Вы здесь

Можно ли жить так?. Часть первая. Вера (Луиджи Джуссани)

Часть первая

Вера

Глава первая

Вера

1. Метод познания, вовлекающий разум

Когда я спрашиваю: «А что, Анны нет?» – и Карло мне отвечает: «Я видел ее в последних рядах», – даже если я не вижу ее, потому что я невысокий и в данный момент сижу, я говорю: «Хорошо, она здесь», – и отмечаю ее в списке. Разумно ли так поступать? Да, потому что доверять Карло правильно. Если бы это сказал мне не Карло, а мой враг, который сжег мой дом, украл у меня деньги, оклеветал меня, не выносит меня, ненавидит меня, мое сомнение от этого только усилилось бы: я не могу ему доверять. У меня есть причины, чтобы доверять Карло, и нет причин доверять тому человеку. И доверие ведет к опосредованному познанию, к познанию, которое происходит через посредничество, через свидетеля.

Прямое познание и косвенное познание

Каким образом ты понимаешь, что какое-то явление соответствует потребностям твоего сердца? Как ты это понимаешь? Ты понимаешь это, сравнивая: ты сравниваешь это явление со своим сердцем. Как ты осуществляешь это сравнение? Что это за действие? Это суждение: человек признает, что явление соответствует его сердцу, соответствует ему самому; признает это соответствие, это – признание.

«Это камень» – это признание, точное название которого – суждение, признание осуществляется как суждение, имеет форму суждения.

Я говорю: «Анны нет», но Карло отвечает мне: «Да нет же, я видел ее, она там, в конце зала». – «Понятно, тогда я ее отмечу». Эта уверенность рождается так же, как и в первом случае, рождается как признание. Я признаю, что это так; это признание.

Как называется процесс, в результате которого человек узнает о существовании чего-либо со слов другого?

Мы с Надей одноклассники. Мы заканчиваем школу, и наши жизненные пути расходятся. Мы больше с ней не видимся. Проходит много-много лет – и вот в один из воскресных вечеров я оказываюсь в аэропорту Фьюмичино, откуда я должен вылететь в Буэнос-Айрес. Я сажусь в самолет, который только что прилетел из Бейрута. Сажусь в самолет – а рядом со мной она. «Надя! Привет, Надя! Какими судьбами? И чего только в жизни не бывает! Ты откуда?» – «Я прилетела из Бейрута». – «Из Бейрута? А чем ты занимаешься?» – «Работаю страховым агентом». – «Ты замужем?» – «Да, у меня семья, шестеро детей». – «Надо же, сколько ты всего успеваешь, как твои дети?» – «Прекрасно!» – «Будешь сигарету?» – И вдруг она говорит: «Ты помнишь Карло?» – «А, самый большой весельчак из нашей компании, который ни на минуту не замолкал, подшучивал над учителями… Да, интересно, где сейчас этот сумасшедший. Я его уже лет двадцать не видел». – «Представь себе, в последний раз, когда я была в Сан-Паулу (самолет на Буэнос-Айрес делает там промежуточную посадку), я вышла из аэропорта, чтобы поймать такси, и увидела Карло, он тоже ловил такси!» – «И как он? Взялся за ум?» – Никто из нас и представить себе не мог, что он когда-нибудь возьмется за ум. – «Еще как, он открыл большую фирму, стал очень богатым, разъезжает по миру. И теперь мы встречаемся чаще, договариваемся, связываем рейсы, я специально подбираю такой рейс, чтобы с ним встретиться». Самолет садится в Сан-Паулу, я прощаюсь с Надей (она выходит в Сан-Паулу) и лечу в Буэнос-Айрес. Выхожу в Буэнос-Айресе, и кого я там вижу? (На этот раз это не просто приятная неожиданность, мне довольно часто приходилось с ним встречаться.) Другого нашего одноклассника, которого зовут Гвидо. Гвидо занимается торговлей аргентинским и бразильским табаком из Параны, который он продает по всей Европе. (Дела у него тоже идут неплохо, он прилично зарабатывает, торговля табаком в это время очень прибыльна.) Встречаю я его и говорю: «Привет, Гвидо. Слушай, а ты помнишь Карло?» – «Еще бы, конечно, помню!» – «Представь себе, он женился, создал крупное предприятие, объездил весь мир… он теперь большая шишка! И вообще все у него в порядке, он образумился». – «Здорово, – говорит Гвидо, – я мог бы поклясться, что он окончательно свихнется, такой был сумасшедший. Здорово. А как его можно найти?» – «Знаешь, он постоянно ездит в Сан-Паулу. Там находится головной офис его компании в Южной Америке, попробуй поискать в справочнике Сан-Паулу».

Я рассказываю Гвидо о Карло, которого не встречал уже двадцать лет, рассказываю ему то, что мне рассказала Надя, словно я сам видел это своими глазами. Правильно? Словно я сам видел Карло, словно я сам пристально следил за его жизнью.

Что происходит? Нарисуем схему (рис. 1):


Рис. 1. Познание через свидетеля


А – это я, В – это Надя. Вступая в отношение с Надей, которая сидит рядом со мной в самолете, я узнаю о Карло (С). Позднее, встречая Гвидо (D), я рассказываю ему то, что мне рассказала Надя, словно я сам это видел. Я сам вижу Надю, я слушаю ее, слушаю, что она рассказывает, я хорошо ее знаю. Я знаю, можно ли ей доверять. Я доверяю, я знаю, что должен доверять: она не говорит впустую, рассказывает мне все подробности. И, кроме того, она же была моей одноклассницей… Но Карло я не вижу уже больше двадцати лет, а рассказываю Гвидо о нем так, словно видел его вчера, словно наблюдал за его жизнью на протяжении двадцати лет. Хотя на самом деле за его жизнью наблюдала Надя. Понимаете меня? Это рациональное, разумное, косвенное отношение.

Есть специальное слово, называющее фактор, через который происходит познание: не напрямую, а посредством этого фактора. Что это за слово? Это слово «свидетель». Я узнаю о Карло через свидетельство – через свидетеля, или очевидца. Перед нами два различных метода познания: признание между А и В является прямым, это очевидность, происходящее очевидно для моих глаз, для моего сознания; познание между А и С полностью опирается на В.

Познание прямое и познание косвенное. Первое также называется «прямым опытом», второе – «опытом косвенным», когда что-то познается через посредника, который называется свидетелем, или очевидцем.

Познание через веру

Как называется этот второй тип познания? Вера. Он называется верой. То, что А узнает о С, причем он настолько в этом уверен, что рассказывает об этом D, он узнает через В, через свидетеля; это косвенное познание, которое называется познанием через веру: познание какого-то объекта, какой-то реальности через свидетельство, а свидетельство дается свидетелем.

До сих пор все ясно? Одно дело, если я вижу сам, но как я могу быть настолько же уверен в том, что мне говорит Надя? В том случае, если у меня есть адекватные основания, чтобы доверять ей. Если у меня есть адекватные основания, чтобы доверять Наде, а я этого не делаю, то я действую неразумно, то есть против самого себя; если у меня есть адекватные основания, чтобы доверять Наде, то доверять ей будет разумно. Поэтому если у меня есть адекватные основания, чтобы доверять Наде, правильным следствием этого будет принять и признать то, что говорит Надя. Потому что если у меня нет причин, чтобы не доверять Наде, а я все-таки ей не доверяю, то я иду против разума.

Вера, познание через веру – признание реальности через свидетельство, которое дает человек, как раз и называемый свидетелем, очевидцем. Речь идет о человеке, эта проблема существует только на человеческом уровне; это познание реальности, происходящее через посредство человека, которому можно доверять, имея на то адекватные основания. Я не вижу самого события, я вижу только своего друга, который мне о нем рассказывает, и этот друг – человек, которому можно доверять. Поэтому я как будто видел сам то, что видел он. Вы поняли эту фразу? Как будто я видел то, что видела она. Поскольку я могу ей доверять, знаю, что могу ей доверять, то как будто я сам видел то, что видела она.

Следовательно, вера применима не только к религиозной сфере, но является прежде всего естественной формой познания, косвенного познания, но познания! И если вера является косвенным познанием, то она оставляет открытой проблему уверенности; если это познание косвенное, но я на самом деле могу доверять, я уверен. Как, однажды, когда я приехал домой и моя мама сказала мне: «Знаешь, что случилось здесь, на перекрестке? Один парень летел на мотоцикле как сумасшедший и столкнулся с другим, который ехал ему навстречу, оба погибли». И мне было горько, поскольку я знал одного из них; я быстро пообедал, пришел в школу и сказал ребятам: «Будьте осторожны, когда ездите на мотоциклах, потому что только что погиб мой друг». Я не видел этого происшествия, мне о нем рассказала моя мама; у меня не было ни одной причины, чтобы сомневаться в этом, и были все причины, чтобы это утверждать: я пошел и рассказал это ребятам так, словно видел все сам.

Следовательно, вера является естественным методом познания, методом косвенного познания, то есть познания, которое происходит через посредство свидетеля. Поэтому она называется также познанием через свидетельство. Речь идет не только о религиозных вопросах, я говорю о том познании, которое позволяет мне взвесить яйцо и поделить километр на равные части, на тысячу метров. Я говорю о разуме, который применяется в математике, в физике, – во всем… это все тот же разум. У разума есть много методов, поэтому к одному объекту он идет одним путем, к другому – другим… Я меняю метод, но я твердо уверен в том, что в двух метрах от меня находится столб, а рядом сидит моя хорошая подруга.

Разум – это нечто живое, и, следовательно, для каждого объекта он имеет определенный метод, определенный способ, в каждом отдельном случае развивает свою отличительную динамику. Для тех объектов, которых он непосредственно не видит и не может видеть, которые он может познать только через свидетельство других, он развивает особую динамику: косвенное познание через посредничество[6].

Основополагающий метод для культуры и истории

Как вы думаете, что важнее, очевидность или такое опосредованное познание через свидетельство? Если бы не существовало опосредованного познания, не существовало бы и человеческой культуры как таковой, потому что вся человеческая культура основывается на том, что человек, чтобы идти дальше, начинает с уже открытого другим. Если бы поступать так было неразумно, то наивысшее выражение разума, каким является культура, не могло бы существовать.

Если бы не было этого метода, человек уже не мог бы и шагу ступить; конечно, ему было бы доступно то, до чего он может дотянуться рукой, а с этим видом познания человеку доступен весь мир.

Культура, история и человеческое общежитие основываются на этом виде познания, который называется верой, познанием через веру, косвенным познанием, познанием реальности через посредничество свидетеля.


Мне непонятно, почему и человеческое общежитие основывается на познании через веру.

Извини, но как ты можешь доверять продавцу хлеба и знать, что тот не положил в него яд, если не благодаря практическому опыту тысяч людей, которые постоянно покупают у него хлеб? И именно совокупность всего того доверия, которое внушают тебе эти люди, позволяет тебе спокойно покупать хлеб. Если бы я увидел, как ты стоишь на пороге булочной с сумкой в руке и не решаешься зайти внутрь, я бы спросил: «Эй, подруга, ты что делаешь?» – «Мне надо купить хлеба». – «Ну и заходи тогда!» – «А вдруг туда положили яд?» – Я бы тебе сказал: «Подожди-ка минутку, я вызову скорую помощь».

Решающая предпосылка

Почему я вам это сказал? Потому что все то, на что мы направим свой взгляд и привязанность, все, на чем мы будем строить, определяется словом «вера», является областью веры, реальностью, видимой и проживаемой в стремлении жить по вере. То, о чем я буду говорить вам, касается веры. Но наша вера, вера, на основе которой будет развиваться наша работа, устроена так же, как я говорил: как познание некоей реальности через посредничество. Реальности, которой ты не видишь и которую познаешь через посредничество. Однако слово «вера» применяется и используется не только в этой области: слово «вера» указывает на метод, которым живет и действует разум по своей природе, во всех своих проявлениях.

Мы должны будем использовать и развивать слово «вера» на особом уровне, на самом важном уровне из всех самых важных уровней жизни, на самом великом уровне жизни: на том уровне, который касается судьбы.

Если бы я вас обманывал, мой обман был бы нацелен против вашей судьбы; если же я говорю, чтобы помочь вам, то это помощь на пути к вашей судьбе. В нашем разговоре нас интересует судьба: моя, твоя, его, ее и всех нас. Кто может увидеть судьбу? Кто может похвастаться тем, что в один прекрасный дождливый день, прогуливаясь под зонтиком в своем новеньком белом блестящем плаще, он на 34 шагу встретил судьбу? Так ее не найдешь! Так ее не увидишь. Судьба по природе своей является Тайной[7].


Можно ли сказать, что метод веры – это метод, который в наибольшей степени возвеличивает разум?

Отлично! Нет ничего, во что разум был бы вовлечен столь глубоко, столь живо и сильно, как в веру, в метод веры.

Почему? Чтобы доверять В, А должен вовлечь всего себя, а не только какой-то один шарик из своей головы, как, например, в математике, – там работает один шарик. Здесь же все шарики и все связи и соединения с телом и душой: это мое «я» доверяет Наде, это я. И когда я говорю «я», я имею в виду разум, глаза, сердце, – все.

Поэтому очень уместно наблюдение нашей подруги: ничто так не возвеличивает разум, как этот метод. Конечно! Он не где-то в стороне, он возвеличен, разум теснейшим образом связан со всей органической реальностью «я». Так, если «я» злое, ему намного труднее доверять другим и оно познает гораздо меньше. Если «я» нездорово, ему труднее доверять, у него не получается доверять и оно познает намного меньше.

Это такой процесс, который требует участия всего организма «я», требует вовлеченного «я». Действие, через которое разум познает, доверяя другому человеку, подразумевает наибольшую полноту разума, разум во всех его связях с другими аспектами личности. Когда у моего друга болит живот, а я говорю о том, что я видел что-то прекрасное, он только кивает в ответ, схватившись за живот, а после этого даже и не вспомнит, о чем я ему говорил, потому что у него очень сильно болел живот и он не мог внимательно меня слушать; он невнимательно меня слушал и поэтому не понимал. Чтобы понять меня, он не должен чувствовать этой боли, у него все должно быть в порядке, он должен находится в более естественном и непринужденном состоянии. Когда я преподавал в школе, я провоцировал учеников пословицей: «Доверяй, но проверяй». Более глупой пословицы не придумать. Если преподаватель внимателен, умен, действительно умен, то он сразу же понимает, что происходит; такому преподавателю гораздо легче вынести правильное суждение в отношении того или иного ученика.

Тот, кто больше владеет самим собой, держит себя в руках, тот, чье «я» едино, у кого все на своих местах, с большей легкостью понимает, можно ли доверять другому. Нездоровый же человек никому никогда не доверяет, он не может больше ничему доверять, он отвергает жизнь, удаляется от нее. Эта патология может иметь самые различные проявления, иметь различные степени тяжести, но результат всегда один: человек разрывает жизненные связи.

Метод веры вовлекает разум богаче и сильнее, чем все остальные. Потому что другие методы являются частичными, касаются предметов одного типа. Например, человек, который написал огромную книгу о всевозможных видах мух в 1500 страниц и получил за это Нобелевскую премию, в то время как он совсем не понимает свою жену (и дети его ненавидят, потому что он с ними плохо обращается), – он бедняга, а не Нобелевский лауреат. Потому что его жена и дети нуждаются в том, чтобы его разум был целостным и уравновешенным; он же пристально смотрит на часть реальности, часть, к тому же довольно маленькую: на муху, феномен мухи. Он знает все о мухе, а о своей судьбе, как и о том, что происходит вокруг, не знает ничего. Несчастный он человек, хоть и Нобелевский лауреат.

Как тот профессор химии, о котором я всегда рассказываю, который много лет назад во время одной дискуссии между преподавателями университета вдруг сказал: «Знаете, если бы у меня не было химии, я бы покончил с собой». А у него были жена и дети. Нет ничего более бесчеловечного, чем говорить так. Он не может быть разумным, а в химии он все-таки был большим специалистом.

Моя мать не была великим химиком, не изучала химию, но как она обращалась с моим отцом при его-то характере, как она обращалась с нами, детьми… Как бы я хотел быть таким! Это была мудрая женщина, которая понимала все, что происходило в доме; и к тому, что печаталось в газетах, она относилась мудро.

Эта предпосылка имеет решающее значение. Все, о чем мы будем говорить, касается веры: говорить о Христе, о душе, о судьбе, о Тайне значит говорить о вере. Содержание всего того, о чем мы будем говорить, невидимо, однако его можно познать через свидетельство, через свидетелей.

Поэтому все, что мы будем делать вместе во время лекций или обсуждений, будет опираться на разум с его отличительной динамикой, которая называется верой, будет опираться на разум, поскольку он способен к вере, вера – это наивысшая способность разума. Наивысшая, потому что без нее не существовало бы ничего человеческого: не существовало бы истории, не существовало бы культуры, не существовало бы общежития и поэтому не существовало бы познания судьбы.

Это понятно? Все это было сказано, потому что в дальнейшем мы будем говорить в этом русле. Во-первых, мы будем говорить о вере в ее обычном применении, то есть о признании невидимого содержания реальности (невидимой ее стороны); и, во-вторых, о том, как это содержание достигается посредством разума через тот его отличительный метод, который называется верой или познанием через свидетельство.

Перечитав первый том Школы Общины, вы найдете во второй предпосылке одно важнейшее замечание: чем более нравственен человек, тем больше способен он доверять; чем менее нравственен человек, тем меньше способен он доверять, потому что безнравственность – это как шизофрения или психическое расстройство[8]. Поэтому самыми слабыми оказываются молодые люди, и в определенный момент в качестве уверенности (поскольку жизнь требует уверенности) в них закрепляется что-то, что удовлетворяет их собственной прихоти; в качестве пути к уверенности они выбирают то, что легче, то, что кажется более легким, а то, чего не видно, отождествляется с тем, чего не существует. И все, что существует, будучи непрочным и эфемерным, обращается в ничто. По сути это общепринятая философия нашего времени.

Приглашение к молитве

Поэтому в заключение я хотел бы сказать, что мы не можем обсуждать эти вопросы, если в каком-то из уголков нашего сердца не теплится молитва, в которой мы просим у тайны Бытия света, привязанности, искренности, простоты, чтобы говорить «да» тому, что истинно, и говорить «нет» тому, что не истинно.

Необходимо просить Бога о настоящей нравственности, чтобы говорить «да» тому, что положительно, и «нет» тому, что отрицательно. Необходимо молиться Богу, потому что человек зол и, будучи злым, он говорит «нет» даже очевидности.

Если перед капризным ребенком поставить стакан и спросить: «Это стакан, посмотри, Карлино, скажи, что это стакан. Это стакан, да?» – «Нет!» – «Это стакан?» Он говорит «нет», потому что он капризный. Это позиция, которую занимают люди по отношению к значению жизни. Слово «судьба» указывает на значение жизни. Действительно, в греческом языке это слово указывает на конечное значение, на судьбу как значение, eimarmene.

Я попытался по крайней мере прояснить проблему и назвать вещи своими именами; теперь вы знаете, о чем мы будем говорить, какой рациональный инструмент мы будем при этом использовать и кем являюсь я – свидетелем, посредником, как и все ваши старшие товарищи. Те, кто находится рядом с вами, потому что другой человек, имеющий больше ответственности, поставил их рядом с вами, являются, как и я, свидетелями, посредниками, доверять которым есть единственный способ с уверенностью утверждать истину. Если речь идет о судьбе и если это невидимое составляет судьбу и значение жизни, то никогда не достигнуть этого значит разрушить жизнь.

