Глава 2
Разбудили меня какие-то странные звуки. Медленно выплывала из сна, вяло вслушиваясь и пытаясь определить, что не так. Наконец поняла. Не было привычного, не затихающего ни днем ни ночью ровного гула далекой Новослободской, утреннего лая рвущихся на прогулку собак, голосов дворников и неизбежного, как рассвет, шума прогреваемого кем-то двигателя. Вместо этого – торопливые шаги по комнате, шорохи, постукивания, звяканье, треск резко раздвигаемых штор. И внезапно громкое у самой кровати:
– Просыпайтесь, госпожа! Посмотрите, утро уже давно наступило, а вы еще в постели. Совсем нынче разоспались. Забыли, какой сегодня день?
Подняла тяжелые веки и несколько секунд недоуменно разглядывала немолодую русоволосую женщину в длинном темном платье простого покроя, стараясь осмыслить, где я и что вообще происходит.
– Да что с вами, сирра Кателлина? – деятельная незнакомка встревоженно склонилась надо мной. – Вы, часом, не заболели?
Теплая мягкая рука заботливо накрыла мой лоб.
Кателлина… Катэль… Кэти.
Воспоминания о прошлой ночи накатили внезапно. Накрыли волной, подмяли под себя, ударили под дых осознанием своей неотвратимой очевидности. Не выдержав, тихо застонала.
– Ох, Лиос, заступись и огради! – окончательно всполошилась женщина. – Так и есть, заболели. То-то я смотрю, выглядите вы не очень: под глазами круги, бледненькая совсем. И так здоровым цветом лица не отличались, уж простите, но говорю, как есть, а сейчас и вовсе поблекли. Сбегаю-ка я за целителем, пусть посмотрит, а то как бы поздно не стало.
Отчаянно замотала головой. Еще целителя мне сейчас для полного счастья не хватало.
– Что значит «нет»? – правильно растолковала жест не в меру заботливая тетенька. – А чего ж вы хотите?
Мда. Молчание, безусловно, золото, но, как оказывается, не всегда. Придется немного скорректировать планы и начать выздоравливать. Но очень-очень медленно, так, чтобы говорить можно было короткими фразами и только в случае острой необходимости.
– Аль-фии-ссса! – прокаркала хриплым шепотом.
Кажется, получилось достаточно убедительно. В ответ выразительно охнули, и женщина, потрясенная до глубины души печальным зрелищем, взяв сразу с места в карьер, мигом скрылась за дверью соседней комнаты.
Через несколько минут нетерпеливо-тревожного ожидания в комнату вплыла будущая сиятельная сирра. За девушкой маячила фигура ускакавшей на ее поиски спасительницы.
– Ну и зачем ты так настойчиво звала меня сюда? – недовольный голос, брезгливо поджатые губы, холодный, равнодушный взгляд прекрасных глаз. – Что такого произошло у Кэти, что не может подождать хотя бы до завтра? Знаешь ведь, как важен сегодняшний день. Столько сил и времени надо потратить, чтобы выглядеть достойно.
С моей точки зрения, она и сейчас выглядела более чем достойно. Легкое нежно-бирюзового цвета платье красиво облегало ладную фигурку. Роскошные волосы были подняты вверх в нарочито небрежную прическу, открывающую точеную шейку. Щеки девушки раскраснелись, глаза сияли в предвкушении грядущего триумфа. Она была чудо как хороша. И, несомненно, об этом знала.
– Сирра Альфииса, я бы не осмелилась, – заторопилась женщина, прижав руки к груди, – но с госпожой что-то нехорошее случилось, голос пропал, лишь хрипит, и то с трудом. Хотела за целителем бежать, да она воспротивилась, вас просила позвать.
Фиса слегка побледнела, видимо, никак не рассчитывала услышать такую новость, и испытующе уставилась на меня.
– Совсем говорить не можешь? – Никакого тепла или заботы, только нервное любопытство.
Впрочем, ничего хорошего от этой особы я и не ожидала, просто еще раз убедилась в верности выбранной ночью тактики. Если не обольщаться по поводу людей, то и больно не будет. Уж лучше так, чем потом страдать.
– Нем-но-го, – старательно просипела и для усиления эффекта страдальчески скривила лицо.
Девушка задумалась, уставившись в стену и постукивая ноготками по поверхности стоящего рядом столика, бросила на меня несколько быстрых взглядов и наконец решилась:
– Хорошо, зови целителя, Мори. Только пусть он прежде ко мне зайдет, а потом уж я его сама к Кэти отведу. – Поймав удивленный взгляд, высокомерно процедила: – Сирра Кателлина – подопечная отца, забота о ней – долг старшей дочери рода.
Почтительно поклонившись, Мори – значит, вот как зовут мою заботливую радетельницу – заторопилась к выходу, а вот Альфииса уходить не спешила.
– Кэти, запомни, – требовательно начала она, едва дождавшись, когда за убегающей женщиной закроется дверь, – что бы ни случилось, ты ни в коем случае не должна упоминать мое имя в связи… с этой историей. Я ничем не смогу тебе помочь, только свою репутацию поставлю под угрозу. А это недопустимо. – Она на секунду запнулась и досадливо поморщилась. – Жаль, так и не удалось объясниться с отцом! Когда пришла, там уже находился саэр Крэаз, и, разумеется, я не решилась войти. Да и поздно уже было что-либо говорить.
