Глава 2
Сходства и различия
Розовые, шипящие, прыгающие, с клыками, когтями, шипами, крыльями и вообще какие угодно.
На ночлег мы остались там же, в овраге, под навесом. Гигиенические процедуры пришлось сократить до минимума. Рыжий великодушно отвел меня к ручью, позволил умыться и поплескать холодной водой на руки и на ноги. После череды взрывов, падений и долгой беготни по пещерам – слабое утешение.
– Потерпи, – посоветовал он спокойно, сидя на камне и кое-как приглаживая собственную встрепанную шевелюру, пока я, шипя от холода, оттирала предплечье. Царапины удалось с горем пополам затянуть биокинезом, но корочка запекшейся крови осталась. – Дома накупаешься. И поешь нормально тоже. Тут я бы не рискнул.
– Почему? – спросила я.
В мыслях крутилось, насколько прилично будет задрать подол выше колен, чтобы хоть грязь смыть немного. У нас никто бы косо не посмотрел, особенно в экстремальной ситуации, но разные культуры – разные представления о дозволенном. Не хотелось бы по незнанию спровоцировать аборигена на домогательства…
– Айры, – беззаботно ответил Тейт, поглядывая на мои голые коленки с любопытством и одобрением, но не более того. Либо парень попался адекватный, либо платья здесь носили и покороче. – Они тут везде. В лесу, в реках и ручьях. Крылатых тоже полно. Мелкие, но противные, и половина из них – шпионы.
Стараясь не выглядеть слишком напуганной, я отдернула руку от воды – мало ли что там, на глубине.
– Айры разве не те огромные звери, которые остались на другом краю пропасти?
– Они не звери, – уточнил рыжий и озадаченно сдвинул брови. – Они… ну, айры. Бездушные. Бывают разные – маленькие, большие.
Интересно как. Бездушные – что-то вроде роботов, только с приставкой био? Экзотика… Но зато понятно, почему я не ощущала присутствия химер там, в пещерах. Наверное, куполом на третьей ступени засекла бы, но проверять версию в полевых, а тем более в боевых условиях не хочется.
– Ты сказал – шпионы. А чьи? – продолжила я. В особенности физиологии айров углубляться сейчас бессмысленно, лексики не хватит. И так даже с эмпатией и зачатками телепатии ощущаю вместо цельного образа какое-то расплывчатое пятно.
– Свободных. Ну, тех, кто тебя выдернул, – крутанул он запястьем неопределенно. Гибкость суставов вызывала уважение и опаску одновременно. Если все аборигены такие, то мне на их фоне уготована роль неуклюжей коровы…
Отставить панику. Казаться красивой, ловкой, умной и желанной – нормально для каждой девушки, но в моем положении лучше выглядеть глуповатой дурнушкой. Меньше будет претендентов на мою шкуру. И так для беспокойства хватает одного уникального качества – «добыча».
– А свободные – это кто? Служители культа, изгнанники?
– Не совсем. Если коротко – маги. Они не плохие, но против Лагона. И методы у них дикие, – добавил Тейт немного мечтательно, как будто втайне завидовал этим «свободным». – Если поймают нас и сумеют скрутить, то тебя используют и выбросят, а меня запытают до смерти, у них способов полно. Но ты не бойся. Я, наверное, отобьюсь.
– Наверное?! – Панические нотки в голосе плохо удалось скрыть. И с каких это пор люди так спокойно рассуждают о блестящей перспективе пыток до смерти?
– Я сильный, – скромно опустил взгляд рыжий. Судя по мысленному образу, напрашивалось какое-то продолжение, очень существенное «но». Нечто связанное со статусом.
Танеси Тейт – сильный ученик, способный расправиться с группой взрослых магов, но занимающий низкое социальное положение… Версия хорошая, но расспрашивать в лоб опасно – обидится, а мне пока нужно его благожелательное расположение.
