Мелодия нарастала, набирала силу, заполняла пространство, проникала в каждую клеточку сознания, плакала, смеялась, будоражила, неся страдание и наслаждение. Душу сдавила тоска. Как будто дьявол дотронулся до неё своим невидимым перстом. Вспомнилась Алёнка, её предательство, брак с богатым стариком, и в глазах потемнело от ненависти к ней.
– Женька, чего сидишь? Пошли в актовый зал. Слышишь, как играет кто-то. Скоро танцы начнутся. Повеселимся.
– Что за Паганини объявился? – угрюмо спросил Женька своего соседа по комнате, только что пришедшего из магазина с огромным пакетом продуктов.
– Натка сказала, что пригласила студентов из консерватории, – ответил Вова. – Одевайся, чего сидишь один?
– Ладно, сейчас приду. Хочется на этого скрипача поглядеть.
Женька надел первую попавшуюся рубашку, застегнул её на одну пуговицу, натянул тренировочные штаны и взглянул на приятеля.
– Чего уставился? Не нравится – не смотри. Мне и так сойдёт.
– Праздник всё-таки, а ты, как бродяга оделся. Перед девчонками неудобно. Они все такие нарядные.
– Они меня и такого любят, плохого, – ответил Женя с ухмылкой. – Ничего ты в жизни не понимаешь. Пушкина читай и учись. Ладно, дамский угодник, пошли уж. Я готов.
Они вышли из комнаты и направились к актовому залу, который находился в противоположном конце коридора. Возле дверей собралась целая толпа желающих послушать музыку, но Женьку это обстоятельство совершенно не смутило, и он, с трудом протиснувшись сквозь неё, оказался внутри зала.
Дашенька играла с закрытыми глазами. Она так лучше чувствовала мелодию, соединялась с нею всем своим существом, сопереживала ей и понимала, что хотел сказать композитор каждой нотой. Скрипка в её руках превращалась в открытую книгу, способную поведать миру всю тонкость внутренних эмоций, трагичность событий и наслаждение любовью. Её называли Паганини в юбке и прочили большое будущее. В общежитии Даша выступала впервые. Её уговорила Наташа, с которой они познакомились совершенно случайно у общих знакомых и подружились, не смотря на разницу в возрасте. Наташа была родом из провинции, жила в общежитии, заканчивала МИСИС и собиралась выйти замуж за Володю – своего однокурсника. Дашеньке только что исполнилось восемнадцать лет, она была коренной москвичкой в третьем поколении, родилась в семье несостоявшихся музыкантов, которые приложили все свои силы, чтобы сделать из своей дочери, как это банально ни звучит, всё то, к чему они сами так долго и безрезультатно стремились.
Смычок затрепетал, в последний раз издал душераздирающие звуки, заплакал от сознания, что предстоит разлука со скрипкой, и послушно опустился, подчиняясь своей хозяйке, которую любил и ненавидел одновременно.
Дашенька открыла глаза. Она любила это мгновение. Ждала его с нетерпением. Момент возвращения из мира музыки и красоты в простую земную жизнь был одним из самых важных в её жизни. Если после выступления возникала пауза – значит всё получилось, и публика прониклась музыкой, поняла, что хотела донести до неё Даша. Скорые аплодисменты расстраивали. Сейчас стояла тишина. Девушка оглядела небольшую комнату, которую студенты гордо называли актовым залом. Она легко читала на лицах своих слушателей все чувства, которые вызвала её игра на скрипке, и радовалась, что музыка не оставила их равнодушными. Раздался первый хлопок в ладоши. Это сделал парень в белой рубашке, небрежно застёгнутой на одну пуговицу. Его подхватили другие, и через мгновение зал рукоплескал. К ней подошла Наташа, протянула букет тюльпанов и, взяв микрофон в руки, громко, от лица всех присутствующих, поблагодарила Дарью за оказанную им всем честь виртуозной игрой на скрипке.
– Даша, останешься на танцы? – спросила она у подруги, когда умолкли аплодисменты. – Мы тебя потом проводим с Вовой до метро.
Даша поцеловала смычок и скрипку, аккуратно протёрла струны тряпочкой, положила всё в футляр и только после этого ответила:
– Наташа, а что это за парень, который первый аплодировать стал? Светлый такой.
– Женька? Володин сосед по комнате. Скажи, а зачем ты скрипку поцеловала? Ритуал у тебя такой?
– Ну что ты. Я их поблагодарила за хорошую игру.
– Вообще-то, это ты играла.
– Нет, это мы играли. Они живые, и у них есть душа. Знаешь, мне иногда кажется, что они со мной разговаривают. К ним надо очень бережно относиться.
– Дашка, тебя послушать, так у тебя просто роман какой-то! «Роман со скрипкой»! А что, звучит.
– Нет, у меня «роман со скрипкой и смычком». О смычке забывать нельзя. Он этого не простит.
– Я этого не понимаю, я – технарь. Ну, так что? Останешься на танцы?
– Останусь. Ненадолго. Только родителей надо предупредить. И скрипку где-то оставить.
– Отлично. Давай скрипку к ребятам забросим. Их комната рядом с залом, – сказала Наташа и, подхватив Дашу под руку, повела её по коридору.
Ребята были в комнате. Женька сидел на кровати, прислонившись к стене, и при появлении девушек не сдвинулся с места. Володя засуетился, освободил стулья и предложил девушкам сесть.
– Ребята, познакомьтесь. Это Дашенька. Моя подруга. Это Женя, а это Володя – мой жених. Ну что, на танцы пойдём?
– Давайте лучше здесь посидим, – предложил Володя, – Я пельмени купил. Сейчас сварю и угощу вас.
– Нужны Даше твои пельмени, Вова. Придумал тоже, – возмутилась Наташа. – Это Женька у нас любитель.
– Нет, нет, Наташа, я с большим удовольствием поем. Женя, скажите, куда я могу скрипку положить?
– Давно? – спросил Женя, проигнорировав Дашин вопрос.
– Что давно? – удивилась девушка.
– Давно играешь на скрипке?
– С трёх лет. Это давно?
– Родители заставили или сама?
– Сама. Разве можно заставить полюбить музыку?
– Паганини заставляли, – сказал Женя и, немного помолчав, добавил. – Еды лишали, в чулан запирали. Уроды, а не родители. Твои такие же?
– У меня прекрасные родители. Они меня любят.
– Любят, говоришь? Ну-ну. Володя, ну и где твои пельмени? Готовь уж. Что ждём? На танцы не идём, я правильно вас понял, девочки?
На танцы никто не захотел идти. Володя с Наташей ушли на кухню готовить еду, а Женя взял стул и сел рядом с Дашей.
– Я смотрю, руки у тебя нежные. Готовить, наверное, не умеешь, – начал разговор Женя и кончиками пальцев провёл по Дашиной руке. – Какая из тебя жена будет?
– Я пока замуж не собираюсь, – смущённо ответила Даша и покраснела. Прикосновение Жени отдалось в сердце и в коленях. Она отдёрнула руку, испугавшись и новых ощущений, и своих мыслей, возникших только что в её сознании. Ей захотелось, чтобы Женя обнял её и поцеловал. Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Он пристально смотрел на неё и улыбался.
– Хочешь, я тебя поцелую? – спросил он и, не дожидаясь ответа, взял её нежно за подбородок, притянул к себе и поцеловал в губы.
– Да ты и целоваться не умеешь, – сделал он заключение и, встав со стула, подошёл к кровати. – Иди сюда, я тебя учить буду.
В это время дверь открылась, и в комнату зашли Володя с Наташей. Даша мысленно поблагодарила их за это. Слишком сильно было желание встать и подойти к Жене. Она понимала, что это неправильно, что всё слишком быстро, и девушка не должна так себя вести, но чувства, нахлынувшие на неё ещё там, в зале, при первом же взгляде на высокого парня, были сильнее разума.
– Так, и что здесь происходит? – спросила Наташа, увидев смущённую Дашу, щёки которой пылали огнём. – Женька, не смей трогать мою подругу. Даша, что он тебе сказал?
– Нет, нет. Всё прекрасно. Мы говорили о том, что я не умею готовить. Да, не умею, – искренне призналась Даша. – Мне мама не разрешает. Говорит, руки беречь надо.
– Какие твои годы? – вступил в разговор Володя. – Придёт ещё время. Готовить научиться можно, а вот на скрипке играть не каждому дано.
– Да конечно, – весело возразила Наташа. – Ты помнишь, когда в меня влюбился? Я тебя пирожками с картошкой угостила.
– Ничего подобного. Я и раньше на тебя смотрел. Особенно, когда ты в красном сарафане вышагивала.
– Спорщики, давайте уж поедим. Под ложечной сосёт, – изрёк Женя. – Женщина должна обладать четырьмя качествами. Только тогда она интересна нам, мужчинам.
– Интересно, какими? – спросила Наташа. – Судя по тем, которых я вижу рядом с тобой, у них у всех одно качество – любовницы.
– Ну, я в этом не виноват. На другое они не способны, – ответил Женя и принялся за еду. – Ешьте, а то остынет наше изысканное блюдо.
– Нет, ты не увиливай. Просвети нас, тёмных, – не унималась Наташа. – Ты у нас такой сердцеед! Давай, делись своим опытом.
– Всё очень просто. Меня может заинтересовать женщина, в которой я вижу любовницу. Это первое. Но просто любовница никогда мужчину не удержит долго. Она должна стать для меня королевой. Властной, требовательной.
– Да разве с такой женщиной ты будешь чувствовать себя мужчиной? – спросил удивлённо Володя.
– Все же только и говорят, что сила женщины в её слабости. А королева не может быть слабой, – возразила Наташа.
– Опять неправильно. Только королева и может проявить слабость, и стать на минуту девочкой. Именно девочку мы хотим защищать и выполнять все её капризы, – продолжил Женя. – В этом и есть женская сила – уметь быть девочкой.
– А где же четвёртое качество? – спросила Даша, – Какое оно?
