Вы здесь

Мой старец Иосиф Исихаст и Пещерник. Малая Агиа Анна (старец Ефрем Филофейский)

Малая Агиа Анна

На северо-западной стороне Афона на крутом, поросшем густой растительностью склоне, на высоте около 300 метров над уровнем моря находится прекрасный скит Святой Анны. Он состоит из калив, расположенных лесенкой на «пезулях» (огражденных камнями террасах), одна за другой, и большей частью скрытых красивейшими каменными дубами и серо-зелеными скалами. В то время скит насчитывал около двухсот отцов. Здесь же находится самая большая часть мощей св. праведной Анны, матери Пресвятой Богородицы.

На расстоянии получаса пути от скита Святой Анны находится скит, называемый Малая Святая Анна. Речь идет об одном небольшом аскетическом поселении, которое состоит всего-навсего из пяти калив и имеет дочернее отношение к скиту Святой Анны.


Будучи молодым, Старец Иосиф приходил на келии в Карее и пламенно проповедовал покаяние, чем приводил в большое замешательство старых, видавших виды келиотов…


Это место имеет более мягкий климат, потому что большой каменный утес на севере защищает от холодного воздуха, спускающегося с вершины Горы.

Старец Иосиф и о. Арсений уже слышали от старых монахов скита о том, что существуют какие-то неприступные пещеры в предгорьях скита Малой Святой Анны. Они искали эти пещеры и с большим трудом нашли на одном неприступном склоне, немного ниже исихастирия, где раньше жили о. Савва Духовник, старец Илларион послушник известного Георгиану.

Когда-то давно в этих пещерах уже подвизались несколько русских аскетов, может быть два – три, и от них остались два небольших резервуара для воды.

Имеется в виду одно очень уединенное место, известное немногим. Это было достаточно тесное место, более похожее на гнездо орла. С одной стороны оно было ограничено скалой, а с другой – отвесным утесом. Старцы были очень утешены найденным местом, ведь в нем царило беспредельное безмолвие.

Таким образом, в январе 1938 года они перенесли на плечах свою бедную одежду и немногие книги и переселились в эти две пещеры.

Когда старцы достигли нового места, они не нашли там ничего, кроме двух резервуаров. Они очистили резервуары, как могли, и прилепили желоб к скале, чтобы собирать дождевую воду, потому что нигде поблизости не было источника. Небольшого количества воды, которое они собирали, еле-еле хватало только для самых необходимых нужд. Здесь так же, как и в скиту Василия Великого, как только начали строить одну каливу и маленькую церквушку, стало ясно, что воды совершенно не хватает. И снова о. Арсений издалека носил воду на своих плечах.


На северо-западной стороне Афона, на крутом, поросшем густой растительностью склоне, на высоте около 300 метров над уровнем моря находится прекрасный скит Святой Анны.


(О. Арсений в скиту Малой Анны). О. Арсений рассуждал в себе: «Этот малыш еще любит сладкое. Что бы ему покушать?!» – Малюточка, сейчас, пока нас Старец не видит, нá – покушай крошки…


Однажды был знойный день, и Старец огорчился о бремени о. Арсения. Он стал молиться Богородице, говоря Ей: «Умоляю Тебя, Пресвятая Госпоже моя, устрой нам немного воды, потому что уж очень тяжкие труды несет о. Арсений». И тотчас услышал какой-то шум из под прилегающей скалы. Поднимает глаза – и что же он видит! Скала источила воду, которая стекает вниз капля за каплей. Они подложили какой-то лежащий под рукой сосуд, и он наполнился. Воды было достаточно, и о. Арсений с тех пор был избавлен от тяжелой доставки воды издалека. Был или нет старец Иосиф неким вторым Моисеем, который силой молитвы источил воду из скалы?

В одной пещере построили одну каливочку, а в другой – маленькую церквушку. В строительстве помог и известный о. Ефрем Катунакский, который носил на спине красную глину от Карули, богатой пещерами с глиной. О. Арсений делал кирпичи, а о. Ефрем успевал доставлять глину так быстро, чтобы не возникло задержки в работе, и в то же время не забывал о нуждах своего собственного старца.

Чтобы не разговаривать между собой, отцы решили сделать три отдельные каливочки.

Для Старца сделали небольшое расширение в одной маленькой пещерке, чтобы осталось место для складика, и три маленьких комнатки. Это сооружение было сложено из камней, а чтобы они не упали, они были промазаны внутри и вне смесью травы с глиной, взятой от земли, с какими-то ветками сверху и крышей, покрытой цинковым железом.