Можно строить только на камне, на чем-то прочном, уверенном. Ничего нельзя построить без уверенности. Конечно, можно совершить маленькое повседневное действие, в котором нет порыва признать в другом явлении, в другом действии присутствие друга, которому можно сказать: «Мы вместе: сделаем еще один шаг! Поднимемся на эту гору. Пойдем дальше, глубже, дойдем до сути». И человек дрожит, дрожит… дрожит до тех пор, пока не упадет на землю и не умрет. И умрет: надеюсь, как можно позже, но все же умрет, и нет большой разницы, рано или поздно.

Возвращение к размышлениям

Вокруг нас нет никого, кто согласился бы собираться и пребывать в молчании раз в неделю. Неделя – это определенная мера, основополагающая мера выражения человека. Как выражается человек? В работе. Работа является выражением человека, поскольку представляет собой активное отношение, которое существует между мной, живущим, воображающим, думающим, чувствующим и действующим на основе того, что я думаю и чувствую, – и реальностью; через это отношение человек использует реальность, использует время и пространство и создает свою жизнь. Человек будет судим по тому, что он создаст. В течение недели, являющейся основополагающей мерой работы, выражения личности, нет ни одной минуты, посвященному тому, чтобы подумать о собственной судьбе, о том, для чего человек работает и, следовательно, для чего он живет; «живет», а если говорить конкретно: страдает, радуется, пользуется вещами и создает то, что ему кажется более справедливым, более привлекательным. В общем, слово «судьба» господствует в жизни, как лицо господствует в фигуре человека: но о судьбе никто не думает. Наша встреча здесь в субботу является наивысшим подтверждением того, что эта судьба (мысли о судьбе, размышления о судьбе нашего существования) имеет для нас большое значение. В том, как мы будем относиться друг к другу, в том, как вы будете относиться друг к другу, в содержании этого пути со всеми его рассуждениями и действиями речь идет о страхе и трепете за судьбу, о желании судьбы и ожидании радостной судьбы.

Когда мы читаем «Дневной час»[9], когда читаем любую молитву, когда молимся, когда принимаем Причастие, когда идем на Исповедь, что можно делать хотя бы раз в две недели, мы всегда должны помнить, что этот жест определяют именно страсть к собственной судьбе и беспокойство за собственную судьбу. Прошу вас найти другую цель, более достойную, более человеческую, чем эта. Скажите, по-человечески ли жить, не думая об этом?

Сколько раз мы приводили этот пример: по улице бежит человек, и ты замечаешь, что с ним что-то не в порядке, он в смятении, в замешательстве. Ты спрашиваешь у него: «Что ты делаешь? Что ты ищешь? Куда ты бежишь?» – А он говорит в ответ: «Не знаю!» – «Но ты ведь бежишь?» – «Бегу». – «А что, если ты развернешься и изменишь пункт назначения?» – «Ну развернусь…» Это было бы полным сумасшествием. Если бы человек на самом деле так говорил, это означало бы, что у него не все в порядке с головой. Жить, не думая о собственной судьбе (о своем назначении), было бы сумасшествием, – это сумасшествие. Это не является сумасшествием для животных, потому что они на это и не способны, но для такого животного, как человек, это является сумасшествием. Жить без причины… Причина жизни – это судьба.

Читая «Дневной час», читая Часослов или молясь по-другому, вы должны быть внимательны к тому, что всегда есть какое-то слово или выражение, на котором душа, пораженная его смыслом, может остановиться, чтобы выжать из него этот смысл; есть слово, которое поражает тебя больше, чем все остальные слова. Нужно быть внимательными. Когда вы начинаете говорить: «Поспеши, Боже, избавить меня», – после этих слов, а может быть, уже в этих словах, в том, что вы будете читать (не во всем, во многом вы будете рассеянны), без сомнения будет какое-то слово, которое может вас поразить. Например, меня, когда я читал с вами «Дневной час» (сколько тысяч раз я читал этот псалом!), поразили слова: «Блаженны хранящие откровения Его, всем сердцем ищущие Его»[10]. Блаженный значит радостный: его душа живет по-иному, она живет не так, как живут все. «Хранящие откровения Его»: что такое Его откровения? Это порядок реальности: закон всемирного тяготения – это Его откровение, земное притяжение – это Его откровение, то, что растение растет прямо (растет определенным образом, ведь есть и растения, которые растут не прямо), – это Его откровение. Слово «откровение» указывает на реальность как на замысел, порядок. «Блаженны хранящие», прирастающие к реальности, принимающие реальность такой, как она по природе, изначально, то есть божественно устроена. Блажен ищущий всем сердцем этих откровений, этого смысла всего, этого устройства всего.

И действительно, тот профессор, о котором мы уже говорили, сказавший во время дискуссии: «Если бы у меня не было химии, я бы покончил с собой», – был немного трагичен, он показывал, что он трагическим образом ограничен. Однако верно и то, что, когда он изучал химию, когда посвящал себя химии, он чувствовал себя более утешенным. Человек без работы является несчастным неудачником. Безработицы не должно быть не потому, что у человека нет денег на жизнь, а потому, что он несчастен психологически. Совершенно справедливо, что ученый-химик чувствовал себя более сердечно в отношении существования, когда изучал химию, потому что химия – это «Его откровения», и он всем сердцем искал этих откровений. Поскольку химический аспект реальности является частью замысла Бога, и страстный поиск этих законов является прекрасным. В этом смысле любая реальная работа прекрасна.

«Блаженны хранящие откровения Его, всем сердцем ищущие Его». «Его откровения» и «всем сердцем ищущие Его» – эти слова говорят о разном. Бог, Тайна, ради которой мы сотворены, находится внутри замысла о мире; если мы будем верными Его замыслу, то в нем мы найдем что-то иное.

И следовательно: «Отврати очи мои, чтобы не видеть суеты; животвори меня на пути Твоем». «Отврати очи мои, чтобы не видеть суеты», от эфемерного и поэтому обманчивого вида мира; спаси меня от обмана мира. Можно смотреть на реальность Бога таким образом, что она не будет являться в своей истине. Поэтому, Господи, освободи меня от обмана вещей, не позволь мне смотреть на все с обманом. Говорить, что я не смогу быть счастливым, не получив того, чего хочу, – ложь, потому что и с тем, чего я хочу, я не стану счастливым. «Животвори меня на пути Твоем»: делай меня все более верным реальности такой, какой ее создал Ты, вещам, которых я ищу и которые я использую согласно тому замыслу, с которым Ты их создал, – и тогда я буду счастливее.

Наши размышления будут направлены на эти две просьбы, которые мы произнесли неосознанно во время Дневного часа; конечно, большая часть из нас, все мы произнесли их неосознанно, я осознанно (по случайности), но все вы произнесли их неосознанно.

Размышления, ради которых мы будем собираться по субботам и к которым вы будете возвращаться в течение недели вместе с вашими старшими друзьями, чтобы попытаться понять их, усвоить их, то есть сделать своими, представляют собой стремление ограничить обман нашей жизни, увеличить послушание замыслу Бога в нашей жизни. И поэтому они являются путем к радости нашей жизни, к самой большой радости нашей жизни. И это будет также признаком правильности нашего способа следования: сделает следование нас более радостными или нет.

2. Динамика веры

Помните, о чем мы говорили в последний раз? О методе и о вере. В каком смысле о методе? Метод означает «способ делать что-либо»: вера – это способ познания.

Кто является субъектом познания? Им является разум; «разумом» называется энергия, свойственная человеку, при помощи которой человек познает. Вера является методом, «способом» разума, способом познания разума, иными словами, методом познания. Каков этот метод познания? Это косвенный метод познания. Почему он косвенный? Потому что этот метод действует как фильтр, он опосредован тем фактом, что разум опирается на свидетеля: разум не видит объекта прямо, непосредственно, а узнает об объекте через свидетеля.

Мы сказали, что этот метод является самым важным из всех методов разума, намного более важным, чем очевидность, основанная на чувствах, или наука, основанная на анализе и диалектике.

Другие методы разума вовлекают лишь какую-то часть человека; этот же метод, метод веры, вовлекает человека целиком. Почему? Потому что необходимо доверять свидетелю. Чтобы правильно и разумно доверять другому человеку, необходимо участие личности со всей честностью, необходимо вовлечение самого внимательного наблюдения, использование определенной диалектики, необходима искренность сердца, необходимо, чтобы любовь к истине была больше любой антипатии, которая может возникнуть, необходима любовь к истине. В этом участвует вся личность, а для того, чтобы провести электричество в зале, не нужно участие всех факторов личности. Поэтому вера – это метод познания, который в своем процессе вовлекает личность во всей ее полноте. И поэтому это самый достойный, самый ценный метод. И действительно, никакое человеческое общежитие невозможно без использования этого метода, невозможно развитие общежития как существование общества, такого маленького общества, как семья, или общества во всей его полноте.

Какой это метод познания? Общежитие полностью основывается на методе веры. Что было бы, если бы все мы не доверяли друг другу? И на самом деле там, где доверие не является естественным, люди ходят по улицам с ножами, с пистолетами: никто не может ничему доверять.

Следовательно, человеческое общежитие, культура (культура – это развитие познания, но ты развиваешь познание только тогда, когда, доверяя открытию, переданному тебе твоим предшественником, добавляешь к нему свое открытие, а тот, кто будет после тебя, доверяя тому, что передашь ему ты, добавит свое открытие), общество (существование общества), история (продолжение общества, общество в пути); общежитие, история, культура, – все это основано на этом методе, на методе веры.


Что удивило вас больше всего в прошлый раз? То, что речь шла о вере, которая не касается ни Бога, ни Богородицы, ни святых. Речь шла о вере как аспекте разума, самом важном аспекте в использовании разума. Почему это самый важный аспект? Потому что на нем основано общежитие, история, культура. Но прежде всего потому, что этот метод предполагает вовлеченность личности во всей ее полноте.

Достоверность свидетеля

Все это вы должны бы уже знать (но не знаете) из работы над текстом Школы Общины, которая в первом томе говорит о том, в каком случае можно разумно доверять другому человеку. Поскольку можно доверять и неразумно, как это обычно и происходит: люди настолько же твердолобы и беспомощны перед самым истинным, насколько позволяют водить себя за нос, то есть обманывать себя, безрассудно доверяя тем, кто направляет их: журналистам, телевидению.

Когда человек на самом деле может доверять свидетелю? Единственный настоящий вопрос таков: когда человек может доверять свидетелю? Потому что если вера – это познание через свидетеля, а свидетель тебя обманывает… В тексте Школы Общины есть такое юмористическое сравнение. Тереза, девушка очень разумная и рассудительная, идет по улице, вся в своих заботах о доме и об отношениях с друзьями, и не замечает, что ей навстречу идет человек в широкополой шляпе, собственно без шляпы, только с полями, причем огромными, ненормального размера, и с обросшим лицом, но только наполовину, в порванном пальто, в дырявых ботинках, из которых торчат пальцы ног. И вот, он приближается к ней и говорит: «Девушка!» – «Что вы хотите?» – Она думает, что это нищий, который хочет попросить денег, а он ей говорит: «Нет, нет. Вы знаете, что случилось?» – «Нет, а что случилось?» – «Клинтона убили». Она вообще-то не очень интересуется политикой, но все-таки знает, кто такой Клинтон, поэтому говорит: «Мне очень жаль!» – потому что про себя, естественно, думает: когда происходят такие вещи, это значит, что в обществе не все благополучно, и поэтому все может произойти. Она благодарит его за эту новость. Они прощаются, и она идет дальше и думает: «Боже мой, убили Клинтона… кто мог это сделать? Может, кто-то с Гаити или из Санто-Доминго, правые или левые? Что же сейчас будет? А посол Соединенных Штатов в Италии, очень важная фигура в итальянской политике, принадлежит к партии тех, кто его убил, или к противоположной? Хорошо ли те, кто его убил, относятся к Церкви, поддерживают ли дипломатические отношения со Святым Престолом или нет?» Она как разумный человек задает себе эти вопросы. Но ошибается. Почему? Потому что она поверила тому подозрительному типу, тому бедному типу, тому совершенно очевидно сумасшедшему человеку, которого увидела впервые в жизни, идя по улице, и который сказал ей что-то, что не имеет ни предпосылок, ни следствий, потому что, если бы она купила вечернюю газету, то не увидела бы там никаких сообщений об этом. Другими словами: можно доверять неразумно и можно доверять разумно, правильно или неправильно. Когда правильно доверять другому человеку? Когда этот человек на самом деле знает, что говорит, и не хочет обмануть меня. Доверять согласно двум категориям, древним, как вся схоластическая философия, но исполненным здравого смысла: когда я уверен, что этот человек знает, что говорит, и не хочет обмануть меня.

Как достичь этой уверенности? Если бы вы хорошо работали над «Религиозным чувством», вы вспомнили бы о третьей предпосылке, в которой говорится о нравственности[11]. Если человек нравственен, он достигает этой уверенности, если не нравственен, то он никогда не достигнет этой уверенности или же достигнет уверенности неразумным путем, доверяя тому, кому доверять не следует.

С рациональной точки зрения ясно, что, если ты достигаешь уверенности в том, что этот человек знает, о чем говорит, и не хочет тебя обмануть, логично доверять ему, потому что, не доверяя, ты идешь против самого себя, идешь против своего суждения о том, что этот человек знает, о чем говорит, и не хочет тебя обмануть. Доверие – это вопрос последовательности, следования тому, что для разума является очевидностью, очевидностью, достигнутой прямым путем или через свидетеля, непосредственно или вследствие совместной жизни. Например, ты садишься в поезд и не знаешь, кого ты там встретишь. В купе вместе с тобой едут три человека, ты сидишь молча, не спуская глаз со своего кошелька. Потом завязывается разговор, и ты понимаешь, что это хорошие люди, простые и хорошие люди. Ты начинаешь доверять им и поэтому можешь сказать: «Я выйду на минутку», – и оставляешь там свои вещи и деньги. И, возвратившись, находишь свои вещи на месте… хотя бы потому, что не было ни одной остановки!

Начало нового факта в мире

Мы сказали, что единственная причина, заставляющая нас идти по этому пути, – это Христос, и нет никакой другой достаточной причины, которая бы наполнила смыслом этот путь. Христос является всецельным объектом нашей веры. Как мы можем познать Христа настолько, чтобы жертва всей жизни имела в Нем опору? И те, кто не имеет этого призвания, должны бы ставить перед собой этот вопрос, потому что рано или поздно они к нему придут, хотят они того или нет. Все к нему приходят, все должны прийти к этому вопросу. Какая польза от того, что все у тебя идет хорошо, а душу свою ты потерял, предстаешь передо мной с грязной душой? Что ты выгадал? Ты потерял жизнь.

Как можно познать Христа? Очевидно, среди методов, используемых разумом, здесь применима вера. Мы узнаём Христа не напрямую, не через очевидность и не через анализ опыта.


а) Встреча. Перечитайте то место, где речь идет об этом вопросе: Кто Этот Человек? Он говорит, что Он Мессия. Это правда или нет? Он говорит, что Он спаситель мира, освободитель человека и мира, говорит, что Он Бог. Это правда или нет?» Перечитайте первую страницу, где был поставлен этот вопрос. Вы должны были уже много раз перечитать это место, особенно когда читали второй том Школы Общины[12]. Но поскольку Школа Общины ничего или почти ничего не дала вам, потому что вы не работали над ней, не поняли ее, не усвоили, не просили Бога, чтобы Он дал вам жить ею, работа двухлетней давности выброшена на ветер. Слава Богу за то, что сейчас у нас есть возможность снова взяться за нее.

Когда в истории в первый раз, в первый раз в хронологическом смысле, как на часах (в то время не было часов, но если они бы были, то этот момент указали бы), был первый по хронологии момент, когда был поставлен этот вопрос? Это отрывок, в котором говорится о первых двух людях, молодых людях, в чьи сердца вошло это новое впечатление: они услышали от Человека, говорившего перед ними, слова из иного мира, то, о чем мы говорили раньше, – слова, которые для них не были чуждыми как таковые, ибо в истории их народа эти слова были привычными. Весь их народ ожидал Мессию, весь их народ ожидал освободителя, того, кто освободит народ, весь народ. Поэтому сами по себе эти слова не были чуждыми для их менталитета, но услышать их из уст Того, Кто был перед ними, сидел перед ними, пригласил их к Себе домой… Он пригласил их, потому что они спросили у Него по дороге: «Где Ты живешь?» – потому что они следовали за Ним с любопытством. Потому что Иоанн Креститель увидел Человека, собиравшегося уходить, и, внезапно просвещенный Духом (он был пророком, поэтому с ним случались странные вещи), принялся кричать: «Вот Агнец Божий. Вот Тот, Кто берет на Себя грехи мира». Все люди, находившиеся там, не обратили на это внимания, потому что они привыкли, что время от времени он начинал кричать какие-то странные слова. И лишь двое из находившихся там посмотрели на Того Человека, на Которого он указывал рукой. Поэтому они встали и пошли вслед за Этим Человеком. Эти двое были простыми людьми, самыми простыми из всех, находившихся там: они в первый раз пришли туда и поэтому были самыми внимательными, внимательными, как дети, захваченные увлекательным рассказом, слушающие с открытым ртом. Они шли за Ним следом, и Он почувствовал, что кто-то идет за Ним, Он обернулся: «Что вам надобно?» – «Учитель, где Ты живешь?» – «Пойдите и увидите». Так эти двое пробыли с ним целый день и слушали, как Он говорил, смотрели, как Он говорил, потому что они не понимали ничего из Его слов; но Он так убедительно говорил, было настолько очевидно, что этот Человек говорит правду, что невозможно было остановить в себе Его слова. Они ушли и первому человеку, который им встретился, они сказали: «Мы нашли Мессию». Они повторили Его слово, смысла которого они на самом деле не понимали, но, тем не менее, они повторили Его слово, тем более, что оно было привычным для их народа.

Факт возникновения вопроса о том, кто такой Иисус, является первым моментом, когда проблема веры вошла в мир. Вера здесь не просто метод разума, а метод разума, примененного к чему-то сверх-разумному, находящемуся за пределами разума, немыслимому, непостижимому: вера как метод разума, примененный к чему-то непостижимому, потому что все, что говорил Тот Человек, было непостижимым[13].

Вторая глава Евангелия от Иоанна заканчивается словами: «Видя чудо, уверовали в Него ученики Его». Это было чудо превращения воды в вино. Но разве в предыдущей главе они еще не уверовали в Него? На самом деле, это рефрен, который повторяется на протяжении всего Евангелия. Когда происходит большое чудо, повторяется рефрен: «Уверовали в Него ученики Его». И совершенно справедливо то, что это повторение не только не является бесполезным, но и подтверждает истину того, о чем говорится, того, что говорит Евангелие, потому что это путь углубления в нас уверенности[14].

Молодой человек встречается с девушкой и понимает, что она не только привлекательна, а еще и просто хорошая девушка, ей можно доверять. Тогда он становится ей другом, потому что хочет жениться на ней. Но только с месяцами, с годами (не всегда все одинаково и монотонно) чувство убеждения углубляется, пока не становится настолько ясным, что он решает жениться на ней: «24 декабря мы женимся». Он убежден с самого начала, но не сразу он скажет: «24 декабря мы женимся». С каждой встречей это впечатление углубляется. С самого начала он уверен, но эта уверенность становится все больше. И когда она становится огромной, она становится основанием жизни. Так же, как это произошло и для тех людей.

Итак, какова отличительная черта этого факта? Какова первая отличительная черта веры во Христа? Какова первая отличительная черта веры Иоанна и Андрея в Иисуса? Они вложили в это всю свою жизнь, и мы сейчас здесь, потому что они вложили в это свою жизнь, мы здесь благодаря им: если бы их не было, и нас бы здесь тоже не было. Какова первая отличительная черта веры во Христа? Первая отличительная черта – это определенный факт! Какова первая отличительная черта познания? Это столкновение сознания с реальностью; если это не реальность, то это мечта, а никакое не познание. Это понятно? Это был факт, факт, имевший форму встречи. Встреча – это образ определенного факта. Есть кашу – это тоже факт, но не встреча. Встреча – это факт. Первая отличительная черта христианской веры состоит в том, что она исходит из факта, факта в форме встречи.


