Глава 3. Формирование мобилизационной системы государственного управления в процессе реализации первых пятилетних планов (1930-е гг.)
Острая необходимость в использовании мобилизационных методов возникла с началом радикальных преобразований в экономике СССР в конце 1920-х – начале 1930-х гг., когда начали реализовываться идеи форсированной коллективизации сельского хозяйства, модернизации промышленности на базе индустриализации. Руководство страны объявило курс на «развернутое строительство социализма», что было обозначено в качестве главной цели на съездах ВКП (б), записано в директивах пятилетних планов. Государственная мобилизационная стратегия получила как идеологическое, так и административно-организационное и юридическое обоснование. В числе мобилизационных ресурсов учитывались не только материально-технические и финансовые возможности государства, но и духовно-нравственные и национально-патриотические чувства населения. С помощью развернутой агитации и пропаганды социалистических ценностей удалось создать в обществе определенную атмосферу, которая обеспечила, особенно среди молодёжи, трудовой подъём и энтузиазм, подпитывавшие затем долгие годы мобилизационные настроения населения СССР.
В отечественной историографии последних десятилетий встречаются крайне противоречивые оценки государственных решений мобилизационного типа в 1930-е гг. Одни авторы доказывают их необоснованность и высокую социальную цену. Другие склонны преувеличивать их значимость, считая, что только они могли обеспечить стране независимость и положение в мире, в исторически короткие сроки. Позволили модернизировать экономику страны и подготовили её к адекватному противостоянию вызовам времени. Наша задача показать как объективную необходимость мобилизационных методов в проведении индустриализации и модернизации страны, так и субъективные моменты и недостатки в их применении.
В числе объективных факторов, определяющих необходимость мобилизационных методов в СССР в 1930-е гг., можно назвать противостояние с крупнейшими капиталистическими странами, которые усиленно наращивали свой военно-стратегический потенциал. Об этом обеспокоено говорил И. В. Сталин в Отчетном докладе Центрального Комитета ВКП (б) XVI съезду партии 27 июня 1930 г., отмечая, что ведущие капиталистические страны «бешено вооружаются и перевооружаются. Для чего? Конечно не для беседы, а для войны. А война нужна империалистам, так как она есть единственное средство для передела мира, для передела рынков сбыта, источников сырья, сфер приложения капитала. Вполне понятно, что в этой обстановке так называемый пацифизм доживает последние дни. Лига наций гниёт заживо «проекты разоружения» проваливаются в пропасть, а конференции по сокращению морских вооружений превращаются в конференции по обновлению и расширению морского флота. Это значит, что опасность войны будет нарастать ускоренным темпом.»[64]
И. В. Сталин выступил главным стратегом и конструктором советской мобилизационной системы. По крайней мере, к осени 1930 г. он уже достаточно четко представлял, как она должна быть устроена и как должна действовать. Об этом он писал 22 сентября 1930 г. В. И. Молотову, которому в этот период доверял и которого считал своим единомышленником в проведении так называемой «генеральной линии» партии. «Вячеслав! Мне кажется, что нужно к осени разрешить окончательно вопрос о советской верхушке. Это будет вместе с тем разрешением вопроса о руководстве вообще, так как партийное и советское переплетены, неотделимы друг от друга. Моё мнение на этот счет: а) нужно освободить Рыкова и Шмидта и разогнать их бюрократический и консультантско-секретарский аппарат; б) тебе придется заменить Рыкова на посту Председателя СНК и Председателя СТО. Это необходимо. Иначе – разрыв между советским и партийным руководством. При такой комбинации мы будем иметь полное единство советской и партийной верхушек, что несомненно удвоит наши силы; в) СТО из органа болтающего нужно превратить в боевой и дееспособный орган по хозяйственному руководству, а число членов СТО сократить примерно до 10–11 (председатель, два заместителя, председатель Госплана, Наркомфин, Наркомтруд, ВСНХ, НКПС, Наркомвоен, Наркомторг, Наркомзем); г) при СНК СССР нужно образовать постоянную комиссию («Комиссия Исполнения») с исключительной целью систематической проверки исполнения решений центра с правом быстрого и прямого привлечения к ответственности как партийных, так и беспартийных за бюрократизм, неисполнение или обход решений центра, нераспорядительность, бесхозяйственность и т. п. Эта комиссия должна иметь право пользоваться непосредственно услугами РКИ (прежде всего), ГПУ, Прокуратуры, печати. Без такой авторитетной и быстродействующей комиссии нам не прошибить стену бюрократизма и разгильдяйства наших аппаратов. Без такой или подобной ей реформы директивы центра будут оставаться сплошь и рядом на бумаге. Во главе этой комиссии следовало бы поставить Серго… Таким образом при СНК СССР будут всего три главных комиссии: Госплан, СТО, Комиссия исполнения…»[65].