Калива о. Арсения была немного впереди каливы о. Афанасия, потому что он, изнуренный бесконечным ежедневным ношением тяжестей, очень часто выходил, нарушая распорядок. Старец Иосиф сделал ему каливочку снаружи, за стенами.


На расстоянии получаса пути от скита Святой Анны находится скит, называемый Малая Святая Анна. Речь идет об одном небольшом аскетическом поселении, которое состоит всего-навсего из пяти калив…


Эти каливы были столь малы, что с большим трудом могли служить только самым необходимым нуждам старцев. Площадь келеек была примерно 1,5 на 1,8 метра. Вместо кроватей служили две-три доски с тряпьем, набросанным сверху. Они сделали и одно небольшое отверстие, которое использовалось как в качестве двери, так и в качестве окна. В него входили и выходили. А для вентиляции сделали две дырки, закрывающиеся двумя затычками (из клочков ткани), которые использовались как оконные ставни.

В зимнее время в этих кельях было настолько холодно, что если ты находился без движения, то должен был замерзнуть! А снизу – влажность, стоячая вода и плесень. Летом же, наоборот, они страдали от невыносимой жары, которая исходила от цинка, нагревающегося прямо над головой. И даже летними вечерами это место не орошалось прохладой, потому что весь день скалы собирали тепло, а всю ночь – отдавали. Вавилонская печь, семикратно разженная! Попробуй уснуть внутри печи, а тем более на таковой жесткой «кровати»?! Эти каливы были настоящим гробом.

В недрах такой каливы, которая источала запах земли подобно могиле, каждую ночь старец Иосиф совершал свое бдение – 8–10 часов умной молитвы. Когда же он закрывал дверь, то оказывался в Божественном Мраке, и даже воздух не проходил внутрь. Настоящее мученичество!

Однако такое положение старца Иосифа в этом ужасающем месте совершенно не устраивало подземных духов зла, которые надеялись опять присвоить по праву им принадлежащее достояние. По этой причине они начали ежедневно донимать Старца. Как-то он говорил по случаю новым своим послушникам:

«Вы пришли сюда и нашли все готовое. Ах, если бы вы знали, сколько вначале я перенес от демонов в этом месте! В миру священники изгоняют демонов, повелевая им в молитве запрещения, что злые духи приходили в пустынные места, и, вот, таким образом все они притащились сюда… Если б вы знали, сколько я пострадал!»

Во всяком случае, когда старец Иосиф ложился немного отдохнуть, чтобы проснуться свежим к бдению, демоны устраивали большой шум, не давая ему отдохнуть. Если же он засыпал, то демоны будили его своей возней на час-два раньше. А после этого он не мог уже заснуть.

Но и не только это. Каждый вечер во время бдения десятки демонов устраивали настоящее шествие перед Старцем. Они принимали унылые и устрашающие образы, чтобы испугать и прогнать Старца.

Так, одни демоны воображались в виде мертвых голов, другие как чародеи, иные как скелеты. Какого бы ужасного зрелища ты ни представил себе, там бы ты это нашел! Более того, Старец терпел от них и побои.

Таковые нападения начали длиться все дольше и дольше. Так, день за днем, Старец начал уставать, потому что демоны, как он говорил, ни на бдении не оставляли, ни поспать ему спокойно не давали. В конце концов, он лишился и особенной благодати молитвы, потому что ум его от бессонницы соделался дебелым и не позволял сосредоточится. С одной стороны это коварство демонов, а с другой – телесные нужды причиняли Старцу огромные трудности во время бдения. И все же он не отступил в трудностях, хотя и не мог преодолеть их. Тогда Он сказал себе: «Потерплю еще один месяц и, если положение дел не изменится, – уйду отсюда».


Это место имеет более мягкий климат, потому что большой каменный утес на севере защищает от холодного воздуха, спускающегося с вершины Горы.


Так продолжалось каждую ночь – страшные демонические парады, а днем – искусительные беспорядки, преследующие цель лишить отдыха… Во всяком случае, Борец стал истощаться телесно. Кроме того, мало-помалу Старец начал чувствовать лишение Божественной Благодати. Множество раз он не мог сосредоточить свое сознание на молитве и рыдал безудержно. Как он сам рассказывал позднее: «Я рыдал и рыдал безутешно многие дни, многие недели».