Девушка потерла виски, нервно пройдясь из угла в угол, и снова остановилась перед кроватью.
– Скоро о том, что натворила сирра Кателлина, воспитанница рода Эктар, станет известно каждому. Будет лучше, если подумают, будто отвар корня линиха именно ты у целителя выпросила. Сама. Понятно? Сможешь сообразить, для чего это понадобилось?
Надо же! У приговоренных к казни сегодня самообслуживание? Отрицательно покачала головой: нет уж, милочка, придется самой сочинять подходящую версию.
– Никакой от тебя пользы, – раздраженно прошипела Фиса. – Ну ладно, скажешь, решила добиться своего во что бы то ни стало и боялась, что передумаешь в последний момент, станешь кричать и этим отвратишь от себя сиятельного. В принципе для этого снадобье и было предназначено, так что ты не очень-то и погрешишь против истины.
Самодовольно усмехнувшись, деловито продолжила:
– С целителем я побеседую: за его услуги щедро заплачено, и против воли моей он никогда не пойдет. Так что если даже и проболтаешься или предать вздумаешь, – при этих словах на лице ее мелькнуло странное, пугающее выражение, – никто все равно не поверит. Решат, от отчаяния рассудком помутилась и на ту, что всегда так добра к тебе была, наговариваешь.
Альфииса отвела глаза и, словно прикидывая что-то, негромко пробормотала:
– Может, и хорошо, что ты голос потеряла и никому ничего рассказать не сможешь. Да, пожалуй, все удачно обернулось в конце концов.
Будущая сиятельная помолчала и вдруг неожиданно мягко сказала:
– Нелегко тебе придется, Кэти, но обратной дороги нет. Как поступит отец, и так понятно, – почти сочувственный взгляд. – Теперь все будет зависеть от сиятельного, от его решения. Молись Заступнице и надейся, что все пойдет так, как задумано. Ну а если нет… – не договорив, она отвернулась и пошла к выходу, но у самой двери остановилась, будто наткнувшись на невидимую преграду, постояла пару мгновений и тихо бросила: – Прости!
Через секунду дверь за ее спиной бесшумно закрылась.
Целитель – немолодой худощавый мужчина с умными, цепкими глазами, в неброском темно-коричневом камзоле до колен и такого же цвета штанах – явно не торопился спасать тяжелобольную. Остановившись на пороге, вновь прибывший спокойно рассматривал мое забившееся под одеяло тельце. Встретилась с ним взглядом и мгновенно поняла: если и удастся такого провести, то это будет случайная невероятная удача.
– Мэтр Циольф, что с сиррой Кателлиной? Она внезапно перестала говорить, лишь хрипит, и все, – появившаяся за спиной целителя Альфииса тут же накинулась на него с расспросами.
Мужчина молча прошел к кровати и аккуратно опустился на край. На миг показалось, что он читает меня как открытую книгу и давно разгадал все тайные планы, раскрыл секреты, маленькие хитрости и уловки. Стало ужасно неуютно. От слишком пристального взгляда, от понимающей иронии в глубине усталых глаз. Что он собирается делать? Почему медлит? Сразу сдаст или немного помучает? И как вообще работают здесь врачи: простукивают, ощупывают, заглядывают в рот?
Словно в ответ на эти вопросы мэтр Циольф поднял руки, осторожно опустил мне на горло и замер. Некоторое время ничего не происходило, а потом ровное нежное тепло легкими волнами окутало шею. Минута, другая, и все закончилось. Мужчина отвернулся, переключив внимание на нетерпеливо покусывающую губы Альфиису, а я замерла в ожидании приговора.
– Ну что могу сказать, сирра Альфииса. У вашей подопечной действительно проблемы со здоровьем: повреждены голосовые связки.
Не поверив своим ушам, удивленно уставилась на целителя. Готова была поклясться, что он с первого же взгляда во всем мгновенно разобрался, поставил правильный диагноз. И вдруг такой поворот.
– Вы сумеете помочь? К ней вернется голос? Когда? – Фиса была само нетерпение.
Видимо, мое состояние каким-то образом нарушало ее планы. Пусть немного, но все же.
– Я подробно отвечу на все вопросы и дам рекомендации, – почтительно склонил голову мэтр Циольф. – Но только после того, как проведу детальное обследование и подробно расспрошу сирру. Конечно, насколько это будет возможно в данной ситуации.
– Но я не могу ждать конца этого вашего обследования, – капризно объявила Альфииса. – У меня сегодня еще столько дел!
– Совершенно не обязательно тратить свое драгоценное время в пустых ожиданиях, сирра Эктар, – в сдержанном голосе только самый недоверчивый слушатель, каким в этой комнате, судя по всему, оказалась только я, мог почувствовать осторожное мягкое давление. – В такой день старшей дочери рода надлежит думать прежде всего о себе. А о результатах я сам уведомлю вас. Причем незамедлительно.
Девушка с подозрением уставилась на целителя. Тот ответил безмятежным взглядом человека, которому нечего было скрывать. Похоже, у Фисы каждая минута и в самом деле была на счету – она первой не выдержала, отвела глаза и с явной неохотой, но все-таки отступила.
