Глава вторая.
Абсолютная тишина
1
Когда все нормальные люди позавтракали и уже забыли про это, в столовую ворвался Вася и закричал в раздаточное окошко:
– Ой, тёть Наташа, дайте чего-нибудь поесть, а? А то останусь голодным до самого обеда! У меня причина уважительная, чесслово! Я кровь сдавал!
– Что ж с вами, голодными монстрами, делать? Всё лезете и лезете один за другим, – выглянув в окошко, раздражённо буркнула повариха-раздатчица.
– Я последний такой, правда! Ем много, но тихо. Почти не чавкаю, – жалобно заскулил Василий. – И не вампир, как некоторые тут… в белых халатах. Столько крови выкачали из меня – не поверите, думал, всё, приплыл, по стеночке ходить буду.
– Весёлый ты парень, Васька, – грустно улыбнулась тетя Наташа, которая всё утро ждала чего-то очень плохого, а чего и сама не могла понять. – Ладно, покормлю тебя, так уж и быть.
Она положила на тарелку рисовую кашу и парную котлету, налила чай в стакан.
– Ничего, что чай холодный? – спросила она и мысленно поблагодарила Василия за его всегда весёлое настроение, передавшееся и ей.
– Какой есть, – махнул рукой Вася. – Лишь бы с сахаром. Спасибо, тёть Наташа!
Повариха-раздатчица поставила тарелку с едой и стакан чая в проём окошка. Вася взял всё это и сел за ближайший стол, лицом к раздаточному окошку.
И в этот же момент в столовую вошёл Фёдор Иванович. Бедный парень чуть не подавился. Он сразу же почему-то вспомнил все те бредни, что ему рассказывал Груша. И женщину, которая крутилась здесь на полу и умерла на его глазах, так и не дождавшись помощи врачей.
– Эй, красавица, покушать у тебя есть что-нибудь? – заглянул в окошко Фёдор Иванович.
– О, ещё один, – хохотнула повариха. – А ты, Васька, говорил – последний такой.
Тётя Наташа кинула взгляд на перебинтованную шею и грудь Фёдора Ивановича и вскрикнула:
– Ой, дедушка! Как же это вы так? Я мигом… вам сейчас всё положу…
– Да я уж рассказывал, – очередной раз принялся объяснять старик. – Внук под ноги мне выскочил, когда я кастрюлю с кипятком по коридору нёс.
Повариха-раздатчица поставила тарелку с кашей и парной котлетой в проём окошка и подмигнула Фёдору Ивановичу:
– Понятно… А вы дедушка, небось, любите по коридору гулять с кипятком в кастрюльке, да?
– Ну, дак, а чего не прогуляться? – радостно загудел старик. – Наше дело стариковское. Ноги размять… А чем мне ещё заняться в мои года? Может, ты, красавица, подскажешь?
Повариха налила в стакан чай и поставила его рядом с тарелкой.
– Да какая из меня советчица? – произнесла она, мысленно ругая себя за мрачное настроение. – Если вам это занятие так нравится, прогуливайтесь себе на здоровье. Слова никто не скажет. Только под ноги себе смотрите.
– А я тебе свой адресок перед выпиской подкину, – улыбнулся Фёдор Иванович. – Приходи в гости, вместе прогуляемся, у меня кастрюлек мно-ого!
– Ох, дедушка, да вы ходок, что ли?! – улыбнулась в ответ тетя Наташа.
Фёдор Иванович, хохотнув, забрал тарелку с едой и стакан с чаем, и подсел за стол к Васе.
– Доброе утро, Иванович! – поздоровался Василий.
– Привет, Василий, – ответил старик.
Вася быстро допил остатки чая из стакана и встал.
– Приятного вам аппетита, – произнёс он.
– Да, не спеши ты, Василий, – сказал Фёдор Иванович и взглянул прямо в глаза парню. – Посиди со мной… Кашу свою доешь….
Вася нехотя сел обратно. В висках его застучало.
– Хм… Да какая-то она сегодня невкусная, – хмыкнул Вася.
– Ты мне вот что скажи, друг ситный, – наклонился к нему мерзкий старик. – Чего это Груша на меня постоянно пялится?
Вася подумал несколько секунд и хитро улыбнулся:
– Как это вам объяснить? Он дедофил. Короче, это… неровно дышит ко всяким там дедушкам.
– Эх, Василий, – наигранно вздохнул Фёдор Иванович. – Обормот! Кто так шутит?
– Ха-ха! Купились, да? – засмеялся Вася. – Пардоньте, как говорится.
– Так и быть, извиняю. А на вопрос мой ты так и не ответил.
– Ладно, я вам по секрету скажу, – наконец-то без своих шуточек ответил Василий, и мерный стук в его голове прекратился. – У Груши чердак реально поехал. Он думает, что вы не человек, а этот…
– Кто? – резко переспросил старик.
– Нуу… Типа демон, что ли, – выпалил на одном дыхании Вася.
Фёдор Иванович отломил ложкой полкотлеты, быстро её прожевал и запил чаем.
– С чего это ему такие глупости в голову лезут? – спросил он.
– Сначала у него глаз вдруг задёргался, когда вы начали рассказывать свою историю, – начал объяснять Василий. – Потом тут в столовой тётка задёргалась в приступе эпилепсии и умерла на полу, после того, как вы ей что-то интересное рассказали и ушли… Вот он и сделал свои выводы.
– Вот идиот! – воскликнул старик. – Это же случайные совпадения…
2
Заведующий хирургическим отделением Павел Петрович Николаев подошёл к посту дежурной медсестры и протянул Алёне журнал учёта лекарственных препаратов.
– Спасибо, Алёна! Передайте ночной медсестре Марьяновой – я ей делаю строгий выговор, – раздраженным голосом произнёс он.
Алёна испуганно посмотрела на Николаева и спросила:
– А что случилось?
– Больному из шестой палаты ни одного обезболивающего укола не сделала. Бедняга на стенку лез, – разгневанно зарычал Павел Петрович.
– Как же она могла? – осуждающе вскрикнула Алёна.
– Да очень просто. Закрылась где-нибудь в процедурном кабинете и прохрапела всю ночь, – высказал своё предположение Николаев. – Плевать ей на человеческую боль, свой сон дороже!
– Гнида, одним словом! – искренне возмутилась Алёна. – Уж я ей передам, не волнуйтесь! И от себя добавлю.
Открылись двери и в хирургическое отделение с лестничной площадки вошли две женщины: медсестра из приёмного покоя и новенькая больная.
Николаев аж весь расцвёл, когда увидел новенькую, которую оформляли в палату номер двенадцать его отделения. Красивых женщин в своей жизни он видел много, но в этой было что-то особенное, она каждой клеточкой своего тела звала, манила к себе. Его одинокое сердце защемило в груди, а сам он чуть не заскулил у всех на виду. Павел Петрович пожирал жадным взглядом её длинные шикарные тёмно-русые волосы, коричневые брови, большие гипнотизирующие голубые глаза, маленький острый носик и тоненькие малиновые губы. Он восхищался её прекрасным стройным телом, изящными руками, походкой и манерой разговора, её сильным властным голосом и сексуальностью, выражавшейся в каждом движении, возгласе, в дыхании, в шелесте длинного халата – во всём, что было связанно с ней.