– Вижу, что сильный. Ты здорово с ними разобрался там, внизу, – польстила я.
Он заулыбался, весь внутренне засиял, но почти сразу одернул самого себя и погнал меня от ручья – сказал, что почуял что-то ниже по течению. На берегу распылил мелкую желтоватую пыльцу и велел немедленно возвращаться к месту временной стоянки, если хочу немного поспать.
Интересно, вот это «почуял» было в буквальном смысле или фигуры речи в разных языках совпали?
Костер в овраге все еще горел, но света не было видно, пока мы вплотную не подошли – вот новый парадокс. То ли эффект местной магии, то ли что-то другое, не менее загадочное и иррациональное.
Спать Тейт планировал на земле. Ни жесткие корни, ни холод, ни насекомые его, похоже, не беспокоили. Но я-то – изнеженное дитя цивилизации! Видимо, на лице у меня все опасения проявились огромными буквами, потому что рыжий почти сразу предложил себя в качестве подушки и грелки. Очень велик был соблазн согласиться без раздумий, но в голове у него мелькали смутные надежды на нечто большее, чем просто совместный ночлег. И не поймешь из-за разницы в менталитете и трудностей с языком, то ли это обычные мысли для парня с нормальным гормональным фоном, то ли реальное намерение.
Один плюс, и то сомнительный: теперь хотя бы понятно, что по местным меркам я вполне себе девушка и вероятный партнер, а не только полезный для магических целей зверек женского пола.
– Ты такая осторожная, Трикси, – вздохнул Тейт, откровенно устав ждать ответа. – У вас там все такие? Мир опасный?
– Скорее, наоборот, – пожала я плечами. – Этот кажется куда опаснее. Может, потому что незнакомый. Не знаю, как реагировать на самые обычные вещи. И не знаю, как ты будешь реагировать. Помнишь, я тебе объясняла, как у нас говорят жестами «да» и «нет»?
Рыжий задумался – серьезно так, прокрутил мысленно диалог пару раз, каждое слово пробуя на зуб. И понял все правильно, умничка.
Кажется, начинаю ему симпатизировать.
– У вас нельзя ночевать рядом? Неприлично?
– Зависит от ситуации, – ответила я, чувствуя облегчение. Забавно получается – в разъяснении таких вот мелочей и заключается работа псионика-сопровождающего. С делегациями так же трудно? Судя по дядиным лекциям – нет. А тут – сплошные подводные камни. Разница между мирами сказывается или банальная личная заинтересованность? – Если просто ночевать, когда выбора нет, то ничего такого. В моей стране, по крайней мере.
– У нас – тоже, – заметно повеселел Тейт и похлопал по земле рядом с собой. – Иди сюда. Между мной и костром не замерзнешь. И не подберется к тебе никто. У меня реакция хорошая. Лучше, чем почти у всех, – похвастался он.
Я думала, что не усну еще долго, тем более подушка из рыжего получилась костлявая и вертлявая. Но вырубилась почти сразу – сказалось напряжение. Два выхода на четвертую ступень эмпатии в день – не предел для меня, но близко к тому. Холод ночью действительно не мучил, однако проснуться пришлось не раз. Сначала – от жутких воюще-хлюпающих звуков невдалеке, словно кто-то огромный оглушительно стонал, захлебываясь водой.
– Айры, – сонно пояснил Тейт, принюхался к ночному воздуху, привстав на локте, и снова вытянулся, крепко обнимая меня под грудью. Жар от него шел, как от электроодеяла. – Спи. Нас не найдут. Жрут кого-то другого.
Так себе успокоение на самом деле.
Второй раз он разбудил меня сам. Хлопнул по ноге с силой, до синяка, и отшвырнул что-то визжащее за пределы светового круга от костра – и все это, даже не просыпаясь. Вот уж действительно уникальные рефлексы.
