Глава 4
– Как ты не права, Зиночка! Нельзя решить проблему, делая вид, что ее не существует. Только страусы прячут голову в песок. Именно тогда их и можно застать врасплох. А мы должны быть готовы встретить во всеоружии… Куда я подевала свои салфеточки? Да нет, не эти. Они по цвету совершенно не подходят к кофейным чашкам!
– Какая тебе разница, возьми эти. Ну и что, что они голубенькие? Лучше бы ты прекратила смотреть по телевизору всякую чепуху.
– Твои бразильские сериалы – вот уж чепуха! Но как ты можешь называть чепухой грядущие климатические сдвиги?! Гольфстрим умирает! Через пятнадцать лет от ледников Килиманджаро не останется и следа! А еще недавно передавали, что скоро к Земле должен приблизиться… Господи, опять мне в нашем магазине подсунули несвежий сыр. Надо пожаловаться в отдел по защите прав потребителей. О чем это я? Ах, да! Должен приблизиться убийственно огромный метеорит! И если все человечество не объединится…
– Да ладно тебе! Раскипятилась. И потише бы, а то девчонку разбудишь. Сегодня выходной, пусть отоспится.
«Поздно спохватились», – подумала Стэф, не открывая глаз и прислушиваясь, как на кухне звякают посудой. Повернулась на другой бок и уткнулась носом в чей-то теплый, дышащий мех. Пришлось прозреть.
– Графит, ты слышал? Наша тетушка переживает, что случится новое оледенение. Ты боишься нового глобального оледенения?
Огромный, беспросветно черный кот, свернувшись клубком на подушке, безразлично зевнул и показал свою розовую ребристую глотку.
– Куда тебе! С такой-то шубой!
Стэф забралась пальцами в мохнатые и толстые складки кошачьего живота, но Графит лениво дернул лапой, потянув за собой прядь ее рыжих кудрявых волос.
– Больно же, придурок, – девушка шлепнула кота по лбу и столкнула с подушки на пол.
Графит посмотрел прямо перед собой ничего не видящим, очумелым взором, мягко завалился набок и вновь уснул.
На кухне продолжали пить кофе и громко перешептываться.
Стэф легла на спину, посмотрела на желтый, облупленный потолок. Можно было спать еще целый час, если бы не тетушкин громовой шепот.
– Конечно, я, может, и не доживу до таких страстей, – сокрушалась тетушка Мила, – но мы должны думать о наших детях и внуках. А еще вот пишут, будто на Солнце появились трещины!
– Мила, ты только вдумайся, как могут появиться трещины в огненном шаре? Ты знаешь, ведь Солнце представляет собой огромный огненный шар, по сравнению с которым наша планета…
– Зина!
– Что «Зина»? Выпей-ка лучше чаю с мятой. Очень хорошо успокаивает. А твой кофе сведет тебя в могилу. И если не прекратишь нести всякую околесицу, я уйду.
– Меня скорее сведет в могилу твой невообразимый спортивный костюм. И цвет волос.
– Чем тебе не нравится мой костюм? У нас на рынке все такие носят.
«С добрым утром», – сказала сама себе Стефания и накрыла голову подушкой, пытаясь забыться хотя бы в легкой дремоте. Но тут в прихожей раздалась трель телефонного звонка, и тетушка прошелестела по коридору на его призыв, охая и вздыхая по поводу очередного тайфуна, который пронесся над островами Огненного кольца.
– Нет, это просто возмутительно! Сегодня – выходной, а вы беспокоите ребенка с самого раннего утра! Какая машина? Когда?
В голосе тетушки Милы зазвучали металлические ноты, а жесткие интонации стали уж и вовсе беспрекословными. Таким голосом она вполне могла бы убедить вернуться на свои прежние места и теплое течение Гольфстрим, и ставшие такими непоседливыми блуждающие магнитные полюса Земли, если бы это ей вообще пришло бы в голову.
– Стэфочка, детка, тебе звонят с работы. Говорят, надо срочно куда-то ехать, – тетушка Мила вошла в комнату, неся на лице скорбное выражение невосполнимой утраты, – подойди к телефону, узнай, что там случилось.