Только вот одна беда: ножку волоокой красавицы портила небольшая опухоль. И Павел Петрович мысленно начал молиться, что бы это был не рак. Нельзя отдавать на съедение этому гнусному членистоногому такую сказочно-красивую женщину.
– Принимайте новенькую, – обратилась медсестра из приёмного покоя к зачарованному Николаеву.
– М-м, – не совсем понимая, что от него хотят, произнёс Павел Петрович.
– Знакомьтесь, это наш заведующий, – выручила его Алёна.
– Мы… гу, – радостно затряс головой Николаев.
Новенькая смущённо улыбнулась Николаеву.
– Пойдёмте, я вам покажу, где ваша палата, – тяжело вздохнула Алёна. Из-за спины Николаева она развела руками, а затем покрутила пальцем у виска, мол, простите, наш заведующий немного не в себе.
Все три женщины дружно засмеялись. Алёна взяла новенькую больную за руку и повела по длинному коридору к её палате.
3
В это время в двенадцатой палате хирургического отделения было совсем невесело:
– Умереть можно со скуки, – умирающим голосом произнесла Ира. Она стояла у окна и смотрела на пустынную улицу.
– Больно долго ты умираешь. Кровать задерживаешь, – заметила Света с кровати, на которой она сидела, подтянув колени к подбородку.
– Ей ещё минимум две недели умирать, – констатировала Степановна, ковыряясь зубочисткой в зубах.
– Он вчера даже не позвонил, даже не спросил как у меня дела, – срываясь на слёзы, сказала Ира.
– Не переживай, сегодня обязательно позвонит, – успокоила её Света.
– А если нет? – заныла Ира.
– Ира, так нельзя! – влезла в разговор Степановна. – Из-за ерунды себя накручиваешь. Съешь чего-нибудь сладкого и подумай о хорошем.
– Может, нам с ним ребёнка завести? – сказала Ира.
– Дура, тебе же сказали: сначала слопай конфету, – рявкнула на неё Света.
– Ира, если он тебя не любит, ребёнком ты его не удержишь. Уж поверь… – доходчиво объяснила Степановна.
Заскрипели двери, и в палату вошла новенькая больная, она обвела всех взглядом и дружелюбно улыбнулась.
– Здравствуйте, меня зовут Анна, – произнесла она своим чудесным голосом.
4
На пятом этаже в одиннадцатой палате урологического отделения собралась интересная компания. В палате стояли четыре кровати. На той, что находилась ближе к окну с левой стороны палаты, лежал Андрей – мужчина лет тридцати, на второй, что ближе к входу, располагался Олег Олегович – бородатый мужик, возраст которого определить было сложно. На третьей, ближе к окну с правой стороны, лежал Александр Евгеньевич – лысый очкарик интеллигентного вида. На четвёртой кровати никто не лежал – она ждала нового больного.
Все трое мужчин смотрели маленький цветной телевизор, который стоял на тумбочке Олега Олеговича. По телевизору шли новости спорта. Александр Евгеньевич крутился на одном месте. И всё ему было неудобно. В конце концов, он не выдержал, резко сел в кровати, опустил ноги на пол и сунул их в тапки.
Андрей и Олег Олегович молча уставились на него.
– Не люблю лежать в больницах, – пожаловался Александр Евгеньевич. – Меня от бездействия начинает душить депрессия.
Олег Олегович посмотрел на Александра Евгеньевича долгим изучающим взглядом, поднялся с кровати и сделал громкость телевизора чуть тише.
– А давайте в карты поиграем, – предложил он. – В «дурня», например.
– На интерес? – вяло спросил Андрей.
Олег Олегович ещё раз внимательно посмотрел на Александра Евгеньевича и неуверенно произнёс:
– Давайте на деньги, только ставки сделаем минимальными.
– А что – это идея! – глаза Александра Евгеньевича моментально загорелись живым огоньком. – Будет, о чём вспомнить. Давайте сходим к банкомату, снимем тысяч по десять и устроим рубиловку в покер. Ну, как вам такое предложение? Слабо?
– Кому слабо? – искренне удивился Олег Олегович. – Для меня десять тысяч – это пыль. Можно сразу и по тридцать снять.
Андрей проглотил ком, подступивший к горлу и заявил:
– Стойте-стойте, господа миллиардеры! По двадцать тысяч и хватит. Давайте удерживать свой азарт в рамках разумного…
5
Из-за скуки Ира и Света устроили Анне допрос. Они уставились ей в глаза, как прокуроры, и по очереди мучили бедную женщину вопросами.
– А кем вы работаете? – задала Ира двадцатый по счёту вопрос.
– Я работаю учительницей музыки и пения в школе, – спокойно ответила Анна.
– И, как, дети вас морально не достают? – следом напала Света.
– А меня достать трудно. Со своим терпением и опытом я любого ученика к ногтю прижму, – без эмоций ответила женщина.
– Короче, вы крутая училка. – подвела итог Ира.
– Совершенно верно, – кивнула ей Анна.
В палате наступила тишина. Ира достала из тумбочки бутылку минеральной воды, сделала несколько глотков и подала бутылку Свете.
Анна вновь обвела всех взглядом и улыбнулась своей обаятельной улыбкой:
– Вы меня извините… У вас такие лица тоскливые. Скучно здесь, да?
– Так оно и есть. Ещё пару дней и я застрелюсь от скукотищи, – ответила ей Света.
– Год назад я уже лежала в этой самой больнице, – заговорила Анна. – Как-то раз одна очень пожилая женщина рассказала мне странную историю… Сама я в такие дела не верю, но… вспоминала об этом часто. И вот опять сюда угодила. А рассказала она мне вот что. Якобы, однажды, давным-давно…
Анна на секунду замолчала, а затем продолжила:
– В кабинет главврача этой больницы – я даже запомнила, как его звали, Хлебников Иван Сергеевич, – постучался и зашёл молодой парень, который увлекался практической магией. Он рассказал главврачу, что в больнице появилась некая нехорошая субстанция, и возникла она не просто так, а из-за его глупых магических опытов.
Анна обеспокоенно посмотрела на своих слушателей.
– Извините… Вам хоть интересно то, о чём я рассказываю? – спросила она.
– Конечно, интересно, – ответила Света.
– Коли начали рассказывать, теперь уж дуйте до конца, – вякнула Ира.
– Так вот, и попросил этот студент разрешение у главврача на то, чтобы провести в больнице несколько обрядов с целью обезвредить эту субстанцию, пока она не переросла в нечто неконтролируемое, – продолжила свой рассказ Анна, – Хлебников, конечно же, его прогнал и распорядился на проходной, чтоб этого дурачка не пускали на территорию больницы ни под каким предлогом.
Анна опять замолчала, наклонилась и почесала ногу вокруг опухоли.
– Измучила меня эта болячка, – простонала она.
– Сильно болит? – сочувствуя Анне, спросила Ира.
– Не очень, но болит, – тяжело вздохнула женщина.
– На самом интересном месте замолчали, – сказала Света. – Так не честно!
Анна, морщась от боли, улыбнулась:
– Ладно, слушай, Света, дальше эту историю. Когда главврач вернулся на свой этаж, то он не обнаружил дверей, ведущих в свой кабинет. На их месте оказалась сплошная голубая стена.
