Глава 7
Совсем не обязательно было так нахлестывать лошадей – до заката оставалось еще часов шесть, и они успели бы добраться до следующего населенного пункта даже самой неспешной рысцой. Но лошади застоялись, а Чад все еще был сердит, так что время дороги сократилось больше чем на час. В городке он сорвал зло на станционном смотрителе (тот не только хотел отвертеться от замены кучера, но и сделал попытку отобрать дилижанс под предлогом нехватки). Чад, совершенно уверенный, что за все пережитое сестрам Лейтон полагается компенсация в виде бесплатной поездки до Трентона, устроил смотрителю такой разнос, что тот сделался совсем шелковым и в конце беседы соглашался на все.
Дамам было предложено переночевать в гостинице. Поскольку наутро от них не последовало жалоб, Чад заключил, что ночлег оказался вполне сносным. Он уже усвоил, что по крайней мере одна из сестер с ходу выкладывает все свои претензии: насчет слишком быстрой езды, ухабов, неудобных сидений и прочего. Так как окошко было занавешено, он не знал, какая именно, но почти не сомневался, что так визжать может только кикимора в круглых очках, как две капли воды похожая на учительницу воскресной школы, которую он ненавидел в детстве всеми фибрами своей души.
На сон грядущий Чад пропустил в ближайшем салуне три стаканчика виски. Это помогло рассеять досаду на глупые нападки кикиморы, но не улучшило общего расположения духа. Он не был в восторге от того, что придется иметь дело с парой маленьких девчонок, но никак не ожидал, что ему повесят на шею ярмо в виде трех взрослых женщин. Надо было уточнить у Рыжей, о ком именно речь, так нет же, он понял слово «девчонки» буквально и, вместо того чтобы отказаться наотрез, взвалил на себя такую обузу. А что теперь? Теперь ничего не поделаешь. Взялся за гуж – не говори, что не дюж.
Дети. С ними тоже морока, но в Техасе они по большей части рано взрослеют и шалить им просто некогда. А вот женщины есть женщины, какую ни возьми. От них того и жди неприятностей.
Даже странно, как это он раньше не сообразил, что придется иметь дело со взрослыми девицами – к примеру, на остановке дилижансов у железнодорожной ветки. Ведь можно же было догадаться, когда он услышал: «Девчонки брали билеты в страшной спешке», «эти сумасбродки и слушать не желали», «юные леди выскочили из вагона быстрее, чем потаскухи из церкви». Но нет, он вбил себе в голову, что это дети, и не желал воспринимать очевидное. То, что пассажирок было три, говорило ему лишь о том, что это девочки с гувернанткой. Ни на миг он не заподозрил, что одна из них может вызвать в нем чисто мужской интерес.
Впрочем, что значит «может»! Эта Аманда хороша, как картинка. Не просто блондинка, а того роскошного оттенка, что превращает локоны в чистое золото. Этих локонов у нее целая копна, и обрамляют они личико таких совершенных очертаний, что век бы смотрел и не насмотрелся. Дерзко вздернутый носик, розы на щеках, кроткая линия подбородка и самые сладкие на вид губки, какие только можно вообразить. А глаза! Как два сапфира в бахроме густых черных ресниц. Вообще-то отпечаток этих ресниц остался на веках, так что можно предположить, что от природы они не столь черны, и все равно в таких глазах хочется утонуть.
И Господи Боже, как будто всего этого мало! Ей досталась фигура, при виде которой и видавший виды ковбой пустил бы слюнки: полные груди, тонкая талия, округлые бедра – само совершенство! Более того, она не из высоченных, а как раз того роста, который придает мужчине уверенности в себе.
Ее придирки при первой встрече можно понять: девушка неожиданно оказалась в жутком захолустье, без всяких удобств, к которым она, без сомнения, привыкла. И это не говоря о пережитом в поезде. Изнеженной леди вроде нее Запад и впрямь мог показаться диким. Еще до знакомства с ним она уже натерпелась всякого. Надо бы как-то воздать ей за это. Меньшее, что он может сделать, это благополучно доставить Аманду Лейтон в «Желтую колючку» без дальнейших неприятностей.
Что до сестрицы, кикиморы в круглых очках (как еще назвать женщину, способную водрузить себе на нос подобное устройство?), она вообще не стоит внимания, тем более чисто мужского. После тех дурацких нападок пусть не рассчитывает на его галантность.
Сестры, кто бы мог подумать! Похожи одна на другую не больше, чем ночь и день. Если не знать, то и в голову не придет, что они вообще состоят в кровном родстве. Только и общего, что цвет волос и глаз.
