Часть 3
В Москве Рождество праздновали широко. Большие званые обеды, ужины, приёмы, маскарады. Дети в семье Лушеньки не участвовали в приготовлениях и украшениях ёлки к празднику. Наряженная елка с подарками для них было каждый раз Чудом. Все ждали этот благодатный праздник. Готовились к нему загодя. В некоторых богатых семьях был обычай заготавливать особое тесто для выпечки пряников. Конечно, они продавались в хлебных лавках, любые на вкус. Не выделялась и семья Лушеньки. Рождественские пряники были в семье Лукерьи особым лакомством. Каждый раз по-чину под руководством старой няньки замешивалось особое тесто. Формы для рождественских пряников были старыми, и хранились спокон веку в семье. Потом пряники разукрашивались разными сладостями орехами, помадками разных цветов. Красивыми выходили пряники из рук Лушеньки. С детства любила Лушенька это действо. Откуда пришёл этот обычай в семью никто не помнил, но строго следовали ему. Потом взрослые развешивали пряники, козюли, орехи, обернутые в блестящие бумажки, яблоки на нижние ветки ёлки. Так же клали пряники в подарочные бонбоньерки. Так назывались атласные яркие мешочки с картонным дном, перевязанные вверху лентой. Потом раздавали эти подарки. За Рождеством следовали Святки с гуляньями, с катанием на лошадях в широких санях, раскрашенных разноцветными лентами. А на Святки такие, как Лушенька, девушки обязательно гадали на суженого-ряженного. Приготовления к Рождеству немного развеяли тоску Лукерьи, да скорый приезд Лёнки, так же придавал празднику смысл. Обоз прибыл на последней святой неделе, аккурат к Сочельнику перед Крещеньем. Увидев Лёнку, Лукерья бросилась ей навстречу. «Милая, дорогая моя подруженька! Как добрались, как дела» – подмигнув Лёнке, спросила Лушенька. А та розовощёкая, с горящими глазами, ну, обнимать, и целовать милую барышню, шепнула на ушко: «Всё – очень хорошо!». Маменька потребовала отчет с Лёнки, и попросила её к себе с докладом. Долго выпрашивала, что да как. Лёнка всё подробно ей рассказывала. Барыне понравилось это, и умиротворенная рассказами Лёнки, пошла, отдавать последние указания перед Праздником. Вся эта процедура показалась Лукерье вечностью. Девушка была хорошо воспитана, дала возможность переодеться, покушать и отдохнуть приехавшей Лёнке. Не мучила её расспросами. Когда всё в доме утихло после приезда обоза, девушки сели в комнате Лукерьи, и тут уж Лёнка начала свой рассказ. Рассказала всё подробно и заверила, что теперь уж найдёт здесь в Москве Димитрия.
А что же наш красавец? Что с ним-то происходило всё это время? Да, красив был парень. Косая сажень в плечах, высок, со светлыми, словно скошенная пшеница волосами, а глаза, что те васильки мелькают в полях, черты лица нежные, немного девичьи, но не портило это его. Проводив свою принцессу, загрустил наш Димитрий. Но работу не забросил. За работой и время бежало быстрее. Мысли всё время вращались вокруг любимой, и думы все были о ней голубушке ненаглядной. Так в работе и раздумьях пронеслось несколько месяцев. Ничего не придумал парень. Видимо мечта, увидеть суженую, была настолько искренней, что все дела начали складываться в его пользу. И новое назначение его покровителя, и приглашение Димитрию поехать с ним в Москву, были парню наруку. С радостью принял Димитрий предложение Макария. Тётка (двоюродная сестра) отца без сожалений взяла мальчишек к себе, где пятеро, там и двум приёмышам место найдётся, не чужие всё ж таки. Отпустила тётка старшенького в Москву. Всё сложилось, как нельзя лучше. Никогда ещё не уезжал так далеко от дома Димитрий. Ездил с Макарием в Воронеж, а в Москве быть не довелось. Сколько радостных мыслей роилось в голове у юноши. Только, вот, непристойностей он не допускал даже и в мыслях. Думал, как устроиться, чтобы всем хорошо было. Страх представляли только думы, о том, что не может дать такой роскоши своей голубушке, к которой она привыкла жить у папеньки. Да и сам папенька Лукерьи вызывал у парня бурю страха. Не отдаст он за «чужого» и бедного своё сокровище. Это всё никак не выходило у него из головы. Но гнал он мысли эти подальше. Всё