– Прикольно… – произнесла Ира и краем глаза заметила, как Степановна терла платком краснеющий глаз, он у неё слезился, как будто в него что-то попало.
– Врачи и медсёстры, к которым он обратился за помощью, вдруг перестали его узнавать и шарахались от него, как от сумасшедшего, – заговорила громче Анна. – Но нашлась одна добрая санитарка, которая объяснила ему, что настоящий главврач больницы – уважаемый всеми Иван Сергеевич Хмельницкий, кабинет которого располагается этажом выше.
– Ха-ха! – воскликнула Света. – Представляю себе физиономию этого Хлебникова!
– Да, бедный мужик. Попал, – хохотнула Ира и вновь посмотрела на Степановну. Та лежала на кровати и вытирала платком слезящийся глаз. Весь платок у неё был мокрый.
– Хлебников сразу же побежал по лестнице наверх и нашёл кабинет главврача, – не затихала Анна. – Зашёл в него и удивлённо спросил у Хмельницкого: «Если ты главврач, то кто же я?».
– Ну и что тот ответил? – спросила Ира.
– А Хмельницкий ему ответил: «Я, Ваня, – твой глубокий наркотический сон. У тебя началась сильная мигрень, и ты вколол себе обезболивающее, а на самом деле – спутал его с наркотиком. Поэтому, дружище, присядька здесь и терпи дальше свои галлюцинации… Они ещё не скоро закончатся…".
– Ах, как болит голова! – вдруг заорала Степановна. – Девчонки! Анна! Позовите медсестру с поста. Что-то мне сплохело.
6
Подавленная нехорошими предчувствиями, Круглова вышла из ординаторской и направилась в морг. Её присутствие при патологоанатомическом исследовании было обязательным. И она обречённо шла туда, куда идти ей совершенно не хотелось.
Ситуация сложилась скверная: до тех пор, пока не станет известно, есть ли её вина в смерти Кадышева, нервам её не будет покоя. Она понимала, что волнуется раньше времени, но ничего не могла с собой поделать.
Скорее всего, думала Елена Степановна, больной съел вчера вечером что-то, что его организм не смог переварить, чем и добил себя. Но это было только её предположение. Магамединов, к примеру, считал, что в данном случае роковую роль могла сыграть передозировка лекарств или же их непереносимость.
В лабораторию морга можно было попасть двумя путями: либо с улицы, с отдельного хода, минуя два помещения с холодильными камерами; либо, спустившись в подвал и свернув в левое крыло, пройти к ней по узкому, петляющему то в одну, то в другую сторону коридору. Все работники больницы, которым нужно было посетить морг, предпочитали ходить через подвал, так как этот путь был более коротким.
Елена Степановна спустилась по крутым ступенькам и двинулась в нужном направлении, цокая каблуками по звонкой керамической плитке. «Цок, цок, цок…", – каждый шаг коридорное эхо возвращало повторяющим звуком. В какой-то момент она сбавила темп, услышав, что кто-то вслед за ней спускается по ступенькам в подвал. «Интересно, кто это может быть?», – задумалась женщина. Быстрые, догоняющие её шаги она слышала отчётливо.
Круглова обернулась – и чуть не умерла от страха: приближающиеся к ней шаги Елена Степановна всё ещё слышала, но никого, кто мог бы издавать эти шаги, в коридоре подвала не наблюдалось. Внезапно, ни с того, ни с сего, тишина в подвале стала абсолютной. Даже эхо – и то замолчало. Круглова почувствовала холодное жгучее дыхание, словно какая-то нехорошая тварь задышала ей в затылок. Елена Степановна резко развернулась и увидела на небольшом расстоянии от себя девушку в чёрном платье, с вороном на плече. В этот раз она выглядела старше. На щеках у неё виднелись небольшие кровоточащие язвочки. Глаза её были красные, губы – плотно сжатые. Ничего не говоря, девушка резко выкинула вперёд руку и, хоть она не дотронулась до Кругловой, силы и энергии, исходящей от этой руки хватило на то, чтобы отбросить несчастную женщину метра на три назад. Круглова сильно ударилась головой об стену и почувствовала, как по коже поползла тёплая струйка крови.
«Чёрное нечто» заговорило мерзким прокуренным голосом:
– Я в ярости! Я не привыкла повторять. Моей злости не будет предела, если ты немедленно не покинешь эту больницу! Третий раз я тебя предупреждать не буду.
Круглову от ужаса парализовало. Она даже не смогла вымолвить слово. То, с чем она столкнулась уже второй раз, не лезло ни в какие рамки её сознания. Или, она сошла с ума, или всё вокруг перестало быть таким, каким было…
Девушка, медленно удаляясь, исчезла за поворотом. А Елена Степановна почувствовала сильное головокружение, более того, её стало трясти, и не столько от боли и потери крови, сколько от нервного потрясения. Дрожащими руками она достала мобильник из кармана белого халата и набрала Магамединова:
– Лена, ты где? Сколько тебя можно ждать? – услышала она злой голос своего начальника.
– Максим, я разбила в подвале голову и, кажется, теряю сознание. Здесь так много кровищи, никогда бы не поверила, что во мне столько может быть….
7
Отжимая половую тряпку, баба Маня – уборщица, закреплённая за третьим этажом больницы, – посмотрела на голубую обшарпанную стену, потом перевела взгляд на окно, вновь посмотрела на стену и тихонечко выругалась матом. После чего кинула тряпку обратно в ведро, схватила двумя руками весь свой рабочий инвентарь и, тяжело вздыхая, засеменила в направлении лестничной площадки.
По дороге встретила медсестру с поста и пожаловалась ей:
– Я, Алёна, совсем голову потеряла. Правильно говорят, старость – не радость.
– В чём дело, баба Маня? – участливо спросила медсестра.
Горецкая, поставив ведро с тряпкой на пол, начала объяснять:
– Да вот: вымыла окно, убралась в туалете, мою пол в коридоре и вдруг замечаю, что нигде не вижу дверей в кабинет главврача. Видишь, какая я дура!
– Зачем вам двери в кабинет главврача, баба Маня? Что-то я ничего не пойму.
– Всё тут просто и понятно. Я, дура, не на свой этаж пришла убираться. Не на третий, а на второй, наверное.
– Ну как же не на третий, милая моя баба Маня, – заулыбалась Алёна. – Вон, смотрите, что написано на стене: «Третий этаж». Всё чётко и понятно.
– Не пойму ничего, – разволновалась уборщица. – А где же тогда кабинет главврача?
– Да, на четвёртом, там, где он и был.
Старенькую женщину, с отёкшими из-за сахарного диабета ногами, пошатнуло, и она одной рукой схватилась за стену. Давление у неё вмиг подскочило вверх.
– Ну, что ты, родненькая, мне такое говоришь? Я всю жизнь в кабинете главврача убиралась, потому что он закреплён за мной. Я всё в нём наизусть знаю, – повысив голос, произнесла она.
– Баба Маня, никогда ты, сколько я здесь работаю, не убирала в кабинете главврача.
Мария Ильинична вдруг улыбнулась, будто о чём-то догадалась, и схватила Алёну за белый халат:
– Ты меня, балбеска, разыгрываешь, – проскрежетала глухим голосом бабка. – А ну, признавайся, в чём подвох!
