Глава 4
Москва – это огромное существо, которое пожирает все, до чего только может дотянуться, и превращает жизнь в коктейль. Куча разных стилей, людей, идей. Эклектика Москвы ужасна, но в ней все-таки есть свой шарм. Тут и жизни вперемешку. Но чем ближе к центру ты находишься, тем город становится краше. Убогие спальные муравейники преображаются в невысокие восьмиэтажные дома. И с каждым новым кольцом все только лучше, как на мишени. Сто очков. Мой институт находился в самом центре – внутри Бульварного кольца. Его двери выходили на переулок с односторонней дорогой, по которому изредка проезжали машины. Невысокое трехэтажное здание никак не выделялось на общем фоне. Найти институт можно было лишь по табличке с названием, висевшей у двери под зеленым козырьком. В дождливую погоду тут помещалось ровно семь человек с сигаретами.
Впрочем, вернемся ко мне, я тут пока еще основной персонаж. Распахнув легкую дверь института, я вышел на улицу и остановился. Достал телефон, создал заметку и вбил туда в столбик все буквы алфавита. Напротив каждой оставил место, куда планировал вписывать слова, связанные с моим творчеством. Забив первые четыре слова, довольно хмыкнул. Нужен был план действий. Проверив социальные сети и сделав пару звонков, не смог выцепить ни одного из своих друзей. Дома ждал компьютер, фильмы и игры, но я был бы последним лохом, если бы предпочел это простой прогулке в столь славный день. И вот я стоял и размышлял о том, куда бы мне податься. Вариантов было несколько. Choose your destiny.
Красная площадь. Всего пятнадцать минут ходу – и я могу оказаться в центре нашей необъятной. Что тут можно увидеть? Например, толпы туристов, аккуратно выстраивающихся для фотографий на фоне Спасской башни. Или же современный Охотный Ряд, где раньше обитали жирные крысы и фокстерьеры, а сегодня горожане затариваются шмотками и ходят в единственный платный туалет в округе. Серьезно. Если приспичит помочиться, то лучше пойти в ГУМ: в торговом центре с многовековой историей можно поссать бесплатно. На Красной площади обязательно подойдите к нулевому километру, где проходит без пяти минут священный ритуал. Согласно неписаным правилам, любой турист должен встать в центр нулевого километра, покрутиться и бросить монетку за спину. Чтобы вернуться или на удачу. Согласно этим же правилам, местный бомж должен терпеливо ждать и затем подобрать монетку сразу после ее падения на брусчатку. Наблюдает за этим трио замечательных персон: Сталин, Ленин и Николай II. Несмотря на старые распри, сегодня они терпеливо сидят на раскладных табуретках у Исторического музея и предлагают сфотографироваться за несколько сотен. Настоящий социализм. Хоть кто-то зарабатывает на косплее.
Второй вариант – Старый Арбат. Если вы добродушны и открыты для мира, то после Арбата ваши карманы будут набиты флаерами, рекламами и листовками: их тут разве что в мороженое не подкладывают. Арбат – еще одно место скопления толп туристов и приезжих из других городов России. Распознать таких залетных очень просто, достаточно найти коров. Их тут парочка, стоят они возле сетевых кафе. Многие приезжие считают своим святым долгом сфотографироваться с такой коровой в самых идиотских позах. «Давай изобразим, что ее насилуем!» – «Не, давай я залезу сверху…» – это реально убого. Сами поймете, если увидите. Проходящие мимо японцы с камерами фотографируют глупых русских, чтобы потом детям показывать вместо обезьян, которые, впрочем, в Москве тоже есть.
Каждый день на Арбате кипит жизнь уличных развлечений. Так, в начале улицы вы неизбежно наткнетесь на ряды шаржистов. За цену отсутствия у вас вкуса они готовы превратить вас в однотипного гротескного урода. Подобные шаржи потом ставятся в сервант и показываются друзьям: «Смотрите, у Машки же и правда такие брови большие! А как он изобразил ее сидя на Петьке, эх!» Да. Впрочем, никогда не стоит забывать – у всего своя целевая аудитория. Кроме рисовальщиков, тут есть и другие представители творческих дел. Некоторые буквально живут здесь годами. Эх, Арбат – удивительное место!