– Четвёртое? Хозяйкой быть хорошей, – ответил Женя, – Оно не самое главное, конечно, но желательное. Путь к сердцу мужчины через желудок давно в прошлом.
– Глупости ты говоришь, Женька. Главное в женщине – это достоинство и гордость. Мне Наташа именно за это и понравилась.
– Ага, особенно в красном сарафане, – засмеялся Женя.
– А причём здесь сарафан? – удивился Володя.
– Сарафан не при чём. Цвет при чём. Хочешь соблазнить мужчину, нарядись в красный цвет, – заявил Женя. – Ну, что, Даша, усвоила урок?
– У нас в семье всё по-другому. Когда любишь человека, надо о нём заботиться. Не огорчать его. У всех есть душа, и её надо беречь.
– Души у всех разные, – возразил Женя. – Бывают и чёрные. Их тоже беречь надо?
– Я не согласна. Бывают поступки, которые ранят другого человека. Но, возможно, это не специально было сделано, – уверенно произнесла Даша.
– Ты жизни ещё не знаешь. Живёшь в своей музыке, вот тебе и кажется, что у всех души есть. А жизнь – она жестокая. И мы должны быть жестокими, иначе нас сломают, – заявил Женя. – Слабый человек никому не интересен. Миром правит сила.
– Сила правит там, где нет любви и доброты. Миром должна править любовь, – возразила Даша. – Любовь и души лечит, и счастливыми людей делает.
– Любовь? Да где ты эту любовь видела? Дай мне на неё посмотреть! Если меня женщина полюбит, я её ни на шаг от себя не отпущу, – сказал Женя. – Меня даже мать родная не любила. Только о себе и думала. А скрипка твоя, музыка – всё это обман. Иллюзия! В душу лезет. А потом что? Реальность! А это уже не музыка!
– Женька, да ты просто завидуешь Даше! – с улыбкой сказала Наташа, – Её таланту завидуешь! Хоть ты у нас и сердцеед, но таких девушек тебе не видать, как своих ушей. Любви он не видит! Да тебя пол общежития любит! Ходят тут. Вижу я всё.
– Что ты видишь? Видит она. Спроси у них, поедет хоть одна из них со мной в Харьков? Ни одна не согласится! Все судорожно москвичей ищут. Всё равно, за кого замуж выйти. Лишь бы в Москве остаться. Никто о любви даже и не вспоминает. Блага им подавай! Столицу! Да и квартиру желательно возле Кремля. Лживые вы все, вот что я вам скажу.
– Володя, а тебя в какой город распределили? – спросила Даша.
– Меня в аспирантуре оставили.
– Конечно, ещё бы тебя не оставили! Папочка-генерал подсуетился.
– Прекрати, Женька! – возмутилась Наташа. – У тебя весь мир в чёрных красках.
– Не весь, – засмеялся Женя. – Есть другие цвета. Красный, например.
– Ребята, вы меня извините, мне домой пора. Поздно уже. Родители будут волноваться. Спасибо за ужин. Всё было очень вкусно.
Дашу пошли провожать Наташа и Володя. Женьку позвали в компанию отмечать праздник 8 Марта, и он, извинившись, удалился.
Даша вошла в квартиру и первым делом открыла свой гардероб. Вещи, на которые она раньше не обращала никакого внимания, предстали перед ней во всей своей красе. Вернее, не в красе, а в унынии. Ни одной яркой вещи. Всё серое и коричневое. Чёрные концертные платья без единого украшения. Одна единственная белая блузка, которую она надевала на выпускной вечер, да и то с чёрной юбкой.
– Дашенька, ты уже пришла? Что так долго? Концерт задержался?
– Мама, скажи, а почему у меня нет ярких платьев?
– Да потому что интеллигентная девушка не должна выделяться в обществе. Всё должно быть скромно и элегантно.
– Мама, пожалуйста, я очень хочу красное платье. Попроси Муру мне его сшить.
– Тебе для концерта нужно?
– Нет. Для жизни.
– Я могу вопрос задать?
– Нет. Никаких вопросов. Я просто хочу красное платье.
– Хорошо, я позвоню Муре. Надеюсь, она придумает что-нибудь не очень вульгарное.
– А ещё я хочу научиться готовить пельмени. Домашние. Не из магазина.
– Ну, с этим вопросом уж точно не ко мне. Бабушку попроси. Только не переедай их. Бёдра у скрипачки должны быть чуть шире талии. Только тогда она изысканно смотрится на сцене. И вообще, почему именно пельмени? Грубая, тяжёлая пища. Я бы даже сказала – плебейская. Я понимаю, если бы ты захотела приготовить фуа-гра, например, или жульен.
– Мама, мы же договорились. Давно. Никаких вопросов.
– Я уже жалею, что пошла у тебя на поводу. Компромиссы не всегда хороши.
– А равиоли не плебейская пища?
– Равиоли? Нет, конечно!
– По-моему, это одно и то же. Звучит, только иначе.
Дашенька не могла уснуть. Встреча с Женей, его смелый и неожиданный поцелуй, его высказывания о жизни не давали покоя. Интересно, кто она? Какая? Её этот вопрос никогда не интересовал. Уж точно не хозяйка и не любовница. Девочка? Капризничать не приходилось. С самого детства каждый день был расписан по минутам. Королева? Это просто даже смешно. В доме приказывала только мама, а все остальные с трепетом выполняли её указания. В её жизни присутствовали скрипка, музыка, бабушка, папа с мамой, прекрасная квартира в центре Москвы, недостаток времени из-за постоянных занятий, безбедное существование и много – много заботы о ней.
– Заботься о человеке, делай всё, что ему нравится, ничего не требуй в ответ, и он оценит твои поступки и полюбит. Забота о человеке – это и есть любовь, – часто повторяла бабушка.
И о ней заботились: одевали, кормили, водили на занятия, целовали перед сном, не отходили от постели, когда она заболевала, в день рождения устраивали праздники, водили в театры. Что ещё нужно для счастья? Она и была счастлива. Правда, никто никогда не спрашивал, чего хочет сама Даша. Мама знала лучше и делала всё, как считала нужным.
«Так кто же я? – думала Даша. – Кто? Талантливый скрипач – вот кто. Ничего больше. Надо стать женщиной со всеми четырьмя качествами. Немедленно. Я хочу Жениной любви, его прикосновений, его поцелуев. Жаль, что с мамой мы никогда не говорили на эти темы. Я сделаю всё, как говорила бабушка. Буду заботиться о нём, и он полюбит меня. Я готова переехать в Харьков. Если предложит. Музыка есть везде, а любовь только там, где находится Женя. Он же сказал, что ни на шаг не отпустит ту женщину, которая его полюбит. Я ему верю».
Следующая неделя была просто сумасшедшей. Дашенька попросила у отца денег и ходила по магазинам в поисках яркой одежды и туфель на каблуках. Захотела даже подстричься, но мастер, увидев её длинные роскошные волосы, которые она обычно завязывала в тугой узел, наотрез отказался их обрезать.
– Такое богатство нельзя портить, – заявил он. – Будь я Вашим мужчиной, я бы хотел в них утонуть.
Это был для неё знак. Она не протестовала. Когда Дашенька вышла из парикмахерской с распущенными волосами, красиво уложенными мастером, то заметила, как на неё все стали обращать внимание: женщины с завистью, а мужчины – с восторгом. Туфли на каблуках придавали упругость её походке, а новый красный свитер с высоким воротом подчёркивал стройную талию и длинную шейку. Она специально не застегнула пальто, чтобы видеть себя – новую, совершенно не знакомую ей, девушку – в витринах магазинов. От маникюра, к сожалению, пришлось отказаться. Дашенька не хотела ничего менять из того, что касалось музыки и скрипки. Вдруг кончики пальцев станут менее чувствительны. Кто знает, как отреагирует смычок? Надо с ними сегодня поговорить. Скрипка – женщина. Она поймёт Дашу и не будет на неё в обиде. И Женю полюбит. Обязательно. Какой у него был взгляд! Муки ада, боль и ненависть прочла Даша в его глазах, когда он стал аплодировать. Интересно, кого он так ненавидит?
Изольда Викторовна готовила ужин на всю семью. Так уж повелось с тех пор, как её дочь, Риммочка, сломала руку. Да так неудачно, что чуть калекой на всю жизнь не осталась. Врач, к которому их привезли на скорой помощи, оказался немного навеселе, что не удивительно, время ведь было позднее. Они возвращались с концерта Давида Ойстраха. Зима, скользко. Но не пойти они не могли. Давид Фёдорович так редко давал концерты в Москве. Всё больше в Вене, в Америке. Да что об этом вспоминать. Было время. Пока скорую помощь дожидались, пока врач освободился, пока записывал в свой журнал все паспортные данные, прошло не менее трёх часов. Снимок не смогли сделать, так как рентген не работал, а искать другую больницу уже сил не было. Дрожащими руками врач наложил гипс. Ах, горе, горе. Через два месяца пришлось операцию делать, и руку укоротили на два сантиметра. Римма молодец, так научилась одеваться, что никто не замечает. О карьере скрипачки надо было забыть. Пришлось идти преподавать музыковедение в училище. В консерваторию не взяли. Много чего «пришлось». Даже думать на эту тему не хотелось. Всё пошло в жизни Риммочки по-другому.
Воспоминания прервала вошедшая на кухню Дашенька.
– Бабушка, это я. Чем так вкусно пахнет?
– Ой, а то ты не знаешь? Папе, как всегда, мясо пожарила, а Риммочке и тебе куриную грудку отварила. Салат сделала по новому рецепту. Секрет не раскрою. Догадайтесь сами, что я в него положила.
– А себе что приготовила?
– А у меня рыбные котлеты есть. Мясо мне не по возрасту.
– Да какой у тебя возраст? У тебя талия такая же, как у меня.
– Не преувеличивай, пожалуйста, мои достоинства. Хотя, кроме талии у меня ещё и мозги имеются. И глаза хорошо видят. Что же с тобой случилось, а? Причёска новая, свитер красный. Расскажешь? Папа, как всегда, тебя балует.