– Да ну вас! – Алёна вырвалась из слабых рук уборщицы. – Вот, скажите мне, баба Маня, чего вы сегодня в обед на работу припёрлись? Вы же на больничном. Отлежались бы дома, сколько вам положено. Идите, выпейте валерьянки, что ли, и не пугайте мне больных. А то не успеете оглянуться, как вас в психушку с маразмом упекут. Это я вам на полном серьёзе говорю. Такими темпами скоро в смирительной рубашке будете полы мыть.
8
Магамединов очень сильно волновался за Круглову. Бегал вокруг неё, словно та вот-вот умрёт, если он не будет о ней заботиться. Елену Степановну это немного забавляло и даже смешило. Максим Викторович достал из шкафа подушку, положил её на диван и предложил:
– Ложись, раненая. Инга скоро тебя домой отвезёт, только обход больных закончит…. Восемь швов – это ж надо так умудриться стукнуться. Ты, как я понял, поскользнулась и ударилась головой об стенку?
«Если б всё было так просто, – подумала Круглова и села на диван. – Стоит ли ему рассказывать про девушку в чёрном платье с вороном на плече, или сразу попросить таблеток от шизофрении, вдруг у него они где-нибудь завалялись?».
В кабинет, предварительно постучав, вошла лечащий врач терапевтического отделения Инга Вацлавовна Весюткина – невысокая, хрупкая на вид женщина в белом халате, которую Магамединов уважал и очень ценил за её умение анализировать и находить ответы на самые сложные вопросы.
– Ну, что, боец спецназа, отвоевала? – произнесла она, увидев перебинтованную голову Кругловой. – Собирайся, отвезу тебя домой.
– Не поеду я никуда. Мне тут с вами веселей и спокойней. Вот как дождусь результатов вскрытия, тогда поеду. А сейчас не дёргайте меня своими заботами. Идите, лодыри, работайте! – пользуясь положением, закапризничала Елена Степановна и тут же мысленно назвала себя дурой, вспомнив предупреждение девушки в чёрном платье. Ей следовало соглашаться с предложением Инги и сваливать отсюда как можно быстрее, а она корчила из себя неизвестно кого (действительно, боец спецназа!) и ничего не могла с собой поделать.
– Работа не волк, в лес не убежит, – ответила на её реплику Инга Вацлавовна. – Ехала бы ты домой, Лена. Когда ты ещё так удачно разобьёшь голову. Будь я на твоём месте, уже давно бы сидела дома и читала какую-нибудь бабскую книжку про любовь.
– Кто тебе мешает? Стена в подвале крепкая, – пошутила Круглова, – сама проверяла.
– Лена, если ты каждую смерть в больнице будешь принимать так близко к сердцу, твоя психика не выдержит, – заметила вслух Весюткина. – Мы врачи, не
забыла? Возьми себя в руки.
Круглова легла на подушку, и на её лице появилось серьёзное выражение:
– Инга, а, если моя психика уже дала сбой? Что тогда?
– Я просто хотела сказать, что мы каждый день играем со смертью в перетягивание каната, – попыталась объяснить свои слова Весюткина. – И нет нашей вины в том, что на этот раз канат перетянула смерть. Увы, в нашей профессии такое бывает. Ты ведь не первый год работаешь, Лена. Всякое повидала.
– Это понятно. Я не о том… В последнее время, знаешь, я что-то сама не своя. Мне трудно это объяснить…
Замученный возникшими проблемами, Магамединов только теперь сообразил, почему не спешит домой Круглова, и решил её успокоить:
– Лена, я убеждён, что твоей вины в смерти Кадышева нет. Ты всё сделала правильно. Я смотрел историю болезни – все назначения грамотные. Здесь в другом дело: или ему наши медсестрички вкололи что-то не то, или вкололи лекарство дважды. В общем, человеческий фактор. Разумеется, я, как завотделением, во всём разберусь, так что не волнуйся.
Магамединов смахнул рукой прядку волос со лба Кругловой:
– Хочешь, я тебе позвоню, когда будут результаты?
– Обязательно позвони, а то я тут умру у тебя на диване, так и не узнав истинную причину смерти этого несчастного Кадышева…
9
Ворвавшись к Аллочке в кабинет, Погодин сразу же обнял её за плечи. Он посмотрел через окно во двор больницы, и краем глаза заметил, как от проходной к входу больницы медленно шёл высокий мужчина в чёрном костюме и тёмных очках. А навстречу ему по ступенькам спускался Беленький.
Мужчины остановились напротив друг друга и о чём-то заговорили.
– Я очень люблю тебя, Аллочка, и ты это прекрасно знаешь, – зашептал Пётр Алексеевич на ухо своей возлюбленной.
– Не представляешь, Петя, как мне это приятно слышать, – улыбнулась счастливая Аллочка. – Прошу тебя, повторяй эти слова почаще.
– Ангелочек ты мой ненаглядный, – не выдержал Погодин и поцеловал Аллочку сначала в губы, затем в шею. – Я так рад, что ты у меня есть на этом свете.
– А я-то как рада, что ты есть у меня, – прослезилась старшая медсестра.
10
Все вскрытия проводились в лаборатории морга. Она представляла собой большую комнату без окон с высокими потолками. Стены этой комнаты были облицованы бордовой прямоугольной керамической плиткой, а холодный пол – квадратной мраморной. Вдоль одной из стен стояли две глубокие раковины с устройствами для стока и длинный стол, на котором можно было увидеть хирургические инструменты, электрическую роторную пилу и коробку с медицинскими перчатками. Вдоль другой стены стояли подъёмно-транспортные тележки и, на небольшом расстоянии от них, – стол гистолога, оборудованный нижней вытяжной системой. С потолка на металлических цепях свешивались три пары массивных ламп. Под каждой парой располагалось по одному металлическому секционному столу. Два из них были пусты и сияли чистотой, а на третьем лежал голый мужчина, живот которого вздулся до невероятных размеров.
Врач- патологоанатом Игорь Михайлович Воронин держал в руках маленькую коробочку. Ему очень хотелось узнать, что внутри неё, но он никак не мог сообразить, как она открывается. Хлопнула входная дверь, и он молниеносным движением спрятал коробочку в карман халата.
– Привет, Максим. Ну что, приступим? Кстати, как там Круглова?
– Восемь швов наложили, – поделился бедой Магамединов. – Вот угораздило.
– О, это серьёзно. Не повезло бабе. Сотрясения нету?
– Я осмотрел её. Думаю, что без него не обошлось. Упрямая она, на рентген не хочет. Ладно, к делу!
Игорь Михайлович, чья профессия вряд ли могла бы вызвать зависть у других людей, надел медицинские перчатки и острым скальпелем разрезал кожу покойника от шеи до таза, затем раздвинул её, обнажив внутренние органы. Из разреза сразу выперли наружу вздутый желудок и вздутые кишки. Комнату заполнил удушливый неприятный газ.
Желудок Магамединова, не всегда устойчивый к картинам вскрытия, начал неприятно сжиматься, он еле-еле поборол тошноту. Лицо Максима Викторовича побелело, но он изо всех сил старался делать вид, что с ним всё в порядке и он привычен ко всему.
– Да, газы так и прут, – заметил Воронин.
– Блин, Игорь, давай без комментариев! Я пять минут назад кофейку попил, и этот прекрасный напиток уже просится обратно – на волю.
