Пролог
Оборотни в Норд-Йорке
Здесь всё чужое и пахнет чужим. Здесь снег грязен и обращается на закованной в камень земле в липкую, смешанную с гарью кашу. Здесь змеятся толстенные трубы, разветвляются, вздымаются, выныривая из-под ног скелетами мёртвых деревьев. Здесь ненавидяще шипит пар, прорываясь из-под вентилей.
Здесь правят Железо и Пар.
Здесь подводят и глаза, и нюх. Инстинкты, выручающие в лесу, тут могут погубить.
Брат и сестра замерли на краю леса, пусть чужого, пусть под властью Короны, но всё-таки леса, не забывшего, кого он укрывал своими ветвями задолго до того, как здесь обосновались подданные Её Величества.
Волк и медведь слились с густым подлеском. Небеса сеяли поздним снегом, зима и не думала уходить на покой; впереди Норд-Йорк светился бледными огнями газовых фонарей, острые глаза оборотней различали кольцо паровичков на самой окраине, где выгружался из вагонов отпахавший долгую смену работный люд.
Они не уходили. Не уходили и не перекидывались, молча укрываясь под снежными завесами, словно ждали какого-то им одним ведомого сигнала.
Волка недвижно застыла, припав к земле, снег запорошил шкуру, обращая оборотня в невидимку. В двух шагах пройдёшь – ничего не заметишь.
Медведь же, напротив, беспокойно мерил мягкой рысцой полянку, то вперёд, то назад. То и дело выглядывал через просвет в подлеске, туда, где темнели мрачные многоэтажные громады окраинных домов, обводил глазами желтеющие окна, где один за другим вспыхивали огни.
Таньша посматривала на брата, но молчала.
Оборотни ждали.
И, хотя именно медведь пялился всё время на поля, отделявшие кромку леса от городской окраины, первой вскочила на лапы Волка.
Опоздав всего на миг, замер, весь подобравшись и словно готовясь к броску, Медведь.
От окраинных домов Норд-Йорка, едва заметная в подступающих сумерках среди падающего снега, торопилась, мчалась, бежала, не щадя роскошной пушистой шубки, крупная бело-палевая кошка.
Таньша оскалилась, глухо зарычала, глаза Волки вспыхнули. Медведь нагнул голову, из пасти вырвалось злобное ворчание.
Кошка словно точно знала, куда бежать. Она не сбавляла скорости, она не глядела по сторонам, мчалась стремительно и к одной ей ведомой цели.
Оборотни встретили её у самой кромки леса. Кошка резко замерла, увидев их, спустя миг – так же резко мяукнула. Закружилась на месте, словно призывая идти за собой. Мяукнула снова, протяжно и горестно, словно заплакав.
Таньша яростно клацнула зубами. Медведь зарычал, размахнулся когтистой лапой – на стволе ближайшей сосны остались длинные царапины.
Кошка ещё раз крутнулась на месте, сделала несколько шажков к краю леса. Остановилась, обернулась, снова вопросительно оглянулась на оборотней.
Они в свою очередь переглянулись, и Медведь первым решительно вышел на открытое место.
До окраины Норд-Йорка они пробирались почти что ползком, какими-то рвами и канавами, пока под лапами кошки, медведя и волка не оказалась сырая брусчатка.
Вечер уже вступил в свои права. Оборотни и кошка остановились на задах высокого кирпичного дома, уродливого и узкооконного, с фасадом, оплетённым трубами паропроводов и железными скрепами пожарных лесниц. Все трое забились в самый глухой угол.
Кошка как ни в чём не бывало выбралась на середину двора. От помойки порскнуло несколько серых крысюков, но Ди не обратила на голохвостых тварей никакого внимания. Огляделась, мяукнула, словно давая добро.
В тёмном углу, где прятались оборотни, сгустился на миг плотный, непроглядный туман. А потом из него вышли двое – крепкий, рослый мальчишка-подросток, шириной плеч не уступавший взрослому, и стройная высокая девушка с тщательно убранными под шляпку волосами.
На них была обычная одежда городских низов Норд-Йорка. Длинные драповые пальто, сапоги и меховые полуботиночки, у девушки на шее висела муфта, мальчишка прятал широкие ладони в карманах.
Кошка Ди критически оглядела их с ног до головы, одобрительно мяукнула.
Таньша коротко взглянула на брата, слегка тронула его за плечо, и они оба двинулись к кольцу паровика. Кошка немедленно свернулась у Медведя за пазухой. На широкой его груди места было вдоволь.
