Мой мир. Вторжение. Книга вторая. Глава I. Царица наук (Ольга Лущинская)

Глава I. Царица наук

Свежий воздух и благоухание цветов первыми встретили меня в новом месте. Я стоял прямо перед академией Вестбура, гордо вытянувшейся стрункой на вершине горы. Несколько высоких башен с граненой конусной крышей, флаги, крепостная стена, высоченная входная арка с распахнутыми воротами и ели вокруг. На фоне гор смотрелось очень органично. Все здание и его пристрои выпячивали свои темные кирпичные стены, слегка потертые, но достаточно прочные на вид. На крышах виднелась тяжелая почти черная черепица, хватающая солнечные блики своей мелкозернистой поверхностью, перекатывая ослепительно белые огоньки туда-сюда, будто играя с ними, как кошка с мышкой. Вход в академию лучше всего определял статус этого учебного заведения – арка высотой в три десятка метров выточенная целиком из камня, резные узоры, сияющие бледно-желтые самоцветы и широко раскрытые деревянные врата, изображающие какие-то фрагменты историй или легенд.

Дальше ход событий мне известен благодаря четкому инструктажу от Пабло. Я прибыл в академию для того, чтобы устроиться сюда преподавателем (это была официальная версия). На самом же деле мне предстояло выяснить причину по которой юные ученицы так скоропостижно заканчивали свое существование весьма… неприятными и неосмысленными методами. Все девочки до одной покончили с собой. Они не оставили никакой записки, вели себя перед смертью точно так же, как и всегда, но почему-то все же случалось то, что случалось. Раз за разом малышки то и дело обрывали свои жизни, и с каждым разом разрыв между смертями был все меньше. Событие не мирового масштаба, конечно, но раз к Совету обратились за помощью, то почему бы и нет? Для меня это хороший способ начать с чего-то и проявить себя, а для мира – спасти несколько заблудших душ.

Мне предстояло жить в академии в ближайшее время, поскольку выезжать из нее разрешалось лишь в период каникул (даже преподавателям). По наказанию Пабло, я должен найти молодого юношу по имени Табот. Именно он обратился в Совет после того, как погибла его сестра. По описанию, которое мне предоставили, Табот носит узкие прямоугольные очки и, скорее всего, уже осведомлен о том, кого именно пришлют под прикрытием к ним в академию. Ах, да! Забыл сказать вам, что в этом мире есть не только люди, что весьма выгодно для меня, ибо создание маскировки можно было отложить. Кобальт уверял, что сам процесс несложный, но очень долгий, поэтому начал работать над моим новым «телом» с первого дня моего обучения. Фактически телом оно не было, то есть душу мою перемещать никуда не собирались. Это все, что мне пока было известно.

В стенах академии суматошно бегали одни студенты, прогуливались и смеялись другие. Я попал точно на обеденный перерыв, не иначе. Несколько ребят прятались с книгами от палящего солнца под деревьями, другие бросали фрисби, чуть ли не сбивая с ног сонных ребят, проходящих мимо, третьи бежали из одного корпуса в другой. Я достал из сумки пергаментную карту академии и смерил путь до кабинета ректора. Вечером я решительно нацелился изучить карту и запомнить расположение кабинетов, чтобы не блуждать туда-сюда в поисках нужной точки назначения.

Внутри академия выглядела ничуть не хуже, чем снаружи – ворсистые ковры вдоль коридоров, скамейки, аккуратные таблички на дверях с символами, изображающими предмет изучения, факелы на стенах за стеклянно-водянистыми куполами. Проходя мимо открытого зала, я заметил даже люстры с такими же плафонами, отличавшимися лишь формой. Может, кому-то интерьер и показался бы скучным, но только не мне. Все окружение напоминало мне таверны и театры в городе Солнца. А яркие элементы в виде светильников и ковров замечательно разбавляли однообразие красок. На высоких окнах красовались витражи, пропуская через себя блики света, отражающиеся разноцветным вальсом на стенах. В коридорах было пусто. Занятие начнутся еще не скоро. На глаза мне попались большие маятниковые часы. Они располагались у стены в самом конце длинного коридора, пролегающего вдоль центрального крыла. Маятник мерно стучал, гири еле заметно пошатывались, а фигурка человечка в конфедератке и с указкой выделялась и блестела под циферблатом. Видимо, когда пробивали часы, маленькая фигурка стучала указкой по кафедре, и раздавался звон. Я еще не знал, как тут подавали звонки на занятия, но мне уже хотелось услышать это. Я повернул направо, дошел до конца коридора и постучал в кабинет ректора. Из-за двери раздался громкий и уверенный женский голос – «да-да, войдите».

За не по размеру большим столом, сидела маленькая худощавая женщина преклонного возраста. Сквозь густые, собранные в шишечку, пряди проглядывали седые струйки волос. На маленький носик были высоко надвинуты овальные очки с золотистыми дужками, к которым цеплялась тонкая цепь, огибающая ее худую шею, спрятанную за высоким воротом белоснежной блузы. Щеки чуть впали, кожа бледная, редкие посеревшие брови – все это выдавало сильную и суровую ректоршу самой престижной академии мира. Угольно-черный пиджак сидел на ней как влитой, а рукава были так элегантно подвернуты, что опрятности ей было не занимать. Может, именно поэтому мой вид казался мне самому совсем неуместным. Женщина чуть опустила очки и смерила меня высокомерным взглядом.

Заявился я к ней в простой серой футболке, расстегнутой клетчатой красной рубахе с неаккуратно закатанными рукавами и в самых простых джинсах. Обуви на мне не было вовсе. За свою внешность мне стало немного стыдно. Даже в самом кабинете было настолько чисто, что при всем старании и рвении невозможно было бы найти в нем и пылинку.

Тем не менее, она едва заметно улыбнулась и жестом пригласила меня присесть.

– Здравствуйте. Так вы, стало быть, тот самый тамто1, о котором мне говорили по телефону? Меня зовут мисс Аттора, я ректор академии Вестбура. Приятно познакомиться.

Я пожал ей руку:

– Взаимно. Малкольм Тернер.