Стэф слушала сердитое жужжание в телефонной трубке и ковыряла ногтем бронзовую краску деревянной рамы, обрамляющей тусклое, древнее зеркало:
– Хорошо, Александр Николаевич. Я буду готова. Да, я успею. До свидания.
Она положила трубку и уставилась на свое зеленоватое, волнистое отражение. Собрала волосы в пучок на затылке, сурово нахмурила брови. Скорчила рожицу. Вздохнула. Показала сама себе язык: «Дура! Надо было придумать что-нибудь на ходу. Про больной зуб, про сломанный кран и сантехника, про что угодно – лишь бы остаться в этот день дома!».
Она взяла с телефонной тумбочки какой-то позапрошлогодний гламурный журнальчик, который так обожала перелистывать тетушка Мила. Прочла на затертой обложке анонс статьи «Как сделать босса своим союзником». Попыталась представить в роли своего союзника главного редактора отдела оперативной информации Шестакова. Но ничего не вышло.
– Что случилось? – выросла у нее за спиной тетушка Мила, – куда ты собралась? А завтрак?
– Я успею позавтракать. Шеф звонил. Придется сегодня поработать. Очень ответственное задание. Сказали, что доверить могут только мне.
Услышав кодовую фразу «ответственное задание», тетушка гипнотически преобразилась и метнулась на кухню.
– Я знала. Я верила, что ее способности оценят по достоинству, – делилась с Зиночкой Мила, пока Стефания умывалась, – Господи, ну кому же, как не ей!..
– Ешь не спеша. Так лучше переваривается пища, – суетилась тетушка, когда Стэф уселась за стол, – одежду я тебе уже приготовила. Там в комнате, на стульчике. Думаю, к твоей шелковой черной юбке очень подойдет мамина белая блузка. Помнишь, та, с оборочками?
– Хорошая блузка, хорошая, – поддакнула Зиночка и сочувственно поглядела на девушку.
Стэф спокойно пила кофе и ела бутерброд с маслом, глядя перед собой отсутствующим взором. Лицо ее было непроницаемо. Она лишь кивнула в знак согласия.
Уже стоя на пороге, Стэф поцеловала тетушку в напудренную щечку:
– Спасибо, Мила, ты очень заботливая. Пока-пока!
Выйдя на лестницу, девушка спустилась этажом ниже и позвонила в дверь, оббитую коричневым, потрескавшимся дерматином.
Дверь открылась, и на пороге возник белобрысый, худощавый парень лет восемнадцати, в прозрачной сетчатой майке и шортах. Его заспанные щеки еще не отошли от розовеньких рубцов, оставленных подушкой, но глаза уже взирали на окружающий мир с выражением усталого скепсиса, свойственного лишь глубоким циникам и тем, кто просто очень долго жил на этом свете.
Оглядев соседку с ног до головы, ее белые оборочки и черную дореволюционную юбку, он не удержался и хмыкнул.
– Костыль, у меня только две минуты, – сказала Стэф, – поэтому я убью тебя, когда вернусь. А сейчас перейдем к делу.
– Ну что ж, проходи.
Ровно через две минуты Стэф вышла из квартиры, совершенно преобразившись. Теперь на ней были надеты потертые голубоватые джинсы, кроссовки и красная футболка. Кудрявые пышные волосы стянуты на затылке в тугой узел.
– А ты не боишься, что когда-нибудь я спалю эту лягушачью кожу, которую ты каждый раз сбрасываешь, выходя из дома? – сказал Костыль, лениво почесывая под майкой худые, ребристые бока.
– Но ведь тогда тебе придется бросить свой компьютер и отправиться спасать меня из лап Кощея Бессмертного.
– Как угодно, – пожал плечами Костыль, – рано или поздно ее спалит кто-то другой. Только без рук! – он привычно и ловко увернулся от затрещины.
Стэф, промахнувшись, погрозила ему кулачком и побежала вниз по лестнице.
– Но я мог бы взять с собой ноутбук, – помедлив немного, обратился парень к коричневым дерматиновым трещинам.
– Повезло тебе с девчонкой, – порадовалась за подругу Зиночка, когда тетушка Мила, проводив племянницу, вернулась на кухню, – такая послушная. Положительная. По нынешним временам – просто чистое везение.
