Глава 7
ЦВЕТОЧНИЦА
Она была необычным ребенком. В детском доме ее дразнили врушкой. Дразнили дети – воспитатели называли сказочницей и фантазеркой.
Врушкой она не была никогда. Фантазеркой? Быть может, но скорее мечтательницей. Она мечтала…
Стоя за прилавком цветочного магазина, она мечтала о…
Впрочем, это секрет. Об этом знают только она и ее фиалки, любимицы-сенполии. Только их нежным перламутровым лепесточкам и мягким бархатным листочкам она доверяла свои тайны – она пропитывала цветы таинственностью, которой много в природе и совсем нет в городе. Тихим ангельским голоском она пела им свои песни-мечты, доверчиво пела о сокровенном. Сенполии знали все девичьи секреты – может поэтому и раскупались так быстро они, ведь каждому известно как манит загадка.
Да-да, малютки-сенполии не застаивались на прилавках, а ведь покупателей было немного. Несмотря на то, что цветочный магазинчик расположился у входа в метро, покупателей было совсем немного: от силы пять-шесть человек за весь день. Из чрева подземки валила масса народа, но всем было не до цветов, все куда-то спешили, толкались, неслись, пробегая мимо…
Но уж тот, кто случайно зашел, обязательно уходил с покупкой. И так мила была продавщица, и так загадочны были цветы, что хотелось улыбаться, и почему-то очень хотелось любить. И делать добро…
С беспричинной (но мы-то знаем уже что причина была), задумчивой и сердечной улыбкой уносили люди в старомодных горшочках чужую тайну. К себе, домой. Уносили хорошую тайну. (В этом мире так мало хороших тайны.)
«Ах, – думали люди, любуясь сенполиями, – какие волшебные фиалки. И стоят недорого. Сколько там зарабатывает эта симпатичная девушка, наверняка, копейки. И за эти копейки она согласна ковыряться в земле! Нет, что ни говори, но все эти цветочницы – необыкновенные женщины».
Да-да, так думал каждый, уходя из цветочного магазинчика. И это чистая правда. Женщины, выращивающие цветы и торгующие цветами, обладают невероятным терпением. С потрясающей легкостью они готовы ради чужой красоты жертвовать даже собой – вряд ли это в природе женщины. Да, цветочницы действительно необыкновенные. Все-все без исключения.
НЕЗНАКОМЕЦ
В этот день она была особенно мила. Словно с утра ждала чего-то светлого, необычного. Надела новое розовое платье, долго укладывала в кокетливую прическу свои длинные пепельные волосы (все говорят, что очень красивые), подкрасила серые, чуть раскосые глаза, слегка тронула карандашом тонкие, изумленно изогнутые брови… Даже губная помада ей пригодилась сегодня – дело невиданное.
Она старалась не зря. Несомненно, сегодня она была мила. Это все отмечали. Все покупатели.
«Вам очень к лицу розовое,» – сказала пожилая женщина с печальными глазами.
Кстати, она выбрала для себя розовые махровые сенполии. А молодой человек, купивший для своей невесты фиолетовую малютку-Машеньку – она давала имена всем своим цветам – долго не хотел отходить от прилавка, явно стараясь произвести впечатление. Еле выпроводила его, уже начала сердиться, стыдливо и озабоченно поглядывая на дверь.
Впрочем, сегодня она весь день посматривала на дверь. Зачем? Будто ждала кого-то. Кого ей ждать? Она одна на всем белом свете. У нее нет ни близких, ни родных, только подружки-сенполии.
И все же она ждала. Ждала, поглядывая из окна своего крохотного магазинчика на двери метро.
Какая глупость!
Весь день высматривала и пропустила, пропустила его. В тот момент, когда он вышел, она была занята постоянной покупательницей, симпатичной статной брюнеткой, страстной любительницей всего и в особенности фиалок. На этот раз брюнетка купила Светланок. Светланки очень, очень хороши! Маленькие белые сенполии с серебристыми бархатными листочками. Просто чудо!
Пока она расхваливала брюнетке свой товар, из метро вышел высокий красивый мужчина средних лет с густой шевелюрой, едва тронутой сединой. Все в нем было респектабельно: и строгий костюм, и прическа, и галстук. В руках дорогой английский портфель. Такие мужчины ездят на «Мерседесах», их нечасто встретишь в метро. Именно поэтому все обращали на мужчину внимание, некоторые оглядывались ему вслед, он же был задумчив и не замечал вокруг ничего.