В следующем письме И. В. Сталин обозначенные представления конкретизировал: «Комиссия Исполнения» охватывает лишь одну сторону дела, направленную своим остриём против бюрократизма наших аппаратов. Чтобы полностью поставить на рельсы дело нашего строительства, нужно охватить ещё другую сторону дела. Я говорю о «текучести» на предприятиях, о «летунах», о трудовой дисциплине, об уменьшении кадров постоянных рабочих, о соцсоревновании и ударничестве, об организации рабочего снабжения. Сейчас дело обстоит так, что одни из рабочих работают честно, по принципу соревнования, другие (большинство) безалаберничают и «летают»… Терпеть дальше такие порядки – значит идти против интересов социалистического строительства. Что предпринять? Нужно:
а) сосредоточить средства снабжения рабочих в основных, решающих районах (особый список) и соответственно перестроить в этих районах кооперативные и торговые организации (а если понадобится – сломать их и поставить новые) по принципу быстрого и полного снабжения рабочих, взяв эти районы под особое наблюдение членов ЦК (особый список);
б) выделить на каждом предприятии ударников и снабжать их полностью и в первую очередь как продуктами питания и мануфактурой, так и жилищами, обеспечив им все права по страхованию полностью;
в) неударников разбить на две категории, на тех, которые работают на данном предприятии не меньше года и тех, которые работают меньше года. Первых снабжать продуктами и жилищами во вторую очередь и в полной мере, вторых – в третью очередь и по урезанной норме. Насчет страхования по болезни и т. д. повести с ними, примерно, такой разговор: ты работаешь на предприятии меньше года, ты изволишь «летать», – изволь-ка получать в случае болезни не полную зарплату, а, скажем, 2/3, а те, которые работают не меньше года пусть получают полную и т. д. в этом роде;
д) порвать с мелкобуржуазными традициями Томского в вопросе о прогулах и труддисциплине, уничтожить все и всякие «законные» лазейки для прогульщиков (ставящие их в привилегированное положение в сравнении с честно работающими рабочими) и широко применять в отношении прогульщиков рабочие суды исключение их из профсоюзов;
е) порвать с мелкобуржуазными традициями Томского в вопросе о безработных, организовать действительно регистрацию действительно безработных, систематически очищать списки безработных от случайных и, безусловно, не безработных элементов, установить такой режим, чтобы безработный, дважды отказавшийся от предоставляемой работы, автоматически лишался права получать пособие. Я не сомневаюсь, что эти и подобные им мероприятия найдут среди рабочих величайшую поддержку.»[66]
Можно сказать, что так и случилось. Предлагаемые И. В. Сталиным мобилизационные меры поддерживались большинством рабочих, так как отвечали принципам «народной справедливости» в их понимании. Предложения Сталина были вскоре учтены в Постановлении Политбюро «О рабочем снабжении», утвержденном на декабрьском пленуме ЦК ВКП (б)[67].
На Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 г. И. В. Сталин сформулировал необходимость быстрой модернизации страны с применением мобилизационных методов: «Задержать темпы – значит отстать. А отсталых бьют. Но мы не хотим быть битыми… Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут.»[68]. Выдвинутые Сталиным ориентиры свидетельствуют о том, что в советском государственном управлении осознавалась потребность в мобилизационном решении хозяйственных задач, связанных с незамедлительной модернизацией народно-хозяйственного комплекса СССР, в том числе и за счет использования природных и минерально-сырьевых ресурсов азиатской территории страны. Поэтому на этот счет принимались иногда и волевые, по сути дела мобилизационные решения. Надо признать, что они часто не соответствовали рациональным расчетам специалистов, основанным на стремлении к достижению экономического эффекта, но, как показал исторический опыт, были необходимы для перспективного геополитического и военно-стратегического усиления государства.
Стратегическим решением являлось создание Урало-Кузнецкого комбината (УКК), который был обозначен в первом пятилетнем плане развития народного хозяйства СССР в качестве основы для развития базовых индустриальных отраслей на Урале и в Сибири, связанных с развитием здесь металлургии, машиностроения, химической промышленности. Планировалось также крупное энергетическое и транспортное строительство. Для успешной реализации индустриальных проектов необходимо было сделать управляемой аграрную сферу народного хозяйства, которая должна была также модернизироваться на индустриальной основе.
