вернулся, это вам от мамы, а Лиза дома? – одной фразой без обиняков очень старательно нахмурив брови промолвил он.

– Спасибо, любимый, она у себя в спальне, заходи, расскажешь, как на море съездил? – улыбнулась женщина, пропуская мальчика вперед.

Миша ворвался в комнату, от чего разбудил Лизу.

– Ты приехал! – ни капли злости за оборванный сон, девочка кинулась к нему на шею и поцеловала в лоб.

– Это тебе, – довольный ребенок протянул ей в руки большого шоколадного зайца.

Лиза растянулась в улыбке во все щеки и потянула того за руку.

– Давай съедим вместе!

– Ага, – Миша зарумянился, следую за ней в кухню.

Эти оба были знакомы с рождения и на удивление, росли в тон друг друга, одна защищала другого, а другой обнимал первого. Они напоминали сочетание разрушения и покладистости. Не один раз люди, проходившие мимо, останавливались, что бы посмотреть, как держатся за руки темноволосая, сероглазая, загорелая девочка и совершенно белоснежный, зелено-голубоглазый мальчик.

Это сочетание запоминалось многим.

Сейчас же они ели вместе шоколадного зайца, более напоминая брата и сестру, нежели двух волчат, недолюбливающих окружающих их людей, но даже не замечая этого.

Глава 2

Район, в котором они жили, считался далеко не самым приятным, как для добродушных взрослых, так и для детей. Каждый вечер под окнами слышался пьяный ор, а на утро приходилось шагать между разбитыми вдребезги бутылками.

Лиза часто приводила Мишу на ступеньки или за угол, где показывала довольно большие, нерастекающиеся лужи крови, а по вечерам они играли в игру «не попадись убийце», так они называли любого прохожего, громко говорящего в темноте или поющих глумливых подростков. Девочка с детства осознала, что все вокруг ей неприятны, все, кто не был способен держать себя в руках, любящие насилие или унижение, кто не видел никого вокруг кроме себя, да и себя не особо то и видел.

У Лизы с Мишей, кроме их самих друзей не было, они никого не признавали, но частенько играли с дворовыми детьми в салки или стоп землю.

Лиза считалась ребенком, рожденным во вполне благополучной семье. Но она этого не замечала, как многие дети не замечают деньги, которыми хвалятся их родители и считают это первостепенным в иерархии ценностей. То, что ее родственники являлись уважительной единицей общества, были интеллигентными, без вредных привычек, ее ничуть не интересовало. Пока что, без осознания за что именно, она интуитивно отвергала их, чего, кстати, тоже не замечала. Всю ее душу занимал всего один человек, которого она пока не научилась ценить или бояться потерять.

Сейчас они шли по берегу небольшой речушки, все было не как обычно, у Лизы, впервые за долгое время, текли слезы. Что бы хоть как-то разбавить гнетущее молчание и оттянуть разговор, она била по жестяной банке от фанты.

– Лиза, – с сожалением тихо протянул мальчик.

У девочки начались судороги, короткие, еле сдерживающие всхлипывания. Маленькие кулачки стирали слезы, теперь все лицо было мокрым.

– Ппочему она ушшла, неннавижу ее, – голос задрожал, постепенно она сползала на колени, Миша схватил ее, но вместо того, чтобы поднять, опустился рядом, обнимая хрупкое тельце.

– Не волнуйся, она вернется, она вернется! – у малыша полились слезы и он зарыдал вместе с ней. Ему было так жалко ее, что вместо поддержки, он теперь сам в ней нуждался.

Вокруг начинал расстилаться туман, такой привычный для здешних мест. Он скрыл их от чужих глаз, оставил наедине со своим страданием.

Восьмилетие детей прошло под тенью бросившей своего ребенка матери.

Как говорили многие – любовь на первом месте, а дети на втором.

Глава 3

Прошло еще два года. Солнце озаряло поблекшую комнату. Кровать была уже не так красиво застелена, на мебели больше не заметна рука взрослой женщины. Старуха сидела в кресле, читая медленно стихотворения своего покойного мужа.

Лиза мыла посуду, длинный фартук был ей до самых щиколоток. Она редко переговаривалась с бабушкой, привыкла к молчанию, женщина не любила с ней вести диалог.

За последние несколько лет из их семьи ушло еще двое человек, правда, если та, что ушла первая, могла еще когда-нибудь вернуться, то они никогда. Лизин дедушка умер от лопнувшего в голове сосуда, в его шестьдесят пять такое не всегда можно успеть остановить. Дядя, который был менее любим матерью, чем его сестра, умер от сахарного диабета, после чего вознесен, как самый лучший сын.