– Раз вы настаиваете, пусть будет так. – Альфииса старалась скрыть свое недовольство, но оно все равно прорывалось: зло поджатыми губами, гневным блеском глаз, раздраженным трепетом ноздрей. – Только потом сразу же найдите меня. Где бы я ни была. И… и Мори останется здесь.
Если она собиралась этим смутить мэтра, то явно просчиталась.
– Замечательно! – Признательная улыбка казалась совершенно искренней. – Лишние руки мне не помешают.
Неопределенная гримаса в ответ, и будущая сиятельная стремительно покинула комнату, уступив место встревоженной Мори.
Женщина ринулась к моей постели, зачем-то заботливо подоткнула одеяло и застыла неподалеку монументом вселенской скорби, не сводя с мэтра Циольфа преданного взгляда. Тот, не обращая на навязанную помощницу никакого внимания, прошел к окну, достал из кармана невзрачный серый кристалл и, сжав его обеими руками, прикрыл веки.
Мори как-то по-детски восторженно вытаращила глаза, а я замерла, не дыша, зачарованно наблюдая, как под длинными пальцами все сильнее и сильнее разгорается серебристое сияние. Вот оно ярко полыхнуло и погасло.
Мы слаженно выдохнули, вызвав у целителя чуть заметную снисходительную усмешку.
– Вот что, – это уже служанке, – найди моего помощника, думаю, он сейчас в лаборатории, передай кристалл и распоряжение исполнить все в точности, как здесь указано, да побыстрее. Как только мазь Ренелла будет готова, бери ее и немедленно поднимайся сюда. Все остальное Брунис принесет сам.
– Но как же… – Мори явно растерялась: переступая с ноги на ногу, она огорченно хмурила брови и попеременно поглядывала то на меня, то на целителя. – Сирра Альфииса приказала не отходить от вас ни на шаг.
– А еще она велела помогать, не так ли? – вкрадчиво уточнил мэтр Циольф.
– Так-то оно так… – Женщина все еще колебалась, не зная, как ей поступить.
– Неужели не хочешь, чтобы твоя несчастная госпожа поскорее выздоровела? – Да, если уж это не подействует, то больше можно и не пытаться.
К счастью, последний аргумент оказался достаточно веским. Мори решительно кивнула и со словами: «Все передам, как вы сказали, не сомневайтесь, мэтр Циольф» выбежала из комнаты.
Как-то вдруг неуютно стало. От волнения противно засосало под ложечкой и зарябило в глазах. Сморгнула. Стиснула пальцы в кулаки, чтоб не вздумали задрожать не вовремя, потупилась и затаилась.
Заговаривать со мной целитель не торопился. Сгустившуюся тишину лишь однажды нарушил звук его легких шагов, когда он мягко, почти беззвучно прошелся по комнате. Что ж, беседу в любом случае не мне начинать. Если Циольф отослал Мори, чтобы лишних ушей поблизости не было, то рано или поздно сам скажет, что собирался. А если я ошиблась, и ему действительно всего лишь понадобилось срочно передать сообщение помощнику, тогда тем более молчать надо.
– Меня всегда интересовали травы… – Повернула голову: мэтр снова стоял у окна, на этот раз спиной ко мне. – Сначала это было простое любопытство. Как нары-травницы спасают людей, не применяя магии? Неужели сила растений так велика, что может излечить даже тяжелобольного? Дни, что я провел в лаборатории, исследуя свойства трав, можно сложить в годы. Я много читал, путешествовал, и любопытство постепенно сменилось восхищением, – голос его звучал почти мечтательно. – Мои коллеги гордятся своим искусством и презирают ничтожных травниц. Ну а те не смеют и мечтать о силе, что дарована нам, магам. И только я знаю, какого потрясающего результата можно достигнуть, напитав простой настой малой толикой силы. Ни один маг на свете не изучил лекарственные растения лучше. Неужели вы могли хоть на мгновение подумать, что сумеете обмануть меня?
Мужчина резко развернулся и теперь буквально буравил взглядом.
– Вам удалось обвести вокруг кольца служанку и сирру Альфиису. Но меня?..
Пожала плечами. Конечно, я и не надеялась одурачить специалиста-медика, но хотя бы попробовать-то надо было.
– Сирра Альфииса была очень убедительна, объясняя полчаса назад, до того, как позволила пройти в вашу спальню, какой версии событий мне надлежит придерживаться. Так же убедительна, как и позавчера вечером, когда явилась за отваром корня линиха. Я не отказал ей тогда, не смог этого сделать и сейчас, – голос Циольфа еле уловимо дрогнул. – Однажды сирра стала невольным свидетелем моего неблаговидного поступка. Ничего страшного. Но саэр Эктар не стал бы разбираться, а на место главного целителя влиятельного рода всегда найдутся желающие. Да что далеко ходить: тот же Брунис спит и видит себя в этой должности.
Мэтр грустно улыбнулся.