В процессе индустриализации Сибири до 1941 г. предстояло решить следующие задачи: обеспечить ускоренное развитие угольной промышленности, (прежде всего Кузнецкого бассейна), для обеспечения топливом промышленности Урала и Сибири, черной и цветной металлургии, химической промышленности и различных отраслей машиностроения, в которых особенно нуждались горная промышленность, электроэнергетика, сельское хозяйство. Намечалось увеличить выпуск валовой продукции промышленности Сибири в четыре раза, а стоимость основных производственных фондов – в семь раз. Доля промышленности в валовой продукции народного хозяйства Сибири должна была возрасти в два раза[69].
В целом для восточных районов страны проектировались более высокие, чем в СССР, темпы промышленного развития. Основные капитальные вложения планировалось сделать на Урале и в Кузбассе в связи с созданием здесь УКК. Вторым центром развития черной металлургии в Сибири должен был стать Абакано-Минусинский район, где по геологическим сведениям имелось исключительно редкое в природе сочетание полезных ископаемых, являющихся основными видами сырья для металлургического производства: месторождений угля, железной руды, марганца и молибдена. Здесь в 1932–1933 гг. предлагалось начать строительство Минусинского металлургического завода с пуском в эксплуатацию первой очереди производства (100 тыс. т. в год) в 1935–1936 гг. и доведением производства до полной мощности (300 тыс. т) в 1937–1938 гг.
Третьим крупнейшим центром черной металлургии Сибири должен был стать прибайкальский регион с его мощными водно-энергетическими ресурсами и угольными запасами Черембасса. Сырьевой базой для развития металлургии здесь должны были стать, как уже выявленные многочисленные месторождения железных руд, так и предполагаемые в Приангарье, Илимском и Нерчинском районах, в Бурятии. По расчетам Сибирской плановой комиссии к концу 1930-х гг. в Сибири предполагалось производить примерно 10 млн т черных металлов на двух заводах в Кузбассе, двух заводах в Прибайкальской зоне и заводе в Абакано-Минусинском районе.
Намечались планы ускоренного развития не только черной, но и цветной металлургии. В Кузбассе предполагалось строительство двух цинковых заводов: Беловского для переработки полиметаллических руд Салаирского месторождения и Кемеровского, на котором намечалось получать высококачественный цинк электролитическим способом. На этих заводах намечалось в 1932–1933 гг. производить около 50 тыс. т цинка с последующим расширением производства до 75 тыс. т, 27 тыс. т свинца и 100 тыс. т серной кислоты. К 1937 г. намечалась постройка завода в г. Черемхово мощностью 150 тыс. т цинка и 80 тыс. т свинца, сырьевой базой которого должны были стать концентраты Нерчинского месторождения.
Таким образом, за годы первых пятилеток в сибирском регионе планировалось создание двух крупных индустриальных районов: Кузнецко-Минусинского на юге Западной Сибири и Восточно-Сибирского, включавшего в себя Приангарье и Прибайкалье и частично северо-запад Читинской области. Эти индустриальные районы планировались как гигантские комбинаты промышленных предприятий, призванные обеспечивать, как социально-экономическое развитие Сибири, так и решение главных задач индустриализации СССР[70].
Первоочередной задачей в реализации намеченных планов определялось строительство в рамках Урало-Кузнецкой программы. Возведение её объектов объявлялось крайне важным для индустриализации страны. 15 мая 1930 г. было принято государственное мобилизационное решение: Постановление ЦК ВКП(б) «О работе Уралмета», в котором намечалось в кратчайшие сроки строительство крупных металлургических предприятий на Урале и в Сибири с обеспечением их необходимой производственной инфраструктурой. Предлагалось Госплану и ВСНХ СССР разработать и представить на рассмотрение правительства единый план развития металлургии, рудной, угольной и коксохимической отраслей промышленности в восточных районах страны. При этом указывалось, что необходимо строить здесь более мощные, чем ранее предусматривалось, металлургические заводы, шахты, коксовые установки и т. д.[71]
Курс на форсирование темпов промышленного развития был закреплен в решениях XVI съезда ВКП (б), на котором были четко сформулированы мобилизационные методы руководства экономикой, связанные с единоначалием, централизованным планированием и управлением по отраслевому принципу. Значение строительства УКК – второго в стране после Донбасса и Криворожья угольно-металлургического центра на основе использования богатейших угольных и рудных месторождений Урала и Сибири было обозначено как жизненно-необходимое условие для успешной индустриализации СССР[72].
