Часть 1
Весна и лето
Глава 1. Прерванный обход и о корейском феномене
Флуктуации – (от лат. fluctuatio – колебание) – случайные отклонения величин от их средних значений; происходят у любых величин, зависящих от случайных факторов. В статистической физике флуктуации вызываются тепловым движением частиц системы. Флуктуации характерны для любых случайных процессов.
К этому остаётся только добавить, абсолютно правы те, что говорят – «Заколебало все!», но правда и то, что не все из них понимают истинную глубину этой мысли.
«Товаришч! Вы мне тут своим дерилием не махайте! Тута все такие!».
Красное, распалённое лицо Сердюкова готово было треснуть как спелый арбуз. Слова перекатывались во рту черноморской галькой с морским шипением и почти морскими же брызгами. В палате начинался новый день и как нередко бывает – со скандала и мерзкой ругани. Пахло потом, мочой, старой с желтизной, хлоркой и свежей масляной краской с подоконника.
День просыпался и катился, набирая обороты, едва поспевая за ссорой Кирилла Мефодиевича Мармеладова, экс-актёра, толи Саратовского, толи Сызранского малого драматического театров, ныне просто больного и уже упомянутого Сергея Сердюкова. Нынче неопределённого места жительства и профессии, больного «шизика», знатока медицинских терминов по части алкогольной зависимости.
Причиной очередной ссоры, стали маленькие такие, но страшно надоедливые черти, сидящие на прыщавой лысой макушке Сердюкова. Их с утра пораньше пытался согнать заботливый Мармеладов. Он приговаривал при этом: – «Вот я вас – сссукины детии».
Что если отвлечься от данного повествования, несомненно, являлось тяжким оскорблением всех животных сук на свете, причём как породистых, так неблагородных двортерьеров.
Полдевятого, без стука
В ум вошли два старых глюка.
Мозг обрадовался дару,
Словно жопа – скипидару.
Сердюков же, отчаянно и не всегда удачно отмахивался от ухватистых огромных волосатых рук Кирилла Мефодиевича и уже визгливо – взывал к помощи соседей по палате.
«Да уймите в конец сумасшедшего, понаехали тута буйные».
Кроме того, заметно активничал другой болезный. Этот тип шарился по углам, все искал какую-то несуществующую банку, объясняя, что та – «Шшука», «пряшшется» за крышкой. Но более чем редкие попытки залезть к соседям под матрац, неудобства, а тем более вреда от него не было.
Солнце на время остановилось и замерло в ячейке решётки на окне. К мужскому трио: – Сссукины детии – Le basset, Уймите в конец сумасшедшего – бельканто и шипящим – призвукам низкой форманты третьего лица, через приоткрытую форточку присоединились звуки музыкального сопровождения улицы в разнобойном нынче авангардном модном стиле.
Пели птицы, визжали шины, звенел трамвай и утренние капели. В общем, жизнь шла своим чередом вслед за солнцем и мудрыми указаниями руководства страны или независимо от них, кто разберёт, разве что «шизики».
Божья коровка взлетела с листка,
Воздух с утра удивительно чист,
В небе высоком плывут облака,
Дрогнул и замер берёзовый лист.
Жёлтый цветок, что расцвёл во дворе
Как не хватает его в ноябре.
Благолепие воздуся.
Наконец, глюк ушёл, и черти спрятались. Мармеладов, с видом Мильтиада при Марафоне, чрезвычайно гордый собой трижды перекрестился и громыхнул, как со сцены бывало в полный голос.
«Ага, бисови дити зникли!». Что должно было означать как высшую степень удовлетворения, так и то, что Кирилл Мефодиевич свободно владеет сразу несколькими языками. Личность Сердюкова его в данный момент волновала меньше всего, ну вроде того табурета, если заноза в жопу не воткнулась, то и ладно.
Воздух сгустился, висела в нем некая неопределённость.
Прошло время, сколько никто не знал, часов здесь особо не жаловали.
Появление двух дюжих санитаров с лицами, не испорченными ни интеллектом, ни хотя бы тенью его, ни у кого из обитателей палаты номер 3/3 не вызвало ни малейшего удивления, ибо они появлялись здесь чаще, чем вы можете себе представить.
Санитары – как авторы,
Хоть не бегай в театры вы! —
Бьют и вяжут, как веники, —
Правда, мы – шизофреники.
У них лапы косматые,
У них рожи усатые
И бутылки початые,
Но от нас их попрятали.
Вслед за санитарами в темно синих брюках и таких же халатах на голое тело, боевой свиньёй воткнулась в палату фаланга врачей уже в белом. Другие, чрезвычайно важные ответственные лица по хозяйственной части, кто в чём, сопровождали визит ГЛАВВРАЧА – НЕБОЖИТЕЛЯ поодаль. Некая их часть та, что не уместилась в палате, настороженно прислушивалась, как бы там чего не всплыло.
Главврач носил фамилию Лепецкий, доставшуюся от отца-еврея, неплохого портного из Житомира, к слову сказать, человека доброго и демократичного, в отличие от своего творения, сына – сатрапа. Евген Арнольдович демократию и демократов не переваривал. При случае всегда повторял слова известного широкой публике советского разведчика, острослова Леонида Шебаршина о том, что – «Преимущество диктатуры над демократией, очевидно, каждому. Лучше иметь дело с одним жуликом, чем со многими». Евгения «Анодовича» не без основания побаивались и на работе и дома.
Словно Александр Македонский при сходе с греческой триеры на африканский берег, Главврач споткнулся о железный порог больничной палаты, но в отличие от находчивого Солнцу подобного, не упал со словами: – «О, Африка! Я обнимаю тебя», а подхваченный сей миг заботливыми руками сопровождавших эскулапов просто громко чертыхнулся.
На что Мармеладов, с выражением соучастника великой тайны на лице, ещё раз трижды перекрестился.
Санитары застыли на флангах в готовности своими собственными руками обеспечить необходимый порядок и если надо оказать больным помощь в пределах приобретённых борцовских и боксёрских навыков. Молодые врачи сыпали медицинскими терминами и обращениями «коллега» и «доктор», причём все были серьёзны и подтянуты. По ходу движухи, жившего своей особой жизнью медицинского тарана, назывались фамилии все незнакомые, но по той уважительности, с которой они шёпотом упоминались, все видимо титулованные люди, а может быть даже учёные.
А психи тихо радовались перемене действия, что ещё оставалось бедолагам.
Обход главврача – событие в «дурке» было относительно редкое и запоминающееся, если она ещё есть эта самая память, не задавленная галоперидолом, аминазином, стелазинами и другой фармакологической дрянью.
В осознании высокой ноты происходящего уже проснувшиеся назойливые мухи на время прекратили своё жужжание и беспрерывные атаки на больных и здоровых, хотя перед мухами все равны.
«Что милейший Геннадий Вячеславович!» – Лепецкий, после непродолжительной консультации с лечащим врачом Гавриловым (среди персонала – «Гаврила», у больных – «Гавриил») обратился, заглянув в историю болезни, где на папке жирно большими неровными буквами, чёрной тушью были выведены ФИО очередного «шизика».
Койка больного была сразу слева от входа, напротив окна, и по не писаной традиции (весьма интересно было бы узнать, как она родилась, и кто застолбил) доставалась самому тихому, незлобивому психу. К таковым, как правило, относились не опасные для общества больные. Не буйные, не диссиденты, а конкретно уважаемые люди, подвинувшиеся рассудком после внезапной ревизии налоговой или ещё чего таково. Вывернутые наизнанку и уличённые в мздоимстве и тому подобных прегрешениях, какой-нибудь компетентной комиссией сверху, они по большому блату, находили временное пристанище не на казённых нарах, а в старой московской психушке. Зоны то побаивались. Там же отморозки бешеные!
Тут уважаемый читатель, автор позволит себе сделать небольшое отступление и проинформировать о том, что в палате №3/3 было на тот момент три больных шизофренией в различных стадиях проявления болезни.
Среди них подхвативший «белочку» Мармеладов и два как бы симулянта. Один, уже помеченный выше вниманием эскулапа Лепецкого – Геннадий Вячеславович Четвертаков. Главврач не мог не помнить, как за него дважды ходатайствовали наличностью «уполномоченные товарищи-господа»! Отсюда, и решение о выписке подоспевшее вовремя.
Второй некто Серов, причём практически никто в заведении о последнем не знал ровным счётом ничего. Был он молчалив и нем как рыба, отвечал всегда односложно да или нет, не более. Александра Алексеевича, так его звали, на памяти соседей по палате за время пребывания никто ни разу не навестил, а был он, что называется уже долгожителем. Как и за что попал на перевоспитание – лечение почти никто не знал, что было само по себе загадочно и удивительно. Всегда словоохотливый санитар Меркулыч единственное, что позволил себе о Серове – цокнуть языком и выплюнуть – «Видать Хрукт ышшо тот, однако. Но «шиза» – добавил, озираясь по сторонам, – «точно!».
Врачи же вообще в психушке не распространялись, так их подбирали и учили ещё в меде. Одно, несомненно, отличало бедолагу от сотоварищей по несчастию, был он не по возрасту моложав, неплохо образован и воспитан, чувствовалась в нем некая военная или иная, какая, но выправка. Круглые, с фотохромными линзами, очки носил на самом кончике носа, но не ожидаемо – комично, а как-то браво, по-гусарски. Даже ел он алюминиевой ложкой с нездешним интеллигентским лоском. Прозвище ему дали соответствующее – Немо. А и правда, был похож на того из старого кино. На редких начальственных обходах больной Серов молчал по обыкновению, просьб и тем паче жалоб не высказывал, только выразительные глаза его изумительно чистые и серо-голубые смотрели на обход-шоу с нескрываемым интересом и пониманием, как будто на знакомую с детства 15-ю часть Мерлезонского балета.
Были как-то и другие посещения лечебного заведения силами минздрава, прокуратуры и прочих надзорных органов, но их сил почему-то хватало только на посещение руководства и обильные возлияния за столом, соответственно до палаты 3/3 они не доходили, силы-то тю-тю.
«Так вот – Будем Вас выписывать, два годика с лишком, пора-с, пора-с» – продолжил Лепецкий, слегка грассируя. «Пора-с, извините, приобщать Вас больной Четвертаков к общественно полезному труду на благо Родины», и видимо смутившись, тот же миг, от того, что сказал. Какой нахрен, общественно полезный труд от бывшего казнокрада и растлителя малолеток, да и бывают ли они бывшие, по сути, понятно же. От этой мысли как-то внутрь себя хихикнул и начал нервно потирать руки.
Ох, как давно здесь не было слышно таких замечательных музыкальных слово звуков – «Будем Вас ВЫПИСЫВАТЬ, пора!».
Они растеклись по палате морозным облачком в летнюю жару, вторым фортепьянным концертом Рахманинова. Расплескались по стенам, покрытым шаровой краской, по затёртому за десятки лет линолеуму пола. Обтекли металлический рефлектор лампы освещения под потолком и светло-серую краску спинок кроватей, что были прикручены к полу и застряли в сердце каждого обитателя палаты сладостной занозой. Кай отдыхал, осколки летели, Рахманинов перетекал в неукротимого Баха. В палате царила обстановка вселенского счастья, единения душ, нирваны и Интернационала партийного собрания 50-х годов. Бескорыстная радость за други своя, блаженная, присущая только людям увечным, больным, либо запертым в казённый дом, все потерявшим и обретшим вскипала в душах, но не умах обитателей палаты.
Другого свойства чувства, обитали в головах врачей, Бог им судья.
Между тем Лепецкий нутром старого психолога, почувствовавший общую воцарившуюся атмосферу продолжил с несвойственным пафосом, удивившись внутри сам себе. Как психолог он знал, что разговоры с собой – первый шаг к безумию, но разве весь мир не безумен?
«Дорога в жизнь для Вас открыта» и, немного смутившись, уже направился к выходу (шоу маст го он), когда неожиданно прямо посреди этого благочестия словно изнутри воздуха сжавшегося в доли секунды и уплотнившегося до состояния низкого звука, хлёстко и отчётливо, невозможно было определить от кого, громко прозвучало:
«ИДИОТ!!!»
«Что?» – невольно переспросил главврач, повернулся и с надеждой посмотрел, словно ища поддержки, на подчинённую камарилью, но найдя такое же недоумение, уже грозно с шипением – «Что?»
Так же отчётливо, но теперь уже с долей сарказма и неудержимого бесшабашного веселья прозвучало – «Да не о нем я».
«Это Вы доктор Лепецкий – Идиот!».
Теперь уже определилось, что инициатором столь неучтивого заявления был Серов – Немо, а главное все-все уже сориентировались и поняли, что обращено оно было именно к ГЛАВВРАЧУ!
Воистину был трижды прав Екклезиаст – нелегко живётся благородным донам в человеческом муравейнике в любые времена.
Лепецкий вроде бы ко всему привычный, всю жизнь с «шизами», что по жизни, что по работе, но в доли секунды соотнёс это оскорбительное – ИДИОТ, с чем-то неприятным в своей памяти. Вспомнил!
Он вспомнил!
От такой неслыханной, а главное весёлой наглости покраснел и налился гневом, ума хватило не отвечать, что взять с психа, но внутри все заклокотало и зашипело. Себе – «Успокоить нервы». А все равно пробило, зло прорвало.
Подумал – «Так, лечащего „Гаврилу“ выдрать как сидорову козу или козла!»
Почти успокоился уже в коридоре, но на беду в мельканье ног спешащих санитаров и толчее окруживших коллег, наткнулся на ведро с грязной водой, забытое в спешке и по старости уборщицей Клавдией Никитишной. Брюки, недавно купленные немецкие KANZLER залил по колено, отчего опять гнев вырвался наружу уже безудержный и неожиданно для маленького сухонького доктора злой матерный словоряд прозвучал, как увертюра дальнейших прениприятнейших событий. Что за день такой?
А главное ему захотелось поскорее избавиться от этих назойливых коллег, свидетелей давешнего возмутительного демарша Хама и, последовавшей затем его доктора Лепецкого несдержанности. Казалось, кто-то из этих молодых бездарей и лизоблюдов ехидно улыбался за спиной в коридоре.
«К чёртовой матери! Скорее домой» – к милейшей жене Софочке и её супу с фрикадельками.
Обходу досрочно пришёл абзац! Конец 16 акта, бедных прекрасных дроздов поймали.
Отпустило не сразу, на Ленинском проспекте образовалась большущая пробка, ещё была пятница, и народ по весне торопился за город на дачи сажать картошку кто попроще, и Zebrina pendula (Tradescantia flumensis) – кто побогаче.
Началась движуха, где-то уже мчались по встречке рублевские квакеры, синие мигалки, они же проблесковые маячки, шарахались от них прочие обыватели и недобизнесмены. Изредка переругивались между собой клаксоны автотранспорта представителей среднего класса. Москва рядами машин растекалась и рассасывалась, двигалась, а значит жила.
Водитель Гоша молчал всю дорогу, видимо чувствуя настроение хозяина, старая ГБ-шная школа, ну и, слава Богу.
На одном из перекрёстков их подрезал спортивный автокар – Бентли, нагло вылезший вперёд на красном знаке светофора. Через приоткрытое стекло на дверце водителя было слышно, как сидевшие в нем мужчины громко разговаривали и смеялись. «Витольд Петрасович, кой черт он Вам сдался?». «Ой, не скажи Шурик, не скажи…». «В банку с огурцами… свои помидоры… Так и сказал…» Загорелся зелёный, машина резко рванула с места, в воздухе поплыло и растворилось облачко жжёной резины 21-дюймовых покрышек.
Евген Арнольдович только недовольно фыркнул, и про себя – «Нерусский видимо, прибалт, а ведут себя как идиш в Бердичеве. Новые русские, мать их, хозяева жизни, зажравшиеся психи, от бабла дармового крыша едет, половина из них хроники реальные».
Софочке нездоровилось, но она вовремя, едва успел раздеться, подогрела обед и села рядом за круглый стол на кухне. Склонив голову набок и подперев её рукой, пододвинула салфетку, раз и навсегда заведённый ритуал. Суп источал манящие запахи, мелко нарезанная петрушка плавала по поверхности тарелки, как футболисты на зелёном газоне спартаковского стадиона, ложка фамильного мельхиора копьём торчала справа, все успокоилось.
Дура дурой, а готовить умела. Зелёный «редькостный» салат со сметанкой был хорош. Как там, – Господа ставьте, да поживее, на стол большую кастрюлю – для СЛЮНЕЙ!
Обед способствовал успокоению и благостному расположению духа, нервы ни к чёрту подумалось о том, что возраст даёт себя знать, шутка ли столько лет на посту. Потом мысли перескочили на что-то другое и больше к давешнему безобразию уже не возвращались.
Брюки уже стирались под жужжание южнокорейского чуда – SAMSUNG.
Евген Арнольдович позволил себе, то чего уже и не вспомнить когда последний раз делал, открыл маленьким ключиком дверцу бара в стенке тёмного дерева и достал оттуда бутылку грузинского Асканели. Он не спеша прочёл что-то на её золотой этикетке, удовлетворённо покачал головой, открыл её и налил в стакан для виски с камнями насыщенного медового цвета жидкость, посмотрел на свет, любуясь переливами и искорками, живущими в коньяке. Смакуя во рту мелкими глотками, и также не торопясь – выпил.
Успокоил жену – «Всё нормально дорогая» – заметив её встревоженный взгляд и удовлетворённо хрюкнул, откинувшись в высоком кожаном кресле в кабинете. Софья Егоровна поспешила ретироваться, зная, что супруг не любит когда, кто бы то ни было, мешает её благоверному в такие минуты. А уже через тройку минут из узкой щели в двери прорвались звуки сопения, с неким подобием возникающего эпизодически подвывания. Евген Арнольдович соизволили покемарить после сытного обеда по-стариковски сидя. В ванной комнате SAMSUNG в полголоса просигналил об окончании процесса стирки штанов.
От автора:
Поскольку, глава дома изволят почивать после сытного домашнего обеда, а сигнал стиральной машины пробудил во мне некие воспоминания предлагаю отвлечься. Хочу поведать об одной особенности корейцев. 4 года живя на Сахалине, я частенько общался с местными корейцами, бывал у них в домах. Так вот, в отличие от наших и других, их жены готовят пищу по необходимости, а не что в голову взбредёт или из продуктов, что имеются в наличии в холодильнике. Поясню на примере: муж вчера перепил, это значит, что его ждёт специальный суп и тщательно подобраны все ингредиенты, соусы, специи и тому подобное. Муж приехал из командировки – своё особое меню. Супруги ждут зачатия – другое. Всё приготавливается, исходя из конкретного человека с его болячками и особенностями организма, состояния, времени года и т. п. Видимо есть смысл и женщинам России постараться!
Глава 2. Лечение запоров и надежд
Маршрутка вечером переполнена,
Я проезжаю мимо дома, где когда-то жил.
Интересно, кто там сейчас. Им неведома наша история1
Запор – замазанная несколькими слоями краски и ободранная по краям стальная пластина со стальной же, приваренной к ней здоровенной рукоятью, с лязгом вошёл в углубление на дверном проёме в стене и замер. Дверь в палату №3/3 закрылась, намертво отрезав всех в ней пребывающих от остального Мира.