– А кого ему ещё баловать? Мама не позволяет: сама себе хозяйка. Где она, кстати? Опять на концерте с подругой?
– Да. Звонила, чтобы мы её к ужину не ждали. А у тебя как день прошёл? Ты мало занималась на этой неделе. Почему?
– Ба, научи меня делать пельмени. Мы никогда их не готовим. Ты умеешь?
– Конечно, умею. А тебе зачем?
– Просто так. Хочу своих знакомых угостить. Бабушка, скажи, только честно, какая я? Ну, какая я женщина?
– Да какая же ты женщина? Ты ещё совсем ребёнок. Красивый, талантливый ребёнок.
– Я так и думала, – грустно сказала Даша, – Среднего рода. Скажи, а как ты с дедушкой познакомилась?
– Удивительное дело. Всем интересно, как люди познакомились, когда и как полюбили друг друга. Но никому не интересно, были ли люди счастливы в семейной жизни.
– Ну, наверное, это само собой разумеется.
– Не скажи, дорогая. По идее, должны быть счастливы. Этакая счастливая обыденность. Но я не припомню в классической литературе описание счастливой семейной жизни.
– Тогда почему всем интересны именно истории любви?
– Видимо, у нас в крови заложено, что человек не заслуживает долгого счастья, особенно в любви. Короткий миг любви, и наступает расплата. Джульетта, Анна Каренина. Масса примеров.
– А у Петрарки любовь длилась всю жизнь, – возразила Даша.
– Да, но они с Лаурой и двух слов не сказали друг другу. А любви нужны прикосновения, разговоры. Любовь – это такое упоение друг другом.
– Как всё грустно. В таком случае, Анне Карениной повезло. Долго её любовь длилась.
– Надо всегда верить, что человек, которого ты любишь, любит и тебя. Только тогда всё будет хорошо. Доверяй и никогда не проверяй. Не унижай себя. Ты поняла, моя красавица?
– Значит, если бы Анна Каренина верила, что Вронский по-прежнему любит её, не случилось бы трагедии?
– Конечно. Но Толстому виднее. Он гений.
– А ты как считаешь?
– Я считаю, что когда любишь человека, веришь ему.
– А ты дедушке верила?
– Я верила. Он мне не верил.
Прежде, чем Даше удалось вырваться в общежитие к ребятам, прошло две недели. Она совсем забыла, что у отца в воскресенье будет день рождения, что соберутся гости, и, конечно, её присутствие обязательно. По-другому и быть не могло: семья есть семья. Ячейка общества. Счастливая обыденность. Интересно, кто в ней счастлив, кроме неё? Отец, явно, страдает. Всегда молчаливый и угрюмый. «Вещь в себе», как говорит бабушка. Очень ему подходит. В юности хотел стать великим пианистом, но, видимо, не хватило таланта. Стал преподавать сольфеджио в школе. С тех пор, видимо, и нахмурился. Мамы вечно нет дома. У неё своя жизнь, о которой никто, кроме Даши, ничего не знает. Бабушка, после того, как дедушка ушёл к другой женщине, стала часто грустить. Ладно, если бы его новая жена была молодой, тогда было бы понятно. Так нет, к ровеснице ушёл. Сказал, что чувствует себя с ней мужчиной. Значит, с бабушкой не чувствовал. Вот и получается, что счастлива только Даша, да скрипка со смычком. С ними она поговорила. Рассказала, что полюбила интересного парня. Скрипка отреагировала прекрасно: звук стал гораздо чище, мелодичней. А смычок разозлился. Волос порвал на следующий же день, на занятиях. Кто бы сомневался. Это второй раз за 15 лет. Первый раз это произошло, когда Даша с мамой пришли к компромиссу.
Всё равно, хорошо, что существуют дни рождения и праздники. Вся семья собирается. Чувствуешь, что ты на этой планете Земля не одинок. Об одиночестве Дашенька никогда не задумывалась, да и не понимала, что это такое. До встречи с Женей. Странно, как один человек может изменить всю жизнь. Она даже играть стала иначе. Вкладывает в музыку всю свою любовь к Жене, тоску по нему. Скрипка чувствует, понимает, проникает в Дашино сознание, в душу, и издаёт божественную мелодию. Мелодию, способную дать счастье, любовь, наслаждение, уверенность в завтрашнем дне, надежду на выздоровление и бессмертие. Любовь и бессмертие, любовь и смерть. Почему? Почему так всё связано? Почему люди, так стремящиеся к любви, ждущие, ищущие её, желающие любить и быть любимыми, именно её, эту любовь, и предают? Жизнь сильней любви? Обстоятельства? Что заставляет людей отказываться от любви? Не верят? Знают, что она пройдёт? Считают, что не заслуживают любви?
Дашенька решила для себя, что никогда не предаст Женю и от любви отказываться не будет. Именно поэтому, взяв с собой замороженные пельмени, которые они с бабушкой приготовили заранее, отправилась в общежитие к Наташе в надежде увидеть Женю и доставить ему приятные минуты или, проще говоря, проявить заботу.
Наташа была дома и приходу Даши очень обрадовалась.
– Даша, как я рада. Мы с Володей вчера заявление в ЗАГС подали. Вот, сижу, платье выбираю. Где бы найти ещё портниху хорошую.
– Я тебе помогу. У нас Мура есть. Она лучше всех. Так мама говорит. А свадьба когда у вас?
– Через два месяца. Диплом защитим, и сразу свадьбу сыграем. Будешь у меня свидетельницей?
– Ой, я с удовольствием. А Женя будет у Володи свидетелем?
– Посмотрим.
– Наташа, я тут пельмени домашние принесла. Может, сварим? Ребят покормим.
– Дашка, скажи, тебе что, Женя понравился?
– Наташа, я не могу об этом говорить. Ни с кем. Это неловко. Я и тебя никогда не спрашиваю, как ты к Володе относишься. Это слишком личное.
– А ты спроси, – предложила Наташа и, не дождавшись вопроса от Даши, грустно сказала. – Выхожу за Володю, потому что больше никто предложения не делает. А семью надо иметь. Детей рожать. Не повезло мне с любовью. Может, тебе повезёт. Женя страшный человек, поверь.
– Так ты, что? Его любишь? – с дрожью в голосе спросила Даша.
– Любила. Так любила, что жизнь готова была за него отдать. Володя меня спас. Я ему очень благодарна.
– О, Наташа, прости, прости. Я тут со своими пельменями. Так он же говорил, что если его полюбят, то…
– Слова это всё. Одни слова. Заманивает он нас так. Мы же все о любви мечтаем. А он таким открытым кажется, уверенным, ласковым. Зря я вас познакомила.
– Наташа, я пойду домой. Мне очень больно всё это слушать. Я ему поверила. И тебе, наверное, меня видеть тяжело.
– Мне? Да я влюбленных в него девушек каждый день вижу. Привыкла уже. Наперёд знаю, что будет. А вот рядом с тобой я его даже не представляю. Ты же из другого мира. У вас что, в консерватории ребят нет?
Раздался стук в дверь, и на пороге появился Женя.
– Привет, Даша. Я тебя в окошко увидел. Вот, решил прийти выразить своё почтение. Надолго к нам?
Дашенька вся зарделась, сердце упало так глубоко, что его стук раздавался где-то в ступнях ног. Голова закружилась, и она сильно сжала кулачки, чтобы не потерять сознание и избавить всех от столь мелодраматической ситуации.
– Я пельмени принесла. Сама делала, – произнесла она, обращаясь к Жене таким тоном, как будто он был самым близким человеком на свете. И только этот близкий человек должен был в этих словах увидеть совершенно другой смысл. А смысл был прост: «Я люблю тебя, я жить не могу без тебя, я готова на всё ради тебя».
– А борща не захватила? В следующий раз жду тебя с борщом, – Женька засмеялся. – Пойду, скажу Вовану, чтобы он воду поставил. Очень вовремя сие блюдо. Молодец, скрипачка. Всё правильно делаешь.
Когда Женя вышел, Даша взяла Наташу за руку и, глядя ей прямо в глаза, тихо сказала:
– Прости меня. Он необыкновенный. Я не могу уйти.
– Я тебя предупредила. Смотри сама. В конце концов, я же тебе не мать.
После ужина Женя пошёл провожать Дашу домой. Возле подъезда он обнял её и поцеловал в носик.
– Ты сегодня просто красавица. Красный цвет очень тебе идёт. И волосы у тебя роскошные, – говорил Женя и кончиками пальцев нежно гладил Дашины волосы, дотрагивался до ресниц, щёк, губ.
Даша не выдержала, обняла Женю, и прижалась к его губам.
– О, да ты у нас страстная натура, скрипачка, – сказал Женя после того, как они прекратили целоваться. – Родители твои дома?
– Не знаю. Бабушка точно дома. А зачем тебе?
– Ну, так. Хочется посмотреть, как ты живёшь. Только с родителями знакомиться не хочу. Рано ещё.
– Мы скоро все в загородный дом переедем, на Николину гору. Я тогда вас всех к себе и приглашу.
– Отлично. А Наташку зачем? Ты меньше её слушай. Она тебе наговорит.
– Я не слушаю. Хочешь, я в следующий раз борщ принесу?
– Хозяюшкой хочешь стать? Приноси, оценим. Всё, пошёл я. Смотри там, в консерватории, ни с кем не заигрывай. Я этого не люблю, скрипачка, – сказал Женя и засмеялся.
Даша не собиралась ни заигрывать, ни кокетничать. Юноши, с которыми она училась в консерватории, делились на две категории. В первую входили маменькины сыночки, которых «за ручку» водили на занятия, а во вторую – влюблённые в своих преподавателей студенты, которых ничто, кроме музыки и своих педагогов не интересовало. Женя отличался от них своими раскрепощёнными манерами, смелостью высказываний, небрежностью в одежде и уверенностью в себе, как в мужчине. Одним словом, он был похож на настоящего мужчину: смелого, немного грубоватого и искреннего.