Третье пробуждение пришлось на рассвет. Рыжий растолкал меня, погасил костер и закидал его землей, потом сбегал к ручью и принес воды в хитро свернутом листе. Разрешил глотнуть немного, ополоснуть лицо и руки, отпустил на минуту за кусты под строгим контролем – и мы стали выбираться из оврага.
Теперь, при свете, я смогла хотя бы немного оценить окрестный рельеф и флору. То, что ночью показалось открытым пространством, было на самом деле колоссальной каверной, каменной чашей с сильно загнутыми внутрь краями-скалами. Небо почти как у нас – бледное, рассвет – розовато-золотистый. Растительность экзотическая, но в целом узнаваемая – те же листья, иголки, ветви и корни. Правда, частая щетка кустов обратилась на заре в траву высотой в два человеческих роста, еще и цветущую к тому же ярко-розовыми и сиреневыми метелками. Листва была зеленая, но с отчетливым синим подтоном, некоторые растения вообще выглядели сизыми и лиловатыми.
– Нам туда, – сразу указал рыжий на противоположный край «чаши». – Там проход и транспорт. Идти надо сейчас, и причем быстро.
– Почему? – спросила я, чувствуя, что ответ мне не понравится.
– Погоня. Ты нужна свободным. Редкая добыча. Ну как, бежим?
– Спрашиваешь!
И мы побежали.
Темп был ниже, чем вчера, – уже хорошо. Биокинез поначалу выручал – позволял регулировать дыхание и усталость, минимизировать последствия перенапряжения для мышц и связок. Но с первой ступенью много не сделаешь, да и за пределы возможностей организма не выйдешь – отвратительно нетренированного организма, стыдно признать. Хотя Тейт явно вел меня по легкой дороге, избегая участков с завалами, резкими подъемами и высокой травой, а когда требовалось, сам переносил через трудные места, через два часа я была выжата. Своеобразный рекорд, дядя Эрнан бы оценил, но он, к сожалению, остался в другом мире.
Язва Лоран тоже, к счастью.
Надо было прояснить одну вещь, и чем скорее, тем лучше.
– У вас тут… все такие? Выносливые?
Рыжий сел рядом со мной на корточки, сочувственно погладил по голове.
– Нет. Говорю же, я сильный. Почти самый сильный. Хочешь, понесу? Мне не сложно.
– Хочу, – позорно сдалась я, уже не думая о культурных различиях, провокациях для аборигенов и прочей шелухе. Если не могу идти сама, а за нами погоня – надо довериться. – Только не головой вниз, как вчера. Мне нельзя, особенно если долго.
– Так никому нельзя, – искренне смутился Тейт. – Извини. Я тогда не подумал.
В итоге пришлось забраться ему на спину и схватить руками за плечи. Он поддерживал меня под коленками и умудрялся бежать почти так же резво, как вчера. Несколько раз мы натыкались на небольшие реки и провалы в земле. Рыжий, не снижая скорости, перескакивал через них и несся дальше. Но только закралась мысль исследовать биокинезом этакое неутомимое и выносливое чудо, как он повел конопатым носом и скомандовал:
– Привал. Вроде оторвались, можно отдохнуть.
Сказал – и отдохнул. Сбросил меня на землю без всякой деликатности, сам повалился рядом и вытянулся минут на пятнадцать, закрыв глаза и глубоко дыша. Бледные щеки покрылись красноватыми пятнами, грудь резко вздымалась и опускалась.
Я решила воспользоваться временем и хоть немного привести себя в порядок. Волосы удалось кое-как разобрать пальцами. Заплетенная коса не держалась – связать конец было нечем. Платье испортилось безнадежно; ярко-красными остались только несколько участков, остальное впитало грязь, едкий травяной сок и плесень из подземелий.
Тейт очнулся, когда я вертела в руках ободок усилителя и прозрачный усик микрофона, думая, куда бы их пристроить. Не на голове же носить постоянно, право слово. Хватило и того, что ночевать с ними пришлось. Выкинуть – тоже жалко…
– Это что? – среагировал он мгновенно, гибко поднялся и подсел ко мне почти вплотную. – Техника?