– Я закончила, – Лиза отряхнула руки и пошла в комнату, открыв шкаф, начала разбирать потертые от времени свитеры, некоторые уже давным давно пора было выбросить, другие были слишком малы, вытянув один из подобных, она начала натягивать его на себя.

Подранные джинсы, изорванная собаками черная вязаная кофта, дешевые кеды, которые были куплены на ближайшем рынке, и аккуратно расчесанные волосы. Большая часть пенсии, которую получали бабушка и ребенок, уходила за границу, так как Кристина была вечно в долгах, переходя от одного мужчины, к другому. На еду оставалась четверть, если не меньше.

В дверь послышался знакомый стук. К десяти годам Миша перешел к ударам кулаком.

Мальчик на удивление довольно сильно вытянулся, большинство сверстников теперь смотрели ему в подбородок. Голубо-зеленые глаза все так же были наполнены врожденной лаской и добротой.

– Я взял с собой бутербродов, пошли в поле?

Лиза улыбнулась ему, накинула сверху шарф и закрыла дверь. Необходимости предупреждать бабушку не было.

Всю дорогу они вели типичные разговоры, которые на следующий день даже не могли вспомнить.

Взобравшись на привычный холм, заросший дикой пшеницей, они расстелили покрывало и легли на спину. Вокруг редко можно было заметить человека. Даже уличные собаки заходили сюда крайне редко. Поле было огромно, давно не обрабатывалось и все чаще называлось пустырем. Вдали можно было разглядеть дорогу и пару-тройку почерневших от времени домов. Дети понимали, что пора идти обратно в тот момент, когда несколько окон зажигались ярким светом – пора ужина или вечернего телевидения.

– Так надоела школа, поскорее бы она закончилась, – вздохнул Миша, после того, как они промыли кости учителям, – может тогда закончатся все проблемы.

– Тебя заставят идти в университет, а если не пойдешь, то проблем станет еще больше, – Лиза раскручивала между пальцами тростинку, стараясь сделать это как можно быстрее.

– С чего ты взяла? Я могу работать всю жизнь в магазине или таксистом, это хорошая работа.

– Тебе на такой работе никогда не будет хватать денег, – Лиза кивнула головой, она была уверена в этом больше всего, – взрослым никогда не хватает денег, если ты будешь таксистом, ты выше не станешь, а если отучишься, то сможешь стать кем угодно, мне так бабушка с первого класса каждый день говорит.

– И кем ты хочешь стать?

– Не знаю, но я хочу зарабатывать очень много денег, помнишь, я рассказывала как в детстве ездила с мамой во Францию, так вот, я хочу все время так ездить и что бы у меня никогда при этом не заканчивались деньги.

– Я тогда тоже так хочу, стану тоже очень много зарабатывать и с тобой ездить.

Лиза засмеялась и перевернулась, бухнувшись всем телом на Мишу.

– Мишка, мы всегда будем вместе? – потянула она за его шелковистые щечки и оскалив при этом зубы, – никогда не разлучимся, всю жизнь только вдвоем проведем.

– Ага, – засмеялся мальчик, в уголках глаз показались слезы, то ли от смеха, то ли от растягивающихся щек, – может даже оба таксистами будем.

Лиза заколотила его в бока, а Мишка, хохоча, пытался хоть как-то обороняться.

За свой смех, они вечно оказывались наказанными или отправленными за дверь класса. Два любящих мир ребенка, но не желающих контактировать с людьми, постоянно получали за свою непринужденность.

Ревность и обида, разве не подобное почувствуют по отношению к ним взрослый человек и ребенок?

Глава 4

Все тот же пляж с побитыми бутылками и погасшими в песке окурками, все таже девочка, рыдающая на коленях. Ее голоса не слышно, она столько времени плачет, что больше не способна произнести ни звука.

Пару часов назад она ушла с кладбища, где похоронили ее друга.

Лучшего и единственного друга за всю прожитую жизнь.

Последние восемь месяцев были сущим адом, она до последнего не верила, что он умрет, каждый день обещала ему не дать перестать дышать, говорила, как заберет с собой в другой мир, где будет вечно светить солнце и звучать веселая музыка. Рак кишечника ужасен невозможностью понять, вырезали тебе все или все же какая-то часть осталась.

Три операции за пол года, невыносимо страшно исхудалое, облезлое от химикатов, тело, свисающее на кушетке.