Дашина жизнь превратилась в настоящую сказку. Всю неделю она посвящала музыке, а воскресенье принадлежало ей и Жене. В этот день она рано вставала, готовила очередное домашнее блюдо, и мчалась в общежитие к Жене. После обеда они вдвоём гуляли по Москве, часами целовались в подъездах, ходили в кино только для того, чтобы продолжить свои поцелуи в последнем ряду, затем Женя провожал её до подъезда и шёл домой. Перемену, произошедшую с Дашей никто, кроме бабушки, не заметил.
Изольда Викторовна несколько раз пыталась расспросить Дашу о том, что с ней происходит, но девушка молчала, не желая подводить Женю. Если он считает, что рано знакомить его с родителями, значит для неё это закон.
Однажды Женя пригласил Дашеньку в театр. Билеты купил Володя для себя и Наташи, но у той разболелась голова, и она наотрез отказалась выходить из дома. Женька «выручил», сказав, что расплатится за билеты позже.
– Пользуйся, пока я добрый, – ответил друг. – Дашу порадуй. Везёт тебе, старик. Такая девушка в тебя влюблена. Просто Татьяна Ларина. Жаль, что ты не Онегин.
– Хоть я не Онегин, зато я Евгений. А твоя Дашка – не Татьяна. Так, ещё одна прислуга в моём гареме.
– Сволочь ты, Женька. Зачем ей голову морочишь? Она ещё совсем ребёнок. Не порть её.
– Скажи спасибо, что я Наташку твою оставил в покое. Ещё одно слово, и не видать тебе свадьбы, как своих ушей.
– Врёшь, гад. Натка о тебе и думать забыла, – ответил Володя и с кулаками пошёл на Женю.
– Угомонись. Пошутил я. Конечно, забыла. А о Дашке не беспокойся. У нашей москвички всё просто отлично. Квартира, дача, родители богатые. Не пропадёт и без меня. По любому я через два месяца отчаливаю, – ответил Женя и засмеялся, – Хотя… Вдруг передумаю и решу жениться. Вместе в Москве будем жить. Домами дружить будем. Опять же, Олимпиада скоро. Думаю, её папаша билеты сможет достать. Как ты на это смотришь?
– Как смотрю? Сволочь ты – вот как смотрю.
Володя выскочил из комнаты и столкнулся с Дашей, которая возвращалась из кухни с вымытой посудой.
– Даша, мне поговорить с тобой надо, – возбуждённо сказал Володя.
– Если о Жене, то я ничего слушать не хочу. Вы его не понимаете. Он смелый, честный и душой не кривит.
– О какой душе ты говоришь? Зачем ты ему готовишь? Это тебя унижает.
– Володя, я же забочусь. Ну что вы здесь видите, в этом общежитии? У вас же денег ни на что не хватает. Мне не сложно. Даже приятно.
– Мне кажется, что Женя не относится к тебе серьёзно.
– Вова, мне Женя рассказывал, как они с матерью жили. Она мужчин домой приводила. Каждую ночь – разных. А комната одна. Как он может относиться к женщинам после того, сколько пережил? Я его спасу. У меня хватит терпения.
– Понятно. Ещё одна терпеливая нашлась. Ладно, забудь. Поступай, как знаешь. Удачного похода в театр.
Поход в театр удачным назвать было нельзя. Во время первого антракта, к Даше подошёл знакомый педагог из консерватории. Поздоровавшись с ними, он с удивлением оглядел Женю, не пытаясь скрыть своего разочарования от внешнего вида спутника своей любимой ученицы. Игорь Станиславович, попросив разрешения у Жени, отвёл Дашу в сторону.
– Дашенька, – шепнул он ей на ухо. – Что это за рыцарь рядом с тобой? Явно не из наших. И явно не москвич.
– Да, он не музыкант.
– Родственник из провинции? Может быть, ты его оставишь? Мы с друзьями после спектакля собираемся в ресторан. Ты сегодня выглядишь просто потрясающее. Настоящая королева. Не составишь нам компанию?
– Извините, Игорь Станиславович, я не могу, – смутившись от такого комплимента, ответила Даша. – И в ресторан не пойду. Простите.
– Жаль, очень жаль. Ну, что ж. В следующий раз, надеюсь, не откажешься. До встречи на занятиях.
Даша попрощалась с педагогом и подошла к Жене.
– Это кто? Твой бывший любовник? Он так нежно на тебя смотрел, – спросил Женя с угрозой в голосе.
– Это наш педагог, Женя. И любовников у меня никогда не было.
– Ну, это мы ещё проверим. Время покажет. Что он хотел?
– В ресторан звал. Но я отказалась.
– Да? Педагог – студентку? Ну и нравы у вас там, у богемы. Культуру, говоришь, в массы несёте? Смотрите, не расплещите. Зачем вообще с ним отошла? Ты же со мной пришла. Могла бы и отказаться.
– Но это неудобно. Он мой педагог.
– А меня одного оставлять удобно? Интеллигенция. Вечно вам всё неудобно. Знаешь, я передумал спектакль смотреть. Я ухожу. Хочешь, оставайся. Иди с этим в ресторан. Тебе этот хлыщ больше подходит. Один костюмчик чего стоит. На меня посмотрел, как на ничтожество.
– Я без тебя не останусь. Вместе уйдём, – расстроилась Дашенька, и на глаза навернулись слёзы.
– Ладно, крошка, не плачь. Я погорячился. Правда, давай уйдём. Я просто ревную.
Даша ликовала. Ведь не зря говорят, что если мужчина ревнует, значит любит. Она так мечтала, чтобы Женя её полюбил. Слов о любви она ещё ни разу от него не слышала, да и не требовала их. Она любила, заботилась и ждала. Раньше, до встречи с Женей, она мечтала о необыкновенной любви, о такой, как у Ромео и Джульетты, или, как у Петрарки к Лауре: возвышенной, чистой и безграничной. Она часто представляла рядом с собой юношу, который, как и она, будет музыкантом, и они вместе пойдут по жизни, влюблённые в музыку и друг в друга. Иногда ей казалось, что обязательно познакомится с самым знаменитым скрипачом, который приедет на гастроли в Москву. Он оценит её талант, полюбит, и они вдвоём исколесят весь мир с концертами, и публика всех стран будет им рукоплескать. Мечтала, как он будет восхищаться ею и её талантом.
Всё это было. В прошлой жизни. Было и ушло. Всё оказалось совсем не так. Её любовь к Жене гораздо прозаичней, проще и безысходнее. Ей стали не нужны гастроли, восхищение публики и поездки по миру. Ей не нужен известный на весь мир музыкант. Ей нужен он, Женя. Из плоти и крови. Просто мужчина, от которого трепещут её тело и душа. Мужчина, ради которого она готова изменить всю свою жизнь. Мужчина, которому она готова играть вечно. Только ему. Одному. Быть рядом с ним. Вдали от всех. В самом уединённом месте. И видеть его глаза: глаза раненного зверя.
– Женя, хочешь, я тебе сегодня сыграю? Тебе одному, – спросила Даша, когда они вышли из театра.
– А где ты мне сыграешь? На улице?
– Могу на улице. Могу и дома. Родители на дачу уехали. Я сегодня одна, – сказала, и смутилась двойственности ситуации.
– Да? Славно. И чего молчала? Пойдём. Покормишь меня чем-нибудь?
– Конечно, – ответила Даша, и задохнулась от нахлынувших на неё чувств.
Женя ходил по квартире и внимательно разглядывал каждую мелочь.
– А вы хорошо устроились, – небрежно высказывался он. – Квартирка большая. А почему мебель такая старая?
– Она не старая. Старинная. Антиквариат, – отвечала Дашенька. – Мы ничего не меняли. Мама говорит, что ей цены нет.
– А папа что говорит?
– Папа ничего не говорит. Как мама решит, так и будет.
– Под каблуком, значит. Понятно. Книг у вас много. И кто их читает?
– Все мы читаем.
– И кто твой любимый писатель? Говори, не думая. Считаю до трёх: раз, два, три.
– Чехов. Золя. Мопассан. Их много. Тургенев, Пушкин.
– А у меня один. Шекспир, – с гордостью произнёс Женя. – Что? Не ожидала? Ну, и частично, Пушкин.
– Признаться не ожидала. И почему?
– Великие знатоки человеческих душ и пороков. Великие учителя жизни. Я некоторые вещи наизусть знаю.
– Пушкина и Шекспира наизусть?
– Да, крошка, да. И Шекспира. В библиотеках брал, а потом не возвращал. А как по-другому в этой стране жить? Везде дефицит. А вы где книги берёте?
– Мама достаёт книги через знакомых. Нам их приносят.
– Вам их даже приносят, – в голосе Жени слышалась насмешка. – Им тоже цены нет? Значит, интеллигенция снисходит до торгашей исключительно для достижения своих целей. А на публике, в театре, например, пройдёт мимо и не поздоровается. Так?
– В твоих устах слово «интеллигенция» звучит, как оскорбление. Ты будущий инженер. И это, тоже, интеллигентный человек.
– «В твоих устах»! – передразнил её Женя. – Какой я интеллигент? Мать гулящая, отец – простой рабочий, пьяница. Да и не помню я его. Высшее образование даёт знания и стабильную работу. А культура и интеллигентность были придуманы для оправдания собственной трусости.
– Ты хочешь сказать, что мои родители и я трусливы? – возмутилась Даша и вспомнила их с мамой компромисс.
– Культура поведения загоняет человека в определённые рамки, интеллигентность не позволяет совершать правдивые поступки. У них так не принято, видишь ли. Я человек свободный. Хочу – ем руками, захочу – буду ходить в мятой рубашке, захочу – на весь мир скажу то, что думаю обо всём: о стране, о живописи, о музыке. Если захочу унизить человека – унижу, а если он слаб – воспользуюсь этим. А почему нет? Свобода – это единственное, ради чего стоит жить.
– А тебе кто-то мешает? Жить свободно.
