Глава 5
Первый раз Элли нашла меня, когда я училась в школе, мне было тринадцать. Я не торопилась уходить домой, потому что был мальчик, Роберт Нил, которому не нравилось то, как я хожу: тогда моя левая нога порядочно тряслась, а правая, компенсируя это, делала слишком большие шаги. Вкупе с немного сгорбленной спиной это подарило мне кличку Бизон, неприглядную альтернативу Одноногой Айрини.
Нил был худощавым коротышкой, руки – слишком длинные для рубашек, штаны – коротковаты, так что лодыжки торчат. Он был беден, и это было заметно. Кожа всегда болезненно бледная, сероватая, как будто ему не хватает железа из бесплатных школьных обедов, которые ему приходилось есть, потому что родители не могли позволить себе кормить его дома. Каждый день без отдыха и выходных он слонялся за школьными воротами, поджидая меня.
Я думала, что выждала уже достаточно, но спустя сорок минут после звонка он все еще ждал. К тому моменту, когда я его увидела, повернуть обратно было уже невозможно. Тогда я низко опустила голову и пошла быстрее. Раздался звук «хххххуууумммммммм», подражающий бизону, гортанный и низкий, насколько мог позволить ломающийся голос мальчишки. «Ххххууууммммммм» – затянули три его дружка, их голоса быстро слились в единый хор. Они дадут мне пройти, но тут же сядут мне на хвост, эта часть игры еще больше выбивала меня из колеи.
Именно в тот момент Элли появилась передо мной, какой я ее раньше не видела. Ей было семнадцать тогда. Розовые волосы убраны в хвостики, колечко в носу блестит на солнце. Сначала я ее не узнала, но потом заметила у нее на лбу маленький треугольный шрам, который всколыхнул смутные воспоминания о единственной нашей встрече в мои девять лет. Встречу устроили наши родители, но жалели об этом, наверное, всю жизнь. После того случая тетя Джемайма сказала, что нам нужно переехать, чтобы Элли не смогла нас найти. Она бы с радостью уехала и в другую страну, если бы дядя Маркус согласился. Потом Элли отыскала в Эдинбурге одну из наших кузин, проследила за ней до дома. После этого найти мою школу не составило труда.
– Привет, – сказала она настолько радостно, насколько это вообще возможно. Мальчишки остановились сзади, уперев руки в колени, пытались отдышаться. Она сказала это так, будто мы были закадычными друзьями, как будто я ее знала.
– Привет, – ответила я, мой голос дрожал, потому что я готова была заплакать, щеки налились румянцем от усилий, боли и позора. Но она прошла мимо меня, направляясь прямо к Роберту Нилу, и радостное выражение сошло с ее лица. Мальчики пытались убежать, понимая, что игре пришел конец, но она поймала Роберта за капюшон. В девяносто шестом все трудные подростки, даже совсем нищие, носили под униформой такие кофты, хотя это было запрещено.
– Ты, мелкий ублюдок, – сказала она и залепила ему пощечину. Он вырывался и дергался, молотя ногами и брыкаясь, я же могла думать только о том, что завтра, когда ее здесь не будет, я получу сполна. Я думала, что он даже может меня убить.
– Отвали, чокнутая сучка, – орал он. Он еще не успел закончить фразу, как она приложила его об землю. Я имею в виду – она именно что бросила его оземь, как бросают шар для боулинга, или как бьют посуду, или как поступают тогда, когда основная цель – сломать, разбить. Я завизжала и отпрыгнула, когда он ударился о землю. Один из передних зубов вылетел из его рта, по подбородку потекла кровь. Элли повернулась ко мне и улыбнулась, немного приподняв брови, а потом ударила его прямо между ног. Он закричал от боли, но она только смеялась. Я не могла поверить своим глазам. Посмотрела по сторонам, есть ли свидетели, словно я ее сообщница. Но никого не было рядом. Окна домов не выходили на этот участок дороги. Она подобрала хорошее место.
– Маленьким ублюдкам не нужны яички между ног, – сказав это, она еще раз ударила его. – Я наблюдала за тобой последнее время. – После двух дополнительных ударов она схватила меня за руку и пустилась в бег. Я плелась сзади, и рюкзак, весь разрисованный в прошлом году моей кузиной, подскакивал вверх и вниз.