б) Исключительное Присутствие. Какова вторая отличительная черта христианской веры? Это исключительность факта. Иоанн и Андрей пробыли там два часа с открытым ртом, глядя на Него говорящего. Для того, чтобы вера достигла своего объекта, необходимо, чтобы этот объект был представлен исключительным образом. Вера исходит из факта, факта, который в конечном итоге имеет форму встречи. Вера начинается со встречи, которая является фактом, является реальностью: разум всегда исходит из реальности. Вторая отличительная черта заключается в том, что этот факт необычен, это необычная встреча; это настоящая встреча, иными словами, встреча, чьей характеристикой является исключительность, благодаря которой она и принимается во внимание.

Если ты едешь в трамвае, который ведет самый обычный водитель, и, проталкиваясь, проходишь вперед, на переднюю площадку, к кабине водителя (потому что тебе нравится ехать в передней части трамвая), чтобы посмотреть, как водитель туда-сюда двигает рычажками, – то, вернувшись домой, ты не скажешь своей жене: «Знаешь, со мной произошла такая встреча!» – «Какая встреча?» – «С водителем трамвая». Но представьте себе другую ситуацию. Водитель внезапно останавливает трамвай, потому что перед самым его носом какой-то человек перебегает дорогу, открывает окошечко и кричит ему: «Козел!» Тогда тот человек бежит за трамваем до остановки, и, когда трамвай останавливается, входит, проталкивается вперед, подходит к кабине, становится рядом с тобой и водителем, который в это время уже начинает немного дрожать, и говорит: «Простите, но почему вы сказали мне “козел”? Откуда вы знаете, что у меня… рога?» На что водитель отвечает ему: «Извините меня, но я так испугался, когда вы выскочили прямо перед трамваем, поэтому я на вас так набросился, однако и вам следовало бы быть повнимательнее». – «Нет, нет, вы правы, я – рогоносец. Потому что я женился. Потом по работе уехал в Англию, в Лондон и работал там два года. Вернулся, а у моей жены уже ребенок. Что бы вы сделали на моем месте?» Водитель неоднозначно пожимает плечами. А этот человек продолжает: «Я принял его. Бедный ребенок. Уж он-то ни в чем не был виноват, поэтому я оставил его. Только вот ребенок подрос, и нужно было отправлять его в детский сад… И жена сказала мне: “Давай отправим его к сестрам[15], тогда нам будет спокойнее”. Что бы вы сделали? Я сказал ей: “Ладно, отправим его к сестрам!” После детского сада началась начальная школа, и жена сказала мне: “Давай оставим его у сестер…” И это влетело мне в копеечку, вы знаете, сколько стоят частные школы… но я все-таки оставил его у сестер. После начальной школы он закончил там еще и среднюю школу… ничего не поделаешь, сердце у меня слишком доброе, поэтому я заплатил за него кучу денег. Хотя моя жена этого совсем не заслуживает. Закончилась средняя школа, и жена убедила меня: “Пусть он закончит лицей”. Что бы вы сделали? Я дал ему окончить лицей… в частной школе! Вот так-то… обошелся мне этот сыночек! Но на прошлой неделе я уже не выдержал! Жена сказала мне: “Послушай, он окончил лицей с отличием. Давай отправим его в университет”. – “Ну уж нет!” И тут я все ей высказал: “На этот раз нет!” Потому что сын такой порядочной женщины вполне может работать и водителем трамвая!!!» Я и другие три-четыре человека, стоящие рядом с ним, слушаем его и смеемся… Потом, вернувшись домой, я говорю своей жене: «Знаешь, со мной сегодня произошла такая встреча!» Правильно ли так говорить? Когда происходит что-то подобное, это нечто исключительное.

Вторая отличительная черта акта веры заключается в том, что в исходном факте, в произошедшей встрече есть что-то исключительное. Но здесь будьте внимательны: в каком случае что-либо можно назвать исключительным? И не знаю даже, является ли это наблюдение скорее драматичным или комичным (природа, какой создал ее Бог, друзья, часто бывает комичной), потому что мы переживаем что-то как исключительное, когда оно соответствует самым глубинным потребностям, которыми мы живем и движемся.

Существуют глубинные потребности, которые придают цель нашей жизни, нашему рассуждению, нашему движению. Когда что-то соответствует критерию, согласно которому человек живет и судит обо всем, соответствует критериям, согласно которым мы проживаем, хотим проживать нашу жизнь, соответствует самым глубинным желаниям сердца, соответствует тому, что Школа Общины называет «исходным опытом»[16], соответствует самым глубинным потребностям сердца, то есть тем потребностям, которыми человек живет и судит обо всем, соответствует самым естественным и полным потребностям сердца, реализует то, чего ожидает жизнь, – это что-то исключительное.

Чтобы быть исключительной, встреча должна соответствовать тому, чего ты ожидаешь. То, чего ты ожидаешь, должно бы быть естественным. Но столь немыслимо, чтобы произошло то, чего ты ожидаешь, что, когда это происходит, это событие оказывается исключительным. Вы понимаете меня или нет?

Найти исключительного человека значит найти человека, воплощающего соответствие тому, чего ты желаешь, соответствие потребности в справедливости, истине, счастье, любви. Это должно было бы быть естественным, но никогда так не происходит, это невозможно, невообразимо. Чтобы отвечать нашему сердцу, цели, ради которой мы живем и судим обо всем, критерию, по которому мы живем и судим обо всем, – человек, встреча должны быть исключительными. В этом смысле исключительное равно божественному: божественному, потому что ответом на сердце является Бог. Что-то на самом деле исключительное является божественным: внутри него есть что-то божественное. И действительно, если эта исключительность потом не ведет к Богу, то она загнивает.

Итак, вторая отличительная черта христианской веры, веры в Иисуса заключается в том, что она начинается с исключительной встречи, то есть встречи, которая соответствует критерию, которым мы живем и судим обо всем, соответствует критерию, которым мы живем и судим обо всем невообразимым, неслыханным, немыслимым, ранее невиданным образом. Такой встречи с тобой никогда не было, такое было невозможным.

Огромное значение имеет то, как вы будете читать первую главу Евангелия от Иоанна. Для Андрея и Иоанна, которые были там и смотрели, как говорил Этот Человек, это было непостижимо, невообразимо. После и другие люди говорили: «Никто и никогда не говорил как Этот Человек. Этот Человек на самом деле говорит как власть имеющий».

Я просто подчеркнул, что исключительное является синонимом слову «божественное»: нечто божественное, и поэтому немыслимое, невообразимое, ранее не испытанное.


в) Изумление. Третья отличительная черта. Факт, с которого начинается вера во Христа, встреча, с которой начинается вера Иоанна и Андрея (встреча, оставившая в них абсолютно исключительное впечатление и, следовательно, предчувствие чего-то сверхчеловеческого, немыслимого, невообразимого), пробудила в них великое изумление. Третья отличительная черта – это изумление. Но изумление – это всегда вопрос, по крайней мере скрытый. Изумление скрывает внутри себя глубокий вопрос, затрагивающий глубины нашего бытия. И на самом деле, когда спустя два-три месяца они снова увидели Того Человека…

После того дня Иоанн и Андрей иногда видели Того Человека. Они пошли в Капернаум на рынок и увидели толпу людей, стоящих и слушающих Иисуса. В полдень Он пошел в тот дом, где Ему предложили поесть, но люди столпились возле двери, и Ему не удалось оторваться от них. Кажется, что Ему было жалко уходить от них. В то время, пока Он говорил (перед Ним стояли фарисеи, начальники синагоги, пришедшие, чтобы поймать Его на месте преступления; эти месяц или два принесли им немало тревог, потому что народ уж слишком интересовался этим Человеком), приблизились двое с носилками, на которых, скорчившись, лежал бедняга, уже двадцать лет как парализованный, и попросили толпу расступиться, чтобы пропустить их (как скорая помощь, которая, напрасно сигналя, едет по переполненным машинами улицам), но народ не сдвинулся с места. Тогда они обошли этот дом, крыша которого, как обычно в те времена, была сделана из соломы и глины, сняли солому, разобрали часть крыши и спустили его сверху.

Иисус обернулся… Иисус, Человек, оставивший в них то самое впечатление, из-за которого они пошли домой и сказали: «Мы нашли Мессию». Тогда самый старший из их круга товарищей рыбаков, Нафанаил, отозвался на это скептически, и Филипп сказал ему: «Пойди и посмотри! Пойди и посмотри на Него!» Нафанаил пошел, чтобы увидеть Его, и когда он приближался, Иисус из Назарета произнес: «Вот, подлинно израильтянин, в котором нет лукавства». Нафанаил же словно попытался сделать шаг назад, защититься («Этот Человек хочет меня обмануть! Я Его никогда не видел, как Он может хорошо говорить обо мне?»). «Прежде, когда звал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя». – «Равви, Ты – Мессия!» Евангелист Иоанн даже не говорит о том, что там произошло. Это было как что-то очевидное, всем известное: молитва, добрый поступок. Дело в том, что этот человек почувствовал, что на него Кто-то смотрит, хотя сам, даже вдалеке, никого не видел. «Равви, Ты – Мессия!» Итак, Этот Человек, Иисус, чувствует, как позади Него спускают расслабленного. Он оборачивается и обращается к нему с поразительной фразой, объединяя физическую слабость, вызванную длительной болезнью, со слабостью нравственной, потому что болезнь всегда приводит и к слабости нравственной, как впоследствии будет написано и в книге «О подражании Христу»: «Немногих болезнь делает лучшими», pauci ex infirmitate meliorantur[17]. Это известно из психологии. И Христос настолько проницателен, что, едва взглянув на него, сразу же сказал: «Дерзай, прощаются тебе грехи твои». – «Что? – Подумали стоящие впереди фарисеи и молча переглянулись между собой, – кто может прощать грехи, кроме одного Бога? Это богохульство». Иисус же, сказав это, перевел взгляд с расслабленного на них и произнес: «Послушайте, что легче – сказать этому человеку “Прощаются тебе грехи твои” или сказать этому человеку “Встань и ходи?” Но чтобы вы знали, что у Меня есть власть отпускать грехи, говорю тебе: “Встань и ходи”», и тот человек встал и пошел, после двадцати лет паралича».

Представьте себе людей, которые являются свидетелями таких событий, зрителями таких событий каждый день в течение месяца, двух месяцев; каждый день в течение года, двух лет.

Так однажды, спустя полгода, они вместе с Ним плывут ночью в лодке (прочитайте это место в Евангелии от Матфея 8, 23–27), они вместе с Ним в лодке, потому что иногда Он ходил с ними ловить рыбу. Надвигается сильная буря, а Он так устал, что даже не просыпался, он был на корме и спал. В лодке уже было полно воды, вода лилась отовсюду, они почти тонули. И тогда один из них обратился к Иисусу, говоря Ему: «Учитель, мы идем ко дну, спаси нас!» На что Он ответил: «Почему вы так боязливы, маловерные? Почему боитесь, после всего того, что Я сделал, когда вы со Мной?» И приказал ветрам и морю, и внезапно наступил полный штиль. И те люди, в ужасе, испуганные, как говорит Евангелие, те люди говорят между собой (представьте себе, как тихо они говорят это, чтобы Он не услышал): «Но кто Этот Человек?» Они, знавшие, откуда Он родом, знавшие Его Мать, бывшие с Ним даже на свадьбе… они знали все, они прекрасно знали, Кто Он, но Его действия и поведение были настолько исключительными, что эти люди, которые были Его друзьями, не могли не сказать: «Но откуда пришел Этот Человек? Кто Он, что Ему повинуются ветер и море?» Именно такая исключительность (потому что до определенного момента исключительность можно объяснить, она может быть результатом стечения обстоятельств), именно такой уровень исключительности диктует тем, кто знал Его, кто мог бы все рассказать о Нем, потому что несколько месяцев ходил с Ним, этот странный вопрос: «Но кто все-таки Этот Человек?» Это было необъяснимо. Невозможно постигнуть Того, Кто творил такие дела.

И тот же самый вопрос два года спустя задали Ему Его противники, фарисеи: «Доколе Ты будешь держать нашу душу в неведении? Скажи, кто Ты и откуда?» Как же так: Он же у вас записан в списке жителей Вифлеема! Но исключительность Его такова, что они говорят: «Скажи, кто Ты и откуда Ты?» – они не могли больше выносить этой непомерности, этого величия, это непомерное Присутствие было для них невыносимым, они не могли больше терпеть этой безграничной исключительности. Другими словами, исключительность является синонимом соответствия тому, чего желает сердце, соответствия критериям, согласно которым сердце судит о жизни и обо всем. Исключительность, наконец, является синонимом божественному. Именно это потрясло его друзей в лодке, и именно это пугало его врагов фарисеев: исключительность, которая была чем-то божественным и оставляла неизбежное изумление.


г) Кто Сей? Четвертый фактор. Вера начинается именно с этого вопроса: «Кто Сей?» Здесь встает проблема веры, ответ на этот вопрос – это ответ веры. Один говорит «да», а другой говорит «нет».

Когда Его противники фарисеи сказали Ему: «Доколе Ты будешь держать нас в неведении: скажи, кто Ты и откуда Ты», когда они задали этот вопрос, возникла проблема веры в Этого Человека.

Мне жаль, что уже поздно, поэтому я могу лишь кратко упомянуть (мы расскажем об этом в следующий раз на собрании) о том месте в Евангелии, где об этом говорится в сжатой и емкой форме, когда Иисус накормил пять тысяч человек… Тогда все они уже больше не думают ни о чем другом (затронут экономический вопрос!), как сделать Его царем: «Он Тот, Кто должен придти, он Тот, Кто должен сделать нашу жизнь рогом изобилия и дать нам власть над всем миром». Тогда Он скрывается, ускользает от них. На следующий день была суббота, и они думают, что Он пошел в синагогу в Капернаум. И действительно, Он был там. Они огибают озеро, чтобы добраться до Него. Он стоит в синагоге и говорит: «Отцы ваши ели манну, но умерли; слово Мое как манна, кто ест слово мое, больше не умрет». Его манера говорить была всем чуждой, хотя они начали уже немного привыкать. В то время, когда Он это говорил, открывается дверь в глубине зала и втекает толпа людей, тех самых, которые обогнули озеро, чтобы найти Его. Они искали Его, пусть по неправильной причине, только потому, что Он насытил их, но они Его искали. И тогда Он переполняется чувствами по отношению к этим людям, искавшим Его, потому что Он, Иисус, был человеком. И идеи приходили к Нему так же, как они приходят к нам: через обстоятельства, опыт. Он взволнован, и внезапно Ему в голову приходит величайшая мысль во всей Его жизни, Он изменяет смысл Своих слов: «Вы ищете Меня, потому что Я накормил вас хлебом. Я дам вам плоть Мою в пищу, не слово Мое, – как Он сказал раньше, – дам вам плоть Мою в пищу и кровь Мою в питие». Наконец-то у фарисеев появилась зацепка, и у интеллектуалов и журналистов появилась зацепка: «Он сумасшедший. Он сумасшедший. Он сумасшедший». Они пускают слух о том, что Он сумасшедший: как можно дать плоть свою в пищу? Когда Он говорил слова, которые возмущали людей, потому что люди их не понимали, обычно Он ничего не объяснял, но повторял: «Истинно, истинно говорю вам: кто не будет есть плоти Моей и пить крови Моей, не будет иметь в себе жизни». Тогда гул становится все громче и сильнее, потому что все, подстрекаемые фарисеями, говорят: «Он сумасшедший. Он сумасшедший». Все выходят, так что синагога (которая была такой же большой, как этот зал, тот, кто был в синагоге, это знает) пустеет, пока там не остаются только Его поклонники, те, кто был с Ним обычно, в молчании. И в наступающих сумерках Иисус первым прерывает молчание, говоря: «И вы хотите отойти?» Он не отказывается от того, что Он сказал. «И вы хотите отойти?» И тогда Петр (и этот момент вбирает, как я сказал раньше, драматическое притязание Христа и возникновение веры в мире, в этот момент вера во Христа возникает в мире и будет длиться до конца мира), Симон Петр с присущей ему импульсивностью говорит: «Учитель, и мы не понимаем того, что Ты говоришь, но если уйдем от Тебя, куда мы пойдем? Только у Тебя есть слова, которые объясняют жизнь. Невозможно найти другого такого, как Ты. Если я не могу верить Тебе, то не могу больше верить своим глазам, не могу больше верить ничему». Это великая, истинная, реальная альтернатива. Или все – ничто: то, что ты любишь, то, что ты ценишь, ты сам и твои друзья, небо и земля, – все ничто, потому что все в конце концов становится прахом. Или же Этот Человек прав, и Он Тот, Кем Он Себя называет. Так ответил Ему Петр: «Только Ты, только Ты объясняешь все». Это значит, что Ты ставишь все на свои места, показываешь связи между всеми вещами, делаешь жизнь великой, насыщенной, полезной и даешь нам предугадывать ее вечность. Стихи с 66 по 68 в 6-й главе Евангелия от Иоанна действительно представляют собой вершину диалектики, описанной нами раньше.


д) Ответственность перед фактом. Последний пункт: ответ. Друзья, какова первейшая отличительная черта любого человеческого, по-настоящему человеческого действия, особенно когда человеческое действие находится перед лицом своей судьбы? Вспомните Пеги: Бог никогда никого не обязывает. Свобода!

По отношению к тому, что так ясно («Если я не верю Тебе, то не верю и своим глазам»: в этом суть позиции святого Петра), по отношению к вопросу: «Кто Этот Человек?» и ответу Петра человек может сказать «да» или «нет»: присоединиться к тому, что говорит святой Петр, или же уйти, как ушли все остальные.

Единственный рациональный ответ – это «да». Почему? Потому что предлагаемая реальность соответствует природе нашего сердца больше, чем какой-либо наш образ, соответствует жажде счастья, в которой заключается причина того, чтобы жить, природа нашего «я», потребность в истине и счастье. Христос на самом деле соответствует этому больше, чем любой из образов, который мы могли бы создать. Думай, что хочешь, но назови мне человека, более великого, чем этот Человек, каким его описывает Новый Завет. Скажи мне, если тебе удастся такое вообразить! Нет, не удастся, потому что Этот Человек соответствует сердцу больше любой нашей возможной выдумки.

«Нет» никогда не рождается из причин, оно рождается из соблазна, из скандала. Скандал – это греческое слово, которое означает камень на дороге, препятствие. Препятствие на пути к истине – это форма лжи, которая называется предвзятостью: человек уже создал, сфабриковал себе мнение о ней. Христос против того, чего я хотел бы: я как политик, как влюбленный, жаждущий денег, карьерист, ищущий здоровой жизни. Он против того, на что человек возлагает свою надежду: напрасно возлагает надежду, потому что нет никакой надежды на то, что это произойдет. «Нет» рождается только из предвзятости.

В заключение мы прочитаем отрывок из Евангелия от Иоанна 11, 38–48, мне доставит удовольствие его прочитать: «Иисус же, опять скорбя внутренно, приходит ко гробу. То была пещера, и камень лежал на ней. Иисус говорит: отнимите камень. Сестра умершего, Марфа, говорит Ему: Господи, уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе. Иисус говорит ей: не сказал ли Я тебе, что, если будешь веровать, увидишь славу Божию? Итак отняли камень от пещеры, где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче! Благодарю Тебя, что Ты услышал Меня; Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня. Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет. Тогда многие из Иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него; а некоторые из них пошли к фарисеям и сказали им, что сделал Иисус. Тогда священники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит; если оставим Его так, то все уверуют в Него, – и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом». Многие иудеи уверовали в Него, а некоторые из них пошли к фарисеям, чтобы обвинить Его: один и тот же исключительный факт, одна и та же исключительная встреча во многих становится ответом «да», а в некоторых ответом «нет». Нет никакой причины для этого, они не говорят: «Это иллюзия»… Нет, нет же, они пошли, чтобы обвинить Его: «нет» всегда рождается из предвзятости, из того, что Иисус становится соблазном, препятствием на пути к тому, чего бы тебе хотелось.