– Вроде того, – склонила я голову к плечу в знак согласия.
– О, круто! А можно посмотреть? Что она делает?
– Звук речи усиливает. Там кнопка включения и колесико, чтоб интенсивность регулировать…
– Пробовать тут не будем, – благоразумно рассудил Тейт, покрутил обруч и прикрепил себе на бок, под специальный ремешок. – А то все айры сбегутся со свободными вместе. Дома посмотрим. Если заработает, то продадим в ложу искусников. На выручку купим тебе одежду и другое, что нужно. Иномирная техника редкая, она обычно взрывается от перехода. Бывает, что выдергивают человека, а у него такая штука на шее или на груди. Рванет – вот тебе и дыра. А вызывающий – с пустыми руками и злющий, короче, все кисло. С мертвецом – никаких резонансов. Даже для извращенцев, – смешно наморщил он нос.
Но веселиться что-то расхотелось. Да, можно сказать, что мне повезло – и выжила, и попала к нормальному человеку. Больно мерзкими оказались оба образа, которые сопровождали речь – и «выдернутые» с чудовищными ранами, явно воспоминание, а не воображаемая картинка… и те самые извращенцы.
Похоже, что с кем-то из них у маленького Тейта были свои счеты. Даже странно, что у него такая здоровая психика после этого. Или я что-то поняла неправильно?..
Ладно, лучше пока не копать глубоко. Есть вопросы и более насущные, бытовые.
– Слушай, а как у вас одеваются?
Он повернулся ко мне в упор и смерил внимательным взглядом, а затем ответил:
– Увидишь. Такое, как у тебя, не носят. Вроде моего в принципе многие надевают, но это не одобряется. Хотя когда ты сильный, то можно хоть в двух веревочках расхаживать, а если кто сделает замечание… – Тейт с тонким намеком улыбнулся, слегка обнажив безупречно белые зубы. И вдруг спросил: – А можно потрогать?
От неожиданности я как-то пропустила образ мимо, хотя купол был концентрированный, на второй ступени, и растерялась.
– Потрогать что?
– Тебя, – ответил он с убийственной прямотой.
Ворох образов на заднем плане был на редкость разнообразный, но любопытство откровенно превалировало. Вот и думай, кто он на самом деле – дикое дитя природы или интриган, который лелеет коварные планы.
Ну да, коварные планы. По соблазнению окольными путями девушки из другого мира, которая де-факто в полной его власти.
– Зачем?
– Любопытно. Вчера темно было, а сейчас разглядеть хочется, – объяснил рыжий, нахально глядя из-под свесившихся прядей. Наполовину врал, между прочим, – судя по мысленным образам, интересна ему была моя реакция на вопрос, а не только сама внешность.
Ну что ж, в эту игру и вдвоем играть можно. Он наблюдает за мной, а я – за ним.
Чудесный досуг. Самое то во время погони.
– Ну давай, – вздохнула я.
Тейт с готовностью придвинулся еще ближе, хотя куда уж там. Дыхание у него немного участилось, сердцебиение – тоже, и не заметишь без сверхчувств. С минуту он просто сканировал меня взглядом – вниз-вверх, как робот, а потом с осторожностью протянул руку и дотронулся до волос. Отделил один локон, намотал на палец, несильно дернул, погладил, завел за ухо.
– Темные, очень… Черные.
– Это редкость? – сразу напряглась я. Сильно выделяться не хотелось. – Здесь таких не бывает?
– Бывают, но настолько темные – нечасто, – зачарованно вздохнул он и покачнулся из стороны в сторону всем корпусом, рассматривая с разных углов. Выглядело это диковато. – А тут что? – дотронулся он до металлического колечка в ухе.
– Сережка. У нас их носят для красоты.