До того, пяти больным назначили ударную дозу галоперидола внутривенно и злорадно.
Санитары стабилизировали пациентов на койках во избежание!
Дежурный санитар для порядка напоследок заглянул прищуренным внимательным глазом в «намордник» – маленькое окошко на двери на установленной высоте 1м 50 см. и удалился в санитарскую, втихаря пить и снова пить горькую. Иногда он, правда, что-то пел себе под нос, заунывное и неразборчивое, толи по-казахски толи ещё как.
На кроватях принайтованные специальными крепчайшими ремнями свивальников бились в судорогах после пары успокоительных доз-уколов больные и симулянты палаты №3/3 почти все едино. У двоих – Мармеладова и Сердюкова пена уже отекла и застыла на углах подушек, на подбородках и груди, другие ещё доходили и стонали. Суставы выворачивало и ломило, кипяток и огонь бродил по венам, застревал в лимфе и проникал в мозг. И мечталось лишь об одном – быстрее потерять сознание и упасть в бездну беспамятства, это понималось даже шизоидами в стадии крайней ремиссии.
Да и ни какие не сапиенс они уже были, а anfibio – лягушки для опытов на лекции по зоологии или червяки?
За что Господи? Прости тем, не ведают, что творят.
Середина дня едва наступила, а здесь был, уже наступил конец времён, локальный Армагеддон.
От автора:
Смею пояснить тем, кто не знал и напомнить тем, кто в курсе, что означает это слово буквально «гора или высокий холм Мегиддо» расположенная недалеко от Хайфы, где состоится последняя битва добра со злом. Первое упоминание Армагеддона как географической точки, принадлежит Иоанну Богослову. Его откровения включены в канон Книги, утверждённый Лаодикийским собором в 364 году, Ныне Библия состоит из 66 книг. 39 содержится в Ветхом Завете и 27 – в Новом. Всего известно около 300 авторитетных книг этого плана.
После ухода, столь поспешного, доктора Лепецкого, после его «Козла» лечащий врач Гаврилов, на которого и спустили всех собак или сук, отыгрался по полной схеме. Досталось всем правым и виноватым, без разбора, за «идиота», за – «никчёмность, отсутствие профессионализма, отпуск в октябре», даже припомнить трудно за что ещё. Одним словом счёт был предъявлен, и расплата стала скорой. Опала маячила, а за что? «Хрень какая-то!».
Говорят, что расстрелянного фашистскими изуверами в августе 1944 года Эрнста Тельмана – Председателя ЦК компартии Германии, с момента ареста и до самого его конца пичкали наркотой и последними достижениями немецкой передовой фармакологии. Всё специфического свойства в надежде, что несгибаемый Эрнст сдаст, наконец, своих товарищей из тайного военного комитета компартии. Их фамилии были известны только узкому кругу лиц ЦК.
Доведённый до скотского состояния, в одиночке концентрационного лагеря Бухенвальд, он все же камарадов-нелегалов не выдал. Лучшая в мире на тот момент, немецкая химическая индустрия, от средневековых алхимиков ещё, как же, ничего не смогла поделать с железной волей бывшего упаковщика и корабельного юнги.
В отличие от немецкой науки, советская и её наследница – российская психиатрия, что на службе его величества государства, всегда была, что называется, вооружена до зубов. Вооружена была, не столько различными антипсихотическими препаратами и психоделиками, сколько передовыми методиками манипуляции сознанием.
От Ганнушкина до Смулевича, психиатрия теоретическая и ещё более практическая медицина под лозунги о преобладании экзистенциальных гуманистических подходов в лечении, занималась его подавлением и изготовлением послушных клозапиновых скотов.
Верноподданнический настрой – чего изволите? энтузазизьм в психиатрии процветал.
Да, а как же старые проверенные годами методики, представленные широкой общественности, например усилиями талантливого австрийского военврача Грюнштайна они, что называется на ходу, применяются до сих пор в особо интересных случаях, правда уже не так массово. Вспомнили – « … промойте ему хорошенько желудок, и клизму, клизму, клизму мерзавцу» Я. Гашек – «Похождения бравого солдата Швейка». Впрочем, к тому были все основания, побочными действиями лекарственных препаратов являлись недержание и диарея или хуже того – запоры, которые имели неприятное свойство разрешаться в самый неподходящий момент.
И да простит мне читатель эти физиологические подробности, но без них не понять всего ужаса бытия в этом казённом доме, пропитанном запахом скорби, отчаяния и человеческих испражнений.
На этаже, в разных концах коридора было 2 туалета, один из них для мед. персонала и одна душевая. Говорят, что до XX съезда партии, там ещё была горячая вода. Под койкой каждого больного должны были стоять ночные горшки, но по причине невосполнимых потерь их, выкрашенных в нежно голубые и синие цвета, было по одному на 2—3 человека. Особым шиком считалось владение горшком ярко-красного цвета, их ещё называли пожарными, таких в отделении было всего два и оба были у буйных в №3/1. Утром, под бдительным контролем дежурного санитара те, что были наполнены, выносили назначенные по очереди «психи», для чего предварительно они выставлялись рядом с входной дверью. Далее их в туалете освобождали от содержимого, мыли в специальной ванне, обильно посыпали хлоркой и возвращали, согласно записи карандашом в толстой тетради о количестве от каждой палаты.
Частым развлечением было поставить «свой» горшок под чужую кровать, а потом при всём честном народе гнобить зазевавшегося болезного. Обычно так подшучивали над вновь прибывшими. Правда, попытки эти иногда заканчивались мордобоем, так в своё время, тот же алкаш Мармеладов набил крепко по физии, упомянутого выше Геннадия Вячеславовича, отчего поначалу злорадно-довольное лицо последнего стало позже походить на тухлую луковицу переливами тускло-синего, жёлтого и розоватого. А Кирилл Мефодиевич грозным голосом, явно актёрствуя, вопросил – «Ну кто ещё хочет попробовать комиссарского тела?». Желающих шутить со ста килограммовым Мармеладовым после того случая не было.
Но, мы отвлеклись, вернёмся на третий этаж.
Досталось всем, по самую маковку. Из соседней палаты было слышно, стонал больной – «Голова болит». На что кто-то из рассекающего по коридору персонала обыденно ехидно заметил – «Голова не жопа, привяжи и лежи».
«Гаврила» сидел в ординаторской с остановившимся взглядом, и жевал жвачку Орбит. По-своему его было жаль, вообще жаль. Отрешённо в голове его крутились цепочки мыслей – «В идиотском доме все-все идиоты и главврач-рвач. Знаете, почему хорошо отдыхать на море? Так там, только с трёх сторон «шизики».
Благородным донам тяжело в этой жизни, а неблагородным, что легче?
Между тем виновник сего пердомонокля Серов уходил в беспамятство, выныривая из него и снова погружаясь. Эти качели сменялись тремором, вращением, водоворотом, захватывали разум, но ещё краешком сознания жили боль физическая и боль от обиды, нанесённой ему лично главврачом. Ещё 2 месяца тому назад, сердобольный санитар Меркулыч случайно проговорился.
Так Александр Алексеевич узнал, что резко отклонено письменное ходатайство его однокашника по физтеху Жени Ступицына. Его бескорыстного друга и единственного близкого человека на всем белом свете, кроме Белочки – жены, поданное на имя Лепецкого ходатайство о проведении повторной психиатрической экспертизы и консилиума на предмет признания Серова абсолютно здоровым и дееспособным.
Вырваться отсюда в ближайшем будущем надежды теперь почти не оставалось, и это была боль, всем болям другим неровня.
Потому-то сегодня на большом обходе он и не стерпел, когда Лепецкий, скользнув по нему равнодушным взглядом, видимо даже не вспомнил, о том важном ходатайстве, а быстро переключился на соседа Геннадия Вячеславовича, вообще-то с виду безобидного и в быту премилого человечка. Не смог сдержать здоровой бойцовской наглости и злобы, с которой мелкая тварь, загнанная в угол, бросается на хищника.
То вам не толпой на мамонта, хоть и шкура его толщиной почти восемь сантиметров, тут один на один на медведя, да с рогатиной. Граната конечно на всякий случай в кармане имеется, но она учебная.
В психушку Александр Алексеевич попал случайно, как он считал, после невероятного напряжения последних двух лет работы над темой докторской. Борьбой за безумные по смелости научные идеи и непонимание соратников-соперников по отделу – физ. лаборатории в ГНИИТФе – важном государственном институте (Государственный научно-исследовательский институт теоретической физики РАН).
Беспредельно устал от вечного поиска-выбивания необходимых бюджетных средств, их отсутствия в «ящике», попыток объяснить неудачи естественными процентами от всего массива фундаментальных исследований. А главное – сложно протекавшей уже второй беременности у любимой жёнушки. Первая окончилась также катастрофически.
Именно выкидыш, последовавший за всеми перипетиями борьбы за ребёнка, и стал, последней каплей, переполнившей чашу разума и опрокинувшей размеренную жизнь в том злосчастном холодном московском ноябре. Теперь она делилась на до, и после того получасового звериного воя, которым он так испугал сотрудников лаборатории института, и разбитого стекла двери лаборантской, после сообщения-звонка об очередном выкидыше.
Все летело в тартарары.
Он не знал, да и не мог знать о том, что данным случаем, а также объяснимым с нормальных человеческих позиций, наступившим у него затем периодом временного полного отрешения от внешней жизни, воспользовался Звездунов. Пробивной, на все готовый заместитель начальника отдела – Женечка, его зам. Мразь, как оказалось, это была редкая, завистливая. Он давно мечтал присвоить себе некоторые, воистину интересные разработки Серова в области теории Большой симметрии квантовых процессов, которыми тот, будучи по природе человеком честным и чистым делился, как и всем остальным с окружающими коллегами, по наивности полагая, что все человеки – братья, равны и тому подобные интеллигентские бредни.
Быстро нашлись соратники (от слова – сор), деньги и нужные знакомые люди – сволочи, бескорыстно готовые якобы помочь Александру, послушать, подлечить, а на деле шустро засадившие его в психлечебницу, где установили первичный диагноз – «эмоциональная неустойчивость, расстройство личности». Трудовой коллектив НИИ, как водится ничего не подозревая – поддержал, надо лечить, даже сердобольная женская половина.
Посетителей к нему поначалу, да и потом, после нового уточнённого диагноза – «маниакально-депрессивный психоз, шизофрения», не допускали. Письма и написанные им уже в заточении научные труды-гипотезы и статьи исчезали в лабиринте клиники, красного, кирпичного мрачного здания в одном из милых московских переулочков рядом с Курским вокзалом.
Все попытки связаться с женой и друзьями за редким исключением, надёжно пресекались администрацией психиатрического стационара на корню, а родители у Саши к тому времени уже давно умерли.
Белочка-жена красавица прямо как с картины – «Утро» Никаса Сафронова, тоже смирилась со своей участью и ударилась в какую-то мудрёную разновидность йоги, детей у них больше быть не могло. Да и, по сути, женщина она была молодая, полная амбиций и нерастраченной женской любви, которая требовала выхода и удовлетворения. Вокруг было столько желающих. В общем, мужа она перестала ждать довольно скоро, но помнила с неким щенячьим чувством толи вины, толи грусти. Этакая приятная, ни к чему серьёзному не обязывающая ностальгия.
Развод ей оформили без проблем спустя год (для приличия).
Связь с внешним светлым миром, для «психически больного» Немо оборвалась. Всё теперь ограничилась просмотром трёх программ по выбору дежурного санитара на стареньком телевизоре «Горизонт» (позже его заменили на – Тошибу) изредка по средам и пятницам с 15.00 до 18.30, и общением с коллективом больных и обслуги лечебницы.
Общаться, по правде говоря, Александр Алексеевич после 5 лет отсидки, особо ни с кем не хотел, все только по необходимости. Контингент здесь был, по правде говоря, ещё тот.
Жил он в совсем другом мире, без этих высоких белых потолков и мрачноватого электрического освещения. Очень тяжело было первые полгода, потом не сказать, чтобы легче, но пообвыклось, притёрлось.
Не раз Серов пытался работать, даже кое-что записал, но в отсутствии коллег и необходимого любому творческому человеку что писателю, что учёному антуража, признания, дело не пошло.
В самые тягостные и томительные дни он научился отключаться. Сначала этому способствовали воспоминания из босоногого далёкого детства, когда все были живы, и всё вокруг неоценимо хорошо. Солнце после дождя светило необычайно ярко, брызги летели из-под ступней, а лужи были и не лужи вовсе, а целые озера искрящейся воды.
Потом научился как-то, сам не понял как, путешествовать во сне, не во сне и что есть сон? Это были минуты и часы в сверкающих мирах созданных его фантазией, толи и на самом деле в других мирах нашей такой сложной и неизученной ещё в восьми остальных плоскостях Вселенной. Разум и любопытство исследователя были той самой машиной, которая носила его по галактикам, виртуальным сотам и пузырям, реликтовым излучениям, хроновывертам, струнам, червоточинам или туннелям, чёрным и белым дырам, в гости к тёмным материям, кристаллам, энергиям, пентакваркам и шести бозонам Хигса.
В необузданной голове рождались новые гипотезы, сложные теории обретали не менее сложные пояснения, сменялись одни на другие, ещё более сложные, но удивлявшие своей изысканностью и всеобщей заданной целесообразностью.
Как ни парадоксально звучит, лекарства видимо тому в какой-то мере способствовали.
Человек такая скотина, ко всему привыкает, адаптируется, но надежда таки тлела. Надежда, в отличие от Виктории всегда умирает последней, даже в психушке.
Ещё одним развлечением были книги, их по его просьбе приносили откуда-то из библиотеки, которая была заложена и подобрана ещё с царских времён. Затем идеологически ощипана, расширена и поднята в сталинско-брежневские времена до высот социалистического реализма, кстати, не такого уж и плохого, памятуя о нынешних перлах известных российских писателей от Буккера на орально-анально-клозетные темы в клиповом стиле.
Книги пахли вечным временем и успокаивали, было время читать и собирать камни, разбрасывали их другие, да и не камни это были, а тяжёлые булыжники, катившие по городам и людям страны, давя, калеча, ломая и перетряхивая наизнанку народную душу, научая обманывать, воровать, убивать и тратить, тратить, тратить деньги, баксы. По телику – по всем каналам шла серия рекламных роликов, главным героем которых был Лёня Голубков, покупающий жене то сапоги, то шубу и смело утверждавший, что он не халявщик а, дескать – партнёр.
В этой библиотеке были особым образом собраны книги о другом мире – хорошем. Добро побеждало зло, и было востребовано, так чего ещё нужно истерзанной душе «шизика».
Иногда на полях и чистых листах в конце книг встречались занимательные комментарии читателей, из которых следовало, что не все они были психами и «шизиками». Либо это означало то, что «шизики» это такая отдельная порода людей разумных, которая просто родилась не в то время и не в том месте и живёт рядом с нами по какой-то одному Богу ведомой причине и плану.
Тема требовала отдельного изучения, но скоро завела в такие дебри, что в какой-то момент Саша, он же Немо предположил, что и он возможно «шизик». Ну не совсем что бы «шизик», но все же он не исключал собственной неполноценности, и только сознание абсолютной несправедливости своего заточения не позволило дойти до полного смирения и настоящего идиотизма. Таблетки и уколы, которыми его потчевали, тому понемногу способствовали.
Огонёк обиды ворошил мысли, гонял их по кругу, заставляя мозг работать, искать выход. Удивительно, правда редко, но приходили целые романтические пассажи, в которых он видел себя в лучах славы, доказавшим всем свою необыкновенность и правоту, там за стенами лечебницы. После таких снов и мечтаний растерзанная душа ненадолго отдыхала и восстанавливалась, но оставалось неясное чувство вины и сожаления.
Пару раз в самом начале он бузил, требовал, орал благим матом, соответственно был крепко бит и научен, согласно тамошним правилам и понятиям. Потом Серов замкнулся, стал немой тенью. Казалось, смирился с участью графа Монте-Кристо, да и не было рядом мудрого старика Фарио, который все объяснит и научит. Все познаётся в сравнении.
Опыт, сын ошибок трудный…
Возвращаясь к битию (не путать с бытиём) и «фашистам» санитарам, которые зачастую действительно увесисто потчевали беспокойных, то ведь не по злобе, а в силу знания жизни и ради порядку. Негласная статистика многочисленных пожаров в психоневрологических диспансерах гласит о том, что почему-то именно такие санитары мордобойцы, недобрые садюги, чаще других – добрых, спасали, выводя из горящих зданий своих подопечных, рискуя самой жизнью. А что, по сравнению с жизнью, пара тройка зуботычин?
И специально для тех, кто считает, что уж сегодня то, такие безобразия в психиатрической лечебной практике в России происходить не могут в принципе:
Опубликован отчет комиссии Общественной палаты РФ по итогам общественного мониторинга московского психоневрологического интерната (ПНИ) N30. Его вывод: в существующей системе ПНИ даже пристальное внимание общества не может защитить жителей интернатов от нарушений их прав.
Ольга Алленова, Роза Цветкова
Первый мониторинг ПНИ N30 общественная комиссия проводила в январе-феврале 2015 года. По его итогам был опубликован отчет, в котором сообщалось о незаконном лишении граждан, живущих в ПНИ, дееспособности и свободы; о незаконном использовании изоляторов; об отсутствии ежедневных прогулок и питьевой воды в свободном доступе; о принудительной госпитализации и недобровольном лечении; а также о правилах внутреннего распорядка, изданных директором ПНИ и ограничивающих право граждан на личную переписку, прием посетителей, приобретение предметов первой необходимости и на пользование собственной одеждой. Такие меры члены общественной проверки расценили как превышение полномочий и нарушение прав и свобод граждан, гарантированных им Конституцией РФ.
В интернате по-прежнему практикуется принудительное содержание людей в закрытых помещениях, в частности в изоляторах. Напомним, что в январе 2016 года в этом интернате покончила с собой жительница Елена Ш., которая после выписки из психиатрической больницы провела в изоляторе ПНИ 18 дней. Собственно, ее смерть и стала поводом для первой общественной проверки учреждения.2
А теперь прошу, держись уважаемый читатель, чтобы не упасть со стула, кресла, дивана и т. п. прибежища. Вот Вам пример из серии – А у них там за бугром лучше нашего…
В 1973 году в США был проведён эксперимент под названием «Психически здоровые на месте сумасшедших». Это исследование поставило под сомнение надёжность всей психиатрической диагностики и вызвало настоящую бурю в мире психиатрии.
1. Эксперимент был проведён психологом по имени Дэвид Розенхан. Известно, что этот эксперимент поставил под сомнение надёжность всей психиатрической диагностики
Розенхан доказал, что выявить психическое заболевание наверняка вообще не представляется возможным.
2. Как он провёл исследование?
8 людей – три психолога, педиатр, психиатр, художник, домохозяйка и сам Розенхан – обратились в психиатрические больницы с жалобами на слуховые галлюцинации. Естественно, таких проблем у них не было. Все эти люди договорились притвориться больными, а затем сказать докторам, что с ними всё нормально.
И вот тут начались странности. Доктора не поверили словам «больных» о том, что они чувствуют себя хорошо, хотя те и вели себя вполне адекватно. Персонал больниц продолжал заставлять их принимать таблетки и выпустил участников эксперимента на свободу только после проведённого насильно курса лечения.