В завершение этого размышления возьмите второй том Школы Общины, «Христианство как вызов», и прочитайте историю о португальском короле: там символически описывается игра веры в человеческой душе[18].

В действительности познание через веру является испытанием серьезности и достоинства человека. На самом деле ты отвечаешь вере «нет» только тогда, когда встречаешь преграду на пути к тому, чего тебе хочется и что не совпадает с изначальной и глубинной потребностью сердца, с исходным опытом.

Вера

Собрание

Что мы будем делать на встречах, когда не читается лекция?

Организуем собрание.

Да, хорошо, организуем собрание. Но что необходимо для собрания?

Вопросы.

Какие вопросы, вопросы о погоде?

Нет!

Вопросы о том, что было сказано. Чтобы задать вопрос о том, что было сказано, сырого вопроса недостаточно, недостаточно вопроса не прочувствованного или, по меньшей мере, несерьезного. Так задавал вопросы один мой одноклассник по школьной семинарии, будущий архиепископ Болоньи Монсеньер Манфредини: он постоянно поднимал руку, чтобы затянуть урок. У него всегда с собой была какая-нибудь книга, не относящаяся к урокам: сколько раз он поднимал руку за чтением! Учитель спрашивал: «Чего ты хочешь?» – а тот даже и не замечал, что делает! (Поэтому нам хотелось ходить в школу, всем не терпелось узнать, что же на этот раз выкинет Манфредини.) Однако это был тот самый Манфредини, который однажды вечером, когда мы опаздывали и бежали на мессу, вдруг резко остановил меня за руку (лестница была достаточно узкой) и сказал: «Послушай, а ведь то, что Бог стал человеком, – это что-то не от мира сего». Манфредини был школьным насмешником и в то же время говорил такие слова. И он произнес эту фразу не оттого, что прочитал: «Бог воплотился». Он произнес эти слова, потому что почувствовал что-то; читая, он понимал, или чувствовал, или говорил себе: «Ну как, как же понять это?»

Поэтому нужно задавать вопросы, только опираясь на то, что мы уже прочувствовали, только выражая те чувства, которые мы уже испытали. Это позволяет избежать двух вещей. Во-первых, читать, думая, что мы понимаем, на самом деле не понимая (большинство людей думают, что они знают, что такое христианство, на самом деле его не зная, думают, что знают христианские слова, на самом деле их не зная); во-вторых, избежать искусственности абстрактного, избежать абстрактного говорения, иначе говоря, бестолкового пустословия, избежать искусственности абстрактного.

Ведь мы не говорим друг другу ни единого слова (именно потому, что мы усвоили его или услышали от Христа, напрямую или через Церковь), которое не касалось бы нашей жизни, не касалось бы того, что мы переживаем, и которое, таким образом, не обращалось бы к сердцу; к сердцу, которое является собственно вместилищем разума. Разум находится внутри сердца, иначе он превращается в воздушного змея, как улетающий воздушный змей Пасколи, – но вы не читали «Воздушного змея»[19] Пасколи, поэтому мы не будем настаивать на этом сравнении. Однако сейчас ничего не заучивают наизусть; и эта политика присуща власти, желающей, чтобы выучивали наизусть только то, что угодно ей. Но если вы выучите наизусть отрывок из стихотворения Леопарди, то, что бы ни говорила власть, этот отрывок не даст вам покоя, не позволит вам стать рабами того, что говорят по телевидению. Выучивать наизусть значит вживаться, делать частью себя, частью собственной крови какой-то великий опыт, величественно человеческий опыт, выраженный с неведомой нам красотой, выучивать наизусть значит участвовать в этом опыте.


Ты говорил об исключительности встречи. Как не спутать исключительное с эмоциональным?

Исключительным во встрече является опыт соответствия между тем, что ты встречаешь (словами, которые ты слышишь, поведением, с которым сталкиваешься), и потребностями твоего сердца: это соответствие твоему сердцу, соответствие исключительное в сравнении с обычными отношениями. Но чем более исключительным является это соответствие, тем более оно становится немыслимым и тебя охватывает изумление: это изумление истиной, veritatis splendor, сияние истины, которое переполняет тебя изумлением. Так что же такое исключительность? Встреча с чем-то, что так соответствует твоему сердцу, что заставляет тебя сказать: «Это невозможно, произошло что-то, что не могло произойти». Со всеми вашими вопросами вы должны обращаться к первой странице Евангелия от Иоанна, представляя себя Иоанном и Андреем, слушающими Иисуса и смотрящими как Он говорит. «Невозможно, чтобы на свете жил такой человек», – не произнося этих слов, они так чувствовали. Только когда они вернулись домой, они произнесли это: «Невозможно встретить такого человека!»; они не произнесли этого раньше, потому что все их внимание было направлено на то, чтобы слушать Его.

Что такое эмоция? Эмоция – это психологическая реакция на то, что ты встречаешь (именно эмоцией было то сладостное, трепетное и удивленное смятение, которое охватило Иоанна и Андрея), но эмоции недостает чего-то из звучания исключительности. Исключительность – это опыт, в котором есть что-то, чего нет в эмоции, а именно суждения, признания, в котором ты используешь голову. В эмоции такого признания еще нет, нет суждения. Эмоция – это то, что с тобой происходит, это то, что ты испытываешь. Исключительность – это то, что ты испытываешь, и то, о чем ты выносишь суждение, то, о чем ты размышляешь, это мысль, точнее, это суждение.

Что такое суждение? Это сравнение реальности, с которой ты сталкиваешься, с критериями нашего сердца. Критерии нашего сердца – это своего рода неизменные принципы, принципы, позволяющие тебе судить о том, что ты встречаешь, и говорить: «Это красиво, это истинно».

Ты чувствуешь, что что-то красиво и истинно, но пока еще не выносишь суждение, это похоже на frissonement[20], на нахлынувшее волнение, когда хочется плакать от услышанного, – это эмоция. Исключительность же – это суждение, ты говоришь: «Ничто не может быть больше этого, я никогда не встречал ничего подобного». Теперь понятно?


Я еще не совсем хорошо поняла слово «соответствие», подразумеваемое как суждение, мне кажется, что в отношениях потребности не столь ясны.

Нет ничего более ясного, чем потребности, неясно, как ты их применяешь, неясно, как применять и использовать их. Чем ты должна воспользоваться, чтобы вынести суждение? Теми потребностями, которые есть в тебе; если ты используешь что-то другое, ты отчуждаешься, суждение становится отчуждением; если ты прибегаешь к другим критериям, то это всегда критерии окружающей тебя культуры, и поэтому ты отчуждена, ты становишься рабой критериев других людей.

Критерии же всегда ясны и находятся в тебе самой: эти критерии называются сердцем, потребностью в счастье, в истине, в добре. Что бы ты ни чувствовала по отношению к тому, кого встречаешь, эти потребности всегда в тебе и ты должна применять их.

Соответствует ли эта встреча моим потребностям в счастье, в истине, красоте и добре? Возможно, здесь открывается какой-то путь. В порыве ты можешь сразу же сказать «да», и тогда эмоция тяготеет к тому, чтобы стать суждением. Для всех людей сейчас происходит именно так: эмоция приравнивается к суждению (мне нравится, мне не нравится); и это конец человека, это превалирование, преобладание в человеке скотского, животного.

Потому что эмоция – это психологическая, или, лучше сказать, психическая реакция, о которой необходимо вынести суждение. «Какой красивый латук!» – а на самом деле это ядовитое растение, которое только кажется латуком; и правда, на растении табличка, повешенная городскими властями: «Ядовитое растение». Если ты не оглядишься вокруг и не будешь осторожным… но осторожен ты тогда, когда уже знаешь о существовании какой-то опасности, а если ты этого не знаешь, ты не осторожен. Иисус пришел как раз для того, чтобы сказать: «Будьте внимательны, осторожны, будьте бдительны».

В любом случае, суждение – это применение критериев, находящихся в твоем сердце, к объекту, который рождает в тебе эмоцию. Возможно, эта эмоция даже положительная и сильная. Например, ты влюбилась в какого-то молодого человека, влюбленность в молодого человека – это испытываемая тобой эмоция. Она хороша только потому, что ты ее испытываешь? Ты испытываешь эту эмоцию, и что ты с этим делаешь? Соответствует ли эмоция, которую ты испытываешь по отношению к этому молодому человеку, судьбе, которую тебе дал Бог? Соответствует ли она призыву, призванию, которое тебе дал Бог? И поэтому соответствует ли она пути твоего счастья? Потому что путь счастья – это судьба, к которой призвал тебя Бог, это призвание, которое Бог дал тебе, это задача, которую Он доверил тебе.

Однажды я служил мессу в 11 часов в одной из миланских церквей. Когда месса закончилась, я пошел в ризницу (а ризница была очень маленькой, потому что церковь пострадала от бомбежки), и вдруг туда зашла женщина с бледным лицом, на руках она держала ребенка. Она сказала мне: «Отец (я никогда раньше ее не видел), мой муж ушел от меня сегодня утром». Я даже замер от неожиданности: «Что? Почему ушел?» – «Ушел, потому что влюбился в секретаршу». – «Вы, наверное, поссорились?» – «Нет, нет, нет, напротив, он уходил весь в слезах, он сказал мне: «Я так страдаю от той боли, что причиняю тебе, мне очень жаль, но я должен это сделать, я влюбился!» – и говоря это, он брал на руки дочку и целовал и целовал ее. – Посмотрите, до чего можно дойти: мучается от того, что бросает свою дочь, и все равно уходит, ведь он же влюбился!» Это наглядный пример эмоции, возведенной в суждение. Понимаете, о чем я говорю? Это пример эмоции, возведенной в критерий действия, минуя суждение.

Что означает суждение? Ты влюбился, влюбился в секретаршу, как может случиться со многими, как случается, в особенности сегодня, с каждым. Совпадает ли это с замыслом Бога о твоей жизни и поэтому совпадает ли с путем твоего счастья? Давай разберемся: у тебя есть жена и даже дочка – поэтому, оставляя жену и дочку, ты предаешь задачу, которую тебе дал Бог, поэтому ты уже сошел с пути твоего счастья. И несмотря на то, что счастьем тебе кажется побег с секретаршей, несмотря на то, что счастьем кажется скорее этот путь, он ведет тебя в противоположную сторону, – это сумасшествие. Это пример вопиющего сумасшествия, однако он показывает общую тенденцию в позиции людей. Причину, которой оправдываются все ошибки, совершаемые людьми в этом мире, можно так или иначе свести к описанному выше, – это эмоция, о которой не вынесено суждение. Путь к судьбе не описывается и тем более не спасается влюбленностью этого несчастного по отношению к секретарше, он спасается верностью его жене и дочке, иначе говоря, верностью тому призванию и задаче, которые ему дал Господь. Жертва была бы огромной: представьте себе ту жертву, которую он совершил бы, отсекая свое желание убежать с секретаршей и оставшись с женой и дочкой. Это жертва даже до смерти… Необходимо жертвовать даже до смерти, потому что «какая польза в том, что ты возьмешь все, что захочешь, и потеряешь себя»,[21] – говорил Иисус.

Вынести суждение значит отметить соответствие потребностям сердца. Потребности нашего сердца (основополагающие потребности сердца, которые присутствуют в нас постоянно) указывают нам на связь с судьбой, указывают на отношение с судьбой, на отношение с Богом. Если ты идешь против этих потребностей, если ты идешь против замысла Бога, если ты идешь против воли Божией, если ты идешь против закона Бога, ты идешь против потребностей твоего сердца. Поэтому никакое чувство не может остаться человеческим без суждения об этом чувстве. Эмоция – это реакция. Соответствие – это суждение, которое сравнивает возникшую у нас эмоцию с потребностями сердца, описывающими путь к судьбе. Вынести суждение об эмоции значит сопоставить ее с потребностями сердца, которые выражают высший критерий для следования, являющий собой волю Того, Кто создал нас и ждет нас в конце пути; эти потребности описывают путь к судьбе. Об этом говорится в Евангелии: «Кто хочет своей жизни, кто привязан к своей эмоции, к своему образу чувствования, потеряет себя».


Как понимать, что «да», которое я говорю Христу, вовлекает всю цельность моей личности? Почему, даже если для меня и очевидна разумность моего пребывания здесь, я так часто чувствую себя раздробленной на части, моя привязанность вовлекается с трудом?

Мой дом находится в определенном городе, расположенном на прекрасном холме, в красивейшем месте, откуда видно даже море и горы… там есть все! И я изгнанник, стремящийся попасть домой. Что мне необходимо сделать, чтобы вернуться домой? Я должен проделать некий путь. Это долгая дорога, которую мне необходимо пройти, чтобы добраться домой. Так, чтобы видеть Христа во всем, дорогая моя, ты должна проделать долгий путь, начни его. Начни с труда просыпаться каждое утро с заботой том, чтобы в течение всего дня как можно чаще вспоминать о Христе. Однако это не может стать твоим намерением, это должно стать твоей просьбой: «Господи, приходи чаще сегодня в мои мысли», «Гряди, Господи Иисусе», – говорит Библия. Ты собираешься на учебу или на работу с желанием думать о Нем часто.

Что значит думать о Нем часто? Значит думать о Нем, например, представляя себя на месте Андрея и Иоанна перед Тем Человеком, говорящим о чем-то; или вынося суждение о том, что требует твоего суждения, о поведении других людей; значит исходить из того, что Бог стал присутствием, что Он являет Свое присутствие тебе, что Он присутствует для всех, и никто об этом не знает. И ты чувствуешь досаду при мысли о том, что никто об этом не знает. Со временем такая позиция делает нас зрелыми во всем.

Это ценность компании, и особенно ценность того, кто в этой компании уже прошел определенный путь и напоминает тебе об этом. Истинная дружба – это та дружба, которая напоминает тебе, напоминает таким образом, что заполняет все твое время, твои мысли, насколько это только возможно, великим Присутствием Христа. Поэтому те, кто следовал за Христом, были вместе, даже не зная друг друга, они стали друзьями. Нет другой большей причины, рождающей дружбу. Так как именно это укрепляет всякую симпатию или предпочтение, мысль о Христе укрепляет мою симпатию.

Как я всегда говорю студентам: друг мой, из чего состоит девушка, в которую ты влюблен? Она состоит не из каши, и уж конечно не из пепла, и совсем не из золота… только представь себе: «Я люблю девушку из золота». Боже мой, да будь она хоть из платины! Друзья, находясь перед Христом, Андрей и Иоанн понимали, что перед ними открывается иной мир, это был иной мир! Тот мир, ради которого мы живем, тот мир, благодаря которому мы являемся людьми, источник счастья и согласия, источник привлекательности и творческой энергии, – этот мир является иным миром. Мы должны подступить к этому иному миру. Бог подвел нас к его порогу, подтолкнул нас к самому его краю. Через этот край необходимо перешагнуть и войти. Жить означает входить в этот истинный мир, и действительно, вещи становятся во сто раз краше. Таким образом, девушка, которую ты любишь, состоит из Иного, состоит из Христа: «Все Им стоит»[22], – горы, тело этой девушки состоят из Иного, потому что без Него она была бы ничем, ничем.

Кто сделал так, чтобы вы встретились? Господь времени, властелин времени, Господь истории. Кто дает ее тебе навсегда? Тот, Кто является гарантом вечности этого отношения, гарантом, без которого человек либо не думает об этом (и он глупец), либо умирает, задыхается. Ведь если ты представишь себе, что любимое отношение имеет свое завершение, это завершение превращается в стену перед твоим лицом, в стену, которая все приближается и приближается, пока не задушит тебя, это присутствие тебя удушает, это отчаяние. Не отчаивается только скользящий по поверхности человек, человек недалекий, рассеянный (в общем, все люди!..). Поэтому самой насущной для всех необходимостью является шум, тогда как самым большим кошмаром является тишина, потому что тишина обнажает все эти вещи.

Поэтому пусть станет habitus, привычным, как говорил святой Фома, восприятие во всех вещах (во всем: от крон деревьев до волос любимого человека) присутствия Тайны, ставшей человеком из плоти и крови, и поэтому пусть станет привычным присутствие Христа («Я с вами во все дни до скончания века»[23]). Привыкание видеть это присутствие во всем есть история, которую Бог доверил тебе начать, проси Богородицу о том, чтобы Она не допустила твоего предательства, будь верен этой истории.

Помощь в этой истории – это просьба к Богу каждое утро, просьба каждого утра сразу же после пробуждения. Именно поэтому я настаиваю на молитве «Ангел Господень» (вы должны привыкнуть всегда читать «Ангел Господень»), потому что эта молитва напоминает о точке, в которой все началось, напоминает о той точке, в которой началось то, что нависает над тобой сейчас. Человек исходит из настоящего, он не может исходить из прошлого. Если человек исходит из настоящего, он видит, что прошлое подтверждает это настоящее и что прошлое мотивирует это настоящее, и сила этого настоящего придает нам способность судить о прошлом. Внимательно читайте молитву «Ангел Господень»: «Да будет мне по слову Твоему», – в отношениях с коллегами на работе, в отношении со всеми людьми, которых я увижу в трамвае или на улице, в отношениях с вещами, с непрекращающимся дождем или с палящим солнцем… – необходимо просить.

И для этого есть человеческая поддержка, это компания. Но не какая-нибудь компания, а компания, собранная из людей, призванных, как и ты, искать. И ты понимаешь, тогда ты понимаешь, что во всем мире нет другой такой поистине человеческой реальности, всецело человеческой. Человечность остального мира похожа на большую рану, умоляющую об исцелении, это огромное одиночество, которому необходимо удивление от озарения, защита, приходящая от других людей, таких же, как я. Поэтому твой друг в компании становится настоящим другим «я», тогда между такими посторонними людьми, как мы, рождается привязанность, превосходящая привязанность к отцу или матери, включая и эмоцию. Потому что суждение о соответствии зреет до того, чтобы отождествится с эмоцией. Эмоция по отношению к компании, данной тебе Богом для твоего пути, который стал твоим открытием, для пути к призванию, доходит до того, что превышает эмоцию по отношению к матери или отцу. Как, кроме всего прочего, говорит Святое Евангелие, превышает не потому, что ты забываешь своего отца или мать, а потому, что учишься понимать, что важность твоих родителей заключается в том, что они каким-то образом сотрудничали в этом пути, в том числе и родив тебя на свет. Так, даже если бы они были преступниками (простите за предположение), ты любишь их, как любишь твоих друзей в компании. Следующий вопрос!


Признание этого соответствия не всегда происходит непосредственно и часто требует от меня труда, требует жертвы. Например, признание того, что я должен работать меньше, чтобы освободить время и пространство для Христа, требует жертвы. Мне бы хотелось знать, нормально ли сталкиваться с этой трудностью.

Признание – это всегда облегчение, это как выход из темного лабиринта на солнечный свет, это всегда свет, это всегда радость, это всегда уверенность. Из-за условий, в которые помещена твоя жизнь и жизнь мира, воспользоваться этим соответствием становится трудно – жертва неизбежна.