– Это ей повезло со мной, – заявила тетушка Мила и налила себе очередную порцию кофе, – с тех пор, как мой братик с невесткой ушли из этого мира в лучший, я – единственный для Стэфочки человек, на которого она может опереться. И один Бог знает, чего мне стоило вывести ее в люди. И если Стэфочка будет прислушиваться к моим советам, то сможет чуть-чуть подрасти в карьерном смысле. Может быть, даже замуж выйдет. Будет, конечно, непросто выдать ее…
– Почему? – удивилась Зина.
– Видишь ли, – несколько замялась Мила, но лишь для вида, поскольку коснулась темы, которую ей давно хотелось с кем-нибудь обсудить, – Стэфочка вообще-то – того…
– То есть? – в полном недоумении вскинула брови Зина.
– Со странностями, – Мила перешла на шепот и почему-то огляделась по сторонам, – еще с детства. И только моя несгибаемая воля и железный характер удерживают Стэфочку в приемлемых рамках социума…
* * *
– Ну и где же это чудо? Стоим уже пятнадцать минут, – Александр Николаевич Шестаков посмотрел в зеркало заднего вида, закурил и зло вышвырнул спичку из окна машины.
– Успокойся, Николаич, – умиротворенно заметил водитель, откинулся на спинку сидения и сдвинул кепку на нос, – не надо было на пятнадцать минут раньше приезжать. Она хоть и приходит в самый последний момент, но никогда не опаздывает. Так что у нас есть еще три минуты, чтоб вздремнуть. Ты нас всех поднял в такую рань! И к ней ты зря придираешься.
– Зря, говоришь? Какое там! Это же не журналист, а ходячая гуманитарная катастрофа! На прошлой неделе прямое включение запорола! Как я теперь буду объясняться со спонсорами?
– А мне понравилось. Я вот раньше, к примеру, и не знал, что «Элефант» переводится как «слон». И что слоны, избавляясь от присосавшихся пиявок, могут брать хоботом палку и соскребать ею кровососов. Такие штучки, между прочим, зрителю нравится. У тебя, как это… рейтинг повысится.
– Давление у меня повысится! Это было прямое включение с открытия международной ярмарки, а не бродячего цирка. Она же бросила камень в огород самого Лещинского! Слышишь? Ле-щин-ско-го!!!
– Ничего она не бросала. Это – эзоповский язык.
– Эзопов язык.
– Пускай так.
– В любом случае наша компания выживает только благодаря помощи того самого слона-элефанта. Тебе нравится твой «Лэнд Крузер»? – Шестаков похлопал по обивке кресел и передней панели, – все эти штучки с кондиционерами, коробками передач, музычкой и прочей хреновиной? Так вот, не забывай: эта тачка у нашей компании появилась только благодаря Лещинскому. Это – его тачка. А вот переход на цифровое оборудование теперь нам может только сниться.
– Да он, поди, уже и забыл об этой истории.
– Как же. На днях нашему Главному уже звонили из Корпорации насчет Стефании.
– А что хотели? Уволить требовали?
– Нет. Ты не поверишь – аккредитовали на сегодняшнее мероприятие. Потому – мы здесь.
– Шутишь! Так это же здорово!
– Ничего в этом хорошего нет. Это подстава. Меня хотят снять, и им нужен повод. Еще один скандальчик.
– Слону не нужен повод, чтобы пиявку… – начал было Виктор и тут же осекся, увидев, как лицо Шестакова наливается свекольным цветом.
– Это я – пиявка?!
– Стоп, Николаич! Согласен, шутка не удалась! – Виктор, сдаваясь, поднял руки вверх, – лежачего не бьют. Мы – не пиявки-дармоеды и не питаемся подачками. Мы отрабатываем рекламой.
– Кому она нужна, такая реклама, – Шестаков махнул рукой, – рекламировать в Нурбакане Корпорацию Лещинского все равно, что рекламировать воздух или воду. Он – везде, и он – всё. А мы никто, и зовут нас – никак. Но наша пигалица не понимает, что в данном случае нужно тщательней подбирать выражения. А вот и она, кстати.
