* * *
За время нужных мне исследований я узнала другую Москву. В ней люди медленно выходят из машин, никто не бежит, в руках файлы или пакеты с бумагами, и их как-то бережно несут, а еще всегда наготове мелочь для голубых бахил. С кем-то я виделась в коридорных очередях в разные дни в разных концах города. У болезни своя теория вероятности, и параллельные прямые в ней легко пересекаются.
Мне сказали, что в моем случае, вероятнее всего – сначала операция, потом химиотерапия. Но это была «подвешенная информация» – сроки, даты, приоритетность – все было приблизительным. В таком тумане можно ехать только очень медленно, и это расслабляет, усыпляет. Трясинное такое чувство… Но мы с Лё «гнали события», нам нужны были даты.
Медицинский консилиум был назначен на 14.00 в поликлинике Герцена. Петр Палагин – врач и друг – отменил свой прием и поехал на мой. Мы явились сильно раньше – повезло не попасть в пробки. Купили мороженого и сели ждать верную делегацию: Оля отменила встречи, Маша ушла с пар в институте, Рома договорился на работе. В 13.50 мы были у нужного кабинета. Напротив и рядом сидели мужчины и женщины, у каждого в руках или на коленях папка с бумагами. Личное дело болезни.
Мы заняли очередь и традиционно ушли к окошку в конце коридора. 14.30. 14.50. Консилиум не начинается, очередь спокойна. 15.00. Я не выдерживаю, иду к кабинету, спрашиваю у одной из женщин: «Простите, на какое время вам назначили?» – «На 14, девушка, всем на 14». Возвращаюсь к окну. У всех моих были планы на «после консилиума», мы не знали точно, как долго он может идти, но чтобы он вообще не начинался!.. Консилиум – время, где человеку дают «маршрут» в его болезни. От верного «построения» которого много чего зависит. Жизнь зависит. Врачи консилиума – навигаторы для тех, кому предстоит проехать сложным маршрутом. С гарантированно аварийными ситуациями, и без страховки. В каждой болезни своя система all inclusive. Все включено. А дорога начнется с этого коридора.
15.35. Не торопясь, переговариваясь друг с другом, три консилиумных доктора вошли в кабинет. Двое мужчин под 40 и девушка, похоже, интерн. Вызвали первую женщину. Я билась в углу окна, говорила, что надо уходить, потому что не поверю ни слову врачей, которые так вольно распоряжаются временем своих пациентов. «Ну, бывает… ну, может, они после операции задержались… или пробка…» – Маша кроила белый флаг тем, кто не позволил себе минуты извинения в сторону молчащей, собранной у кабинета нитке пациентов.
Моя очередь. Зашла уже взведенная, но обещала Лё держать себя в руках. «Разденьтесь до пояса, – врач полистал мои бумаги, подошел и сказал девушке (действительно интерну), – Видишь, вот этот лимфоузел у нее…» Следующие пять минут я была пособием. Непосредственно ко мне, так, чтобы я была в фокусе доктора, обратились словами: «Ну, что ж, у вас не простой случай, агрессивный рак, и вы же хотите хорошую химию, так?» Я спросила: «Кто-то хочет плохую, доктор?» Врач называл лекарства, названия которых мне ни о чем не говорили. Врач ничего не объяснял, жонглировал ценами и побочными эффектами. Сказал, что да – это дорого, но такая химия может меня спасти. Второй доктор смотрел в телефон, девушка, казалось, чувствовала себя неудобно. «Доктор, вы сейчас мне рецепт выписываете или гарантию?» – я быстро оделась, попросила свои бумаги «взад» и вышла вон.
Потом мы долго сидели на красивом крыльце старинного здания поликлиники. Все везде опоздали. Оля звонила знакомой, компания которой занималась закупкой препаратов для химиотерапии, узнавала наличие и цены. Дети курили. Оля звонила дальше – теперь насчет квот препаратов в больницах. Мы «кинули» консилиум, и было не ясно, куда теперь двигаться. Петя предложил поехать в сторону ужина и пошел за машиной. По дороге я вспомнила, как в одном медицинском центре врач-гинеколог сказала – молодая для рака-то. Если бы пришла к ней с беременным животом – стала бы старородящей. Очень краткое время нормы у наших гинекологов, но один раз я успела в него попасть. Правда, тогда на мой живот сказали – молодая больно, в девятнадцать-то рожать. Мой бывший живот ехал на переднем сиденье Петиного микроавтобуса, работал, учился в аспирантуре МГУ, был ярко-рыжего цвета, и явно ждал возможности покурить.