В день смерти, лежа на мертвом теле, Лиза изодрала себе все горло, надеясь удушиться кровью. Смысла жизни больше нет, кто она без него, к чему пойдет? К чему пришли они вдвоем?

Теперь он так и останется гнить в местной земле, на кладбище, которое всего в нескольких шагах стоит от собственного дома.

Он так и остался в самом холодном и мерзком мире, от которого они пытались сбежать.

Лиза упала на бок, не обращая внимания, налетела ли на иглу или нет, в этом году началась эпидемия спида, можно попробовать заразиться. От шуршания воды появлялось желание уснуть навечно.

Открыв болезненно глаза, Лиза увидела лежащего перед ней медвежонка, дернувшись, девочка рывком встала на колени. Голубо-зеленые глаза смотрели прямо на нее. Новая волна слез захлестнула ее, легкие уже не могли сокращаться, а живот разрывало от физической боли. Прижав игрушку к губам, она хрипло простонала имя мальчика.

Глава 5

С разбитой коленки стекала кровь, ее не останавливала ни грязь на коже, ни подранные джинсы.

Девочка рыдала в голос, стараясь выплеснуть все эмоции, которые сдерживала перед глумливыми одноклассниками.

После смерти прошел всего месяц, его все так же помнили, но после нескольких недель молчания, те, кто его знали, начали в тайную высказывать все противное, что думали о нем. «Он всегда был таким слабым, я и не удивляюсь, он до конца школы просто не мог дожить», «Вы видели, какой он хлипкий, всегда бесил меня, он никогда ни с кем не дружил, кроме нее, вот и получил, что заслужил», «Ну наконец он умер, слишком умным был, хотел своими мозгами похвастаться всегда, да? Вот и на в ответ за наглость».

После третьего урока, Лиза услышала, как его назвали «бледной, мертвой крысой», кулак рванул вперед по инерции, не думая где она, есть вокруг учителя или нет, она набросилась на тех двух ребят. Сила ярости оказалась достаточной, что бы врезать обоим по лицу и в живот, они вцепились в нее, начали выкручивать руки и рвать волосы, замахом ноги она отправила одного в стену, а другому в тот же миг расцарапала лицо. Мальчики заныли, не вставая с пола, Лиза вылетела в коридор, а затем на улицу, курящие подростки смехом провожали ее. На половине пути до дома она зацепилась за бордюр и полетела на дорогу. В миг поднялась и побежала дальше. Теперь же Лиза стояла в закрытом старой швейной фабрикой переулке, где никто не мог увидеть ее.

– Почему ты плачешь? – за спиной стоял молодой мужчина, возрастом под двадцать один, его голос был низким, пронизывающим, сиплым, заставляющим сразу обратить на него внимание, – и почему ты не в школе? Может ты потерялась?

– Я подралась, и учителя сейчас будут кричать на меня, я этого не хочу, – засопев, Лиза заставила себя прекратить плакать, – я не виновата, эти оба сами начали, они унизили моего друга, а я его защитила.

– Твой друг должен быть тогда благодарен тебе.

Лиза попыталась сдержать новую волну слез, но сквозь зубы послышался сдавленный стон и она зарыдала.

– Твой друг умер, – покачал головой мужчина, – ужасно, просто ужасно.

В сердце появилась закипающая злость. Бледными, исхудавшими руками, Лиза оттолкнула мужчину и попыталась убежать, но тот подхватил ее и сжал между рук на весу.

– Я стану твоим другом, ты ведь одинока? Я буду за тобой заботиться, готовить вкусную еду, выслушивать и играть во что захочешь.

– Ты мне не нужен, мне никто не нужен! У меня только один друг, и я его не предам! – девочка вцепилась в его сиреневую гриву волос, пытаясь вырвать из нее клочья.

– А ты хочешь его вернуть? Я могу помочь тебе найти того друга.

Упорство закончилось, костлявые ладошки уперлись в жесткую ткань черного костюма.

– Как? Я знаю где он похоронен, а умирать так рано не собираюсь. Ты мне ничего не можешь предложить, – голос Лизы переменился, теперь в нем была слышна тоска, такая бездвижная и уничтожающая, – я тебе не поверю, не старайся.

– Ну тогда я тебе навяжусь, пока ты не смиришься и не поверишь, – мужчина поудобнее для себя усадил ее на руках, – и не смей упираться, я знаю про тебя все и ты от меня не отвертишься.

Зажав Лизе рот и руки, он последовал знакомой ребенку тропой.