Глава XX
Эскиз превосходства
…Когда день уже клонился к вечеру, я медленно поднялся из зарослей, куда, по-видимому, теряя сознание, упал ночью. Жасмин осыпал меня своими жемчужными лепестками, обнимая терпким ароматом. Пошатываясь, я медленно побрёл вперёд, не ведая, куда и зачем. Я был опустошён. Ослаблен. Я… хотел видеть Мигеля, но вся моя душа сжималась в пульсирующий комок, когда я представлял, что могу не найти своего ученика… больше не найти. Оттого я и не предпринимал попыток поиска, в нерешительности скитаясь по всё тому же усталому городу. Я не был способен прежде и вообразить, как много могла значить жизнь одного человека! И вот теперь мне страшно стало узнать, что я остался один в этом чужом до бескрайности мире. Хотя у меня было много знакомых из иных сфер, но все они… Нет, этот молодой маг явно был кем-то особенным.
Очертания окружающего плыли как по волнам, в туманной дымке моих тягостных раздумий. Идя, не разбирая дороги, я случайно задел плечом пешехода, проходившего мимо. Мужчина неожиданно остановился и довольно грубо схватил меня за руку, обратив лицом к себе. Его резкая реакция на моё безобидное, непреднамеренное действие слегка удивляла. Человек, вцепившийся мне в локоть, был массивен и коренаст, но мне до него не было ровным счётом никакого дела, и я вовсе не собирался отвечать на его выпады. Моё отрешённое равнодушие, однако, вызвало совершенно противоположный ожидаемому эффект. Сжав мои плечи своими короткими, будто обрубленными, пальцами, мужчина начал трясти меня как куклу, и что-то возбуждённо говорить, давясь слюной. Едкий запах его дешёвого одеколона мешался в воздухе с предчувствием дождя. Какой-то аромат тут был явно лишним, – подумалось мне. Из экспрессивного монолога, обращённого к моей персоне, я воспринимал только отрывочные фразы, которые не имели ни малейшего смысла. Я даже не смотрел на своего невольного оппонента, сохраняя бесстрастное молчание, и рассеянно глядя куда-то в сторону. Зачем он кричит на меня? Я ведь просто шёл мимо. Я не желал ему зла. И не хотел доставлять беспокойства. Неужели всё дело лишь в том, что я… немного другой? Разве это так важно? – рассеянно рассуждал я про себя, параллельно пытаясь состыковать в связную речь хаотичные высказывания мужчины, щедро приправленные ненормативной лексикой. Особое ударение агрессивно настроенный человек делал преимущественно на лексических единицах, относящихся к девиациям половой ориентации, повторяя их по нескольку раз то с утвердительной, то с вопросительной интонацией. Это немного сбивало: я никак не мог разобраться, то ли он задаёт мне вопрос, то ли пытается в чём-то убедить. Прочее из сказанного мне слилось в какую-то бессвязную лексическую массу, будто я вдруг утратил способность воспринимать людской язык.
Довольно скоро истратив запас красноречия, мой оппонент перешёл к действиям, толкнув меня на чугунную изгородь, что обрамляла одну из сторон тротуара, отделяя территорию Собора от мирской суеты. И, вслед за тем, попытался ударить кулаком в живот. Я перехватил его кисть и отвёл удар, даже не изменившись в лице и по-прежнему сохраняя отстранённо безразличие. Но мужчина всё не унимался. Будто он только и искал возможности выпустить пар, сорвавшись на ком-то. А под руку как раз подвернулся я – так вызывающе непохожий на других, нелепый долговязый чудик в траурном платье. Похожий то ли на демона из бездарного фильма ужасов, то ли на разукрашенного белым гримом с головы до пят психа, запихнувшего в глаза эти пугающие чёрные линзы. Идеальная мишень. Странноватый облик, дополняемый такой, с виду, субтильной комплекцией, – заключил я. Однако моя внешность на сей раз сыграла злую шутку, обманув человеческое зрение мнимой уязвимостью.
Мне, наконец, надоели неказистые движения, и, в особенности нелицеприятные выражения и слова, бросаемые моим грубым оппонентом в его несдержанных монологах: они имели неправильную угловатую форму и тошнотворный запах гнили, если живописать в человеческих терминах. Я же слишком привык к совершенству. Без лишних эмоций, отведя очередной удар, я, на долю секунды задумавшись, полоснул мужчину когтями по лицу, наотмашь, зацепив притом глазное яблоко. И стал наблюдать, как из глазницы потекла вязкая, перемешанная со слизью, кровавая жижа. Моё движение было таким быстрым, что я даже не замарался этим безобразным месивом. В смесь порхающих в воздухе ароматов вплелись солёные металлические нотки, придавая общему флёру лёгкую пряную горечь.
Я не должен был причинять вред человеку. Ни единому другому созданию чужой Вселенной. Не хотел и не имел права. Но… я и сам не знаю, что произошло. Мне ведь хватило бы и взгляда, да что там – малейшего колыхания мысли, чтобы усмирить его. Вместе с тем плохо ориентируясь ещё в собственном сознании, не до конца обретшим ясность, я наткнулся на странные побуждения и намерения. Но откуда они могли появиться, не ведал. Я… хотел поступать как они, ощущать, как они, изучать, наблюдать, причинять… боль, как это свойственно людям. Или же не свойственно, но земляне выработали в себе данную привычку.
Мужчина истошно вопил и метался по улице, разбрызгивая алые капли по сторонам от себя, зажимая ладонью глубокие параллельные порезы на перекошенном от боли лице. Я видел, как подобно макам расцветают, покрывая его разум, вспышки физического страдания, то распуская, то вновь собирая свои багряные лепестки. Слегка склонив голову на бок, несколько секунд я безучастно взирал на происходящее – на дивный букет огненных цветов чужой боли. Мне вдруг до нестерпимости захотелось сорвать их. Сжать в ладони. Вдохнуть аромат, доносящийся с Той Стороны… Что-то или кто-то внутри меня сладко шептал о том, как это просто. И я с трудом справлялся с нахлынувшим вдруг желанием ДОВЕСТИ ДЕЛО ДО КОНЦА, будто бы ненароком подсмотрев притом сквозь замочную скважину мистерии смерти. Хотя подобно желание и мнилось для меня противоестественным, я ведь и прежде уже испытывал нечто подобное, когда discipulus meus ослушался меня, вызвав элементала. Отнять жизнь так легко – ведь она столь уязвима. Поддаться эмоциям, отпустить вожжи… особенно зная, что ты сильнее. Нарушить границы, отвергнуть духовные каноны. Беспечно заглянуть за грань. Дети Земли всё равно возвратятся. В других телах и ином времени, или же в том же самом, но другой пространственной категории. Я тряхнул головой, прогоняя наваждение. В конце концов, врождённое разумное начало возобладало над приобретённым вожделеющим.
Придя в себя, я скорее отправился прочь, перемахнув через двухметровую ограду Собора и более не оглядываясь. В воздухе разливался золотистой рекою поблескивающий колокольный звон вечерни, заглушая далёкий крик.