– Я знаю свойства отвара, что взяла сирра Альфииса, предполагаю, зачем он ей понадобился, и представляю, что могло случиться этой ночью. Мне жаль вас, одинокая маленькая сирра, и я помог бы, но не той ценой, что от меня требуется. Вам или сирре Альфиисе – я не должен был давать подобное снадобье, не уведомив своего саэра. Когда о нарушении станет известно, а если вы продолжите изображать больную, это неизбежно случится, я потеряю все. Репутацию, доброе имя, лабораторию, возможность продолжать исследования. Абсолютно все, ради чего живу. Единственный выход для меня – открыть ваш обман старшей родственнице. Сразу же исчезнет необходимость в другой лжи: мне не придется подтверждать публично, что именно вам третьего дня я передал отвар корня линиха. Сам, добровольно, без какого-либо разрешения. И вся эта грязная история останется только между нами тремя. Как, собственно, и предполагалось сначала. Служанка не в счет. Кому интересны россказни нары?
Он ждал ответа, но я опять промолчала. Если просто хотел сдать, сдал бы сразу. Есть еще что-то. Значит, говорить пока не время.
– Не знаю, для чего вам так отчаянно нужно заставить всех вокруг верить, что почти лишены голоса. Надеетесь, что подобная жалкая уловка поможет избежать наказания или хотя бы его отсрочить? Вряд ли. Впрочем, все равно. Подыграть соглашусь только в одном случае, – ну вот мы и подошли к самому главному, – если признаетесь саэру Эктару, что хитростью украли из лаборатории тот злосчастный отвар. Тогда именно вам, а не мне выпадет держать ответ перед главой рода. Лишь на этих условиях я готов поддержать обман. Понимаю, это усугубит ваше и без того непростое положение. Но после сегодняшней ночи сирре Кателлине практически нечего больше терять. А мэтру Циольфу, напротив, придется потерять очень многое.
Целитель прочистил горло и закончил твердым голосом:
– Ответ дадите немедленно. До того, как вернется Мори.
Ну и какие у меня варианты?
Отказываюсь.
Мэтр открывает Фисе глаза на мое коварство. Та, разумеется, в гневе. Трудно даже представить, как она захочет, а главное, как сможет на мне отыграться. Единственный плюс – перед главой рода оправдываться не придется. Хотя… Если слух о том, что ночью я пила отвар корня линиха, все-таки какими-то неведомыми путями просочится в массы, что помешает «доброй» родственнице заставить целителя оболгать меня?
Альфииса безмерно дорожит собственной репутацией и до последнего будет настаивать, что снадобье мужчина передал не ей, а мне. Думаю, Циольфа уговорить она сумеет. Отвечать ему при подобном раскладе так и так придется, но Альфиису мэтр опасается, она имеет на него некий компромат, а я целителю никто. Да и зол он на меня будет за то, что не приняла его предложения.
Два свидетельства против одного. Глупо даже сомневаться в том, кому поверят. Я мало знаю пока о бедняжке Катэль, но то, что она по влиянию и степени доверия к ней никогда даже не стояла рядом с Альфиисой – однозначно.
Да уж, выгоды от подобного решения никакой. А вот проблем я огребу столько, что теперешнее положение буду вспоминать с ностальгией и искренними слезами умиления.
Стоит мне открыть рот, все тут же заметят, что между мною и Кэти, как говорится, две большие разницы. Одно дело прикидываться несчастной больной, никуда не выходить, с трудом отвечать, причем лишь на самые важные вопросы, еле слышно задавать свои. Другое – полностью заменить в повседневной жизни абсолютно постороннего человека. Да и не только в Кэти дело. Я знаю об этом мире не больше новорожденного младенца, и мой первый прокол – лишь вопрос времени.
Разыграть амнезию? А причины? Прикинуться сумасшедшей? Неизвестно, как здесь с безумцами поступают. Может, со скалы сбрасывают.
Короче, куда ни кинь, в этом случае везде клин.
Соглашаюсь.
Главная гадость здесь – обвинение в воровстве вдобавок ко всем моим неприятностям. Но, судя по словам Циольфа, это просто детская шалость по сравнению с тем, что Кэти уже наворотила. Проступком меньше, проступком больше… Боржоми пить все равно уже поздно. А так – куплю молчание мэтра, да и еще кое-что стребую. По крайней мере, попытаюсь.
Итак, лгунья или воровка?
Замечательная альтернатива, даже дух захватывает.
Целитель нетерпеливо кашлянул, давая понять, что больше ждать не намерен, и я рискнула.
– Мэтр Циольф, – после долгого молчания голос был странно низким и сиплым, – я готова подтвердить, что украла отвар. Но взамен прошу помощи. – Мужчина иронично вскинул брови, и я жалобно добавила, стараясь, чтобы звучало поубедительней: – Мне не к кому больше обратиться, поверьте!
– Охотно верю, милая сирра. Никто из рода Эктар не окажет вам поддержки. Особенно после событий прошедшей ночи. А что от меня-то хотите? Разве того, что я скрою вашу ложь перед сиррой Альфиисой, недостаточно?
– Вы очень добры ко мне, мэтр. Больше, чем кто бы то ни был в этом доме, – пылко заверила мужчину, гадая, не переборщила ли.
Но целитель не возражал, даже кивнул слегка. Значит, Катэль здесь и в самом деле не особо жаловали. О слугах, разумеется, речи не шло.
– Именно поэтому остается уповать только на вас, помогите мне, умоляю, – я даже руки заломила для наглядности, – мне так необходимо хоть чье-нибудь участие.