3. На этом Розенхан не остановился…
Можно было бы привести и другие, более убедительные примеры. Я думаю, любознательный читатель при желании, всегда найдёт их на просторах российского и не только российского Интернета. Только не надо думать, что это единичные случаи и что-то серьёзно меняется к лучшему, «поживём, увидим» – так кажется, сказала одна умудрённая жизнью женщина в нашем любимом новогоднем фильме.
Глава 3. Сон не сон, но первый
Упал магнитик, что на холодильнике.
Скоро полночь, я не могу никак заснуть,
Все вспоминаю те дни, проведённые у моря
Красный круг солнца красиво катил в кольце из апельсинового марева через мост у Парка культуры, как всегда на рекламной вывеске: Аэрофлот – Быстро – Удобно – Надёжно, последнее не горело. Было по августовски тепло и покойно, на набережной гуляли редкие пары. Москва река неспешно несла свои серые воды, в которых отражались багряные блики, по ним стайкой плыли первые жёлтые листья.
В воздухе распространялись благодушие, умиротворённость, и что-то ещё не ощутимое напрямую и, несомненно, но милое сердцу москвича. Из открытого окна дома где-то на 5—6 этаже, за густыми кронами деревьев не разглядеть, сколько их там внизу, доносился голос с известной хрипотцой о позиции «намба ту».
То плыли листья по воде,
Их ветер разбросал везде.
Касаясь самого причала,
Волна их гнала и качала
И жёлтых пятен хоровод,
Опять мелькал в движенье вод.
Не долог был их странный век
И скоро дождь да первый снег
Укрыли, напрочь, их следы,
На сером зеркале воды.
Но как-то раз в другие дни,
Кому-то вспомнятся они,
И этот жёлтый хоровод
Вновь оживёт в потоке вод.
***
Их грустный танец на волне
Сегодня вспомнился и мне.
День заканчивался интересно – они с Тиммом были приглашены в гости к новому знакомому, принадлежащему к последователям трудов Елены Блаватской и Рерихов, практикующему йогу и даже жившему какое-то время в Индии, в Ашраме. Что это такое никто не знал, но было необычно и заманчиво пообщаться с русским индусом. Тем более встречу предваряла самая настоящая лекция об энергетических меридианах и центрах – семи чакрах и тысяче меридианов человека и прочей тарабарщине, которую походя, пока они добирались в метро, а потом с километр пешком, прочитал Тим или Тимофей по паспорту.
Настроение у Саши было самое что ни наесть подходящее, располагающее к философствованию и релаксации.
Нет ничего дешевле и одновременно дороже радости необременительного общения с интересными людьми, особенно если они также не похожи на тебя, как заморский грейпфрут на русскую репу.
Белку, как ни уговаривала и не просила, не взяли, зато взяли две бутылки дешёвого вина и немного фруктов, денег было в обрез, а до получки ещё аж целых семь дней.
В квартире, самой обычной по обстановке, но с высокими с лепниной, потолками, огромным балконом в старом монументальном сталинском доме напротив парка, знакомого с детских лет, их встретил сам хозяин.
Был Виталий дома один, представился просто и пригласил в комнату. Худой, длинноволосый и стройный. Пальцы необыкновенно длинные, а рукопожатие мужское – сильное. Глаза нормальные, весёлые даже. По виду – МНС (младший научный сотрудник).
Пили вино и на кухне кофейничали вьетнамским молотым кофе из кофейни мадам Мэй, в вакуумной упаковке с жёлтыми цветами и привкусом шоколада из маленьких китайских пиал. Под разговор закусывали яблоками и дольками апельсинов, аккуратно нарезанными и посыпанными сахарной пудрой.
Телевизор, стоящий в комнате завидных размеров, соответственно обозначенной программе приобщения к интересующей области познания, даже не включили.
Было легко и весело, на балконе курили, точнее, курил один Саша, говорили об энергосенсорике, ясновидении и третьем глазе.
После выпитого вина и действительно замечательного кофе Александр больше помалкивал. Он смаковал абсолютно новую для него сферу знаний и подаренную информацию.
Когда Виталий неожиданно предложил помедитировать и довольно просто объяснил, как это делать, не особенно сопротивляясь, согласился при условии, что ему помогут, и не будут ржать, если ничего не получится. Ещё раз, повторив для уверенности, что и как проходить, приступили к освоению методики.
Закрыл глаза и успокоил дыхание, представил, что прана наполнила лёгкие, появилась некая дрожь, перекатывающаяся по телу, наконец – возник озноб. Закрутился «волчок».
По-ехали-или. Сначала легко удалось сосредоточиться и отключить все мысли кроме одной – проскочить некий барьер, потом пошло с трудом. Вязкая мгла окутала сознание, её пришлось прорывать несколько раз. При каждом прорыве, пробое такого препятствия он как бы раздваивался. Одна часть сознания ощущала себя, все также расслабленно сидящей в глубоком кожаном кресле в комнате, другая куда-то неслась. Правда видел он себя как бы со стороны, точнее всего и сразу со всех сторон. И снаружи и изнутри и сверху и сбоку, но это не наслаивалось, не мешало восприятию. Этакое многоплоскостное видение.
Парадокс – сознание было уже готово к такому восприятию действительности. Прошу извинения за вульгарщину, но выражение «глаз на попу натянул», в какой-то мере может охарактеризовать данное состояние касаемо многомерности окружающего пространства (отличие лишь в том, что это – сотни глаз везде).
Другая часть ощущала мощную подпитку и помощь Виталия и упорно куда-то летела, неслась с бешеной нечеловеческой скоростью, скоростью запредельной и пугающей. Слегка мутило, но ясно было сразу и точно, что это не спиртное, а следствие каких-то новых состояний организма.
Цель была сформулирована изначально высокая космическая, соответственно случаю и темам беседы, но не зажата рамками смысла и звучания слов, а скорее явлена желанием увидеть ту первооснову родной Земли, её своеобразную эманацию, прообраз, дух или душу.
И вот в тот миг ли, вечность, что в данном случае все есть время, а его мера – энергия, масса, скорость. В тот самый миг, когда показалось, что дальше ничего – пустота. И сразу же из ничего и целиком возникла картина Другого мира.
Время остановилось, его не было, была «чччернотааа», ни одной звёздочки не светило, но все было видно. Ничто в этом мире не двигалось или двигалось, но так медленно миллиметр/микрон за миллион/миллиард лет, ещё медленнее. Но откуда-то изнутри, не голос, а просто ниоткуда сразу было известно, что этот мир по-своему жив.
Слева чуть ниже линии воображаемого горизонта, далеко и одновременно вблизи на огромном каменном блине, почти правильной эллипсовидной формы, размером возможно с галактику малой величины, относительно размеров чёрного мира, на самом краю блина сидела спиной молодая женщина совершенно голая.
Иссиня-чёрные густые и прямые волосы её спадали до середины ровной спины. Жёлтый цвет кожи блестел в темноте и поджатые к груди колени скрывали острую грудь с чёрными сосками. Она также была видна со всех сторон/плоскостей и сразу вся, фигура более всего соответствовала представительнице Малайзии, Шри-Ланки или Индонезии, ещё такие фигуры встречаются у некоторых индианок на высокогорье в Перу. Крепкое тело, короткие плотные руки и ноги, невысокий рост, заметный живот. Красавицей, её по меркам ХХ века, при всем желании было не назвать. Но, черт возьми, она была прекрасна той красотой женщины, которая не зависит от пропорций 90х60х90, а проистекает от общей завершённости и пропорциональности, какой-то пусть не понятной целесообразности всех чресл, была она такая вся гладкая, ровная, без родинки, грамма лишнего жира и вообще ничего лишнего в ней не было.
А главное, она знала, что на неё смотрят, её видят, но никак не реагировала. Время остановилось. Лицо, тоже скорее индейское, абсолютно правильное с большими фиолетовыми глазами выражало спокойствие и непомерную грусть.
Кто она была, как её звали, почему оказалась заточенной на гигантском каменном тёмном эллипсе в этом чёрном мире, было совершенно не понятно.
Кроме бесконечной бездны мягкой черноты, чудовищного по размерам каменного блина и девушки ничего не было, да точно не было, и от этого стало – одиноко и тоскливо. Плохо было отчего-то.
Ощущение чуждости и неприятия человеком этого мира осталось в памяти Серова на всю жизнь и, никакие химиотерапии добрых лекарей айболитов, не смогли затем выдавить эти воспоминания.
Много позже ему казалось, что чуть в стороне от того места и ниже, где сидела девушка, из каменной глыбы вниз на тысячи миль бесшумно срывался застывший водопад такой же чернильной чёрной воды или другой какой жидкости.
А волосы беглянки едва-едва в одном месте искрили, но абсолютной уверенности в том, на самом деле уже не было. И ещё он знал, где-то в другом мире раньше её жёлтая кожа еле заметно, изнутри светилась.
Тут дошли оттуда-то сбоку звуки голоса Виталия, он настойчиво и встревожено, призывал возвращаться, все закрутилось и понеслось в обратку. Опять мутило и чуть не вырвало, весь покрылся потом.
Всё – дома, хотя, что есть дом после таких полётов. Время вернулось вспять, или в шесть.
Время – песок, убегает меж рук,
Мера любви, ожиданья, разлук.
Космос и атом, шёлк и наждак,
Судья беспощадный, тик-так,
тик-так, тик-так, тик-так.
Посыпались, как горох, вопросы Виталия и Тима одновременно и перебивая: – Что загадал? Где был? Что видел? и т. п. и т. д.
Ты был в отключке с полчаса. Ну, рассказывай, не тяни кота за помидоры.
Оба, это было написано на их лицах, измучавшись в ожиданиях, ждали его рассказа – что там за гранью неизвестного и неведомого. Тим поскольку для него это было что-то похожее на фокус-покус и опля – чудо. Виталий же, как человек, прошедший длинный путь тренировок, разочарований и редких успехов, с известной долей зависти и недоумения к юноше, которому так легко всё удалось. А он это понял точнее, увидел по мимике лица, подёргиванию мышц беспокойного тела. Ещё было ощущение чуть уловимого толчка при переходе, это встряхивание он знал по собственным опытам.
Саша минуты четыре ошарашено молчал и приходил в себя, а потом очень коротко, без эмоций рассказал об увиденном в своём путешествии, опустил детали и вообще постепенно расстроился, будто выдал чужую тайну, тем более о женщине. Скомкал дальнейший ход визита, не допил, извинился за плохое настроение.
Нет, чувствует он себя – «хорошо».
И быстро собравшись, уехал домой один.
После того случая о своих путешествиях по другим мирам он никому не рассказывал, а обсуждения в компаниях таких тем избегал. Но зато перечитал кучу литературы на эту тему, пытаясь найти информацию, понять, что тогда с ним произошло, да и было ли, а то может всё это ему привиделось?! Или это было внушение?
Сколько таких душ бродит по этому миру? Ау!
Глава 4. Ночной шквал и последующие события
Хамсин принёс пыль из Сахары, которая, закрыла Солнце. Неужели она проделала путь в тысячу фарсахов только для этого?
Ночью, когда психи из палаты №3/3 и другие болезные пребывали кто в беспамятстве, кто жуткой боли, кто в сладких снах о воле, в Москве случился шторм. Он налетел неожиданно, где был Гидрометцентр? Извечный вопрос.
Разверзлись хляби небесные.
Валило и с корнем выворачивало деревья, порывами ветра нещадно било стекла и швыряло осколки, щепки, листву и бумаги. В нескольких домах разворотило покрытие крыш, металлические листы и куски рубероида с засохшим гудроном летели и громыхали как ударные большого симфонического оркестра в заключительной части героической симфонии Шостаковича.
На третьем этаже в торце пустого коридора психлечебницы забыли закрыть форточку, и вода неслась сквозь неё почти параллельно полу на большое расстояние. Она, растекаясь по малейшим трещинкам и щелям, смывая редких тараканов и паучков, проникала под толстый тёмный линолеум, мгновенно растворялась, впитываемая смесью опилок и старой пыли, скопившихся и наличествующих в перекрытиях этажей.
Где-то порвало линии электропередач, фонари на высоких металлических столбах качало так, что свет, от них падавший метался по затопленным водой улицам, словно всё искал уголок спасения от стихии.
Казалось бес Абдусцииус (демон, вырывающий с корнями деревья), сама природа обиделась на москвичей и показала, кто в доме хозяин. К утру шквал, стих, и дождь лить перестал. Как оказалось, эти предположения имели под собой некоторую толику оснований, в связи с прибытием в первопрестольную двух субъектов, о которых пойдёт речь ниже.
Разрушения случились масштабные, такого разгула стихии даже старожилы дворов – пенсионеры не помнили, разве годах в двадцатых, тридцатых.
Ночное происшествие нашло живейшее обсуждение среди обитателей диспансера, вытеснило все остальные новости. Да и не новости это были вовсе, а так хрень всякая, вот и отошли они на задний план. Горячо спорили о природе шквала, вызван ли он был естественным ходом событий и атмосферными причинами или все же, то дело рук человека, неких таинственных организаций и спецслужб, возможно не родных, а забугорных, от них, дескать, все беды.
На ступеньках западного крыльца лечебного корпуса сидели трое.
Заколоченный вход, окрашенный облупившейся темно-коричневой краской в десяток слоёв, ныне являл собой известную среди знающих постояльцев историческую ценность и значимость, поскольку молва гласила – сюда на заре советской власти привозили на обследование многих именитых партийцев и даже мировой известности народного писателя алкаша. Самые смелые знатоки горячо утверждали, что и самого, самого Хозяина. Точно известно было только то, что узкая лестница вела напрямую в кабинет главврача и заколотили этот вход десятисантиметровыми гвоздями сразу же после ХХ съезда коммунистической партии в 60-х годах прошлого столетия.
Разговор шёл неторопливый и рассудительный. Разведя в стороны руки по перовски, и даже чисто внешне похожий на одного из охотников с картины известного живописца сидел один. Все звали его Меркулыч – санитар с третьего этажа, знакомый нам по перипетиям предыдущего дня, а нынче направленный начальством на ликвидацию последствий стихии и уборку территории, веско возражал колченогому больному, выделенному туда же на уборку в качестве живой рабсилы, звали второго странно Фиг.
Ну, ты Фиг даёшь, на фиг им америкосам насылать на нас такое, – скаламбурил он, довольный собой, а паче тем перекуром под затяжку. Что у них своих дел нет, еликтричество тратить некуда? Толстый мясистый нос его в щербинах при этом как у собаки принюхался, нет ли рядом кого, кто спортил воздух.
Третий сидевший ниже, рабсила интеллигентного вида, отзывавшаяся на Палыч. Личность с санитаром в чём-то не согласная, кивала головой на тонкой шее, явно давая понять, что она – против такого вывода, растопыренные уши его как у подростка, при этом шевелились.
Они нас до сих пор боятся и ненавидят – отрезал Фиг. Это у них в крови, в памяти поколений, Россия 400 лет всю Европу гоняла и трахала, а американский народ в основе своей выходцы из Европы, германцы, да и Сталин их норманнов с Хрущём на пару, ракетами и бомбой, сколько лет стращали.
Когда то было, – возражал солидно Меркулыч, пыхтя сигареткой – да и демократия у нас таперича, мать её, чево им не хватает у нас, деревья ломать к чему, пустое это.
Пустил облачко табачного дыма прямо в лицо оппоненту, как знак несомненного превосходства и завершения спора в свою пользу и уже командным голосом приказал – Хорош, курить, пошли мести. И уже со злорадством, добавил – Дармоеды. Он уже начал приподнимать седалищно-пердильный мышц со ступеньки.
Все бы так и закончилось, но вдруг ни с того ни с сего Палыч выдал на-гора такое, от чего почему-то остатки волос на головах обоих его собеседников встали дыбом. У обоих не возникло и тени сомнения в том, что Палыч сейчас не врёт, а более, что псих обколотый придумал невесть что.
«А я этой ночью, в разгар грозы видел в нашем коридоре чужого человека в длинном чёрном плаще со странным подростком!
В самый сон то я проснулся, по всему – по малой нужде приспичило до горшка. Так грохотало страшно, и что-то меня прямо таки притянуло к глазку в двери палаты», – вибрирующим непослушным голосом проговорил он далее, чувствовалось, накатило.
«Тут и случилось.
Выглянул я и обомлел прямо. Он, от 3-й соседней уже мимо нашей двери проходил, посмотрел мне прямо в глаз. У того глаз страшный чёрный, а как будто внутри адский огонь горит, всего тебя жжёт, ни рукой, ни ногой пошевелить не могу, страх липкий расползается, потом уже и желудок догнал. Всего тебя обволакивает, мир сужается и уже ничего, кроме того злого глаза и не видишь.
И так улыбнулся, как маньяк перед тем, как жертве, словно кузнечику руки ноги оторвать и съесть, дескать, всецело ты в моей власти. Гром гремит, молнии коридор осветили, за ним прут двое, мальчик, а кто третий, я не разглядел. Потом все исчезло. Вот так вот».
Перекрестившись, он продолжил, – «Точно говорю не к добру это. А плащ на нем был странный, весь в блёстках. В таких одеждах фокусники в цирках выступают на арене. Он весь большими серебряными звёздами расшитый и на шее красной тесёмочкой завязанный. С красным подбоем. А тени сзади будто отдельно, своя значит жизнь у них».
Ошарашенные таким сообщением, санитар и Фиг замерли. Рассказ Палыча, сорвал «крышу», каждый переваривал новость.
Меркулыч сел, очнувшись от оцепенения, моргнул и пошевелил лицом, почему-то вспомнил, что да все так, правильно. На двери палаты 3\2 металлическая крышка на глазок снаружи отвалилась третьего дня и куда-то подевалась. «Непорядок, надо устранить».
«Мальчик же мне ужасно обидную рожу состроил, а лицо у него старика», – видимо ещё припомнил какие-то детали Палыч и добавил, – «Уж потом я заметил, что и обоссался».
«Да кто это мог быть? Как он в корпус-то ночью тем более попал, откуда пришёл, зачем главное? Да и ребёнок?». Покосившись на заколоченную дверь, одним духом выпалил Фиг.
Тут уж разродился сомнением санитар. – «Тут мышь, церковная не проскочить, а ты артист. А где дежурный, дежурный где?» Задался он очередным вопросом уже скорее к себе. «Да я бы узнал», – неуверенно заключил он. Продолжил уже значительно – «Чертовщина какая-то! Могет приснилось тебе, таблеток переел?».
«Ну не знаю, не знаю», – только что и молвил задумчиво Фиг. Он покачал головой, и было совершенно понятно, что-то такое он знает больше их или читал.
По облезшей штукатурке ступенек крыльца полз муравей. Рядом пролетела ранняя бабочка капустница, взмахом своих крыльев свидетельствуя правоту нездешнего, но правильного писателя фантаста Бредбери о непрочности и изменчивости всего сущего и проявленного.
На территории, примыкающей к лечебному корпусу, язык не поворачивается назвать её парком, валялись обломанные страшной силой деревья и ветки, кое-где чернели комья земли и белёсые корни, в отдалении уже трудились, собирая мусор такие же бедолаги. Жизнь налаживалась, постепенно входила в свою колею и длилась. Пора было приниматься за дело.