Шестаков высунулся в окно и махнул рукой:
– Пошевеливайся, наказание.
Стэф подошла к машине и остановилась, нахмурив брови:
– Куда ехать?
– В таком виде можно ехать только в Нижние Выселки, на областной конкурс машинного доения. Садись быстрее, мы опаздываем.
– Мы уже опоздали, – буркнула Стэф, забираясь на заднее сидение
– В смысле?
– Коров начинают доить часа в четыре утра. Или они до сих пор терпят? Ждут, когда мы приедем?
– Бедные коровы! Как мне жалко вас! – пропел первые ноты похоронного марша Виктор.
– Дошутишься сейчас у меня, Витя. Ты свой лимит импровизаций на сегодня уже исчерпал. Ну и коллективчик! За что ты меня так наказываешь, Господи?.. Ты отправляешься на благотворительный детский бал или что-то в этом роде, – сказал Шестаков, обращаясь к Стэф, – его проводит «Элефант» в торговом центре «Южное Сияние». Начнется через час. Успеете. Оператор доберется туда сам, на своей машине, так ему удобнее. И кстати, это не мое решение. Тебя заказали спонсоры. Не знаю уж, за какие такие «заслуги». А ты, Витя, сначала выбросишь меня возле речного училища. Заберешь на обратном пути. Я как раз управлюсь.
– А Вы не поедете на бал? – уточнил Виктор.
– Нет. Не хочу быть свидетелем очередного позора. Лучше напьюсь для быстрейшего достижения стадии полного пофигизма.
Шестаков, спустив пары, умолк. Так и ехали они в полном молчании, выбирая улочки поспокойнее и потише, пока не остановились перед большим двухэтажным зданием сталинской постройки – с белыми оштукатуренными колоннами и барельефами, изображавшими наиболее яркие вехи в строительстве социализма. Здание чем-то напоминало сельский дом культуры.
– Можете десантироваться, – прокомментировал завершение поездки Виктор.
Об этой его забавной особенности в телекомпании буквально ходили легенды. Говорили, будто бы Виктор ни разу не повторялся в таких случаях, и что из его подобных комментариев уже можно составлять большую энциклопедию. «Попрошу покинуть дирижабль!», – мог сказать он съемочной группе после возвращения с задания. Или: «Осторожно! Причаливаемся!», или «Трап подан!», или еще что-нибудь в этом роде. Но ни разу он не произносил скучного «Пока», «До свидания» или «Приехали».
Шестаков легко выпрыгнул из машины, бросив на ходу девушке: «Только без фокусов!», и побежал вверх по массивным ступеням главного входа.
Стэф посмотрела ему в след:
– Интересно, что такого может происходить в речном училище в субботу утром, что стало бы поводом напиться?
– Говорят, директор училища – школьный приятель Шестакова – получил звание какого-то там заслуженного педагога. Сейчас начнется торжественная часть, а потом, понятное дело – обед-фуршет и все такое. Тонкая, недоступная простым людям аристократическая жизнь. Впрочем, Золушка тоже сейчас отправится не куда-нибудь, а на бал. И, может быть, встретит там своего принца, – и Виктор, глянув на Стефанию в зеркало заднего вида, ободряюще подмигнул.
Напевая под нос «Тореадор, смелее в бой!», он нацепил на нос темные очки, включил радио и под звуки местного нурбаканского шансона направил внедорожник к более оживленным городским автомагистралям.
Стэф откинулась на спинку сидения и прикрыла глаза, рассчитывая хотя бы на кратковременный, мимолетный сон. Но буквально через несколько минут резкое торможение спугнуло робкую дремоту: внедорожник попал под красный свет и теперь останавливался на каждом светофоре.
– Что сейчас читаешь, дядя Витя? – спросила Стефания водителя, не открывая глаз.
– «Паразиты мозга». Это – вещь, скажу я тебе! Там, рядом с тобой должна лежать. Только закладку не вырони.
– А как же «Мнимости геометрии» Флоренского?
– Каюсь. Не дочитал. Не одолел я эти «мнимости…».
Стэф нашла на сидении потрепанную, зачитанную чуть ли не до дыр книгу, взяла в руки, с трудом прочла на затертой обложке «Колин Уилсон. «Паразиты мозга» и улыбнулась, задумавшись о парадоксах жизни.