– Что ж, мистер Тернер. Я – занятая женщина, поэтому сразу перейду к сути нашего вопроса. Факультет искусства и культуры хочет внести в свою образовательную программу новый предмет – творческое мышление. Они считают, что студентам необходимо научиться мыслить творчески, развивать свои таланты и обретать новые способности. Я совершенно согласна с ними, поэтому и пошла навстречу. Кроме прочего, я нахожу бессмысленным брать на такую должность человека, ибо таковых в нашем мире подавляющее большинство. В самой академии нет ни одного существа какой-либо другой расы, поэтому в определенном смысле это не только интересное решение, но и большой риск. Вы будете привлекать много внимания к своей персоне. Преподаватель музыки говорит, что такое необычное изменение в жизни учеников раскроет их фантазийное мышление и позволит немного вылезти из рутины повседневного обучения. Сейчас вопрос состоит в следующем. Вы прошли сюда прямиком через наших студентов. Вас не смутили их взгляды?

– Нет, что вы. Я почти и не заметил их. У вас очень красивая академия, поэтому на чужие взгляды я даже не обратил внимания.

– Благодарю, – она открыла какую-то книгу, взяла перо в руку и мягко обмакнула его в чернильницу, – Я поселю вас в преподавательском крыле. Номер двести один, – она непрерывно шуршала пером в книге, – Завтра занятий в академии не будет, поэтому у вас будет время привыкнуть к расположению корпусов и кабинетов. Все инструкции вы найдете в приветственной книге на столике у выхода из номера. Мистер Тернер, я беру именно вас по нескольким причинам. Если отзывы от студентов будут отрицательными, то я буду вынуждена попросить вас покинуть нашу академию. Поверьте, у меня много кандидатов на вашу должность. До нынешнего момента я еще сомневалась, но увидев вас ТАКИМ, – она указала на всего меня, – Решила, что ваша персона как нельзя кстати. Мы привыкли ходить в форме, я хотела было попросить и вас приобрести подобную привычку, но теперь подумала, что это поможет ученикам развить творческое мышление. Чем необычнее вы будете выглядеть, тем лучше. Но не переусердствуйте!

Она еще раз пожала мне руку и пожелала удачи на новом месте. Я добродушно попрощался и поспешил покинуть кабинет. Насколько я помнил, преподавательские номера находились в левом крыле главного здания.

В начале крыла я поднялся на второй этаж и неуверенно остановился. В конце коридора некая фигура опиралась на стену спиной, будто ожидая кого-то. Надпись на двери возле лестницы ясно указывала, что отсчет номеров начинался в конце крыла. Вывод был прост – темный силуэт ждет меня. Я не спеша побрел по коридору. В полнейшей тишине раздавалось лишь шуршание одежды. Фигура выпрямилась и вышла на свет от факела (в этом крыле окон в коридорах не было).

Передо мной предстал высокий худоватый юноша с короткими каштановыми волосами и аккуратно подстриженной челкой. На прямой нос опиралась тонкая черная дуга оправы, поддерживающей узкие прямоугольные линзы. На нем была белоснежная рубашка с полосатым черно-зеленым галстуком, черные брюки и пиджак на трех пуговицах. Гладкокожие остроносые туфли были тщательно отполированы. Он достал руки из карманов, резкими движениями поправил подмятые рукава и проверил золотистые запонки. Из-за прозрачного стекла выглядывали серьезного вида карие глаза. Не знаю, в очках ли было дело, но парень создавал впечатление умного, но совсем юного бизнесмена. Он расправил плечи, достал из брюк блестящие карманные часы и, определив который час, захлопнул их одним легким движением и убрал назад.

– Добрый день, – парнишка пожал мне руку, – меня зовут Табот.

Голос его звучал спокойно и уверенно. С учетом всего, что я видел, ни за что не подумал бы, что он студент. Парень вполне мог сгодиться за преподавателя.

– Малкольм. Значит, тебя уже уведомили о моем прибытии?

– И да, и нет. Я полагал, что к нам отправят кого-то, кто не будет так выделяться в толпе наших, но потом увидел тебя и сразу все понял. Сообщили мне о тебе всего несколько минут назад. Неплохо бы поговорить где-то в тихом месте без свидетелей.

– Как ты узнал, где я?

– Это просто. На первом этаже все номера уже заняты, а этот пуст. Вот тебя сюда и определили.

Я вставил ключ в скважину, щелкнул замком и пригласил юношу войти.

– Нет, нам строго запрещено входить в ваши номера. Таковы правила. Тебе следует почитать их. Позже. А сейчас… закинь вещи и посиди с полчаса в номере. Встретимся на балконе магического корпуса. Скоро продолжатся занятия, все разойдутся, а у меня на сегодня больше нет дисциплин. Пока не стоит светить тем, что мы знакомы.

Табот повернулся и уже было пошел в сторону лестницы, но тут же остановился и, не оборачиваясь, сказал:

– Добро пожаловать в академию Вестбура.

Я кивнул сам себе, вздохнул и произнес «благодарю».

В номере было достаточно уютно. Комната, ванная, небольшая кухонька. Стены обшиты деревянными панелями, на окнах висели красные бархатные занавески, на полу – ворсистые кофейные ковры. Аккуратно заправленная двуспальная кровать, небольшой диванчик и другие удобства. Я взял на входном столике инструктаж и прочел его. В общем и целом, ничего особенного – устав академии, несколько советов, распорядок и прочие мелочи. Настенные часы шли совсем бесшумно. Мои вещи принесли еще до моего приезда в академию – парочка чемоданов уже стояли посреди комнаты. Я распаковался и услышал мягкий колокольный перезвон в коридоре. Похоже, что это сигнал к занятиям. Я поспешно схватил ключи, закрыл номер и убежал в магический корпус. Пробегая по улице, я заметил, что Табот уже ждет меня на балконе под самым куполом корпусной башни. Он временами поглядывал на свои карманные часы, опираясь на перила балкона, и глядел куда-то вдаль.

Со временем я, похоже, прогадал. Перерыв был не обеденный, а вечерний. Как странно, я все разглядывал часы в коридоре, но так и не удосужился посмотреть который сейчас час. На горизонте уже виднелся закат, окрасив небо в широкие красно-желтые полосы. Тени уже заслоняли площадку перед корпусом, где одиноко работал фонтан, а ветер почти слег. Несмотря на наступающий вечер, вокруг все еще было удивительно тепло для осени. Факелы на улице, однако, еще не начали зажигать. Я поднялся на балкон к Таботу и замер. Он уставился на западные горы, почти скрывшие за собой горячее золотое солнце, одинокие облака плыли по небу, выставляя свои пастельно-розовые бока, а снежные шапки высоких гор поблескивали ангельским светом. И на всем этом превосходном фоне возвышались башни корпусов, озаренные последними лучами сегодняшнего дня.