Эта Мэриан, должно быть, гораздо старше. Никто не берет ее замуж, вот она и бесится. Боится остаться старой девой – и правильно боится. Если стянуть волосы еще самую малость туже, глаза совсем выскочат из орбит. А как топает! Ни дать ни взять пьяный ковбой. Что до платья, на такое согласилось бы не всякое огородное пугало!
Вообще-то она могла немного приукрасить себя, если бы захотела. Но в этих очках с глазами навыкате все бесполезно. Когда такая девица обращает свой взор в сторону мужчины, тот бежит от нее как можно быстрее. Мужской пол от таких шарахается. Надо бы держаться от нее подальше, чтобы как-нибудь ненароком не заинтересовалась!
Утром следующего дня дилижанс снова был в пути. Дамы не пришли в восторг от такого раннего выезда, но очередная станция была довольно далеко, и, чтобы попасть туда до ночи, следовало торопиться. К счастью, теперь они двигались по обычному маршруту, на котором встречались дополнительные перевалочные пункты, где можно поменять лошадей и подкрепиться. В отсутствие таковых был шанс передохнуть у гостеприимных хозяев.
Новый кучер оказался на редкость флегматичным субъектом. Судя по всему, его не волновало ничто на свете. Он никогда не бывал в окрестностях Трентона – ну и что? Не найдется, где пообедать, – подумаешь! Грузный, рано поседевший, он тем не менее был кучер со стажем и отлично управлялся с лошадьми.
Два дня дороги прошли довольно безмятежно, а на третий Чад опять испытал на себе отвратительный нрав старой девы.
В полдень остановились на обед на одной из самых комфортабельных станций маршрута: с новой конюшней, настоящим рестораном, универсальным магазином и гостиницей на случай непогоды (погода, кстати, не оставляла желать лучшего, разве что становилась все прохладнее по мере продвижения на север). Пока пассажирки обедали, на конюшне меняли упряжку. В самый последний момент выяснилось, что у одной из лошадей свежей шестерки вот-вот отвалится подкова. Ее снова выпрягли и отвели перековать, а поскольку на станции имелась только одна сменная упряжка, пришлось ждать.
В прошедшие дни Чад старался держаться как можно более официально – он опасался всерьез увлечься Амандой Лейтон. Той явно было не до него: поездка в дилижансе со всей ее тряской, духотой и общим дискомфортом не способствовала романтическому настроению. Чад решил дождаться, пока Аманда обустроится на новом месте, – тогда он подумает, дать увлечению расцвести или подавить его. Вот почему он ел в обществе кучера и ехал либо с ним на облучке, либо верхом, целиком предоставляя дилижанс в распоряжение дам.
К тому времени, когда лошадь повели на кузницу, Аманда с горничной уже успели занять свои места и предпочли дожидаться в дилижансе. Мэриан заходила в магазин за какими-то покупками, задержалась там и вернулась бегом. На полном ходу выскочив из-за угла, она налетела на Чада. Он не придал этому никакого значения, потому что уже успел познакомиться с из ряда вон выходящей неуклюжестью Мэриан, но она, бог знает почему, вся вспыхнула и принялась извиняться, а потом без всякого перехода набросилась на него с обвинениями:
– Вы собирались сделать мне подножку! Собирались, я по глазам вижу! И не в первый раз! Помните, вчера из-за вас я тоже чуть не упала! Могу поклясться, что в детстве это было ваше главное развлечение! Может, вы и били тех, кто послабее? Я бы ничуть не удивилась!
Сказать, что Чад был удивлен, – значит ничего не сказать. Он потерял дар речи. Во-первых, обвинения были совершенно не по адресу: виной всему была злосчастная неуклюжесть самой мисс Лейтон. Во-вторых, в детстве Чад был защитником слабых, а никак не обидчиком. Он стоял, хлопая глазами, пока старая дева не выдернула у него из-под ноги край своей юбки с таким брезгливым видом, словно он осквернил ее.
Когда она отвернулась, чтобы гордо удалиться, Чад наконец очнулся от столбняка. Хорошая встряска – вот что ей было нужно! Но он сдержался – и правильно сделал. Нелепые идеи, пришедшие ей в голову, не заслуживали того, чтобы он тратил на них свое время. Жаль только, что он все-таки потратил это время, размышляя о том, с чего она так разъярилась.
Примерно два часа спустя дилижанс был остановлен дорожными грабителями, понятия не имевшими о том, до чего это неподходящий момент. Их было двое, и каждый сжимал в обеих руках по револьверу. Один едва ли стоил внимания – совсем зеленый паренек или даже девчонка, тощий и нескладный подросток. Зато другой (вне всякого сомнения, главарь) был настоящий громила. Именно он отдал приказ сложить оружие и отдать все ценное.