Поразмыслив, я решил и туда не ходить, а поступил вот как: отправился вниз по переулку, пересек Арбатскую площадь, попал на Гоголевский бульвар и пошел в сторону набережной. По дороге заглянул в «Дно», поздоровался с Эдом и заказал себе разливного лимонада. Чтобы как в Советском Союзе, хоть я и не помню, как там было. Эд поинтересовался о моей книге, на что мне пришлось скривить лицо, обозвать его несносным торопящимся критиком и быть посланным за это на много букв. Раз, два, три. После я получил свой лимонад и продолжил путь. Я не торопясь побрел по бульвару и с каждым новым глотком все больше проникался прелестью дня. Поразительно, как мало порой нужно человеку для счастья, вроде просто стаканчик, а я ему рад больше, чем… чем… чем чему-нибудь, что должно вызвать больше радости. Короче, Д – детали. Отличное слово в копилку!
Размышляя об этом, я без оглядки прошел мимо темного памятника-фонтана Шолохову. Большая лодка на постаменте. Он сидит в телогрейке и смотрит в сторону улицы, где когда-то жил. Позади из гранита вверх торчат головы лошадей, расплывающиеся в разные стороны. Иллюзию движения создает поток воды, стекающий вниз. Символизм автора. Раскол России на два лагеря. Мрачно. Должно быть. Но если добраться сюда в середине лета, головы лошадей будут оккупированы стаей детей, купающих ноги в фонтане, а рядом в лодке с Шолоховым будет сидеть подвыпивший десантник в тельняшке, фоткающийся на память с «мужиком в лодке». Символизм жизни. Современность сидит на головах прошлого и не думает о нем. А зачем? Люди всегда были такими. Наша хата всегда с краю, а после – хоть потоп. Если мы помним историю, то только потому, что так надо. Еще десять-пятнадцать лет – и Великая Отечественная будет забытым мифом. «Воевавших дедов» не останется, а вместе с ними уйдет последний повод верить в значимость победы. Так было раньше, так будет и потом. А как только о прошлом забываешь, с ним начинают играть. Моделирование выгодного прошлого. Все как Оруэлл прописал. И вот в какой-то момент окажется, что Наполеон защищался от безумных русских, а сам был свой в доску парень. Впрочем, действительно – моя хата с краю. Мне двадцать четыре года, я симпатичен, умен и одеваюсь со вкусом. Пусть этот мир и трещит по швам, но я в нем явно не аутсайдер. Так что продолжу плыть по течению, прогуливаясь по солнечному бульвару со стаканчиком лимонада. Так-то.
Мимо меня проходило множество людей. Отличительная особенность москвичей – наше фирменное двуличие. Стоя в метро, каждый из нас умеет скривить максимально наплевательскую морду, выражающую чистое презрение ко всем окружающим. Мы врубаем наушники и отключаемся от внешнего мира, который нас раздражает. Но стоит выйти в парк или на бульвар, и все преображается: в компании парочки друзей москвичи расцветают. Мы снимаем маски и становимся жизнерадостными и веселыми ребятами, думающими о будущем и умеющими развлекаться. Вот и сейчас вокруг меня царила исключительно приятная атмосфера. Мамы прогуливались со своими ребятишками, влюбленные парочки о чем-то радостно шутили. Я шел мимо прокатных велосипедов, мимо пробегающих девушек и парней, решивших бороться за свою фигуру, мимо цветастых плакатов и афиш. Может, куда-нибудь сходить, если найду компанию? Ходить одному на выставки или спектакли как-то совсем не для меня, хотя свои плюсы есть: гуляя в одиночку, склеить милую даму значительно проще.