Оперевшись на каменные перила рядом с Таботом, я засунул руки в карманы и расправил плечи. В башне было чуть прохладнее, чем снаружи, поэтому я хотел насладиться теплотой уходящего дня в свой первый день в этом мире.

– Тут? Рановато, не ожидал.

– Ты часто смотрел на часы, разве нет? – подметил я.

– Я пунктуален. Да и люблю тут стоять в одиночестве. Масса времени подумать. Но перейдем к делу. Что тебе известно?

Я набрал воздуха в грудь, чтобы начать рассказ, но потом выдохнул, решив, что мне особо нечего говорить. Друг на друга мы не смотрели – любовались видом с балкона.

– Девушки тут почему-то умирают. Якобы сами. Но почему неизвестно. Если вкратце, то так. Только суть.

– Я расскажу тебе все, что знаю сам. Около месяца назад моя сестра, Филасия, покончила с собой. Я должен был догадаться, что тут что-то нечисто. Тем вечером она была какой-то рассеянной, немного нервной. Что-то спешно искала в моей комнате. Позже я понял, что она взяла. Свой дневник. Девочки, знаешь, они такие любопытные, все хотят выведать, поэтому свой дневник она прятала в моей комнате. Мне он был неинтересен, а прятала просто чтобы мой сосед его не нашел. Этим же вечером за мной прибежал друг с таким лицом, будто я рехнусь, если правильно слов не подобрать. Он велел мне молчать и просто отвел меня к дальней башне. Она спрыгнула оттуда. Прямо вдребезги. Ничего не осталось. Дневник так и не нашли. И тогда я начал копать. Оказалось, что она не первая жертва. До нее было еще по меньшей мере двадцать, а может и тридцать девушек. Все погибли в разное время разными способами, и каждый раз констатировали самоубийство, а само дело заминали, будто ничего и не было никогда. Самое раннее, что я нашел – около ста лет назад. Девяносто три, если быть точнее. По всем историческим сводкам и похожим вещам спросишь моего соседа – Власа – человека, который никогда не говорит «я». Мы пытались найти что-то общее у этих девочек, но так и не выяснили ничего. Влас еще копается в их делах. Думается мне, что если бы мы нашли дневник моей сестренки, то точно бы докопались до правды. Она делала заметки каждый день, а то и не по разу, поэтому часто ко мне заходила. И вот что странно, она всегда точно знала, где оставила свой дневник, но в тот день всю комнату перерыла, пока не нашла. Так вот… я не считаю, что дело тут в каких-то личных заботах девочек, тут должно быть что-то общее, понимаешь? Дело тут нечисто. Я понимаю, почему ректор заминает скандал, это повлияет на репутацию академии, но будь ей не все равно, она бы не оставила все с такой легкостью.

Я его понимал. Правда понимал, но лишь настолько, насколько мог. Он потерял близкого человека и теперь лез из кожи вон, чтобы понять, как это вышло. А Табот продолжал свою историю.

– Однако одна девочка выжила. Я еще не узнал кто именно, но с ней это случилось раньше, чем с моей сестрой, буквально за неделю до смерти Филасии. Мы уже выяснили с какого она курса, осталось только узнать кто именно. А это, по меньшей мере, сотни полторы девочек. Она пыталась утопиться в ванной, ее спасла соседка. Это все, что нам известно на данный момент.

Я призадумался. Информации было действительно мало. Кроме того, надо было как-то разузнать о погибших девушках, не вызвав подозрений и не подставив Табота своими расспросами. Если скандалы намерено скрывали, то я, по идее, не должен о них ничего знать на момент прибытия в академию. А потом… если скажу, что до меня дошли слухи, то начнутся вопросы, мол, от кого? Задачка не из легких.

– Как умирали девочки?

– Прыгали с балконов, топились, вешались, одна даже сожгла себя заживо.

Вот это было уже более, чем жутко. Мне нужно было время, чтобы переварить всю эту информацию. Табот будто прочитал мои мысли.

– Иди отдыхать. Погуляй по академии, ознакомься. Мне уже пора, – он подал мне листок, сложенный вчетверо, – Это мое расписание на случай, если нужно будет срочно встретиться. Мы с Власом в студенческом крыле, комната триста девять. Увидимся завтра.

Он отряхнулся и направился вниз по лестнице. Я спрятал листок в карман и огляделся вокруг. На улицу уже вышел мужчина в плаще с длинным посохом. Он зажигал факелы на улице с помощью магии. Каким-то заклинанием, судя по всему. Солнце скрылось за горами, и сумерки накрыли окрестности. В свете огней здания выглядели так же величественно, как и при свете дня. Вокруг искр затанцевали светлячки, пробегая от одного места к другому в мягкой траве, а на улицу лениво выходили уставшие ученики. Вода в фонтане светилась и блестела, будто подсвечиваемая десятком маленьких невидимых фонариков.

На лестнице послышался стук чьих-то каблуков. На балкон поднялась мисс Аттора. Она приветственно кивнула мне и, высоко подняв подбородок, оперлась ладонями на каменные перила:

– Как вам тут, мистер Тернер?

– Красиво. Уютно. Спокойно. Я еще не все осмотрел, но места несомненно великолепные.

– Академию построили больше пятисот лет назад. Мы периодически освежаем интерьер, чистим фасады, но годы не старят наше замечательное заведение. Это кладовая знаний, мистер Тернер. Наши студенты – гордость всего мира. Поэтому так много желающих попасть именно сюда. В нашем мире превыше всего ценят науку. Но не мне вам рассказывать об этом, не так ли?

Я утвердительно кивнул. У меня не было намерения говорить что-то лишнее, дабы не вызывать подозрений. Я читал, что успешная ложь состоит в деталях. Лгать мне не хотелось, поэтому я предпочел отмалчиваться настолько насколько это вообще было возможно.

Мисс Аттора выпрямила осанку и повернулась ко мне лицом, спрятав руки за спину:

– Это ваш новый дом, мистер Тернер. Берегите его и всех его обитателей. Мое почтение.