Партийные решения определили ускоренные темпы не только промышленного, но и в целом социально-экономического развития Сибири на базе индустриализации. Они конкретизировались в заданиях пятилетних планов, директивах XVII съезда ВКП (б). В решениях правительства и ВСНХ СССР всем хозяйственным организациям и промышленным предприятиям предписывалось удовлетворять заявки Магнитостроя и Кузнецкстроя в первую очередь. По инициативе партийных и комсомольских организаций, редакций газет организовывалось по всей стране масштабное участие в новом строительстве, поощрялось всячески участие хозяйственных объединений и предприятий в выполнении заказов для строек Урало-Кузбасса, предприятия которого действительно возводились очень высокими темпами. Так, на строительстве КМК была сдана в эксплуатацию электростанция в июне 1930 г., а в ноябре в строй вступило уже семь подсобных цехов: котельный, механический, кузнечный, огнеупорный, ремонтно-строительный и др. Активно велись работы по строительству основных цехов. В основание доменной печи № 1 по инициативе комсомольцев была положена бетонная плита с надписью: «Закладывается фундамент доменной печи № 1 – фундамент тяжелой индустрии в Западной Сибири»[73].
Иностранные инженеры, консультировавшие строителей, вначале с большим скепсисом относились к намеченным планам создания КМК. Многие высказывали мнение о нереальности сроков их выполнения. Начальник строительства Кузнецкого металлургического комбината С. М. Франкфурт в своих воспоминаниях приводил высказывание американского инженера-консультанта Д. Бэра, прибывшего осенью 1930 г. на Кузнецкстрой. Бэр говорил, что намечены совершенно нереальные сроки строительства: «Даже у нас в Америке нелегко даются такие сроки, какие вы себе назначили. А ведь у нас сколько угодно материала и рабочие такой квалификации, о которой вы и мечтать не можете. При таком снабжении материалами, с такими рабочими ничего у вас не выйдет»[74].
Тем не менее, в 1932 г. основные заказы по изготовлению оборудования и механизмов для УКК выполнялись уже на отечественных предприятиях. За границей приобретались лишь высокопроизводительные технические новинки, подъемные механизмы для металлургического производства, электроизмерительные приборы и радиоаппаратура.
1931 г. явился решающим в сооружении КМК. Объем капитальных вложений увеличился в 3 раза: с 50 до 150 млн руб. Укладка огнеупорного кирпича увеличилась в 35 раз, объем монтажных работ в 20 раз. Уже к концу года были построены чугунно-литейный, ремонтно-котельный цеха, вторая электростанция. 3 апреля 1932 г. на КМК была произведена первая партия чугуна. В 1932 г. один за другим вошли в строй все агрегаты первой очереди завода. В декабре 1932 г. заработал рельсобалочный стан, были прокатаны первые рельсы. Таким образом, всего за три с небольшим года буквально на пустом месте возник гигант тяжелой индустрии, была пущена первая очередь КМК[75].
За период строительства КМК был выполнен огромный по тому времени объем работы: вынуто и перемещено около 7 млн м³ земляного грунта, почти столько же как на строительстве Турксиба; заложено 583 тыс. м3 бетона и железобетона, т. е. столько же, сколько на Днепрогэсе; уложено около 100 тыс. т огнеупорного кирпича, смонтировано около 50 тыс. т металлических конструкций, уложено 229 км железнодорожных путей, установлено оборудования на сумму около 90 млн руб.[76]. И все это было сделано за удивительно короткие сроки.
Ускоренными темпами создавалась топливная база УКК. Угольных шахт в Кузбассе к концу первой пятилетки было сооружено 24 вместо 12 по первоначальному плану. В результате мощность шахт бассейна более чем утроилась. Основные фонды угольной промышленности Сибири за счет Кузбасса увеличились за первую пятилетку в 3,4 раза, за вторую – почти в 4 раза. Главной задачей Кузбасса являлось интенсивное наращивание добычи высококачественных видов топлива и сырья для черной металлургии и химической промышленности Сибири и Урала. При общем росте добычи угля за 1929–1937 гг. в 7 раз производство коксующегося угля выросло в 28 раз.[77]
В годы второй пятилетки был продолжен курс на увеличение индустриального потенциала СССР за счет создания новых опорных баз индустрии в восточных районах страны. На Урал, в Западную и Восточную Сибирь, Казахстан и Среднюю Азию направлялась значительная часть капиталовложений на новое строительство предприятий тяжелой промышленности, что было необходимо для становления в соответствии с требованиями времени военно-промышленного комплекса страны.