– Отчасти. Нас загнали в определённые рамки, которые состоят из четырёх слов: можно, нельзя, плохо и хорошо. Для меня существует только тот мир, где всё можно и всё льзя. Нет «плохо и хорошо». Есть «нравится – не нравится». Мне сложно помешать.
– Бабушка говорит, что интеллигентность в крови. С ней рождаются.
– С ней рождаются и ненавидят рабочий класс.
– Неправда. Только один пример, можно? Композитор Глинка всю жизнь воспевал в своих операх рабочий класс, вернее, мужиков. Считал, что в нашей стране удивительно талантливый народ. Во всём: в музыке, в науке, в творчестве. К сожалению, народу не дают раскрыться. Начиная с крепостного права.
– А это кто говорит? Мама? Папа?
– Папа. Но я с ним согласна. В нашей стране нужно быть очень сильной личностью, чтобы добиться своей цели.
– Или подлой личностью. Что гораздо проще. А отец твой, видимо, слабая личность. Только и может, что рассуждать, – подытожил Женя.
– Мой отец – интеллигентный человек. Интеллигенция никогда не отличалась бойцовскими качествами. Не думаю, что он способен на безумный поступок или на плохой. Он очень добрый и всех всегда жалеет.
– Так это что, мать тебя на скрипке заставила учиться?
– Я же тебе говорила, что я сама захотела. Давай я тебе сыграю Брамса?
– Сейчас не хочу. В этом красном платье ты вполне достойна звания королевы. Иди ко мне, крошка. Ты, наверное, вся горишь от желания обнять меня. Так вот он я. Я весь твой. Я хочу тебя поцеловать.
От Жениных слов у Даши сжалось сердце, потемнело в глазах, и она, подчиняясь его мужской силе и обаянию, сделала шаг вперёд.
Женя был нежен. Очень нежен и ласков. Даша упивалась каждым его движением, задыхалась от поцелуев и объятий, вздрагивала от смелых прикосновений и новых ощущений, пьянящих тело и душу. Его ласки были подобны музыке, которую она хотела для него сыграть. Она отдавалась своей любви, желая слышать эту музыку бесконечно, тонуть в ней, захлебнуться, умирать и возрождаться.
– А ты хорошая любовница, детка. Вижу, что я у тебя не первый.
– Женя, о чём ты? Ты единственный мужчина.
– Так не бывает. Тебе что, и больно не было?
– Нет, – смущённо сказала Даша, – Что-то не так?
– Ты маленькая хитрая бестия. А кажешься такой невинной. Всё, забыли, – Женя сладко потянулся, взъерошил Дашины волосы и, глядя в её глаза своим испепеляющим душу взглядом, спокойно сказал. – Что ты хотела мне сыграть? Неси скрипку на кухню. Я пока что-нибудь поесть приготовлю.
Даша встала с кровати, накинула халатик, подошла к футляру и достала скрипку из мешочка, в котором она хранилась. От того, что она увидела, невольно сжалось сердце, как от предчувствия беды. Весь корпус скрипки был покрыт серыми пятнами, которые образовались от потрескавшегося лака. Она осторожно, лёгкими движениями, провела по инструменту кончиками пальцев.
– Девочка моя, что с тобой? – тихо спросила Даша, и услышала в ответ слабый стон. – Я тебя чем-то расстроила? Прости, прости, прости. Но я так счастлива. Завтра пойдём к мастеру. Я всё исправлю. Сегодня помоги мне, сыграй для него. Сыграй так, чтобы он полюбил меня. Мне без него не жить, поверь.
– Даша, я всё приготовил. Ты где? Я тебя жду. Как волк, голодный, – крикнул Женя.
Даша вошла на кухню, и остановилась в дверях. Когда-то, очень давно, отец дал ей почитать книгу о «золотом сечении» Леонардо да Винчи. С тех пор она, невольно, искала «золотое сечение» во всём: в пропорциях тел людей и животных, в картинах, в музыке, в природе. Искала и находила. Правда, очень редко. Тело, которым обладал Женя, было абсолютно идеальным. Природа наделила его пропорциями, от которых захватывало дух. Кожа сияла чистотой и здоровьем. Это был бог. Бог любви, страсти и наслаждений. Даша не могла оторвать взгляда от такой красоты.
– Хватит любоваться. Давай поедим. Я что, зря готовил? Садись. Оставь свою скрипку. Носишься с ней, как…
– Женя, может, накинешь папин халат? – спросила Даша, чтобы сменить тему и не умирать от желания вновь обнять его. – В квартире прохладно.
– Могу не только халат. Могу и пижаму. Можно и рубашку. Садись. Не всё сразу, – ответил Женя, и, погладив Дашу по щеке, прошептал, – Мне не холодно, крошка.
После еды Даша повела Женю в папину комнату и открыла гардероб.
– Ничего себе! – воскликнул Женя. – Да тут вещей, как у барина. Можно примерить?
– Примерь. Бери, что хочешь.
Женя выбрал самый светлый костюм и надел его. «Золотое сечение» исчезло. Перед ней стоял простой, немного грубоватый парень.
– Цвет тебе не идёт. Попробуй синий и вот этот, тёмно серый.
Женька перемерил все костюмы, все рубашки, халаты и пижамы. Ему ничего не шло. Вещи на нём превращались в старые, дешёвые тряпки, тогда как на отце всё это выглядело элегантно и дорого. Даша аккуратно повесила всё по местам и достала с полки спортивные костюмы.
Её любимый мужчина попал в свою стихию. Ему шло всё. Трикотаж подчёркивал все достоинства Жениной фигуры: узкие бёдра, широкие плечи, плоский живот и красивый изгиб спины.
– Надо же! – воскликнула Даша. – Ты создан для спортивной одежды. Отцу абсолютно не идут эти вещи.
– Я с детства в футбол гоняю. А это, как ты понимаешь, не интеллигентный вид деятельности. Так что, твой папочка рядом со мной, кхе, и за стол рядом не сядет. И смотреть будет, как твой хмырь из театра.
– Ты хочешь познакомиться с отцом? – спросила Даша, делая ударение на последнем слове.
– Не хочу я ни с кем знакомиться. Не время ещё. Ты что, в Харьков со мной поедешь? В общежитии жить? От всех этих благ откажешься?
– Поеду, – тихо произнесла Даша.
– Как же вы, женщины, предсказуемы! Шекспир прав, как всегда.
– Причём здесь Шекспир? – удивилась Даша.
– Стоило Ромео объясниться Джульетте в любви, как она с ним о замужестве заговорила. А ведь он ей предложения не делал. Хочешь, процитирую?
– Конечно, хочу.
– «Если ты, Ромео, решил на мне жениться не шутя, дай завтра знать, когда и где венчанье. С утра к тебе придёт мой человек узнать на этот счёт твоё решенье. Я всё добро сложу к твоим ногам и за тобой последую повсюду».
– Джульетта была умной девочкой. Замужество – это подтверждение любви.
– Много ты понимаешь в любви и в замужестве. Это женская хитрость. Какой ум может быть у 13-летней девчонки? Только не говори, что раньше быстрей взрослели. Ничего не меняется. Ни люди, ни нравы, – с грустью сказал Женя. – Значит, говоришь, со мной поедешь. А как же твоя музыка? Бросишь? Ради меня?
– Я переведусь. Музыка есть везде.
– Нет, ради меня ничего не надо бросать. Ты лучше создай что-нибудь: симфонию там какую-нибудь, или сонату.
– Попробую. Я раньше никогда музыку не сочиняла. Давай я тебе сыграю «скерцо до минор Брамса? Послушаешь?
– Послушаю. Мне нравится, как ты играешь.
Даша приготовилась, подняла смычёк и, вместо Брамса, жизнеутверждающего и ритмичного, услышала грустную мелодию Равеля. Скрипка сама, невзирая на желание Даши, издала мелодию танца «Павана», похожего на медленное, безутешное прощание. Высокие ноты заполнили пространство грустью, безысходностью и предчувствием беды. Даша хотела прекратить играть, но не смогла. Скрипка прильнула к ней своим маленьким тельцем, как будто ища защиты и сострадания, понимания и нежности, взяла в плен, сковала вселенской болью и божественной силой, окутала красотой и любовью. Даша закрыла глаза и подчинилась. Скрипка играла сама.
Женя слушал мелодию и вспоминал Алёну. Каждая мелочь, каждое слово, каждый взгляд, брошенный ею в тот вечер, жгли душу. До сих пор. Почему именно скрипка вызывала все эти воспоминания, которые он хотел забыть, как страшный сон? Или Даша так умеет играть? Бедная девочка. Какая же он, кстати, скотина.
Мелодия закончилась, воспоминания исчезли, и Женя, поднявшись со стула, подошёл к Даше.
– Ты прекрасно играла. Для меня? Прости меня. Я к тебе несправедлив. Простишь?
– Это не я играла. Скрипка. Она сама выбрала мелодию. Так странно. И неспокойно.
– Прекрати. Это всё ваши интеллигентские штучки. Оставь скрипку в покое. Ты, наверное, соскучилась по мне? Дай я тебя обниму.
Утром, после ухода Жени, Даша нашла Медицинскую энциклопедию, и прочла всё, что касалось первой ночи с мужчиной и её удивительной, редкой женской особенности. В это трудно было поверить ей самой, а уж Жене и подавно. Оправдываться или показывать ему то, что она прочла, Даша не собиралась. Пусть всё идёт, как идёт. Взяв скрипку, Дашенька отправилась в мастерскую по ремонту и реставрации музыкальных инструментов.