Она медленно и гордо ушла вниз. Я постоял на балконе еще минут пять и отправился в столовую. По книге-инструктажу я понял, что вечером там уже не едят, а просто берут продукты, чтобы готовить в кухоньках. Я прихватил несколько продуктов по карте выдачи, которая висела на ключе от моего номера, и отправился к себе. Еще о многом предстояло подумать.

После вкусного ужина я уселся за стол и просмотрел несколько книг, находящихся в номере. В них рассказывалась история академии, магии, несколько книг по специальным предметам и парочка книг о религиозных верованиях. За письменным столом было достаточно удобно. Я отодвинул штору и посмотрел на улицу. Все те же огни, несколько студентов, бегущих обратно в корпус, фонтан, все еще светящийся, но уже не бьющий. Бухнувшись на кровать, я заснул в одно мгновение. Мне чудились детишки, бегающие по кабинетам, смеющиеся и улыбающиеся, и я, бесцельно бродивший по коридорам в тщетных попытках отыскать выход наружу.

Утро встретило меня с пением птиц. Ночью спалось крепко. В номере было тепло и свежо, ведь я оставил на ночь приоткрытое окно. Мне показалось, что за ночь я как-то усвоил полученную вчера информацию, но произошло это случайно, мимоходом, через сон. Я оделся, захватил с собой сумку с блокнотом и ручкой и направился в столовую. Перед встречей с Табатом не мешало бы перекусить.

Жизнь в академии будто застыла. Очевидно, по выходным ребята не стремились рано куда-то выползать. В столовой сидели несколько человек, лениво наслаждаясь завтраком. Налив кружку горячего чая, я уселся за столик возле окна и уставился на лабиринт из кустов напротив столовой. Неплохое место, чтобы затеряться с утра и поговорить с кем-то наедине. Стоит взять его на заметку. Интересно, хорошо ли оно просматривается с балконов? Я допил чай и вышел на улицу, чтобы исследовать лабиринт. Местами над зелеными лиственными стенами нависали такие же арки, только с цветами. Особенно удобно, что в некоторых тупиках стояли скамейки, но только в одном месте она была накрыта аркой. Это дело я смекнул и забрался на балкон одного из корпусов. К моей удаче таких мест оказалось чуть больше, чем мне удалось обнаружить при прогулке. Схему живого лабиринта я накидал в блокноте с пометками открытых скамеек и потенциального местонахождения закрытых зон с ними. Стоит спросить об этом месте у Табота.

Я отправился в правое крыло и поднялся на третий этаж. Табот сказал, что они с Власом проживают в комнате триста девять. Судя по времени, что я провозился в лабиринте, все уже встали. В крыле было довольно тихо, а по пути сюда я встречал на улице толпы студентов, выбравшихся на теплое солнце, пока холодная осенняя погода не взяла верх.

Я постучал в дверь. Из комнаты раздался чей-то вздох и скрип кровати, следом – голос Табота «я открою», и дверь открылась. Юноша поправил очки, приветственно кивнул и жестом пригласил меня войти.

Внутри все напоминало мой номер, но чуть скуднее. Столы попроще, окно поменьше, без занавесок, большой шкаф на двоих, односпальные кровати и прикроватные тумбы. Комната симметрично поделена на двоих. Кухоньки не было, да и сама комната по площади меньше. На левой кровати с растрепанными волосами длиной аж до кончика носа лежал на животе крупного телосложения юноша ростом чуть ниже Табота. Его золотисто-русые волосы закрывали ему обзор, но тот все равно уткнулся в какую-то книгу. Ни моего присутствия, ни звуков вокруг он просто не замечал, или же не хотел замечать. Черную мятую футболку не помешало бы давненько постирать. А лучше выкинуть, судя по обилию выцветших пятен и небольших рваностей, а вот спортивные штаны выглядели новыми. Совсем вразрез с футболкой смотрелись белоснежные носки. Он подогнул ноги, болтая ими в воздухе, чтобы не задеть подушку. Из-за прямых прядей просматривались широкие скулы и чуть сгорбленный нос. Ногами он шевелил как-то автоматически, будто запрограммированно, в остальном парнишку сильно увлекла книга. Даже волосы не помешали мне увидеть его большие поблескивающие глаза.

Табот закрыл дверь на ключ и жестом пригласил меня за стул перед правым столом, предусмотрительно повернутый в центр комнаты для удобства общения. Он причудливо свистнул, привлекая внимание соседа:

– Отрывайся от книги, чудила, у нас гости.

Скуластый резко поднял голову, развернул ее в мою сторону и поморгал, будто пытаясь понять, спит ли он и не подводит ли его зрение.

– Это Малкольм. Я говорил тебе о нем вчера. Малкольм, это Влас, мой сосед по комнате и лучший друг по совместительству.

Влас захлопнул книгу, предусмотрительно загнув уголок, чтобы не потерять нужную страничку, поднялся с кровати, спешно отряхнулся (или просто разгладил складки на футболке) и пожал мне руку. Табот уселся на край своей кровати, сцепив ладони и облокотившись на колени. Ощущение такое, что он ждал меня с самой ночи. Глаза покраснели, вид потрепанный. Белая рубаха с загнутыми рукавами и верхними расстегнутыми пуговицами заметно выделяла его из темных тонов комнаты, а линзы в очках слабо поблескивали. Я бы сказал, что он не спал уже больше двух суток, но еще вчера все было в полном порядке. Вид у Табота был угрюмым и слегка раздраженным, но сил у него ни на что не было. Даже голову он поднимал как-то неохотно и тяжело, словно весила она раз в десять больше, чем должна. Табот потер шею и повернулся ко мне:

– Хорошо, что пришел сейчас. Все из крыла ушли, пустовато стало. Но, на всякий случай, сидим без шума и крика. Переварил ситуацию?

Я легонько кивнул. Табот откинулся на кровать и закрыл лицо руками:

– Валяй, чудила.

Влас откашлялся, прочищая горло, и заговорил:

– Ты уже в курсе ситуации в целом, у нас есть масса подробностей. Например, вот это, – он достал из-под подушки какой-то журнал, – Это список девочек, которые покончили с собой. Немного информации о них тут тоже есть. Мы искали что-то общее. Все в возрасте от четырнадцати до двадцати. Внешность разная, начиная от телосложения и заканчивая цветом волос. Думалось мне, что приехали они из одного города, но нет, тоже промах. Потом прикинули, что просто любили парней, их кидали, вот они и… ну, понятно. Однако, больше половины на момент самоубийства достаточно успешно встречались с кем-то. Ерунда какая-то, проще говоря. Совсем никак не могу связать.