На них не обратили внимания. Рабочий люд как раз проехал, разгружались последние припоздавшие. Усталые обитатели норд-йоркской окраины торопились добраться до своих квартирок, комнат и углов, повернуть краны паровых обогревателей, чтобы хоть ненадолго изгнать липкий и мокрый холод, проникающий, казалось, аж до самой сердцевины костей.
Предусмотрительно захваченная с собой в путь чужая одежда, которую Медведь всё это время таскал в своих сумках, позволила им раствориться в сыром городе. Брат и сестра так и не сели на паровик. Дворами и мусорными аллеями, переходя со «стрита» на «роуд» и обратно, меняя улицы, они медленно углублялись в город, старательно подражая во всём его обитателям. Очень помогало, что в Норд-Йорке жители закрывали низ лица маской или шарфом от вечной угольной гари, потому едва ли кто-то сумел вот так вот, походя, опознать в них обитателей земель, лежащих за Карн Дредом.
Тем не менее чем дальше уходили они от окраин, тем чаще поглядывали на них патрульные бобби. Брат и сестра одеты явно бедно, а направляются в богатые, благополучные, благородные районы Норд-Йорка… того и гляди, кто-то из полицейских мог проявить бдительность.
И Всеслав наконец решил не рисковать.
Он присел на корточки возле железного люка, что-то коротко звякнуло, и тяжеленная крышка откатилась в сторону. Брат и сестра бесшумно скользнули вниз по ржавым шатающимся скобам, не забыв аккуратно прикрыть за собой горловину канализационного колодца.
Вонь шибанула в нос, заставив Таньшу шипеть и ругаться вполголоса. Всеслав остался молчалив, он быстро шагал вперёд, словно точно зная, куда им нужно. Тоннель разветвлялся, в него вливались другие, зловонные потоки нечистот устремлялись к несчастной Мьёр, однако оборотни старались ни на что не обращать внимания. Они шли молча и быстро, Диана порой высовывала усатую мордочку из-за пазухи Медведя и тотчас пряталась обратно.
Всеслав шагал с прежней уверенностью, как и в тот день, когда выводил Молли подземными коридорами к эллингу «Геркулеса». Во всяком случае, сперва.
Таньша же с каждым шагом хмурилась всё больше. Порой останавливалась, принюхивалась совершенно по-волчьи. Потом тронула брата за рукав. Молча качнула головой, указывая на низкий и тёмный боковой ход.
Медведь тоже застыл, с шумом втянул воздух. Покачал головой, что-то негромко и вопросительно проговорил хриплым, едва слышным шёпотом.
Сестра Всеслава пожала плечами. Оба они застыли возле арки, вслушиваясь.
Таньша сделала движение, словно собираясь проделать то самое «локоть-ладонь-пальцы», но Медведь схватил её за предплечье, мол, стой, куда?
Не время.
Но дальше они шли куда осторожнее, часто замирали, прислушиваясь и принюхиваясь у боковых ответвлений, словно ожидая нападения.
Но мало-помалу, видать, встревожившее их ощущалось всё меньше и меньше. И наконец пропало вовсе, осталось где-то там, за тёмными арками, – словно спящий зверь, так и не пробудившийся в тайном логове.
Таньша, в последний раз остановившись, медленно и с укором покачала головой, словно желая сказать: «Как же ты так?»
Медведь чуть виновато пожал плечами. Дескать, «всё же обошлось, не так ли?».
Сестра его фыркнула, и они двинулись дальше.
Наконец после долгого пути, занявшего не один час, Всеслав и Таньша остановились. До этого они шли в кромешной тьме, ни разу не споткнувшись и даже не замедлив шага; а теперь встали. В руке мальчишки родился огонёк, тёплый и желтоватый, словно цветок одуванчика летом.
Выведенная чёрными буквами, выцветшая надпись на цементе гласила:
Pleasant Street.
Оборотни замерли. Ди высунулась вновь, муркнула.
Всеслав медленно двинулся по отходившему боковому тоннелю, где пробираться уже пришлось, согнувшись в три погибели.
Таньша за ним.
На поверхность они выбрались, когда в Норд-Йорке уже властвовала ночь.
Весне уже давно полагалось бы зажигать снега, растапливать скопившиеся за долгую зиму сугробы, но казалось, что вьюги и бураны решили в этом году остаться в городе аж до следующей осени.
