Глава 5
Мое детство и юность
Я родился в 1914 г. В семье крестьянина самым последним из детей. Мы уже жили в новом доме. Так как я родился летом, то в страду меня брали в поле, где за мной присматривала сестра Лена. Когда я подрос, то отец из плакучей березы делал качели. В общем вырос я в поле, на покосе.
Шла гражданская война, Колчак свирепствовал в Сибири. Однажды на побывку из Нижнее-Удинска в Кучеровку прибыл Сенченко Андрей, сам спал на сеновале, а винтовку оставил в избе. На второй день его пребывания, утром в село нагрянул отряд колчаковцев. Побежал он было за винтовкой в избу, тут то его и прихватили. Он был повешен в центре села на березе вместе с командиром партизанского отряда Сафроном Моронкой, которому было 25 лет. Когда мы ходили в школу, нам о них рассказывали и показывали ту березу. Но есть и другая версия гибели Сафрона. Вот что об этом пишет Николай Толичков. К середине 19 года партизанская война охватила половину нашего района. Наиболее активные действия велись под Тинской, в деревнях вокруг Кучерово, где располагался партизанский штаб. В селе был сформирован сводный отряд из «Кучеровцев» и жителей соседних деревень, из бежавших из плена красноармейцев, из жителей дальних сел Белого Моста, Абана, Тосеево. Во главе того отряда стоял Сафрон Моронко. В июле 19-го на взгорке, по которому проходила дорога на Нижний Ингаш, в километре от Кучерово завязался бой белых с партизанами. Фланги партизан прикрывала тайга, здесь белые не могли передвигаться на лошадях, тем более везли за собой пушки, дорога же хорошо простреливалась. Бой шел три дня. В этом бою погиб наш сосед Тищенко Ананий и сродный брат Михаил Франкович Силков.
Партизанский отряд действовал и в соседнем Иланском районе, им командовал Силков Исаак Франкович. Из уездного города Канска им навстречу был выслан отряд карателей с кавалерией и пушками под командованием капитана Миськова Дмитрия, выросшего в Кучерово и хорошо знавшего местность. Посовещались командиры, взвесив силы пришли к выводу, что противостоять им невозможно, нужно отступать и сберечь силы. Штаб вместе с бойцами, которым нельзя было попадаться на глаза белым, организованно ушли в тайгу. Был оставлен небольшой заслон- отряд Моронко, который некоторое время сдерживал белогвардейцев. В районе Табагаши партизаны устроили штаб – соорудили шалаши и вырыли землянки, огородили загоны для лошадей. Сафрон и Севостьян решили отправиться в Табагашет, навестить тестя Севостьяна – Романа Тимофеевича Шелимонова. Поехали налегке, без охраны, взяв с собой лишь партизана Галкина. Это был день 12 июля – Петров день. Приехали к дому. Роман услышал тележный скрип и вышел встречать гостей. Поговорили, повздыхали, покурили и пошли в избу. Разделись, решили помочь Роману поплотничать в сенях, наган повесили на костыль в избе. Поработали часик и сели перекурить, услышали разговор на улице. Сафрон выглянул из-за косяка и разглядел двоих верховых, по разговору понял, что это разведка белых. Он метнулся к брату, толкнул его в нежилую комнату, а сам бросился в избу к оружию. Быстро спрятал гранату и патроны в железную печку, а наган, висевший на костыле, завесил полотенцем. Было ли это трусостью и почему они не воспользовались оружием и внезапностью не понятно, одно ясно наверняка – это была их роковая ошибка. Я думаю это трусость и неимение навыка. Сафрон метнулся к нагану, дернул за ручку двери, но не успел. Грянул выстрел, в спину толкнуло, обожгло. Смертельно раненый Сафрон вышел на крыльцо, где и рухнул замертво. Роман, услышав выстрел, побежал в сторону леса, где поджидал Галкин. Оба белогвардейца кинулись за ним. В это время Севостьян покинул убежище и тоже побежал к лесу. Романа поймали и колотили прикладами до смерти, свернули цигарки, покурили, запалили избу и тела бросили в огонь.
Белые и Красные, а ведь это один народ. Это наша история и боль, которая прошла через всю нашу жизнь.