Nota bene. Применение этого суждения о соответствии, этого воспоминания о Христе никогда не может совпадать с уменьшением твоих обязанностей. Оно не может совпадать с беспорядочным, непредвиденным, нечестным уменьшением твоей работы: ты должен выполнить всю свою работу. Суждение – это то, что просачивается, вживается в то, как ты работаешь, во время твоей работы. Со временем это войдет в привычку. Когда я пью из этого стакана, я краем глаза вижу, что справа сидит солидный Карло, так Христос становится присутствием, которое ты видишь краем глаза, это постоянное присутствие… но это происходит со временем. Друзья, мы начинаем, что делает разумным это начинание? Поиск соответствия потребностям сердца (не существует практически ни одной философии, ни одного предложения жизни, никакой эмоции по отношению к жизни, которая отталкивалась бы от осознания важности этого поиска. А этот поиск представляет собой самую существенную составляющую разума).

Соответствие потребностям сердца является либо соответствием, бросающим вызов всецельности, либо этого соответствия просто нет, оно должно быть всецельным. Потому намечается путь, однако только начав его, вы найдете начало. Никто не напоминает вам о нем, никто, только в ваших родителях есть это начало. Когда мужчина и женщина становятся отцом и матерью, у них, даже если сами они того не осознают, даже если не думают об этом, возникает страсть о судьбе ребенка, которому они дают жизнь: родители не осознают этого, но эта страсть – внутри них. И действительно, если мы возьмем пример, когда ребенок выбирает противоположный желанию родителей путь, то увидим, что они сдаются, уступают, когда видят, что их ребенок счастлив. И это настолько верно, что, когда они видят, что их ребенок счастлив, сначала они сопротивляются, сопротивляются, сопротивляются, но в определенный момент уступают! И когда они уступают – это большой праздник. Уступают, все уступают, когда видят радость сына или дочери, потому что невозможно не уступить, когда сын или дочь десять лет живут радостью, невозможно.


Меня очень поразило изумление, глубинный вопрос, являющийся третьей характеристикой веры. Я бы хотела лучше понять это, потому что раньше я считала, что вопрос исходит от меня, изумление же предшествует вопросу.

Конечно. Ты не можешь задать вопрос, если что-то не привлекло тебя. Есть что-то, что привлекает тебя, и тогда ты устремляешься туда. Устремляешься значит просишь. Поэтому, для того, чтобы устремиться, необходимо что-то, что побуждает тебя к этому устремлению, ты должна быть привлечена, чтобы устремиться, ты должна быть привлечена. И когда ты привлечена, ты просишь.

Иоанн и Андрей не знали Его, совсем не были с Ним знакомы. Они идут за Ним со страхом и остаются с Ним до самого вечера, чтобы смотреть на Него говорящего, потому что они практически не понимали, что Он говорит. И было так очевидно, что Этот Человек говорит истинные вещи, что, даже не понимая их, Иоанн и Андрей повторили другим то, что сказал Он, как если бы это были их собственные мысли. Всегда обращайтесь к этому моменту: когда Иоанн и Андрей смотрели на Него говорящего (и чем больше Он говорил, тем больше возникало это желание), естественным было желание узнать Его, быть с Ним, слушать Его еще и еще. И это желание было просьбой, было как просьба, у них зарождалась просьба: «Позволь нам остаться с Тобой, продолжай говорить, говори с нами всегда». И это настолько верно, что в определенный момент, в синагоге Капернаума, Симон сказал об этом теми словами, которые навсегда останутся в истории: «Если мы оставим Тебя, куда нам идти? Только у Тебя есть слова, которые объясняют жизнь».


Отличительные черты, характеризующие веру, могут быть также приложимы к встрече. Мне хотелось бы лучше понять связь между этими понятиями.

Отличительные черты, через которые ты открываешь истину веры, – это то, с чем ты сталкиваешься во встрече: встреча – это то средство, то явление, через которое ты приближаешься к вере. Именно поэтому вы выходите из церкви с чувством досады на веру, вера не привлекает вас, когда вы слышите, как мы, священники, по полтора часа говорим на проповеди. А на самом деле вера – это встреча, и поэтому это некое присутствие, встреча происходит сейчас, именно встреча помогает тебе понять подсказки очарования, убедительность, понять рациональную истину, понять источник привязанности, находящиеся в вере.

Однако здесь необходимо быть максимально ясными. Вера сама по себе не является встречей. Вера – это признание того, что в мире и в истории мира присутствует Бог во плоти, ставший человеком, являющийся составляющей, то есть фактором, истории мира, фактором присутствующей реальности.

Вот что такое вера. Когда Иисус говорит отцу бесноватого: «Если веруешь, твой сын будет спасен», – тот отвечает самыми прекрасными словами, какими только можно было ответить: «Верую, Господи, помоги моему неверию»[24], – выражая тем самым свою волю поверить, очевидность того, что были причины поверить, и смирение своей слабости. И Иисус пред лицом всего этого… был безоружен!

Действительно, самое красивое место в Евангелии – это то, где повторяется молитва Христа. Это одиннадцатая глава Евангелия от Матфея: «Благодарю, Тебя, Отче, что Ты сокрыл это от тех, кто считает себя умным, и открыл это простым. Ей, Отче, ибо таково было Твое благоволение»18. Все мы легко открываемся простому человеку. Открыться же тому, для кого все подчинено структуре логических связей и интеллектуальных оснований, не легко, потому что он говорит: «Да, ну посмотрим, а если, однако, кто знает… это зависит от…»

Вот что такое вера. Каким образом происходит разумное рождение веры? Вера – это человеческий жест, поэтому она должна зародится по-человечески, было бы не по-человечески, если бы она зародилась без разума, она была бы неразумной, то есть не была бы человеческой. Путь разумного рождения веры, то есть такой путь, который несет в себе для человека, для любого человека, очевидность его консистенции, очевидность его разума, – это встреча, это событие встречи: встречи сознания (ума, чувствительности и привязанности) человека и исключительного человеческого Присутствия.

Итак, я хотел разделить определение веры (вера – это признание в опыте человеческой истории Присутствия чего-то иного, фактора, превосходящего человеческое и поэтому являющегося исключительным) и описание того, как вера возникает. Вера рождается и укореняется по-человечески, разумно, а значит, эмоционально воспринимаемым и проживаемым способом, творческим способом, только как плод некой встречи, в которой великое Присутствие обнаруживает себя источником некой исключительности, источником великой действенности, действенности абсолютно неожиданной. Так, что человек повторяет вслед за апостолами: «Если мы не поверим Этому Человеку, мы не можем верить своим глазам».

Однако эти вещи необходимо читать и перечитывать, вновь и вновь говорить о них, по десять, по сто раз, тогда они становятся mens, или мерой всего, менталитетом, канвой меры всего, становятся менталитетом.


Помните, что работа, которую мы делаем, когда собираемся вместе, – это только первичное указание на то, что должно в вас проясниться: вы должны пройти этот путь снова, вы должны понять связи, вновь просмотреть отношения между словами, так чтобы уяснить их. Иначе в вас не проявляется новый человек, то есть человек свободный от отчуждения от этого мира, свободный от рабства всеобщего менталитета. Противоположность тому, о чем мы говорили, – это всеобщий менталитет, тот, которым вы жили до сих пор, тот, который будет искушать вас каждый день. Но молитва «Ангел Господень», читаемая вами каждое утро, будет как шпага, пробивающая брешь, которая пробьет брешь во всеобщем менталитете и будет расширять ее каждый день. Вы должны вновь перечитать все и постараться понять связи, обращая особое внимание на логику лекции в ее пяти основополагающих пунктах.

Глава вторая

Свобода

Пять пунктов, касающихся веры

Итак, каковы те пять пунктов, с помощью которых мы описали динамику веры?

Первый пункт. Событие, которое происходит и имеет форму встречи. Это некий контрудар, который заставляет тебя открыть что-то новое; это не плод рассуждений, не конечный пункт определенного маршрута, а плод встречи, мгновения, которое тебя поражает. Один из учеников Гвидо дружил с нашими ребятами из CL[25]. Его пригласили на свадьбу нашего друга из Болоньи. Выходя из церкви, он сказал Гвидо: «Знаешь, я впервые в жизни чувствую себя дома». – «Как это – дома?» – «Впервые у себя дома! Я понял, в чем ошибка одного моего друга (он имел в виду самого умного ученика в классе): он претендует на то, чтобы открыть что-то посредством рассуждений, он стремится сделать умозаключение, которое позволит ему достичь истины. А истина открывается неожиданно, в одно мгновение, в какое-то определенное мгновение». Это именно то, о чем мы говорим.

Иоанн и Андрей, будучи благочестивыми евреями со всеми присущими им недостатками и достоинствами, всю свою жизнь размышлявшие, читавшие книги пророков, увидели Того Человека и по указанию Иоанна Крестителя пошли за Ним. И когда Он начал говорить, то от того, как Он говорил, чем больше Он говорил, тем больше они были поражены, поражены в смысле сражены, сражены в смысле побеждены. Самое прекрасное на свете – это быть побежденным этими встречами.

Но таковы и самые прекрасные человеческие моменты (из того малого, что есть хорошего в человечности): когда ты замечаешь, что совершил добрый поступок (спас жизнь человека, например), – поскольку ты замечаешь это, – или же чувствуешь, как другой человек любит тебя. Мы не сможем понять Христа и следовать за Христом, если не будем испытывать всех этих человеческих чувств. Потому что только в следовании за Христом они становятся в сто раз сильнее, истиннее; ничто не забывается, все становится истиннее. Истиннее в смысле сознания начала, истиннее в смысле сознания настоящего, цели настоящего, истиннее в смысле судьбы.

Второй пункт. Исключительность этой встречи. Что значит исключительность? Исключительным является то, что соответствует сердцу. Странно, но соответствующие сердцу вещи очень трудно встретить, и когда ты их встречаешь, это является знаком величайшей исключительности. До этого момента человек вовсе не выносит суждения: «Значит, это Бог», – вовсе нет! Мы описываем то, что чувствовали Иоанн и Андрей, и они чувствовали это и как суждение.

Третий пункт. Эта исключительность порождает изумление, а изумление всегда несет в себе скрытый вопрос: почему он такой? Кто он такой? Почему так происходит? И это четвертый пункт.

Пятый пункт. Здесь действие начинает становиться ответственностью. До этого момента действует благодать, ты получил благодать. С этого момента начинается твоя ответственность. Здесь уже именно ты должен думать, именно ты должен вступать в действие. Ты, и что представляет собой это человеческое «ты», которое вступает в действие? Оно представляет собой свободу. Мы видели, читая это ужасающее место, где описывается, как Иисус совершил Свое самое великое чудо, – очевиднее этого просто не бывает, – как многие люди сказали: «Это истинно!» – а другие стали обвинять Его[26].

Для того, чтобы прирасти к этой встрече, достаточно быть искренними, утверждать соответствие, то есть быть разумными: разумность – это утверждение соответствия между тем, что мы встретили, и нами самими, нашим сердцем. Для того, чтобы отрицать эту встречу, нужно быть предвзятым: нужно прицепиться к чему-то, что придется защищать; если ты должен защищать что-то перед лицом очевидности и истины, то ты уже не видишь ни очевидности, ни истины, ты лишь изо всех сил стремишься уберечь то, что хочешь уберечь. Например, один из ученых, повернувших ход человеческой истории, – Пастер, тот, который открыл микробов (самое революционное открытие в истории медицины); сколько препятствий ставили ему на пути, даже хотели посадить в психлечебницу (а сейчас, наверное, убили бы!), и кто? Ученые Парижской Академии, те самые, которые должны были быстрее всех других увидеть очевидность его открытий. Конечно, ведь если верны его открытия, то их кафедра, их жалованье, их слава, – со всем этим пришлось бы распрощаться! И на следующий день им пришлось бы подняться на кафедру и сказать: «Друзья, все, что мы рассказывали вам до сих пор, – чушь!» Это было бы унизительно. Так вот, чтобы избежать такого унижения, эти ученые сдались в числе последних, потому что они были привязаны к чему-то, что уже знали, они были предвзяты[27]. Я использовал слово, которое можно применить ко всему, слово «скандал», от греческого scandalon, что значит «препятствие», как камень, упавший на горную дорогу, и порой его не сдвинуть без подъемного крана. «Скандал» – это возражение, которое рождается из интереса, не утверждаемого во имя истины, не являющегося поиском истины.

1. Что такое свобода

Сейчас мы должны хорошо разобраться в том, что я назвал вмешательством человека, твоим вмешательством, то есть вмешательством твоей свободы. Нужно, чтобы мы хорошо знали, что значит свобода; сущность человеческого «я» – это свобода, свобода, включающая голову и сердце, ум и силу воли, энергию воли. Только понимая, что такое свобода, мы узнаем, как использовать ее.

Итак, почему нам трудно иметь ясное представление о некоторых словах, которые являются основополагающими для нашей жизни? Почему нам трудно понять слова, определяющие человека, именно те слова, которые определяют человека как что-то отличное от животного? Потому что мы отчуждаемся от них под влиянием всеобщего менталитета. Слово «свобода» обычно означает для нас делать то, чего хочется и что нравится. И это правильно, как я впоследствии докажу! Но не так, как думают все, потому что все очень поверхностно используют свободу как синоним «делания того, чего хочется, и того, что нравится».

Что же означает делать то, чего хочется и что нравится? Есть только одно неудобство в следовании за Христом, в том, чтобы быть христианами, быть в Церкви. Это неудобство заключается в обязанности осознавать то, что ты делаешь, иначе говоря, неудобство быть умным. Но умным не в школьном смысле, а умным в использовании ума, что по сути выражают слова, которые всегда повторял Христос: «Бодрствуйте на всякое время»[28].

Все живут с надетым на голову мешком и повторяют… Вчера мы ехали на машине и видели, как посреди дороги ехал парень на велосипеде и во всю глотку пел: «О-о-о!»… Настоящий троглодит. Но большинство молодых людей, если и не делают так явно, хотя все больше и больше именно явно, кричат «О-о-о!» про себя! Они повторяют песни, которые слышат, или, что еще хуже, просто мотают головой, другими словами, максимально сводят то, что они слышат, к чему-то механическому, даже не повторяя этого.

Опыт удовлетворения

Что же тогда необходимо делать, чтобы понять слова, которые касаются нашей жизни? Например, слово «справедливость», слово «любовь», слово «счастье», слово «жизнь», слово «свобода»… Что мы должны делать, чтобы понять, что такое свобода? Мы должны исходить из опыта, в котором человек чувствует себя свободным. Есть определенный опыт, в котором человек чувствует себя свободным, и опыт, в котором человек чувствует себя несвободным[29]. Когда человек чувствует себя свободным? Когда он удовлетворяет какое-то желание.

Предположим, что кто-то из Memores Domini захотел поехать на Карибское море (девять дней с Club Mediterranee на Карибах) и поэтому говорит Карло: «Можно мне поехать на Карибское море на девять дней? Один миллион даст мне тетя, остальные деньги мне дадите вы!» Карло, очень вежливо (как все, что он делает, даже когда безжалостно отказывает), вежливо отрезает: «Нет». Уверяю вас, что просящий чувствует себя отверженным, чувствует себя задушенным, чувствует себя умерщвленным, чувствует себя рабом, не чувствует себя свободным. Но если Карло, в момент умственного помешательства, вдруг скажет ему: «Да, да, поезжай». – «Ах», – он почувствует себя свободным.

Исходя из опыта (и в этом заключается великое иго: помните о том, что человек исходит только из настоящего, потому что истекшей минуты уже нет, а следующая минута еще не наступила. Мы всегда исходим из настоящего и из настоящего как из опыта, иначе это ложное настоящее, это абстракция[30]. Необходимо всегда исходить из настоящего, поэтому Христос пожелал присутствовать на протяжении всей истории. И чтобы дойти до Христа, необходимо исходить из настоящего, необходимо найти Христа как присутствие; и только тогда понимаешь, Кто Он такой, и понимаешь, каким был Тот Человек две тысячи лет назад), именно наш опыт показывает, что утешение и чувство свободы возникают в нас, когда наше желание удовлетворяется, и показывает также, что, когда наше желание не удовлетворяется (когда нам говорят «нет»), по крайней мере на какое-то мгновение мы ощущаем отрицательное давление, как бы рабство.

Те, кто уходит из дома, делают это по этой причине. И те, кто остается, возвращаются вечером домой без большого удовольствия все по этой же причине (и это касается почти всех нас): они чувствуют себя подавленными в своих желаниях.

Итак, что мы видим из этого наблюдения? Мы видим, что опыт (поскольку человек исходит из опыта, истинным является только то, что исходит из опыта, и это настолько верно, что даже Бог пожелал сообщить Себя людям через плотской опыт: во времени и в пространстве) говорит нам, что свобода обозначает то мгновение, когда в нашей личности, в нашем сознании себя самих преобладает утешение, происходящее от удовлетворения желания. Свобода равна удовлетворению, satisfacere (удовлетворять), удовлетворенное желание. Вместо слова «желание» можно использовать более метафизический термин: совершенство. Свобода – это совершенство. На латинском языке perficere (совершать) как раз означает satisfacere: удовлетворенное желание – это желание исполненное, совершенное.

Друзья, я хочу поехать на Карибское море, Карло дает мне свое согласие, и я, довольный, счастливый и свободный, говорю об этом другим, сообщаю об этом другим: «Послезавтра уезжаю». Еду на Карибское море, а потом возвращаюсь еще грустнее, чем прежде. «Как же так? Разве ты не ездил на Карибы?» – «Да не знаю…»

Если это удовлетворение, это совершенство не является всецелым, всеобъемлющим, если есть в нем какая-то брешь, из которой просачивается вода, если есть какая-то брешь, если остается какая-то щель, свободы нет, она становится печалью, брешь – это печаль. Как говорил Данте: «Все смутно жаждут блага, сознавая, Что мир души лишь в нем осуществим, И все к нему стремятся, уповая»[31], – так устроено человеческое сердце. Человек предчувствует существование некого блага, то есть счастья, удовлетворения, он ищет, поиск человека – это всегда просьба. И поэтому он находится в постоянном стремлении, это стремление включает в себя все факторы человеческого существования, в том числе и дружбу, человеческую компанию. Он весь устремлен к достижению этого блага.

Траектория свободы

Нарисуем схему (рис. 2): X – это отправная точка человека, здесь начинается существование.


Рис. 2. Траектория движения человека к свершению


Человек устроен таким образом, что он никогда не останавливается, нет ни одного мгновения, похожего на другое. Человек, который останавливается, – это конченый человек (то есть мертвый!).

На нашем рисунке мы представляем человека с помощью открытого угла: динамика человеческой природы все время заставляет его двигаться вперед, ко все большему удовлетворению и все большему исполнению находящихся в нем желаний. Поэтому окончательное определение слова «свобода» (если свобода является удовлетворением и совершенством) – это, как говорит Данте, «благо», в котором «мир души […] осуществим», благо, в котором все находит свое разрешение. Это благо, в котором все находит свое разрешение, является бесконечным, потому что, перед чем бы человек ни находился, он говорит: «А что дальше?», чего бы человек ни достигал, он говорит: «А потом?», чем бы человек ни наслаждался… «То, что я хватала со страстным желанием, в сжатой ладони увядало, как к вечеру роза под сводом вечности […] и тем сильнее, чем больше мне нравилось»[32].

Чем больше человек любит, тем больше ему важен Христос, чтобы навсегда спасти то, что он любит: по крайней мере, с этой точки зрения мы должны принять Христа. Или ты ничего не любишь, или же, чем больше ты любишь, тем больше тебе необходим Христос, чтобы уберечь то, что ты любишь, чтобы сохранить то, что ты любишь; иначе ты это теряешь, послезавтра этого уже нет.