Приржавевшая крышка поддалась не сразу, несмотря на всю медвежью силу. Брат и сестра оказались в глухом тупике, зажатом меж грязно-кирпичными стенами; над головами злобно и тонко свистел пар, выбиваясь из-под небрежно наложенной худой заплаты.
Оборотни вывернули на улицу.
Конечно, здесь, на Плэзент-стрит, фонарей было куда больше и горели они куда ярче; несмотря на поздний вечер, светились окна пабов и клубов, неспешно двигались локомобили.
Всеслав и Таньша шли к дому номер 14, сестра держала брата под руку. На них посматривали, следовало торопиться.
…Возле дома досточтимого доктора Джона Каспера Блэкуотера стояло аж четыре локомобиля с красно-бело-чёрными розетками. Особый Департамент не поскупился на людей.
Окна дома ярко освещены. Двери широко распахнуты. Туда-сюда бегают озабоченные люди в форме, глухо заливаются лаем несколько бульдогов на поводках и в шипастых ошейниках.
Всеслав потянул сестру за руку, они быстро перешли на другую сторону улицы. Собаки насторожились, шумно принюхиваясь, но вожатые их были слишком увлечены другим.
Из распахнутых дверей одного за другим выводили домашних Молли. Зарёванного, ничего не понимающего братца. Бледную как смерть, шатающуюся гувернантку Джессику, что всё пыталась что-то пролепетать непослушными губами. Угрюмую и мрачную, но глядящую прямо и твёрдо Фанни. Растерянного доктора Джона Каспера, порывавшегося заговорить с надменным офицером Департамента с тремя розетками на шевронах.
Последней волокли маму Молли. Миссис Анна Николь Блэкуотер шаталась, двое департаментских держали её с обеих сторон; одна щека её носила алый отпечаток чужой пятерни – кто-то влепил ей пощёчину.
Их всех бесцеремонно запихивали в локомобили, с лязгом захлопывая дверцы. Из труб вырывались клубы дыма, машины медленно трогались с места, шипя и выпуская пар. У раскрытого, выпотрошенного дома остался караул – трое полицейских и надутый, спесивый, словно индюк, департаментский, немедленно принявшийся отдавать напуганным бобби одну команду за другой.
Всеслав и Таньша прошли мимо, косясь, как и другие зеваки, но не задерживаясь.
На лице Медведя застыло странное выражение. Он словно окаменел, глядя прямо перед собой, но можно было не сомневаться – видит он сейчас куда больше, чем может показаться.
Таньша держала брата под руку, оживлённо размахивала другой – ни дать ни взять девушка, сходившая на удачное свидание. Она беззаботно крутила головой и даже что-то насвистывала.
Чего ей это стоило, сразу же сказала бы Старшая, не лежи та, вся израненная, в своём собственном доме далеко за Карн Дредом.
Пара миновала дом четы Блэуотеров, поднимаясь вверх по Плэзент-стрит. Всеслав явно знал, что делать и куда направляться; Таньша не задавала вопросов, она цепко и внимательно глядела по сторонам, и можно было не сомневаться – Волка крепко-накрепко запомнила каждый поворот, каждую аллею, каждый тупик и каждый люк у них по пути.
Плэзент-стрит кончилась, влилась в просторную площадь с собором и чахлым сквериком перед ним. Вечер всё сгущался и сгущался, людей на улицах становилось всё меньше, зато прибавлялось полицейских. Скоро бедно одетой парочке будет тут совсем неуютно.
Но Всеслав этого дожидаться не стал. Внезапно свернул с площади в небольшой переулок – чистый, тихий и аккуратный, с дорогими добротными таунхаусами по обе стороны, с парой открытых до сих пор кофеен – и решительно постучал в одну из дверей.
Три раза. Пауза. Два раза. Пауза. Вновь три.
Из-за плотно сдвинутых штор не пробивалось ни лучика, и довольно долго на стук Всеслава никто не отвечал.
Таньша даже нахмурилась и взглядом указала на соседнюю крышу… но тут дверь наконец дрогнула, щёлкнул один замок, другой, прошипел засов в хорошо смазанных петлях, и створка распахнулась.
Кошка Ди мягко соскочила с рук Всеслава и мигом исчезла в темноте.
Держа в мясистой, крупной, но подрагивающей пятерне неяркую свечу, на пороге дома застыл дородный джентльмен в запахнутом парчовом халате, что обтягивал внушительное пузо; по одутловатым щекам к подбородку стекали густые бакенбарды, из-под кустистых бровей пристально глядели маленькие глазки. Щёки хозяина были красны, зубы – жёлты от табака. Он был явно встревожен, в опущенной правой руке подрагивал револьвер с богатой отделкой вдоль ствола.