В 1942 г. я вернулся из госпиталя и, когда немного поправился, женился на дочери Сафрона – Ларисе. После женитьбы мы с Ларисой уехали жить на север в Дудинку. Мать ее, моя теща, Агафья Панкратьевна к тому времени жила в Решетах, вышла замуж за Желанника и имела от него дочь и сыновей Леонида, Николая и младшего Виктора. Она рассказывала, что труп Сафрона белые привезли в деревню и повесили вместе с Сенчинком для устрашения.
Дочь – Зинаида работала в Кучерово медсестрой, я ходил к ней на перевязки. Леонида призвали в армию, вскоре пришла похоронка. Николай выучился на помощника машиниста и работал на ж/д в Иланске.
В конце августа 1919 г. матери сообщили, что полк, где служил Филипп, переводят на запад, добивать Врангеля. Мне в то время было 5 лет. Мать всю ночь пекла пироги, а на утро мы отправились на станцию, где на запасном пути стоял эшелон. Мне все тогда было в диковинку, я в первый раз увидел поезд и своего брата. При встрече радости было много. Брат поднял меня на руки. Родители желали ему скорее вернуться и быть невредимым, обнимали его.
После взятия Крыма брат служил в Симферополе, командовал взводом или ротой. Там он познакомился с Феней Коваленко. Она была очень красивая, и обучена грамоте. В 1921 г. они приехали к нам погостить. Меня Феня Георгиевна обучала грамоте, Филипп помогал по хозяйству. Мы вместе пережили голодный год, в течение которого я и мать переболели сыпным тифом. В 1922 г. брат с подругой уехал в Крым, где у них родился сын Коля.
Весной, с появлением проталин, мы начинали играть в городки, а когда подсыхало, то и в лапту. Биты, мячи и городки делали своими руками. Ходили в лес собирали лук и черемшу. Качались на самодельных качелях. Бегали босиком, наживали цыпки, мать потом смазывала ноги сливками. У нас была большая дружная ватага. Курты Алексей и Михаил, Тищенко Николай, Миськовы Филипп, Терентий и Прокоп, Сумаковы Николай и Миша, Ноздри Алексей и Костя. Мы часто собирались в избе Филиппа Миськова. Мать его была вдова и жили они вдвоем. Изба у них была большая. Филипп, когда подрос, работал на почте, позже стал начальником и уехал на Дальний Восток. Мать его вышла замуж.
Почти все мы бегали босиком, зимой была очередь на пимы и опорки. Миша Курто бегал к нам и зимой босиком, отморозил ноги и стал хромым. В кампании были и девчата – Алена и меньшая Наташа Курты, их подруга Шупик Ганна. Собирались вместе с девчатами и пели песни, Тищенко Николай играл на гитаре и балалайке, а Иван Доморацкий на гармошке.
Мы играли в Чапая, строили плоты в половодья. Однажды мы с Николаем Тищенко, катаясь на плоту, оказались в ледяной воде. Сушили одежду в его бане, домой было страшно являться. После этого я сильно простудился и долго болел. Мать меня лечила муравьиным спиртом, я с трудом ходил в школу, иногда меня встречал на лошади отец. Из нашей кампании курил только Тищенко Николай. Зимой катались на самодельных санках.
С 8-ми лет отец сажал меня на кобылу, и я боронил. Когда бывало засыпал и падал, кобыла останавливалась сама, и я карабкался обратно, либо отец подсаживал меня. В 11—12 лет меня отправляли пахать самостоятельно. В обед приходила мать или отец, распрягали коней, кормили меня, потом отдыхали в балагане. В посевную меня отрывали от школы, и я брал задания для домашней подготовки, по субботам ходил к учителю и отчитывался.
В 13 лет я боронил на вожжах, а отец сеял. В паре была молодая 3-х лет кобылица. На повороте кольцо соскочило с крючка и коромыслом ударило по ногам лошади. Бороны были железные в станке. Вот лошади рванули я держал вожжи и полетел кубарем. Пролетел 5 метров и отпустил. Хорошо, что в 150 метрах был околок Мины (островок леса) и мерин прямо на него повел кобылицу. Там остановились и никто не покалечился. Все обошлось, бороны не перевернулись. Отец вывел лошадей и в пару перепряг старушку Машку.