«Ты вот что», – жёстко, не дождавшись ответа, завершил наконец-то перекур Меркулыч, встал. «Никому больше об этом не рассказывай, ну про давешних артистов, и ты – Фиг». Добавил, после короткой паузы опешившим слушателям.
«There are more things in heaven and earth, Horatio, than are dreamt of in your philosophy».
«Ну, ни… себе», – только и выдохнул Фиг, – «Гамлет».
Работали целый день. Таскали ветки, возили тачки с мусором и землёй, копали. Говорили только по делу и ночного случая не касались. Отобедали бледной болтанкой неизвестного происхождения с запахом мяса и на второе – слипшейся перловкой. Но хлеб был на удивление мягким и даже душистым, чаёк не окончательно разбавлен, а перекуры вовремя.
Сумерки пришли, когда с удовлетворением осмотрев закреплённую территорию Меркулыч пошёл доложить о выполнении работ, строго наказав болезным дожидаться его возвращения на ступеньках того же исторического крыльца.
От непривычного тяжкого физического труда у старого наркомана Фига (Филатова Игоря Геннадьевича по паспорту, утерянному ещё лет эдак восемь тому) болела сломанная давно и плохо сросшаяся нога, ныли руки и спина.
Он прислонился к прохладному каменному боковому обрамлению лестницы и прикрыл глаза, хотя солнца, по-весеннему яркого в это время года сейчас видно за тучами не было. Как ни странно, из головы не уходил, рассказ Палыча о странном ночном визитёре, но и заводить разговор вновь на эту тему, не хотелось. Оставалось одно – переваривать все в себе, благо привычка к этому, привитая заботливым персоналом за пять с лишком лет пребывания на Горгофе, как он величал лечебницу, была, была.
Палыч же сидел рядом просто, ни о чем не думая, ко всему на свете безучастный псих и ровный. Сказывались достижения химмедпрома, и периоды мозговой активности и вменяемости сочетались в нем в последнее время все чаще с состояниями полного отупения и равнодушия.
В минуты прозрения он начал недавно думать о конце и жалость к себе растекалась по изувеченному организму милым теплом, приносила уже не страх и неприятие, но только интерес, что потом.
Может в силу этого состояния, а может и вследствие других, не понятых ему самому потаённых причин, в том утреннем разговоре он умолчал о том, что ясно понял во взгляде необычного незнакомца в плаще толи звездочёта, толи средневекового алхимика. Он был услышан, понят и конец страданиям был близок, а с ним и избавление от всего этого маразма и калейдоскопа жизненных неприятностей и несправедливостей. Ждать осталось не долго.
Жернова судьбы были запущенны, и остановить их мог бы только один человек, не просто человек, а ещё ближе к истине совсем уже не похожий на человека. Он давно оставил Землю и обитал в своих неведомых горних вершинах, видимо пребывая в уверенности, что люди научатся на своих ошибках. Рано или поздно, в силу дарованного им права выберут добро и перестанут грабить, насиловать и убивать друг друга, других сущих и себе подобных, прикрываясь интересами государства, клана, политикой, голодом, местью, чем ещё. Перестанут загонять совесть в крайние уголки сознания, но не души и выкорчёвывая доброе, вечное, обосновывая наукой, философией отсутствие возможности его существования без зла.
Нет светлого без чёрного и серого. А движение требует борьбы и сопротивления. Может оно и правда, но когда жрёшь икру красную и чёрную, не приходит ли мысль о том, что это не родившиеся дети живых существ, на развитие которых потребовались миллиарды лет эволюции и безжалостной борьбы за выживание. Хотя с такими мыслями читатель недалеко и до безумия или – совсем другого ума.
Прости мя Господи! Сыне Божие! За гордыню и наглость, глупость и скудоумие и не дай сойти с пути предначертанного.
Смерть, не та, литературно-фольклорная страшная старуха с острой безжалостной косой, но для знающих людей – тихая и ласковая пришла к Палычу ночью. Время, когда по негласной статистике роддомов и карет скорой медицинской помощи, рождается большинство младенцев, и умирают более всех стариков обоего пола.
Умер он во сне, что безотносительно к пребыванию в психушке можно было бы назвать счастливой долей и удачным завершением скромного жизненного пути бывшего подполковника артиллериста. Человека совершенно одинокого не считая, жены, которую не воспринимал вообще как некий придаток к квартире и больную телом.
На вскрытии выяснилось, что имел он целый букет сложно выговариваемых, все более на латыни болячек, из которых только одна была привычна для ушей не медиков и известна обывателю – рак.
Похоронили Бурмистрова Евгения Павловича, кавалера четырёх блестящих юбилейных советских медалей, медали «За Боевые Заслуги» и Нагрудного знака воина-интернационалиста на Старом Холанском, где уже лежали родные ему люди на фоне зловонной горы – городской свалки. Вороны над ней вовсю каркали, воспевая делёж добычи. Занесли тело там же в Храм, благообразный батюшка, пропел необходимое, кто-то из любопытных подошёл посмотреть на покойника.
Проводили под оркестр из магнитофона, толи плеера, и без салюта трое стариков неприметного типа в старых заношенных костюмах, немодных нынче коротких галстуках и дама в чёрном платье и такой же полупрозрачной косынке на голове. Говорить ничего не стали, но по чарке на могиле выпили, за упокой души, словом все прошло чинно. И уже когда начали расходиться, налетевший внезапно порыв ветра подхватил пластиковый стаканчик с водкой на свежем земляном холмике, опрокинул его и стих, а тонкую свечу, воткнутую в голове косо в землю, не загасил.
Это сочли добрым знаком. Какое-то время так же молча посидели на стоявшей рядом с соседней могилой скамейке и разошлись.
Никто из провожающих не обратил внимания на странную пару в ещё более странном одеянии стоящую метрах в тридцати-сорока, хотя по роду военной службы и должны были бы, иначе какие же профессионалы, у артиллериста глазомер должен быть о-го-го.
Мужчина был восточного типа, моложав, высок, чёрен и худощав, длинные волосы крупной волной спадали на плечи, но особенно привлекательным было его лицо с тонкими красивыми чертами и глаза – две маслины с багряным огоньком глубоко внутри, вспыхивающим редко, и заметным лишь вблизи. Неведомая сила притаилась в нем, про таких людей, если это люди, идёт молва – черти пляшут внутри. Как слышал, весь род человеческий делится на двадцать восемь типов лиц по каким-то известным лишь узкому кругу специалистов секретных служб, старых гримёров и актёров признакам.
Этот тип лица не был исключением, но отличали его непривычные сочетание мужественности и интеллигентности, изысканность линий и черт, совершенство теней и красок. Похожий на итальянца или араба-ливийца был, вне всякого сомнения, красив. Такие лица трудно описать, но практически невозможно забыть, они сразу нравятся женщинам и мужчинам известной ориентации. В данный момент оно было полно лёгкой грусти и неземного врубелевского очарования.
Но горе тому, кто поддавался этому обаянию, не ощутив за ним способность к мимикрии и лжи. Это лицо и глаза могли натурально резать как кривые отточенные турецкие ятаганы, испепелять и бросить в серый омут безысходности, отчаяния и безразличия. Они могли гореть огнём неудержимой ярости, выплёскиваться волнами полного презрения и ненависти.
Чрезвычайно редко в них возникал интерес, но это был интерес сильного зверя к слабой жертве, муравью, тянущему вверх груз, пятидесятикратно превышающий его собственный вес. Да что ещё могло удивить в нескончаемой жизни, видевшей взлёты и падения сотен и тысяч стран и народов, но не людей, кто мог противостоять его воле и желаниям, почти никто.
Правда, мог он творить и прекрасное совершенство, соблазняя им. В таком разе застывали по Земле каменной симфонией пирамиды и мосты, обливались слезами толпы под плач сурны или скрипки Паганини, завораживали и оживали полотна Леонардо, восхищали статуи, да мало ли.
Во всем хорошем есть плохое, как и во всем плохом есть хорошее и только время им мерило, так все и движется до скончания лет.
Уже давно он мог бы стереть этот мир людей с лица Земли, наслать цунами, ударить огромным астероидом, вызвать серию разрушительных землетрясений, засух или похолоданий. Уничтожить магнитное поле, сместить полюса, истончить озоновый слой, столкнуть и разрушить континентальные плиты, наслать потоп или мор неизвестной и неизлечимой болезни. Хозяин мог все!
Но и напрямую не мог, так как тем самым, признал бы своё поражение в споре с НИМ, тем, кто отдал человеку от Адама право выбора и жизни по своим обезьяньим правилам, а если и погубить все, то без вмешательства горних сил.
Это вмешательство было невозможно, ибо привело бы к потере лица и ударило бы по уязвлённому самолюбию и гордыне, которые имели место быть, ибо не только человек – по образу и подобию.
А потом до конца не было известно, как отреагирует Всесущий. Бывал он порой чрезвычайно крут и безжалостен к своим созданиям, горяч был ещё, как, но Отступника пока не трогал. Кроме всего он не знал, может ли Создатель слышать его Хозяина Земли мысли, хочет ли он этого? Уверенности не было.
Изменение фундаментальных физических законов, незаметных для современной земной науки, привело к усложнению и утяжелению, соответственно уплотнению материи и полей, их взаимных переходах и обращениях на микроуровне. Они происходили благодаря заложенной ещё первым создателем сложной программе. Росла энергетика и масса кирпичиков плоскостей мироздания, полевые изменения, настолько распространились и изменились, что стали пугающе непонятны. Это происходило на фоне «разбегающейся» материи большого космоса, падения температуры и энергии Вселенной. Что вызвало у Денницы острое желание до конца постичь и контролировать общие тенденции таких изменений.
Менялась космическая погода, и на макроуровне уже намечались первые перемены.
Возможно в большой игре, затеянной создателями, появились новые игроки? Или поменялись правила?
Человек и человечество, ещё дитя глупое и мерзкое, не замечая этих изменений, поскольку они происходили в другой временной шкале, где миллион лет – это миг. Но сумели добиться того, что все более наука и современная квантовая физика, математическая физика и физика элементарных частиц (ФЭЧ) особенно, выходили за рамки сознания человека и, благодаря тому продвигалась коллективными усилиями гениев и изгоев от науки вперёд и вперёд.
Не единицы, но целые конгломераты, коллективы международные и небольшие разрозненные группки учёных, из разных областей знаний, совместными усилиями и постоянно обмениваясь информацией, тащили по сантиметру, реже по «метру» свои теории мироздания к истине.
Так в физике – Йоичиро Намбу (Институт Энрике Ферми Чикагского университета США) выдвинул и обосновал пионерские идеи о возможности спонтанного нарушения киральной симметрии. А Макото Кобаяши (Исследовательский центр ускорителей высокой энергии, Цукуба, Япония) и Тошихидэ Маскава (Институт теоретической физики Киотского университета) открыли происхождение нарушенной симметрии, которое предсказывает существование в природе, по крайней мере, трёх поколений кварков.
Российские учёные начали первые эксперименты по созданию мемристоров из полимера полианилина, чтобы затем объединить их в сеть и провести первые успешные эксперименты по её обучению. Появились первые самообучающиеся роботы, в сочетании с нано – технологиями это ступенька к созданию искусственного интеллекта и сингулярности. Уже создан ЧИП имитирующий работу головного мозга.
Был впервые получен металлический водород!
Японские учёные Института RIKEN вырастили искусственную кожу, которая содержит функционирующие волосяные фолликулы, а также сальные и потовые железы… В своём исследовании специалисты задействовали клетки эпителия мышиных дёсен. В основу опыта положена разработанная нобелевским лауреатом Синъей Яманакой методика по перерабатыванию эпителия в индуцированные плюрипотентные стволовые клетки, которые могут развиться в разные ткани организма.
Учёные Ксу Лиу и Стив Рамирез осуществили удачные опыты по манипуляциям с памятью у лабораторных крыс. Фактически сумели заменить негативные воспоминания – на позитивные.
В Институте им. И. В. Гребенщикова разработана основанная на первых принципах методология поиска первичных группировок (нанокластеров) определённого химического состава и топологии в кристаллических структурах любой сложности. В отличие от известных алгоритмов, созданная методология является достаточной в бесконечных (в общем случае, n-мерных) атомных сетках.
Уже был спроектирован и недавно запущен БАК, расположенный в том же туннеле, который прежде занимал Большой электрон-позитронный коллайдер.
Туннель с длиной окружности 26,7 км был проложен под землёй на территории Франции и Швейцарии. Глубина залегания от 50 до 175 метров, причём кольцо туннеля наклонено примерно на 1,4% относительно поверхности земли. Большим названный (БАК) из-за своих размеров: длина основного кольца ускорителя составляет 26 659 м; адронным – из-за того, что он ускоряет адроны, то есть тяжёлые частицы, состоящие из кварков; коллайдером (англ. collide – сталкиваться) – из-за того, что пучки частиц ускоряются в противоположных направлениях и сталкиваются в специальных точках столкновения.
Сол Перлмуттер, Брайан Шмидт и Адам Рисс, Линдон Эванс, Стивен Хокинг, Фритьоф Капра, Дэвид Дойч, Фабиола Джианотти, Кип Торн, Юрий Манин, Шипов и Акинин. Валерий Митрофанов, Александр Сергеев, Эмиль Ахмедов. Владимир Брагинский, Михаил Городецкий, Олег Александрович Лаврентьев, именно он разработал и просчитал теорию холодного термоядерного синтеза.
Тысячи других более известных, или вообще не известных другой части человечества – не физикам и математикам тропили неизведанные пути к пониманию Мира.
Учёные Института ядерной физики (ИЯФ, РФ) добились устойчивого нагрева плазмы до температуры в десять миллионов градусов по Цельсию, сообщил журналистам замдиректора института по научной работе Александр Иванов.
«Мы подтвердили результаты последних лет по нагреву плазмы до температуры масштабов десяти миллионов градусов, это очень важный момент для перспектив нашей работы. Сейчас очень серьёзно мы начали рассматривать варианты создания термоядерной системы на основе открытой ловушки», – сказал он.
Иванов отметил, что специалисты института работают над проектом термоядерного реактора на основе открытой ловушки, который может быть создан в ближайшие 20 лет и должен стать альтернативой международного термоядерного экспериментального реактора (ИТЭР).
А китайцы, те вообще первыми в мире смогли удержать плазму с фантастической температурой в 50 млн. градусов, в стабильном состоянии 102 секунды в термоядерном реакторе типа токамак, установленном в Институте физических наук в городе Хэфэй. Это более чем в три раза выше (по оценкам специалистов) температуры в центре нашей жёлтой звезды – Солнца.
Японский учёный Синъя Яманака, превратил клетки кожи в стволовые клетки, путём добавления в них четырёх определённых генов. Тем самым проложил дорогу к перепрограммированию стволовых клеток организма человека.
Наметились даже усилиями некоторых известных футурологов мировые тренды идей, как то: здоровый образ жизни, продление жизни, лавинообразное развитие IT-технологий и Интернета (на повестке дня стояло создание фотон – и квантовых компьютеров), и наконец – сингулярность! Когда возможности, станут соответствовать новым потребностям и, люди уподобятся богам своего уровня.
Человек все более проникал в генетику, тайны мироздания, создавал роботов и аватаров, искусственные материалы с запредельными свойствами (Q-углерод прочнее алмаза), по-хозяйски изучал и осваивал дальний космос.
Огромные силы и средства были выделены на скорую колонизацию Луны и Марса. Вот-вот, настанет время, когда машины будут справляться практически с любой задачей гораздо лучше людей. В России близились к завершению работы по созданию аватаров для работы в космосе. Опережающими темпами идёт создание атомного двигателя для путешествий в космосе. Это позволит значительно сократить сроки полётов убережёт космонавтов от опасной космической радиации. NASA заявило о готовности приступить к набору участников экспериментов для выполнения различных миссий, в том числе и для полёта на Марс 2025—2040 гг.
Практически скоро не останется планет в Солнечной системе не исследованных автоматическими станциями и спутниками. Дело дошло до комет и астероидов. Ещё дальше заглядывали модернизированный Хаббл и готовившийся к запуску новый уникальный российский космический радиотелескоп «Радиоастрон» («Спектр-Р»).
На высоких и низких орбитах вокруг матушки Земли, голубого хрупкого шарика, с бешеной скоростью вращались десятки тысяч различных аппаратов, спутников, не за горами было создание космических лифтов и искусственных солнц для освещения планеты. Руками и талантом инженеров, строителей, архитекторов, строили и создавали города и дороги, перекрывали реки, сверлили, а то и вообще сносили горы, менялся ландшафт Земли, ночные огни которой уже видны из далёкого вакуума космоса.
Они учились лечить болезни свои и планетарного масштаба, пока робко и неумело, но росла уверенность людей в своих силах, общий уровень образованности, а животного упорства им всегда было не занимать. На очередном пятом витке развития человеческой цивилизации едва заметно проступали контуры выхода из Лабиринта.
Наступила эра тотальной информации. Практически сущие дни оставались до того момента, когда человеком будет создан и взращён искусственный интеллект – совершенно новый неизведанный вектор развития. С непредсказуемыми последствиями бытия.
Одним из последних шагов на этом пути явилось бы создание квантовых компьютеров с возможностями, превышающие ныне существующие в тысячи и миллионы раз.
D-Wave Systems на конференции в Сан-Франциско показал новый квантовый компьютер, содержащий две тысячи кубитов – квантовых аналогов классических битов. Об этом сообщается на сайте компании.
По сравнению с предыдущим поколением компьютеров D-Wave 2X в новом устройстве в два раза больше кубитов, а производительность выросла в тысячу раз. Как и остальные компьютеры D-Wave, новое устройство предназначено для решения специальных задач оптимизации.
Предпоследнее поколение компьютеров D-Wave появилось в августе 2015 года.
Квантовый компьютер, в отличие от классического, работает на основе законов квантовой механики, поскольку вычисления в нем производятся с использованием кубитов.
Подобные работы широко развёрнуты также в США и России.
Человечество, кое-где ещё ковыряясь в рамках четвёртого технологического уклада, уже плотно осваивало – пятый. А наиболее развитые страны по отдельным позициям и – шестой. Более того, ими были намечены основные контуры и седьмого.
От автора:
Коренным отличием этого технологического уклада от предыдущих, станет производство на основе потребностей человека. Человеческое сознание станет производительной силой. Это будет когнитивный уклад (от английского conscious – сознание). Уклад, когда сознание становится производительной силой. Фантастика, да и только. Схематично это может выглядеть в виде такой цепочки:
– мысль – схема – оценка – чертёж – оценка;
– 3D принтер – проверка – продукт – оценка;
– параметры использования (планирование спроса) – производство.
Словом повод для лёгкого беспокойства у Незнакомца появился, но пребывать долго на Земле становилось все труднее и труднее из-за названных изменений физических законов и не данного, но вытекающего из сути Большого спора обещания не вмешиваться. Несмотря на все это, данный визит в Москву, известно далеко не первый, был предопределён.
В России, в старом московском переулке, в казённом доме появился человечек сумевший прорвать границы собственного разума и гроздьями бросавший в топку алчущих от науки бездарей гениальные идеи и теории. Очень похоже, было на то, что ему помогали извне тайные силы Геи.