– Там дырка насквозь? – искренне удивился рыжий. – Странно как. И не больно?
– Нет. Прокалывают специальным аппаратом, не чувствуешь ничего…
Его интересовало все. Отсутствие швов на платье, мелкие шипы на подошвах моих туфель, широкие золотистые узоры на запястьях с голографическими «капельками» – временных татуировок здесь не знали, и в то, что такая яркая штука через пару месяцев поблекнет и сойдет, он сразу даже не поверил. Особенно рыжего заинтересовали мои руки. Он каждый палец рассмотрел, а сверкающую инкрустацию на ногте безымянного даже лизнул.
Я тоже наблюдала – и не только за его мысленным фоном. Смотрела и… трогала, да.
Почему нет, в конце концов.
Вблизи и при ярком дневном свете Тейт показался еще симпатичнее, чем вчера. Волосы были пронзительно-рыжими – не как медь, а как апельсин, с густой краснотой у корней, прямыми, глянцево блестящими и безбожно спутанными. А кожа под легким слоем пыли – очень гладкой и нежной, кузина Лорен от зависти бы отравилась своими чудо-сыворотками. Кисти и ступни были крупными, но аккуратными – вытянутыми, не слишком широкими. Подушечки пальцев – откровенно грубоватыми, скорее мозолистыми. Удлиненные ногти – твердыми, пластиковый усик микрофона такими легко процарапать насквозь.
Но поразило меня не это. Ну невысокий, ну жилистый и сильный, мало ли подобных. Кожа хорошая тоже встречается, некоторым с природными данными везет…
– У нас глаза одинаковые, – сказала я тихо, отведя с его лица рыжие пряди.
Он резко дернул головой вбок – то ли в знак согласия, то ли уходя от контакта – и рефлекторно опустил ресницы.
– Угу.
Удивляться было чему. Цвет моих глаз, как и большинство ярких черт и особенностей, являлся исключительно заслугой мамы, опытного биокинетика пятой ступени. Я редко болела, у меня отсутствовали врожденные пороки и сколько-нибудь серьезные проблемы с кожей или волосами – как и у Нэсс с братьями, собственно. Но после троих светленьких детишек подряд мама поддалась моде на все восточное, решила побаловаться с моими данными и запрограммировала гладкие черные волосы… и синие глаза, очень темные, настолько, что оттенок можно было различить только на ярком свету.
Но я-то продукт биокинеза. А Тейт? У него это… естественное?
Спросить он не позволил. Подался вперед с нечеловеческой резвостью, сгреб меня в охапку, сдавил едва ли не до хруста костей – и вдруг лизнул в щеку, затем в другую и быстро прикусил голую ключицу.
У меня сердце чуть сквозь ребра не выскочило. Концентрация слетела, сверхчувства умолкли. Я медленно сдвинула ноги, скрещивая щиколотки, замкнула энергетический контур, вышла на третью ступень эмпатии и заново развернула купол.
От рыжего – никакой агрессии. Зато сильное чувство вины, любопытство, симпатия, вполне понятное влечение ко мне… и беспомощная злость. На кого-то другого.
Оттуда, со второго слоя сознания, до которого я не добралась.
– Ты чего, Тейт?
Он, кажется, улыбнулся и честно ответил:
– Пытаюсь сойти за дикаря. Вдруг прокатит и мне что-нибудь обломится?
Я хихикнула против воли. «Прокатит», «обломится»… Образы шикарные. Чувствую, когда немного подучу язык, речь Тейта расцветет невиданным богатством оттенков.
– Не обломится.
Точно не сейчас, когда у меня от стресса ум за разум заходит, ужасно хочется наплевать на три правила Эрнана и положиться на сильного и вроде бы доброго чужака.
– Жаль. – От рыжего повеяло разочарованием.
А мне вдруг стало смешно. И я задала вопрос, который долго уже витал на границе сознания:
– Слушай, а сколько тебе лет?
– Двадцать! А тебе?