Кроме развернувшегося промышленного строительства в Кузбассе и примыкавших к нему районах юга Западной Сибири мобилизационные мероприятия по созданию индустриального потенциала предусматривались в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. В годы второй пятилетки планировалось проведение научно-изыскательских и проектных работ по сооружению Байкало-Амурской магистрали, рассматривались вопросы создания здесь промышленных предприятий. Реконструировался Транссиб, строились его ответвления в сторону индустриальных новостроек на северо-востоке СССР и тихоокеанском побережье. Важнейшим результатом стал построенный в 1930-е гг. ускоренными темпами новый город Комсомольск-на-Амуре, оценивавшийся в государственной политике в качестве значимого промышленного и стратегического пункта на востоке страны.
Новое индустриальное строительство вносило коренные изменения в промышленную географию Сибири. За годы первых пятилеток здесь появились десятки новых, передовых, крупных предприятий. Число их по сравнению с дореволюционным периодом выросло в 10 раз и в 1940 г. достигло 5 тыс. Сибирская промышленность развивалась быстрее, чем союзная. Если за первые две пятилетки валовая продукция крупной промышленности СССР выросла в 5 раз, то Сибири – в 9. Ведущие позиции занимала тяжелая промышленность. На ее долю в предвоенный период приходилось более половины общего объема промышленного производства. В регионе появились предприятия военно-оборонной направленности. Среди них комбинат по производству снарядов в Новосибирске, завод по выпуску пороха в Кемерово, авиационные заводы в Новосибирске, Иркутске, Комсомольске-на-Амуре, Амурский судостроительный завод. Все они многократно расширили свою деятельность в годы Великой Отечественной войны и стали основой для развертывания многочисленных новых производств военной промышленности.
Индустриализация привела к значительному росту производительности общественного труда, увеличению темпов роста промышленности, росту доли ее в выработке валового продукта. Кроме того, она сопровождалась внедрением промышленных методов производства во всех отраслях, где происходила глубокая реконструкция на базе электрификации и новой техники. В общереспубликанской валовой продукции доля Сибири в 1937 г. по сравнению с 1913 выросла с 2,7 % до 5,1 %[78].
Эти впечатляющие успехи были достигнуты в основном за счет формирования государственной мобилизационной системы, главной целью которой являлась модернизация страны на базе индустриализации, ставшая самым значимым фактором роста экономического потенциала Сибири в 1930-е гг.
Производственные успехи вряд ли были достижимы без всеохватывающей политической и социальной мобилизации, которая происходила по всем направлениям и представляла собой процесс государственного воздействия на общественное развитие. Объявленный курс на «развертывание социалистического наступления по всему фронту» не мог опираться только на поддержку относительно узкого слоя коммунистов и комсомольцев. Существует немало доказательств существования энтузиазма широких народных масс, не утративших еще созидательный потенциал революции 1917 г. В российском обществе в 1930-е гг. явно присутствовало стремление радикально переустроить жизнь в стране, создать общество, основанное на идеалах справедливости и благоденствия, что вполне могло обеспечить политике ВКП (б) необходимую социальную опору и поддержку. Нельзя не отметить, что в значительной мере этот энтузиазм масс был продуктом мощной пропагандистской машины, созданной большевистской партией и советским государством, но он был своевременным и созидательным.
Частью мобилизационной системы в 1930-е гг. выступала широкая сеть информационно-пропагандистских мероприятий в виде многочисленных кружков политпросвещения, проведения лекций и познавательных бесед на предприятиях и по месту жительства. Всё более массовый характер приобретала доступность газет, радио, кино, театра. В рамках культурно-просветительной работы настойчиво внедрялись в сознание масс основные постулаты коммунистического учения, цели и задачи построения социализма в СССР. При этом в систему политического просвещения втягивались не только члены партии, но и беспартийные. Так, в Восточной Сибири по данным на март 1932 г. из 103 тыс. чел., занимавшихся в кружках партпросвещения, 68 тыс. чел. не являлись членами партии. А всего за 1930–1933 гг. через сеть партпросвещения прошло более 500 тыс. чел.[79].
Наличие широкой социальной поддержки политики советского правительства в 1930-е гг. стало основой для осуществления грандиозных планов модернизации и индустриализации, создания нового общества. Можно сказать, используя определение Л. Н. Гумилева, что население России в первой трети ХХ века находилось в «пассионарном» состоянии, которое открывало возможности руководству страны решительно взять курс на создание совершенно нового типа социальных отношений, обозначенный как «строительство социалистического общества».
Как и в предшествующее десятилетие, в 1930-е гг. в центре всей общественно-политической жизни находилась большевистская партия, обладавшая широкими организационными возможностями в виде многочисленных местных комитетов, кадров парторганизаторов, разного рода уполномоченных, а также сети низовых партийных ячеек. Через них советское руководство проводило в жизнь «генеральную линию» партии, добиваясь исполнения важнейших решений производственного, социального и идеологического характера, поддерживая высокий уровень централизованного управления страной.