надеялся на лучшее. Вот, уже и вещи собраны, лошади готовы, заплаканные братья и тётка целуют… Димитрий, смахнув скупую мужскую слезу, поцеловав родных, отбыл в Москву. До Воронежа добирались несколько суток по раскисшим осенним дорогам. Ох уж эти дороги черноземья. Завязшие повозки можно сутки вытаскивать из ухаб. Только наши путники добрались без приключений. Ангелы Хранители, как сказал Макарий, помогли. Вот и – Воронеж, вокзал железнодорожный. Никогда ещё не видел Димитрий железной дороги. Паровоз произвел на путешественников неизгладимое впечатление. Долго, сидя в вагоне, они обсуждали удобство такого транспорта. Макарий был, хоть и священник, но прогрессивной личностью. Ко всему у него был свой особый подход. Недёшево для общины обошлось это их путешествие, однако время требовало скорейшего прибытия Макария с семьёй в Москву, поэтому и двинулись в дорогу они по-разному, Макарий на паровозе, а обоз со скарбом и монашками пустился в дорогу, как обычно. Сначала мыслилось, что Димитрий отправится с обозом, чтобы всё было под надзором умного человека, но Макарий решил всё по-своему, взяв парня с собой, а к обозу приставили мужика из общины. Весело и быстро бежали вёрсты, отсчитывая минуты тук-тук-тук. Сердце вторило колёсам: «Скоро, скоро я увижу свою голубку». Но скоро не получилось.
Москва! «Какой же беспокойный город» – подумалось Димитрию. На вокзале все куда-то спешили, бежали, кричали носильщики: «Поберегись». Столько народу! Димитрий отродясь не видел такого. Сколько лошадей повозок, карет и упряжек. Какой разный народ! Парень образованный много разных книг прочитал, и про Москву читал и про Санкт Петербург, но когда увидел всё воочию, растерялся. Приехали в Москву вечером, многие улицы, по которым ехали путники, были освещены газовыми фонарями. Светло, как днём, и это произвело на парня и домочадцев Макария неизгладимое впечатление. Долго добирались они до Преображенской заставы. Наконец показалась церковь, а рядом с ней – их будущий дом. Подъехав к дому, где должен был обосноваться Макарий, и войдя в дом Димитрий удивился. Дом был небольшой снаружи, но очень вместительный внутри. Был он в два этажа добротный из красного кирпича. Их уже ждали и приняли радушно. Сразу отвели Димитрию во втором этаже маленькую, но уютную комнатушку. Устроились все быстро, умывшись, скромно поужинали, и разошлись по комнатам. Лёг Димушка на кровать, и от усталости сразу провалился в сон.
Сон.
Летит он на коне по ветру, ветер развивает светлые волосы, и свистит в ушах. Кругом простор, красота, солнце греет ласково. Вдруг. конь встал, как вкопанный. Прямо перед ним стоит человек в черном саване с клюкой в руке, и этой клюкой преграждает ему дорогу. Мчался молодец на коне, не видел этого незнакомца на пути. Откуда взялся? Вырос из-под земли? Ни слова не говоря, не пускает старик дальше молодца. Конь мечется из стороны в сторону, но не может ни перескочить, ни объехать старца. Не видит лица старика, словно того у него нет, и слова вымолвить не может Димушка. Только страх разливается по всему телу и губы шевелятся беззвучно.
Проснулся Димитрий, аж сел в кровати. Сердце стучит молоточками, голова кружится, даже подташнивает. Головой крутит, встаёт и еле-еле подходит к окну, распахивает настежь. Холодный воздух, влетев в комнату, обжег лицо, приводя в чувства. Глянул Димитрий на печку, а затворка закрыта, видать рано закрыли затвор. Вот и угорел парень. Открыв задвижку, побежал вниз в комнату, расположенную под его комнатёнкой, печка-то одна на две комнаты. Забежал, увидел тихо посапывающих деток, глянул на затвор – та же оказия. Распахнул, открыл затворку, и начал будить детей. Разбудил, взяв на руки, поочерёдно подносил к распахнутому окну ничего не понимающих детишек, потом вывел их в залу. Когда понял, что всё позади, пошел в другие комнаты, но там ничего не вызвало беспокойства. Разбудил Димитрий Макария, попросил разрешения напоить деток молоком, и сам, с позволения, сделал несколько глотков. Матушка, запричитав, захлопотала. Так и не поняли случайность ли – это. Только Димитрий после этого случая стал героем!