– Можно? – я указал на журнал.

– Ага, смотри.

Спешно листая журнал, вглядываясь в некоторые страницы, разглядывая фотографии, я тщетно пытался ухватиться за какую-то мелочь, но потом в голову пришла мысль, что они уже делали это до меня, причем не раз и не за пару минут. Я попросил выписать мне на листочек все имена и фамилии несчастных девушек, и убрал его в свой блокнот. Может, если я сам начну что-то с нуля, то откопаю какую-то интересную «монету». В блокноте я открыл страницу с лабиринтом и показал парням:

– Знакомо?

Табот поднялся, а Влас присел на соседний стул.

– Да, это лабиринт неподалеку от столовой, – резюмировал Табот, – И что в нем?

– Думается мне, что место для встречи неплохое. Есть пара-тройка мест, которые ниоткуда не проглядываются. Могли бы встречаться там, раз ко мне вы попасть не можете, а тут запираться приходится. Да и подозрение вызовет, если препод часто будет к двоим студентам заглядывать.

– Ерунда, – махнул рукой Влас, – у нас тут часто преподы заходят, их студенты нанимают, чтобы подтянуться.

– Нет-нет, – закачал указательным пальцем Табот, – Мысль что надо! Пусть лучше никто не знает, что мы общаемся. Так оно проще будет. Посмотрим за лабиринтом пару дней. Выявим места, где меньше всего людей заходит, туда и будем подходить в назначенное время. Только не все сразу. С интервалом в пять минут будет достаточно. Мы с Власом можем идти вдвоем, всегда ж вместе. Никто и не подумает. Чудила, перерисуй себе карту. Будем делать пометки.

Влас одобрительно кивнул и уселся за стол, усердно вычерчивая лабиринт в тетрадке. Табот же похлопал себя по щекам, пытаясь приободриться. Он сказал, что скоро ребята начнут возвращаться, а это значит, что мне уже пора. «Для первого раза достаточно», сказал он и широко зевнул. Я спрятал журнал в сумку и поспешно удалился из крыла.

У себя в комнате, на полу, я обнаружил конверт с печатью академии. Его, судя по всему, просунули под дверь. Внутри аккуратным каллиграфическим почерком на небольшом листочке значилась надпись «Не застала вас в комнате. Вот ваше расписание на неделю. С уважением, мисс Аттора, ректор». Загруз мне обозначили на всю неделю – по паре-тройке занятий каждый день, исключая среду и воскресенье. Этого должно быть достаточно, чтобы и подозрений не вызывать, и успевать в расследовании. Единственный минус во всей этой ситуации – внимание. Я тут как рыба на суше в плане заметности. Стоило мне выйти на улицу, как тут же десятки глаз устремлялись в мою сторону. И дело было не только в том, что я не человек, но и в том, как я был одет, полагаю. В учебное время все ребята носили форму, поэтому хорошо сливались друг с другом. Мне такая радость не светила даже в их черно-белых нарядах. Одна деталь все же различала студентов – значки на пиджаках. Разноцветные символы, как я понимал, разделяли учащихся по факультетам. Мне пока не выдалась минутка ознакомиться со всей этой градацией, но сделать это не помешало бы. Даже не так, это мне нужно. Придется сопоставить девочки какого факультета чаще всего попадали в эту неприятную жизненную ситуацию. Ситуацию… что я несу? Трагедия это, а не ситуация. И вот, что действительно первостепенно в этом деле – сам факт того, что она может повториться.

Поскольку мне предстояло порыскать в поисках информации, да еще и занятие для студентов подготовить, то я принял решение захватить что-то из пищи в столовой, чтобы не тратить время на это позже. Вопрос возникал и с самим поиском информации. Где мне ее искать? В библиотеке такого счастья не водится, а просматривать личные дела учеников, даже не познакомившись с ними, будет крайне подозрительно. Подумать об этом я могу и в столовой.

Обед только что кончился, поэтому вся толпа мирно сидела себе на травке, весело смеясь и общаясь. В зале преподавателей находилось несколько человек. Они медленно поглощали пищу с тарелок, практически молча. Различие на лицо: в соседнем зале было с десяток учеников, но гомон стоял еще тот. Я попросил полноватую повариху принести мне несколько пакетиков с чаем и протянул листочек со своим заказом в плане пищи, вложив в него карту.

– Рановато вы за выдачей, – послышался голос сбоку.

Рядом со мной стоял высокий молодой мужчина лет двадцати пяти. Голубые глаза его устремились прямо на меня. Аккуратное овальное лицо будто не имело ни одного изъяна, на загорелой коже лежал ровный карамельный оттенок, и дополнялось его очарование зачесанными назад пшеничными волосами. Он держал руки в карманах угольно-черных брюк, ткань очень напоминала мне костюм мисс Атторы, белая рубаха выделяла на себе небесного цвета тонкий галстук, искусно завязанный на какой-то хитросплетенный узел. Туфли, начищенные до блеска, выпирали острыми носами вперед, а золотые запонки, которые я заметил, когда он подал мне руку, элегантно довершали его внешний вид.

– Трэвор Аулвулл, преподаватель царицы наук, – он уверенно подал мне руку, слегка наклонившись вперед, а другую так и оставил греться в кармане.

– Малкольм Тернер, преподаватель творческого мышления.

– Да? Дак вы новенький? Что за глупость, – рассмеялся он, – Конечно же новенький, что это я, в самом деле. Значится, это новый предмет у нас в академии? Очаровательно.

– Простите мое невежество, но… что за царица наук?

– Стыдно не знать. Математика – царица наук, comprende? Знаете, в этом есть свое очарование, вы активизируете творческое и спонтанное правое полушарие мозга у студентов, я же – рассудительное и логичное левое. В некотором смысле, мы с вами не совсем коллеги. Но, если подумать, то напротив – дополняем друг друга. Нам следует держаться вместе, не находите?

В голове у меня будто щелкнул переключатель – это зацепка! Если я сдружусь с ним, то смогу как-то постепенно выудить информацию о событиях в академии. Одно меня смущало – он сам еще молод, поэтому мог и не слышать о тех событиях, что происходили. Меня подстегивало лишь то, что несколько инцидентов произошло совсем недавно, он вполне мог рассказать хотя бы о них. Кроме того, не знаю почему, но его обаятельная улыбка и взгляд с хитринкой вызывали у меня холодную дрожь внутри. Я слышал и раньше о том, что некоторые личности настолько сильны, что буквально в одно мгновение накрывают нас, например, своей харизмой. Не знаю, что именно было в нем, но что-то определенно было.

