Военкомат
Part I – «безумный тест»
В детстве я часто болел: ангина, грипп в тяжелой форме, а хронический бронхит «перешел» со мной на первый курс университета. К вышеперечисленным осложнениям здоровья можно добавить легкий сколиоз, плоскостопие, нарушение зрения. Если намерены жаловаться на такие пустяки в военном комиссариате, вы здоровы и годны.
В военкомате мой эпикриз из детской поликлиники потеряли, это означало, что личное дело вмещалось на двух страницах и с большего состояло из характеристик учителей и родителей. Кто-то из знакомых подсказал, что его можно восстановить. Однако, когда я пришел в детскую поликлинику и отстоял приличную очередь, понял, что сделать это непросто. В регистратуре очень удивились, как эпикриз могли потерять в военном комиссариате, ведь еще в школьные годы он должен быть подшит к нерушимой папке личного дела, и отправляли меня из одного кабинета в другой. Врачи же пытались скинуть с себя лишний груз, говоря что-то вроде «не знаю, попробуй сходить еще в 329-й, может, терапевт твоего участка будет знать, где можно найти эту бумажку». Терапевт, как и все остальные, разводил руками и тоже не мог предположить, где находится эпикриз. Оббив пороги нескольких десятков кабинетов врачей, я все же получил правильное направление, хотя оно было сродни «отъебись, и без тебя дел хватает». Меня отправили к заведующей какого-то отделения детской поликлиники. Женщина лет сорока оказалась приятной в общении, хотя от разговора толку не было. Она, как и все, пожала плечами и сказала: «Можешь написать заявление на имя главврача, подождать официального ответа, получить разрешение на то, чтобы подняли архив. А тебе оно надо?». Может, действительно стоило пошевелиться и что-то сделать, но в силу природной лени и наплевательского отношения к будущему в тот период времени решил не заморачиваться рутиной и через несколько дней снова отправился в военкомат.
Давно заметил, что во всех государственных учреждениях нет никакого хваленого белорусского порядка, а тем более логики в последовательности их действий. Военкомат не исключение. Сначала нужно зайти в первый корпус: там лишь посмотрят на удостоверение призывника и покажут пальцем следующее направление. Отправляешься в соседнее здание в метрах 50-ти и начинаешь думать: что-то раздают бесплатно, иначе, почему здесь такое столпотворение (белорусам свойственно стремиться к халяве). На деле это переполненный второй корпус призывниками, стоящими в очереди за личным делом, а рядом перекрытые спинами и плечами два окошка для выдачи и приема документов, подобные первому. Было еще одно слева от входа, закрытое жалюзи. Складывается впечатление, что все вдруг нанялись трамитадорами. Со всех сторон висят плакаты о доблести и чести, о долге Родине, о патриотически воспитанных воинах нашей профессиональной армии. Присмотревшись к плакатам, заметил, что лица служивых совсем не радостные, а на некоторых откровенно читается, что люди впервые видят оружие или технику, к которым их приставили для показательной фотосессии.
Сам военкомат – не первая инстанция перед оценкой годности призывника к воинской службе. До появления в этом учреждении необходимо пройти множество процедур в районной поликлинике: флюорографию, анализы крови и мочи, осмотры бесконечного количества докторов и многое-многое другое. А что самое интересное, отказ от выполнения требований приравнивается к уклонению от призыва и уголовно наказуем. Формально это не может быть нарушением прав, потому что действия обозначены законодательными актами. Да и вообще права гражданина в Беларуси – это привилегии, которых могут с легкостью лишить.
Слева от лестницы второго этажа находился гардероб, справа – длинный коридор с несколькими разветвлениями и кабинетами врачей. Военком с первой минуты дает понять, что мы все говно – разделись до трусов и стоим в очередях холодного коридора. Раздевание не более чем фишка угнетения человека. Я еще не в армии, а уже выполняю приказы. С другой стороны, можно понять военкомовских работников, у них, скорее всего, напрочь отсутствуют две составляющие счастливой жизни среднестатистического гражданина Беларуси – секс и деньги, поэтому они налегают на третью – власть. Она порабощает человека, показывает низменные наклонности, не направленные на справедливость, а ответственность за возложение власти никак не проявляется в современном белорусском обществе. Можно сколько угодно говорить о том, что необходимо раздеться заранее, чтобы не задерживать очередь и не делать это в кабинетах, от этого она быстрее двигаться не будет. На заполнение бумаг как раз уходит достаточно времени, и призывник может неспешно снять и надеть одежду. Кроме того, на осмотре приходится оставлять личные вещи в открытой раздевалке или, доверяя на слово, передавать на хранение персоналу: с телефоном, кошельком и другими аксессуарами очень неудобно бегать по кажущимися нескончаемыми кабинетам.