Воронин – пожилой мужчина, повидавший в своей жизни очень многое – искоса посмотрел на заведующего терапевтическим отделением и улыбнулся.
– Искренне сочувствую…. Ну, что ж, посмотрим, что такое вкусное скушал наш покойник, – сказал он и начал медленно разрезать желудок.
Через разрез потоком хлынули мелкие беловато-красноватые червячки, чем-то похожие на опарышей, но длиннее их, и какие-то серые жучки размером с божью коровку. Вслед за ними неожиданно для врача выскочила голова большой твари (большой по сравнению с «опарышами»), она зашипела на патологоанатома и, посмотрев на божий свет серыми глазками, спряталась куда-то внутрь кишок.
– Боже мой, я никогда в жизни не встречался с подобной прелестью… – пробормотал Игорь Михайлович.
– И это всё жило в нём? – удивился Магамединов, с ужасом глядя на мелких тварей, которые вылезали из разреза и расползались, кто куда.
– А в ком же, – Воронин взял пластиковый контейнер и стал выдавливать в него содержимое желудка и кишечника. Вместе с большой тварью в контейнер вывалилась голова ворона, глаза у головы мёртвой птицы открылись, и с них потекли кровавые слёзы.
Магамединов, будучи верующим человеком, перекрестился и закричал:
– Господи! Да это бред! Я сплю что ли?! Игорь, так не бывает! Ну, червяки – ладно, но какой нормальный человек смог проглотить воронью голову?!
– Макс, ты не болтай попусту. Хватай видеокамеру мою, она, вон там, на полке лежит, – спокойно сказал Воронин Магамединову и указал рукой в сторону навесных полок. – Снимай всё, что здесь творится. Пойми, потом, без видеоматериалов, нам мало кто поверит. И позвони ещё кому-нибудь, нам нужно больше свидетелей.
Тело у большой твари было, как у змеи, из него высовывались по мере надобности на разную длину шесть пар коротких мускулистых лап, а по бокам торчали тонкие прозрачные веерообразные крылья. Очутившись в контейнере, тварь стала агрессивно себя вести – она бросалась на стены контейнера.
– Вот же мерзость! Игорь, тут что-то попрочнее нужно, – взвыл Магамединов. Тварь тем временем пробила стенку пластикового контейнера и попыталась выползти из него.
Воронин, схватив её одной рукой, скальпелем разрезал пополам, и был удивлён: уже не одна, а две совершенно независящие друг от друга твари крутились в его руках. Обе были агрессивные и пытались вырваться.
– Давай живо сюда ванночку с формалином, – закричал Игорь Михайлович.
Магамединов быстро принёс патологоанатому то, что он попросил. Воронин бросил двух тварей в ядовитую жидкость и был удивлён тому, что твари поплыли в ней, не выражая никакого беспокойства:
– Ты видал?! Этим тварюгам и формалин не яд! Я балдею от них!
11
Аллочка села за свой стол, развернула газету с кроссвордами и анекдотами, а Погодин так и остался стоять у окна. В голову к нему полезли какие-то странные беспокойные мысли.
– Петя, колись, что ты хочешь, чтоб я подарила на твой день рожденья, – вытянула его из мрачного состояния Аллочка. – Я нынче девушка богатая. Могу себе много чего позволить.
– Аллочка, – улыбнулся Погодин. – Мне не надо абсолютно никаких подарков.
– Петенька, но так не бывает, – нахмурилась Аллочка. – Тебе же чего-нибудь хочется, ведь так? Просто скажи и всё, не стесняйся.
– Да я не стесняюсь, – произнёс грустный Погодин. – Просто я такой. Мне безразлично материальное. У меня есть всё самое необходимое, и ничего сверх этого мне не надо.
– Что за шутки, Петя? – тряхнула головой Аллочка. – Я же серьёзно спрашиваю!
– Эх, Аллочка. Тебе будет со мной трудно. Я ведь равнодушен ко всяким там материальным приобретениям, – произнёс непризнанный мастер жанра ужасов, искренне верующий в то, что он творец чего-то нового и интересного. – Меня без толку спрашивать, какие я хочу обои в зале, или какую плитку в туалете. Мне совершенно безразличны такие вещи…
Аллочка откинула газету в сторону и посмотрела на Погодина. «Как мне тебя жаль, – подумала она. – Ты живёшь в мире своих иллюзий. Когда-нибудь они разобьются о жестокую реальность, и ты этого не переживёшь».
– Ничего страшного, милый, мы с тобой эту болезнь вылечим, – произнесла вслух она. – А какие вещи тебе небезразличны?
– Аллочка, я написал два серьёзных романа, но никому их не показывал… – оживился Погодин, и Аллочка сразу же пожалела, что задала этот вопрос. – Я хочу, чтобы ты первая их прочитала, и, если они тебе понравятся, то я собираюсь посвятить их тебе.
– Что ж, я не против, – вздохнула старшая медсестра. – Тащи свои романы.
– Не спеши, – прошептал Погодин и его глаза сверкнули. Он достал из кармана маленькую коробочку и протянул её Аллочке.
Аллочка несмело взяла коробочку в руки и спросила:
– Что это?
– Открой… Это от чистого сердца, – пролепетал взволнованным голосом влюблённый мужчина.
Аллочка открыла коробочку, и увидела золотые серёжки с блестящими камушками.
– Ах! Какое же это чудо, – воскликнула она, не веря своим глазам.
– Надень их, а я пока схожу за своими романами, – гордо выпятив тощую грудь, сказал Погодин и вышел из кабинета, тихо закрыв за собой дверь.
12
По коридору второго этажа быстрым шагом пронёсся высокий мужчина в чёрном костюме и тёмных очках. Он прошёл мимо поста дежурной медсестры, на котором никого не было, и подошёл к дверям, ведущим в кабинет заведующего терапевтическим отделением.
Высокий мужчина без стука открыл дверь, вошёл в кабинет и стал осматриваться.
– Вы кого-то ищете? – выглянула из-за спинки дивана Круглова.
Мужчина в чёрном костюме вздрогнул от неожиданности, посмотрел на перебинтованную голову Кругловой и смущённо улыбнулся:
– Здравствуйте! Извините, что я без стука. Я Магамединова ищу.
– Он в морге, – сказала, не подумав, Круглова.
– Как в морге? – вскрикнул высокий мужчина.
– Вы не пугайтесь, он там по рабочим вопросам находится, – успокоила его Елена Степановна.
Мужчина в чёрном костюме кивнул, подошёл к рабочему столу Магамединова, и спросил:
– Я его здесь подожду, хорошо?
Круглова внимательно посмотрела на высокого мужчину, и, когда тот садился на стул, она заметила под его пиджаком висящую под рукой кобуру с пистолетом.
– А вы, собственно, по какому вопросу?
– Я брат его двоюродный. И по очень важному вопросу здесь нахожусь.
– Брат? – удивилась Круглова. – Странно, что мы раньше не встречались. Я ведь прихожусь ему свояченицей, сестрой жены. Меня, кстати, зовут Еленой, а вас?
– А? А меня Константином, – представился мужчина.
Круглова встала с дивана и включила электрочайник.
– Давайте, Костя, с вами кофе попьём, и вы мне расскажите, какие такие важные дела привели вас в нашу больницу.
– Ну что ж. Давайте. Мне две ложки на большую кружку и без сахара.