«Я» – это отношение с бесконечным (символ °° на рисунке). Вся динамика, весь динамизм человеческого «я» раскрывается в стремлении к совершенству, то есть к свершению самого себя (свершение, которого ты не можешь найти во всем том, чего достигаешь, как я уже говорил в «Религиозном чувстве»). И действительно, сердце является потребностью в истине, справедливости, счастье, но никогда не находит этого во всем том, чего оно достигает. Поэтому то, к чему человек стремится, – это нечто, находящееся по ту сторону, это всегда нечто потустороннее, трансцендентное. Так самосознание ощущает существование чего-то иного, то есть Бога, Тайны, Бога как Тайны, которую на нашем рисунке мы обозначим (∞) и которая является крайним пределом, к которому стремится человеческое желание. Свобода становится тем больше, чем больше она приближается к (∞). Более того, свобода – это отношение с (∞), свобода осуществится, ее еще нет, свобода осуществится, когда человек будет счастлив. Если свобода – это желание счастья, то событие свободы свершится, когда желание счастья будет удовлетворено. Свобода, как гласит философия святого Фомы Аквинского и мысль Церкви, как говорит Иисус в Евангелии, – это отношение с бесконечным, с Богом, реализованное отношение с Тайной. Свобода – это способность достичь судьбы, свобода – это связь, отношение с конечной судьбой, способность достичь Бога как конечной Судьбы. Мы проживаем свободу как способность чего-то, что должно реализоваться в конце.

Пространство внутри нарисованного нами угла представляет собой человеческую жизнь. В точке а свобода еще не исполнена, не исполнена она ни в точке b, ни в точке с, ни в точке d она не будет исполнена. Свобода исполнится только в (∞). Не исполнена – значит несовершенна: мы проживаем свободу в несовершенном состоянии.

Если свобода является опытом удовлетворения, полноты, то эта полнота, это удовлетворение в своем полном смысле происходят в отношении с Тайной, с бесконечным. Пока отношение с бесконечным не реализовано всецело, свобода является чем-то неисполненным, ищущим ответа, не реализованным, чем-то, что находится в процессе осуществления. Жизнь, таким образом, есть путь свободы, которая находится в процессе осуществления, в процессе реализации; но свобода эта еще несовершенна.

2. Как движется свобода

Здесь есть две основополагающие идеи.

а) Через творения. Прежде всего, как развивается эта динамика свободы, находящейся внутри (X)? Если свобода – это отношение с бесконечным, то как она движется? Нужно, чтобы бесконечное достигло и подтолкнуло ее. Когда нужно разбудить кого-то, нужно подойти к нему и подтолкнуть его, позвать его. Каким образом бесконечное зовет меня, зовет мою свободу? Каким образом движется свобода? Ферменты начинают работать, когда есть провоцирующий их стимул голода. Каким образом Бог становится стимулом, провоцирующим движение человека? Через творения. Творения являются способом, посредством которого бесконечное становится присутствием для человеческого сердца и вызывает в нем жажду Себя. Вызывает в нем жажду, вызывает в нем потребность в счастье, в справедливости, в истине, в любви. Потребности в справедливости, в истине, в любви приводит в движение стимул, исходящий из творения: частичек времени и пространства, частичек тех точек (a, b, с, d…), через которые бесконечная Тайна прикасается к тебе, потому что все вещи являются знаком Бога.

Например, в этой точке находится гора Монблан (mb), и человек (нужно было сделать рисунок в двух плоскостях, ну да ладно), видя Монблан, говорит: «Как красиво! Общаться с тем, что создает это! Обнять Монблан!» Потом мальчик вырастает и после Монблана встречает «белую гору», он встречает девушку (r); и девушка привлекает его больше, чем Монблан!

Итак, первое: свобода вступает в действие, динамизм свободы вступает в действие, потому что он затронут творениями (затронут в большей или меньшей степени, в зависимости от того, насколько это творение соответствует свободе человека), следуя за тем, как Бог открывает Себя свободе человека, и Бог открывает Себя через знаки вещей.

Но, разумеется, необходимо одно условие: нужно быть внимательными, искренними. Вы понимаете, почему Иисус говорит: «Блаженны нищие»? Понимаете, почему Иисус любит детей и ставит их в пример? Нужно быть лишенным какой бы то ни было предвзятости: находиться перед вещами и чувствовать их призыв в его изначальности, в его чистоте: «Благодарю Тебя, Отче, что Ты дал понять эти вещи не тем, кто считается достойным, а простым людям»[33]. Простой человек – это тот, кто называет белое белым, а черное черным.

Что противоположно этому? Ложь, ложь противостоит свободе. Противоположность свободе – это ложь. Это настолько верно, что грех, который является противоположностью свободе, в Евангелии от Иоанна отождествляется с ложью: грех – это ложь. В чем состоит истина этого r? В его отношении с бесконечным: г является частичкой, являющей мне бесконечное, r – это частичка, являющая мне намного больше бесконечного, чем mb.


б) Несовершенная свобода. Что тогда происходит? Представим свободу каким-нибудь видом транспорта: лошадью, самолетом… Добравшись до пункта mb, она говорит: «Как красиво!» – и останавливается, чтобы славить Бога, потому что видит Монблан. Потом свобода доходит до пункта (г) и чувствует притяжение, исходящее отсюда.

Человек, о котором я говорю (X), работает врачом на Танганьике, потому что его привлекла идея поехать миссионером на Танганьик (Т), он решил отдать этому всю свою жизнь и принял обет монашества, чтобы поехать на Танганьик. Здесь ваше воображение должно поработать. Уже дав обеты монашества, на Танганьике он встречает красавицу (k) (нужно было нарисовать две плоскости, чтобы показать, что точки Т и k находятся в одном временном пространстве). Работая врачом на Танганьике и уже дав вечные обеты, он встречает красавицу и говорит: «Эта девушка привлекает меня сильнее, чем монашество. Поэтому, раз эта девушка удовлетворяет меня больше, чем мое монашество, я имею право уйти с этой девушкой». Как муж одной бедной женщины: почему ему не уйти к секретарше, раз она привлекала его сильнее, чем жена? Потому что в замысле жизни тайна Бога попросила его выполнить эту задачу, дала ему это призвание, даже если и дала ему встретить другую женщину. Каков основополагающий закон свободы? Основополагающий закон свободы состоит в стремлении к (∞)? в стремлении к своей судьбе. Если закон – это стремление к судьбе (∞), то Т находится ближе к ней, оно приблизило бы его больше, чем k, пункт, который удлиняет его путь к судьбе. Понятно? Но эта k привлекает его больше. Т больше соответствует потребностям его сердца, несмотря на все то, что ему кажется, потому что потребность сердца – это полное счастье, это судьба. Но k пробуждает в нем самую сильную эмоцию, и тогда человек поддается эмоции и сворачивает со своего пути. Разумеется, он теряет дорогу. В этом состоит понятие греха: в динамике свободы скрыто присутствует возможность греха – сделать в отношении творения выбор того, что непосредственным образом удовлетворяет сильнее, а не использовать творение ради стремления к тому, что является судьбой, для которой мы созданы. Грех – это выйти из колеи, сойти с дороги, ведущей к судьбе, чтобы задержаться на том, что в настоящий момент больше всего тебя интересует. Это понятно? В любом случае, у вас будет время подумать над этим.

Но почему свобода может совершить эту ошибку? Если бы она размышляла, если бы она была как Сократ или Сенека или была бы великим стоиком или философом, то она не совершила бы этой ошибки? Нет! Даже эти мудрецы их совершали. Все совершают ошибки. Грех, тем или иным образом, совершают все. Почему свобода такова? Потому что она еще не свершена. Только когда свобода достигнет точки (∞), находясь перед лицом своего исполненного объекта, она уже не сможет выбирать, а будет абсолютно исполнена, абсолютно удовлетворена, у нее не будет искушения выбрать что-то другое. Я уже назвал второй важный момент: находясь в пути, ведущем к судьбе, несовершенная свобода может ошибаться. Грешить означает отказываться, amartanein, отказываться от одной дороги и переходить на другую. Как в пустыне, когда караван сбивается с пути и сходит с дороги.

Поскольку свобода несовершенна, именно потому, что свобода несовершенна, она может выбрать что-то неправильное. Способность выбора принадлежит свободе в пути, несовершенной свободе. Выбор не относится к определению свободы: свобода – это полное удовлетворение. Ошибка, возможность ошибки характеризует свободу, которая еще несвободна, которая еще не является свободой, которая еще не достигла полного удовлетворения. Поэтому она называется пороком. Порок, дефект: иметь нехватку, deficere по-латински значит иметь нехватку. Грех похож на то, когда в состоянии тяжелой гипогликемии у человека мгновенно падает давление, он теряет силы и падает. Ошибка состоит в привлекательности или чувстве, вызванном каким-то творением, которое производит непосредственно большее влияние, чем то, что продвинуло бы свободу вперед, заставило бы свободу идти вперед. Ошибка заключается не в самой привлекательности, которую ты чувствуешь, ошибка – в предпочтении этой привлекательности, а не более слабой привлекательности, которая, однако, более деятельна и надежна на пути к судьбе, которая что-то подсказывает сердцу, предлагает сердцу.

Призвание, то есть полный замысел Бога о вашей жизни, поначалу предлагает вам что-то по своей природе обычно менее привлекательное, чем дискотеки, девушки, компания (как ею живут ваши друзья, включая и друзей из Движения), но через эти вещи, следуя за ними, вы шагаете к вашей судьбе. И чем дальше вы шагаете, тем более привлекательными будут становиться вещи, представляющие вашу судьбу: чем больше вы шагаете по этому пути, тем великолепнее становится призвание.

Это противоположно тому, что происходит с мирскими вещами: в самом начале привлекательность максимальна, но потом она иссякает. Вы успеваете за мной? Эти вещи нужно повторять сто раз. Их можно либо открыть в самом себе, либо много раз повторять за тем, кто говорит тебе о них, их необходимо повторять много раз, чтобы открыть в себе самом, нужно повторять их себе, чтобы понять.

Динамизм свободы вызывается творениями, поэтому omnis creatura bona (всякое творение хорошо)[34], как говорил святой Павел: каждая вещь хороша, потому что напоминает тебе о Создателе, каждая вещь, все, но бывают такие вещи, которые привлекают тебя сильнее. Перед выбором между тем, что привлекает тебя меньше, но что больше заставляет тебя идти к судьбе, и тем, что привлекает тебя сильнее, разумнее следовать за первым, а не за вторым. Если ты делаешь по-другому, ты совершаешь грех, ошибку. Так происходит, потому что свобода еще не свершена, и именно поэтому ее должны пробуждать творения, и именно поэтому она может ошибаться. Она еще не завершена, это свобода в пути. Свобода выбора – это не свобода, это несовершенная свобода. Потому что свобода будет завершена, исполнена, когда окажется перед объектом, полностью ее удовлетворяющим: тогда она будет полностью свободна, будет полностью свободой.

3. Условия свободы

Однако, друзья, рассмотрим последнее замечание. Что потребуется, чтобы отказаться от этой привлекательности и прийти сюда, если что-то очень сильно привлекает человека, а Бог, напротив, хочет, чтобы этот человек был здесь?


а) Сознание судьбы. Во-первых, ясное сознание судьбы, любовь к судьбе. Человек ошибается, когда теряет из вида судьбу. Сто процентов людей живут так; нам надо быть внимательными, потому что и мы живем так. И это ужасно, это против человека. Это бесчеловечно, это человек, живущий по критерию, который направлен против человека. Кажется (и весь мир говорит так), что это правильно, это удобно, это тебе выгодно, это для тебя дорого, поэтому нужно так делать. Нет! Потому что судьба жизни заключается не в том, чего хотим мы. Судьба жизни – это тайна Бога, сознание Тайны, сознание судьбы.


б) Самообладание. Во-вторых, необходима сила отрыва, сила, чтобы оторваться от этой привлекательности, чтобы использовать всю свою энергию на то, чтобы идти к судьбе. Это называется умерщвлением, способностью к умерщвлению или раскаянию. Раскаянию, которое по-гречески называется metanoia и означает «изменение направления»: вместо того, чтобы устремится к тому, что тебя больше привлекает, ты должен сделать усилие, чтобы изменить направление, чтобы изменить nous, изменить решение.

Компания

Следовательно, необходимы: сознание судьбы (религиозное чувство) и энергия самообладания, самый критический аспект которого называется умерщвлением, или раскаянием. Скажите, возможно ли все это для человека одинокого? В этом заключается самая внешняя и очевидная, очевиднейшая ценность компании: она отсылает тебя к религиозному чувству, к судьбе…

Этих вещей, парень, ты не услышишь даже от своей матери! Призыв к судьбе и призыв к самообладанию, к господству над собой: ты управляешь собой согласно судьбе, которую сознаешь. И это всегда несет в себе необходимость отрыва, рану. В христианской терминологии это называется раскаянием, или умерщвлением. Умерщвлением называется то, что кажется смертью, кажется отказом, но таковым не является! Потому что, если человек выбирает это Т, то потом видит к в другом свете, он не теряет ее, он видит ее в свете неизменном, вечном, истинном и вечном и любит истинной и вечной любовью. Ты ничего не теряешь, более того, ты потерял бы в обратном случае, а так – нет. Понимаете, о чем я говорю?

Я хотел остановиться на проблеме свободы, потому что вера, касаясь события Тайны, становящейся человеком, становящейся кем-то среди вещей, среди других людей и вещей… Иисус был человеком среди других людей, был человеком среди домов, был человеком среди полевых тропинок, был человеком в иерусалимской толпе, был человеком среди других людей. Подумайте об Иоанне и Андрее. С тех пор, как они встретили Этого Человека, они делали все то же, что и раньше, но не так, как раньше: они вернулись домой к жене и детям, они ходили ловить рыбу (даже в последней главе от Иоанна говорится о ловле рыбы), ходили в синагогу вместе с другими, ходили в Иерусалим, просто ходили куда-то, – между ними и тем, что они делали, присутствовала фигура Того Человека. Он находился между их глазами и тем, что они видели, находился между их сердцем и тем, что они делали, всем, во всем.

К чему относится это ∞? Ко всему! Например, к волосам… «Даже волосы на голове вашей сочтены»[35], – сказал Он. Это самое красивое из всех Его выражений, потому что ничто так хорошо не описывает мимолетное, банальное, конкретное, материальное, эфемерное присутствие, как волос, падающий с головы. Каким был Его взгляд, когда Он говорил о полевом цветке или о выпавшем птенце, а особенно о сыне человеческом, о ребенке: «Горе тому, кто соблазнит ребенка. Для него лучше было бы, если бы привязали ему на шею мельничный жернов и бросили в глубь морскую»[36]. Причинить зло ребенку – как в материальном смысле слова, так и в нравственном: все отказываются причинять зло ребенку в материальном смысле, а в нравственном смысле все причиняют ему зло, плюют на него, даже его собственные папа и мама. Никто не любит сильнее, чем Тот Человек: Он взял на руки ребенка, прижал его к груди и произнес эти слова. Видя это, невозможно представить себе любовь к человеку большую, чем эта. Любая мать, мать того ребенка, обладай она достаточно широким взглядом, должна была чувствовать себя не «отстраненной», а свидетельницей любви к ее ребенку, любви, превышающей ее любовь.

Призыв Христа включает вверение себя общине, принадлежность ко Христу всегда совпадает с принадлежностью к определенной общине. Эти общины словно руки Христа, держащие ребенка, взгляд Христа, считающий волосы на голове, взгляд Христа, замечающий упавшего воробья или маленький полевой цветок, могущественная энергия, которой Иисус воскрешает умершего подростка, сына вдовы из Наина. Но какова была цель Иисуса, когда Он это сделал? Целью Иисуса было воскресить душу той женщины: «Не плачь, женщина!»

Община – это в буквальном, физическом смысле Иисус, совершающий эти дела, присутствующий Иисус. И именно в общине ты узнаешь, что такое твоя судьба. Она дает тебе веру, поддерживает тебя в вере, правит твоей верой и воспитывает ее, дает тебе понять, что такое свобода и воспитывает твою свободу в сознании развитого религиозного чувства и в сознании жертвы, и, следовательно, со смиренным сознанием и без ненужного отчаяния от собственного греха, от постоянных грехов, от склонности ко греху. От склонности ко греху, потому что в человеке есть огромная рана, знак огромной раны, из-за которой рука, которая могла бы поднять тридцать килограммов, не в состоянии поднять и трех, она словно обессилена, как при детском параличе. Это называется первородным грехом. Поэтому община говорит тебе не возмущаться из-за искушения, которое ты испытываешь, и не возмущаться из-за ошибки, которую ты совершаешь, невозмутимо продолжай свой путь. И вместе мы признаем то, что ведет нас к судьбе, вместе мы признаем великое в жизни (великим является то, что дает нам идти к судьбе), и вместе мы признаем иллюзорную привлекательность, иллюзорность привлекательности. Все это есть воспитание, которое дает тебе община.

Итак, что же нужно делать с нашей свободой? То же самое, что нужно делать и с верой. Каким образом научились апостолы верить Тому Человеку? Они следовали за Ним. Если бы Иоанн и Андрей пошли за Ним только в тот день, когда встретили Его, то у них осталось бы только огромное впечатление, и через десять лет они рассказывали бы своим детям: «Однажды мы видели одного человека…»– но в них не было бы веры в Того Человека. Они последовали за Ним. Как можно воспитать свободу таким образом, чтобы она на самом деле стала силой нашей жизни, а значит, и достоинством нашей жизни (достоинство человека состоит в свободе, поскольку она является отношением с бесконечным)? Нужно следовать: следовать за компанией, в которую Господь, позвав нас, поместил нас. Следовать; нет ничего умнее, чем следовать.

Обобщение

Итак, мы увидели, что такое свобода, что состояние свободы выражается в ее несовершенстве, что свобода находится в пути, что она несовершенна и поэтому она может выбирать… Почему она может выбирать? Потому что она несовершенна.

Как-то во время урока я сделал это замечание: когда свобода дойдет до точки ∞, ей ничто не будет препятствовать, она распахнута настежь, она вся целиком находится здесь. В точке к, при всей ее привлекательности, свобода в определенном смысле блокирована, но при этом она расшатывается, как неплотно вставленный механизм[37]. И, расшатываясь, она может выбрать что-то другое: выбор является следствием того, что свобода еще не является сама собой.

Итак, мы увидели, что такое свобода, состояние свободы, свобода – это не выбор, это возможность выбора, потому что она несовершенна. И, являясь этой возможностью выбора, она может иметь целью и то, чего иметь не должна, поскольку должна она иметь целью только то, что ведет ее к судьбе. Нравственный закон заключается в том, чтобы выбрать то, что ведет ее к судьбе. Она же, напротив, выбирает то, что не ведет ее к судьбе, что уводит ее от судьбы; это является несовершенством, ошибкой, грехом. Как говорят иногда: «Из этого мальчика мог вырасти отличный парень, жалко… не получилось».

Для того, чтобы сделать правильный выбор, необходимо иметь ясное сознание отношения со Христом, отношения с Судьбой: переживаемое религиозное чувство. Прочитайте 1 и 21 главы Евангелия от Иоанна: ученики собираются вместе в то утро, когда воскресший Иисус приготовил пищу для всех, – какая нежность, – и никто не осмеливался заговорить с Ним, потому что все знали, что это Господь. Он сидел рядом с Симоном и тихо, чтобы не услышали другие, спросил его: «Симон, любишь ли ты Меня более, нежели они?» Это завершение христианской нравственности. Это начало и конец христианской нравственности. Он не сказал ему: «Симон, ты предал Меня, Симон, вспомни, сколько раз ты ошибся. Симон, вспомни, сколько раз ты предавал! Симон, подумай, что ты можешь снова ошибиться и завтра, и послезавтра… Подумай, как ты слаб, труслив передо Мной». Вместо всего этого Он говорит: «Симон, любишь ли ты Меня больше, нежели они?» Христос дошел до самой глубины, и эта глубина влечет за собой; и Петр, любя Христа, умер как Он. Перечитайте фразу св. Фомы Аквинского, в которой говорится примерно следующее: человек обретает свое достоинство в выборе того, что больше всего ценит в жизни и от чего ждет самого большого удовлетворения[38].