В 14 лет учился пахать и жать серпом. Летом, когда готовился пар, выезжали с ребятами в ночную пасти лошадей. С собой брали картошку, буряки, соль, ночью жгли костер, рассказывали сказки, пекли печенки. Лошади паслись рядом, спутывали вожака, чтобы не уходили далеко. Утром рано поили лошадей и ехали домой отсыпаться. У нас была два коня и племенная кобылица орловской породы.
Как-то раз я пахал на второй раз под пар. Закончил рано. Плуг поднял, и собрался домой. Ехать до дому было с километр. У поскотины открыл ворота, вывел лошадей, закрыл ворота, сел на плуг и тронул лошадей (не посмотрел, что кольцо сорвалось с крючка у пристяжной). Лошади и понесли меня. Наш дом стоял на левой стороне улицы, на правой – дом Тищенко Данила. Переулок был широкий, мы играли там в лапту и городки. Лошадей я направил прямо на дом Тищенко. Палисадник был из тына, вот я и врезался в него. Снес половину. Лошади остановились и я остался жив. Одна сильно покалечила грудь, потом долго лечили. Палисадник отец восстановил. Поверни я вправо, ко своему дому, обязательно бы опрокинулся и попал бы под плуг.
До 1926 г. мы жили одной семьей с Игнатом, потом ему построили дом, куда он переехал с Дусей. Игнат работал избачом и был секретарем партийной организации села Кучерово.
Сестра Лена, несмотря на запреты врачей, по настоянию мужа, забеременела двойней и при родах скончалась. На троицу 1927 г. мы ее хоронили. Я об этом написал в письме Филиппу. Он приехал осенью 1927 г. с новой женой Верой Михайловной Волошиной. Мы тогда на гумне молотили хлеб конной молотилкой, когда после обеда они появились. Пришли налегке пешком с Тинской. За вещами съездили позже.
В 1928 г. Игнат уехал в Красноярск учиться на курсах лесо-химиков. По окончании, через шесть месяцев, был направлен в один из районов Улан-Уде, где и остался жить. Позднее и семья его перебралась к нему.
ФОТО 8. СИЛКОВ ИГНАТ ЛАВРЕНТЬЕВИЧ 1939 Г. (ИРКУТСК)
Фото 9. ИГНАТ ЛАВРЕНТЬЕВИЧ С ПЛЕМЯННИКОМ И … 1955 г.
Отец с Филиппом сделали пристрой к старой избе в виде гаража, где Филипп занимался машинным ремеслом. Он выучился этому в Крыму и имел удостоверение шофера.
По-прежнему мы занимались хозяйством, разводили племенной скот, заготовляли дрова и т. д. Но времена менялись, менялась и жизнь вокруг нас.
Правительство объявило о начале коллективизации. В 1929 г. брат уехал в Красноярск с семьей, где стал директором кирпичного завода «Красный бугай». Мы с отцом вступили в колхоз. В селе было организовано пять бригад. Наша бригада находилась в доме Абрама Воронцова, который был раскулачен и выслан из Кучерово.
Сын его служил или работал на Дальнем Востоке, позднее он приехал в Кучерово жениться на Осипенко. Дочь Абрама Дуся вышла замуж и жила в поселке Соколово, я был на их свадьбе, когда там работал учителем.
Я учился в школе, а в летнее время работал в колхозе. Работали вместе с ребятами Сумиковым Николаем и Мисковым Терентием от зари до зари, днем, правда, отдыхали. В 1931 г. я закончил школу, и мы с ребятами договорились покинуть колхоз. Загвоздка была в том, что без справок нас бы нигде не приняли на работу. В сельсовете работал Иван Бобко, который был старше нас на 2 года, вот он то и выдал нам справки с печатью во время отлучки председателя.
Пять юношей: Матузко Федор, Сумаков Николай, Доморацкий Иван, Рабецкий Степан, я и моя сестра Клава получили документы и поехали в Красноярск.
Филипп нас принял на сезонную работу – делали, возили и складывали кирпич. Ребята жили в общежитии, мы с Клавой у Филиппа. Обедали в заводской столовой, где поваром был китаец, кормили сносно.