Из-за длительности этих состояний он впал в великую скорбь и, как осужденный без вины, начал некоторым образом жаловаться Богу. Ибо Господь вверг его в такие великие искушения и не хочет даже немного сдержать их, чтобы дать хоть дух перевести. И, вот, однажды, в то время, когда Старец молился во тьме после слез и страданий, он выпрямился, воздел руки и воззвал:

– «Господи, неужели даже на мое произволение Ты не презришь и оставишь, чтобы они нас победили? Как в таком случае вообще может подвизаться человек?!»

Внезапно свет озарил недра его каливки, и он услышал сладчайший глас, говорящий ему: «И ты не потерпишь все это ради Моей любви?» И снова тьма сгустилась. Но с этим гласом немедленно разрешилась печаль, как некое темное тяжелое облако – отлетело вверх от него. Тотчас он уразумел, что это был за голос, упал на землю, ничком, и начал судорожно рыдать с великой любовью, принося покаяние в том, что недовольство восторжествовало над ним.

– «Конечно! Боже мой, ради Твоей любви я потерплю!»

С тех пор Старец получил великое утешение в своих скорбях и мучениях. Он душевно укрепился и с того времени стяжал гораздо большее терпение в искушениях.

Он выдержал безропотно эти искушения, и на тридцатый дней, брань закончилась, и демоны исчезли. Он говорил после этого: «Не забуду никогда этот глас. Он был настолько сладок, что в то же мгновение пропало искушение и все уныние».

Их церквушка оказалась столь малой, что любой мог прямо из стасидии дотянуться до купола. Но в ней было очень умилительно. Ее посвятили Честному Иоанну Предтече. А для росписи пригласили соседнее братство Ананеев, с которыми Старец сохранял тесные братские отношения.

В первое время их жизнь на новом месте была, действительно, жестокой и безысходной, потому что они не имели ничего, кроме самого необходимого. Но с другой стороны, несмотря на трудности, связанные с теснотой места и малопригодностью келий, они имели большое утешение, ведь никто теперь им не досаждал. Они были надежно защищены крутым склоном, не имеющим дорог, по которым мог бы пройти человек. Тем самым они оказались совершенно отделенными и получили безграничное безмолвие. И забот они не имели, потому что невозможно было разбить огород. Выбранное место располагалось на очень крутом склоне, густо поросшем каменными дубами. Все их достояние – это одна калива, да небольшая кухонька.

Освобождение от земельной собственности, вместе с тем обогатило их молитвой и созерцанием. Они непременно старались избегать удобства и жили в простоте, довольствуясь тем, что было. Все было устроено так, чтобы они имели немногое попечение и тем самым сбросили тяжесть, мешающую духовной жизни.


В то время, как я стоял и размышлял, что мне делать, смотрю – один священник с торбой и посохом восходит по лестнице…


В своих новых аскетических каливах они жили почти, как заключенные. Прибавьте к этому неприступность места, редкость встреч с другими отцами и жесткий аскетический устав.

Этот устав в Малой Святой Анне был следующим. С рассветом они просыпались и трудились над своим рукоделием или же делали какие-либо необходимые ремесленные работы. В полдень каждый брат удалялся в свою келью и там справлял вечерню по четкам. А если оставалось еще время, то немного поучался в Писании. После чего все вместе собирались для обеденной трапезы. Окончив трапезу, брали благословение Старца и расходились на три часа отдыха по кельям, до заката солнца. Отдохнув, пили по чашечке кофе и начинали бдение, которое продолжалось до полуночи.

Когда приходил священник, то в полночь начиналась Божественная Литургия в церквушке. В том случае, если не было священника для совершения Литургии, они продолжали бдение или в поучении, или же в молитве. После Божественной Литургии они имели возможность отдохнуть до рассвета. В соответствии с их уставом, продолжительность сна составляла два-три часа, потому что это весьма помогало в бдении.

Этот устав старец Иосиф не изменял никогда, потому что знал – последуют изменения в молитве. «Дело в том, – как он указывал, – что если днем сделать что-то больше или меньше, то, соответственно, и тело устает, и ум рассеивается, и тем самым уменьшается готовность к молитве». Поэтому он сохранял с совершенной точностью принятый устав даже в трудные моменты своей жизни. Безусловно, в этом ему помогал и характер: дисциплинированный, решительный и несгибаемый.