Вот – дядя Витя. Простой водитель, всю жизнь за баранкой просидел. И даже со своей женой познакомился, сидя за рулем, «в процессе, так сказать, вождения», как он любил выражаться. Но любую свободную минуту он тратил на чтение. Причем читал все в подряд и взахлеб: «Охоту на овец» Харуки Мураками, «Предназначение души» Майкла Ньютона и «Блуждающее время» Юрия Мамлеева. Он засыпал в ожидании съемочной группы, прикрыв лицо размышлениями Бехтерева «Человеческое бессмертие как научная проблема» и кощунственным образом пачкал переплет исторического детектива «Заговор бумаг» обеденным соусом от котлет. А всезнайка Костыль, родившийся с монитором вместо головы, вообще не подозревает о существовании книг: таких бесполезных штучек, сшитых из множества бумажных листочков.
– Как работается тебе в нашей конторе? – остановившись на очередном светофоре, Виктор незаметно, но внимательно посмотрел на девушку в зеркало заднего вида.
– Что? Ах, да. Нормально. Нормально работается.
– Да брось, знаю, что тяжело. У Шестакова характер сложный. Но мужик он нормальный. На него можно положиться. Вот если бы не его метод «японского эскалатора»…
– Чего-чего? – заинтересованно переспросила Стэф, – какого эскалатора?
– Это я в одной книге про японские обычаи вычитал, – объяснил Виктор, – у них, у японцев этих, продвижение по служебной лестнице и все прилагающиеся к этому блага зависят, прежде всего, от того, сколько ты на фирме проработал. Можешь рогом упираться, землю рыть, но если ты «зеленый юнец», – подтяни потуже пояс и помалкивай. Жди своего времени. Короче, занял свою ступеньку на этом самом эскалаторе, а дальше он тебя сам повезет, и не стоит попусту брыкаться.
Загорелся зеленый свет. Виктор замолчал на какое-то время, выполняя сложный маневр на перекрестке, а затем продолжил:
– Поэтому Шестаков никогда не дает журналисту в первый год его работы, будь тот хоть Опра Уинфри, хорошую тему. Это у шефа называется, как ты знаешь, «поработать на навозе». И он очень болезненно переживает, если его система по каким-то причинам дает сбой. Как в твоем случае. Кстати, как это тебя занесло на открытие ярмарки?
– Антонина заболела. Некому было заместить, кроме меня.
– Ах, вот оно что! Теперь Шестаков голову пеплом посыпает. Готов накрыться простыней и ползти в сторону кладбища.
– Из-за пиявок?
– Из-за них самых. Говорит, что из Корпорации, якобы уже звонили, тобой интересовались. Приготовился тебя увольнять, но я отговорил… Эй, ты чего так побелела? Чисто – мел! Я же пошутил.
– Насчет звонка?
– Нет, насчет увольнения. А что звонили, так это правда. Наверное, заценили твой креатив. Видишь вот, пригласили освещать. Но Шестаков – нет, не заценит. Такой вот у нас эскалатор. Такая вот у нас…
Виктор не успел договорить и резко нажал на тормоз. Джип остановился как вкопанный, и Стефанию бросило лицом на спинку переднего сидения.
Поблизости взвыла сирена, замелькали тревожно сигнальные огни. Мимо, прижав «Ланд Крузер» к обочине, пронеслись две пожарные машины, а вслед за ними – реанимационный желтый фургон.
– Что за напасть? – озадаченно посмотрел им вслед водитель, – наверное, что-то серьезное.
– Тогда наши ребята с радиостанции наверняка уже знают, – предположила Стэф, – настройся на них, дядя Витя.
Виктор вручную настроил радиоприемник и прибавил громкости.
«…только что стало известно о сильном пожаре, который начался в культурно-развлекательном центре „Южное Сияние“ в районе Эмиратов, – голос ведущего был встревожен, – как сообщают очевидцы, которые сейчас звонят прямо в студию, пожар возник на крыше центра и теперь быстро спускается по обшивке фасада на нижние этажи здания. Ситуация принимает особо драматическую окраску: сегодня здесь проводится много мероприятий, центр заполнен людьми. Близко к очагу пожара расположен детский игровой комплекс, где сейчас проходит благотворительная акция для детей-сирот. Эту акцию организовала корпорация „Элефант“. По предварительным данным, на мероприятии должен был присутствовать сам Глава корпорации Вадим Лещинский. Есть риск, что игровой комплекс может быть блокирован распространяющимся огнем».