Мы добежали до зеленого «Вольво», припаркованного за углом. Помню, что почувствовала большое облегчение, потому что мое бедро не выдержало бы больше. Я села на место пассажира, и глядя на нее, когда она везла нас к «Макдоналдсу», не могла поверить в то, что она только что сделала. Мы взяли бигмаки и шесть порций картошки фри на двоих, Элли смеялась над тем, как она отмутузила Роберта Нила. Я тоже смеялась, но как-то неубедительно. Я не могла сосредоточиться, в моей голове был только неукротимый страх: что же будет завтра? Потом она купила мне горячий пирожок с яблоком, и я так старалась выглядеть благодарной, что обожгла губу. Когда мы ели, она непрерывно жгла спички, держа их до тех пор, пока огонь не дойдет до кончиков пальцев. В какой-то момент я даже почувствовала запах жженых ногтей.
– Я твоя сестра, ты же знаешь, да? – спросила она позже, когда мы сидели на скамейке, кидая голодным уткам камешки. Я смотрела на круги на воде, чувствуя ее взгляд, но что мне ответить? Я не была уверена, поэтому после долгой паузы кивнула, так и не обнаружив верного ответа.
– Это значит, мы должны проводить больше времени вместе, – она развернула мое лицо к себе и убрала пряди волос с глаз. Не зная куда смотреть, я уставилась на ее пирсинг.
– Они этому не будут рады, знаешь. После того раза. Помнишь, что тогда было, да?
На этот вопрос я кивнула без промедления. Я не хотела думать ни о том, что произошло в тот день, когда мне было девять лет, ни о машине «скорой помощи», ни о холоде, ни о том, что тете Джемайме пришлось переехать вместе со всей семьей, чтобы держаться подальше от Элли.
– Да, я помню.
– Хорошо. Они ведь не могут остановить нас, Айрини. Никто не сможет, – она наклонилась и поцеловала меня в губы. Я почувствовала ее язык у себя во рту, мокрый, сладкий, как яблочный пирожок, который она только что съела, но холодный от шоколадного коктейля. Я не двигалась. Это не было чем-то сексуальным, скорее, похоже на лягушку, поймавшую муху. Думаю, она просто хотела проверить, позволю ли я. После того как она отбила Роберту Нилу яйца, я бы позволила ей что угодно. И хотя я не могу отрицать, что ощущала какой-то смутный страх, она была для меня героем, и этот образ закрепился за ней на следующие пять лет.
– Ничто не может разделить нас, ты должна знать это. Но это будет нашим маленьким секретом, – сказала она перед тем, как бросить меня там с молочным коктейлем, не имеющую ни малейшего понятия, как добраться домой.
Роберт Нил больше не приставал ко мне. Родители отвезли его в больницу, где ему удалили одно яичко, потому что оно воспалилось и стало чернеть. С тех пор все звали его Однояйцевым. В школе меня спрашивали про это происшествие, и я подтвердила, что была там. Сказала, что не знаю нападавшую, и что я сбежала, ударив ее рюкзаком. Помогло также, что один из парней утверждал, что у нее были розовые волосы, а другой – что голубые. Когда я увидела ее в следующий раз, они были черными.
Это был конец. Элли все сошло с рук. Конечно, тетя Джемайма знала правду, и они с дядей Маркусом ругались по поводу «чокнутой семейки» ее брата. Тетя хотела снова переехать. Дядя Маркус отказал. Они хотели, чтобы я сменила школу. Отказалась я. Наверное, я должна была бы им посочувствовать, я ведь доставляла столько хлопот. Но сочувствия не было. Да и вообще, они пытались держать меня подальше от моей спасительницы. От Элли.
Я должна бы испытывать жалость и в отношении Роберта Нила, но его я никогда не жалела. Даже сейчас, будучи взрослой, я не могу соболезновать его потере, хотя мне снятся сны о нем не реже раза в месяц. Честно сказать, он еще должен быть благодарен Элли: он только-только восстанавливался после операции и не ходил в школу, когда дело дошло до разборок с Марго Вульф – еще одного человека, который меня ненавидел. Иначе имел бы все шансы обрести звание насильника с одним яйцом.