Жизнь у Димитрия в Москве была хлопотливая, он много работал по хозяйству и в помощь Макарию. Приходилось писать разных бумаг, ездить с поручениями. Работы парень не боялся, одно заботило: «Встретиться бы с любимой». Стеснялся Димитрий спросить у Макария, где дом его ненаглядной. Так не хотелось раскрываться, да и причина тому была веская. Не хотел он раньше времени говорить о своей влюблённости. Отправляясь по поручениям, высматривал девушку на улице, а, вдруг, счастье улыбнётся, и он найдет её взглядом. Но – нет. Счастье будто отвернулось от него. Сон не шёл из головы. Гнал от себя мысли, и убеждал сам себя, что всё это – предрассудки и суеверие, которые так не поощряет Макарий. Не давал покоя сон, приснившийся первой московской ночью. А потом враз решил, что сон этот был в руку и разбудил его, чтобы спастись и спасти детей от угара. Что и говорить не по годам умный был парень. В трудах пролетел ещё один месяц. Наконец и Рождество приближается. Забот у Димитрия с Макарием прибавилось, да и обоз с монашками прибыл, начали готовиться к празднику. Ёлки привезли славные, ровные, густые. Лесные красавицы заняли огромное пространство, принесли с собой запах зимнего леса. Димитрий с домашними и монашками начали приготовления к празднику. Соорудили около храма Вертеп. Потянулись прихожане. Чаще, по разным поручениям Макария, Димитрий начал бывать в разных местах Москвы. И однажды, увидел свою ненаглядную Лушеньку. Забилось сердечко от радости такой, но сдержался, не выдал себя. Только проследил за ней, и довольный случившимся, с радостью выполнил все поручения. Теперь и солнце светило по-другому и даже воробьи чирикали иначе. А их множество собиралось на храмовом дворе, они суетились, дрались, чирикали. Счастье наполняло всё существо Димитрия, и Душа готова была взлететь. Далеко от дома Макария жила его Лукерьюшка. Но влюблённому разве это преграда? Часто вечерами, когда все в доме угомонятся, уходил Димушка пешком к дому возлюбленной. Часами стоял у ворот, пока не замерзнет, высматривая окошки любимой. Близко любимая, а нельзя проявиться. В ночи возвращался Димушка домой, всю дорогу в молитве, не боясь разбойников. Как сладок был тот короткий сон после прогулки. Утром, как ни в чем не бывало, приступал Димитрий к своим обязанностям.
Вот, и – Сочельник, а на завтра Рождество. Иначе, чем в доме Лукерьюшки отмечался этот день и сам праздник Рождества в общине. Было всё скромнее никакой помпезности, но с великим чувством праздника в душах. Сожалел Димитрий, что не может, как обычно, побаловать братьёв подарками. Славно отпраздновали Праздник. И прихожан собралось много и служба прошла на диво скоро и споро. Начались Святки с широкими гуляньями в Москве. Однако гулянья мало коснулись общины. Такой размах гуляний Димитрий видел впервые. Всё его забавляло, но участвовать в гуляньях он остерегался. Как посмотрит на это Макарий? Вдруг, осудит, а то и в деревню прогонит. А этого парень не хотел. Издали посматривал на все развлечения, и всё думал, и прикидывал, как бы увидеться с Лушенькой ненаглядной.
Наконец, наступил Сочельник перед Крещением. Трудный выдался денёк. От вёдер с водой у Димушки ныла спина. Быстрей бы купанье, тогда и отпустит натруженную спину, разольётся тепло от обжигающей холодом воды. Взлетит Душа, и запоёт вместе с Ангелами. Любил Димитрий эти купания, несмотря на трескучий мороз. А зима стояла суровая, под тридцать выдалось Крещение. Таких морозов отродясь на родине у Димитрия не было. Река Хапиловка, протекавшая рядом, не широкая, но глубокая. В ней и устроена была Иордань-купель. Немного боязно нырять было в прорубь, но он, не показывая виду, окунулся три раза, и выпрыгнул обновлённый. Радость с гордостью окутали всё его существо. А потом весь праздник стал ПРАЗДНИКОМ.