Повариха принесла мне мой пакет, и я уже было собирался откланяться и уйти, но Трэвор остановил меня и попросил у женщины за стойкой две чашечки кофе. Она слегка покраснела, глупо захихикала и умчалась на кухню.

– Давайте немного познакомимся, Малкольм. Вам надо бы влиться в коллектив, я помогу сделать это. Сам я работаю в академии уже пятый год, но еще помню какого быть новым членом коллектива.

Милая повариха чуть ли не вприпрыжку вылетела из кухни и подала нам две большие чашки ароматного орехового кофе. Юный математик ей явно нравился. Он мило подмигнул ей и почти прошептал «благодарю, очаровашка».

Не скажу, что я сторонник подобного проявления чувств на публике, но учеников тут не было, поэтому ничего ужасного я в этом не видел. Мы присели за свободный стол на двоих в конце зала, и он закатал рукава на своей безупречно выглаженной рубахе:

– Люблю воскресенье. Занятий нет, проверять ничего не нужно, а к понедельнику я готовлюсь с субботы. Работы достаточно, я тут единственный преподаватель математики для магического факультета. А вы раньше преподавали?

– Я? Нет, первый раз, если честно. В этом плане опыта у меня нет. Впрочем, с детьми я ладил, поэтому проблем возникнуть не должно. Да и предмет, знаете, специфический. Скучно им не будет, полагаю.

– Да, это вам не математика, – он похохотал, покачал головой и отпил из своей кружки, – А вы чего не пьете?

– Я не пробовал такое, если честно. Слышал, в меню вчера видел, но не пил.

– Правда? – он расплылся в улыбке, – Попробуйте, вам понравится. У нас очень искусный специалист в области кофеварения. Может, перейдем на «ты», если вы не против? У нас много преподавателей старшего возраста, старой закалки, так сказать. Редко удается встретить кого-то близкой категории, если вы понимаете о чем я. Хочется хоть немного нарушить правила, – он сверкнул взглядом.

Да, я помню, в уставе предписано обращаться ко всем преподавателям на «вы», я понимал, что это знак уважения, но должно же это измениться со временем, ведь они узнают друг друга ближе, посему я покачал головой, ибо был не против, а даже «за».

Кофе на вкус действительно оказался неплох. Слегка горьковатый, очень терпкий аромат, вкус лесного ореха и немного густая консистенция. С таким же успехом я мог заказать весьма необычный горячий шоколад. Трэвор уставился на меня и похохотал:

– И как ты так, пьешь, а «усы» не остаются?

– Что? Усы? Усы в шерсти, их не видно.

Тут он совсем залился смехом, а когда закончил, то отпил из кружки и широко улыбнулся мне ореховой полосой над губой. Тут уж я сам захохотал:

– А-а-а, это? Шерсть у меня такая. С нее все стекает.

Моя добродушная улыбка заставила его улыбнуться еще раз. Он взял со стола салфетку и вытер губы, а другой смахнул слезинки от смеха. Этот парень нравился мне все больше.

– Немного о работе, а потом опять на отдых: по понедельникам у нас совещание в конференц-зале. Мисс Аттора говорит об изменениях, мы отчитываемся за прогресс прошедшей недели и прочие мелочи. Совещание в шесть, не опаздывай.

Я одобрительно кивнул. Хотя, в моей приветственной инструкции эта информация и была, я все же был рад, что он проявил такое внимание. Судя по всему, Аттора была той еще суровой женщиной.

– Понимаю, у тебя, наверное, много вопросов про академию, учеников и преподавательский состав, но сегодня я не хотел бы думать обо всем этом. Дак откуда ты приехал?

Вот тут я было ощутил, что засыпался с прикрытием на первом же вопросе, но тут же вспомнил наставление Пабло.

– Я долго нигде не задерживался. Тяжело пришлось, не хотелось бы вспоминать все это.

Он понимающе кивнул и извинился, что поинтересовался. Хитрость сработала, такт ему не чужд.

– Сам я учился тут, сколько помню. Родителям оказался не нужен, а столько надежд подавал, ума мне было не занимать. Вот и пошло, стукнуло мне четырнадцать – прощай, малой. Я и летом никогда не уезжаю, не хочу домой возвращаться. Тут теперь мой дом. Тут меня приняли, выучили, воспитали. Что это я в самом деле… не хотел говорить об этом, но вот – вся моя жизнь тут. Хочешь фокус?

Я кивнул. Трэвор стрельнул взглядом на стойку. Повариха старательно протирала стойку, на которой стоял тазик с моющим средством и несколькими тряпочками.

– Сейчас будет весело, – шепнул он и двинул правой рукой влево.

На стойке тазик резко дернулся влево, а повариха вскрикнула от испуга. Она осмотрелась по сторонам (мы предусмотрительно отвернулись и сделали вид, что разговариваем), а потом выдохнула и вновь продолжила протирать то же место, что терла до этого. Трэвор дернул рукой вправо, и тазик едва коснулся руки поварихи. Та взвизгнула и обратила на себя внимание всех сидящих.

– Опять эти дети балуются! Ну я им!

Она побежала к выходу из столовой, и Трэвор захохотал:

– Всегда смешно.

Убедившись, что за дверью пусто, она заворчала, мол опять убежали, и вернулась на свое место.

– Как у тебя вышло? – заинтересовался я.

– Магия, конечно. У нас тут многие это умеют. Двигать предметы проще простого, если обладаешь способностями. Чему у нас тут преимущественно учат, как ты думал? Вот оно. Я сам закончил магический факультет.

Впечатлило, ничего не сказать. Мы вернули кружки на стойку, заскочили ко мне, чтобы оставить пакет с продуктами, и пошли прогуливаться по академии. Трэвор устроил мне настоящую экскурсию. Он показывал кабинеты, рассказывал интересные случаи из времен своего студенчества, какие-то смешные ситуации с учениками и немного о преподавателях. Да, говорить об этом ему не хотелось, но после небольшой шалости в столовой ему заметно полегчало. Не успел я очухаться, как вечер приблизился к стенам академии. Мы распрощались, и я отправился на тот же балкон, где был прошлым вечером. Закат был так же прекрасен и ярок, но в этот раз на небе не было ни облачка, а на горизонте прорисовалась розовая полоса уходящего дня – завтра похолодает.