Выйти на него смогли только после того, как за границу в Североамериканские Соединённые Штаты и Израиль были переданы две флешки с файлами институтских работ некоего Алекса Серова. Особый интерес вызвали его последние рукописи. Странные идеи человека с не менее странным ником – Немо из русского госпиталя, сразу же привлекли внимание сведущих людей и помощников Незнакомца. Число им было – Легион.
Была и другая причина, связанная с делами дольнеми и горними, уже была внедрена и успешно запущенна программа, направленная на уничтожение защитных функций одного из эгрегоров человечества.
И если Всесущий почти не вмешивался, то воистину был прав Иоанн Златоуст, говоря, о том, что у престола Бога сидит ещё двадцать четыре старца в белых одеждах с царственными венцами.
Что же до расчёта Дольнего или «доли», как то судьбы касаемо, то «ключевых букв» уже стало ТРИДЦАТЬ ТРИ, хотя когда-то было СОРОК ДЕВЯТЬ. Как говорил один их политический деятель – Процесс пошёл.
Множество хорошо легендированных, хитроумных программ и проектов, направленных против человечества были запущены, поддержаны финансово и организационно падшим Первым ангелом. И пусть наивные идеалисты думают о случайности происхождения некоторых мировых трендов, мы-то догадываемся, где собака порылась!
Хиппи, лёгкие наркотики, разного рода курительные смеси – спайсы и грибочки, экстази и кактусы пейот дона Хуана, плантации мака в Афганистане появились и распространялись не сами по себе! Не меньшее внимание было уделено экстремальным видам спорта и развлечений молодёжи. Сколько погибло руферов в мире, если только в России ежегодно высота убивает около 50 человек. А сколько стритсейверов? В области культуры не случайно лучшие залы, площадки и самое рейтинговое, кассовое время предоставляется новомодным представителям безумной арт. культуры.
Но во главу угла дьявол поставил провокации и военные конфликты там, где могут столкнуться интересы сверхдержав! Там, где возможно создание условий для их перерастания во всеобщую ядерную войну Югославия, Сирия, Украина, сегодня вот-вот запылает опять Корейский полуостров. Создание массива таких горячих точек нестабильности, где всё может решить случайность (конечно же, тщательно подготовленная).
Одет ночной гость, я думаю, Вы многоуважаемый читатель уже догадались, что это был он, действительно был довольно странно для этого времени года и погоды. На нем были мягкие штиблеты Мариман темно-вишнёвого цвета, клетчатое демисезонное пальто, скорее всего английского пошива, под ним длинный тонкий чёрный плащ почти до пят с красным шнурком на шее, на голове бордовый берет образца пятидесятых годов, в руке дорогая трость с серебряным набалдашником в виде головы змея.
Спутник Незнакомца, невысокий ростом, окраса скорее блеклого, только крупное круглое лицо его было будто у испитого алкаша с переливами, от бордово-красного пятнами на лбу, до бледно-розового цвета. Бровей видно не было, толи по какой-то несуразной моде, толи от нехорошей болезни какой.
По виду подросток, но лицом стар, лет этак на сорок-сорок пять. Он стоял на маленьких ножках, тонкими ручонками с несуразно большими ладонями и просто огромными ногтями на грязных пальцах опираясь на вросшую в землю, могильную железную ограду.
Примечательным в его облике, кроме плоского лица и рук были разного цвета глаза на мерзкой роже, и большая вмятина на середине носа, такие бывают у профи боксёров и сифилитиков.
На уродце были подобающие подростку узкие брюки с отвисшей почти до колен мотней и толстая полосатая черно-оранжевая флисовая толстовка Рейма с капюшоном. На заднем кармане брюк был приторочен настоящий пушистый хвост, толи лисий, толи ещё какого енота.
Оба внимательно смотрели на провожающих, словно было, что-то ещё ускользнувшее ранее от их внимания в скорбном действе. Суть их появления на старом кладбище была каким-то образом связана с процессом и местом погребения отставного артиллериста, ничем особенным не примечательного, разве, что давным давно, когда ещё служил и воевал в Афгане.
Но вернёмся несколько назад по времени. У нас в отличие от мудрёных физиков, мечтающих о машине времени, футурологов и всяческих там «нострадамулей» уже сейчас есть такая возможность.
Так смелее, – Вперёд читатель! Воспользуемся ею и вернёмся на четыре дня ко времени странного ночного визита восточного типа Незнакомца и его молодого спутника в психлечебницу. Не обманул-таки Палыч, говоря, что видел этих странных людей в ту ночь в корпусе на третьем этаже.
Глава 5. Сон и не сон № __
(Поднятие занавеса)
Взошло солнце. По-над речкой клубится туман,
далеко видно с зелёного холма
Как мы помним, Серов уходил в беспамятство. Отстучали в черепной коробке молоточки, молоты и языки колоколов. Наконец, ушёл.
Рядом едва слышно засвистел, такая вот была необычная реакция на химгадость, и на радость многочисленным соискателям учёных степеней, у бывшего артиста Мармеладова.
На него с недоумением и косо смотрел со стены тоже псих с мировой славой – Ван Гог с отрезанным ухом на масляной копии, выписанный задарма неизвестно когда и кем, но несомненно, талантливо.
Чуть дальше, затих и озарился блаженной улыбкой Святого Йоргена, чертовски не похожий сам на себя краснорожий Сердюков, на лысом, блекло жёлтого цвета, черепе которого уже перестали быть видны следы утрешних шлепков.
К полуночи, в резком диссонансе с природой снаружи корпуса, в палате успокоилось. Барабанный стук проливного дождя, закрученного и летящего с бешеной скоростью, за двойными деревянными рамами окон, к тому же покрытых толстым слоем краски и заклеенных полосами посеревшей бумаги ещё с октября, почти не был слышен.
Металлическая решётка снаружи и мелкоячеистая толстой проволоки сетка внутри надёжно охраняли «покой» больных и здоровых?
В зеленоватом свете высокой лампы, длинные тени при вспышках молнии, прятались и опять появлялись, словно играя в пятнашки, бегали по палате.
Около двенадцати (вахта нечисти), как бы в награду за смелость и понесённые муки к Александру Алексеевичу пришёл вещий сон, какие бывают редко, но остаются в памяти, надолго потом овладевают сознанием, будоражат его. Именно после таких снов и появляются завершённые таблицы периодических элементов или другие, какие светоскопы.
Бывали они у Серова такие провидческие, нерядовые сны и раньше, но столь чистого, светлого, радостного – никогда. А пришли к нему гости из далёкого будущего, но по порядку.
Слушатели в очередь.
Не было никаких прелюдий, сразу из небытия и черноты в ласковый солнечный мир, хотя как раз солнца-то видно нигде и не было. Воздух чистый, кристальный, духмяный, был пронизан им насквозь, свет его, приятный для глаз, не слепящий совершенно, но золотистый яркий отражался от морской глади и от белых стен непонятного сооружения.
Более всего оно походило на бассейн с высокими вертикальными колоннами квадратного сечения стороной около полуметра. Левая часть его коробки, шириной полтора метра, и выступающей из воды на тридцать-сорок сантиметров, уходила в море. Туда, где царил полный штиль, другая часть упиралась в перегородку, за которой тоже шла морская вода, заключённая в очередную прямоугольную коробку длинной около тридцати метров. Но она уже ограничена в торце сплошной вертикальной стеной и плоской белой крышей.
Шума прибоя или просто волн слышно не было, хотя судя по всему, сооружение целиком находилось в море. Как уже отмечалось, свет лился ниоткуда, небо все было одного ровного нежно-голубого цвета.
Прозрачная морская вода сочного синего цвета почти не колыхалась, но на её поверхности играли солнечные зайчики – стихиалии. Они светощебетали и смеялись, радуясь, и носясь друг за другом, как дети малые на некотором возвышении от воды, в пяток сантиметров. Даже ветерка не ощущалось совершенно, жарко, однако, не было.
В отдалении справа, почти у перемычки стояла девушка в белой блузке и такой же белой короткой юбке, похожие на костюм теннисистки и приветствовала его взмахом руки. Не сразу, но Саша узнал в ней дочь. Удивления от того факта, что в реальности у него детей ещё не было, почему-то не возникло, и вообще покой растворился в нем и торжествовал.
Откликнувшись на призыв, он едва успел подумать о том, чтобы пойти навстречу, но дорожка, на которой он стоял, поехала. Вернее дорожка – каменное обрамление воды, по виду похожая чем-то на неполированный мрамор даже не шелохнулась, двигался он, как, оставалось загадкой.
Несколько удивлённый происходящим Саша взял ладошки дочери в свои руки и улыбнулся. Дочери было лет тридцать на вид, и она была красива. Кудряшки рыжих волос горели на солнце.
Все молча – «Как тебе здесь?» сразу же за тем пришло понимание того, что они сейчас в будущем. Вслед, мгновенно и торопливо – «Какое оно? Главное?»
Лучезарная, почти детская улыбка дочи сменилась на мудрую улыбку Мадонны с младенцем Боттичелли.
Это уже потом пришло – надо было спросить о том, как её зовут и о многом другом, но все было так, как было. Где-то в отдалённых уголках, нейроны там, что ли другие? Появлялась мыслишка о том, что то и не дочь вовсе была, а эманация существ из будущего, потомков человека разумного.
Не ответив сразу на вопрос, позвала его за собой, подойдя к одному из вертикальных столбов, вставила, непонятно как появившейся в руке кривой стержень в образовавшееся, при приближении треугольное отверстие глубиной пару сантиметров. Повернула ключ, сбоку отскочила небольшая пластина, на которой стоял высокий прозрачный стакан с водой и пузырьками внутри. Точно в центре стакана спустя секунду появилась вращающаяся ягода, похожая на вишню. Ещё спустя мгновение, из центра ягоды во все стороны пробились острые лучи белого цвета, затем превратившиеся в кристаллы льда и уже из них видимые сквозь стекло полетели синие и золотистые мелкие искры, вода зашипела. Из вишенки брызнули строго по центру стакана струйки сиропа, разрезали воду на две части.
Протянула напиток, все молча. На вкус он был приятным и не острым.
В голове отчётливо сформировался ответ – «Мы научились структурировать пространство. Все что ты видишь, создано разумом». Немо въехал – «Люди как боги? Они стали богами?»
Кивок.
«Едино, что наверху, что внизу».
Поворот головы и все изменилось.
Другой мир
Человеку, не испорченному изысками смеси модернизма и начертательной геометрии, а тем паче трезвому, даже отдалённо трудно представить, тем более описать этот мир. Всё равно, что темнокожего аборигена заморского племени Мамбу-Ямбу, попросить подробно описать технологическую суть подмосковного синхрофазотрона в Дубне.
Разве что попытаться донести непостижимое изменение-перетекание и схлопывание пространственно-плоскостных матриц и бесконечный ряд разного диаметра гибких труб – шлангов, шаров, переплетённых хаотично и вне какой-либо видимой системы.
Полупрозрачные трубы – сосуды жили сами по себе, изредка в местах пересечений, утолщений и узостей, между ними возникало подобное перемигиванию изменение цвета и активности внутренних течений, вихрей, пульсаций. Кишки-трубы имели бледно-розовый цвет с отливами желтизны. В пространственно-временных формах между трубами и шарами плавно текли струи не то газа, не то сгустков энергии.
Понять, толи это были квантовые модели или живые организмы, толи транспортные артерии, толи сложный биомеханизм никак не удавалось. Пояснений, подсказок не было, на то и сон. Единственной зацепкой было то, что это не был большой космос, ибо фотоны распространяются в плоскостях. Хотя, если очень большой космос из сотен кластеров, живущих по своим, иным Законам, почему нет?!
Может быть, сплетение восьми или всех 11 мировых плоскостей? Нечто, похожее на D-браны.
Показ чередование последующих десяти – пятнадцати картин мироздания слились в сплошной поток, в котором сознание тонуло и уже не сопротивлялось беспомощности постичь суть явленного. Все смешалось и в очередной раз исчезло.
Обычно, некое понимание того увиденного, что было в этих как бы снах, приходило к Серову – Немо позже. Да и то, если это происходило то, после долгих раздумий и прикидок, из которых рождались на первый взгляд абсурдные гипотезы, а уже потом из них математические модели и физические коты Шрёдингера.
Поднятие занавеса
Гигантская тёмная металлическая птица летела в бездонных парсеках космоса в абсолютной же тишине. Была она километров 120—150 в длину, причём почти половину её составлял перистый широкий хвост.
Было в этой птице, несомненно, что-то таинственное, мистическое. Предтеча апостола – евангелиста Иоанна, коий достиг самых больших высот в толковании Слова Божьего или птица Феникс.
Восторг, перемежаемый ужасом от восприятия мощи и уверенности в неисчерпаемой силе монстра, овладел бы сторонним зрителем. Кем и когда она была создана и куда перемещалась, было неизвестно, ясно было лишь одно – летела она очень давно и была посланцем совершенно иного мира, много древнее нашего.
Мерные, большой амплитуды взмахи широких и коротких крыльев были неторопливы и величественны. Сверхпрочный металл цвета титана отливал редкими разноцветными бликами отражённых звёздных скоплений и туманностей. Изредка, внешняя поверхность его, состоящая из перьев, переливалась собственными фиолетовыми и яркими синими огоньками, этакой ломаной линией, имеющей шаровидные включения и напоминающей тем огни святого Эльма. Только клюв птицы, изогнутый как у орла вниз, мощный и грозный блистал серебром. Глаза её были прикрыты перьями и почти не видны, но угадывались по впадинам. Сильные когти на лапах слегка подрагивали.
Казалось, она спит на лету, и никто и ничто не в силах помешать этому полёту, заставить охотника за дичью, свернуть с намеченного курса.
Скорость аппарата, определённая на глаз, была невелика – что-то около десяти тысяч километров в секунду. За хвостом на большом удалении изредка вспыхивали раскалёнными искрами облака редкого газа распылённой материи, встреченные в пути.
Позади и впереди была вечность.
Внезапно хохолок на голове птицы вскинулся, раздался клёкот. Открылись полностью её круглые фасеточного типа глаза, переливаясь в гранях волнами ярко-зелёного цвета, металлические перья на загривке монстра, встали дыбом и раздался Крик.
Кумулятивная волна его страшного удара пошла вперёд, практически мгновенно пробила пространство на тысячи и миллионы световых лет. От запредельного несущегося рёва тёмной материи и тёмной энергии, стандартной материи, то из чего состоит всё в нашем Мире колыхнулись, и вспучились на пути его распространения эллипсы дальних звёздных систем и шарик пекулярной галактики, страшными бурями и катаклизмами откликнулись гиганты и малые планеты.
Безжалостная злая сила срывала небесные тела с орбит и испаряла плотные газовые атмосферы гигантов в черноту космоса.
«Гуляющая» рябь ударных волн, порождённых выбросами – взрывами умерших сверхновых, в свою очередь родили убийственные жёсткие космические лучи, смертельно опасные для всего живого.
Эта сила испепеляла гамма-всплеском все сущее бешеным потоком радиации ультрафиолетовых, рентгеновских волн гамма-квантов. Вслед Крику птицы Апокалипсиса летела нагретая до нескольких триллионов градусов плазма (температура такого «выстрела» может составить до 40 триллионов градусов Кельвина), всё, что осталось от уничтоженных ближайших белых и красных карликов, жёлтых звёзд и голубых гигантов, скоплений материи, пылевых образований, метана, воды, льда и спирта. Все это, рассеивалась на невообразимо гигантские расстояния и медленно остывало. Некоторые звёздные системы вылетели не только из своей галактики, потеряв при этом часть планетарных тел и пылегазовых структур, но гигантскими силами были выброшены в соседние кластеры большой Вселенной и стали пленниками новых галактик либо отдельными новыми образованиями.
Неровный, колыхающийся конус распространения чередующихся ударных волн тёмной материи, гравитонов пронзил поток фотонов – свет. Выстрелило несколько десятков релятивистских джетов – слепящих игл и «волчков», произошли невиданные гравитационные коллапсы. Но уже в этом «супе» образовались условия для зарождения новых чёрных дыр, нейтронных звёзд, плотность вещества которых достигала плотности атомных ядер.
А пока во всех звуковых диапазонах сверхнизких и сверхвысоких – в газовых средах, полях электромагнитных и гравитационных волн и безвоздушном пространстве космоса, от боли и отчаяния криком заходился чей-то чужой мир (звуки могут передаваться в космосе электромагнитными колебаниями).
Кричал при очередном цикле гибели – рождения.
Сердце сжалось от боли и ужаса произошедшего.
И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырёх животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри.
2. Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.
3. И когда он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри.
4. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.
5. И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей.
6. И слышал я голос посреди четырёх животных, говорящий: хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай.
7. И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвёртого животного, говорящий: иди и смотри.
8. И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвёртою частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными.
9. И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели.
10. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?
11. И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились ещё на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число.
12. И когда Он снял шестую печать, я взглянул, и вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь.
13. И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои.
14. И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих.
раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор,
16. и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца;
17. ибо пришёл великий день гнева Его, и кто может устоять?
Откровение Иисуса Христа, которое дал Ему Бог, чтобы показать рабам Своим, чему надлежит быть вскоре.
Я, Иоанн… был на острове, называемом Патмос, за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа. …и слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: Я есмь Альфа и Омега, Первый и Последний; то, что видишь, напиши в книгу…
Апокалипсис – дословный перевод Поднятие занавеса (снятие покрова).
Глава 6. Необычный побег и визит в Бакката
Дорога привела меня в степь,
На закате повеяло прохладой, вольно дышится,
только одинокому путнику, не до этого
Во сне веки Александра Алексеевича дёрнулись, он глухо застонал, пытаясь пошевелить принайтованными руками и ногами и замер. Во всполохах грозовых разрядов увидел – рядом с его койкой стояли двое необычных ночных посетителей.
Подросток с неприятным неживым лицом, животиком упираясь в стальной уголок солдатской кровати.
Несколько поодаль господин в длинном чёрном плаще, надетом поверх коричневого костюма с искоркой. На властном лице последнего пробежала тень толи удивления, толи недоумения, на смену которым в доли секунды пришло удовлетворение, блеснули в тусклом свете ночного освещения больничной палаты глубокие глаза. Он повёл рукой в направлении головы лежащего Немо и едва слышно хмыкнул.
За окном свирепствовал шквал, блистали, словно лезвия катаны молнии, дождь хлестал и барабанил по оцинкованному подоконнику.
Что-то произошло – притихло. Ремни на руках и ногах Серова опали сами собой, глухо звякнули металлические пряжки. Он наполовину проснулся и приподнялся на койке, сощуренными глазами с тревогой озираясь и находясь, всё ещё под впечатлением, увиденного во сне и не менее удивительного вблизи него – в палате. Разглядывал с удивлением того, что в плаще.
От внезапного страха деревянным голосом – «Кто Вы артисты? Что ещё?». И уже успокоившись и освоившись но, все ещё не веря своим глазам, поспешно перекрестился – «Вы глюк?».