К глазам подступили слезы, и это уже не было просто игрой. Меня слегка потряхивало, я отчаянно нервничала, соображая, правильно ли просчитала то впечатление, что Кэти производила на окружающих. Доверчивая, покорная чужой воле, не очень умная девочка.
– Пожалуйста! – А вот и пресловутая одинокая слезинка.
– Бедное дитя! – Ну, слава богу, хоть какой-то отклик. – Но что я могу сделать? Спасти вас не способен никто. Облегчить участь – только сиятельный саэр Крэаз. Надеюсь, вы не ждете от меня чего-то сверхъестественного? Положение ужасно, и сами ведь это понимаете.
Ничего я не понимаю, хотя и догадываюсь, к сожалению.
– Я ничего не требую, но даже малость в моем положении, – еще бы понять в каком, – значит очень много.
– Так чего же вы все-таки хотите, сирра Кателлина?
– Пусть все окружающие думают, что у меня плохо не только с речью, но и с памятью, – выпалила я. И торопливо добавила: – Так, ничего серьезного, временное помутнение и небольшие провалы, вызванные… Думаю, такому опытному целителю будет несложно придумать, чем это может быть вызвано… – И пока легкая тень подозрения в его глазах не переросла в нечто большее, постаралась объяснить: – Альфииса от меня слишком многого требует. Если бы она поверила, что под влиянием болезни я забыла о некоторых ее наставлениях, признательность моя была бы безграничной.
– А маленькая сирра не так проста и наивна, как казалась, – целитель понимающе усмехнулся, а у меня все внутри оборвалось: неужели переиграла?
Но лицо мэтра Циольфа оставалось спокойным. Успокоилась и я. Нет, обошлось.
– Хорошо, – решился наконец мужчина, и сердце наполнилось ликованием.
Получилось! Получилось! Пусть маленькая, но победа. Первая!
– Скажу, что вы утратили голос и заработали временное расстройство памяти из-за того, что по незнанию украли и выпили не чистый отвар корня линиха, а экспериментальный образец с добавлением некоторых других трав и нитей силы. Это, кстати, и с меня снимет все подозрения. Полностью и окончательно. Никому и в голову не придет, что я могу в своей лаборатории хоть что-то перепутать. А вот посторонний человек…
– Кстати, мэтр Циольф, – поспешила перебить, пока этот экспериментатор не надумал, какие еще бонусы можно извлечь из бедственного положения «маленькой сирры», – а вы не объясните, как я попала в вашу лабораторию? Мори вот-вот вернется, а у меня даже предположений пока нет, как это произошло.
Но служанка не вернулась ни «вот-вот», ни когда все разумные сроки давно уже вышли. Минуты текли за минутами. Мы успели тщательно распределить роли в грядущем спектакле. Детально обсудили вероломство злокозненной сирры Кателлины, которая хитростью втерлась в доверие к простодушному целителю и хладнокровно обокрала этого добряка при первой же возможности, тем самым подставив под удар. Вот уже Циольф стал удивленно поглядывать на дверь. А Мори по-прежнему не было.
В конце концов, когда все было уже не один раз оговорено и беседа потихоньку иссякла, сменившись напряженно-выжидательным молчанием, за дверью раздались торопливые шаги, и в комнату даже не вбежала, а практически ворвалась Мори. Бледная, растрепанная, с самым несчастным выражением лица, она с порога прямо-таки впилась в меня взглядом и больше не отводила его ни на мгновение. Не произнеся ни слова, поставила заказанную целителем мазь на ближайший столик и продолжила с каким-то скорбным любопытством изучать меня.
– Мори, почему так долго?
– А? – Казалось, слова мужчины просто проскользнули мимо ее сознания, заполненного чем-то неизмеримо более важным.
– Мори! – добавил металла в голос целитель, и женщина, слава богу, очнулась.
Впрочем, на Циольфа она так и не посмотрела. И спокойнее не стала, скорее наоборот.
– Ох, мэтр, там… саэр Эктар… а сирра Кателлина… – служанка задыхалась от переполнявших ее эмоций, – несчастное дитя… – Она вдруг тихо заплакала, закрыв лицо руками, и наконец-то отвернулась.
– Понятно, – скривил губы мужчина, – что ж, не буду больше задерживаться. Обследование я провел и лечение госпоже назначил. О твоих обязанностях расскажу позже, сейчас вам обеим совсем не до этого. Зайдешь вечером, после того как глава рода озвучит решение. Ну а я постараюсь навестить сирру завтра. – Помолчал и нехотя добавил: – Если не будет наложен запрет на общение.
После чего, не сказав мне ни единого слова, даже не посмотрев в сторону кровати, мэтр Циольф вышел.
И сразу же меня припечатало к постели праведно возмущенным и до боли узнаваемым:
– Что же вы наделали, сирра Кателлина?
Забавно! Теперь в каждом мире будут клеймить подобным обвинением? Причем самое противное во всем этом – как тогда, так и сейчас – то, что я, как говорится, ни сном ни духом!
– Почему ты позволяешь себе кричать на меня, Мори? – добавить побольше осиплости в голос и, главное, не забыть, что долго говорить не могу.