Римма вышла из гостиницы и, как всегда, оглянулась по сторонам. Самое главное, чтобы не встретить знакомых. Два года назад, выйдя с Марком на улицу, она столкнулась лицом к лицу с Дашей. Вечером дочь поставила её перед выбором: или мать всё сама рассказывает отцу о своём предательстве, или Даша не считает себя её дочерью. Одно из двух. Римма предпочла второе. Без Марка жить она не могла, а дочь свою терпела с тех самых пор, как родила. Внешне всё выглядело очень достойно. Забота, внимание, поцелуи перед сном, чтение сказок на ночь и много всего того, что жизнь требует от матери, Дашенька получала с самого детства. Римма пыталась полюбить дочь, очень пыталась. Не получилось. Слишком Даша была похожа на отца: те же серые глаза, тонкие черты лица, высокий лоб и русые волосы. Ни одной яркой краски. «Безликая интеллигентность», как говорил Марк о Павле. Римма внутренне соглашалась с ним, ненавидя себя за такое отношение и к дочери, и к мужу. Но всё сложилось так, как сложилось. И всё из-за пьяного врача в больнице.
Римма познакомилась с Марком на вступительных экзаменах в консерваторию, и с тех пор они не могли расстаться ни на минуту. Через неделю она переехала к нему жить, невзирая на протест родителей, а через четыре года они оба выдержали конкурс на вакантные места в оркестре оперного театра Ла Фениче в Венеции. Вещи были собраны, билеты куплены, оставалось только оформить отношения в ЗАГСе и отправиться покорять мир своей виртуозной игрой на скрипке. На концерт Давида Ойстраха Изольда Викторовна должна была пойти с мужем, но тот в последнюю минуту позвонил с работы и сказал, что у него срочное совещание. Что это за «срочное совещание», выяснилось позже. Римма после концерта решила проводить мать домой, так как был страшный гололёд. Перед самым подъездом Изольда Викторовна потеряла равновесие, и Римма, пытаясь её удержать, поскользнулась, и они обе упали на землю.
Всё остальное происходило, как в страшном сне. Поход в ЗАГС, который должен был состояться через два дня, пришлось отложить, так как рука болела нестерпимо. О поездке в Венецию можно было забыть, по крайней мере, на год, до следующего конкурса. Она просила Марка не уезжать, но он, не желая отказываться от блестящих перспектив, заявил, что для любого мужчины, даже такого влюблённого, как он, на первом месте стоит карьера, а на втором – личная жизнь. Клятвенно пообещав ждать её в Венеции, отбыл в Италию по времени, указанному в билете. Римма сочла это предательством, которое, как ей тогда казалось, простить просто невозможно.
Рука продолжала болеть, рентген показал, что кости срослись неправильно, что началось воспаление и необходима сложная операция. Врачи настаивали на ампутации. Изольда Викторовна вышла через знакомых на знаменитого хирурга, который, посмотрев снимки, пообещал, что постарается сделать всё возможное, чтобы избежать такого страшного исхода. Римма была на грани помешательства: жизни без Марка и без музыки представить было невозможно.
Операция прошла успешно. После снятия гипса Изольда Викторовна пригласила в дом китайца, который иглотерапией и массажами сделал всё возможное, чтобы рука функционировала относительно нормально. Римме пришлось взять академический отпуск, и перевестись на другое отделение.
Через полгода, в день своего рождения, Изольда Викторовна пригласила приятельницу с сыном, предварительно обговорив с ней возможность его женитьбы на Риммочке. Павел к тому времени уже преподавал в училище, был малоразговорчив, учтив, лишних вопросов не задавал и, ровно через месяц после знакомства, пришёл с букетом фиалок и предложил Римме стать его женой. Она дала согласие, совершенно не осознавая до конца, что происходит в её жизни. Платье, которое было предназначено для регистрации с Марком, нашло своё применение на скромной свадьбе с Павлом. Изольда Викторовна уговорила молодую супружескую пару обосноваться в её доме, взяв на себя все бытовые заботы.
Римма никогда не пыталась понять своего мужа, не интересовалась его жизнью, супружеский долг после рождения дочери выполнять перестала, ссылаясь на постоянную усталость, а когда Даше исполнилось пять лет, решила заговорить о разводе. Не успела. Отец ушёл к другой женщине. Оставлять семью без мужчины было бы крайне опрометчиво. Пришлось смириться. Окончательно и бесповоротно.
Встреча с Марком, который к тому времени был женат и имел годовалого сына, произошла десять лет назад в Зале имени Чайковского. Любовь вспыхнула с новой силой, предательство было прощено, жизнь обрела смысл, даже изнуряющие душу ожидания свиданий были счастьем. Влюблённые приняли решение развестись со своими половинками, сочетаться законным браком и прекратить двойную жизнь, которая, хоть и придавала их встречам определённую остроту в отношениях, но нервы выматывала изрядно. Ждали только удобного момента.
Павел оставил машину у училища, решив пройтись по улице Горького и, в очередной раз, убедиться, что его жена всё ещё продолжает встречаться со своим любовником. Он никогда не следил за ней. Это слишком унизительно, да и ни к чему. О том, что жена ему изменяет, узнал случайно: доброжелателей на свете много. Один из них работал вместе с ним в училище и часто повторял, что красивые женщины, особенно такие, как Римма, не могут принадлежать одному мужчине и, тем более, быть верными жёнами. Павел отмалчивался, считая, что опускаться до таких разговоров, ниже его достоинства. Но однажды, услышав всё от того же доброжелателя, где именно и когда жена проводит время с другим мужчиной, не выдержал и решил во всём этом убедиться сам. Убедился. Но ничего в этой ситуации изменить не мог. Для решительных поступков нужен характер. Откуда ему взяться, если с самого детства за него всё решали женщины: бабушка, мама, старшая сестра и тётя. Отец ушёл из жизни в день его рождения.
С самого детства от него требовалось только одно: безоговорочное подчинение. Подчинение всем четверым. Во всём. В мелочах, в еде, в выборе профессии, в одежде, и даже в женитьбе. Лет до пяти, если ему не изменяет память, он пытался сопротивляться, и его наказывали. Жестоко. Если он отказывался играть на ненавистном пианино, его ставили в угол на соль, или привязывали к стулу и оставляли сидеть в таком положении всю ночь. А однажды мать, известная на всю страну пианистка, перевязала запястья верёвкой, сказав, что если он не будет играть, то ручки его отсохнут, и он на всю жизнь останется никому не нужным калекой. Мать перевязывала, тётя и сестра держали, а бабушка наблюдала. Он выдержал несколько часов, а когда руки стали распухать и нестерпимо болеть, ему стало так страшно, что он сдался, пообещав всем своим женщинам научиться играть. Играть он научился, но великим пианистом, как мечтала его мать, не стал.
Ни один человек в мире не знает того, что ему пришлось пережить в те минуты. Он никогда, ни с кем не был откровенен, никогда не пытался ни перед кем открыть душу, никогда никого не любил. Никогда. Никого. Пока не родилась Дашенька. Дочка стала смыслом его жизни, солнечным лучиком, его единственной любимой женщиной. Как это ни банально звучит, но он действительно готов был отдать за неё жизнь. Да и что его жизнь без этого удивительно прекрасного искреннего создания. Павел и раньше задумывался о смысле своего существования, о том, для чего он родился на этот свет, если ничего, о чём он мечтал с самого детства, так и не сбылось. Так в чём же его предназначение, если ни в рождении дочери?
Мастер, посмотрев на скрипку, сказал, что ничем, к сожалению, помочь не может.
– Нет у меня в данный момент нужного лака. Получу из Италии и позвоню Вам, Дашенька. В моём ассортименте только жёсткий лак, русский. Не подойдёт он «итальяночке нашей», испортит. Она же не стала хуже звучать?
– Нет, звучит хорошо. Но эти пятна… Они так портят скрипку.
– Вашей скрипке, считай, лет сто будет. Реликвия. Я помню ещё до твоего рождения Риммочка приходила ко мне с такой же проблемой. Я предлагал ей взять скрипку мастера Подгорного, а эту мне оставить. Отказалась. А потом руку сломала.
– Это просто совпадение, ничего больше. Вы тогда помогли маме?
– Нет, не помог. Лака тоже не было. Всё совсем не так, девочка. Эта скрипка беду чувствует. Не простая она. Душа у неё есть. Как у вас в семье, всё нормально?
– Да, у нас всё хорошо. Не пугайте меня, пожалуйста, – ответила Даша и, простившись, быстро выскочила из мастерской.
С детства она побаивалась Вениамина Валерьевича, его пристального взгляда и спокойной манеры рассказывать страшные истории. Но бабушка, а затем и мама, считали его большим мастером своего дела, и, когда настала очередь Даши посещать мастерскую, ей ничего не оставалось, как прислушаться к их мнению. Сколько она себя помнит, скрипка всегда имела идеальную поверхность. Так кто же её отреставрировал?
Даша выбросила из головы всё, что сказал мастер, и, вернувшись с занятий, приготовила ужин, надела красивое, новое платье в красную клетку, взяла в руки скрипку, и стала ждать Женю. Она мечтала, что он обязательно придёт с букетом цветов, ведь то, что произошло сегодня ночью, было очень важным для неё, для их отношений, для их будущего. Она где-то читала, что близость с мужчиной возможна только тогда, когда у женщины существует доверие к нему. Дашенька вчера дала понять, что доверяет Жене, доверяет себя, свою душу, свою жизнь, своё тело. Она впервые ждала от него знака внимания, подтверждения его, пусть не любви, но тёплого, нежного отношения. Ждала, играя на скрипке. Ждала, изредка поглядывая на часы.
Женя не пришёл и не позвонил. Ночь Даша провела без сна. На следующий день повторилось то же самое: Даша приготовила ужин, надела красивое платье, и стала ждать. На скрипке она не играла. Не было сил. Душа разрывалась на части. Она пыталась дозвониться до общежития и поговорить с Наташей, но не получилось: подруги в комнате не оказалось, а просить к телефону Женю или Володю было неловко. Она прекрасно понимала, что если бы с ним что-то случилось, то Наташа непременно сообщила бы ей. Оставалось одно – ждать.
Ждать пришлось долго: Женя объявился на третий день. Без цветов. Даше уже было всё равно. Не до цветов, когда существует единственное желание – увидеть того, кого любишь больше жизни, когда каждый день разлуки приносит боль, от которой есть только одно лекарство: быть рядом с любимым.