В конце 1920-х гг. в Сибири деятельностью партийных структур руководил Сибкрайком ВКП (б). Позднее он был преобразован и разделен в соответствии с новым административно-территориальным устройством. Состав крайкома (несколько десятков человек) формировался путем открытого голосования делегатами общекраевой партийной конференции, а затем уже избранные члены крайкома выбирали из своего состава постоянно действующий рабочий орган – бюро (15–18 чел.) и секретарей крайкома. Стоит подчеркнуть, что кандидаты на пост первого секретаря, а также его заместители выдвигались не местной партийной организацией, а аппаратом Центрального Комитета ВКП (б), затем работали под его непосредственным контролем. Так, с 1930 по 1937 гг. деятельность Западно-Сибирского крайкома возглавлял Р. И. Эйхе, Восточно-Сибирского – Ф. Г. Леонов, затем М. О. Разумов. Все они были назначенцами из Москвы.
Бюро крайкома и его первый секретарь олицетворяли высшую политическую власть в регионе. Под их непосредственным руководством действовал разветвленный партийный аппарат, построенный по территориальному и производственному (отраслевому) принципу. Важнейшим его звеном являлись райкомы ВКП (б), руководившие работой всех советских и партийных учреждений на местном уровне. Нижнюю ступень представляли первичные партячейки и их секретари. Их основная функция заключалась в практической реализации партийных директив в низших звеньях государственной экономики и управления. На наиболее напряженных участках политическую работу в промышленности, на транспорте и в сельском хозяйстве осуществляли особые партийные органы – политотделы, выступавшие в роли инструментов прямого контроля и управления со стороны центральной власти в этих отраслях. Они действовали в течение ограниченного периода времени, например, в сельском хозяйстве в 1933–1934 гг. На особо важных для экономики страны предприятиях и индустриальных новостройках назначались парторги ЦК, которые одновременно являлись секретарями бюро парткомов крупных партийных организаций.
Все элементы советской политической системы, так или иначе, становились частями единого государственного мобилизационного механизма, призванного исполнять директивы руководства ВКП (б). Формально по Конституции СССР органами государственной власти оставались Советы, но практически они были оттеснены на второе место. Основные общественные институты и организации – такие как профсоюзы, комсомол, кооперация и др. не имели возможностей для своего самостоятельного развития. Они постепенно становились частью государственной системы управления и должны были работать в общем русле выполнения политических и хозяйственных планов, участвовать в пропагандистском обслуживании их реализации и т. п.
Общая система государственного управления в СССР в 1930-е гг. становилась всё более централизованной. В Сибири основой для этого являлись перманентные административно-территориальные преобразования, которые открывали всё более значительные возможности для контроля центральной власти за региональными администрациями, уменьшали их стремления к автономии и отстаиванию местнических интересов. Таким образом, выстраивалась властная вертикаль от центра к регионам, которая стала стержнем мобилизационной системы и способствовала её эффективной работе.
Высказываемые в 1920-е гг. идеи региональной экономической самостоятельности, комплексного территориального размещения производства на базе научного районирования, уже в принципе не могли быть реализованы, так как у региональных властей уже не стало тех властных полномочий, которые позволяли бы решать что-то самостоятельно. Активно продвигались в жизнь принципы единоначалия и так называемого демократического централизма, которые изначально отвергали любую экономическую и тем более политическую самодеятельность на местах.
В этой ситуации всё слабее мог проявляться субъективный фактор, определяющий самостоятельность и творчество в экономическом развитии. Мобилизационные механизмы в государственном управлении должны были его подавлять. Для успеха мобилизационных мероприятий, предложенных центральной властью, исполнители должны быть так или иначе унифицированы. Это достигалось своеобразным подбором кадров для всех ступеней государственного и хозяйственного управления, созданием, так называемых, номенклатурных рядов, в которые попадали только проверенные и преданные руководству государства люди, в котором также происходил соответствующий главной мобилизационной стратегии отбор. В результате в числе организаторов и одновременно исполнителей мобилизационных решений оказывались часто жесткие, целеустремленные, и бескомпромиссные люди, способные ради дела жертвовать не только своим здоровьем и личной жизнью, но и требовать этого от других. Все, кто не соответствовал этим требованиям, должны были в лучшем случае отходить от дел. В худшем, наиболее твердо отстаивающие свои принципы, отличные от государственной доктрины, могли быть объявлены «вредителями» и врагами советской власти с соответствующими для них последствиями.