Чад, два часа не слезавший с облучка и все еще сильно рассерженный, даже не подумал послушаться в отличие от Уилла, который немедленно подчинился. Как всякий кучер на большой дороге, он постоянно имел дело с разбойниками, а за работу получал не так много, чтобы рисковать жизнью ради содержимого чужих карманов. Вообще говоря, Чад тоже предпочитал не связываться с теми, кто палит по поводу и без повода, но воспоминания о несправедливых нападках старой девы все еще жгли ему сердце.
Поскольку винтовка была под рукой, он в мгновение ока вскинул ее на изготовку.
– Вот что, ребята. Я не в настроении, и если у вас в голове мозги, а не коровьи лепешки, вы уберетесь подобру-поздорову без дальнейших пререканий. Если буду стрелять, то не для острастки, ясно? Даю минуту на размышление и две на то, чтобы духу вашего здесь не было!
Перестрелка могла начаться с минуты на минуту. Тот, кто грабит на большой дороге, привычен к риску, да и численный перевес был явно на стороне разбойников. Само собой, они не могли знать, кто еще скрывается за дверцами дилижанса и как много стволов целится в них в эту минуту, но, судя по кротости и услужливости кучера, пассажиры не представляли серьезной угрозы. Таким образом, оставался только Чад с его винтовкой, одной против четырех револьверов.
С другой стороны, винтовка в руках опытного стрелка стоит целого арсенала в неопытных. Вопрос сводился к тому, кто ловчее и быстрее привык управляться с оружием.
Разбойники заколебались. Последовал быстрый обмен мнениями, густо перемежаемый руганью. Чад терпеливо ждал, в глубине души надеясь, что до перестрелки все же не дойдет. Что касается здоровяка, то Чад ни минуты бы не колебался пустить пулю в лоб этому наглецу, но ему вовсе не хотелось стрелять в мальчишку или девчонку, кем бы ни был этот ребенок.
Увы, все кончилось тем, что парнишка (или девчонка, не важно) удрал в кусты, откуда слышалось фырканье привязанных лошадей. Громила отступал медленно, с определенным достоинством, но и он в конце концов скрылся из виду.
Чад опустил винтовку только тогда, когда затих торопливый стук копыт.
– Ну и сглупил ты, приятель! – ворчливо заметил Уилл, засовывая свой «кольт» назад в кобуру. – Надо было отдать им деньги. А если бы в кустах сидела целая банда? Обычно так и бывает.
– Значит, сегодня необычный день, – ответил Чад, пожав плечами.
– Но ты не мог этого знать! – настаивал кучер. – Чистой воды везение, что разбойников оказалось только двое. Однажды мне довелось видеть, как дилижанс просто изрешетили, и в том числе отстрелили одно колесо! Я тогда чудом остался в живых, так-то вот, приятель. Между прочим, нас остановили тогда как раз два грабителя, а банда была из десяти.
– По-моему, эта работа не для тебя, – заметил Чад.
– Я бы давно взялся за другую, да пока не подвернулась, – хмыкнул Уилл, остывая. – А ты вот что, давай перестань горячиться, иначе нам всем по твоей вине продырявят головы!
Чад не стал отвечать колкостью, понимая, что кучер по-своему прав. Зато он не смолчал, когда кое-кто другой попробовал высказаться в том же духе.
– Вы что, совсем спятили?! – закричала старая дева, показывая в окошко свое красное от возмущения лицо. – Подвергать нас такому риску, и ради чего! Ради каких-то чемоданов с тряпками и денег! Как будто человеческая жизнь не дороже их во сто крат!
Ну, отлично! Он совершает геройский поступок, а она снова выливает на него ведро помоев! Кикимора уже стояла на подножке, и Чаду не составило труда выволочь ее наружу за локоть.
– Еще один такой припадок – и я буду трясти вас, пока не вытрясу всю душу! Клянусь, я это сделаю! Советую запомнить, что я никогда не ввязываюсь в ситуацию, с которой не справлюсь. Винтовка при мне, стрелок я меткий, так что нечего обвинять меня черт знает в чем! Что с вами такое, скажите на милость? Только и знаете, что цепляетесь ко мне то с тем, то с другим! Учитесь, черт возьми, держать рот на замке!
Оттолкнув старую деву, Чад пошел убедиться, что с ее сестрой все в порядке. Должно быть, она все еще напугана и нуждается в утешении. Но, заглянув внутрь дилижанса, он встретил только холодный взгляд горничной (казалось, что ничто на свете не могло взволновать горничную сестер Лейтон). Аманда Лейтон безмятежно спала – что за чудесное создание!