Я прошел весь бульвар, за ним, через дорогу, возвышался белый храм с золотыми куполами, а еще дальше – начинался Патриарший мост, который тянулся через Москву-реку, Болотный остров, Водоотводный канал и заканчивался рядом с «Музеоном». Туда мне и нужно. Мост всегда был переполнен людьми, даже в будни, а особенно по субботам: широкий и длинный, он по совместительству был замечательной смотровой площадкой. С него открывались хорошие виды на город. Слева Кремль, большой и величественный символ нерушимости и силы власти, гордость патриота, страх для врагов и красивая фотка для всех остальных. Справа «Красный Октябрь». Когда-то один из главных кондитерских заводов страны, красный кирпич, большая вывеска и множество сладких воспоминаний. Ныне его постигла судьба большей части заводов Москвы. Промышленность стране не нужна. Теперь тут «арт-плейс», усеянный клубами, маркетами, школами, где проводятся воркшопы, и прочими «модными» вещами. Иногда там бывает весело, но чаще чувствуешь, что ты ошибся вселенной и твой мир в какой-то другой реальности.
Проходя по мосту, я решил остановиться и насладиться видом. А заодно еще и покурить. Не знаю по какой причине, но в моей голове есть четкая установка, что курящий на ходу человек выглядит хуже, чем стоящий. Мало кому удается курить по дороге и при этом хорошо выглядеть. А вот красиво стоять с сигаретой большого труда не надо. Забивая себе самокрутку из табака со вкусом чернослива, я думал о книге. Написать ее сложнее, чем казалось вначале. Мало красиво излагать свои мысли на бумаге, нужно еще насобирать этих мыслей на целую историю и расставить их в нужном порядке. Одна к одной. Без промаха. Как сделать историю интересной, а главное – цельной, единой? Кстати, Е – единство. Ха! Как легко у меня получается сочинять эти слова! Так я быстро приду к успеху. Единство хорошей истории и персонажей. Продуманных персонажей, со своими эмоциями и историей. Осталось понять, где их взять.
Пока я забивался, рядом со мной появился незнакомый мужчина. Потрепанный и побитый, лет пятидесяти. С ямочками на лице. Настоящий пьянчуга. На нем было длинное распахнутое пальто, такое же потрепанное, как и он. Глаза не выражали никаких ярких эмоций. Он смотрел на меня, а я смотрел на него и молча продолжал забивать. Когда сига была завернута и оставалось просто положить ее на губы, он обратился ко мне.
– Уважаемый, а не найдется ли закурить? Я, – лицо расплылось в улыбке, оголившей полусгнившие зубы.
Ну конечно, чего еще стоило ожидать? Обычно я церемонно говорю, что у меня нет сигареты, но в этот раз поступил иначе. Молча протянул бродяге свою забитую самокрутку, а сам принялся забивать новую. Похлопав по своим карманам, он спросил, есть ли у меня зажигалка. Из джинсов я извлек коробок спичек и протянул ему. Обратно брать отказался и достал из рюкзака зажигалку. Гигиена.
– Ай, спасибо. Спички – вещь полезная. Я-я-я. Добро должно возмещаться! Вот тебе от меня подарок, – он достал из внутреннего кармана пальто маленькую потрепанную книжицу. Евгениус Брод «Как я не спился и написал это».
– Что это такое?
– Подобрал на ништяках. Выглядит ничего. Я. (Он и правда вечно говорил это поганое «я». Прям без остановки. Я.) В букинистическом за нее, наверно, рублей двадцать дадут, я, но мне кажется, что тебе она нужнее. Забирай, мне не жалко.
Деваться было некуда, пришлось протянуть руку и взять книжку. Не гигиена.
– Спасибо, – ответил я и, не зная, что делать, убрал книгу в рюкзак.
Я ожидал, что после получения сигареты он пойдет по своим делам. Однако незнакомец явно нуждался в общении – он облокотился на перила моста и спустя пару минут начал беседу.
– Меня Пашка зовут, я, а тебя как? – он протянул мне свою морщинистую руку с облупившейся кожей.
Изобразив, что не могу ее пожать, т. к. держу сигарету, я ответил:
– Я Кирилл.
– О, прям как тот, кто алфавит к нам принес. Слыхал о таком?
– Конечно. С ним еще Мишка был, они на двоих грамоту и толкали.
– Аха-ха, Мишка… я… – мой новый друг залился искренним смехом, перебивающимся мокротой, забившей его прокуренные легкие. – Знал я одного Мишку. Тоже толкал. Его при Ельцине посадили, так и сидит. Теперь у него своя грамота, не нашенская, – очередная пауза. – Кстати, отгадай загадку. Чем ворон похож на письменный стол?