Партийно-государственное руководство неуклонно навязывало свои представления всему населению. Большее значение имела проводимая на уровне высшего государственного управления регламентация всех общественных проявлений в СССР, и не только связанных с производством, но и с бытом, досугом, формированием личностных качеств граждан. В этом отношении характерным явлением была организация советских праздников, встреча торжественных дат, подготовка и проведение которых носили массовый и всеобъемлющий характер. Государственные органы СССР целенаправленно формировали образ «советского человека», отличавшегося высокой степенью преданности идеалам партии и государства, активно участвующего в их воплощении в жизнь.
В 1930-е гг. в число героев, которым следовало подражать, вошли полярники, летчики, военные и партийные работники, передовики производства. Власть стремилась использовать мифы о «лучших» людях страны как фактор мобилизации трудящихся и как средство для героизации повседневных производственных будней. Трудовые подвиги приравнивались к военным, а самоотверженное отношение к производству стало восприниматься как высшая форма советского патриотизма, сознательности и социальной активности.
Мобилизационные мероприятия, организованные государством, помогали задействовать в модернизации производства все слои населения. Особый расчет был сделан на молодёжь, которая по объективным причинам должна была стать главной участницей событий. Важно было через партийные и находящиеся по сути дела в их подчинении комсомольские организации дать возможность каждому молодому человеку почувствовать свою значимость и роль в общем деле, осознать необходимость участия в нем на благо всего общества. Действенным инструментом для работы с молодёжью являлась массовая пропаганда и агитация во всевозможных формах, направленная на подтверждение высокой значимости проводимых государством мероприятий.
Большой мобилизационный эффект имела организация различных форм социалистического соревнования, которое представлялось как движение ударников и передовиков производства с созданием специфических образов, широко рекламировавшихся в кино и художественной литературе и олицетворявших героику трудовых будней и самоотверженного отношения к труду ради общественных идеалов. Эти модели поведения в первую очередь служили образцом для молодёжи. В задачу государственной мобилизационной стратегии входило обеспечение массового характера социалистического соревнования и устойчивого повышения производительности труда за счет постоянного увеличения количества работников, перевыполняющих существующие нормы выработки.
Следует отметить, что мобилизационные методы, используемые государством в годы первых пятилеток, оказались достаточно эффективными. Воспитанные в труде и послушании многие молодые рабочие, особенно выходцы из крестьян, искренне пытались повышать свою профессиональную квалификацию, наращивать производительность труда, не считаясь с личным временем и состоянием здоровья. Но было много и не согласных с политикой режима. Исторические источники свидетельствуют, что значительная часть рабочих воспринимала социалистическое соревнование как способ интенсификации труда, не адекватный материальному вознаграждению.
Особенно это проявилось в условиях активного развертывания стахановского движения, в результате которого стали повышаться нормы выработки для всех рабочих, в том числе и не участвующих в соревновании. Стахановское движение само по себе можно назвать мобилизационным, так как оно было нацелено в конечном итоге на значительный рост существующей производительности труда на основе более рациональной его организации, четкого соблюдения технологических процессов и разделения труда между квалифицированными и вспомогательными рабочими. Однако на практике этого добиться оказалось нелегко. В процессах организации стахановских рекордов часто присутствовали явления приписок и несправедливой оценки достижений. Кроме того, в принципе не все рабочие оказывались способными добиваться высоких результатов, достигать заданного государством уровня производительности труда.
Тем не менее, стахановское движение усиленно популяризировалось и молниеносно распространилось по всей стране. Зародившись в шахтах Донбасса в августе 1935 г., оно в течение двух месяцев охватило не только промышленные производства, но и транспорт, строительство, сельское хозяйство. Последователи знаменитого забойщика Алексея Стаханова появились практически во всех отраслях и на всех предприятиях. Благодаря усилиям пропаганды, они становились легендарными личностями, которым хотели подражать миллионы молодых рабочих, в большинстве своём ещё в недавнем прошлом деревенских жителей с низким уровнем образования и специфическим менталитетом. Им очень хотелось и самим стать передовиками производства, привлекать к себе огромное внимание и уважение в обществе. Немаловажную роль играл и материальный фактор. Стахановцы получали высокие зарплаты, ценные подарки, квартиры и прочие материальные блага вне очереди, что в мобилизационных целях широко афишировалось.