– Мистер Питтвик, – глядя ему прямо в глаза, негромко проговорил Всеслав. – Мы… есть приходить.
– Входите, живо, живо! – прошипел означенный мистер, поспешно захлопывая дверь у них за спинами. – Что вы себе думаете, совсем с ума сошли?! Вы хоть понимаете, чем рискуете?! Послали б весть обычным порядком, я бы сам пришёл…
По его вискам стекал пот.
– Входите, немедленно!
Он почти втащил брата и сестру внутрь.
– Мистер Питтвик, прошу прощения, но обстоятельства не оставили нам иного выбора, – вздохнула Таньша. – Не сомневайтесь, вы в полной безопасности. Нас никто не преследовал, за это я ручаюсь.
– Моя безопасность моей безопасностью, джентльмен рискует и не требует, чтобы при этом ему бы ничего не угрожало, – хмыкнул мистер Питтвик. – Я множество раз говорил – вас самих могут тут схватить!.. – Он покачал головой.
– Мы бы… хотели… – казалось, Таньша с трудом подбирает слова, – мы бы хотели передать вам снадобье. И… и вознаграждение за ценные сведения. Мы всегда держим данное слово.
– Держите-держите, это я и так знаю, – буркнул мистер Питтвик. – Даже себе во вред. Снадобье, не скрою, это хорошо, это очень хорошо…
– Вознаграждение тоже, мистер Питтвик.
– Пхе! – хозяин отмахнулся. – Гиней у меня хватает и так, а ваши деньги – вы же знаете – идут на стоящие дела. Впрочем, это уже не важно. Прошу вас, проходите, проходите! Прислугу я, хе-хе, как раз отпустил. Очень, очень удачно получилось. – Он поставил подсвечник на массивный комод, потёр волосатые руки. – Снимайте ваши кошмарные пальто! Мисс Таньша, вы, как я успел убедиться, наделены тонким вкусом, почему же вы избираете для прогулок по Норд-Йорку такой ужас? В нём, помимо всего прочего, ещё и небезопасно разгуливать по нашим кварталам!
Таньша с достоинством повела тонким плечом.
– Так было нужно, мистер Питтвик.
– Ну, коль нужно, значит, нужно, – сообразил толстяк. – Проходите, проходите! Мистер Всеслав? Про-хо-ди-те!
Медведь нахмурился, встряхнулся, сбрасывая оцепенение.
За богатой прихожей с тёмными резными панелями морёного дуба на стенах открылась гостиная с уютно потрескивающим камином. Здесь стояли массивные высокие кресла с полосатой обивкой; меж окнами примостился диван с низким кофейным столиком; по стенам горели газовые рожки, давая яркий белый свет.
Висело много портретов и светографий в овальных рамках, высился у дверей, что вели дальше в глубь дома, высоченный, под потолок, книжный шкаф, заставленный увесистыми томами.
Мистер Питтвик небрежно положил револьвер на бюро.
– Присаживайтесь, мисс, и вы, мистер. Я так понимаю, случилось нечто экстраординарное, иначе вы передали бы эликсир обычным способом. Пойду, пожалуй, поставлю кофейник, ничто так не способствует беседе, как чашечка ароматного кофе моей собственной варки. Или вы предпочтёте чай, мисс Таньша? Вы, мистер Всеслав?
– Совершенно неважно, мистер Питтвик. На ваш вкус.
– Тогда кофе, – решил хозяин. – Только что доставили свежую партию зёрен, обжарка особенно хороша! Располагайтесь, располагайтесь! Свежие газеты… ах да, мистер Всеслав ведь не читает…
Мистер Питтвик скрылся в направлении кухни, где немедленно что-то зашипело и забулькало.
Всеслав осторожно, словно боясь что-нибудь сломать, аккуратно уселся на край дивана; казалось, он готов сорваться с места в любой момент. Таньша села тоже, но куда более свободно. Длинное скромное платье до пят и чепец делали её похожей на горничную, но Волку это, похоже, ничуть не смущало.
Вскоре хозяин самолично внёс в гостиную поднос и принялся расставлять на кофейном столике чашки.
– Небось такого-то в ваших лесах не пьёте… – приговаривал он. – Мистер Всеслав! Не смотрите на меня такими голодными глазами, честное слово, мне страшно. Может, чем-нибудь закусить? Что-то мясное? Мисс Таньша! Не могли бы вы перевести вашему спутнику, что я…
– Всё бы вам шутить, мистер Питтвик, – светски улыбнулась верволка. Однако обернулась, кивнула брату.