– Вот тебе раз! – Виктор в сердцах стукнул кулаком по рулю, – бедные детишки! А нам-то теперь что делать? Ехали на бал, а приедем на пожар?
– Так и сделаем, – помолчав немного, тихо сказала Стэф, и в ее голосе Виктор уловил какие-то новые интонации, – вперед, дядя Витя! Поднажми. Будет Шестакову сюжет.
– Слова не мальчика, но мужа, – оценил ее решимость Виктор, – позвольте Вам категорически не возразить.
В следующие минуты внедорожник показал на забитых транспортом улицах невероятную маневренность, сравнимую разве что с гоночным мотоциклом. Самым фантастическим образом Виктору удалось сесть на «хвост» огромному красному ЗИЛу с белой полосой. И теперь они ехали с большой скоростью, минуя все светофоры.
Стэф, вцепившись в спинку переднего сидения побелевшими пальцами, по-прежнему была внешне спокойна.
Сохранял хладнокровие и Виктор. Он лишь успел снять солнцезащитные очки и забросить их в бардачок, да сделал погромче радио.
«… На месте происшествия уже работают несколько пожарных расчетов, и с каждой минутой подъезжают новые, – продолжал ведущий эфира, – но почти вся площадка перед входом забита личным транспортом. Эти машины приходится растаскивать чуть ли не на руках, чтобы пропустить пожарных и фургоны „скорой помощи“! Секундочку… вот еще один звонок. Нам говорят, что делаются попытки выдвинуть пожарную лестницу, но она достает только до одиннадцатого этажа. Не дотягивает до огня и напор водометной пушки, а финская спецтехника, которая может поднимать пожарных на высоту до пятидесяти этажей, застряла где-то в автомобильной пробке. Люди начинают прыгать из окон, хотя подъехавшие пожарные еще не растянули тенты!.. Им пытаются помочь простые горожане. Кто-то уже по крышам машин забрался на бетонный козырек здания и пытается сорвать с него рекламные растяжки. Наверное, их хотят использовать вместо тентов. Но выдержат ли они? И еще… пожарным никак не удается оттеснить от стен здания зевак, хотя люди в толпе подвергаются большой опасности – сверху уже начали падать куски горящей обшивки… Одна из них попала прямо на крышу расположенного рядом кафе!..».
– Не передумала? – спросил, не оборачиваясь, Виктор.
– Нет, – коротко и жестко ответила Стэф.
Буквально на плечах одного из пожарных расчетов «Лэнд Крузер» влетел на автомобильный мост, соединяющий берега обширного водохранилища. Отсюда уже было видно, как на противоположном берегу высотное здание торгового центра окутывается клубами черного дыма с прожилками пламени.
Виктору пришлось оставить машину за добрую сотню метров от высотки. Дальше протиснуться было невозможно. На площади перед центром скопилось около десятка пожарных расчетов и бригад «скорой помощи». Под вой сирен к горящему зданию подъехали еще три пожарные машины, большие, как паровозы. В тревожную какофонию звуков вклинивались усиленные мегафонами призывы удалиться на безопасное расстояние и убрать автомобили. Бойцы пожарного гарнизона в брезентовых куртках, блестя на солнце белыми касками, тянули к зданию торгового центра все новые и новые пожарные рукава.
– Ну, и что теперь дальше? – озадачился Виктор, – искать здесь нашего оператора, все равно, что иголку в стоге сена. Что будем делать?
– Знаешь, дядя Витя, я передумала. Не нужен мне ваш оператор, – неожиданно заявила Стэф и открыла дверцу машины.
– А кто ж тебе нужен? – машинально переспросил Виктор.
– Кто? – Стеф сделала паузу, а потом взглянула исподлобья так, что у Виктора вдруг нехорошо замерло сердце, – Золушке нужен ее Принц.