На втором этаже – никакой организованности. Сначала минуешь несколько кабинетов врачей, к которым обязательно нужно будет вернуться, чтобы дойти до небольшого углубления в коридоре со столом медсестры, там же стоят весы и ростомер. В правилах указано, что при медосмотре в военкомате можно иметь при себе тапки (хотя кто эти правила читает), но в большинстве своем к этому моменту у призывников нет на себе ничего, кроме трусов. Пол очень холодный, а носки, как и остальную одежду, также убедительно просят снять.
До того посещения я бывал в военкомате дважды. В школьные годы наш военно-патриотический класс водили на обязательный медосмотр. Тогда поход казался каким-то необычным и радостным событием, и у всех учеников было стремление отдать долг Родине в виде срочного призыва на воинскую службу. Мы шутили и улыбались, весело шагали строем и пытались всем своим видом придать значимость событию. Второй раз меня пригласили в военкомат для снятия отпечатков пальцев в связи с трагическими событиями в Минском метрополитене 11 апреля 2011 года. Приехать туда и выполнить указание и так постоянно ущемляющего интересы граждан государства настоятельно попросил отец. До последнего я предпочитал не разговаривать со звонившими мне людьми в пагонах, которые чуть ли не приказным тоном убеждали добровольно откатать пальцы, и вешал трубку. Я не искал подтекста в поговорке «моя хата с краю, ничего не знаю». Вся страна скорбила по погибшим и, тем не менее, не хотела отдавать и так до босоножия ограбленные привилегии за последние 17 лет государственного беспредела, хотя бы в частичной свободе выбора.
Самым первым врачом после замеров роста, веса и формального прохождения терапевта оказался оториноларинголог. Девушка выглядела лет на 25, не больше. Разговор был непродолжительным, и его грубая форма сильно насторожила. Складывалось впечатление, что доктор намеренно сильно давит приборами, вставляя их в уши и нос, чтобы мне стало больно, и постоянно громко повторяла: «Не дергайся». Меня несколько раздражает обращение незнакомых людей друг к другу на ты, а врач вроде как должен уважать пациентов и стараться делать все, чтобы им было комфортно. Несколько раз упрекнув меня в неопрятности и что-то фыркнув себе под нос, она начала на скорую руку делать записи и ставить печати в личное дело. Перед этим походом в военкомат я действительно не умылся. Накануне вечером мы с моей девушкой Олей были на концерте, после чего отправились в бар, работающий до поздней ночи, и я прилично напился. Утром проснулся и понял, что сильно опаздываю к повестке на девять утра, надел испачканные джинсы, рубашку, старую куртку и поспешил в военный комиссариат. Это был единственный раз за все время пребывания в этом учреждении, когда в голову пришла мысль: как хорошо, что я в одних трусах, а то бы сделала замечание еще и за непристойный внешний вид.
Ни один из сотрудников военкомата, кроме последнего врача, не показался вежливым. Хамство чувствовалось на каждом шагу вдоль и поперек. Обстановка была и так угнетающей: холодные стены, спертый воздух, вышел покурить и пропустил очередь – жди нового круга. А тут еще и каждый смотрит на тебя как недостойного даже банального доброжелательного отношения. В буквальном смысле делать в военкомате абсолютно нечего. Разговоры с призывниками были ни о чем, телефона с интернетом ни у кого нет, а книги или журналы додумались взять единицы, бережно держа их, даже заходя в кабинеты для осмотра, дабы после не пришлось искать собственное чтиво. Конечно, на стойках лежали стопки брошюр, но ничего нового в них я не узнал и пробежался глазами по нескольким десяткам в считаные секунды. Мини-книженции сродни информативным стендам в любой поликлинике или подобном учреждении: остерегайся гепатита, береги свою жизнь от СПИДа или курение убивает.
Не помню, кто смотрел на мой член, хирург или дерматолог. Возможно, оба врача, хотя запомнился только один. Женщина лет 45-ти, внимательно рассматривая половой орган, сделала вывод, что мне нужно съездить к специалисту на улицу Прилукскую и сдать анализы из-за каких-то красных пятен. Сложно понять, насколько компетентна была доктор, тем не менее, имевшееся раздражение оказалось следом от купленных на рынке красных трусов – они попросту красили кожу.
Каждый из врачей оставлял неразборчивые идеографические символы в личном деле, и только пара-тройка ответила на вопрос о годности, мол, с небольшими ограничениями. Остальные не считали нужным общаться с призывником, а несколько человек прямым текстом говорили: потом сам все узнаешь.