Весь последующий месяц был, как сказочный сон. Каждая ночь приносила всё более сильные ощущения, душа познавала таинство любви, мелодия двух тел снимала запреты, разум отказывался видеть реальность.
– Дашка, у меня никогда не было такой женщины, – говорил Женя, удивляясь её умению предугадывать каждое его желание. – От тебя можно сойти с ума. Ты так прекрасна в постели, что дух захватывает. Это, наверное, в крови у тебя, моя крошка. О такой любовнице мечтает каждый мужчина. Мне крупно повезло.
Даша была счастлива. Счастлива и горда. Горда тем, что Женя обнаруживает в ней те качества, о которых говорил в первый день их знакомства. Без сомнения, у неё получается стать именно такой женщиной, которая сможет быть интересна ему всегда и каждую минуту. Она верила, что Женя любит её. Любит, но сам пока этого не осознаёт. Дашенька решила, что будет ждать. Ждать и надеяться. Что ещё остаётся делать, если смысл её жизни в этом человеке. Что делать, если вся она переполнена любовью к нему. Что делать, если она любит всё, к чему прикасается его рука? Она любит все его вещи, когда смотрит на них: рубашку любит, брюки любит, туфли любит. Женя пьёт чай – Даша любит чай. Женя принимает душ – Даша любит поток воды. Если бы она видела воздух, которым дышит Женя, она любила бы и этот воздух.
Воздух. Его не стало хватать с тех пор, как Женя уехал. Даже здесь, на даче, рядом с бабушкой и отцом, она чувствовала себя одинокой и несчастной. Даша ждала. Ждала письма или звонка. Тишина оглушала, давила. Сознание отказывалось принимать истину. Всё было прекрасно до самого отъезда: она присутствовала на защите дипломной работы, вместе с Женей была свидетелем на свадьбе у Наташи с Володей, перед самым отъездом он подарил ей огромный букет цветов и сказал, что позвонит, как только устроится в общежитии. Прошёл месяц. Ощущение, что она не нужна ему, убивало. Она пыталась отвлечься. Брала в руки скрипку, отмечая, что количество трещин увеличивается с каждым днём. Её сковывал страх и предчувствие надвигающейся беды.
– Женя, – шептала она, – где ты. Что с тобой. Позвони. Скажи, что у тебя всё хорошо. Я люблю тебя. Услышать твой голос уже для меня счастье. Скрипка, девочка моя, о чём ты хочешь мне сказать?
Скрипка издавала слабый стон, и замолкала, как будто переставала дышать. Дашенька прижимала её к себе и вспоминала, как играла Жене «Болеро» Равеля. Обычно его не играют на скрипке, но Женя очень просил, и она не могла отказать.
День, когда Даша приняла решение ехать к Жене в Харьков, начался очень странно. Она проснулась от непривычных, болезненных ощущений в низу живота. Сама не понимая, почему, подошла к скрипке, и открыла футляр. Леденящий душу страх сковал её. Поверхность инструмента была покрыта мелкими капельками золотистой жидкости, очень похожими на слёзы.
– Что-то с Женей, – прошептала Даша и, не думая больше ни секунды, стала собираться в Москву, предупредив Изольду Викторовну о том, что поживёт неделю в городе.
Уже по дороге домой она поняла, что не может вспомнить название завода, на который Женя получил направление. Пришлось изменить маршрут и поехать к Наташе. Володе от кафедры предоставили комнату в семейном общежитии, что приводило только что образовавшуюся супружескую пару в полный восторг.
Дашенька застала Наташу дома.
– Даша? Ты в Москве? Как я рада тебя видеть. Думала, что ты ещё на даче? Проходи.
– Наташа, я на одну минуту. Скажи мне, как называется завод, где Женя работает.
– А почему у Жени не спросишь? Что, не пишет тебе?
– Нет. Не пишет. И ни разу не позвонил. Мне кажется, что с ним что-то случилось. Мне надо ехать в Харьков. Переживаю за него.
– Дашка, поверь, ничего с ним не случилось. Женька такой, какой он есть. Живёт своей новой жизнью. Он и Володе ничего не пишет, хотя дружил с ним пять лет.
– Нет, я не верю. Он обещал, что напишет или позвонит. Вдруг он заболел?
– Да он здоров, как бык. Ты лучше о себе подумай. Бледная ты какая-то. Не заболела?
– Не знаю. Низ живота тянет. Неприятно. Вчера в речке купалась. Застудила, может.
– Вот как? К врачу сходи. Это не шутка.
– Мне не до этого. Мне ехать надо.
– Господи, ну какой же ты ещё ребёнок! Не надо никуда ехать. Забудь ты его. Он, наверняка, уже другую нашёл, а о тебе и думать забыл. Если бы любил, позвонил бы.
– Не скажешь адрес, я просто так поеду. Через адресное бюро найду. Я не успокоюсь, пока его не увижу. – сказала Даша и сморщилась от очередного приступа боли.
– Что? Так болит? Вот что, девочка моя, иди-ка ты к врачу. Вечером позвонишь из дома, и я тебе дам Женькин адрес. Только на таких условиях. И куда твои родители смотрят? Ты их предупредила, что в Харьков собираешься?
– Нет. Я быстро. Только на один день. Я на самолёте. Бабушка боится летать. Не хочу, чтобы она переживала. Мама и не заметит. А отец … Он тоже ничего о Жене не знает. Не хочу ему ничего рассказывать. Если узнает, решит со мной лететь. Он у меня рыцарь.
– Ну, в таком случае, только после врача. Всё. Ты меня знаешь. Я решений не меняю. Кто-то же должен о тебе позаботиться. Вечером буду ждать твоего звонка.
Самолёт приземлился, и Даша, взяв такси, через десять минут была у проходной завода. От сознания, что она скоро увидит Женю, душу переполняло счастьем. Напряжение усиливалось с каждой минутой. Руки дрожали. Ноги отказывались стоять на месте. Время шло так медленно, что каждая минута казалось часом. Мысли путались и, как ноты, перескакивали с места на место.
Женя появился в окружении нескольких ребят. Он был абсолютно здоров и, как всегда, весел.
– Женя, – окликнула его Даша.
– Дашка? – удивился Женя. – Ты что здесь делаешь?
– Я к тебе приехала. Увидеть очень хотела. Ты не звонил. Я решила, что с тобой что-то случилось.
– Ну, ты даёшь, крошка. Не ожидал.
– Ты не рад?
– Не говори глупостей. Рад, конечно. И что делать будем? Ты где остановилась?
– Я только прилетела.
– Ладно. Пойдём ко мне в общагу. Иди сюда, я тебя хоть обниму. Знаешь, я даже соскучился. Ты надолго?
– На один день. Родители не знают.
– Завтра уедешь. Я тебя никуда не отпущу. Сегодня ночь наша. Не узнаю я себя, скрипачка. Хочу тебя. Всё, поехали. Потом нацелуемся.
Что может быть упоительней и прекрасней любви? Только любовь после месяца разлуки и страданий. Даше казалось, что Женя умирает от её ласк и поцелуев, что забыл счёт времени, что она, Даша, единственная для него женщина в мире. Она была счастлива.
– Женя, ты никогда не говорил, что любишь меня.
– А зачем? Я же с тобой. Не любил бы – не был. Так понимать надо, крошка. У меня голова кругом от тебя идёт. Соскучился. Ты меня с ума сводишь. Никогда у меня такой сладкой женщины не было.
– Почему ты мне не звонил? Ни разу. И письма не написал ни одного. Я каждый день ждала.
– А зачем? Я же знаю, что ты есть. Знаю, что любишь. Мне этого достаточно. Меня это греет. Это мощная поддержка в жизни, когда тебя кто-то любит, – говорил Женька, сопровождая каждое слово нежным поцелуем.
– Я бы никогда не хотела расставаться. Без тебя очень больно и одиноко.
– Ну, перестань. Приезжать будешь. Вы народ богатый. На билетах не разоритесь. Это я, инженер за 100 рэ, не могу себе позволить путешествовать. Хотя, где вам это понять, – усмехнулся Женя, поднимаясь с постели, – Вставать пора. Сейчас сосед по комнате придёт.
– Женя, мне надо сказать тебе очень важную вещь, – медленно проговорила Даша.
– Ну, говори. Только быстро. Что опять надумала? Ещё сюрприз?
– Я перед самым отъездом была у врача. Наташа заставила сходить.
– Опять Наташка! Вечно она лезет, куда не надо. Зачем к врачу? Ты что, заболела? Меня не заразишь, надеюсь?
– Это не заразное, – произнесла Даша, и, набрав воздуха, быстро сказала. – Женя, я беременна.
– О, как! Сюрприз, так сюрприз. Действительно. Так, ты, поэтому приехала? – спросил Женя и с подозрением посмотрел на Дашу.
– Нет, Женя. Я не хотела к врачу идти.
– А родители знают?
– Я им не говорила.
– И не говори. Они нам головы снесут. Ты же, вроде опытная. Почему не предохранялась? У Наташки бы спросила, как это делается.
– Я ни с кем не говорила на эту тему.
– Да уж, сюрприз, нечего сказать. Дай подумать, – сказал Женя, подошёл к окну и некоторое время смотрел на улицу. Даша с замиранием сердца смотрела на его спину.
– Ну что, крошка, жениться давай. Куда ж деваться. Я так понимаю, что другого выхода у нас нет. В Москву перееду. Примет твой папочка меня в свои объятия?
– Папа очень добрый. Он не будет против нашей свадьбы. И бабушка с мамой будут рады.
– Ну, я, конечно, сомневаюсь в этом. Хотя, чем чёрт не шутит? Может, и впишусь в вашу интеллигентную жизнь.
– Женя, ты не обязан на мне жениться из-за ребёнка. Только, если любишь меня.
– Любишь – не любишь. Люблю, конечно. Сейчас не об этом. Ты вот что, собирайся. В ЗАГС пойдём заявление подавать. А потом домой поедешь. Паспорт с собой?
– Конечно. Так ты, правда, этого хочешь? Ты меня не обманываешь?