И я вдруг подумал, зачем студентам магического факультета математика? Хаос и порядок не очень совместимы. Или же есть какие-то тонкости? Может, я просто все усложняю, и математика тут что-то вроде одного из обязательных предметов, служит для общего образования или вроде того. С другой стороны, хаос и порядок хоть и разные, но одно без другого быть не может. Зная своих друзей, хорошо бы знать еще и врагов.

Вернувшись в свой номер, я обнаружил, что с утра так ничего и не съел. Поужинав, я принялся рассматривать лабиринт в своей тетради, имена погибших девочек из журнала Власа. В голове вертелась одна лишь мысль – здесь может быть замешана магия. Делиться этим наблюдением с ребятами было уже поздно, поэтому я потушил свечи и улегся спать.

Утром меня встретила побудка – перезвон колоколов, расположенных по периметру территории академии. Бодрящий душ, легкий завтрак и я готов к новому дню. На сегодня мой долг провести первое занятие в своей жизни.

Честно говоря, я не очень представлял, как мне оценивать работу студентов впоследствии, поскольку творческое мышление у всех развито по-разному, а сама его оценка может быть исключительно субъективной. У всех свой стиль, образ мышления, видение и много чего другого. Я даже не мог себе представить, как вести занятия. Учебников по этому предмету просто не существует, поэтому все, чем я могу руководствоваться в этом деле – мое творческое мышление. Знаете, а в этом определенно что-то есть. Спонтанность и воображение – вот, что делают этот предмет особенным.

Судя по расписанию, первое занятие было в лекционной аудитории главного корпуса у нескольких групп сразу, у Табота в том числе. Я пришел в аудиторию пораньше. На потолок я повесил проектор, который взял на рынке перед отъездом. Веревка с золотистыми вплетенными в нее нитями управляла шторами, нужно был лишь дернуть за нее. Это мне пригодится.

Аудитория постепенно наполнялась студентами, но все они были такие скучные. Я имею в виду не только одежду, но и скучающие мины. Кто-то еще не проснулся, некоторые радостно гоготали, перешучиваясь между собой, а я смиренно ждал звонка на стуле, уткнувшись в блокнот и вырисовывая различные мелочи. Вчерашняя шалость Трэвора натолкнула меня на одну интересную мысль. Если я правильно понял этот мир, то подобная выходка расшевелит ребят и даст толчок к развитию индивидуальности.

В коридоре раздался перезвон, и студенты смиренно уселись на свои места и смолкли. Причиной такого послушания стал визит мисс Атторы. Она высокомерно осмотрела ребят и толкнула речь:

– Доброе утро, уважаемые студенты. С сегодняшнего дня мы вводим вам новый предмет для изучения – творческое мышление. Это ваш новый преподаватель, – она медленно махнула рукой в мою сторону, – мистер Тернер. Отнеситесь к нему с уважением. Я понимаю, что вы недовольны тем, что в вашем расписании добавилась новая дисциплина, однако она повысит престиж нашей академии, а значит, и вашу ценность, соответственно, – затем она повернулась ко мне и тихо произнесла, – Удачи.

Мисс Аттора удалилась из аудитории и, как только хлопнула тяжелая дверь, в аудитории пополз змеиный шепот. Я набрал воздуха в грудь и заговорил:

– Доброе утро, господа и дамы. Сегодня мы начинаем курс творческого мышления. Меня зовут Малкольм Тернер, и сегодня мы…

Я поднял одно ухо и понял, что мисс Аттора ушла достаточно далеко, чтобы не услышать всего, что будет происходить на занятии.

– Отлично, а теперь, когда нас никто не услышит, можно действительно начать занятие. Можете звать меня просто Малкольм.

Девушка с черными короткими волосами потянула вверх руку.

– Да, у вас вопрос, юная леди?

– Мисс Аттора запрещает называть преподавателей по имени.

– Я не мисс Аттора. То, как меня будут называть, должно волновать лишь меня одного. Да, она следует уставу и правилам, но стоит ли забывать о личном комфорте каждого из нас?

Дети вновь зашептались.

– Вот, например, как вас зовут, юная леди?

– Амелия, – девушка застеснялась, спрятав за челкой серые глазки и смущенные румяные щечки.

– Вам комфортно в академической форме? Посмотрите, вы выглядите точно так же, как все вокруг, – ребята закопошились и стали осматриваться, будто раньше друг друга никогда не видели, а схожести своей и вовсе не замечали, – Приятно ли вам это?

– Н… нет, если честно. Эта форма ужасно неудобная, и зимой в ней и вовсе холодно. Я больше люблю брюки, – призналась девушка, и тут же покраснела еще сильнее.

– Я не хотел вас смущать, мисс Амелия, напротив. Вы сами видите, как правила загоняют вас в рамки, – тут я включил проектор, и на всю доску тут же расплылась двигающаяся картина звездного неба и туманности.

Ребята ахнули, некоторые приподнялись со своих мест, чтобы рассмотреть это чудо получше.

– Вам написали устав, который вы обязаны соблюдать. Вы живете по нему несколько лет, не нарушая правил, потому что знаете, что если оступитесь, то получите наказание. Но всегда ли так важно соблюдать правила? Чем дольше вы подчиняетесь им, тем больше вы теряете свою индивидуальность. Вы начинаете мыслить шаблонно. Из одного занятия в другое, вам говорят, что решение только одно, действовать надо так, а не иначе, но это не так. Решений одной и той же задачи может быть несколько, и среди них нет правильного. Каждый из вас живет своей жизнью, но среди них нет правильной или неправильной. Вы поступаете так, как считаете нужным, вот, что действительно важно.

Я залез ногами на стол. Некоторые ошалели, кто-то засмеялся, ну а я продолжал повествование.

– И делаете вы это лишь потому, что в жизни нет правил. Кто сказал, что мне нельзя стоять на столе? Устав? Почему именно он решает, что мне можно, а что нельзя?

– Потому что пока вы тут, вы обязаны жить по правилам академии, – выкрикнул кто-то с последних парт.