По окончании сезона нас рассчитали, ребята разъехались. Я поступил на курсы банковских работников в Красноярске, но не закончил их, ходить было далеко, да и в Канске начался набор на курсы счетоводов. Я, Степан Рабецкий и Клава получили направление на эти курсы, длились они шесть месяцев. По окончании курсов, на троицу, в начале мая нас направили в Нижний Ингаш: меня в Новую Александровку, Степана в Сретенку, а Клава устроилась счетоводом в колхоз.
ФОТО 10. КЛАВДИЯ И ПЕТР ВАВИЛОВЫ 1961 Г. (ДВОЮРОДНАЯ СЕСТРА)
После троицы мы со Степаном пошли пешком к месту работы. Председатель сельпо устроил меня жить к колхозному сторожу. Тот был крепкий мужик, единоличник. Через неделю я поехал в Кучерово за вещами, и начал потихоньку обживаться на новом месте. Подружился с соседскими парнями Андреяном и Павлом, приняли меня хорошо. По вечерам мы собирались возле амбара на пяточке, пели песни, шутили, танцевали с девушками. Заводилой у местных девчат была Матрена, она познакомила меня со своей подругой Аришей. Девчата были озорные, иногда воровали горох и огурцы. Часто они заходили ко мне в контору, угощали горохом, маком. Ариша жила с матерью в собственном доме, была бойкая, имела русые волосы и пышную грудь, настоящая красавица. Однажды летом Матрена и Ариша пригласили меня с Андреяном в амбар ночевать, Матрена легла с Андреяном, а я с Аришей. Так я стал мужчиной. С тех пор мы часто встречались на сеновале в амбаре Ариши, там было не жарко, и комары не мешали. Один знакомый Ариши ревновал меня к ней и как-то закрыл нас с Андрияном на задвижку, когда мы в очередной раз пришли на свидание. Шуметь было нельзя, иначе прознает ее мать. Утром, перед приходом пастуха Павел нас выпустил.
В октябре к нам погостить приехала Дуся, жена Игната, и позвала меня с собой жить в Бурятию. Я сдал квартальный отчет, получил расчет и поехал с ней в Улан-Уде. Дня три отдохнул, потом мы с братом пошли в райпотребсоюз. Брат работал в управлении лесничества. Я устроился счетоводом в сельпо с. Татаурово, которое было расположено недалеко от реки Селенга. Эта река одна из крупнейших в Бурятии и впадает в оз. Байкал.
Устроили меня на квартиру к хозяину, который имел сына моего ровесника. Жили с парнем мы в одной комнате. Я принес пудовую гирю, сделал на улице турник, и мы начали с ним заниматься физкультурой. В общем все были довольны. Вскоре я подружился с местными ребятами: братьями Страковыми, Василием Молоковым, Николаем Егошиным. Николай работал на станции у своего отца помощником начальника. С ним мы познакомились в клубе. Позднее я переехал жить к Молоковым, мы очень сдружились с Василием.
ФОТО 11. МОЛОКОВ ВАСИЛИЙ 1933 Г.
Хорошо запомнилось, как с дедом Василия мы ходили на Селенгу ловить омуля. В январе-феврале рыба шла на нерест, нам оставалось только сделать прорубь и собирать ее. Мы набивали мешки и везли домой. Рыбу солили, коптили, несли к поезду продавать. На станции Татаурово, последней перед Улан-Уде, всегда можно было купить дешевого омуля.