Если ты ждешь своего удовлетворения от того, что завтра может стать прахом, ты получишь прах. Но кто, кто напоминает об этом? Никто не в состоянии напоминать себе об этом, никто не в силах постоянно напоминать себе об этом. Это возможно только сообща. Так, Церковь, находясь в мире, напоминает об этом миру. Даже самый великий человек, возвышеннее Сократа и искуснее Демосфена в ораторском искусстве, говорил бы впустую! На следующий день все газеты опубликовали бы его выступление, все оценили бы это, но никто не последовал бы за ним. Только компания напоминает тебе об этом умерщвлении или этом обольщении бытием, которое и есть религиозное чувство, об этом очаровании бытием или об этом сознании собственной слабости, обязанном чему-то, что является выбором (возможность выбора есть благо, зло состоит в возможности выбрать плохо, и здесь кроется двусмысленность; дело не в том, что свобода может занять плохую позицию, эта позиция еще и двусмысленна, она может выбрать добро, а может выбрать и зло). Именно в общине ты получаешь помощь, чтобы понять это и осознать, когда ты выбираешь плохо, признавать, когда ты выбираешь плохо, иметь силу самообладания для того, чтобы оторваться от зла (для умерщвления, покаяния или metanoia, изменения менталитета), чтобы примкнуть к тому, что ведет к судьбе, и чтобы каждый день ожидать судьбы, каждый день ждать ее пришествия.

Приглашение к молитве

Поэтому впредь вы должны стараться делать так, чтобы в вас стало как можно более частым повторение короткой молитвы, которая является эмблемой Memores Domini: «Veni Sancte Spiritus, Veni per Mariam»[39]. Приди, о Дух Безграничного, Тайны, потому что Дух Тайны есть Дух Христа, дающий нам понимание вещей, дающий нам силы для следования за правильными вещами. Как нам помогает Дух Христа? Через утробу женщины: Христос вышел из утробы 17-летней девушки, – то есть из утробы нашего совместного опыта, опыта в общине; из утробы конкретного опыта Дух сообщает нам свет и помощь.

Свобода

Собрание

Мы заставляем вас повторять слова, услышанные в лекции, и слова молитвы – слова, которых вы не понимаете, – не потому, что мы дураки и заставляем вас повторять то, чего вы не понимаете. Мы знаем, что вы не понимаете этих слов, мы тоже не понимали их, когда были маленькими, как вы, но только повторяя их, можно понять. То, что двухлетний малыш называет словом «мама», будет называться тем же словом и когда ему будет пятьдесят лет; но это самое слово – не другое! – будет коренным образом отличаться, оно станет гораздо глубже осмысленным, гораздо глубже любимым, глубже осознанным… А ведь человек повторял его всю жизнь. Таков же и метод, посредством которого мы идем к Богу, общаемся со Христом.

Я подумал об этом, услышав слова: «Мы никого не знаем по плоти»[40]; вы помните, что вы это читали? Не помните? Уже не помните?! «Кто во Христе, тот новая тварь». Если я попрошу вас объяснить мне эту фразу, то никто из вас (разве что какой-нибудь неизвестный гений – пока неизвестный!) не сможет объяснить. Кто-нибудь может ее объяснить?

Если вы не знаете, что это значит, то почему повторяете? Потому что кто-то заставляет вас повторять эту фразу! Почему? Потому что это одна из форм просьбы. Мы прекрасно знаем, о «ком» мы просим, мы просим о Христе; выражение, с помощью которого мы просим о Нем, непонятно, мы поймем его с опытом, который зреет со временем.

Понимаешь, дорогая? Выражение, которого ты не поняла, – это выражение просьбы, просьбы о Христе. Правильно ли ты делаешь, что просишь о Христе? Правильно или нет? Да! Но эта просьба выражается в соответствии с типом познания, который требует зрелости, поэтому ты будешь понимать ее, становясь зрелой. Но если ты используешь это выражение для того, чтобы просить о Христе, ты используешь его не впустую: ты используешь его, чтобы просить о Христе; важно не само выражение, а просьба о Христе. Ведь каково самое великое действие, которое способен делать человек со всем своим умом и со всей своей свободой? Просить, или нищенствовать, что одно и то же. Потому что человек – это бедняга! Совершенный бедняк, который может только просить, совершенный бедняк или маленький ребенок; что бы ни делал ребенок, он просит: хнычет, плачет, просит, протягивает ручку или дергает маму за платье, – просит.

Давайте посмотрим, о чем же была предыдущая лекция? О ноге? Нет!


О свободе.

Только подумайте, в вашем-то возрасте кто-то говорит вам о том, что такое свобода? Кому еще из ваших сверстников говорят о свободе? Говорили ли вам о ней до сих пор? Никто не говорил вам о свободе! В разговоре с вами все употребляют слово «свобода», допуская в нем определенное значение, которое является ошибочным. И не факт, что вы уже усвоили то, что мы вам сказали. Сказано значит усвоено? Нет и нет! Только если пояснения повторяются, если повторяются объяснения, если вы внимательны к объяснениям, которые повторяются, то в какой-то определенный момент в вас разгорается свет, которого пока нет или же который только-только загорелся.

Но что важнее всего? Что важнее всего в этом объяснении? Желать понять, то есть просить, просить, чтобы понять, просить, постоянно просить. Нет большего богатства, чем просьба.

Просить не значит претендовать. Претензия просит, наперед задавая условия, выставляя перед собою собственные меры; нельзя претендовать на что-то, чего мы не знаем, можно только просить.


Что значит, что все творения не заполняют широту моего желания?

Они не совпадают с всецелым объектом моего желания. Поэтому, во-первых, мое желание находится в определенном шатании, следовательно, может выбирать; но прежде всего оно стремится выбрать то, что больше его притягивает, – скорее эмоцию, нежели соответствие, скорее мимолетную эмоцию, чем соответствие судьбе. Это естественно!

Но самое прекрасное – это понятие отрыва и умерщвления. Отрываясь от того, что больше тебя притягивает, ради любви к тому, что больше тебе соответствует, что более справедливо, ты совершаешь умерщвление ради утверждения нравственного закона (это отношение с судьбой, а не с тем, к чему притягивает тебя инстинкт), и это умерщвление не исключает ничего: omnis creatura bona (всякое творение благо). Эта фраза, как говорит Шарль Меллер в предисловии к книге «Греческая мудрость и христианский парадокс»[41], является величайшей фразой за всю историю человеческой мысли. Вся история человеческой мысли отделяет то, что благо, от того, что зло, в то время как христианство говорит: ничто не зло, нет ни одного злого творения; зло заключается в самом выборе того, что противоречит твоей судьбе. Зло находится только в действии выбора свободы; поэтому фактор греха – человек, свобода человека. Однако и над свободой господствует что-то другое и переворачивает ее что-то другое: это судьба, которая вновь берет тебя, призывает, дает тебе силу, чтобы снова взять себя в руки и ответить на призыв. Он Сам пришел дать тебе силу на то, чтобы взять себя в руки и ответить на призыв: это община, в которой ты живешь, внутри Церкови, к которой ты принадлежишь; Он дает тебе принадлежность к общине, в которой Он таким образом тебе помогает. Община – это то, чему мы принадлежим: это больше, чем отец, чем мать, чем семья.


Незавершенная свобода проявляется и в отношении ко Христу?

Незавершенная свобода есть незавершенная свобода. Свобода несовершенна перед лицом чего бы то ни было: перед лицом себя самой, перед лицом судьбы, перед лицом Христа, перед лицом мамы, папы, подруги… она несовершенна по отношению ко всему; ее несовершенство проявляется с кем бы то ни было, а поэтому и со Христом.

Именно поэтому Христос может представать перед нами безо всякой привлекательности, которой Он на самом деле обладает; свобода искажает наш взгляд, мы смотрим на что-то другое, и тогда Он уже не предстает перед нами Тем, Кем Он является. Чтобы понять, каков Он, нужно хорошо смотреть на Него. Когда Андрей и Иоанн были у Него, то, пока Он говорил, разве они рассматривали мебель в доме? Они смотрели, какие картины висели у Него на стенах? Они были там и смотрели на Него: они смотрели, как Он говорил. И, поскольку их свобода была несовершенной, присоединение к тому, что Он говорил, было дрожащим, слабым, но это присоединение было, они желали этого.

Конечно, мы несовершенны и в отношении со Христом. Более того, в отношении со Христом мы гораздо более несовершенны, чем с другими. Из-за чего? Из-за первородного греха. В нас есть эта рана, этот детский паралич, и он влияет на то, как мы входим в отношение с объектом, в зависимости от величины объекта; чем более достойным и великим является объект, тем больше влияет на отношение с ним эта рана. Первородный грех – это не недостаток, это не значит, что Бог ошибся при творении; первородный грех – это действие человека, которого Бог создал настолько связанным со всеми другими людьми, что ошибочное начало отразилось на всем.

В школе я приводил такое сравнение. Представьте себе канат, который лежит на земле, ты с легкостью пройдешь по нему, даже почти не глядя; подними канат на стометровую высоту, и у тебя закружится голова, ты уже не сможешь идти, если ты, конечно, не самый лучший в мире канатоходец. А поднять его на тысячу метров – так тут уже и канатоходец упадет[42]. Первородный грех – это экзистенциальное условие, существующее не по вине отдельного человека, который несет, тем не менее, на себе его последствия; оно существует по вине того, кто совершил этот грех. А как он совершил его и в чем он состоял – это тайна, тайна начала. Тот факт, что это «тайна», раздражает, но если не допустить этой тайны, то ничего не будет понятно в бедствии человека. Человек – это катастрофа; учение о первородном грехе объясняет эту катастрофу самым что ни на есть сообразным способом.


Когда работа тяжелая, трудная, как в такой ситуации задействовать свободу?

Когда я должен выполнить тяжелую задачу, как может вступить в действие моя свобода в такой тяжелой ситуации? Послушай, назови мне самую тяжелую в мире ситуацию. Это смерть. Ты знаешь, что Иисус был убит, и убит несправедливо; как Он задействовал Свою свободу?

Принимая! Принимая замысел Иного, то есть Божию волю: Отче, если возможно, то сделай так, чтобы Я не умер! [Он сказал так, доказывая, что Он такой же человек, как и я] Впрочем не Моя воля, но Твоя да будет [и таким образом Он доказал, что Его свобода неизмеримо превосходит мою][43]; это дает и мне, когда я должен выполнять трудную работу, возможность сказать: «Да будет воля Твоя». Понимаете? И это поведение умное или безропотное? Умно ли сказать: «Я принимаю эту тяжелую работу», как Христос принял крест? Почему исполнять волю Божию в тяжелой ситуации, которая заставляет тебя даже умирать, правильно, или, лучше сказать, разумно?


Потому что это соответствует.

Чему соответствует?


Твоим потребностям в счастье.

А смерть соответствует твоим потребностям в счастье?


Миссии, которая была Ему поручена.

Следовательно, трудная задача, которую ты должен выполнить, – это миссия, которая тебе поручена. Кем? Богом. Через начальника – Богом; через Понтия Пилата, который те несколько лет был начальником народа израильского, именно Богом была поручена Христу эта задача. Поэтому умным, то есть разумным, является то, что на самом деле соответствует сердцу, потому что соответствует воле Бога; соответствовать воле Бога значит соответствовать своей судьбе, идти навстречу к судьбе. Разумное – это то, что дает тебе идти к твоей судьбе. И твоя судьба – это Тайна Бога.

Я просто обязан задать вам сейчас этот вопрос: что такое свобода? Способность к отношению с судьбой. А судьба? Что такое судьба? Поставим вопрос проще: где находится судьба? Судьба находится в конце жизни. Возьмем трассу Милан – Комо: где начинается Комо? В конце трассы, там, где трасса, ведущая в Комо, приходит к своему назначению! Дорога Милан – Павия: пункт назначения этой дороги находится там, где начинается Павия. Назначение – это то, что имеют в виду прежде всего; когда начинают путь, имеют в виду назначение, судьбу (в данном случае это Павия). Потом проделывают путь, трудятся, трудятся, трудятся… Доезжают до Павии – труд окончен! Судьба находится в конце пути, то есть за последним шагом по дороге, она находится за смертью. Разумное – это то, что ведет к назначению, к судьбе; сердцу соответствует не инстинкт, который ты чувствуешь, а то, что ведет твое сердце к его судьбе; вести твое сердце к судьбе может и жизнь, полная боли и лишений.

Вам, конечно, не советовали прочитать роман «Жизнь и судьба»[44]. Никто из вас не читал его. Так возьмите его, и года за три вы его осилите! В нем описана жизнь русского народа в правление Сталина, это историческая книга, ужасающая и прекрасная: это книга, достойная Достоевского! Жизни этих людей изуродованы, обезображены. И в такой ситуации, которая предоставляла либо самоубийство либо жизнь, жить было правильным, потому что, живя, они, сами того не зная, принимали путь, который вел их к судьбе. Жить – это разумно. Иначе, когда все плохо, разумнее всего было бы застрелиться; но нет!


Вы говорили: нужно, чтобы бесконечное достигало человека, пробуждая его свободу; следовательно, эта судьба уже находится здесь. Я хочу спросить, возможен ли опыт совершенной свободы как присоединения к всецельности уже сейчас, даже в ситуации выбора.

Прирастание к судьбе – это смысл каждого шага, который ты совершаешь в пути. Это путь: твои шаги могут быть медленными, неуверенными, слабыми, но в любом случае ты совершаешь шаги навстречу судьбе. Каждый шаг к твоей судьбе – это шаг ко всей судьбе (не может быть половины судьбы или трех четвертей судьбы). Но непосредственный объект твоей воли и твоего действия не является присутствием судьбы в его окончательном целостном выражении, и поэтому он не может тебя удовлетворить, он может только сделать тебя более удовлетворенной, чем если бы ты совершала шаги в другом направлении (кто последует за Мной, получит жизнь вечную [и это судьба] и во сто крат на земле[45]).

То, как мы будем любить в раю, может быть только предугадано и понято теми, кто на самом деле с полнотой и верностью всем своим существом любит других в этом мире. Кто любит своего ближнего всем своим существом, со всей своей верностью, со всей своей силой воли, со всей своей способностью к жертве, иначе говоря, со всей своей привязанностью, может больше предвидеть, больше представить себе то, каким будет рай, но это еще не рай.

Поэтому тот, кто последует за Ним, будет иметь сто крат на земле. С первого года преподавания религии в лицее я говорил: «Во сто крат на земле – это значит, что ты будешь в сто раз больше любить свою девушку, что ты будешь в сто раз больше любить своего парня, вы во сто раз больше будете любить своих папу и маму, во сто крат больше полюбите ваших одноклассников. Ведь пять лет вы вместе, и между вами полная отчужденность, между вами нет дружбы, а только потворство друг другу. Потворствуя друг другу, вы собираетесь вместе, чтобы делать глупости или ходить на прогулки в горы по выходным, но нет дружбы, потому что дружба – это выплескивать свое существование в жизнь другого человека». Поэтому: кто следует за Мной, кто следует за судьбой, кто стремится к судьбе, получит судьбу, достигнет своей судьбы и получит во сто крат на земле.

В третьей книжке Гвидо Клеричетти[46] (я надеюсь, что у вас есть первые две его книжки с афоризмами; многие из них – это наблюдения с величайшим чувством юмора, а величайший юмор – это всегда грусть) на последней странице обложки изображено звездное небо, а внизу написано: «Проведите одну линию через все звезды, и вы получите готовый рисунок». Судьба – это проводить линию между всеми вещами, и это произойдет только в конце, потому что это возможно только с иной точки зрения: с точки зрения Того, Кто творит звезды. Кто последует за Мной, тот получит жизнь вечную и во сто крат на земле, тот сможет в сто раз больше наслаждаться звездами.

Так случилось однажды со мною, когда я был капелланом в миланском доме отдыха на море в Челле Лигуре – я служил там зимой, потому что заболел, и пережил замечательный опыт. Например, каждый вечер я ходил из Челле Лигуре в Варацце и обратно. Там есть один изгиб, где побережье глубоко вдается в море; на берегу небольшой парапет, а сразу за ним начинается пляж и море. По вечерам весной этот парапет был просто заполонен парочками влюбленных, и я часто проходил и думал: «Кто знает, как живут эти бедные люди, эти бедняги, которые живут, не зная, зачем они живут и чем они живут, и поэтому живут инстинктом (а ведь все люди так живут!)». Однажды вечером луны не было видно, а небо было абсолютно чистым и полным звезд. И вот на изгибе дороги я увидел, как никто из вас никогда не видел, в море… (Знаете, я по утрам будил ребят и говорил им: «Пойдемте посмотрим дорожку на море! На море дорожка!»[47] Тогда все быстро просыпались, а иначе их нужно было будить полчаса!) И вот, я увидел – я просто застыл на месте, глядя на это, – я увидел на море дорожку от Млечного пути. И тогда я подумал: «Это на самом деле правда, существует во сто крат на земле. Кто умеет так наблюдать за морем? Кто умеет наблюдать за реальностью таким образом? Никто из этих людей». Понимаете? Млечный Путь, который образует дорожку на море, еле-еле различимую, но четкую, которая не столь ярка, как лунная дорожка, похожая скорее на солнечную; это не просто отражение, это в самом деле дорожка из света. Никто из вас никогда не видел дорожки из света Млечного Пути на море, никто никогда этого не наблюдал, никто этого не обнаруживал и никогда бы не обнаружил, если бы не обращал внимания на все так, как делает нас способными обращать внимание любовь к судьбе, которой является Христос.


В эти дни я осознал, что переживал свободу в отношениях с людьми, смотря больше на их судьбу. Но, отдавая себе отчет в том, что моя свобода, как и свобода всех людей, ограничена, я хотел спросить, связан ли с этим опытом свободы и опыт благодати.

Опыт свободы, когда ты смотришь на творение в отношении с его судьбой (а значит, и с твоей судьбой, потому что судьба едина для всего), – это твое действие. Ты понимаешь, что это действие твое, и это настолько верно, что у тебя могло бы быть искушение посмотреть на это творение иначе, а ты не смотришь на него по-другому, потому что рассуждаешь и говоришь: «Ну, посмотрю я по-другому… и что дальше?»

Но если бы ты не встретил определенную компанию, если бы ты не слышал разговоров на некоторые темы, если бы твоя мама не научила тебя молитве «Отче наш», если бы Тот, Кто создал тебя, не дал тебе определенной душевной чувствительности, ты тоже был бы неуклюжим, приземистым, грубым и неотесанным, как большинство тех людей, которых ты знаешь, и ты говорил бы о творениях с той же грубостью, с тем же отвращением, какое вызывают многие люди, когда говорят (многие молодые люди, когда они говорят о женщинах, и так далее…). Следовательно, это означает, что это не чистый выбор твоей свободы, не исключительно выбор твоей свободы: твоя свобода присоединяется к совокупности указаний и благих побуждений, которые уже есть в ней; свобода заключается именно в этом: присоединиться к тому, что подталкивает тебя к справедливости и благу.

Осуществить все это тебе позволяет благодать. Обладать характером с определенной чувствительностью, с определенным инстинктивным отвращением к неотесанности – это благодать, выучить наизусть «Отче наш» – это благодать, встретить определенную компанию – это благодать, слышать, как Он говорит тебе: «иди ко Мне», – благодать, это ни с чем не сравнимая благодать; поэтому сейчас вы можете что-то предчувствовать, но сколько нужно времени, чтобы понять это лучше! Время, которое проходит, – это благодать!

Но, даже получив эту благодать, твоя свобода может быть столь капризной, столь возмущенной, столь нигилистичной, столь беспокойной, предпочитающей инстинктивность, которая всегда присутствует, вплоть до того, что всему, что подсказывают тебе твоя чувствительность, «Отче наш» и компания, она говорит «нет».

