Коммуналка
Мне было 30 лет. Мы с моим семилетним сыном жили вдвоем в коммунальной квартире с многочисленными соседями, каждый из которых заслуживает отдельного рассказа. Паноптикум, вообще-то.
Через стену от меня жила тетя Катя. Ей было восемьдесят лет, она не ходила пешком, только бегала. Все ещё работала, представьте, уборщицей на фабрике! В восемьдесят-то лет! Почти всю жизнь она прожила в этой квартире, которая, как она сама говорила, «в мирное время» принадлежала семье, где тетя Катя работала кухаркой. После переворота 1917-го года квартиру у хозяев, конечно, отняли, комнаты перегородили, получилась классическая коммуналка. И тете Кате оставили крохотную комнатку, метров восемь.
Зато в этой комнате была печка с изразцами. Она отапливала и мои две комнаты тоже. Печку можно было топить, что тетя Катя время от времени и делала с большим удовольствием. И тогда у нее и у нас становилось тепло и уютно, как никогда не бывало при обычном паровом отоплении.
Тетя Катя фантастически вкусно готовила невиданную еду из того «мирного времени». Не жалела на это своих скудных денег, бегала к метро в магазин «Дары природы», покупала там рябчиков, куропаток, ощипывала их, потом что-то такое с ними производила, что даже едой не назовешь, так это было вкусно!
Я подсматривала. И кое-чему научилась. Однажды я увидела, как она в кастрюлю с кипящим куриным бульоном бросила массивную пробку от старинного стеклянного графина. Это еще зачем!?
Заинтригованная столь необычным поварским приемом, я взяла ручку, бумагу и, обложившись учебниками по химии, задумалась. В конце концов, я разгадала загадку совместимости курицы с частью графина и даже написала несколько химических реакций, объяснивших мне этот удивительный процесс и вполне удовлетворивших мое любопытство. Но откуда неграмотная, расписывающаяся крестом тетя Катя могла понимать суть процесса размягчения старой, жесткой курицы, так и осталось загадкой. Просто она долго жила на свете. Вот и весь ответ.
Самое увлекательное зрелище было, когда приходила Пасха! Тесто для куличей тетя Катя месила до тех пор, «пока не слипнутся половинки». Она так говорила. Зато, что это были за куличи! Вы таких не пробовали! А сама творожная пасха просто таяла во рту. Это был сладкий поцелуй Бога! Не будь я комсомолкой, воспитанной советской властью, после тети Катиной пасхи – самое время было поверить в Бога.
Еще одно кулинарное чудо – пирог с визигой! Но это было так необычно, что удивительный вкус этого пирога я, пожалуй, предать словами не сумею. Пирогом угощали всех соседей, даже горьких пьяниц, без разбора. Потому что – Пасха! И каждому должен достаться кусочек радости.
Справа от меня, тоже за стенкой, жила Прасковья Спиридоновна, лет 75-ти. А с двадцати лет она болела послеродовой депрессией. И с частыми приступами болезни именно я получала от нее по полной программе. Почему-то по ночам она передвигала мебель. Уму непостижимо как она, субтильная женщина, умудрялась делать это! Мы с Димочкой, конечно, не спали и гадали: что же такое происходит у нас за стенкой? Утром выяснялось, что делается все в отместку нам, потому что мы стучим в ее стену тяжелыми предметами. А мы сначала спали как сурки, а когда у соседки справа начиналась перестановка мебели, сидели тихо как мыши.
Рядом с Прасковьей поселилась семейная пара. Он был сапожник, со всеми вытекающими последствиями. По выходным его жена бегала за ним с огромным кухонным ножом с намерением убить и, думаю, сделала бы это, если бы не соседи. Они совершенно всерьез воспринимали происходящее, толпой бегали за «сапожниками», пытаясь убийства не допустить. Потом кто-нибудь звонил в милицию. Милиция приходила минут через пять (она находилась в соседнем доме). Жена сапожника умоляла милиционера мужа не забирать, давала ему денег, и спектакль благополучно завершался счастливым концом.
Нинка, сорокалетняя старая дева, женщина некрасивой наружности и дрянного характера, много лет состояла на учете в психоневрологическом диспансере и вела себя соответственно. Она никогда не улыбалась, была злобной, грубой, разговаривала исключительно матом, и поэтому мой Димочка не всегда мог ее понять.
Вот в таком окружении рос и воспитывался мой сыночек, и я до сих пор иногда удивляюсь, как это он вырос умным, интеллигентным и добрым человеком.
И только с одной совершенно замечательной женщиной, моей дорогой Ритой, мы крепко дружили, вдвоем держали круговую оборону, поддерживали друг друга как могли и сохранили наши нежные отношения до сих пор.
Жила она с дочкой, которая была ее постоянной заботой и несчастьем. Оля была неуправляемая, взбалмошная, уже в 13 лет напропалую гуляла с мальчиками подозрительного поведения. Мы с Ритой предполагали, что она с ними спала. Домой приходила к утру, если приходила вообще. Позже все наши печальные предположения подтвердились. Оля рано забеременела, потом оказалась в тюрьме, где и родила девочку. В графе «отец» – прочерк. В конце концов, в возрасте 25-ти лет погибла, выбросилась из окна.
Бедная моя Рита! Внучку воспитала замечательную, как и следовало ожидать.
Димочка Риту очень любил, как и она его. Когда мне надо было уйти, я могла спокойно оставить ребенка на Ритином попечении, и ей это было только в радость.
– Тетя Рита, а у вас есть макароны по-флотски?
– Конечно, есть. Тебе дать сейчас?
– Да. И, пожалуйста, много.
Дима был очень худенький, плохо ел. Отказывался от всякой еды, никаких деликатесов не признавал, фрукты не любил, даже конфеты ел без всякого удовольствия.
Я расстраивалась, у меня всегда была проблема, чем его кормить. И только макароны по-флотски, огромные, как водопроводные трубы, перемешанные с вареным фаршем и жареным луком, он мог есть всегда. Правда, любил он Риту не только за это. Просто отвечал любовью на любовь, немножко приправленную макаронами.
Настоящее Димино воспитание началось, когда в нашем в доме прочно поселился Гена.