Всеслав одним движением бросил на стол тяжело звякнувшую кожаную сумочку.
– Ну и зачем это сейчас? – кислым голосом осведомился мистер Питтвик. – Скажите лучше толком, что случилось!
– Дело прежде всего, мистер Питтвик, – непреклонно сказала Таньша. – Здесь золотые гинеи. Разной степени износа, разных годов чеканки. Всё, как вы говорили, как полагается для сохранения конспирации.
– Не сомневаюсь. – Хозяин даже не взглянул на кошелёк. – Спасибо, конечно. Гинеи лишними не бывают, особенно когда сбор сведений требует таких расходов. С нужным человечком пообедай, подарок преподнеси, то да сё…
– Откройте кошелёк, мистер Питтвик, пересчитайте.
– Пересчитывать? Помилуй боже, мисс Таньша, вы и ваши меня никогда не обманывали. В отличие от своих… – Он злобно скривился. – Однако, – Питтвик поднёс к губам чашечку с кофе, – вы пожаловали поистине в странное и неурочное время. Я понимаю, случилось что-то из ряда вон и требуется моя немедленная помощь. Я прав?
– Вы правы, мистер Питтвик, – сокрушённо вздохнула девушка-волк, а Всеслав глухо рыкнул, совершенно по-медвежьи.
– Я так и знал. – Толстяк со стуком поставил чашечку. – Что ж, рассказывайте. Чем я могу помочь?
– Если потребуется повышенное вознаграждение, мистер Питтвик, – начала было Волка, но хозяин резко перебил её:
– Мисс Таньша. Поверьте, не все жители Империи – скаредные сребролюбцы, готовые по сходной цене продать родную мать. Вас я не виню – вы ещё слишком юны, но всё-таки пора бы и понять, что я помогаю вам не за деньги и даже не ради эликсира. Если б мне нужен был только он, я давно бы ушёл к вам, за Карн Дред, как мне предлагала госпожа Средняя.
– Мы знаем, – слегка покраснела Таньша. – И ценим, мистер Питтвик, поверьте…
– Я надеюсь, – негромко и очень серьёзно сказал толстяк, – сделать моё Королевство хоть немного лучше. Помочь исправить его ошибки, если, конечно, это называть ошибками, а не преступлениями. Поэтому давайте перестанем толковать о вознаграждениях и поговорим о деле. Деньги деньгами, они наверняка понадобятся, но что сейчас требуется? Как вы, не сомневаюсь, осведомлены, возможности мои хоть и не безграничны, но достаточно существенны…
– Расскажите нам об Особом Департаменте, мистер Питтвик.
– И только-то? – удивился хозяин. – Это я всегда, это я с удовольствием – об этих-то душегубах, что едва не сцапали меня в своё время. – Толстяк поморщился, словно куснув лимон. – Однако должен заметить, вопрос слишком общий и неконкретный. Что именно вам нужно узнать, мисс?
– Многое. Мы знаем только их штаб, главное здание. Но где они держат пленников? Тех, кто попал им в руки? Или их сразу отправляют на юг?
– Понимаю, понимаю. – Блеск в глазах мистера Питтвика становился всё ярче. – Наши доблестные борцы с чародейством и волшебством схватили кого-то, кто нужен вам. Быть может, расскажете поподробнее? Не волнуйтесь, мисс Таньша, ваша тайна умрёт во мне. Вы же знаете – без эликсира госпожи Средней мне… будет плохо, скажем так.
– Поэтому мы к вам и пришли, мистер Питтвик. Эликсир у меня тоже есть, как я и говорила.
– Я знаю, мисс Таньша. Вы меня никогда не подводите. – Толстяк вновь отхлебнул кофе. Ни Волка, ни Медведь к своему даже не притронулись. – Кроме главной штаб-квартиры, я знаю, Департамент негласно использует здания на Кингс-роуд и Сеймур-плаза; там нет никаких опознавательных знаков, вывесок, ничего, только совершенно невинные банковские конторы, кофейни да пара пекарен. Берегутся… Сейчас достану карту…
…Над картой – подробнейшим, в игольчато-тонких чёрных линиях чертежом Норд-Йорка – они склонились все вместе.