– Именно. Все основные правила мне придется соблюдать. Но меня наняли, чтобы я учил вас мыслить творчески. Как я могу в полной мере раскрыть ваш потенциал, если я сам скован этими дурацкими правилами? Меня держат в тех же границах, что и вас. Но! Если все вместе мы выйдем за эти границы…

Я подошел к шторам, занавесил их и переключил режим проектора. Аудиторию целиком озарила небесная туманность и звезды. Ребята ахнули, некоторые поднялись с мест уже целиком. Все рассматривали стены, потолок, самих себя, радуясь такому чуду, словно дети, которые впервые в жизни видят снег. Я же, встав перед кафедрой и облокотившись на нее, продолжил монолог:

– Только выходя за границы мы способны на что-то большее, на что-то великое. Рассмотрев что-то там, за горизонтом, в нас просыпается вдохновение и желание творить, нужно только найти то, что пробуждает в вас таланты. Не бойтесь выходить за границы, вылезайте из этой скорлупы, если хотите узнать что-то новое.

– У нас устав, нам нельзя, – послышался женский голос.

– Если делать это в одиночку? Само собой. Мы должны объединится. Большинство решит, что лучше. Давайте начнем с малого. Долой эту скучную черно-белую форму! Приходите завтра на учебу в том, в чем вам комфортнее всего. Все! Подумайте только, как вы разукрасите коридоры своим индивидуализмом! Посмотрите на меня, я вполне мог надеть эту дурацкую форму, но не сделал этого.

– Да вы вообще не от мира сего! – пошутил кто-то.

По аудитории разлился радостный смех.

– Да, – резко ответил я, – И это хорошо.

Подобным образом я провел оставшиеся два занятия, а затем отправился на балкон, выходящий к лабиринту. Весь день я то и дело делал пометки. За несколько часов мне удалось найти парочку мест, мимо которых никто не проходил, и только одно, которое нельзя было просмотреть ни с одного балкона. Вечером атмосфера на улице заметно ожила. Ребята улыбались, смеялись и что-то активно обсуждали. С балкона наблюдать за счастливыми лицами было приятно. Будто сотни светлячков вывалились на травку. Светились они, конечно, образно, но все же очень живо. Столь дивная картина настолько заворожила меня, что я не заметил, как ко мне поднялся Табот.

– Что там увидел?

Я даже дернулся от неожиданности и чуть было не упал с балкона:

– Напугал… Смотрю за лабиринтом. Есть шикарное местечко. Там нас не увидят. Если только намеренно следить не станут. Видишь вон то место? – я указал карандашом на один из секторов лабиринта, – Найди там скамью.

Табот долго и усердно всматривался в кусты, мычал, качал головой и протирал глаза, но так ничего и не увидел.

– Его не заметить ни с одного балкона, но в том месте, – я обвел крест на своей схеме, – есть скамья. Она закрыта сверху, проход в кустах достаточно узкий, даже если гулять по лабиринту, то заметишь его не сразу.

– Отлично, – твердо сказал Табот, – Это будет нашим местом встречи.

Через минуту к нам присоединился Влас. Он сделал пометку у себя на листочке и всмотрелся в закатное солнце, падающее между горными вершинами. Вид не такой потрясающий, как с башни, но все же неотразимый. Влас натянул шарф на подбородок, слегка тряхнувшись от холода, а Табот втянул голову в плечи и потер замерзшие ладони. Небо ясное, но за весь день воздух так и не прогрелся. Клены на академическом дворе начали медленно менять свои краски, и даже изгородь лабиринта не осталась в стороне. Скоро вся эта красота пропадет, и нужно будет искать новое место встречи. Осенний ветер пробежался вдоль тропинки к столовой, вздымая волну из высокой травы, а одинокие листья закружились в лихорадочном танце. Несколько студентов закрывали факелы куполами от ветра и непогоды. Академия готовилась погрузиться в глубокую осень. Я уже представлял себе багряные ковры из хрустящей листвы, цветные шарфики на ребятах, кристально чистое голубое небо в отражении луж и запах свежего урожая.

Мне не были чужды все времена года, но особенно я ждал зиму. В городе Солнца она никогда не приходила, поэтому запах морозной свежести вызывал у меня ностальгию по белому полотну, дарованному природой. Запах горячего шоколада холодными вечерами, камин, плед, хорошая книга. Зима, какой бы холодной она не была, хорошее время года. Время, когда природа засыпает, день становится короче, а звезды ночью еще ярче. Время, которое идет медленно. И знаете что? Я не хочу его торопить.

Внезапно мое внимание привлек Трэвор. Он направлялся прямиком в лабиринт.

– Что он там делает?

– Кто? – очнулся Влас, почти полностью зарывшийся в шарф, – Мистер Аулвулл, математик? Он гуляет в лабиринте каждый вечер. Табот, нам пора. На завтра много дел.

Ребята пожали мне руку и удалились. Я же невольно стал смотреть на Трэвора. Он вальяжно бродил туда-сюда с поднятым воротником на своем пальто. Останавливался то там, то тут, глядел по сторонам. Мне уже хотелось уйти, как он вдруг достал из-за пазухи какой-то конверт и запрятал его в дупле старого клена в углу лабиринта. Место я приметил для себя, но идти туда не стал. Через несколько минут все преподаватели соберутся в конференц-зале, и я не исключение. Мне хватало времени забежать в столовую за чашечкой чая (продукты у меня остались со вчерашнего дня), а после совещания нужно было дать себе немного отдыха.

В конференц-зале уже все собрались. Поскольку я пришел в первый раз, мне выделили место в самом конце стола. Совещание было скорее нудным, чем информативным. Общие показатели подняли столько-то учеников, скатились столько-то, происшествий не произошло, жалоб нет. Я сегодня провел лишь лекции, поэтому с меня спроса не было, но доклад о работе Трэвора я послушал. У этого парня определенно была очень сильная харизма. Ученики, судя по всему, достаточно ленивы в плане математики. Он долго перечислял список тех, кто понизил свою планку, а среди отличников называл лишь немногих, в основном парней. После скучного полуторачасового разбирательства, я наконец-то вернулся в свой номер. Меня расстраивало лишь то, что за два дня, что я пробыл здесь, сдвинуться с мертвой точки так и не вышло. Время утекало у меня сквозь пальцы. Оставалось только надеяться, что никто не пострадает, пока я топчусь на мертвой точке. Завтра утром пройдут первые практики, а это значит, что я буду на шаг ближе к личным делам учеников.