Женщина вытерла передником слезы и обожгла обиженным взглядом.
– Вот как вы заговорили, сирра? – Это что, Кэти раньше даже служанке отпор дать не смела? – Теперь вижу, истинно говорят: девушка, утратившая чистоту, теряет и свою душу тоже.
Нет, ссориться с единственным человеком, который так или иначе здесь проявляет заботу обо мне, не стоит.
– Мори, – сказала горько, – мне и так плохо. А тут ты еще…
– Бедная моя госпожа, – тут же растаяв, запричитала женщина. – Как же это случилось? Как такое вообще могло произойти? Неужто забыли все, о чем с рождения неустанно твердила вам покойная матушка? Даже я, простая нара, ее слова накрепко запомнила. А уж вы-то едва говорить научились, а уже, так смешно картавя, старательно повторяли вслед за нею строки из «Наставления для благородных дев происхождения высокого».
Тут лицо Мори преисполнилось важности, глаза одухотворенно засияли. И она торжественным речитативом продекламировала, явно цитируя:
– Много даров ниспослано благородной деве небесами: скромность, благоразумие, усердие, послушание. Но лишь два из них поистине величайшие: девственность – чистота телесная и целомудрие – чистота духовная. Как самые драгоценные из камней в золотой оправе, сияют Девство и Чистота, окруженные почтением, и нет слаще подарка для законного мужа или господина, чем дева, их сохранившая. Только деве невинной и чистой дано будет одеяние брачное. Лишь она примет знак принадлежности из рук господина своего. Взойдя на ложе законное, с почтением поднесет девство сговоренному супругу или хозяину своему. С чистотой же вовек не расстанется, до конца жизни, как величайшее сокровище беречь станет. Дева же, по своей воле отдавшая невинность на ложе незаконном, – да станет Нечистой! Погаснет светильник ее, и провалится она во тьму, на радость Проклятой, презираемая и отверженная всеми. Ибо как напор смерча огненного невозможно потушить, так душа девы, чистоту утратившей, вовек неисцелима!
Ой, мамочки! Это в какое же мракобесие меня вляпаться-то угораздило. И чем это мне грозит? Чистоту Кэти, полагаю, автоматически утратила, добровольно отдавшись сиятельному… Как это там Мори сказала?.. А, вот: «на ложе незаконном». И теперь я – моральный урод, вылечить меня нельзя, и судьба моя – быть гонимой, оплеванной всеми. Если не похуже что-нибудь.
Надеюсь, хоть пожелание «провалиться во тьму» – несерьезно, а исключительно для придания значимости и выразительности использовано. Или для запугивания, чтоб девам о глупостях думать неповадно было.
«По камням раскаленным, по пропастям бездонным, по топям, по зыбям мечись, крутись, чтобы не было мира, сна, ночи, дня. Лишь печаль, тоска, мрак и тьма!» – тут же с готовностью откликнулась ставшая внезапно просто-таки феноменальной память.
Ну что тут скажешь?
От всей души спасибо тебе, дорогая Альфииса! Удружила.
Ладно, я ни о чем не знала, но Катэль-то как могла пойти на такое? Ведь сама заявилась в спальню к пьяному мужику – вот еще вопрос: как-то он очень удачно пьяным в решающий момент оказался, и согласие дала тоже добровольно, что было быстренько запротоколировано неким артефактом.
Покосилась на тоненький золотой ободок, простенький и невзрачный, загадочно поблескивающий на среднем пальце правой руки. Других украшений на мне не было. Судя по всему, это и есть пресловутое родовое кольцо.
Попробовала снять – не получилось. Вздохнула. Погладила пальцем: теплое.
– Может, поможешь, а? Доложишь кому следует, что сиятельный меня силой взял? Что, кстати, и ложью-то назвать нельзя будет. Ведь это Кэти с ним сговорилась, а не я. Меня как раз просто и очень грубо поставили перед фактом. И рта раскрыть, между прочим, не дали.
Кольцо хранило молчание.
А вот Мори молчать не собиралась. Она все говорила и говорила, перемежая печально-сострадательные интонации гневно-обличительными.
– Пускай забыли, что матушка заповедовала, – совсем ведь крохой были, когда ее не стало, – но разве в обители другому учили? В книге этой вашей, что из рук с утра до вечера не выпускаете – все читаете и читаете, о чем-то другом разве написано?
Женщина, неприязненно поджав губы, махнула рукой в сторону окна. Там на маленьком круглом столике лежала даже не книга – брошюрка. Такая тоненькая, что, если специально не обращать внимания, сразу и не разглядишь. Мне, в своей прежней жизни запоем поглощавшей книгу за книгой, даже смешно стало. Вот это недоразумение Катэль усердно читала день за днем? Наизусть заучивала, что ли? Или книжонка – сложный философский трактат, требующий вдумчивого осмысления? Ой, сомневаюсь. Скорее всего, какой-нибудь «Цитатник Председателя Мао» или, не дай бог, молитвенник.
Поежилась. Надеюсь, Кэти не была религиозной фанатичкой. Только этого мне для полного счастья не хватало. В любом случае ознакомиться с любимой настольной книгой предшественницы придется, причем как можно скорее. Чтобы не проколоться на какой-нибудь мелочи и хотя бы на первых порах соответствовать заданному образу.