13
В проём дверей шестнадцатой палаты терапевтического отделения еле протиснулась грузная пожилая женщина ростом в два метра. Каждый её кулак можно было сравнить с боксёрской перчаткой, хотя та и то, наверное, оказалась бы меньше. Глядя на неё, в глаза сразу бросались: лицо, изрытое морщинами, здоровенные чёрные брови, нос картошкой, толстая выпяченная нижняя губа, прямой длинный подбородок, складки кожи на шее и на теле.
Мария Ивановна Сарнацкая чуть не подавилась яблочным соком, встретившись взглядом с этим монстром. Пожилая женщина прошла вперёд, и, став посередине палаты, прохрипела нечеловеческим голосом:
– Здрасте! Какая кровать тут свободная?
Как только она это спросила, в палату влетела молоденькая медсестричка, и, дыша ей в пупок, запищала:
– Вон видите? Пустая. Её и занимайте.
Женщина-монстр посмотрела на свободную кровать, затем пробежалась взглядом по стене возле кровати, на которой разрослась ледяная корочка. И все больные сразу же подумали, что она сейчас возмутится по поводу этого мерзкого ледяного образования.
– Да, разве я здесь помещусь, деточка? – повернулась с возмущённым лицом к молоденькой медсестричке новенькая больная. – Мне бы кроватку побольше.
– А-а? – в глазах Анфисы появился неописуемый ужас. – Садитесь пока на эту, а я сообщу заведующему отделением о данной проблеме, он что-нибудь придумает.
Женщина-монстр ковырнула толстым пальчиком в носу и кивнула:
– Сделай милость, деточка, сообщи.
Медсестра вышла, хлопнув дверью.
– Что вы все на меня так уставились? – не выдержала новенькая больная.– Никогда, что ли, не видели женщину ростом два метра и весом сто семьдесят килограмм?
– Вы, правы, не знаю, как вас зовут, – смело ответила ей Вика. – Я всю жизнь живу в этом городе, но такую… высокую женщину вижу впервые.
– Зовут меня Купцевич Валентина Петровна. Сама я не здешняя, приехала в ваш город из Самары – дочку навестить. Да вот сердечко прихватило.
– А меня зовут Мария Ивановна, – решила вставить в разговор свои три копейки Сарнацкая. – Я здесь уже около месяца лежу, а меня доктор всё не хочет выписывать.
– Нет, я-то сюда ненадолго, – громко засмеялась Валентина Петровна. – Дня через три я отсюда утеку. Если не раньше. Наслышана я про вашу больницу столько, что по собственной воле никогда бы не легла.
– И чего же вы такого наслышаны? – заинтересовалась Василиса.
– Вот, послушайте, – тяжело вздохнув, начала рассказывать Валентина Петровна. – Мне это поведала одна очень хорошая знакомая – соседка моей дочки по лестничной площадке. Тут один врач, правда, давно это было, эксперимент решил провести. Укол сделать. С какой-то африканской хренью, то ли чумой, то ли оспой. Лекарство он, вишь, искал. Убивать таких искателей надо.
– Хм, а чего он себе в сраку эту чуму не вмазал? – резко встала с кровати Макаровна. – Умный был слишком?
Макаровна подошла к окну и стала тереть рукой правый глаз.
– Макаровна, не перебивайте, пожалуйста! – рыкнула Вика на Макаровну. – И не ругайтесь! Давайте дослушаем.
Валентина Петровна в это время засунула в нос палец и стала колупаться в нём, затем достала палец из носа и вытерла его о подушку. Вика всё это увидела и скривилась от отвращения.
– Ну, короче, заразил одного хмыря, – зевнула Валентина Петровна, широко раскрыв рот. – Тот заболел, язвы, всё такое. А этот врач ему хотел своё лекарство вколоть, ну, чтоб вылечить. Эксперимент, значит. Но ни черта лекарство не подействовало. Так мало того, этот дурак сам заразился. Потом вся палата. Через пару часов – всё отделение корчилось. Врач тот сам к обеду загнулся. Карантин, конечно, объявили… Доктора… Вот оно как – в больнице-то лежать. Мало ли, что тебе вколют.
– Нечего слушать всякие глупости, Валентина Петровна, – перебила новую больную Сарнацкая. – Люди ещё и не такое от безделья набрешут. А простой народ в какую хочешь чушь поверит. Потому – к вранью мы не привыкли, всё на веру принимаем.
– Верить или не верить – дело ваше, – пожала плечами Валентина Петровна. – А я, зная, врачей, не сомневаюсь – нечисто тут, в больнице этой. Ох, нечисто.
14
Аллочка вышла из своего кабинета, подошла к дверям каморки Погодина и нажала на ручку. Двери не поддались. Тогда она застучала в них кулаком.
– Петечка, ты, где пропал? Я жду-жду, а тебя всё нет.
За дверью – тишина. Ни шороха. Аллочка достала из кармана свой мобильный телефон и набрала номер Погодина. В трубке раздалось: «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети».
– Погодин, где ж тебя черти носят?! – разозлилась старшая медсестра.
Внезапно за дверью Погодина раздался неприятный скрежет.
– О, Боже, – отпрянула от двери Аллочка. – Что это за ерунда такая?
А затем Аллочке показалось, что она оглохла. Вокруг всё стало настолько тихо, будто она осталась одна в этом мире, и больше некому и нечему было издавать звуки.
– Господи, что происходит?! – заорала испуганная Аллочка, но никто не выскочил на её крик в коридор…
15
Макаровна потянула на себя двери и вошла в ванную комнату, подошла к зеркалу над умывальником. Она взглянула на себя в зеркало и, как обычно, увидела лицо женщины-алкоголички неопределённого возраста. Правый глаз представлял собой сплошное кровавое месиво, более того этот глаз слезился.
– Да что за хрень! – выругалась Макаровна, смочила краешек полотенца и осторожно протёрла кровавый слезящийся глаз. – Неужто, инсульт?!
Макаровна сполоснула ванну, отключила воду и стала ждать, когда вытечет грязная вода. Внезапно в углу ванной комнаты с шумом упал железный совок. Макаровна вздрогнула и оглянулась. Хмыкнула, вставила пробку в сток ванны и включила воду.
Она вновь взглянула на себя в зеркало и волосы на её голове стали подниматься дыбом. В зеркале за спиной Макаровны отражалась девушка в чёрном платье с коротким рукавом. Лицо девушки было покрыто язвами, с него на пол капала жёлтая слизь.
– Матерь божья, – прошептала Макаровна. – Что это такое?..
– Собирай свои вещи и беги из этой больницы! – заговорило мерзким голосом «чёрное нечто».
Макаровна схватилась рукой за край ванны и закричала:
– А-а-а!
Рука Макаровны соскользнула с края ванны, и женщина упала на пол. Она всхлипнула, приподнялась, облокотилась двумя руками на ванну, повернула голову и посмотрела на девушку в чёрном платье с коротким рукавом. Та стояла не прежнем месте и перебирала в руках чётки. С её лица на пол капала жёлтая слизь.
– Я всё понятно сказала? – грозно спросило «чёрное нечто».
Макаровна перекрестилась и закричала:
– Изыди, Сатана!
«Чёрное нечто» в ответ замахнулось на Макаровну.
– Вон из больницы! Живо! – заорало оно.