– Двадцать четыре. Но мне тут еще одна мысль в голову пришла. А представления о времени у нас совпадают?
Он с любопытством отодвинулся, снова заглядывая мне в лицо, и мы углубились в подсчеты, сверяя часы. Я даже задействовала первую ступень конструирования и моделирования, чтобы создать визуальную таблицу с условными кружочками и палочками вместо цифр. На Тейта эти спецэффекты особого впечатления не произвели, кстати – неудивительно, учитывая, что здесь в ходу магия.
Вскоре выяснилось, что день делился тут на пятнадцать равных отрезков – десять на бодрствование, пять на сон. Один отрезок назывался «сет», и уже он дробился на сотню фрагментов поменьше – на «каты». Несложное сравнение показало, что их каты и наши минуты – примерно одно и то же. Значит, и сутки длятся столько же.
– Удобно, – вслух констатировала я. – Легче будет переучиваться. Но надо же, как совпадают мелочи в разных мирах…
– Пф, нашла чему удивляться, – фыркнул Тейт, с любопытством трогая пальцем полупрозрачную схему расчетов. Она дрогнула и расплылась, точно круги по воде пошли. – Ритуал вытягивает самых подходящих. Зачем свободным «выдернутый» вроде айра, с щупальцами и жвалами? Или тот, кто от нашей еды и воздуха в два счета загнется? Выбирают людей из похожих миров. Наверно, и всякое такое тоже совпадает.
Что ж, в логике ему не откажешь. Как незабвенным «ритуалам». Вот еще важный пункт, магические заклинания обладают волей и интеллектом? Или это просто программы, вроде компьютерных и биокинетических?
Задать этот крайне любопытный вопрос не получилось.
Тейт внезапно схватил меня за плечи и отшвырнул себе за спину.
От удара воздух из легких вышибло. Я с трудом поднялась на колени, прокашливаясь, и позорно пискнула.
На том месте, где мы сидели мгновение назад, из земли торчала здоровенная гибкая змея с треугольной головой – бледно-зеленая, с лиловыми размытыми полосами. Три алых глаза смотрели в разные стороны. Рыжий стоял напротив твари, сцепив пальцы в замок, бледный и сосредоточенный.
Купол эмпатии ничего не регистрировал. Айр? Бездушный?
Видимо, так.
А потом змеюка вдруг растопырила на голове громадный веер из полупрозрачной розоватой кожи или пленки, влажный и трепещущий. Тейт резко разомкнул руки – и пространство на десять шагов впереди него мгновенно обратилось в ревущий огненный кошмар. Змея буквально растаяла. От нахлынувшего жара меня опять скрутило в приступе кашля, а волосы затрещали.
Шрах, надеюсь, не вспыхнут!
– Дурак, ой дурак, – застонал рыжий, закинул меня на спину, не позволяя даже отдышаться толком, и ломанулся прямиком через заросли. – Отвлекся. Засекли!
– И теперь что? – крикнула я ему в самое ухо, с трудом поймав равновесие.
– Теперь все полный отстой!
Понятно было и без эмпатии, честно говоря.
Он резко свернул и ломанулся в заросли высокой травы с фиолетовыми метелками. Я ойкнула – закрывайся не закрывайся, а узкие жесткие листья резали, как бритва. Руки быстро покрылись мелкими порезами. Позади что-то взвыло и захлюпало, точь-в-точь как ночью. Трава резко закончилась – обрывом под ногами, слепящим солнцем в лицо. Мимо что-то просвистело, шипя, как гаснущий фейерверк, и часть противоположного берега почернела, обваливаясь в ревущую реку внизу.
Я не орала по одной причине – воздуха не хватало.
На той стороне рыжий мгновенно развернулся на пятках, выпустил меня, освобождая руки, что-то сделал – и заросли сизоватой травы полыхнули гигантским костром. В ответ вылетел черный масляный шар, шипящий и искрящий.