– Ох, Лиос-заступница! – продолжала причитать неугомонная служанка, не забывая споро передвигаться по комнате, что-то собирая, переставляя, раскладывая какую-то одежду. – Разве такой судьбы желали вам покойные родители? Единственная наследница, славный род. Пусть побочная, самая малая ветвь, но ведь Эктар! Уж на достойный-то сговор точно могли рассчитывать, в уважаемую семью законной женой войти.
Мори оказалась просто бесценным источником сведений, которых так сейчас не хватало. Без всяких просьб и поощрений она щедро выплескивала на меня все новые и новые подробности жизни Катэль. Но как ни интересно было выискивать в ее словесных излияниях крупицы информации и складывать из них историю Кэти, дальше отлеживаться и бездействовать я позволить себе не могла.
Кожей, каждым нервным окончанием чувствовала, что отпущенное на передышку время медленно, но неуклонно подходит к концу. Нарастающее тревожное ожидание, учащенный пульс, громкие удары сердца, отдающиеся в висках. Я знала, была уверена, что за мной вот-вот придут. И собиралась к этому сроку если и не быть во всеоружии, то хотя бы выглядеть достойно.
– Мори, – перебила словоохотливую женщину, – мне нужно помыться и переодеться. Помоги подняться и проводи, пожалуйста. Хочу быть готовой…
– Да-да, госпожа, конечно. Обопритесь на руку. Вот так. Теперь халат. Сейчас быстренько все сделаем.
Встать я могла и сама. Идти тоже. Но где находится дверь в ванную, да и существует ли такая комната вообще, по-прежнему не знала. А так проблема решалась сама собой: чуть навалившись на любезно подставленное плечо, просто следовала, куда вели.
Неожиданные обязанности не помешали женщине продолжить между делом свои поучительно-соболезнующие речи.
– А как погибли родители да старший рода вступил в права попечителя, так все в одночасье и переменилось. Наследство отошло ему как опекуну, в обеспечение, тут уж ничего поделать нельзя было – все по закону, но мог же он оставить вас в доме! Тогда сохранилась бы надежда в будущем на семейное счастье. Но саэр решил по-иному, и отправились вы, бедняжечка моя, в эту треклятую обитель, – тут Мори испуганно примолкла, а потом торопливо добавила: – Ох, не слушайте вы дуру старую. Саэр Эктар неустанно заботится о своих домочадцах, ему виднее, как судьбу подопечной повернуть. Да и то. Многие семьи младших дочерей в обитель отсылают, и ничего.
Она печально вздохнула, молча опровергая этим свои последние слова.
Тем временем наш дуэт потихоньку выбрался из комнаты в гостиную, к счастью, сейчас совершенно пустую. Тут-то и обнаружилась заветная дверца. Наряду с несколькими другими: одна вела, скорее всего, в спальню Альфиисы, а другая, та самая двустворчатая, памятная мне еще с прошедшей ночи, – в коридор.
В ванной Мори, осторожно опустив меня на стоявший у двери стул, стала хлопотливо перебирать какие-то цветные флакончики, давая тем самым возможность оглядеться.
Собственно ванны здесь не было. Зато имелся небольшой бассейн, выложенный приятной глазу бело-голубой плиткой. Он тут же с шумом стал наполняться прозрачной чистой водой, стоило служанке нажать на почти незаметную панель на стене, лишь чуть-чуть отличающуюся цветом от тех, что рядом. Да, если бы я ночью и обнаружила вход в эту комнату, то как найти панель, совершенно точно не догадалась бы.
Внимательно наблюдая за действиями Мори, чтобы запомнить, что к чему, пыталась одновременно изучать обстановку и с заинтересованно-покорным видом внимать женщине, которая и не думала затыкать свой словесный фонтан.
– А ведь я клялась матушке вашей, когда она оказала мне честь, выбрав в кормилицы своей новорожденной дочурке, что защитой буду, жизнь отдам, если понадобится.
Так, вон тот красный шарик – для подогрева воды. Больше одного не кидать. А этот фиолетовый флакончик с жасминовым запахом – ароматное масло для ванны. Нескольких капель достаточно.
– И как все обернулось? Сначала малышку отняли у меня да в обители заперли. В ноги саэру бросилась, еле уговорила в доме оставить, чтобы девочку свою дождаться. А вернулись-то вы совсем чужой. Только сирру Альфиису и слушали, лишь ей одной доверяли, как околдовал вас кто.
Все те же мягко светящиеся стены. А приспособление, что слева в углу, очень уж унитаз напоминает. Как раз кстати. И панелька, теперь вижу, та, что немного повыше, тоже по цвету от прочих отличается. В общем, соображу. Полочки, еще полочки, со скляночками-баночками и полотенцами. О! По другую сторону от бассейна – большое зеркало в полный рост. Наконец-то мы с вами познакомимся, сирра Кателлина.
Поднялась, намереваясь обогнуть бассейн и добраться до вожделенного предмета, но по пути меня перехватили, сноровисто раздели и осторожно помогли опуститься в бассейн.