– Уже было, дядя. Там в ответе должна идти английская игра слов про заметки/звуки и плоскость/тупость, но моего знания английского сейчас не хватит, чтобы ответить на это.
– Понятно, значит, книжки читать умеем. Я. Это правильно. Я вот недавно на помойке Стругацких подобрал, и прям на сердце приятно стало. Перечитал раз пять. Замечательная книга, замечательные авторы. Литература, она ведь формирует сознание. Не как эти телики поганые, в которых сейчас только гениталии сплошные. Ты его смотришь – тебе в голову помои льют. А потом обсыхаешь, и в башке вообще пусто. А с книгами не так. Они глубоко в душу западают, впечатываются в мозг. И может, забудешь, но в голове навсегда останется и будет на решения влиять. Понимаешь? Соображалку развивает.
– Да, понимаю и полностью согласен.
– Я ведь это, раньше профессором был. Я-я-я. Преподавал, уму-разуму учил. А сейчас вот, стою в лохмотьях и сигареты стреляю.
– А что случилось?
Мне разом было и интересно, и наплевать. Спросил, наверное, больше из вежливости. Он рассеянно уставился в никуда.
– Жизнь случилась. Я. Набросилась и растрепала в клочья.
Следующие несколько минут мы вновь провели в молчании.
– Вот скажи мне, Кирилл, ты в Бога веришь?
– Не знаю, не встречал.
– Я, то есть Ё, – он замолчал на несколько секунд. – Ёрничество. Вот вы, молодежь, сейчас все такие. Вам все паясничать, выпендриваться. Хи-хи, ха-ха, а за душой ни шиша. Пустышки, нули. Жалко. Столько сил в вас вкладывают, а вы как говно себя ведете. Я. Вот ты, – он выдохнул очередную порцию дыма и отрицательно покивал головой, – вроде парень не глупый, а в Бога не веришь.
– Не улавливаю как-то связи между этими двумя вещами, – в тот момент я еще не понимал, что меня ждет нудеж похлеще Дани. – Можно быть глупым и не верить, а можно быть умным и верить. Тут каждый сам решает, я считаю. Это как с сериалами. Кто-то смотрит, кто-то нет. Каждому свое, и нечего тут навязывать.
– Надо навязывать. Потому что, если вам, тупицам, не навязывать, вы же сами ни черта делать не будете. Я-я-я. Нет в русских самообразования. Животные мы. Волю дай – и будем в говне сами рыться, пока свиньи на нашем месте за столами пируют. Уроды мы. И без сильной палки и указаний ничего сделать не сможем. И в Бога надо верить. Это тебе не сериальчик поганый! – сказав это, Паша сделал большую затяжку, снова откашлялся мокротой и ругнулся.
– Я так и не могу смекнуть, с какого рожна мне надо в Бога верить?
– ЗАТЕМ, – это слово новый знакомый сказал особенно выразительно, подчеркивая его интонацией и протягивая гласные. – Вот скажи, в чем смысл жизни?
– Еще лучше. Я думаю, что у каждого этот смысл свой. Нет какого-то единого шаблона.
– Ну и какой у тебя?
– Хм… не знаю… наверное, написать книгу и прославиться.
– Херота это все. Я.
– Эй, ты сейчас идею моей жизни херотой назвал.
– Я херотой назвал все смыслы жизни. Я-я-я. Посмотри на меня, – он развернулся в мою сторону, – я грязный, брошенный. Моя дочь умерла у меня на руках, когда ей было пять. Пять лет, Кирилл! Совсем маленькой была, я-я-я, – мне показалось, что в его глазах промелькнули слезы. – Дальше все пошло по накатанной. Житейский сценарий. Не выдержал, начал пить. Жене надоело терпеть, сбежала с хахалем. Я стал еще больше пить, я, меня поперли из вуза. Вот хожу теперь по помойкам шарю. Государственных подачек хватает только на коммуналку. Живу черти как. В ЧЕМ МОЙ СМЫСЛ ЖИЗНИ?! Я? Скажи мне! – не дожидаясь моего ответа, он продолжил: – Не можешь? Вот! Я! Знаешь, почему не можешь? Нет этого смысла. Правда в том, что все мы приходим на эту планету только ради того, чтобы сдохнуть. Мы придумываем себе жалкие смыслы, чтобы хоть как-то оправдать свое никчемное потреблядское существование и всю ту чудовищную мерзость, что совершает человечество. МЫ НИЧТОЖНЫ! Каждый из нас просто пустое место. Я пуст, ты тоже. Все пусты. Младенцы, подростки, взрослые и старики. Все. Мы просто черви, паразиты! Живем, помираем и ничего не оставляем! Все наше наследие только для таких же термитов, как мы! Ни для кого больше!