Круглолицый с волосами благородного цвета детской неожиданности чихнул и самодовольным голосом мультяшного Матроскина молвил – «Сами Вы глюк Немо, однако. Мы здесь за Вами. Одевайтесь».
Теперь уже по настоящему уверовав в побочное действие химиотерапии, и списав все на продолжение сна, Александр Алексеевич опять лёг и отвернулся, натянув на голову мокрое от пота тёмно-синее в полоску по краям одеяло.
Внезапно и бесцеремонно, его подбросила неведомая сила, встряхнула, поставила на ноги. Спокойный голос второго Незнакомца спросил, как приказал – «Хочу предложить Вам Господин Никто прогуляться по ночной Москве. Вам, знаете ли, полезно в теперешнем-то состоянии.
Встряхнитесь, наконец. После таких необычных снов, признаться удивили Вы меня, особенно птицей. Когда-нибудь возможно Я Вам объясню в чём тут «петрушка», так кажется, русские говорят. Думаю, Вы заслужили право на небольшое приключение».
Продолжил – «Да и мы в столь славном граде давненько не были, годков с тридцатых, так что вполне можем составить Вам компанию или, что правильнее – кумпанию. Правда, почему его назвали первопрестольным, так и не понял, поскольку были, и Грады Китеж и Рюген-град, Аркаим-город медведя, были, наконец, Родень и Ольния, не находите?
Ну, хватит экскурсов в Неторию.
Встряхнулись, если надумали – пошли. We will show (нас ждёт шоу)».
Треснул и раскатился гром, вспышка молнии ни миг осветила стену палаты. Немо вздрогнул, почудилось, что одноухий Ван Гог с портрета ему весело подмигнул. Лицо художника как бы ожило, поплыло в воздухе и наконец, замерло в масленых красках холста. Совсем странным было то, что изображение великого психа на автопортрете теперь смотрело налево.
Рухнув в омут сомнений, неразрешимых загадок, неясных предчувствий и надежд, Немо махнул на все рукой и, наказав себе более ничему не удивляться и ничего не бояться, твёрдо сказал скорее себе, чем незнакомой парочке.
«А что я теряю? Вперёд! И тут же, с тревогой. В халате? А домой? Можно домой, хоть ненадолго?».
«Всё возможно, и Вам домой тоже, но всему своё время!». Жёстко утвердил тот, что, судя по всему, был главным.
«С Вашего разрешения?». Самодовольно вымолвил другой, что был пониже ростом, глянув на своего спутника. Вытащил жестом фокусника откуда-то старинное перо с золотым колпачком и взмахнул им в направлении болезного. Тот же миг больничный светло-коричневый халат на Серове превратился в элегантный чёрный смокинг с белоснежной шёлковой рубашкой, стоячим воротничком, и тёмно-фиолетовой бабочкой на нем.
Блестящие лакированные ботинки не жали, носки присутствовали, из кармана на сантиметр торчал тончайший батистовый платок. Нет не для соплей, но приданию джентльменам вида благородного и имущего, а пуще всего соответствия традициям, как в поступках, так и в одежде. Ибо не зря сказано, что в человеце все должно быть прекрасно и здоровье и дела и одежда, а паче оного – мысли.
В лице Немо также произошли некоторые заметные изменения – оно помолодело, жёсткая щетина на скулах сменилась трёхдневной модной небритостью, разгладились многочисленные морщины на лбу, чистые короткие волосы уже не прилипали к голове клочьями, но словно одуванчик торчали во все стороны плотным ёжиком.
Довольный произведённым эффектом ночной гость произнёс – Шмага, Делоникс Королевский, протянул руку-лапу к двери, приглашая на выход.
Дверь бесшумно распахнулась, запор и не звякнул на удивление и троица не спеша пошла по коридору к лестнице. Впереди шёл круглолицый, игриво помахивая толстым пушистым хвостом, висящим сзади на цепочке, за ним Немо обалдевший от всего происходящего и сзади, замыкая шествие – Незнакомец в плаще.
У одной из дверей, незнакомцы задержались, тот, что выше зачем-то посмотрел в глазок и затем они быстро догнали поджидавшего их сотоварища по ночному рандеву.
Был ещё один свидетель ночного происшествия, с проникновением посторонних в палату больных – святая святых лечебного корпуса, кроме Палыча. Пьяный в дымину дежурный санитар с трудно произносимой фамилией, заканчивающейся на – Оглы, в полуприкрытую дверь дежурки увидел, как мимо двери по коридору в сторону лестницы, ведущей наверх, где был расположен лечебный кабинет главврача, просочились три длинные тени.
Но мерзкая самопальная водка уже сделала своё гнусное дело, потому оторвать натруженный мышц от тяжёлого табурета не представилось никакой возможности.
Какая-то мозговая извилина уцепилась за спасительное, и успокоилось от осознания, что это алкогольный делирий (белая горячка, delirium tremens). Эта мысль закрутилась, как диск гироскопа. Тяжёлая голова …Оглы упала на стол, накрытый старой газетой – Метро.
Так бы этот случай и остался, никому не известен, если бы не имел неожиданное продолжение. Наутро, в субботу при пересменке, в Журнале посетителей, что лежал на краю стола в той же дежурке, на толстой картонной обложке которого обычно резали хлеб, была обнаружена совершенно препохабнейшая запись о посещении палаты №3/3 с 3.10 до 3.25 некими Беллой и Симой, с целью ширнуться и потрахаться.
Кроме всего прочего, половина листов была вырвана, а лицевую часть Журнала украсило изображение могучего главного мужского органа, в обрамлении здоровенных волосатых яиц и сердечек, пронзённых стрелами упитанного Амура. Надо отдать должное, рисунок был вполне профессионален и реалистичен.
Внимательное изучение почерка негодника (или во что верили меньше – негодяйки), написавшего столь неприличный текст, ничего не дало. Кто такие были эти Белла и Сима и правда ли, что они каким-то невообразимым образом оказались в служебном помещении этой ночью, выяснить, также не получилось.
Администрация женского корпуса больницы однозначно заявила, что это никак не их подопечные. Второй санитар, дежуривший внизу, на первом этаже здания той ночью высказался в том духе, что это бред. Незаметно и мышь не проскочит, а обе входные двери в корпус на ночь запираются на ключ и щеколду, отодвинуть которую можно только со страшным скрипом.
Что тут же и было продемонстрировано на практике, ответственным лицам, осуществляющим собственное расследование инцидента. Скрип засова слышно было в другом конце коридора. Камера наблюдения, установленная ещё в прошлом году не работала.
Оглы каким-то образом проглядевший сам факт безобразия, за событиями и перипетиями шквалистой ночи, с утреннего бодуна клялся и Аллахом божился по своему, что это не он написал. Но в памяти те, привидевшиеся ночные тени всплыли.
Рассказывать о них он не собирался, уже по трезвому дню списав все на злую водку. Нехотя обороняясь от наседавшего на него дежурного доктора Агриенко, в который раз пообещавшего доложить в понедельник руководству. А уж оно, уволит алкаша санитара. Оглы твердил о непричастности, слабом здоровье и 16 малых детках, в родном Тьмутамбиде, клялся на хлебе и не совсем понимал, чего от него ещё хотят.
В конце концов, от него отстали. Уволить то можно конечно, да где взять идиота на такую зарплату. Тем паче, в его причастность к какому-то бардельеро с бабами, уж совсем не верилось. Выпить это да, это он пил. А кто не пьёт? Но с городскими телками? На всякий случай, не поднимая шума, проверили содержание и хранение наркосодержащих препаратов, все на месте.
Журнал ещё утром изъяли и обещали к обеду принести из хозчасти новый, но поскольку в субботу она была закрыта, за дневными хлопотами по наведению порядка на территории, видимо забыли. Заступившему санитару настрого приказали о безобразии молчать и никому не распространяться.
Когда же в понедельник, день тяжёлый, по напоминанию очередной смены вспомнили, обнаружилось ещё более не понятное и гадкое происшествие. Все три экземпляра, что имелись в хозчасти и хранились в старой, покрытой пылью коробке, на самой верхней полке металлических стеллажей были также, похабно расписаны и разрисованы.
В углу помещения, на вырванных листках одного из журналов лежала огромная куча зловонного кошачьего дерьма. В понедельник дело дошло до начальства.
Тотчас подвергнутый строгому допросу Еремей Николаевич, здоровенный толстяк – уполномоченный согласно приказу главврача за выдачу инвентаря и помещение был предупреждён для порядку о недопустимости разгильдяйства и повышении бдительности в режимном учреждении.
Позже были изысканы необходимые средства и закуплены новые журналы по статье – Управленческие расходы.
Тем же понедельником, такую же точно кучу, на аккуратных пожелтевших листочках, обнаружила старенькая уборщица на столе в кабинете Лепецкого. Отчего расстроилась и непривычно для себя матюгнулась, но гавно убрала, списав неприятность на местного любимца кота Ваську, совершенно непричастного и маниакально чистоплотного. Долго тёрла потом мокрой мыльной тряпкой по полировке столешницы.
Со стен на неё смотрели с пониманием всё бородатые незнакомые дядьки в строгих сюртуках и при галстуках, которые опытные и понимали, кто здесь главный. Убери на три дня уборщицу, всё зарастёт, прости господи. А вот не придёт, кто из дохтуров неделю, и ничего, и не заметят. Так-то. О неприятности она никому не сообщила, справедливо посчитав, что может выйти боком, себе дороже.
Кто мог проникнуть в закрытую комнату склада в административном здании и кабинет главврача в лечебном корпусе, а главное зачем? Оставалось непостижимой загадкой.
Цепь непонятных событий раскручивалась, росла и множилась, что-то впереди.
Меж тем вернёмся к событиям грозовой ночи. Троица в прежнем порядке дошла до тёмной лестницы, поднялась выше на этаж и прошла коридором до дверей начальственного кабинета, обитого кожей и разбитого на ровные ромбы медной проволокой с креплением в углах гвоздями, с медными же резными шляпками.
Низкорослый вставил ноготь в замочную скважину, с лёгким щелчком дверь отворилась, вошли. Совершенно обыкновенно зажгли свет. Подросток с красным лицом старика по-хозяйски прошастал через длинный кабинет с плотно прикрытыми шторами к массивному столу, обошёл, его справа и отворил другую дверь, скрытую в настенных панелях орехового дерева.
В маленькой комнатке отдыха стоял журнальный столик и два кожаных кресла. На стене, что слева от входа висели 7 рамочек с какими-то дипломами и 3 из них с фото людей. Лица были знакомые, где-то раньше Немо их уже видел, но вспомнил только одного – это был детский писатель Аркадий Гайдар (Голиков). Наискось по фотопортрету шла надпись, прочесть её не удалось, но Немо догадался видимо его тоже лечили или консультировали здесь. Наверное, герой Гражданской войны как и многие писатели и поэты, артисты, люди творческих профессий, пил.
Другие портреты, судя по фото, тоже были из стародавних времён, вполне может быть довоенных либо конца 40-х, начала 50-х годов прошлого столетия. У следующей потайной двери напротив, висело зеркало, в котором Немо с удивлением узнал в моложавом денди и не узнал себя облагороженного.
Подхватив по дороге пару засохших мармеладных долек из хрустальной вазочки, Кошак, как его за вихляющую походку и хвост пристёгнутый карабином к цепочке на джинсах, тут же окрестил про себя Серов, широким жестом толи пригласил угощаться, чем как говорится, … послали, толи следовать за ним.
Далее он, махнув хвостом, указал на эту дверь, ведущую на узкую лестницу. Теперь долго спускались почти в полной темноте пока не вышли на улицу, не встретив препятствий (дотошный читатель не волнуйся, ведущий Вас по перипетиям повествования от страницы к странице, не забыл – она была заколочена в тысяча девятьсот забытом году). И тем не менее… На мгновение задержались на высоких ступеньках крыльца.
Двор весь был залит водой. Дождь лил не из ведра, а из цистерны, огромной такой 60-тонной. Гремели грозовые раскаты. В отблесках молнии деревья то появлялись, то исчезали, как живые, шевеля по ходу листвой, раскачивались и скрипели старыми ветками.
После затхлой и спёртой атмосферы палаты, пахло озоном и весной. Чистый воздух пьянил, дышалось легко и полно. Несколько холодных брызг попали на горячее лицо, стекли на сухие губы, жадно их поглотившие.
Немо стал понемногу приходить в себя после давешней ударной дозы химиотерапии и совершенной необычности происходящего.
У природы нет плохой погоды, каждая погода благодать, но не каждый это понимает и ценит. Для того, нужно хоть раз чего-то лишиться или наоборот получить сверх меры.
От автора:
Тут, да простит меня читатель, автор позволит себе некоторое небольшое лирическое отступление.
В самом конце ХХ века в ноябре, я возвращался из командировки в Мьянму (кто не знал – бывшая Бирма). После десяти суток изнуряющей жары, в тени +48 при 100% влажности и девяти часового перелёта, на всем протяжении которого мои колени упирались в хребет впереди сидящего тучного пассажира, причём неизвестно кто из нас страдал от этого больше. Впрочем, и моя спина испытывала нечто подобное.
Получасовое стояние в плотной очереди перед будкой девушки пограничника и наконец – на выход. Найдя недалеко от здания Шереметьевского аэровокзала встречающую дежурную машину, я скинул куртку, пиджак и в одной рубашке под проливным дождём, вперемежку со снегом, простоял минут двадцать.
Стоял я и балдел, провожаемый удивлёнными взглядами проезжающих мимо автомобилистов и случайных прохожих, кутавшихся в тёплые аляски, дублёнки и анораки. Горячее тело, не спеша, порциями вбирало приятный холодок, он спускался под кожу и бодрил. Только присутствие незнакомого водителя удерживало от желания подпрыгнуть и помахать руками, как в детстве от простенькой радости бытия.
Второй Незнакомец, оказавшийся чуть впереди, обернулся и, обращаясь к замешкавшемуся на секунду Серову, ободряюще произнёс – «Не пристало Немо бояться вод». И первым шагнул вниз. Тот же миг щёлкнул замок здоровенного чёрного зонта, непонятно каким макаром, оказавшегося в ладони-лапе Кошака. Два метра плотной материи надёжно укрыли странную компанию от струй дождя. Капли его старательно обегали, движущуюся по мокрой асфальтовой дорожке двора троицу, словно боялись обжечься.
«Аааа-х» – невольно вырвалось у Александра, когда они неожиданно чуть-чуть приподнялись над землёй и, ускоряясь, понеслись сквозь непогоду.
Только вслед бешено раскрутилась вертушка-ограждение проходной при входе в больницу, да хлопнула закрытая на крючок дверь наружу, и вскинулось было в недоумении лицо дежурного охранника за стеклом. Тот принял всё за сильный порыв ветра не на шутку разыгравшегося.
Дверь захлопнулась, и почти сразу в сплошную радугу слились разноцветные огни улиц, площадей и переулков, рекламных транспарантов и светофоров. Мимо проносились длиннющие гусеницы машин, расчленённые перекрёстками и серые стены зданий. Все расплывчатые, изменчивые в струях дождя.
В какой-то момент из марева осадков прямо перед Александром возникло прекрасное бледное женское лицо, застывшее в полуметре от носа. С интересом всматриваясь в него, улыбнулись яркие чудесного фиолетового цвета, чуть раскосые глаза. Тело незнакомки скользило следом за летящей троицей почти параллельно земле, была она гола и полупрозрачна. Длинные ярко рыжие волосы развивались и совершенно не мокли под проливным дождём. Изображение струилось.
«Господи, какая красота, какое совершенство в этой женщине» – пронеслось в голове. Почему-то Александр знал, что незнакомка благосклонна к нему. Потом она что-то едва прошептала и исчезла. Через секунды три – четыре в голове Немо явственно прозвучало – «Иди». Опять закралась спасительная мысль, что всё это сон. Разум отказывался верить в происходящее.
Стороннему наблюдателю, расположившемуся на самом верху новых столичных высоток, за «шведскими» стёклами новомодных пентхаусов, за сплошной завесой ливня, могло показаться, что не улицы, но реки красной лавы текут по чёрному застывшему туфу ночного мегаполиса. Они сливались в озера на перекрёстках и автомобильных пробках. А навстречу им летели жёлтые языки пламени сказочных драконов, облизывая выжженные полутора тысячами градусов каньоны улиц и площадей. Эти драконы двигались или летели значительно быстрее, выбрасываемые ими сгустки высокотемпературной плазмы, кое-где расплескавшись на отдельные гроздья огненных искр, освещали огромные рекламные щиты и отдельные здания. Дождь лил и лил с остервенением.
Так же неожиданно, как и начался, полет-скольжение оборвался и уже обычным шагом они подошли к новому зданию современной архитектуры на улице Вавилова в три этажа из стекла и бетона. Над фасадом призывно манила высверкивая вывеска – «Казино Бакката».
Несмотря на глубокую ночь и непогоду, на стоянке перед зданием было полно пустых дорогих иномарок. Машин, с ушлыми водилами, ловившими жирных москвичей и приезжих граждан кавказских национальностей которых, было тоже немало.
Одним словом, вопреки ненастью ночная пятничная жизнь в Москве кипела.
Тяжко ворочаясь во сне, спали работники трудового дня, в путах вечных неразрешимых проблем, нехватки денег, семейных неурядиц, домашних забот и слепой верой в обеспеченное светлое будущее.
Сладко спали милиционеры – перерожденцы, днём славно поработавшие на столичных дорогах и у метро, нещадно обиравшие старух цветочниц и украинско-молдавских тёток в палатках. Хотя какие они перерожденцы? Большинство с рождения такими были.
И честные милиционеры тоже спали, устав от несправедливости, незаслуженного презрения собственных граждан. Кроя по матушке своё, насквозь прогнившее руководство, никогда не пахавшее – «на земле» они спали беспокойно ворочаясь.
Крепко спали загорелые таджики, пахавшие от рассвета до заката за сто пятьдесят рублей в день на хозяина Тепло-Становского рынка.
В поте лица трудились многочисленные ночные портье, бармены, экипажи скорой помощи, таксисты, вездесущие проститутки и их сутенёры.
Веселилась богатые и очень богатые граждане, удачливые бандиты, депутаты, работники префектур, муниципальных «кормушек», различных ТСЖ, ЖКХ и бездельники всех мастей, по тем или иным причинам ещё не севшие, или не смывшиеся за границу из «этой страны».
Отдыхали дети чиновников, судей и прокуроров, после отчаянных ночных гонок стрит – рейсингеры, смакуя перипетии заездов и вдрызг разбитых майбахов и порше.
Уже все знали, с 1 июля казино и другие игорные учреждения должны закрыться на всей территории России за исключением четырёх игорных зон: в Алтайском крае, Калининградской области, на границе Краснодарского края и Ростовской области, а также в Приморье.
Потому играли последние весёлые денёчки, или ночки. Многие игорные дома уже сокращали штаты, демонтировали оборудование, искали новую аренду, чтобы уйти в подполье.
Швейцар – здоровенный негр-гамадрил, в красной с золотом дорогой ливрее, открыл массивную стеклянную дверь под козырьком на входе в заведение. Он заученным жестом протянул, сразу же угадав в нем главного, высокому Незнакомцу, розовую ладонь размером со среднего размера сковороду Тефаль. Жадно подхватил бумажку и склонился ещё ниже став, совсем похожим на далёкого предка человека. На подростка он никак не отреагировал и пропустил его. Дверь беззвучно затворилась.