Наша контора и магазин были в одном здании. Вход в магазин был с улицы, а в контору со двора. Двор был огорожен высоким забором, внутри под навесами располагались лабазы. Прихожая конторы была вместительная, здесь жил сторож – Иван Иванович Латыш. Вторая половина конторы – кабинеты председателя и счетовода с окнами на улицу. Иван Иванович был сослан в Сибирь за убийство жандарма, изнасиловавшего его сестру, отбыл свой срок, да так и остался на поселение. Сторож был крепким мужиком лет семидесяти, который умел буквально все. Он стеклил, клал печи, плотничал, был и скорняком. Он сделал для меня чемодан, который служил мне много лет. У председателя в кабинете стоял служебный стол, сейф и кровать. Он часто оставался ночевать в конторе, так как жил далеко в Ильинке. Продавцом работал Григорий. Мы занимались заготовкой крупы, пшена, капусты, молока, затем упаковывали и отправляли на север в Баргузин, оттуда нам присылали рыбу. Обед нам готовил сторож, варил пшенную кашу на молоке, супы, пек оладьи. Во время обеда, когда была готова еда, Иван Иванович стучал в стену, Григорий закрывал магазин и мы все садились кушать. Недалеко от конторы располагался магазин ж/д ОРС, с продавцом того магазина мы часто обменивались продуктами. Товаров в нем было больше, железная дорога хорошо снабжалась, и продавец Якимченко продал мне хороший шерстяной костюм.
В отпуск мы с Николаем Егошиным сговорились поехать вместе, сделали паспорта, купили билеты до Симферополя через Москву. Сначала заехали к родителям в Кучерово, где провели три дня. Потом поехали в Москву, где до поезда целый день гуляли, были на футбольном матче Москва-Турция на стадионе «Динамо».
В Симферополе нашли дом №17 по улице инженерной, где поживал мой брат. Встретили нас хорошо, я познакомился со своим племянником Колей, подвижным загорелым мальчишкой 11-ти лет. Дня три мы жили у них во флигеле, гуляли по городу, ходили в парк, на рынок, где покупали фрукты.
В выходные Феня повезла нас в Евпаторию, где на курорте директором работала ее сестра.
ФОТО 12. ФЕНЯ КОВАЛЕНКО С СЕСТРОЙ 1933 Г. (СИМФЕРОПОЛЬ)
Нас устроили с питанием в сквере, в домике, увитом камышом и виноградом. Питаться мы ходили как все отдыхающие в столовую, а в остальное время пропадали на море.
На пляже познакомились с парнем железнодорожником из Четы. Он познакомил на пляже нас с богатыми дамами. Мы пообщались с ними и рассказали, в каких условиях живем. Дамы очень обрадовались такому стечению обстоятельств. Вечером три дамы пришли к нам в сопровождении нового знакомого, принесли полную корзину фруктов, дорогое вино и шампанское. Разделились по парам: я остался с Екатериной 25 лет, женой начальника станции Макзон, ребятам достались жены министров из Москвы. Время проводили весело, развлекали дам, ходили на море, ели вволю. Когда наш отпуск закончился, нас хорошо проводили, дали в дорогу всяческих фруктов, вина. Мы добрались до Иркутска, хотели поступить в геологический техникум, но провалили экзамен. Мне пришлось продать свой новый костюм, чтобы добраться до дома. Приехав домой, я попросился в Макзон. Мне пришло назначение в райпотребсоюз счетоводом. Приняли меня хорошо, устроили на частную квартиру. Хозяйка квартиры была замечательная женщина, готовила для меня, стирала. Председателем райпотребсоюза был товарищ Мешков, я подружился с его младшим братом Георгием. Главбухом был товарищ Глотов.
ФОТО 13. РАЙПОТРЕБСОЮЗ (ПРЕДСЕДАТЕЛЬ – МЕШКОВ, ДИРЕКТОР – БЫСТРОВ, БУХГАЛТЕР – ГЛОТОВ, ПРАКТИКАНТ -БУЛЫГИН) 1935 Г. (ИРКУТСК)
Макзон – красивая станция с большим вокзалом. В вокзальном буфете кассиром работала Катя. Мы с ней встретились и договорились встречаться в клубе на танцах. Однажды Катя сообщила мне, что муж уезжает в командировку, и пригласила меня к себе. Дом их стоял на пригорке, за протокой, через которую был наложен настил. Вечером, когда я проходил через настил, мне перегородил путь мужчина и замахнулся на меня. Я перехватил его руку, и мы оба свалились в протоку, где боролись еще некоторое время. Мне казалось, что в руке мужика был наган, однако, когда я разглядел в его руке ремень, то «плюнул» и ушел. Видимо муж Катерины заподозрил ее в измене и решил таким образом ее проверить. Катерина мне после этого, рассказала, что ей немного досталось. После этого мы еще несколько раз встречались.
Конец ознакомительного фрагмента.