Паша вздохнул и сгоряча плюнул. Явно эта речь давно крутилась у него на языке. Вот только сказать ее было некому. Мне стало жаль мужика, ведь он и правда никому не нужен. Даже если завтра он умрет в центре города, то его просто быстро увезут в морг, и дело с концом. Считай, что и не было. А сколько таких еще в городе? А в стране? Мире? Хотя в то же самое время его наезды заставляли меня думать, что, может, и черт бы с ним. Не будет так огрызаться. Я-я-я! Что? Нехорошо так о людях думать? Да пофиг.
Он продолжил сразу после того, как отдышался. Голос его стал сиплым, тихим:
– Знаешь, зачем верить в Бога? Я? Потому что если в него не верить, то получится, что во всем этом мире ты лишь маленькая вошь, никому не нужная и ждущая своей очереди. Один, брошенный. Я. Страшно одному. Очень страшно. Я в Афгане в войну был. Не было так страшно, как от одиночества. А Бог помогает. Он становится спутником, собеседником, внутренним огнем. С ним ты не одинок, я. И после смерти не пропадаешь навечно. Ты есть где-то в другом месте, там все хорошо, – говоря это, он смотрел в небо, – в Него надо верить. Надо. Понимаешь?
– Да, понимаю, – понимал? Да. Соглашался? Хрен.
Умиротворение пропало с его лица. Собеседник нахмурил лицо и рявкнул:
– Ничего ты не понимаешь, бестолочь! Я! Когда-нибудь, может, поймешь, но не сейчас!
К этому моменту он успел докурить сигарету до фильтра. Бросив бычок в реку, незнакомец развернулся и ушел, не сказав больше ни единого слова. Я постоял еще пару минут и двинул в противоположную сторону. Меня правда не особо колышут судьбы одноразовых знакомых.
«Музеон» – длинный вытянутый парк вдоль набережной, созданный вокруг Центрального дома художника. Типичный образец новой Москвы, где все делали из камня и дерева. Я шел, погруженный в свои мысли, когда неожиданно в них ворвались чужие слова:
– Аккуратней!
Справа меня обогнали двое парней на лонгбордах, один высокий, как шпиль, за ним второй, ниже и с темной бородкой. Чуть позади ехала девушка с растрепанными темными волосами, свисающими до бедер. Проехав, она оглянулась в мою сторону и крикнула:
– Это велодорожка, кретин! Вали на тротуар!
«Ну и сука», – подумал я про нее. Парки для пешеходов. Хотя девушка была права. Я и правда шел по велодорожке. Ну и сука, подумал я про себя. За «Музеоном» ждал Парк Горького – самый молодежный в Москве. Целый день тут слоняются толпы людей и постоянно что-то происходит. Приятное место, в котором всегда можно провести время. Но по правде говоря, добравшись сюда, я успел изрядно задолбаться. Прогулка подзатянулась, и нужна была бодрая альтернатива. Я скучал в одиночестве. К счастью, спустя тридцать минут моего бесцельного шатания по парку зазвонил телефон, это был один из тех знакомых, кто несколькими часами ранее не взял трубку.
– Хей, Кирилл! Что делаешь?
– Привет. Жду, пока меня спасет от безделья эпизодический персонаж, о котором никто никогда и не вспомнит.
– Тогда у меня есть для тебя отличный варик. Сегодня в десять вечера у меня диджей-сет в клубаке на Тверской.
– Там нормальный клуб?
– Нет, но какая разница? Мне платят, и есть проходка на парочку человек с бухлом. Есть желание?
– Клуб с халявным алкоголем? Диктуй адрес.