Внутри все дышало спокойствием и роскошью. Чуть поодаль от входа, за длинной стойкой ресепшен стояла сияющая от счастья девушка – мечта арабского шейха, владельца гарема на сто жён и как минимум одной нефтяной вышки. Вид её, улыбка означали одно, здесь Вам несказанно рады, ждали давно столь высоких гостей и вот таки дождались, счастье нам привалило.
Короткой юбочки, длинных красивых ног видно не было, но можно было не сомневаться – вкус у менеджера по кадрам отменный, м..да.
Ближе слева, находилось шикарное помещение для хранения верхней одежды – гардероб, назвать его раздевалкой не поворачивается язык. Щегольски одетый молодой человек, наглой южной наружности, стоял с внешней стороны перегородки и был в готовности принять все и сразу.
На пальцах его рук беспрестанно крутились металлические номерки. Почему-то глядя на него, возникло неясное такое предчувствие, что Вам уже шарят по карманам и портмоне. Он уже протянул руку за сложенным мокрым зонтом.
«Кошак» бесстыдно громко пёрнул и странно воззрился на гардеробщика, затем повёл левой рукой, что могло означать только одно – сдавать свои вещи никто и не намеревается, ни сейчас, ни потом.
Круглолицый юноша не спеша прошёл вперёд и правее к широкой лестнице ведущей вниз, но был остановлен голосом Незнакомца – «Арсат! Немо у нас никогда не играет в карты. Или я не прав Александр Алексеевич?»
До сих пор, не совсем пришедший в себя от происходящего наяву, Немо в ответ согласно кивнул головой и озадаченно перевёл взгляд на Незнакомца.
Он никому и никогда не рассказывал о том, что в детстве Зина – бабка по материнской линии, боясь, что Сашенька пойдёт в прадеда. Тот был завзятым игроком и мотом, профукавшим на ломберном столике немалое купеческое состояние. Так вот, читала она ему страшным голосом Пиковую даму Пушкина. Вследствие оного, или по каким ещё причинам, Немо действительно никогда не играл в карты ни на интерес, ни просто так, – даже – в «дурочка».
Дураков, и без него хватало.
«Кто Вы?». Хотел он уже задать—таки наконец вопрос, но был остановлен, – «Все потом, все, все потом, сейчас отдыхать, набираться сил».
И уже в сторону девицы за стойкой – «Девушка милая выдайте нам, будьте так добры, золотую карту на имя Серова Александра Алексеевича».
Немо вежливо попросили встать перед камерой и, спустя всего полминуты, выдали заветный пластиковый прямоугольник вишнёвого цвета с золотой полоской и его фамилией на обратной стороне. Улыбка девушки стала ещё шире на единицу измерения – VIP (Very Important Person).
Его провели по затемнённому короткому узкому коридору в небольшой относительно зал, хорошо освещённый с отдельными кабинетами справа от входа и метровой высоты шайбой эстрады в центре слева.
В дальнем углу помещения, за барной стойкой подвизался импозантный человек лет эдак двадцати двух в розовом пиджаке и бабочке. А перед ней, на пластиковых стульях от Stefano Giovannoni сидели две тощезадые девицы, успевшие изрядно надраться коктейлями и нагло осмотревшие новых посетителей.
Серова, Незнакомца и «Кошака»/Арсата посадили, согласно полученной карте, в первом (свободном) от входа кабинете, принесли напитки, фрукты и программку, из которой следовало, что сегодня здесь поёт Валерий Меладзе, и пожелали приятного вечера.
Не успела троица, расположится поудобнее, на кожаных диванах и скинуть верхнее, в зале было тепло и душно от сигарного дыма, как к ним в закуток подошла ещё одна девушка.
Глядя на эту фарфоровую статуэтку, тот шейх, с предыдущей страницы повесился бы на смоковнице от зависти, несмотря на присутствие в ожерелье его гарема красавицы из ресепшен. За таких отдают лучших верблюдов, честь и иномарки фирмы Maserati Gran Turismo. На девушке из одежды едва просматривались две бретельки на бёдрах и красный лоскут, прикрывавший то место, откуда у других обычных женщин появляются дети, на ногах были золотого цвета босоножки на высоченном металлическом каблуке-шпильке.
Скромно, боком, она протиснулась мимо тяжёлой, наполовину задвинутой портьеры, которая при желании отделяла посетителей кабинета от остального зала, села на колени к Немо и попросила сначала угостить её виски, а уже потом представилась – Анастасия.
Арсат аааж заурчал, вытянулся едва ли не вдвое, перекинулся тушкой через стол, подхватил и поцеловал правую руку прелестницы и, щёлкнув под столом ногами, представился – «Арсат Николозович!». Девушка источала нежнейший аромат абрикосового дерева с примесью сандала, абсолютно ровная кожа, без единой родинки, прыщичка и, картинок или надписей модных нынче тату, была суха и натёрта чем-то ужасно дорогим.
Она профессионально положила свою левую руку на плечо Немо, а его левую себе на бедро. Все было настолько естественно и просто, что Саша, напрягшийся было по причине длительного отсутствия каких-либо тактильных контактов с женщиной, сразу успокоился и, поскольку девушка была ко всему прочему не тяжела, чувствовал себя хорошо.
Принесли виски по пять сотен деревянных за сто грамм, для обычных людей, и бесплатные для VIP – посетителей, и под заказ вино. Все выпили за Анастасию, каждый своё и закусили крупными дольками сочного грейпфрута.
Определённо, как уточнил герой старого анекдота – жизнь налаживалась, хотя считаю целесообразным отметить – налаживалась она скорее для нашего героя – Немо. У его компаньонов по ночному вояжу, судя по всему, она была давно налажена в известном смысле.
Между тем шевеление и брожение группы людей в протёртых джинсах на эстраде закончилось, появились микрофоны и чёрные ящики звуковых колонок, сверкающая тарелками и металлическими стяжками барабанов ударная установка, пару раз погас свет. Затем мигнули разноцветные лучи лазерного шоу, и рассосалась по стульям и креслам немногочисленная публика в зале.
Девушка, до того успевшая с дотошностью опытного следователя с Лубянки расспросить гостей о том, откуда они, кто, чем занимаются, где побывали, сколько планируют погостить в столице и планах на ближайшее время. Она допила виски, и вполне освоившись на тощих коленях Немо, повернулась к нему в пол оборота. Едва касаясь острым соском голой груди, сосредоточила на нем своё внимание, ибо он был непонятен, уклончив в ответах и молчалив.
Единственное, что удалось ей выяснить – что мужчина оказался здесь случайно, он небогат и скромен, но присутствие в кабинете, внешний вид, одежда, добротная обувь и часы HUBLOT на тонком запястье, говорили ей об обратном. К тому, от него шикарно пахло феромонами.
К другим странностям относилось также видимое отсутствие у всей троицы мобильных телефонов. Другие посетители VIP – зоны, несмотря на время, всегда беспрестанно куда-то звонили и разговаривали, даже во время выступлений, бывавших здесь часто знаменитостей мира эстрады и ночной московской клубной жизни.
Подросток и вообще его присутствие ни у неё, ни у операторов видеонаблюдения службы безопасности, недоумения и вопросов не вызвали, отчего следовало, что дети особого свойства здесь не редкость. Вот поющая рок энд ролл, жена посла из Европы или Тарзан, это да! Но поскольку троица была, судя по всему, здесь впервые и впрямь внешне выглядела весьма странно, по команде одного из руководителей службы безопасности и контроля, за ними было установлено дополнительное наблюдение и подключён к разработке персонал обслуги.
Заведение играло в свои игры, в отличие от игр для гостей.
Немо девушка, несомненно, нравилась, чуть-чуть немного серого в голубых глазах с поволокой, не убитая силиконом грудь, тонкие нежные пальчики рук, ненавязчиво шевелившие время от времени его ёжик, и ног, сотворённых природой идеально для любования и наслаждения. Меж ними образовалась некая связь, интерес друг к другу, замеченный Незнакомцем и видимо, вполне удовлетворивший его.
«Арсат, не тряхнуть ли нам стариной. Испытать удачу! Где она Синяя?». И уже обращаясь к Немо – «Мы отойдём в игровой зал ненадолго, а Вы развлекайтесь, развлекайтесь! Все к Вашим услугам и здесь и вообще». Длинный острый палец описал в воздухе полукруг. «Все остальное потом, позже».
Они встали и пошли, вразвалочку круглолицый подросток с зонтом и солидно, помахивая слегка дорогой тростью с серебряным набалдашником – Незнакомец. Пока Немо растерявшись, хотел что-то сказать, он не хотел остаться здесь один, они уже отошли, окликнуть вернуть их назад он постеснялся.
Между тем громыхнули первые аккорды электрогитары, сцена ожила, появившейся ведущий объявил продолжение музыкальной ночи и выступление известного певца. Заиграла скрипка, полилась песня, разговоры смолкли.
Есть Артисты, по сути пахари, даже умирая на сцене, они будут выкладываться полностью, иначе не могут, их любят зрители и охотно двигают продюсеры. Такими были – Муслим Магомаев и Владимир Высоцкий, Джо Дассен, Фрэнк Синатра. Пусть нет голоса, роста и внешности Аполлона Бельведерского, но есть душа и большое сердце, а на сцене, в присутствии зрителя появляется некая дрожь в теле. Бегут мурашки и море по колено, и в бой на вражеские флеши, под медь полкового оркестра и стук барабанов судьбы.
Меладзе вживую спел три песни, но каждую лучше предыдущей и все вместе замечательно. Тихий голос его, то становившийся нежным, то невыносимо громким, высоким и надрывным, уносящим в небеса и низвергающийся с них на грешную землю, очаровывал и наполнял душу. Обволакивал её то нектаром прекрасного чувства, то тенью тревожного. Особенно понравился в его исполнении – «… скрип колеса».
Небольшой кордебалет интеллигентно оттенял исполнение, не заменял собой действо. Избалованные, но заворожённые слушатели отдали дань уважения профи и хлопали от души, кто-то пьяным голосом даже кричал из дальнего кабинета – Браво.
Сладкая парочка в кабинете на время прекратила общение и слушала певца, растворившись в волнующей музыке, чарующих звуках умных текстов и волшебстве сиюминутного творения прекрасного, вечного. Жалели он и она, каждый по-своему о том, что все кончается. Соединённые, волей случая их тела, такие разные не стали единым сплавом сердец и душ, когда все – хлеб, воздух, мир на двоих. Может быть потом?
После короткого перерыва на сцене появились две молоденькие худенькие девчушки и в течение 5 минут исполнили добротный стриптиз на шестах, закреплённых по краям «шайбы». Их тела извивались, подобно аспидам. Неожиданно, призывно выставляли самые укромные свои уголки и складки на всеобщее обозрение. Но они столь быстро меняли эти нескромные позы, что зрение не успевало на них сосредоточиться и застывало в хитросплетении запрокинутых ног и рук.
Куда там, знаменитым американским барам, известным широкой публике по блокбастерам из Голливуда. Рядом те не стояли, их стриптизёршам тут делать было нечего.
Высокий класс заведения предполагал суровый отбор кадров, в первую очередь тех, что работали на сцене, Прежде всего претендентки (мужчин это касалось в меньшей степени) подвергались отсеву по физическим показателям. Рост, вес, объем плеч, груди, талии, длина ног, размер ступни, расстояние от пупка до лобка и вагины, между сосками груди и её размер и т. д. и т. п. всё имело значение. Все сто показателей были прописаны и утверждены не кабы абы, но профи.
Только после всех замеров и при соответствии им девушек допускали к танцевальным экзаменам и отбору. Иногда сам процесс занимал более месяца, а ещё были 2—3 месяца обучения. С нашими девушками работали (точнее подрабатывали), лучшие профессионалы, специалисты, педагоги и выпускники Большого театра и Щуки. Задолго до того, уже обучавших танцовщиц dancertrainers французских Moulin Rouge и кубинских Тропикана.
При малейших ошибках, непослушании или подозрении на него их безжалостно увольняли и били. Били жестоко, дабы другим неповадно было. К услугам же тех, кто продолжал отрабатывать немалые деньги, все необходимое подавалось на блюдечке с золотой каёмочкой: доктора, массажисты, диетологи, косметологи, фитнес – тренеры, психологи. С ними проводили различные тренинги и еженедельные осмотры. Для тех из девушек и юношей (их подбирали не менее строго), кто не имел жилплощади в Москве, снимали приличное жильё, арендовали в лизинг авто (первая категория – 12 девушек) и, всё это не считая подарков от богатых клиентов. Эпизодически кто-то из девушек исчезал в сопровождении олигархов, спиртовых и мандариновых королей и настоящих арабских принцев. Спрос у королей на «свежачёк» не иссякал и даже поощрялся, но всё под контролем! Впрочем, ни одна из ушедших назад не вернулась, но всякие домыслы и разговоры об этом среди вновь поступивших особей пресекались на корню. Служба персонала и охрана (СБ), своё дело знала.
Глава 7. Кандабога по столичному
Игрушки сняли. Старая ёлка высохла и опадает,
с ней закончился в моем сердце праздник
Атмосфера изменилась, как-то само собой желание разговаривать с девушкой пропало, Немо ушёл в себя, поняв это Анастасия, с тем же нейтральным благожелательным выражением лица провела напоследок его ладонь по своей груди и ловко соскользнув, ушла на высоких каблуках совершенно беззвучно. Осталось некое сожаление.
Половинки аккуратной попочки удаляясь, ходили вверх-вниз, вверх-вниз.
Денег у Немо, соответственно его представлениям, не было совершенно, но во внутреннем кармане висевшего тут же смокинга вместе с картой заведения лежало что-то объёмное и тяжёлое. Достав коричневый лопатник крокодиловой кожи и обнаружив его заполненным целым набором непонятных международных пластиковых карт и знакомых Visa и MasterCard, двумя толстыми пачками разноцветных евро и родных розовых пятитысячных, Немо впал в ступор.
С одной стороны – деньги не его. Не знакомые купюры, по известной причине, судя по всему немалого номинала, действительны в обороте казино. А ну как, гости сотоварищи потребуют вернуть или отработать, бесплатный сыр бывает только где? – Только там, где ты являешься акционером, либо сыном директора магазина.
С другой стороны противоположной, деньги лежали в подаренном ему смокинге, да и незнакомец сказал – Развлекайтесь. Все к Вашим услугам.
С третьей – меркантильная мысль все же была – Он же псих, что взять с болезного.
Сомнения были, разрешились они самым обычным образом, подошёл вихляющей походкой бармен и вежливо поинтересовался – Не желает ли чего клиент? Выпить?
Напитки за счёт заведения.
Клиент желал. Третий бокал красного вина Codorniu ушёл вслед за вторым и ударил в голову.
Стриптиз сменили танцы на эстраде и трёх пар в зале, под фонограмму, затем опять стриптиз, но уже без шеста и в исполнении одной желтокожей девушки азиатской внешности.
За час или полтора (на часы он не посмотрел) в кабинете перебывали три или четыре гостьи, одна совершенно голая с интимной стрижкой в виде наконечника стрелы или указателя в ватерклозет. Немо на них вообще не реагировал, и они разочарованно ретировались, каждая после того, как он заказал им виски, к постояльцам других кабинетов. Откуда потом, звучал громкий пьяный смех, восторженные возгласы и повизгивания ударниц отрасли.
Из соседнего кабинета вывалилась компания во главе с невысоким пузатым и пьяным генералом в расстёгнутом мундире. Темно зелёный галстук на рубашке съехал на сторону и был короток, посредине золотом блестела гордая двуглавая птица.
С одной стороны к нему прижималась полная девица в расстёгнутой блузке. Каким-то чудом из неё ещё не выпали тугие силиконовые груди, видимо, восьмого размера.
С другой стороны вояку поддерживал бородатый крепкий мужик. Троица нетвёрдой походкой направилась налево к выходу.
Грохотала музыка, давила на перепонки, в зале было темно, девицы от барной стойки исчезли, видимо не дождавшись свободных черкизонских прынцев.
Стало скучно и неуютно.
Постеснявшись узнать у девушек, где туалет, он получил подробную инструкцию у розового пиджака и посетил мужское заведение.
При входе в мужскую комнату его сходу атаковали две тощих девицы в полупрозрачных топиках и коротеньких шортах, густо наштукатуренных и с блядским вызовом в глазах. Одна из них, с короткой мальчиковой причёской – совершенно неожиданно схватила Немо за рукав и совершенно не смущаясь, потащилась следом, спрашивая на ходу – Минет? Возьми двоих? Он, еле отделался от неё.
Это помещение с огромным во всю стену зеркалом в умывальной комнате, более походило на дворцовую комнату, чем на сортир.
Один мой приятель, при посещении подобного water-closet-а в отеле Марриотт, что на Тверской, высказался следующим образом. Именно здесь прошу политического убежища – шутка.
Пахло немецкими дезодорантами и освежителями воздуха. В углу, над самой крайней раковиной, склонился молодой человек годков осьмнадцати с зелёным лицом, он блевал.
Сполоснув лицо и руки холодной водой, Немо вышел и нетвёрдой походкой побрёл в игровой зал, вниз по широкой лестнице искать своих нежданных попутчиков.
Размером с футбольное поле, ярко освещённый зал поразил его не только размерами, но и количеством игровых столов, заполненных полностью игроками, крупье, дилерами и инспекторами. Все столы были обтянуты зелёным сукном с белой разметкой боксов и имели вид прямоугольников, с короткой стороны ограниченных дугами.
По каждой из длинных сторон стояли вращающиеся стулья, типа тюльпан, на которых сидели игроки, а в центре одной из дуг располагались крупье. Негромко звучали их голоса, редко перебиваемые возгласами участников карточной игры.
В воздухе прямо таки повисли сосредоточенность и напряжённость, азарт и ожидание выигрыша. Несмотря на поздний или уже скорее ранний час, лица людей были поголовно оживлены, глаза неестественно блестели, руки некоторых подрагивали, а боди на стульях нетерпеливо, в ожидании раздачи, раскачивались.
Выигрыш – это удача, а удача – это зачастую дело случая, поэтому безоговорочно полагаться на них нельзя. Это закон, аксиома любого игорного заведения. Кто-то выигрывал, кто-то проигрывал, но последних всегда было большинство, а хозяева казино не проигрывали никогда – это закон, иначе зачем всё это безобразие.
Заученным движением крупье и дилеры, словно автоматы разбрасывали карты, доставаемые из сабо.
Шла игра в блэкджек, покер и баккару. В большинстве своём не по крупному, диапазон ставок, указанных в табличках не превышал, в зависимости от игры, от десяти центов, до десяти долларов. Но сотня игровых «наковален», в придачу с игровыми автоматами и рулеткой в соседних помещениях, позволяла хозяевам казино круглосуточно выковывать сотни тысяч долларов.
В этой плавильне растворялись труд и пот рабочих и инженеров, начинающих бизнесменов, деньги богатых наследников и квартирных воров, а продуктом её выработки была страсть – болезнь более страшная, чем наркомания и алкоголизм и практически не излечимая.