Все московские люди принадлежащие общине собрались в этот день вместе. Пришла на праздник в общину и Лёнка. В руке держала заветную записку от Лукерьи. Надеясь увидеть Димитрия, Лёнка крутила головой, чем вызвала недовольство окружающих: «Что, девка, крутишься, точно уж на сковородке, ведь не в аду ж ты». Присмирев, Лёнка увлеклась происходящим. Впервые она была на таком Празднике в таком скоплении народа. Женщины в лучших, но скромных нарядах, мужчины все – по-чину, в нарядных рубашках подпоясанных поясами. Торжественно вёл праздничную службу Макарий. А потом было угощение в трапезной, скромное, но Лёнке показалось самым вкусным, из того, что она когда либо пробовала. Угощение разносили девки и ребята, а руководил всем Димитрий. Поняла, что занят юноша, и окликнуть его, значит накликать беду, терпела, ждала, когда он сам к ней подойдёт. А Димитрий, увидев Лёнку, весь вспыхнул. Старая монашка увидела и прошептала: «Перекупался Димушка, кабы не заболел, выпей чайку, да медком закуси». Любили и жалели парня старушки, заботясь о нём, каждая пыталась угодить. И он ко всем был ласков и приветлив, для каждой находил слово, словно для матушки. Так и поглядывали молодые люди друг на друга издалека. Наконец-то закончился Праздник, расходится начал люд, тут-то и передала записочку Лёнка. А Димитрий, сунув записку в карман, продолжал хлопотать. На славу удался праздник! Ночь на исходе. Разошелся люд. Оставшись наедине с записочкой, Димитрий прижался губами к заветному листку бумаги прежде, чем начал читать. Как ему дорог этот связывающий его с любимой заветный листочек бумаги, испещрённый каллиграфическим почерком любимой. Таким, вот, романтичным был этот паренёк. Только эти романтичные поступки противоречили правилам воспитания в общине. Откуда такая романтичность, при такой нелёгкой судьбе? Он был наедине с собой, здесь не нужны притворства, он Любит, и любим. В чём здесь – грех? Наверно, жители обители найдут в чём. Но зачем об этом рассказывать, и показывать свои чувства? А как же честь, совесть и вера? Вера! Во что вера? Любовь! Она лечит все болезни; она выводит из всех испытаний, приготовленных судьбой; она всеобъемлющая, и если она есть, ничего не страшно. А как же вера? Вера! Вопрос – во что верить, часто посещал юношу. Даже однажды завязалась у него с Макарием на эту тему дискуссия. Не убедил его Макарий, остался Димитрий при своём мнении, что насторожило наставника. Вот, и сейчас он, в понимании единоверцев, совершает грех. Но, как же сладок этот грех. Вот, он заветный листочек, пахнущий его любимой.
«Дорогой мой, Димитрий! Истосковалось по тебе, родной, моё сердечко, аж занемогла я. Ничего не радует мой взор. Ты был так далеко, и я боялась никогда не увидеть тебя более. Никакие занятия не могли отвлечь меня от дум о тебе. Вышивая васильки, вспоминала твои глаза, рожь – пряди твоих шелковых волос. Как стосковалась по твоим письмам. Теперь я знаю, что ты рядом, и радость наполняет всё моё существо. Грех великий – наша с тобой Любовь. Папенька с маменькой не отдадут меня за тебя. Даже подумать об этом страшно. Как поступить? Как найти выход из создавшегося положения? Лёнка – одна надежда. Я готова на всё, что позволит быть нам вместе. Навеки твоя Лукерья.»
Прочитав и поцеловав письмо, Димитрий сжег его в печке. Вытянувшись на узкой кровати, первый раз за всё время в Москве уснул он умиротворённый. А ночью опять снился сон, возможно вещий:
«Необъятное поле. Они с Лукерьей – по разные стороны этого поля. Вихрь подхватил, закружил, и они, вдруг, очутились в объятиях друг друга. Какое блаженство эти объятия, какая кругом красота. Но о чём беспокойство? Что за сила стоит за спиной? Оглянулся, опять тот же старик с клюкой. Прошёл между ними и пропал. Заплаканная Лукерья, будто слепая, ощупывает вокруг пространство, будто ищет кого-то. Димитрий кричит: „Я здесь, рядом!“ Обнимая, прижимает её. Лушенька затихла, перестала всхлипывать, и всё волнение улеглось. Только тревога осталась, тягучая, липкая, колючая, словно заноза.» С этаким чувством проснулся Димитрий. Обязанности, хлопоты и заботы развеяли это чувство и Димитрий забылся. Сон он и есть сон, мало ли, что приснится. Забыл Димитрий про это сон, но на время. Другие думы волновали и занимали его воображение.