Поэтому тот факт, что ты говоришь «да», – это плод предшествующей благодати и благодати, имманентной моменту выбора, моменту действия, когда ты решаешь думать о судьбе. Постоянная благодать готовит тебя и поддерживает в нужный момент. Поэтому твоя свобода скорее состоит в том, чтобы просить Христа о благодати, чтобы Он просветил и поддержал тебя в нужный момент, нежели в том, чтобы говорить: «Христе, давай я все сделаю; я сам позабочусь об этом, а когда придет нужный момент, я сам все сделаю». Многого стоила бы тебе такая самонадеянность.

Душе, любящей судьбу вещей, то есть свободной душе, живущей измерением свободы, присуща такая отличительная черта, которую можно обнаружить в людях с простым сердцем, которую можно часто обнаружить в бедных людях, а уж когда мы обнаруживаем ее в богаче или умном и образованном человеке – это воистину чудо. Это благодарность. Благодарность, это как бы оттенок благодарности, как очертания благодарности, грань благодарности, оттенок благодарности именно в действии, – во всем том, что человек делает, – и это самое прекрасное, что только можно увидеть в лице и в поведении людей. Мне запомнилось, как один брат в нашем убогом семинарском театре пел: «Господь видит доброту более, нежели лицо». И человек так же. Человек видит доброту более, нежели лицо, потому что доброта более реальна, более последовательна и более ощутима, более значительна, чем приземистый или воздушно-легкий facade, лицевая сторона.


В прошлый раз в лекции о свободе Вы сказали: «Возможно ли это для одинокого человека?» Поэтому я хотела спросить, какое значение, какое внимание должны мы уделять нашей новой компании в течение недели, каким образом она непосредственно участвует в самой природе вещей, о которых мы говорим.

Первый аспект вопроса: прежде всего, можно ли признавать и переживать свободу в одиночку? Теоретически да, практически это невозможно, разве что в случае какого-нибудь чудесного исключения, потому что в одиночку человек является жертвой среды, в которой он живет; только ошеломительное вмешательство Бога способно спасти индивидуум от среды, от внешнего и ментального типа среды, от естественных привычек той среды, в которой мы живем. Следовательно, первый аспект заключается в том, что в одиночку гораздо труднее воспринять и овладеть свободой настолько, чтобы жить ею.

Если в одиночку так тяжело, то вместе становится легче. Что значит вместе? Когда ты идешь с другими по одному и тому же пути. И когда эта компания ведома и образуема, ведома и поддерживаема призывом к тому, что справедливо, что истинно, призывом к тому, чем на самом деле является свобода, призывом к судьбе, ради который мы сотворены, то есть религиозным призывом, христианским призывом. В компании, где осуществляется христианский призыв и где люди присоединяются к компании именно потому, что в ней есть этот призыв. Более того: где люди присоединяются к компании потому, что ощутили одно и то же призвание. Тогда понимать, что такое свобода, и особенно реализовать ее становится легче.

Анна живет в некотором месте, преподает в некоторой школе и по совместительству ведет некоторый курс в университете.

Она решает позвонить тебе, потому что знает, что ты дома: по средам у тебя занятия до двенадцати, а может быть, дело происходит в субботу и ты совсем свободна: «Как дела?» Ты удивлена, что человек, которого ты до сих пор никогда не видела, звонит тебе. Ты уже позабыла, что она ответственная за твою группу! Конечно, ты очень рада, что она тебе позвонила. Она говорит тебе: «Ну, смелее! Знаешь, мне тоже нужно было быть смелой, и не только вчера, но и сейчас. Поэтому будь смелой, проси у Богородицы, проси у Духа Святого благодати понять. Проси Святого Духа, чтобы Он дал тебе понять то, что в последний раз говорилось о свободе, потому что это очень и очень важно». Возможно, как раз в этот момент тебе трудно с папой, или с мамой, или с молодым человеком, чьи глаза не дают тебе покоя… И ты благодаришь ее. «Пока». – «Пока». Ты кладешь трубку и думаешь: «Нет, я должна быть более решительной», – и становишься более решительной с молодым человеком, чьи глаза не дают тебе покоя. Понимаете?

Компания, как когда мы идем в горы, компания как взаимный призыв (когда мы в компании, мы призываем друг друга: «Будь внимательным здесь, будь внимательным здесь», говорим с одним, с другим), компания как взаимный призыв к судьбе, или к цели, или к веселью, или к радости, или к чистоте, помогает тебе действовать свободно, дает тебе понять, что такое свобода.

«Знаешь, Анна, я не совсем поняла про широкую и узкую линии: меня больше привлекает широкая линия, находящаяся внизу, чем узкая вверху. Как мне выбрать ту тонкую линию, которая находится выше?» И она объясняет тебе, поскольку рисунок несовершенен (и об этом сказал и тот, кто его нарисовал, объяснив, что нужны были бы две плоскости, потому что он тоже не дурак). Когда она объясняет тебе это, идея свободы захватывает тебя все больше. Именно так мы учимся. С годами, проведенными в этой компании, человек становится другим, он отличается от других: он отличается от других на работе, он отличается от других в школе, он отличается от других в университете, он становится другим в семье. Он понимает, размышляет, чувствует, действует, использует вещи по-иному, нежели другие. Этот человек, как сказал бы святой Павел, – новый человек, потому что во Христе Иисусе уже не важно, грек ты или еврей (великое идеалистическое разделение того времени), а важно новое творение, новый образ мысли и чувства[48]. Через несколько лет… Да даже не лет: из месяца в месяц мы меняемся, даже если не понимаем, как.

Когда я начинал движение GS (Студенческая Молодежь[49]), я преподавал в первом классе лицея Берше; и в течение всего года на мои собрания не пришло ни одного человека, поэтому я проводил их с теми немногими (их было семь или восемь) ребятами из гимназии, которых я встретил почти случайно и которые были мне верны. В конце года я пошел к директору, чтобы сказать: «Господин директор, для занятий по физике существует специальная аудитория, а специализированной аудитории для занятий по религии нет, поэтому в конце года, чтобы проводить упражнения по религии, я на три дня увезу ребят с собой». Я не сказал ему, что это духовные упражнения, я сказал, что это будет «эксперимент по религии». И я отвез их в прекрасное место, это был дворец на озере Орта. Их было примерно шестьдесят. И вот в определенный момент я говорил о том, что жизнь растет медленно, что мы не видим, как растет жизнь… Когда мы ездили отдыхать, как только мы приезжали на место, моя мама ставила меня к одному и тому же дереву и отмечала ножом мой рост; через три месяца она опять приводила меня к этому же дереву, и было видно, настолько я вырос за три месяца. И так каждый год… В общем, дерево было полно таких зарубок. Жизнь растет, но ты не видишь, как она растет. Все они слушали с блуждающим выражением лица, не понимая. «Как же, вы не понимаете этих слов? А ну-ка все на улицу!» Я выбежал с ними на улицу, там была прекраснейшая клумба с голландскими тюльпанами, которые еще не все расцвели. «Посмотрите внимательно на эти цветы: живые они или мертвые?» – «Живые». – «Если они живые, то они движутся, жизнь движется. Смотрите на них внимательно: когда увидите, как они движутся, скажете». Они остались там… а я ушел! Они остались стоять, ничего не понимая, а я вернулся через две или даже полторы минуты и сказал: «Я мог бы оставить вас здесь на весь сегодняшний и даже завтрашний день, вы врастете в землю, но так и не увидите, как проявляется жизнь, и все-таки она проявляется». Шаг развития жизни бесконечно мал. Развитие жизни – это как маска, которая скрывает тайну, тайну жизни как таковую.

Точно так же, по прошествии месяцев и лет, вы научитесь и этому. Научитесь, если будете следовать. Все те люди, которые последовали, а потом однажды сказали: «Да, может быть, Вы и правы, но я устал и ухожу», – ничему больше не научились. Те, которые остались, научились. Это ужасающе: кто остается, научается, становится самим собой; кто не остается, теряет себя самого.


Творения привлекают свободу. Часто я чувствую, как самые различные вещи, дела, ситуации, в которые я хотела бы полностью окунуться, взывают ко мне, и я хотела бы, чтобы реальность развивалась согласно определенному благому замыслу. Я хотела бы знать, как можно очистить взгляд, просить о том, чтобы во всех ситуациях быть орудием? В общем, как призвание касается этого желания вовлечься во все?

Если любое творение, как мы сказали в прошлый раз, является отблеском бесконечного совершенства бытия или Тайны, – даже травинка, даже сосна, сосновая иголочка… Когда я был маленьким и учился в начальной школе, я помню, как летом в горах я не давал маме покоя: «А Господь знает, сколько листочков на всех-всех деревьях в мире?» Мама, немного в смущении, отвечала: «Конечно!» А для меня, в самом деле, было невыносимым возражением, что кто-то может знать количество всех иголок на всех соснах мира. Но принцип остается тем же: каждый созданный предмет является отблеском совершенства, океана совершенства, бесконечного совершенства тайны Бытия. И это не такой отблеск, как от света в проекторе: ты вставляешь предмет в проектор, и он проектирует форму; здесь все не так, здесь сама природа сосновой иголки является отражением Тайны, потому что сосновая иголка не создает себя саму ни на миг.

Поэтому, если каждое творение есть отражение богатства Бога, то чем больше в тебе чувствительности, тем больше ты испытываешь притяжение со всех сторон: от больших и маленьких объектов, от того, что толкает тебя спереди, от того, что давит на тебя сверху, от того, что подталкивает тебя сзади… в общем, со всех сторон.

Первая проблема: как узнать, что мы должны выбрать в этот момент, в этот определенный момент? Это, как ты сказала, проблема призвания: ты должна выбрать то, на что Бог указывает тебе как на что-то полезное (если не необходимое) для задачи призвания, которую Он тебе поручил. Например, если твоя жизнь посвящена Господу, и ты преподаешь в школе биологию, то твое призвание заключается в том, чтобы посвящать себя Господу полностью, в том числе преподавая в школе биологию. Если ты преподаешь биологию, ты должна уметь как можно лучше объяснить, что такое сосновая иголка. Поэтому именно твое призвание устанавливает, что ты должна интересоваться сосновой иголкой, а не Моцартом или Бетховеном, как Вера, которой выпала такая удача и которая получила благодать преподавать музыку. Ничего другого тут не ответишь: через обстоятельства, если твоя душа расположена и внимательна к Богу, Он покажет тебе то, что полезно и лучше для твоего призвания, в том числе и в твоей работе, потому что работа – это неотъемлемая часть призвания.


Можно сказать, что свобода – это как бы решение, или позиция желания пребывать в том изумлении, которое пробудила в нас встреча?

Я бы сказал, что свобода – это расположенность действия и привязанности к тому, чтобы видеть, как во всех отношениях вновь предлагается та исключительность и то величие отношений, которые составили твою первую встречу.

Это замечание очень важно. Встреча, из-за которой человек пришел в Движение или в Memores Domini, возможно, была едва различимой, была почти неосознанной; однако никто не может сказать, что кто-то притащил его за горло. Нет! Раз ты здесь, то потому, что что-то поразило тебя; слабо, но поразило. Поразило, по крайней мере, через предчувствие, по крайней мере через предчувствие исключительности, или, как говорит Библия, обетование счастья. Обетование, которое в менталитете евреев в то время отождествлялось с плодовитостью.

Свобода – это способствовать расположенности ума, привязанности и творчества ощущать Присутствие и соответствовать ему, Присутствию, обусловившему для тебя начало, и Присутствию, которого, на что бы в мире ты ни смотрел, в каких бы обстоятельствах ни оказывался, в какой бы день ни вставал, даже в день самого трудного экзамена, ты не упускаешь из виду. Труд учебы делает разумным та же самая причина, по которой ты влюбилась во Христа.


Возвращаясь к графику, который Вы нарисовали в прошлый раз, мы думали о том, где на этом графике находится Иисус Христос, потому что Он, как Вы только что сказали, Бог, Который участвует в истории конкретно, во плоти. А там описана траектория свободы, которая идет к своей судьбе и встречает творения.

В любой точке графика. Христос – это не что иное, как воплощение (облечение в плоть, рождающуюся от женщины) последнего предела, последней границы, определяющей свободу. Свобода – это способность отношения с бесконечностью. Бесконечность мы обозначили последней линией; эта линия – Слово, Тайна, ставшая плотью. Плоть – это значит маленький ребенок, поэтому это может быть даже отрезок длиной в сантиметр; однако став плотью, он мог наложить свой отпечаток на то, как ты смотришь на звездное небо, и линия уже кажется длиннее.

В любом случае, если бесконечность становится плотью, это означает, что бесконечность входит в единственный великий опыт истории, которым является реальность Бытия, реальность Тайны, переживаемая человеком в меру самого человека. Поэтому ты обнаруживаешь во всем конкретный отблеск Христа, ведь из чего состоишь ты? Из чего состоит сосна? Из чего состоит птичка? «Все Им стоит». Поэтому, если ты смотришь на птичку так, как смотрел на нее Христос, ты удивляешься, поражаешься этому, как удивлялся ты, когда, читая или слушая кого-то, ты понял, что Христос – это истина; ты испытываешь что-то столь же великое.

Если ты слышишь птичку (соловья, например) так, как слышал ее один миссионер, с которым я ездил по Макапе, по берегам Амазонки (там ничего не было: ни дорог, – ничего, одни только змеи)… Мы ехали с ним на джипе, и он рассказал мне свою историю. Он живет в двух часах езды на джипе от центра миссии, в городке Макапа, с населением в тридцать тысяч жителей. Я спросил его: «Не страшно Вам там жить?» – «Да нет, привыкаешь… И кроме того, каждые две недели я возвращаюсь к моим братьям» (он возвращался в свое братство, чтобы отдохнуть на один день). У него была тогда редчайшая модель Гуцци 750, таких вообще было очень мало; он просто обожал свой мотоцикл, он даже рассказывал, что, когда начинался дождь (там в любую минуту может начаться ливень, а потом так же неожиданно прекратиться), то он своим плащом накрывал мотоцикл, а не себя. Как-то вечером он устал и прилег на землю отдохнуть, рядом с ним стоял мотоцикл, покрытый накидкой, а он слушал соловья (он говорил: «здесь тоже есть соловьи, и они поют так же, как и у нас, но в их пении всегда не хватает последней трели»; он заметил, что в мелодии этого соловья не было этой последней трели, как будто мелодия остановилась). Когда он слушал соловья, до него вдруг донесся рык подкрадывавшегося к нему леопарда. Через долю секунды он уже вскочил на мотоцикл. И когда он трогался, леопард уже был на том месте, где он лежал до этого. Я хочу сказать, что миссионер, который смотрит так на все – не только на соловья, но на все, – это открытая свобода, готовая к тому, чтобы признавать тайну Христа во всем; реальность творения становится для него восхищением, на что бы он ни смотрел, даже если он смотрит на травинку, как когда Иисус смотрел на зубы мертвой собаки, чье тело уже совершенно сгнило[50].

Ведь если Бог стал Человеком, это вовсе не означает, что Он стал Тем определенным Человеком, и все. Этот Человек является фактором, порождающим всю историю человечества, влияющим на всю историю человечества, влияющим на все развитие истории, вплоть до того, что святой Павел сопоставляет Его со всем: «Все Им стоит»[51].

Друзья, я прекрасно понимаю то смятение, самое настоящее смятение, которые эти слова вызывают в вас, потому что это другой менталитет; то, о чем мы говорим, – это другой менталитет, то есть другая культура, другое видение, ощущение, привязанность, использование мира: это другой мир! Мир, где Бог является Человеком, присутствует и ест со мною за одним столом (Евхаристия), – это иной мир. Это иной мир; только этот мир истинен, а другой ложен и не исполняет того, что говорит: «Есть у них уши, но не слышат, есть у них глаза, но не видят, есть у них уста, но не говорят»; они не исполняют ни одного из тех обещаний, которые дают[52].


Объясните, пожалуйста, еще раз, что значит, что свобода несовершенна?

А что такое свобода?


Способность достичь судьбы, способность войти в отношение с Тайной.

Значит, свобода исполняется, когда достигает цели. Свобода есть, свобода присутствует вся, свобода исполняется, является полной тогда, когда она достигает цели; до этого она несовершенна. Она несовершенна, но ее динамика такова, что она стремится достичь судьбы, исполниться. Ребенок – это еще не взрослый человек, но вся его динамика устремлена на то, чтобы стать человеком.


Все состоит в достижении цели; Вы говорили, что пункт назначения в случае с трассой Милан-Павия – это то место, где заканчивается трасса в Павию; в чем тогда заключается ценность трассы?

Ценность трассы заключается в подобающем использовании мотора, машин… Если ты поедешь на машине, детали которой сшиты между собой обычными нитками, ты, наверное, и трех метров не проедешь. Дорога нужна для того, чтобы понять, истинно ли твое намерение, твое признание того, что ты желаешь цели, и твоя любовь к цели, и твоя способность использовать свободу ради этой цели. Это испытание. Пеги в «Мистерии»[53] постоянно говорит о том, что жизнь – это испытание; путь – это испытание.

Но, дорогая моя, какой знак привязанности со стороны Бога больше – когда Он делает человека Своим спутником в дороге, преодолевая испытание вместе с ним, или сразу творит человека совершенным? Упакованное растение – это растение искусственное; растение должно произрастать из земли, медленно, по всем законам, иначе оно искусственно. Подобным же образом, чтобы счастье человека не было поверхностным или вымышленным, оно должно происходить и от его свободы; от его свободы и от руки Божией.

Представьте себе отца, который приходит домой с работы – он все еще работает в полях, бедняга… хотя нет, счастливчик, а не бедняга! – вот он идет с работы домой, а под ногами у него путается его младший сын, четырехлетний малыш; жена попросила взять его с собой, и малыш хочет помочь папе нести солому. И вот, и отец несет на спине сноп соломы, и у маленького в руках свой пучок соломы, и с победным видом он шествует за папой, – а у папы на все это уходит на три часа больше. Так и Бог, – это замечал еще святой Петр: Бог долготерпит, чтобы испытать свободу каждого из вас[54].


Ты говоришь, что свободу обусловливают широта желания и способность его удовлетворить, присущие человеку, а одно из желаний человека – это работа. Поэтому человек, не имеющий работы, как бы более подавлен, менее свободен. Поскольку многие из наших друзей не могут найти работу, как они должны смотреть в этот период на эту ситуацию?

Работа прежде всего является сущностным выражением жизни человека и сущностным способом человека подражать Богу: Pater meus usque modo operatur (Отец Мой вечный делатель)[55]… Это если не считать наказания за первородный грех[56]. Поэтому личность, человек, тем более уважает работу, чем более он расположен к тому, чтобы вложить всю свою энергию в то, о чем просит его Бог.

Самый последний критерий состоит не в том, что выполнять ту или иную работу, а в том, чтобы быть послушным Богу. Великая работа Христа – это послушание Отцу. Когда отец Кольбе был схвачен и посажен в лагерь, где он и погиб вместе со всеми теми несчастными, которых до самого конца он старался поддерживать, он уже не работал как раньше, он был призван к другой работе, гораздо более великой работе, – он исполнял волю Отца. Мы призваны не работать, а исполнять волю Отца. Воля Отца включает в себя работу – естественный фактор развития жизни.

А во-вторых, какую работу, – должны задать себе вопрос те девушки, у которых нет работы, – какую работу искать? Ту, которую Отец даст им найти. Поэтому в первую очередь они должны искать ее сами, а не делать так, чтобы все вокруг искали, а они сидели сложа руки. И потом, если они не находят идеально подходящей для них работы, они должны работать даже… посудомойками: мыть посуду – это работа, ничего не делать – это не работа.

Поэтому ценность жизни состоит не в работе, ценность жизни состоит в послушании; в послушание включена также задача работы.

Конец ознакомительного фрагмента.