Помню, стоматолог сначала даже не заглянул мне в рот, а только посмотрел на карту несколько годичной давности и сделал запись, поставив штамп. Все время заполнения бумажек (а это около пяти минут) я стоял босым на холодном полу в одних трусах. Намеков на то, что было бы неплохо провести осмотр или присесть, он не понимал вообще. Только когда я грубовато заметил, что с челюстью у меня не все в порядке, врач попросил сесть на кресло и открыть рот. Больно ковыряясь в зубах, стоматолог был явно недоволен, что призывник отвлекает его от заполнения бумажек и общения с коллегами. Никаких конкретных ответов по поводу состояния зубов, возможных дефектов и методах профилактики или лечения я от него не услышал, хотя вопросы задавал неоднократно. После осмотра последовала контрольная фраза: встать и занять очередь в следующий кабинет. На тот момент состояние моих зубов оставляло желать лучшего, кариес разъедал почти каждый, а от так называемого осмотра два-три последующих дня в зубах периодически возникала ноющая боль, которую можно было хоть как-то заглушить, только приложив горькую таблетку анальгина.
За пять последующих часов я прошел обследование еще у нескольких врачей и везде получал безотказную годность к несению военной службы в Вооруженных Силах Республики Беларусь. Поймите правильно, я был не против пойти в армию в 18 лет, да и при иных условиях оплаты непомерного физического труда и реального обучения военному ремеслу, думаю, вряд ли бы кто-то отказался проходить срочную службу. А в 25 лет, когда жизнь только начинает сладко пахнуть и ты пытаешься стать на ноги, найти занятие по душе, нет смысла тратить год жизни на то, чтобы один раз подержать автомат в руках (во время присяги) и на протяжении оставшегося срока ощущать постоянную нагрузку, в лучшем случае научившись правильно красить заборы или держать веник для уборки территории. Несколько друзей к тому моменту уже прошли срочную службу, и не только в Беларуси. Большинство из тех, кто отдавал долг нашей Родине, не нашли себе места после армии в течение полугода. И речь не только о работе или становлении человека в ограниченно-свободном обществе. Они ходили неприкаянными, не могли нормально общаться, а организм никак не мог отвыкнуть от сбивчивого графика, по которому они жили последние год-полтора. Один из приятелей служил в элитных пограничных войсках, говорил, что бывали месяцы, когда он спал по несколько часов. То есть не по несколько часов в день, а по несколько часов в месяц. Все потому, что призыв небольшой, в наряды ходить некому, а нарушения прохода Государственной границы явления постоянные. Не оправдывая ситуацию, могу заметить, что он хотя бы научился физике и погранично-военному делу, так как был главным по размыканию и замыканию каких-то цепей. Тем не менее, есть и другие примеры. За нелепые связи с оппозицией еще одному приятелю прямым текстом сказали, что отправят в железнодорожные войска. Так и произошло. Эти войска считаются чуть ли не последним пристанищем солдат, которых никуда больше не хотели забирать из-за хамской манеры общения, уголовных статей в прошлом или неадекватного поведения. Как-то мы с Олей заезжали проведать этого знакомого. Он рассказал много интересного про способы уборки, выдергивания травы из зазоров между дорожной плиткой и про невидимые хоботы слонов (воображаемые части тела недавно призванных солдат), которые старослужащие закидывают на спины прапорщикам и более низкому составу, а молодые должны подходить к ним и, унижаясь, просить разрешения забрать. Повезет, если старший по званию военнослужащий понимает армейский юмор, в противном случае можно получить несколько внеочередных нарядов или отправиться на увлекательные работы. Невидимые хоботы также могут привязывать к забору, столбу, автомобилю, и молодой солдат может отойти с места только с разрешения старослужащих.
Уставшим и немного злым от медленно двигающейся очереди зашел к окулисту и не смог прочитать первую строчку сверху с огромными буквами. Зрение у меня неплохое, однако символы расплывались то ли от волнения, то ли от усталости, ведь в военкомат необходимо было явиться ни свет ни заря, да еще и отстоять несколько часов в многометровой очереди. У доктора я получил очередной штамп «годен», правда, с небольшими ограничениями. С этими же ограничениями парню, у которого периодически возникает паралич ног, поставил годность невропатолог. Врачом-окулистом была дама средних лет, в кабинете также находилась медсестра чуть помоложе. Между собой они не разговаривали, что меня немного удивило. Большая часть медперсонала вела беседы о покупке нового автомобиля, последних днях дачного сезона, подготовке к осени и многом другом, никак не относящемся к призывникам и военкомату. Было заметно, что окулист из последних сил старается быть вежливым, подставляет линзы к глазам, интересуется увиденным, советует какие-то капли. Как ни крути, гримаса с напряженными от улыбки мышцами выдавала полное безразличие к происходящему. Я взял бумажку с записанными для восстановления зрения названиями препаратов и, выйдя из военкомата, тут же о ней забыл.
