Необыкновенный концерт
Время шло. Я решил, что медвежата уже достаточно хорошо освоились со мной и их необходимо переправлять на центральную усадьбу заповедника для подготовки к дальнейшей работе. Вести за собой малышей по труднопроходимым лесным дорогам за 16 километров я не решился. Нести всех троих в одном рюкзаке почему-то посчитал неправильным и как горько потом об этом пожалел!
Вечером, как только стало темнеть (обычно всю ночь медвежата спали непробудным сном), я крепко зашнуровал вход в палатку, предоставив медвежатам все ее содержимое, и бесшумно ускользнул к дороге. Уже давно я не был дома и, подгоняемый предстоящей встречей с женой и детишками, бодро зашагал, с шумом расплескивая многочисленные лужи на вконец раскисшей проселочной дороге.
Дома еще никто не спал, когда я, грязный до самой макушки, ввалился в дверь. В палатке я привык к тишине, с мишками не разговаривал и поэтому буквально был оглушен возгласами, многочисленными вопросами, отвечая на которые, едва смог помыться и поесть. От разговоров почувствовал такую усталость, будто прошагал не 16, а все 100 километров. Но спать было еще нельзя – нужно было обсудить все возможные варианты доставки медвежат из леса на усадьбу. Привозить на лошади их нельзя – не известно, как они впоследствии будут реагировать на ее запах. Больше доставлять было нечем, и решили притащить медвежат в рюкзаках, посадив каждого в отдельный, чтобы обеспечить им лучший комфорт. Утром нужно было быть у палатки. Для сна оставалось совсем мало времени. Я предоставил жене возможность вести ночные переговоры с сотрудниками, а сам, едва добравшись до постели, уснул мертвым сном.
Помочь вызвались два молодых охотоведа, работавшие в заповеднике. Мы вышли из дома еще ночью, рассчитывая пораньше прийти к палатке. Но как ни спешили, к месту дошли, когда солнце уже поднялось высоко над лесом – весной здесь ночи короткие. Первое, что представилось взору, расхаживающие на свободе медвежата. С нескрываемым любопытством они уставились на приближавшихся носильщиков. Кто-то из зверушек, прорвав ткань, сумел сделать достаточно широкий проход прямо в стенке палатки, не утруждая себя развязыванием сложных узлов шнуровки двери. Я в меру, в расчете на дорогу, накормил медвежат. Попросил своих спутников воздержаться от разговоров. Мы рассадили малышей по мешкам и тронулись в путь. Все остальное имущество решено было забрать вьючной лошадью, так что груза у нас почти не было. Привыкшие к тяжелым рюкзакам, мы представляли себе доставку медвежат на усадьбу приятной прогулкой.
Первые три километра малыши вели себя спокойно. Неторопливо шагая, мы шутили вполголоса насчет косолапиков: вместо одной палатки теперь у них оказалось три «дома» – каждому свой, да еще «на колесах». И тут негромко, но ритмично, нудно и настойчиво в рюкзаке моего соседа стала вякать Катя. Вякает одну минуту, вякает пять. Мы стали беспокоиться за ее благополучие. Остановились, развязали рюкзак, осмотрели замолчавшего медвежонка – все было в порядке. Завязали рюкзак – и снова в путь. Через некоторое время из рюкзака опять послышалось знакомое вяканье, теперь уже более громкое. Смутившийся почему-то мой напарник сказал: «Авось утрясется». Но мы все, не договариваясь, прибавили шагу. Вяканье не прекратилось, наоборот, усилилось, и в нем явно слышалось раздражительное, с хрипотой, ворчание. Ворчание с вяканьем! Идти нужно было еще добрый десяток километров. Мы несли «музыкальный» рюкзак по очереди. Несколько раз развязывали его, вытаскивали Катю, разглядывали ее со всех сторон. Мы заглядывали ей в уши, в нос, осмотрели ноги, хвост, глаза, я щупал ей животик, делал массаж – она молчала. Но стоило посадить ее в рюкзак, как через 10–15 минут хода она начинала рявкать. Мы пересаживали медвежат, трясли и качали Катю – все было напрасно. Чуть отдохнув, она опять начинала орать, теперь уже изо всех своих сил! Мы шли очень быстро, даже бежали. Пот градом катился с наших растерянных лиц, кровь молотком стучала в висках, и было лишь одно желание – добраться быстрее домой! Но, перебивая все, набатом гремела в мешке Катя! Мы еле это выдержали. С заплетающимися ногами, семенящей трусцой ввалились в калитку. Забежали в дом, дрожащими руками развязали мешки и вытряхнули медвежат на деревянный, залитый солнечным светом пол веранды. Катя тут же прижалась к Тоше и Яшке (взъерошенный вид обоих показывал, что они неплохо поспали за дорогу), что-то чуть слышно промурлыкала и улеглась. Ни звука! По ее виду вовсе нельзя было предположить, что она перенесла трудную дорогу. Мы ошарашенно переглянулись. Все объяснилось просто – Катя не выносила одиночества, а я получил добрый урок.