И Стефания, стремительно выпрыгнув из машины, стала продираться сквозь толпу зевак к самому входу.
– Эй, не дури! – закричал ей вслед Виктор, понимая, что это бесполезно.
«Совсем без тормозов девчонка! Сейчас таких дров наломает!» – подумал он, плюнул в сердцах, выдернул ключи зажигания и тоже выскочил из машины.
От всеобщего грохота, криков, гудков машин у Виктора заложило уши, а то яркого света и едких, химических запахов защипало в глазах.
Он толкался, кричал, звал Стэф, но при этом словно слышал и видел себя со стороны, почти ничего не чувствуя по поводу происходящего. Резкая смена событий повергла его в эмоциональный ступор.
Людской поток подхватил его, и против своей воли Виктор оказался почти у самого входа в торговый центр. Ему на руки упала женщина, только что выбежавшая из здания. Пожарные окатили пострадавшую водой, но одежда на женщине продолжала тлеть. Виктор, сразу промокший под потоками воды, подхватил ее, понес к ближайшей скорой, передал врачам и вернулся обратно.
– Эй, мужик! Помоги! – окликнули его, ухватив за плечо, – держи одеяло.
Вместе с другими Виктор побежал к стене здания, расталкивая зевак, спотыкаясь о шланги, провода, перевернутые столики уличного кафе, стал под окнами и растянул одеяло, чтобы принять тех, кто решится прыгнуть из окна. Сердце его бешено стучало, а руки тряслись. Но он мертвой хваткой вцепился в свой угол полотна, стараясь натянуть его как можно сильнее, и почему-то без конца повторял засевшую в мозгу дурацкую с учетом ситуации фразу: «К черту японский эскалатор! К черту японский эскалатор! К черту…».
Все происходящее оглушило Стэф, понесло за собой подобно снежной лавине. Ее толкали со всех сторон, она запуталась в шлангах и чуть не упала. Ей что-то кричали, тянули за собой. Какая-то обезумевшая женщина схватила Стэф за плечи и затрясла, выкрикивая ей прямо в лицо: «Мой мальчик!.. Где мой мальчик?!».
Людской водоворот, в панике смявший оцепление, подхватил девушку и, стиснув, словно клещами, повлек прямо к дверям парадного входа, где в клубах едкого дыма она совсем перестала видеть и потеряла способность хоть немного соображать.
Где-то сверху раздался резкий звук лопнувшего стекла, в толпе снова закричали, и на голову обрушился бритвенный дождь осколков. Ей резануло щеку, но ни страха, ни боли она не ощутила.
Вдруг чья-то рука схватила ее и резко дернула с места. В следующую секунду туда, где она только что стояла, с противным визгливым звуком рухнула огромная стеклина и взорвалась, словно граната. Но Стэф была уже в безопасности.
Высокий, худощавый мужчина в разорванной, обгоревшей рубашке оттащил ее под навес, к самой стене. На руках у него была девочка лет пяти с голубым бантом в спутанных волосах. Онемев от испуга, она таращила на Стэф огромные зеленые глаза. Стэф хорошо запомнила ее маленький, испачканный сажей носик и дрожащий подбородок. Мужчина прижал их к себе, закрыл спиной и только скрипнул зубами, когда пара особенно крупных осколков зацепила его плечо.
– Нормально, нормально, – повторял он шепотом, касаясь губами ее щеки.
Стэф, слегка отстранившись, взглянула на него, и ноги ее подкосились. Это был Лещинский. Лицо его тоже покрывала копоть, но она без труда узнала бы его среди тысячи таких же закопченных лиц.
– А мы уже с Вами встречались! Ну что, пресса, жаркий сегодня выдался денек, не правда ли? – спросил он Стэф и широко, азартно улыбнулся.
Она смотрела на Лещинского, не в силах оторваться, забыв обо всем на свете. Сейчас, в эту минуту единственным, что стало важным для нее отныне и навсегда, были его серые глаза и то, что она в них увидала, то, к чему неосознанно и изначально стремилась – бесконечную свободу, неутолимую жажду жизни и невероятное наслаждение абсолютно всеми ее, даже самыми мучительными и приносящими страдание, проявлениями.