Макаровна закрыла лицо двумя ладонями и стала ждать удара. Но ничего не произошло. Макаровна убрала руки и увидела, что в ванной никого нет.
– Во имя отца и сына и святого духа… Аминь! – зашептала перепуганная до смерти женщина. – Господи, кто бы это ни был, прошу тебя, спаси и сохрани меня от напасти!
Макаровна поднялась, выключила воду и двинулась к выходу. По дороге нечаянно вступила в жёлтую слизь, подняла ногу. Липкая слизь еле-еле отклеилась от её тапка. Макаровна вышла из ванной комнаты, громко хлопнув дверью.
16
В одиннадцатой палате урологического отделения на пятом этаже больницы появилось точно такое же ледяное образование, как в шестнадцатой палате терапевтического отделения, двенадцатой палате хирургического отделения и двенадцатой палате ожогового отделения.
Три заядлых игрока в карты поставили возле кровати Андрея тумбочку, и на неё положили журнал хозяина. Сам Андрей уселся на кровать, а Олег Олегович и Александр Евгеньевич расположились на стульях так, чтобы было удобней играть в карты троём. После того, как все игроки поменяли карты, Андрей сказал злым голосом: «Я пас». И кинул свои карты на тумбочку.
Александр Евгеньевич обрадовался такому повороту событий, достал из кармана сто рублей, положил их в журнал и тихо произнёс:
– Я же говорил, что есть на свете справедливость… Я сто дальше.
– Что менял, что не менял – всё равно карта неважная, – покрутил головой Олег Олегович и тоже кинул свои карты. – Я пас.
– Да, со справедливостью я поторопился. У меня три дамы, – подвёл итог Александр Евгеньевич.
– Мужики, не чувствуете, похолодало вроде? – спросил Андрей и стал тереть ладонями плечи.
– Не то слово… Жуть, как холодно стало, – кивнул Олег Олегович и встал со стула. – Пойду кофту надену.
– Весна на дворе, а вы мёрзнете, – усмехнулся Александр Евгеньевич. – Нехорошо это… Такое у моего прадеда было за два дня до смерти.
– Скорее всего, топить стали хуже, – произнёс Андрей после того, как надел тёплый свитер. – Экономят… на нас с вами…
Внезапно на стене рядом с подоконником начала образовываться ледяная корочка: раздался характерный для этого явления шелест и треск.
– Ну, что, посмотрим ещё пару минут на эти глюки и пойдём сдаваться? – спросил Александр Евгеньевич.
Андрей раскрыл рот от удивления и кивнул в ответ. А Олег Олегович, обернувшийся и заметивший разрастающееся ледяное образование позже всех, вскрикнул от неожиданности:
– Ого! Я такое вижу впервые… А вы?
– Лично мне не приходилось с таким сталкиваться, – произнёс Александр Евгеньевич, дотронулся пальцами до ледяной корочки и попытался её подковырнуть. Корочка вмиг перестала разрастаться и громко шикнула в ответ.
Александр Евгеньевич выругался матом, отдёрнул руку и посмотрел на пальцы – они стали липкие, кожа на них вздулась.
– Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Я фигею, – чуть ли не плача взвизгнул неосторожный мужчина.
– Больно? – с сочувствием спросил Олег Олегович.
– Блин! Да это ожог самый настоящий! Твою же мать!!! – завыл Александр Евгеньевич.
Андрей быстро достал из тумбочки полиэтиленовый мешок с бинтом и таблетками и предложил:
– Давайте, я перевяжу.
– Суньте руку под холодную воду. Верное средство, – посоветовал Олег Олегович, лицо которого перекосило от неприятного зрелища.
Александр Евгеньевич шмыгнул носом, подошёл к умывальнику и сунул руку под холодную воду:
– Бывают же в жизни огорчения, – сказал он. – Ну, ничего, я эту дрянь всё равно соскребу со стены – ей здесь не место!
17
Магамединова шатало как пьяного, он чувствовал, что если сейчас же не выйдет на свежий воздух, его вырвет прямо на мраморную плитку.
– Вот это зрелище! – ревел, как маньяк, Воронин, стоя с роторной пилой в руках рядом с секционным столом. – Так тебя и растак! Максим, ты снимаешь?
Магамединов хотел бы ему ответить, но никак не мог. Чего-чего, а восторга Воронина он не разделял. Максим Викторович – весь бледный – стоял почти у самого выхода из лаборатории и смотрел расширенными, полными ужаса глазами, на труп Кадышева, из которого, прорываясь наружу сквозь ткани лёгких и печени, на божий свет лезли беловато-красноватые червячки и серые жучки, похожие на божью коровку. Они лезли откуда только можно, не умещались на секционном столе и падали на пол.
– Я балдею! – никак не успокаивался потрясённый увиденным Воронин.
– Я… Э-э-э… – произнёс Магамединов, еле подавив подступившую к горлу рвоту. – Приведу кого-нибудь.
– Зови Круглову, пускай, и она хоть одним глазком глянет на эту хрень! – заорал Воронин. – А то извелась бедная баба… Да откуда ж вас столько?!
«Вот же чокнутый! Ведь сто процентов думает, что ей это очень понравится», – пронеслась мысль в голове Магамединова, и он нажал на ручку двери.
– Ага, посмотрю, как она себя чувствует… Может и позову. Такое не каждый день увидишь, – произнёс Максим Викторович, вышел из лаборатории морга и закрыл за собой дверь.
18
Круглова встала у окна и насыпала в свою кружку две чайные ложки кофе, а в стакан Магамединова кинула пакетик с чаем «Гринфилд» и две ложки сахара.
– А я вот, если честно, вас на свадьбе вашего брата не помню, – произнесла женщина и налила в кружку и стакан кипяток из электрочайника.
– А вот я вас начинаю вспоминать, – ответил Константин. – Мы даже с вами танцевали.
– Глупости… Я бы вас запомнила, – возразила Круглова, повернулась и посмотрела на мужчину. Он сидел за столом Магамединова, полуобернувшись к ней. Подмышкой у него хорошо была видна кобура с пистолетом.
«Зачем ему в больнице пистолет? Кто он такой вообще? Охранник какой-нибудь или мент? Может, он и вовсе не брат Магамединова? А убийца какой-нибудь?», – заподозрила неладное Круглова.
– У вас такая хорошая память? – удивился Константин.
Круглова натянуто улыбнулась и взволнованным голосом произнесла:
– Свадьба сестры – такое событие не каждый день бывает. Семейный праздник. Кстати, а имя невесты вы сможете мне назвать?
– Конечно, могу! – ухмыльнулся Константин. – Ириной её звали.
Круглова кинула удивлённый взгляд на мужчину в чёрном костюме. Константин покраснел и отвёл глаза в сторону.
– Да-да, конечно, – кивнула Круглова, достала прямо на глазах Константина из кармана халата бумажный пакетик и посмотрела на него. На пакетике жирными красными буквами было написано: «Слабительное».
Недолго думая, Круглова отвернулась от мужчины, разорвала пакетик, высыпала содержимое в кружку с кофе и тихонечко перемешала ложкой. Разорванный пакетик положила себе в карман.
– Вот и ваш кофе, – улыбнулась она обезоруживающей улыбкой. – У него немножко вкус специфический. Максим, как вы знаете, любит перемешивать кофе с всякими ароматическими добавками.