«Почему меня не встретили?» – гадал он, проходя мимо цветочного магазинчика и бросая равнодушный взгляд на юную продавщицу, бойко расхваливающую свой живой товар разодетой брюнетке, весьма интересной даме.
На брюнетке он задержал на секунду взгляд и машинально отметил, что бабенка совсем ничего, даже очень и очень, вполне и вполне…
Отметил и дальше пошел, решая свою загадку.
«Странно, – думал он, – странно, что меня не встретили. Опять помощники все перепутали. Да это и хорошо, – порадовался вдруг он. – Как нормальный человек поброжу по городу. Сто лет так не бродил. А мне здесь есть что вспомнить».
Он жадно глотнул городской воздух и сказал:
– Черт! Куда я спешу? Куда я все время спешу?
Проходившая мимо невзрачная женщина интеллигентно осведомилась:
– Простите, вы что-то спросили?
– Нет-нет, извините, я не вам, – смутился он, кланяясь ей и мысленно отмечая: «Тетка – синий чулок, но я ей понравился».
Игривое настроение охватило его. Он почувствовал свободу и подумал: «Эх, хорошо, что меня не встретили. Времени навалом, аж до завтрашнего утра, даже до обеда. По городу поброжу, на девушек поглазею. Девушки здесь сумасшедше красивые! А какие здесь были денечки…»
Воспоминания нахлынули на него…
Хорошие воспоминания, но стало грустно.
«Совсем отвык от нормальных людей за этой кабинетной жизнью, – пригорюнился он. – Помнится, я бабником был, пламенел от любого девичьего взгляда, волочился за каждой юбкой… – Он удивился: – Куда все это ушло?
Куда? В песок. Все в песок, вся жизнь туда. Работа-работа, обязанности-обязательства, интриги…
Забыл уже, что я мужик. Настоящие чувства грязью дорогой подменил. Все какие-то фифы крутятся возле меня, какие-то задаваки, кривляки, алчные все бабенки. И дружно чего-то хотят от меня, требуют, топают, шантажируют… И угрожают.
Давно я не видел баб настоящих, тех, которые не охотятся, а живут. Красиво живут: правильно, творчески, умно, со вкусом к тому, что имеют, без иждивенчества, без идиотской погони за яхтами, замками, „мерсами“. Настоящая женщина знает: замок хотеть – это пошло. Хотеть можно то, что возможно собою объять. Остальное – мораль рабовладельца, что преступно, низко и дико – из начала нашей эры эта мораль».
Он окинул мысленным взором свою непростую судьбину и удручился: «Да-аа, оторвался я от простых людей и попал в такое говно!
А жизнь идет. Жизнь мимо проходит».
В этот момент он вдруг ощутил, что его томит, томит какое-то чувство, чем-то брезжит эмоция, откуда-то из глубины сознания исходит таинственный интерес… Вот только к чему?
Он покопался в себе и обнаружил там много приятного, целый пласт, но все это ощущения… Даже не так – остатки эмоций, а вот каких? Он не знал.
Начал вспоминать. Так в детстве бывало, когда играя с большим увлечением, вкусное что-то съедал. Про лакомство уж и забыл – и на языке не осталось, а приятное впечатление сохранилось, испытываешь удовольствие и не знаешь уже от чего.
Так бывало и позже, когда красивая девушка улыбку дарила. Ее лицо давно из памяти стерлось, и не помнишь уже о ней самой, а настроение все хорошее…
Стоп! Девушка! Где я видел ее? Где?
В метро!
Нет, позже…
Что было позже?
Он оглянулся – от метро ушел не далеко. «Вернуться? Вернусь».
Медленно побрел в обратную сторону, посматривая вокруг и напряженно пытаясь припомнить, отыскать эту мысль, что так растревожила.
Когда показался цветочный магазинчик, он встрепенулся: вот оно! Вот! Шаг стал шире. И в памяти брюнетка всплыла.
«Нет, не то». Поморщился. «Совсем не то».
Напротив магазинчика двери метро.
Он остановился, подумал: «Дальше глупо идти, я там не был».