– Ну, если кто-то из нас двоих врёт, то точно, не я. Я вот, что. Пойду на работу позвоню, что задержусь. Сама до аэропорта доедешь? Хотя, чего я спрашиваю? Ты на многое способна.
Женя вышел из комнаты, а Даша, счастливая от сознания, что скоро они поженятся, что он будет жить в Москве, рядом с ней, воспитывать их общего ребёнка, думала о том, как она расскажет обо всём отцу, бабушке и маме.
В ЗАГСе они, как и положено, заполнили заявление, определились с датой регистрации, сообщив сотруднице, что ждут ребёнка и, по правилам города Харькова, оставили паспорта на целый месяц.
– Так положено, – заявила дама, – Мы даём брачующимся талон на покупку дефицитных продуктов и вещей, а многие этим пользуются. Ходят из ЗАГСа в ЗАГС, подают заявления, отовариваются, а потом спекулируют. Вот администрация города и приняла решение, временно конечно, принять соответствующие меры предосторожности. Паспорта заберёте в день регистрации. Если передумаете, то можно и раньше. В обмен на неиспользованный талон. Регистрация у вас в 16 часов ровно. Прошу не опаздывать.
Выйдя из ЗАГСа, Женя предложил отметить столь важное событие в кафе.
– Не город, а дурдом какой-то. Теперь месяц без паспорта ходи. Давай, заказывай. Что есть будем? На чай с пирожным у меня точно денег хватит, а вот на всякие причиндалы, кольца там, костюмы, денег взять негде. У матери их никогда не бывает, а я ещё не заработал. Ты как на всё это смотришь?
– Я у отца попрошу, он даст. Это не проблема. Я всё в Москве куплю. Мне только размеры твои нужны.
– Отлично. Ты, только вот что. Не говори родителям, что ждёшь ребёнка. Мы в Харькове зарегистрируемся, а свадьбу в Москве сыграем. Тогда им и скажем. Ты как, согласна? Сюрприз им сделаем. А, жена? Что загрустила?
– Я думала, с родителями приехать. Ты не хочешь?
– С родителями? В это убогое общежитие? Не очень хотелось бы. Ты лучше мне вот что скажи. Какой срок у тебя? Что врачи сказали?
– У меня пять или шесть недель. А кто у меня свидетелем будет? Может, я с Наташей приеду?
– А, значит, перед самым моим отъездом мы с тобой его сотворили. С Наташей? Ну, если её Вован отпустит, приезжай.
После кафе будущие муж и жена прошлись по магазинам, примерили на Женю рубашку, костюм, кольцо и туфли. Даша записала все размеры. Договорившись созваниваться один раз в неделю, они расстались.
Весь следующий месяц Даша летала на крыльях. Это было огромное счастье, которым хотелось поделиться со всеми. Родителям она рассказала о предстоящем событии, как только вернулась в Москву и приехала на дачу. Все были в сборе.
Римма, услышав новость, решила, что наступил подходящий момент, чтобы сообщить мужу о своём решении уйти от него.
«Как всё хорошо складывается, – думала Римма, – Свадьбу отыграем, и я перееду к Марку. Тем более, что и он подал на развод. Молодец, Даша. Хоть раз в жизни угодила мне».
Павел, узнав, что у дочери есть своя, взрослая, сознательная жизнь, которая не имеет к нему никакого отношения, расстроился. Признаться, он и не заметил, что Даша уже не маленькая девочка, а красивая девушка, влюблённая и счастливая.
«Вот и она нашла своё счастье в жизни, – думал Павел, – Надеюсь, на всю жизнь. Денег дам, конечно. И свадьбу организую. Кто, как не я должен о них позаботиться. Понятно, что у молодого специалиста нет ничего. Ради моего солнышка я готов на всё. Надо бы что-то и в своей жизни изменить. Хватит плыть по течению. После свадьбы разведусь. Не получилось любви за двадцать лет, значит, и дальше ничего не будет».
Изольда Викторовна была в ужасе, но виду не подала. Не привыкла она вмешиваться ни в чью жизнь со своими советами. Да и что она могла посоветовать, когда у самой жизнь не сложилась. Заботиться о будущем Дашином муже она готова, пока на ногах стоит.
«Лишь бы девочка счастлива была. Не понимаю, почему такая спешка? Может, ребёночка ждёт? Светится вся от счастья. Увидеть бы хоть одним глазком этого Женю. Как то всё не по-человечески. Да у кого оно по-человечески? Покажите мне, и я порадуюсь за них. Думала, что мой муж счастлив с новой женой. Где там. Инфаркт, говорят. Вот и почувствовал себя мужчиной. Может, Даше повезёт. Лучше молчать буду. К мужу надо сходить в больницу проведать. Вдруг надумает вернуться ко мне».
Наташка, которую Даша пригласила с Володей отдохнуть на даче, узнав новость, негодовала, завидовала, но виду не показывала. Она любила Женьку так же, как и раньше, понимая, что ни о каких отношениях с ним не стоит и мечтать. Давно поняла. Сразу после того, как он заставил её сделать аборт.
«Надо же, у Дашки, всё-таки получилось. Счастливая. Мы с Володей уже год вместе, а я каждый раз, как на каторгу, в кровать ложусь. Хоть бы забеременеть, чтобы от его ласк можно было отказываться. Ничего не получается. Будут ли дети, неизвестно. Врачи руками разводят. Ждите, говорят. Господи, как тошно. Какая же я несчастная. Ехать придётся. Полюбуюсь, хоть, на моего Бельмандо. Женька не любил, когда я его так называла. Но ведь похож. Лицом, конечно. Фигура у Женьки лучше. Господи, а ночи какие были! От одних воспоминаний до сих пор сердце замирает. Теперь уж точно, ничего не вернуть. Не понимаю, как можно радоваться чужому счастью, когда у самой всё так ужасно. Нет, не радуюсь я за Дашу. Завидую, а надо улыбаться».
Скрипка, её любимая маленькая подружка, продолжала болеть, покрываясь мелкими капельками, теперь уже тёмно-коричневой, жидкости. Дашеньку это расстраивало, но не так, как раньше. Разве может счастливый человек обращать внимание на такие мелочи? Она звонила в мастерскую к Вениамину Валерьевичу, но ей сказали, что он в отпуске и появится не раньше сентября.
«Ну, что же делать. Отнесу скрипку в ремонт сразу после свадьбы», – решила Даша, и, бережно протерев инструмент, положила его в футляр.
Женя, как и договорились, звонил ровно в восемь каждое воскресенье. Дашенька в это время всегда находилась рядом с телефоном и, услышав первый междугородний звонок, быстро брала трубку, чтобы не потерять ни одной секундочки общения с Женей. Задыхаясь от любви и безмерного счастья, она рассказывала самому прекрасному мужчине на свете всё, что произошло с ней за неделю, говорила о своей любви, о том, что скучает и считает минуты, секунды, которые всё ещё отделяют их от встречи в Харькове. Говорила, какую очередную покупку совершила, как он будет красив в светло-сером костюме спортивного кроя, какие необыкновенные обручальные кольца соединят их навеки, и с каким нетерпением его ждут родители в их доме после регистрации, чтобы сыграть свадьбу.
Женя слушал, молча, давая возможность Даше выплеснуть накопившиеся эмоции, одобрял её выбор очередной купленной вещи, осторожно спрашивал, не нарушила ли она своё обещание, данное ему по поводу ребёнка, произносил «целую, до встречи», и вешал трубку.
Во время последнего разговора, который состоялся за три дня до Дашиного приезда, Женя сообщил ей, что забронировал два номера в гостинице для них и для Наташи, и что будет ждать её на вокзале в день регистрации. Дашенька согласилась, но в последний момент передумала, и, решив сделать любимому сюрприз, купила билеты на самолёт и прибыла в Харьков с подругой за день до регистрации.
Из аэропорта они, взяв такси, приехали в общежитие. Была пятница – короткий рабочий день. Дашенька надеялась застать Женю уже дома, но, к её глубокому огорчению, в комнате был только сосед, Сергей, который и предложил им располагаться и ждать Женю с работы.
– Девчонки, чувствуйте себя, как дома, – вежливо сказал Сергей. – Я на выходные уезжаю к родственникам, так что можете воспользоваться и моей кроватью тоже.
– А Вы разве не останетесь на регистрацию? – спросила Наташа.
– На регистрацию? Какую? Мне Женя ничего не говорил. К нему какая-то родственница приехала, и он уже неделю не ночует в общежитии.
– Какая родственница? Мама? – продолжала интересоваться Наташа. – Даша, тебе что-нибудь Женя говорил?
– Нет. Он только сказал, что будет ждать меня на вокзале завтра утром, и что снял нам с тобой гостиницу. О маме ничего не говорил. Может, и мне решил сюрприз сделать?
– Что-то мне не нравится этот сюрприз. Ладно, давай подождём.
После того, как Сергей, попрощавшись, вышел из комнаты, Наташа задвинула огромный чемодан с вещами под Женину кровать, и, глядя на побледневшую и расстроенную Дашу, предложила пойти погулять по городу и где-нибудь перекусить.
– Я не могу уйти. Вдруг он придёт, а нас нет, – отказалась Даша.
– Во сколько завтра приходит твой поезд? Женя знает?
– В семь утра мы должны были приехать. Конечно, знает.
– Я не думаю, что Женька раньше восьми утра объявится в общежитии. Придёт после вокзала. Не расстраивайся. Подумаешь, сюрприз не получился. Ещё миллион сюрпризов ему сделаешь за всю жизнь. Пойдём гулять. Воздухом подышим. И переживать не смей. Тебе это вредно.
Дашенька старалась не переживать, но ничего не получалось. Она не притронулась к еде, которую они заказали в ближайшем кафе, не могла спокойно прогуливаться по городу, порываясь вернуться в общежитие, оглядывалась по сторонам, в надежде увидеть Женю и услышать от него слова, которые бы успокоили её и опять сделали счастливой.
Конец ознакомительного фрагмента.