Тейт ругнулся и с размаху отшвырнул его ногой обратно, по плавной дуге. Я только и успела заметить, как вокруг ботинка вспыхнул огненный ореол.
– Подавитесь!
За обрывом раскинулся лес, утопающий в голубоватых мхах. Там пахло чем-то кислым, с примесью сырого мяса, до тошноты. Чистого пространства без рыхлой голубой «губки» почти не было, но рыжий избегал наступать на нее и скакал с одного поваленного дерева на другое, с камня на камень. Две щетинистые химеры, которые ринулись за нами, отстали очень быстро – вляпались в одно такое голубоватое мшистое пятно, а выскочили обратно уже с оголенными костями. Одна, похожая на ежа с жилистыми ножками, сразу завалилась набок и затихла, а другая, более массивная, сделала несколько шагов и опрокинулась, конвульсивно дрыгая оплавленной лапой.
Меня перекосило от ужаса.
Если промахнемся и рухнем в этот красивый мягкий мох…
За лесом была очередная расщелина, еще шире и глубже, затянутая желтоватой паутиной. Тейт пересек ее по упавшему дереву, потом развернулся, двинул рукой – и ствол с чудовищным хрустом надломился посередине.
Надломился, но не упал, остался жалким подобием моста. А паутина предвкушающе зашевелилась, и кто-то внизу заклекотал и защелкал.
Впереди высилась колоссальная стена скал. Но до нее путь лежал через ровное, абсолютно открытое поле сплошь в сизых вьюнах и гибких хвощах. Справа и слева наперерез нам скользили в полуметре над землей люди в балахонах. И простейшие подсчеты говорили, что мы сойдемся в одной точке, аккурат посередине…
Тейта это не смутило.
Он ринулся вперед с удвоенным энтузиазмом, передвигаясь гигантскими прыжками, и оглушительно свистнул на ходу. Затем поднапрягся, взвился особенно высоко…
…и шлепнулся на спину очередной твари, прозрачной, как стекло, и шершавой на ощупь – то ли в жестких перьях, то ли в чешуе.
– Ну, ну! – заорал рыжий, с размаху ударяя кулаками по невидимой спине.
Существо вздрогнуло, встопорщило «перышки», стремительно темнея, и взмыло в небо ошеломительно оранжевой птицей с четырьмя мощными крыльями. Тейт слегка отъехал назад, к подобию седла, попал ногами в крепления, перехватил одной рукой какие-то ремни и ловко пристроил меня впереди себя, крепко обнимая поперек живота.
Эмпатический купол к тому времени сжался до неприлично маленького диаметра. Но большего нам, похоже, и не нужно было. Я бессильно обмякла – слишком много впечатлений и усилий. Лицо щипало, от волос несло паленым.
Чучело по имени Трикси, да.
– Эй, взбодрись! – затормошил меня рыжий и требовательно прикусил за ухо. – Ну не будь занудой! У нас получилось. Смотри!
Он потянул за ремни, заставляя свою птицу сделать широкий плавный круг. Пересилив дурноту, я повернула голову, глядя вниз.
Отсюда, с высоты, смертоносная долина напоминала фантастический каменный цветок с полураскрытыми лепестками. В стороны от нее тянулись горные цепи – как складки лоскутного одеяла, где-то зеленоватые, покрытые растительностью, а где-то – белые от снега. И даже красные – от чего именно, ума не приложу. По левую руку от солнца скалы задирались выше, по правую постепенно сходили на нет и упирались во что-то гладкое, синеватое, сверкающее… Озеро, море, океан?
Наверное, океан. Какой огромный…
От ощущения головокружительной высоты и простора дух захватывало.
– Красиво? – с гордостью спросил рыжий, точно все вокруг было плодом его неустанных трудов или, по крайней мере, частной собственностью.
– Красиво, – признала я.
Пожалуй, кое в чем мы сходились, несмотря на культурные различия.