Жизнь со всеми её коварствами и превратностями парень знал не понаслышке. Реально понимал и оценивал весь трагизм событий случившейся любви. Всё – против влюблённых. Вера и Положение – главные преграды их счастья. Как найти ту золотую середину, чтобы судьба не обошла его стороной? Богатство папеньки Лукерьи не нужно было Димитрию, он привык отвечать за свою семью сам. Иллюзии насчёт приданного, он не питал. Какой хозяйкой будет Лукерья, его не беспокоило, потому что надеялся парень на свои силы и помощь братьёв. Но тут стоп. Братья маленькие. Им нужна женская забота. Вот, пусть о воспитании братьев и заботится Лушенька, а с хозяйством он справится. Может чему и обучит она братьев, в люди выбьются. Такие мысли вертелись в голове юноши, когда он размышлял о будущем. А ещё он думал, как бы встретиться с ненаглядной.
Письмо о своих чувствах, думах и сомнениях он написал, и спрятал до случая. Случай выдался очень скоро. Лёнка появилась в обители с просьбой передать подарки и весточку родителям. Сама же скоро забрала письмо, и удалилась, сунув записку, завернутую в платок, в руку Димитрию. Весь день платок грел Душу парню. Только в ночи, при свечах развернул он заветный платочек, бережно вышитый руками любимой. Ба, на нём васильки и ржаные колоски. Записка коротусенькая: «Очень хочется увидеть тебя милый, хоть одним глазком. Завтра буду гулять после обеда возле Сухаревской башни. Твоя Лукерья». Как выбраться? Что придумать, чтобы не вызвать подозрений? Обязанностей у Димитрия много, но все они в пределах обители. Как уйти, что сказать? Ничего не придумал юноша, справно нёс свои обязанности, вида не подал, что нервничает. А Лушенька не дождавшись любимого, расстроилась, и даже всплакнула на плече у Лёнки. Лёнка, чтобы её утешить стала рассказывать о строгих обычаях и жизни людей в обители. Как завороженная слушала рассказ Лушенька. А в голове стучало: «Ну и пусть трудно, ну и пусть строго, всё перенесу ради того, чтобы быть рядом с Димушкой». Для себя решила ограничить себя в развлечениях и нарядах. Больше стала уделять времени занятиям с учителями, приходившими обучать её наукам. Впитывала тонкости ведения хозяйства, постоянно задавая вопросы нянюшке. Нет, нет, да забежит на кухню покрутиться, и разведать рецепт понравившегося блюда. Нянька не нарадуется на свою любимицу. Взрослеет девушка. Справной хозяйкой будет, всё подмечает, всё запоминает. Даже барыне об этом рассказала. А та свои выводы сделала. Пора жениха искать, скоро шестнадцать стукнет. Пора. Стала потихоньку выведывать о женихах завидных. Девка-то на выданье. Прослышала Лушенька о маменькиных помыслах, разрыдалась. Все в один голос говорят о трудностях. А какие трудности, если Душа рядом с любимым? Все свои мысли записала Лушенька в письмо, и послала Лёнку к Димитрию с поручением. Отпросившись у няньки на молебен, Лёнка помчалась в обитель. Появившись снова в обители, Лёнка вызвала подозрение у монашек. Что-то ты девка зачастила к нам, может парень по душе пришелся? Негоже самой на шею вешаться. Если серьёзно, то сговор делать нужно. Еле отговорилась Лёнка, и попросила о встрече с Димитрием. Димитрий вышел к Лёнке, долго проговорили они. Рассказала она юноше про всё, что творилось в доме Лукерьи. Сказала, что готова, помогать влюблённым до конца, даже в ущерб полюбившейся работы. Заверив Лёнку, что будет думать, как поступить, Димитрий удалился. Ох и сложную задачу поставила перед ним судьба! Как решить её? Без совета – никак. Промучившись всю ночь, пошёл Димитрий к Макарию с разговором. Выслушав своего подопечного, тот заверил, что поможет влюблённым. Только с условием: Димитрий свою судьбу будет строить далеко от Москвы, на Родине, а о карьере в Москве забудет навсегда.
Сложный выбор встал перед юношей, как в сказках русских: направо пойдёшь….
Прямо пошел – согласился!