Один мой знакомый, бывший пограничник капитан, получил хорошую работу на гражданке, женился, всё было пучком. А потом стал играть, не сразу втянулся и пошёл в разнос. Назанимал у всех денег, на предприятии кредит и всё спустил. Вынужден был продать квартиру, жена ушла. Ютится сейчас в какой-то лачуге в Подмосковье, клянчит денег, ему никто уже не верит. Прячется от каких-то крутых кредиторов. Предполагаю, скоро плохо кончит. А человек был хороший, честный, награды боевые имел. Раньше никогда бы не подумал, что с ним такое может произойти. Пограничник, а своего врага проглядел, не увидел. Но ведь и сама жизнь так похожа на игру, вот только играться ею не надо.
Лишь очень немногие из посетителей казино не были подвержены этой страсти, попали сюда случайно, в силу различных обстоятельств и не были охвачены общим безумием. Все это напоминало, с учётом последнего месяца жизни игровой Медины столицы, известные своим весельем и азартными игрищами италийские Помпеи перед самым извержением Везувия.
Немо шёл мимо столов к центру зала, в окружении каре, стритов, пушей и «натуралей», не зная где расположились Незнакомец и Арсат и уже решив про себя, что если не найдёт их сразу, покинет заведение и направится под проливным дождём домой пешком.
Не дойдя до намеченной цели совсем немного, он оказался перед столом, за которым сидел его визави. Хвостатого юноши Арсата рядом видно не было.
«Присаживайтесь» – кратко отреагировал на его появление Незнакомец и указал на свободный стул, наверное, единственный в зале. «Присаживайтесь, я вижу, Вы устали, скоро мы закончим, потерпите немного». Немо сел и оперся взглядом в стол, пытаясь чисто автоматически хотя бы в общих чертах схватить смысл игры.
Крупье, молодая девушка в темно синем коротком форменном платье с эмблемой казино на белоснежной блузке, сидящая слева, приятная во всех отношениях достала из «башмака» девственно чистые карты и веером начала раздачу.
Незнакомец посмотрел, повёл бровью, и произошло нечто, совершенно не поддающееся логическому анализу и осмыслению.
Карты сначала зависли над столом на некотором возвышении, потом поднялись, как при замедленной съёмке на один, два, три метра, умножились и образовали сплошной ровный водоворот. Он бешено вращался, расширением воронки под самый потолок, карты охватили весь зал и вдруг упали на все столы сразу.
При этом никто не пошевелился, ничего не заметил и не отреагировал должным образом на столь странное поведение тонких пластиковых и картонных пластин. Время для всех игроков и обслуги заведения остановилось, ничего не заметили внимательные операторы за окнами мониторов видеонаблюдения и подставные участники игры.
Только испуганно икала от увиденного, крупье за их столом. Она даже привстала, всё пытаясь собрать карты обратно в сабо, но они как живые ускользали из её рук. Карты порхали и по новой ложились на стол. Но все в полном порядке и в строгом соответствии с правилами игры.
Одна карта рубашкой к лицу залетела прямо в руку Немо. Он от неожиданности едва не выронил её, перевернул. Это был джокер – шут, в фиолетовом костюме с карты гадко лыбился круглолицый Арсат. Ехидная его морда жила на картоне своей жизнью и подмигивала правым жёлтым глазом. От неожиданности Немо моргнул и откинул назад голову.
Люди очнулись от наваждения и разом посмотрели в карты. По залу прокатился гул восторженных голосов, вздохов, ахов, раздался кое-где женский визг и довольное мужское похрюкивание от пришедшей на руки удачи. Откуда-то рядом раздался счастливый и потому почти целебный мат. Ну ни… себе привалило! Опа… удачища! И далее в том же духе.
Синяя птица посетила всех и сразу. Кому-то выпал Флеш-Рояль (royal flush), кому-то 9, 19, 29 – самые значительные числа в баккара, другим – дающая в сумме 21 очко (туз и десятка или туз и «картинка») в чёрном Джеке.
ВСЕ, абсолютно все присутствующие в зале Выиграли!!!
Такого быть не могло никогда!!! Но оно было!!!
Назревал скандал, вернее он уже разродился, а теперь только разрастался по законам Мэрфи, или каким ещё законам пришествия неприятности и массового психоза. Ящичек Пандоры открылся. Мир взорвался.
Спустя минуты в зал уже в панике бежали дежурные менеджеры и заинтересованные сотрудники казино, вытянули удивлённые лица в сторону нижнего зала многочисленные холуи, из когорты незаменимых. Полусонный пожарник, по общему возбуждению решив, что начался пожар, разматывал длинный рукав пожарного крана в проёме стены второго этажа, оборудованного так некстати вдалеке от места будущего пожара.
Восторженный гул – Я выиграл!! Уррааа! Постепенно сменился недоумением, шёпотом, затем истошными криками – Врёшь, не надуете, сволочи! Даёшь выигрыш. Менеджера сюда. Отдай! А..а гады!
Послышались ещё редкие сначала удары по челюсти, мужчины уже дрались. Откуда-то из угла игрового зала вылетело и устремилось к потолку, отразилось от него и рассыпалось, сливаясь с другими подобными криками – Братввввваааа, нааашиихх… бьють!
Началось массовое побоище, причём победу в нём одерживали не всегда самые крепкие и сильные мужики. Иные очкарики, интеллигенты с виду, прилично махали кулаками и ногами, миловидные женщины царапались и рвали космы на головах друг другу, и соседям не разбирая.
Крупье уже в порванных блузках и платьях, рубашках и пиджаках по большей части прятались под массивными столами.
В воздухе теперь летали разбитые очки и коробки из-под карточных колод, мобильные телефоны и дамские сумочки, чьи-то туфли и даже пара носок шариком.
Рядом слева, бородатый чеченец зло сопел, дожимая на полу болевым приёмом бритоголового здоровяка. Глаза у того стали похожими на лемурьи, округлились и вылезли из орбит, но на свою беду он не догадался постучать рукой по ламинатовому покрытию пола, а чечен, в свою очередь увлечённый схваткой забыл, что они не на борцовском ковре в спортзале и давил, давил. На последнем издыхании, почти теряя сознание от боли, бритоголовый силач сумел непостижимым образом вывернуться, и нечестным, но весьма эффективным приёмом схватил бородатого борца за промежность. Из уст кавказца – чечена вырвалось что-то наподобие – Уу-йа, бля… Теперь его глаза стали размером с маленькие чайные блюдца династии Мин, но цветом напоминали лакированные японские пиалы под саке – Чёрная волна.
Почти одновременно яйца и глаза бородача что называется – лопнули, свет выключился.
Справа, необъятных размеров дама цыганской наружности, заслуженная ведьма Мариуполя и ясновидящая в седьмом колене, молотила жирными руками по мордасям мелкого мужчину, лысого с жиденькой бородкой, пытаясь отобрать свою карту. Увесистая грудь, зажатая платьем, при этом так колыхалась, что по ходу дела ею были отброшены в стороны двое «сусликов», попавшие нечаянно под разбор. Крупное лицо с оловянными глазами, наседавшей представительницы народной медицины было сосредоточено, капли пота ползли по лбу, тёмный парик съехал набок, отчего харизма приобрела вид недобрый.
Видимо ей не раз пришлось по жизни отстаивать попранную девичью честь, фурия была в своей стихии.
Мужичок с ноготок держался, пыхтел, несмотря на увесистые тычки, и в свою очередь, исхитрился единожды ударить мадаму ногой по ста килограммовой заднице, в тот момент, когда она развернулась на каблуках туфлей сорок шестого размера для отражения атаки другого полоумного толкавшего её с тыла.
Под правым глазом у оборонявшегося уже покраснело, была разбита губа, и шатались два зуба. Из трёх пуговиц на жилетке уцелела одна. Дело близилось к нокдауну. Что и случилось спустя пару секунд. Чей-то грязный и ужасно вонючий ботинок смачно впечатался в интеллигентное, одухотворённое по своему, дракой лицо, что привело к полной потере концентрации и соответственно пропущенному хуку с левой руки. Тело рухнуло, сопровождаемое радостным рёвом спасительницы заблудших душ и врачевательницы регионального уровня.
В массовую драку уже включились секьюрити. Кандабога какая-то творилась.
Жёлтые деревянные столы и привинченные к полу стулья шатались, но выдержали первый натиск толпы. Кое-кто похитрее и пошустрее, уже нахватал фишек и бежал к выходу за выигрышем.
Ха-ха-ха, раздача почти сразу же была предусмотрительно заблокирована металлической решёткой.
В самом зале непредсказуемо начала формироваться смешанная, из мужчин и женщин колонна из тех, кто собирался идти бить администрацию и вообще всех «ихних».
Стоны перемежались с визгом и проклятиями, казалось, этому не будет конца. Неожиданно, спустя минут двадцать, все стихло. Жены и телохранители выносили раненых бойцов, все оглядывали и ощупывали себя, соображая, что же произошло и, не находили ответа. Ещё кое-где раздавалось возмущённое бормотание и брань, но в целом обстановка разрядилась. Потерны вернулись.
Севшим голосом кто-то по громкой связи попросил соблюдать спокойствие и объявил извинения администрации за произошедшее недоразумение, пообещав наказать виновных и компенсировать моральные издержки невнятными бонусами.
Остывшая и помятая толпа хлынула вон по старой традиции, дабы не «замели».
Незнакомец и Немо, не участвующие в драке, ещё некоторое время подождали, пока освободится путь, и тоже направились за верхней одеждой в кабинет, не расплатились и поспешили к выходу.
В гардеробе скопилась длиннющая очередь. В помощь молодцу южной наружности были выделены ещё два охранника, но и они не справлялись. Кто-то шёл босиком, кто-то придерживал разорванные штаны и платья, другие пытались остановить платком кровь, пролитую во имя древнеримской Фортуны, греческой – Тюхе или славянской – Берегини. Громко не ругались, говорили почему-то шёпотом.
Другие люди стояли молча, избегая, смотреть друг на, друга, и отводили глаза. Герои недавней баталии не узнавали врага и, сталкиваясь, равнодушно проходили мимо. Ушло и ушло.
Зудели разбитые носы, развороченные десны и ссадины на лицах, но пуще всего болела совесть, может быть какая-то отдалённая часть её.
Что со мной было. Зачем все это. Да разве ж такое возможно.
Полтора десятка раненых, и зло покалеченных уже развозили по ближайшим больницам и травм пунктам, прибывшие как всегда с опозданием кареты скорой помощи.
Дождь на улице лить перестал. После пережитого в казино было свежо и просторно. Дальше на тротуаре кое-где валялись ветки деревьев, сорванные прошедшим шквалом, в свете восходящей, за плотным частоколом домов, зари блестели загадочно лужи.
Разъезжались в разные стороны машины с пассажирами. Уже кое-где слышался смех, оживлённый разговор. Но ни одна из дорог не вела к Храму.
Начинался новый день.
На душе Александра стало скверно от увиденного и пережитого, но более от понимания сути происходящего и компании, в которую он так неожиданно попал. Всякие сомнения теперь были отброшены – его и не только его одного, впереди ждали ещё большие неприятности. Чудилось – Беда пришла, отворяй ворота.
Глава 8. Синяя птица удачи
По листу вверх ползёт большая улитка
Дождь перестал идти, и выглянуло солнце
Как мало оказывается надо для счастья
Ещё одно лирическое отступление автора.
Августовский день был хорош. Тайга вокруг расцвела красным, бордовым, жёлтым, фиолетовым, розовым, синим, оттенками всех и их смешиванием.
Грунтовую дорогу обрамляли заросли почти метр высотой саранок и ириса кровного. Солнце светило ярко, в воздухе висел обычный для конца лета зной. Уазик съехал с шоссе Хабаровск-Владивосток и не спеша катил в сторону реки Бикин, правого притока Уссури.
Ноздри дразнил плотный духмяный запах трав и редкого кустарника. Справа, за очередным вывертом дороги возник серебристый узор реки в обрамлении зелёного поля небольшого болотца.
Бикин берёт начало на северных склонах хребта Каменного, расположенного в центральной части Сихотэ-Алиня.
В нижней и средней части долины реки – обширные «мари», которые являются местом гнездования чёрного журавля. В этом же районе гнездятся: японский журавль, дальневосточный белый аист, чёрный аист, чешуйчатый крохаль и мандаринка. Кроме того по берегам реки встречаются редкие животные, такие как филин-рыболов, амурский тигр, дальневосточный леопард. Флора бассейна реки так же включает в себя множество уникальных видов, такие как женьшень, элеутерококк, ариалия и другие.
Машина ушла теперь влево и река ненадолго пропала, чтобы появится вновь во всем великолепии.
Не широкая, метров в 60—80, но полноводная и неторопливо несущая свои воды, она привлекает яркой красотой дальневосточной природы, огромным разнообразием рыбы, в том числе и таких редких видов как линок и таймень. Бикин и притоки – Алчан, Бачелаза (Ключевая), Зева полны укромных уголков, маленьких зелёных островков, полных заводей и заломов, небольших ручьёв, пропадающих в завалах и буреломе.
Что-то блеснуло вдалеке, примерно в 150 метрах от машины впереди и слева, на невысоком деревце с густой кроной. Водитель, молодой парнишка 19 лет по моей просьбе плавно притормозил, мы подъехали ближе метров на 60—80 и остановились. Похоже на блеск оптики охотников.
На ветке ольхи сидела чудо-птица.
Вся она переливалась цветом: перламутровым нежно голубым, синим, сверкала оттенками серебристыми и фиолетовыми. В разгар дня, на ярком солнце светила перьями подобно сказочной жар-птице. Не заметить её попросту было невозможно, все краски меркли и тускнели рядом с этим чудом. Затаив дыхание мы молча наслаждались её неземной красотой. Едва заметный золотистый нимб вокруг птицы пульсировал вслед её движениям, крошился на острые лучики и искрился. Это был какой-то фейерверк, живой бенгальский огонь летом, лампочка на ёлке.
Ни что не может длиться вечно, в первую очередь это относиться к сказке. Птица вскоре вспорхнула и улетела в заросли лесной кущи.
Водитель Саша молоденький паренёк с Алтая скорее выдохнул, чем произнёс – Синяя птица.
Нам повезло.
Позднее я узнал у местных краеведов, что это был
…маглай – голубая сорока (Cyanopica cyana) – зоогеографический феномен: её область распространения разделена на две находящихся далеко на расстоянии друг от друга популяции. Одна расположена на юго-западе Европы, на Иберийском полуострове. Другая, гораздо большая, в Юго-Восточной Азии. Там она встречается в Китае, Корее, Японии, на юге Монголии и юге Дальнего Востока России.
Другой мой знакомый, выслушав за рюмкой чая восторженный рассказ о Синей птице, уверенно заявил, что это был —
Myophonus caeruleos, род птиц семейства дроздовых. И весьма подробно изложил практически энциклопедические знания о птице:
Размером с галку (длина тела в среднем 33 см) от других дроздов отличается крупной величиной и окраской. Хвост довольно длинный. Живёт в Гималаях, спускаясь по их склонам в страны Индокитая. Населяет Тянь-Шань и Памиро-Алтай на высоте от 1000 до 3500 м, зимой откочёвывает ниже.
Это и есть твоя – Синяя.
После пятой или седьмой рюмки «чая», я клятвенно заявил, что с данного момента ненавижу всех ловцов птиц, сорок, соек, дроздов и заодно с ними и всех создателей Марлезонского балета, посвящённого этому безобразию.
Совсем недавно, совершенно случайно в Интернете увидел я снимок – Аметистового короткохвостого скворца, очень похожего на перламутровую синюю красавицу, которую видел я на границе Хабаровского и Приморских краёв. Так до сей поры точно и не знаю, какая из трёх, может быть и четвёртая и…
Каково же было моё удивление, если не сказать более того, когда от отца я услышал другую историю, вне зависимости от увиденного мною на берегу Бикина. Он по случаю рассказал о странном завершении вроде бы простой истории с вырезанным аппендицитом у высокопоставленного чиновника из дружественной Монголии.
После срочной успешной операции по удалению аппендикса, он навестил монгольского министра на другой день в госпитале на Красноказарменной улице и, пожелав скорейшего выздоровления, выразил уверенность в том, что через неделю-две тот будет на ногах. На что, монгол по-русски возразил, завтра мол, уже буду выписан и пояснил.
Ему из Посольства доставили мясо Синей птицы. Далее он гордо поведал о том, что в старину ещё при Потрясателе Вселенной – Тэмүжине Чингиз Хане, воина съевшего мясо Синей птицы убивали, разрывая на части, и ели его мясо. В свою очередь с тем, чтобы скорее заживали раны, полученные в схватках и сражениях.
Наутро чиновник был выписан и днём улетел. Старый военврач – начальник отделения только разводил руками и что-то говорил об особенностях организма Министра.
Оказалось в основе детской сказки, древней легенды лежали реальные события и реальная птица, пусть и очень редкая, но существующая и поныне.
Я никогда не анализировал, пришлось ли мне увидеть именно – ту птицу, и какие конкретно удачи принесла она после той встречи, но уже одно то, что я увидел это Синее чудо расчудесное – считаю до сих пор своей несомненной и большой удачей в жизни.
Люди читайте – Метерлинк Мориса, Синяя птица.
Мы жаждем призрачных богов в пустых иллюзиях витая,
Всю жизнь, напрасно ожидая то чуда, то земных даров.
Грешим, чужую роль играя и только поздно, покидая
Нас приютивший отчий кров, осознаём себя ругая,
За что Христос здесь пролил кровь.
Уже нетерпеливо махал рукой от Range Roverа юноша Арсат, появившийся на стоянке вдруг откуда-то, приглашая поскорее покинуть это злачное место.
Вдалеке манили пастельные краски восходящего солнца и ещё сонной Москвы. Ветерок шуршал каплями на молодых листочках деревьев и раскачивал длинные нитки двух десятков проводов над дорогой. Им в такт, вздрагивали висящие металлические баннеры и дорожные знаки. Лампы светильников растекались фотонами синего, фиолетового и лилового света. В низких ещё облаках отражались подрагивающие розовые пятна огней большого города. На улице стало прохладно.
Александра Алексеевича усадили сзади, слева пристроился Николозович, а Незнакомец сел впереди. За рулём была девушка, не сразу Немо узнал в ней Анастасию из казино, правда выглядела она на свету несколько иначе. Точёное лицо приобрело бледный оттенок, нос и скулы заострились, чёрные волосы были собраны в некое подобие коржика на затылке. Сверху на боди была кожаная зелёного цвета куртка со стоячим воротником на молниях.
Солнце уже отражалось в мокром асфальте, от этого казалось, что ровная прямая дорога сияет белым и прямиком упирается в небо. По сути – так и было, ибо не всякая дорога ведёт к Храму, но все рано или поздно приведут на небо, а уж там как придётся.
В машине было тепло и уютно, чему в немалой степени способствовала обивка салона и лёгкая приятная музыка Фредерика Францишека Шопена, начало «Ноктюрна» №18.
Машина тронулась колёсами. Мощный двигатель работал совершенно бесшумно и очень скоро Немо начало морить ко сну, толи от вина, может по болезни, или от пережитого, говорить не хотелось, а задать самый главный вопрос он попросту боялся.
Конец ознакомительного фрагмента.