– Ничего не хочу сказать, сирра Альфииса во всех отношениях достойная старшая дочь рода. Но разве не по ее наущению вы решились на такой чудовищный поступок? После обители у вас одна дорога – в наиды, что верно, то верно. А сиятельному саэру в День выбора все рано придется назвать ту, что наметил он в пару своей сговоренной. Вот сирра Альфииса наверняка и уговорила вас все силы бросить на то, чтобы стать наидой ее будущего супруга. И ей удобно, и вам хорошо. Может, оно и хорошо, но не таким же способом! А если он не вас выберет сегодня, если другое имя произнесет, что тогда останется? Смерти недолго ждать придется, это точно. Да ведь намучаетесь перед смертью-то.
Вода баюкала в своих мягких, теплых ладонях. Очищала тело, омывала душу. И я закрыла глаза, расслабляясь, отгораживаясь – от чужой комнаты, от говорливой, но мне, в сущности, посторонней женщины. Хоть несколько минут, да будут мои. А потом? А потом, как водится, на амбразуру.
Хорошего, к сожалению, много не бывает. Оно имеет мерзопакостную тенденцию стремительно заканчиваться. Вот только-только ты, отрешившись от всего, пребывала в приятной неге, чувствуя, как ласковые руки тщательно оттирают грязь с тела, бережно перебирают, промывая, волосы, глядь, а тебя уже достают из воды и осторожно вытирают, закутав в большую, приятную на ощупь простыню.
Жаль, конечно, что купание так быстро завершилось. Но ощущение надвигающихся неприятностей никуда не делось – только усилилось. Так что в любом случае пора готовиться. И внешне, и, самое главное, внутренне.
– Мори, где одежда?
– Ждет в комнате, госпожа, – в голосе отчетливо слышалось удивление, – я все давно приготовила.
Как же тебя отослать отсюда, неотвязная моя?
– А расческа, – нетерпеливо огляделась, – куда ты ее положила?
– Но волосы должны немного просохнуть… – Удивление сменилось растерянностью. – Обычно вы сразу же уходите к себе и только там занимаетесь прической. Знаете ведь, это ванная сирры Альфиисы, а она всегда выражает недовольство, если задержаться здесь дольше необходимого.
– А сейчас я хочу причесаться именно в этой комнате! – Покапризничаю-ка самую малость, не из вредности, а исключительно для пользы дела. – Альфииса все равно занята. Ей совершенно не до этого, да и не узнает она ничего. А я не собираюсь потом высохшие волосы раздирать… – покосилась на служанку, вспомнила исторические романы и поправилась: – Чтобы ты раздирала. Здесь влажно, их легче будет привести в порядок. Ну, неси расческу!
Служанка насупленно молчала. Обиделась на «раздирать»? Вздохнула: опять расшаркиваться придется.
– Мори, ты великолепно ухаживаешь за моими волосами. Благодаря твоей заботе они теперь такие пышные и блестящие, – не имею представления, каковы они на самом деле, но, если женщина сейчас не уйдет, боюсь, долго еще не узнаю, в своей комнате я ведь зеркала до сих пор не обнаружила. – Ты же понимаешь, как для меня важно именно сегодня хорошо выглядеть, родная? Даже маленькая песчинка, в нужный момент упав на весы, может многое вмиг изменить.
Не знаю, что повлияло: аргументы или простое слово «родная», от которого у Мори жарко полыхнули щеки и появилась счастливая улыбка, но служанка, не говоря больше ни слова, с самым решительным видом развернулась и вышла из ванной комнаты. Надеюсь, за расческой.
Я же, не тратя попусту ни секунды, рванула к зеркалу, впилась в него жадным взглядом и, не сдержавшись, искренне, от всего сердца выругалась.
Из зеркала на меня, сияя влажными глазами, смотрела не девушка, нет – олененок Бэмби. Юная – не старше Альфиисы, а может, даже чуть-чуть помладше. Стройная, изящная и в то же время хрупкая, тоненькая, как тростиночка. В чем только душа держится? Хотя что это я? Она ведь и не удержалась. Фарфоровая, почти прозрачная кожа. Треугольное личико, чуть вздернутый точеный носик, мягкие, будто припухшие от поцелуев, губы, как раз такие, по моему мнению, и принято сравнивать с лепестками роз. И главное – глаза. Кто сказал, что они зеркало души? Первая бы над ним посмеялась. Никогда, даже в счастливые годы безоблачной юности, у меня не было такой открытой, наивной, бесхитростной, нетронутой во всех отношениях души, какая взирала на мир из небесно-голубых очей стоявшей перед зеркалом девушки. Довершали портрет густые светлые локоны, окутывающие плечи чудным шелковистым покрывалом.
Что ж, можно с уверенностью утверждать: более непохожего на меня, кареглазую шатенку Катю Уварову, человека трудно было бы отыскать. Причем как телом, так и душой. Прелестная, беззащитная, доверчивая, кроткая. Святая простота. По природе своей потенциальная жертва.
Принято считать, что девичье очарование, неуверенность и слабость вызывают у мужчин стремление защищать, оберегать, холить и лелеять. Может быть, и так. У некоторых. А вот в других, напротив, будят охотничий инстинкт, азарт, желание догнать, подмять, подчинить, овладеть. И что-то мне подсказывает, что Кэти, с ее внешностью и характером, суждено на жизненном пути встречать только и исключительно этих самых «других».