2013 год, Восточная Европа
Светлый лоскут какой-то ткани мелькнул из-за дерева достаточно быстро, но он успел заметить. Впереди не слышалось никаких звуков, и он пошел дальше, прислушиваясь тщательнее, чем прежде. Громкий хруст веток под ногами заставил его остановиться. Просвет впереди становился все ярче и больше. Ткань из-за деревьев мелькнула во второй раз. Он выбежал на большую поляну посреди леса, поросшую свежей изумрудной травой, окруженную пышными, но низкими кустами и остановился, пораженный открывшейся картиной.
По поляне за бабочкой бегала девочка лет 8, и, раскинув руки в стороны, весело и заразительно смеялась. Он никогда не видел ребенка такой красоты. Казалось, в румяном личике девочки соединились все современные яркие краски компьютерных технологий и совершенное искусство живописи с полотен древних мастеров. В ее овальном лице с огромными серыми глазами было что-то от ангела. Если ангелы существуют, они должны быть именно такими! Длинные вьющиеся волосы ребенка были свободно распущены за спиной, и при каждом взмахе ее рук рассыпались в стороны, играя на свету удивительным, насыщенным оттенком золотистого цвета. От красоты ребенка захватывало дух, и в первые мгновения он не заметил странность: ее одежду. Дело в том, что ребенок был очень странно одет. На ней был зеленоватый передник, соединявший белую блузку с широкими рукавами и длинную юбку из желтой, холщовой ткани. Даже на таком расстоянии было видно, что ткань – очень грубой выделки. Но самой странной деталью одежды были ее башмаки. Грубые, тяжелые башмаки, казалось, были выточены из цельного куска дерева. Он никогда не видел подобного. Башмаки уродовали красивые ножки девочки. Эта деталь так явно бросалась в глаза, что он застыл на поляне, медленно переваривая информацию… Потом он увидел женщину.
– Мама, поймай меня! Мамочка! Мама!
Повернув голову в сторону, он увидел, что девочка на поляне была ни одна.
Женщина стояла в кустах, и зеленые ветки касались ее одежды. Потом, услышав голос девочки, она вышла на поляну. Не нужно было двух взглядов, чтобы определить: перед ним мать и дочь. Девочка была похожа на женщину как две капли воды, только красота женщины была немного суше и строже. Она бесспорно была красива: высокая, статная женщина лет тридцати, с красивой, как у статуи, фигурой и налитой грудью. У нее были прямые, длинные волосы того же золотистого оттенка, как у девочки, только немного темней. Распущенные, они падали на плечи и спускались за спину. Выразительные глаза женщины внимательно следили за девочкой, в них отражались огромная любовь и глубокая нежность – глубокая, как бесконечное небо над ними. В этой сцене было что-то очень интимное, по особому трогательное. Вся душа этой женщины заключалась в ее дочери, и на какой-то момент он залюбовался этим неприкрытым обожанием, первобытным, немного похожим на бешеную силу дикого зверя, на ту ярость, с которой хищницы в кровавой схватке защищают своих детенышей. Это было и прекрасно, и немного пугало – и неизвестно, чего было больше: печали, тревоги или чарующей красоты.
Потом он заметил одежду женщины. Ее одежда выглядела так же странно, как и одежда ребенка. Белая блузка с широкими рукавами. Длинная (до земли) юбка из той же грубой ткани желтоватого оттенка (домотканая шерсть? Холст?). Одежда выглядела не просто бедной или нелепой, она выглядела странной. Он много путешествовал и много видел, но такого ему не доводилось видеть никогда.
– Мамочка, поймай меня! Мамочка! Мама!
Женщина подхватила девочку на лету, подняла высоко в воздух. Они закружились по поляне. Они все кружились и кружились, девочка заливалась счастливым смехом, на лице женщины было написано неприкрытое счастье…. На какое-то мгновение они словно стали одним целым, и от красоты этой сцены у него перехватило дух.
Женщина опустила девочку на землю:
– Нам пора уходить.
– Мамочка, ну пожалуйста! Еще немножко!
– Нам пора. Ты же знаешь…. – и внезапно лицо женщины стало грустным, обозначив горькую морщинку у рта. Девочка доверчиво протянула ей ладошку. Женщина взяла ребенка за руку, и обе пошли по направлению к кустам. Возле одного из кустов они остановились. Женщина сорвала лист, показала его девочке, и что-то тихо-тихо сказала. Ребенок слушал очень внимательно. Тогда женщина принялась срывать с куста листья, более темного оттенка, чем остальные, проводя по каждому своими тонкими белыми пальцами.
Он сделал шаг вперед и крикнул(более громко, чем сам хотел):
– Эй, подождите! Послушайте! Подождите меня!
Вздрогнув всем телом (женщина даже не повернула в его сторону головы) девочка вдруг стремительно выдернула свою ладошку из руки матери и помчалась назад, на поляну. Она пересекла всю поляну, взяла что-то с земли и так же бегом вернулась к матери. Он сделал несколько шагов вперед – и застыл, пораженный тем, что девочка держала в руках. Девочка держала в руках куклу.
Это была деревянная кукла, завернутая в желтоватый кусок холста. Самая настоящая деревянная кукла! У нее были волосы из грубой пакли, торчащие во все стороны, как испорченная мочалка. Ее лицо было размалевано красками – так грубо, что кукла напоминала больше маленькое пугало, чем детскую игрушку. Перед ним в мгновение ока пронеслась вся современная кукольная индустрия с миллиардными затратами и прибылями: все эти Барби, Синди, русалки, Шреки. Он видел разные игрушки… Но он никогда не видел такой. Девочка прижимала ее к груди с той удивительной нежностью, с которой каждый ребенок держит на руках своего единственного любимца.
– Подождите! Эй, послушайте! – он рванулся вперед и побежал так быстро, как только смог, – да остановитесь же! Послушайте меня! Эй!
Кусты жалобно заскрипели, когда он врезался в них всем телом… Но за кустами, за стволами деревьев не было уже никого. Женщина с девочкой исчезли, словно провалились сквозь землю.