И все же пошел, побрел к магазинчику, остановился у самой витрины, бессмысленно поглазел на цветы. И вдруг словно молнией ослепило: она! Продавщица фиалок! Тонкими гибкими пальцами достает с верхних полок горшки, встала на цыпочки, изогнулась, сама как прекрасный цветок. Лиана – стройна, высока, нежна.
«Вот оно что, – радостно он подумал. – Это она, та самая девушка, из-за которой я настрадался мальчишкой. Да-да, это она. Смешно ловила коленями мяч, любила грызть кончик косы своей пепельной и бегала, шлепая, босиком. По лужам! По лужам! И хохотала! Смех высокий и звонкий».
Сердце бешено заколотилось.
«Успокойся, – сказал он себе, – Да, это она, та, что любила в дождь босиком бегать по лужам. Подол приподнимет и шлепает. И смеется. А смех звонкий, тонкий – очень заразительный смех. Да, это она, ну и что?»
А вот что: душа ожила и восстала, а память просто взбесилась – за секунду одну пронеслось все, что было длинною в юность и казалось давно забытым, похороненным под монументами побед и руинами поражений.
«Но как же я сразу ее не заметил? – удивленно подосадовал он. – Старею. Старею…»
И тут же порадовался: «Но молодой еще глаз у меня. От меня один глаз и остался. Мозгами все не то замечаю, фотографирую все какую-то чушь, ерунду, а глаз выхватил, выхватил нужное, выхватил и запомнил».
Он смело вошел в стеклянную дверь под звон колокольчика. Девушка так увлеклась цветами, что не услышала звона. Сидела на корточках, нежно перебирая листочков велюр, грустная и задумчивая, погруженная в мысли.
Он кашлянул и сказал:
– Я бы хотел…
Она испуганно вздрогнула, вскочила, едва не уронив горшок, но ловко поймала его, воскликнув:
– Ах, простите, увлеклась, не заметила как вы вошли. Вы что-то хотели?
– Да, я бы хотел…
Она глянула в его добрые глаза и стушевалась, впервые за этот день не посмотрела за окно и на дверь.
– У меня прекрасные сенполии, – от смущения залепетала она. – Самая лучшая коллекция. В городе. А может быть и в стране. Таких нигде не найдете.
И протянула горшочек с бледно-сиреневыми цветами. Он покачал головой:
– Нет-нет, вы не поняли, я бы хотел…
Расстроилась:
– Не нравятся?
В ее руках мгновенно появился другой горшок.
– Вот еще один экземпляр. Редкий цвет, голубой-серебристый. Правда, похожи на незабудки?
Он опять покачал головой:
– Нет, я бы хотел…
Она, снова обрывая его, ловко достала с верхней полки горшок и воскликнула:
– А вот эти! Посмотрите. У них очень красивое имя: Лаура. Правда чудо? Вы кому собираетесь их дарить? Жене? Сестре? Подруге? А может быть просто девушке?
– Вы не поняли. Я хотел бы подарить самый дорогой, самый ценный цветок из вашей коллекции…
– О-оо! – обрадовалась она. – Это прекрасно! Тогда вам нужен вот этот! Роскошнейший экземпляр! Я зову его Долли. Правда, чудо? К сожалению, он стоит дорого, но цветет круглый год. Купите, не пожалеете. Ваша дама, когда увидит этот цветок…
– Вы не поняли, я хочу подарить его вам. Именно вам, славная девушка, – наконец сказал он, и она растерялась.
– Мне?
– Вам.
– Но этот цветок и без того уже мой…
– Неужели?
– Все цветы здесь мои, – усмехнулась она. – Я их задумала, изобрела и потом уже вырастила. Я их холила и лелеяла. Их трудно мне подарить.
Он растерянно сник:
– Все – ваши?
Она развела руками:
– Увы – да.
– Но что же я вам подарю?
Он был сильно расстроен.
Она подумала: «Нет, не зря я надела свое новое розовое платье, и прическу сделала тоже не зря, даже губная помада оказалась не лишней».
Глянула исподлобья (знала, что так особенно хороша), усмехнулась кокетливо и, скрывая остатки смущения, тихо спросила:
– Почему вы хотите подарить мне цветы?
Он улыбнулся:
– Не только цветы.
Краснея, она воскликнула:
– Не только цветы? Что же еще?
– Я весь мир хотел бы вам подарить.
Ее тонкие брови взлетели вверх:
– Но почему? Почему?
Он смущенно признался:
– Потому, что вы… девушка моей мечты.