Для того чтобы показать, какое значение придавал старец Иосиф хранению своего аскетического устава, стоит здесь привести один примечательный случай:

Однажды послушники пришли издалека, принеся с собой провизию и некоторое количество рыбы. Но как раз был час безмолвия. Они говорят Старцу:

– «Геронда, мы принесли рыбу, и если не приготовим ее сейчас, то испортится». (Где можно было в те времена найти холодильник на Святой Анне, а тем более – у старца Иосифа!!! Важно обратить внимание на то, что такая пища была редкой для братства как по причине их аскетизма, так и из-за большой цены и труда, необходимого, чтобы ее достать.) Тем не менее Старец, не вступая в беседу, отрезал:

– «Предпочитаю, чтобы испортилась рыба, тому, чтобы испортился наш устав! Оставьте все как есть и идите отдыхать».

А на следующий день он заметил монахам:

– «Я намеренно оставил рыбу портиться, чтобы вы запомнили на всю вашу жизнь значение устава!»

Старец часто указывал ученикам:

– «Внимайте уставу! Я и о. Арсений пролили кровь, чтобы передать вам его в готовом виде».


Старец был весьма упокоен в новом аскетическом убежище и, исполненный энтузиазма, писал о своей жизни одной духовной дочери: «Мы здесь, сестра моя, всю ночь не спим. Каждый вечер начинаем бдение. Целую ночь молимся за весь мир. Немного отдыхаем только утром и в обед, после еды. Таков наш устав: половину дня работаем, остальное время – безмолвствуем. Этого достаточно. Аскетическая жизнь! Пустыня! Ангельская жизнь, полная благодати! Если бы ты могла хоть в какой-то мере это увидеть! Ах, если бы тебе было возможно нас видеть! Здесь, сестра моя, действительно, земной Рай. Если кому-либо удастся выдержать от начала такую жестокую, высокую жизнь, то он станет святым».


В этих пещерах уже жили когда-то два-три русских аскета, и от них остались два небольших резервуара для воды.


Первое время их пребывания на том месте они оставались неизвестными. Но как говорит Господь: «Не может укрыться город, стоящий наверху горы (Мф 5:14)», так и благоухание добродетельной жизни Старца не могло оставаться сокрытым. Мало-помалу отцы, живущие по близости, узнали о его святости. И некоторые стали приходить, чтобы повидаться и получить душевную пользу.

К несчастью, нашлись и такие, которые не имели духовного интереса, а в сущности желали провести время в бесполезных разговорах, гонимые своим унынием. Старец видел, что не получает пользу от таковых проявлений «любви», но, наоборот, душа терпит вред. Вследствие этого он принял решение установить дверь в том единственном узком месте, где располагался вход во двор. Это позволяло защититься от всех желающих поглядеть и тем самым давало Старцу возможность исполнять свой безмолвный устав. Эта дверь для всех закрывалась в полдень, таким образом чтобы Старцу, по меньшей мере, не препятствовали получать пользу от молитвы и безмолвия, соответственно тому уставу, которому он научился вначале. Так, ему удавалось начинать бдение более отдохнувшим. Он говорил себе: «Какую пользу я принесу ближнему, если бесполезные разговоры меня убивают? Наоборот, если я буду в мире пребывать озаряемый Божественным Светом, то я и от Него передам освящение, и заповедь любви Христовой исполню».

Старец заботился, как бы не расточить попусту многоценные вечерние часы, потому что видел: если их проводить мирно, в страхе Божием, то получает столь великие духовные плоды, что оставалось только удивляться пользе, приносимой беспопечением и благочинием. Наконец, он написал на дощечке: «Не стучите в дверь! Я не хочу разговоров, празднословия и осуждения». Впрочем, он открывал дверь на два-три часа, но только утром.

Следуя такому уставу, он имел полное безмолвие и, исполненный радости, писал одному человеку: «Я самый счастливый из всех людей! Потому что живу беспопечительно, наслаждаясь медом безмолвия, совершенно не прерываясь. И в том случае, когда отходит благодать, тогда безмолвие, как иная благодать, меня пригревает в своем чреве».

Кроме того, он сложил и стихотворение[3]:

«Пристанище безмолвия обрет,

Душой и телом также я окреп

В сладчайшей тишине плывет мой ум

Уже не слышен здесь и грозный моря шум –

Житейского, бурлящего волнами моря…»

Старец стремился к безмолвию и уединению, всегда помня это как цель, чтобы удалось стяжать благодать Святого Духа через молитву, как это делал и прп. Серафим Саровский. Кроме всего прочего, сам Старец был исихаст и затворник, что объединяет в себе все виды монашеского делания. Естественно, и прп. Серафим отдавал предпочтение именно отшельнической жизни.


Это было достаточно тесное место, более похожее на гнездо орла. Оно было ограничено с одной стороны скалой, а с другой – отвесным утесом.