Иногда улавливал мимолетные разговоры с другими призывниками. В основном они сводились к совершенной некомпетентности обсуждаемых вопросов политики, экономики, социального обеспечения, программы обучения в вузах и многом другом. Через несколько часов стал замечать, что большинство находящихся в комиссариате не просто лояльно относятся к сложившейся системе принуждения, но и поддерживают ее. Кто-то даже стремился отдать долг Родине в первых рядах. Несколько призывников сильно переживали, что не годны к воинской службе, по-моему, из-за пороков сердца и сильного сколиоза, в буквальном смысле выпрашивали направление на обследование у других врачей, чтобы еще раз попытаться примкнуть к доблестным защитникам Отечества. Один парень прямым текстом говорил, что служба в армии ему необходима, потому что папа занимает какую-то серьезную должность в государственной организации и может быстро двинуть его по карьерной лестнице. Вот незадача: без службы в армии нельзя занимать руководящие должности в госучреждениях Республики Беларусь.
Настало время последнего кабинета в военкомате. Психиатр был вежлив, поздоровался и общался исключительно на вы:
– …как вы собираетесь с этим служить? – спросил врач, показывая на меня шариковой ручкой синего цвета с белыми полосками и надетым красным колпачком. Каждые несколько секунд он прикладывал ее к губам, поэтому очертания запомнились как нельзя лучше.
– Вы по поводу татуировок? – уточнил я, прекрасно зная от других призывников с картинками на теле, что психиатра военкомата в связи с какими-то серьезными изменениями в правилах отбора призывников татуировки не волнуют и он не спрашивал про них у двух парней с размалеванными рукавами и грудью, проходящих осмотр передо мной.
– Нет, – коротко ответил психиатр, потом еще раз показал ручкой на меня и добавил. – Я про соски…
Как-то я сильно напился и, шатаясь по городу, встретил будущую жену Олю. То ли в шутку, то ли всерьез она предложила пробить соски. Моя пьяная голова быстро нашла способ: прямо напротив места нашей встречи жил старый приятель по прозвищу Солнце. Помимо серьезного увлечения панк-культурой он бесплатно пирсинговал знакомых и друзей. Набрав номер и поинтересовавшись, может ли он принять гостей, услышали положительный ответ. Соски долго заживали и гноились, однако снимать сережки не стал, вытерпел сильную боль, делая пирсинг. Солнце даже пришлось сесть на меня сверху, чтобы не было непроизвольных подергиваний. Так и пришел в военкомат: с пробитыми еще в отрочестве в четырех местах ушами, сделанными за последние годы татуировками на большую часть рук и относительно недавно пробитыми сосками.
– Вам придется съездить на улицу Менделеева для теста. В запасе будет две недели, потом снова ко мне.
– Нужно будет снова проходить всех врачей? – серьезно разволновавшись, уточнил я.
– Нет, только ко мне, – коротко ответил психиатр, попрощался и выдал направление.
Времени было предостаточно, тем не менее, на следующий день я был там. Не потому, что крайне ответственно отнесся к направлению, а потому как это учреждение находилось в 15-ти минутах ходьбы от моего дома. В холодном коридоре встретил старого знакомого Сашу, который также работал там психологом, как и другой врач, к которому я предварительно записался на прием. Он насторожил фразой: «зря ты записался к Васильевне, лучше бы ко мне». Хотя особого значения мимолетному разговору не придал и зашел туда, куда направлялся, вежливо попрощавшись с приятелем. Разговор с психологом был коротким, хотя и содержал больше информации, чем хотелось. Именно от нее и узнал, что я крашеный петушок и ничтожество. Несмотря на консерватизм нашего общества, никто до этого не сказал ни единого слова в упрек моей внешности, разве что гопота со спящих районов. Возможно, это была проверка реакции, однако знаю ни один десяток людей подобного внешнего вида, которые с легкостью огрели бы стулом, заведя психолог такой разговор с ними. Беседа остановилась на фразе: «Если вы сейчас не прекращаете, я иду в милицию и пишу заявление по статье 9.3 КоАП РБ». Все-таки научил меня чему-то преподаватель по административному праву. Только после этих слов мне выдали безумный тест на 400 вопросов и отправили в коридор.
Именно тогда понял, что из этой системы нет выхода. Все вокруг построено так, чтобы человек сдавался сам либо ломался под давлением. Нет улыбок, вежливости, доброжелательности. Только отчаяние, тревога, боль и разочарование. Это и есть моя страна – независимая Беларусь.