ПОД ВОДОЙ
В отсеках субмарины никогда не бывает абсолютной тишины. Тишина означает смерть подводного корабля. Но пока он жив, самые разнообразные звуки нарушают безмолвие. Бурлит вода в охлаждающем контуре атомного реактора. Тихо потрескивает система регенерации воздуха. Свистит продувающий балластные цистерны воздух. Мерно гудят многочисленные электроприборы. Перекрывая механический шум, то и дело раздаются команды командира подводной лодки, его помощников и вахтенных офицеров. В ответ звучат доклады командиров боевых частей, мичманов и матросов.
За пятнадцать лет плаваний на различных типах подводных лодок капитан второго ранга Петровский привык к этому шуму и научился не замечать его. Но сейчас командиру очень хотелось, чтобы эти звуки здесь стали как можно тише. Чтобы его «Барс», зависший в водной толще в двух милях от Восточного побережья США и в пятнадцати от южной границы морского полигона у мыса Хаттерас, стал таким же бесшумным, как испытываемый американцами подводный крейсер. По всем международным морским законам российская подводная лодка являлась нарушителем, а ее моряки – преступниками, незаконно проникшими на территорию Соединенных Штатов.
Петровский в очередной раз взглянул на циферблат своих наручных часов. «Уже час, как группа боевых пловцов покинула лодку. Нет, не стоит себя обманывать. Прошло еще только пятьдесят семь минут. Командир группы заверил меня, что они доберутся до берега за пятьдесят минут, значит, они уже там. Им же нужно было еще отстыковать от палубы свою СПЛ! – тут же поправил себя Петровский. – Они еще в пути. Сколько у них ушло на расстыковку? Полчаса, меньше? Пусть двадцать минут. Получается семьдесят минут до берега, да пятьдесят обратно, если они не смогут высадиться. По приказу, лодка должна ждать группу боевых пловцов в течение четырех часов. Четыре часа у чужого берега! Интересно, как в штабе себе это представляют? И все же для уверенности мы должны их подождать хотя бы еще два часа. Хотя бы два часа», – еще раз повторил Петровский, снова взглянув на свои наручные часы.
– Центральный! Это акустик!
– Есть центральный! – Петровский поспешно схватил микрофон внутренней связи. – Слушаю вас, акустик?!
– По пеленгу «двести шестьдесят» наблюдаю работу гидролокатора. Дистанция пятнадцать кабельтовых, – последовал четкий доклад.
«Гидролокатор – и всего в пятнадцати кабельтовых! Откуда он взялся?! Наверняка спустили на тросе с вертолета, иначе акустики услышали бы и шумы винтов приближающихся кораблей. Раз идет активный поиск, то, конечно, американцы знают о нашем присутствии».
– Надо уходить, пока нас не обнаружили, – подал голос старший помощник. – Иначе могут и бомбами забросать. А глубины здесь аховые, нырнуть не удастся. Значит, и от бомб не скроешься.
То, что обычно немногословный старпом расщедрился на столь длинную фразу, свидетельствовало о крайней степени его волнения.
– Штурман! Глубина под килем?!
– Пятьдесят метров, – немедленно отозвался штурман.
В ходовой рубке установилась напряженная тишина. Никто из присутствующих на центральном посту больше не решался отвлекать командира. Ситуация была непростой.
Чтобы не дать обнаружить себя противолодочному вертолету, обследующему акваторию с помощью гидролокатора, лодку нужно было немедленно уводить в нейтральные воды. Но уйти сейчас – значит бросить выпущенную час назад тройку боевых пловцов на произвол судьбы. Ведь в случае, если пловцы по какой-то причине вынуждены будут повернуть назад, они наверняка погибнут, не встретившись с лодкой в заданном районе. Потому что дышать под водой можно лишь до определенного момента – до выработки регенерирующего состава в дыхательном аппарате. А остаться на месте – это дать себя обнаружить вертолету с гидролокатором. Проанализировав все обстоятельства, командир «Барса» пришел к выводу, что американцы вполне могут потопить вторгшуюся в их территориальные воды российскую подводную лодку.
Петровский обвел взглядом офицеров, собравшихся вместе с ним на центральном посту. Все они и еще сто тринадцать человек экипажа подводной лодки доверили ему свои жизни и вправе теперь рассчитывать, что в критический момент командир корабля спасет их. Но ведь и трое боевых пловцов тоже вправе надеяться, что лодка-носитель не уйдет, бросив их в морской пучине. Тем не менее судьба своего экипажа для командира подводной лодки оказалась дороже жизни «морских дьяволов», отправившихся к американскому берегу.
– Руль право на борт! Разворот на сто восемьдесят градусов! Малый вперед! Штурман, рассчитать маневр отрыва! – скомандовал Петровский по микрофону внутренней связи, а потом повторил специально для офицеров вахтенной смены центрального поста: – Уходим.
Прикрытая сорокаметровым слоем воды, стальная сигара подводной лодки медленно развернулась в океанской толще. Оставив за кормой враждебный американский берег, АПЛ «Барс» уходила в открытое море. По мере удаления от берега увеличилась и дистанция до спущенного с противолодочного вертолета гидролокатора.
– Дистанция до гидролокатора двадцать кабельтовых. Контакт с целью нечеткий, – доложил акустик.
– Есть, акустик, – отозвался Петровский.
– Глубина под килем шестьдесят метров, – сообщил на центральный пост оператор эхолота. – Семьдесят… восемьдесят… сто.
– Погружение пятьдесят метров! – скомандовал Петровский, оставляя под килем прежний запас глубины.
Напоминающие расправленные крылья горизонтальные кормовые рули отогнулись вниз, и набегающий водяной поток направил лодку в пучину, туда, где ее уже не мог достать луч спущенного с противолодочного вертолета гидролокатора. Через несколько минут, подтверждая результативность выполненного маневра, гидроакустик доложил на центральный пост, что контакт с гидролокатором потерян. Приняв доклад, капитан второго ранга Петровский облегченно перевел дыхание. Лишь тревога за судьбу трех боевых пловцов, с которыми он, по сути, даже не успел познакомиться, не давала командиру подводной лодки почувствовать полное спокойствие.