– Здания Особого Департамента, о которых мне известно, – здесь, здесь и здесь. Однако не думаю, дорогая моя мисс Таньша, что это вам как-то поможет. Слишком крепкие ворота, слишком много охраны. Где на виду, где скрытой. С бухты-барахты не взять, не прорваться. У меня, однако, есть предложение получше. – Мистер Питтвик, хитро сощурившись, дождался, пока Таньша не кончила переводить его слова Всеславу. – Нам нужен… скажем так, кто-то осведомлённый. Кто-то, кому… мы сможем задать вопросы. Я знаю джентльменов, которые как раз и сведущи в подобных делах. А самое главное – знаю, где они собираются. Офицерский клуб. Клуб «Пороховая бочка». Пушечный клуб, разумеется. Там проводит время их верхушка. – Он наморщил лоб, задумавшись, потом покачал головой. – Думаю, мисс Таньша, это будет самым правильным. Задам-ка я кому следует соответствующие вопросы. Внутреннего распорядка Особого Департамента не знает, увы, никто, впрямую расспрашивать об этом слишком опасно. Всё, что я могу сказать вот прямо сейчас, – что выявленных магиков, конечно, сразу никуда не отправляют. Но и в штаб-квартире не держат. Я постараюсь выяснить завтра в Пушечном клубе. Да, гинеи ваши будут очень кстати, мне скоро платить туда годовой взнос… Кого вы разыскиваете, понятное дело, мне знать нельзя? Впрочем, простите, кажется, я осведомляюсь об этом уже второй раз, как будто в первый вы промолчали недостаточно красноречиво…
– Вообще говоря, нет, знать вам об этом не стоит, мистер Питтвик. Не потому, что мы вам не доверяем, а потому, что заботимся о вашей безопасности. Но сейчас случай особый. Может, я и расскажу ещё. Никто не знает, как обернётся дело. Но вы правы, Особый Департамент схватил одного человека, который… очень ценен для нас. Не торопитесь спрашивать о нём, мистер Питтвик, лишнее знание в наши дни – штука опасная.
– Боже мой, мисс Таньша, – всплеснул руками толстяк, – можно подумать, вы вышли из лучшего пансиона столицы! Рассуждаете совсем не как… – Он осёкся.
– Не как варвар? – ухмыльнулась Волка.
– Я не это имел в виду, – пробурчал хозяин, опуская глаза.
– Неважно, мистер Питтвик. Достаточно, если вы будете слушать и если вы сообщите нам, где мы сможем найти того, кого… кого разыскиваем. Это очень, очень важный пленник для Департамента. А вы бы лучше пошли поставили ещё кипятка, ваш эликсир надо тщательно взболтать и развести в нужной пропорции…
– Понимаю, мисс, и сразу же этим займусь. Отправлюсь… скорее всего, именно в Пушечный клуб. Или в «Пороховую бочку». Дело ведь в том, мисс Таньша, что головка Департамента, которую знаем мы, джентльмены Норд-Йорка, – это только видимая часть айсберга. Я ведь уже имел честь указывать в своих сообщениях, что куда страшнее и опаснее их незримое руководство. Оно не носит красно-бело-чёрных розеток, не напяливает эту дурацкую форму, но верховодит всем. Это, увы, предел мне известного, и дальнейшие вопросы сопряжены…
– С ненужным риском, мистер Питтвик. Мы понимаем. Вы до сих пор не прибрали свои гинеи.
– Гинеи… – недовольно проворчал толстяк. – Хватит уже о гинеях, мисс Таньша. Разберёмся с ними, никуда они не денутся. Вот что, давайте так. Вы остаётесь здесь. Наверху, в рабочем кабинете. Там есть задняя комната… впрочем, вы знаете. Отдохнёте. Я разберусь с прислугой. Подождите день-два. Завтра вечером я наведаюсь в Пушечный клуб. Разузнаю, что смогу. И надеюсь, завтра же вы сможете… начать действовать.
Ухмылка на красноватом лице мистера Питтвика не сулила тем, против кого ожидались оные «действия» Таньши и Всеслава, ничего хорошего.
– Мы принимаем ваше предложение, мистер Питтвик. И благодарим за него.
– Ах, пустяки, мисс Таньша, – вздохнул хозяин дома. – Я понимаю. Вы спасаете кого-то из своих, необычайно для вас важного. Впрочем, вы бы спасали и не важного – Rooskies своих не бросают, как уверяют все до единого офицеры Горного Корпуса. Я постараюсь. Постараюсь, как только могу. А гинеи… обещаю вам, мисс Таньша, они пойдут на доброе дело, уж об этом я позабочусь.