Круглова поставила кружку с кофе и стакан с чаем на стол Магамединова.
– Подождите, он ещё горячий. Я вас сейчас печеньем ещё угощу…
Круглова подошла к навесному шкафчику, открыла его и достала пластиковую коробку с шоколадным печеньем. Закрыла шкафчик, поставила коробку с печеньем на стол перед Константином и села на свободный стул.
– Угощайтесь, печенье очень вкусное, – пропела она.
– Спасибо, Елена. Скажите, а вы замужем? – спросил Константин и сделал глоток из кружки.
19
А тем временем в шестнадцатой палате терапевтического отделения Макаровна опустилась на колени возле своей тумбочки, выгребла из неё всё содержимое и стала складывать в грязную дорожную сумку.
– Вы как хотите, а я отсюда отчаливаю. Жопой чую, гиблое это место, – говорила она громко. – Хотите верьте, хотите – нет, а скоро вам всем пипец придёт. Вот помяните моё слово. Нет, я поумнее буду. Сваливаю – и точка.
Василиса отвернулась от окна, с презрением посмотрела на Макаровну и ответила на её реплику:
– Ой! Давайте не будем нагонять панику! Захотели домой, надоел вам больничный режим, так идите – вас никто не держит! Но, пожалуйста, не придумывайте на прощанье всяких страшилок.
– И не говори, Василиса, – приподнялась в своей постели Чеславовна. – Да ей, Макаровне, видать, водочки захотелось, а здесь какая водочка? С нами-то, небось, не выпьешь.
Макаровна встала с колен, взяла дорожную сумку в руки и пошла к выходу из палаты. У выхода остановилась:
– Счастливо вам всем оставаться. Поверьте, придёт ещё время, и вы вспомните глупую Макаровну, – мрачным голосом произнесла она.
– Иди уже, Макаровна, хватит нас стращать, – сказала Чеславовна.
Макаровна обвела всех на прощанье взглядом, кивнула и вышла из палаты.
– Вас застращаешь, как же… Умные какие. А я сама себе хозяйка, – сказала она себе под нос и зашагала по коридору быстрым шагом.
20
Груша вышел во двор и сел на скамейку. В этот же момент к нему со спины подошёл Генка и хлопнул его по плечу.
– Привет, Генка! – воскликнул обрадованный Груша. – Ну что, принёс плеер с наушниками?
Генка пожал руку Груше и с гордостью ответил:
– А то.
Генка достал из кармана маленький (размером с пальчиковую батарейку) МР3 плеер с наушниками и протянул его Груше. Груша забрал плеер и спрятал его в кармане рубашки.
– Спасибо, дружище, – поблагодарил он Генку.
– Не за что. Рассказывай, когда выписываешься?
– Пока сам не знаю. А что?
– Да, так, ничего… Скучно без тебя в школе.
– Слушай, Геныч, я тебе сейчас кое-что расскажу, но только ты не смейся, а подумай, что это может быть…
Генка сел на скамейку и важно сказал:
– Валяй, я готов слушать! Кто, как не Генка, способен ответить на любые вопросы.
21
Константин сделал ещё несколько глотков горячего кофе из кружки и улыбнулся Кругловой:
– Вы мне так и не ответили: замужем вы или нет.
– А вам это зачем знать? – улыбнулась ему в ответ Круглова. – Что, есть какие-то конкретные предложения?
Константин поставил кружку на стол и развёл руки в стороны.
– Просто любопытно, – ответил он. – Я – холостяк. И меня это в последнее время очччень угнетает…
– Нет, я не замужем, – усмехнулась Круглова. – Зато у меня есть чудесная дочка, а отсутствие мужчины в моей жизни меня совершенно не печалит.
Константин распрямил плечи. Круглова вновь увидела кобуру с пистолетом у него подмышкой.
– Видимо ваш мужчина не оправдал ваших надежд, потому вы не очень-то хотите себя связывать отношениями с другими, – заметил вслух Константин. – Ведь так, признайтесь, Леночка? Обжёгшись на молоке – на воду дуете?
– Какой вы сообразительный, – подняла брови Елена Степановна.
Константин улыбнулся и выставил напоказ свои нетронутые кариесом белые зубы:
– Может, сегодня сходим с вами куда-нибудь? К примеру, в кино, – спросил он, но вдруг резко поменялся в лице и схватился за живот. – О, ёлы-палы, что-то со мной не так….
Константин покраснел, вскочил со стула и выбежал из кабинета.
22
Из кабинета заведующего терапевтическим отделением в коридор осторожно выглянула Круглова и увидела Константина, который стоял, схватившись за живот, напротив Анфисы.
– Девушка, родненькая, не подскажите, где здесь мужской туалет?!
Анфиса подозрительно посмотрела на Константина и выдала следующую фразу:
– Простите, но туалеты у нас предназначены только для больных.
– Девушка, я вас умоляю, я ужасно болен, – взмолился несчастный. – И… могу не успеть выздороветь…
Анфиса подумала ещё секунд тридцать и показала своим кривым пальчиком в сторону мужского туалета.
– Спасибо, лапочка! – поклонился ей мужчина до самого пояса и, не разгибаясь, скрылся за дверями туалета.
Круглова вернулась за стол, достала из белого халата свой мобильный телефон и набрала номер Магамединова.
– Да, Лена, я тебя слушаю, – раздался в трубке голос Максима Викторовича.
Круглова покрутилась на одном месте и со страхом посмотрела на входную дверь.
– Тут чудик какой-то нарисовался, – зашептала она. – Братом твоим двоюродным представился…
– Ну и?
– Что – ну и? Подозрительный он какой-то, – стала объяснять Круглова. – Я ему дала слабительного на всякий случай и теперь думаю вызывать милицию.
– Подожди, не спеши, я тут рядом, в нескольких шагах от своего кабинета. Ты мне объясни, чем он такой подозрительный?
– У него под пиджаком – пистолет в кобуре. Представляешь?! И он даже не знает, как зовут твою жену.
Дверь открылась, и в кабинет вошел Магамединов. Увидев его, Круглова облегчённо вздохнула и отключила телефон.
– Да, у тебя крепкая логика, – сказал Магамединов. – Ну, где этот братец? Мне бы на него хотя бы глазочком взглянуть…
– Он на нашем этаже в сортире. Иди, бери его тёпленьким, – подсказала ему Елена Степановна.
– Не бойся… Я буду осторожным – так, на всякий случай, – произнёс Максим Викторович, вышел из своего кабинета и тихо закрыл за собой дверь.
Круглова постояла пару секунд, не выдержала и выбежала в коридор. Она на цыпочках подошла к двери туалета, слегка её приоткрыла и заглянула в образовавшуюся щель. И увидела Магамединова, который стоял напротив открытых дверей в туалетную кабинку. На его лице появилась радостная улыбка:
– Константин! Сколько лет! Сколько зим! – заорал он.
– Брат! – раздался из кабинки туалета ответный вопль. – Ты не поверишь, но я нашу встречу представлял себе как-то по-другому…
– О, Боже! – прошептала покрасневшая Круглова, понимая, в какую глупую ситуацию она влипла. – Очередная врачебная ошибка в моём послужном списке!
Женщина быстрым шагом удалилась подальше от мужского туалета и скрылась за дверями ординаторской.