Постоянно в прессе сообщалось об успехах стахановцев. Многие молодые и полные сил рабочие воспринимали всё это положительно, стремились попасть в стахановские бригады, следовать их примеру. Всплеску трудовой активности способствовали изменения в социальной политике, произошедшие в годы второй пятилетки, когда государство перестало навязывать аскетические идеалы молодёжи, не стали осуждаться устремления много зарабатывать и комфортно жить. Более доступными стали элементарные материальные блага: продукты питания, обувь, одежда, предметы быта.
В 1935 г. в промышленности, строительстве и на транспорте внедрялась сдельная оплата труда, повышавшая заинтересованность рабочих в увеличении количества и качества выпускаемой продукции. Одновременно был совершён переход на систему дифференциации оплаты труда, при которой размер зарплаты увязывался с условиями работы, степенью её сложности, квалификацией и стажем работников. Создававшаяся в результате система материального стимулирования труда побуждала не только ударников, но и всех рабочих повышать свою квалификацию, ответственнее подходить к порученному делу, бороться за повышение производительности труда.
К середине 1930-х гг. в СССР наметилась некоторая стабилизация общего экономического положения, которая привела и к улучшению условий жизни населения. 1 января 1935 г. были отменены карточки на хлеб, с 1 октября – на мясные продукты, жиры, сахар картофель, а с 1 января 1936 г. вообще была ликвидирована система карточного распределения продовольственных и непродовольственных товаров. Потяжелевший и вернувший реальное содержание рубль стал, казалось бы, единственным средством для более глубокого внедрения экономических стимулов. Возрос и моральный престиж добросовестного труда. Вместо лозунга первой пятилетки «техника решает всё», в годы второй пятилетки Сталин выдвинул новый: «кадры решают всё». Хороший труд становится престижным в обществе. Передовики производства всё чаще представлялись героями газетных очерков, их портреты украшают «доски почёта» у заводских проходных и на центральных улицах городов. Советский патриотизм, стремление помочь Отечеству догнать и перегнать развитые страны мира, доказать, что советский рабочий ни в чём не уступает европейскому или американскому, выступали важными мотивами высокопроизводительного труда.
Все эти изменения заметны были и в Сибири. В ноябре 1935 г. на предприятиях и стройках Западно-Сибирского края по стахановским методам работали около 3 тыс. рабочих, в том числе в Кузбассе – свыше 1 тыс. чел. На Омском Сибзаводе на 26 октября имелось 4,2 % стахановцев, а на 26 декабря 1935 г. – уже 20,4 % от всех рабочих. Высоких показателей в повышении производительности труда добивались не только отдельные рабочие, но и целые коллективы. Особенно в этом отношении отличились шахтеры Кузбасса, которые, работая стахановскими методами, значительно увеличили добычу угля в бассейне. Если в начале сентября 1935 г. до начала стахановского движения среднесуточная добыча угля в Кузбассе составляла около 40 тыс. т, то к концу ноября она составила 48,2 тыс. т. 29 ноября 1935 г. Кузбасс выдал рекордную добычу 54,8 тыс. т.[80]
Однако в целом мобилизационное значение стахановского движения оказалось более низким, чем планировалось государством. Не всеми рабочими оно было воспринято положительно. Повышение норм выработки и ответственности за проделанную работу вызывало недовольство рабочих, особенно старших возрастных категорий, встречались случаи осуждения стахановцев, а то и избиения. Люди обостренно воспринимали всё усиливавшуюся интенсификацию труда и оценивали её как стремление государства эксплуатировать их и ущемлять их права[81].
Мощное воздействие на формирование социального мобилизационного ресурса производило развитие системы всеобщего и доступного всем слоям населения народного образования. Ему в государственной мобилизационной стратегии отводилась важная роль в формировании позитивного отношения в обществе к проведению индустриализации в самом широком смысле этого слова. Кроме того, общеобразовательная школа, начиная с её самых первых ступеней, должна была подготовить население СССР к активному участию в модернизационных преобразованиях в экономической сфере.
Среди актуальных образовательных проблем в 1920–1930-е гг. была ликвидация неграмотности и малограмотности взрослого населения, для чего организовывались специальные школы, курсы, кружки, ячейки всесоюзного общества «Долой Неграмотность». В годы первой пятилетки нередко обучение грамоте и элементарным общеобразовательным дисциплинам входило в программы стационарной сети профессионального образования и целевых курсов техминимума на предприятиях. Борьба за грамотность организовывалась как массовый культпоход, который проходил под броскими лозунгами. Например, на строительстве КМК поход за грамотностью разворачивался под лозунгом: «Зажжём топки домны руками грамотных рабочих»[82].
Мероприятия по ликвидации неграмотности оказывали мощное воздействие не только на рост технической и профессиональной подготовки людей, но и способствовали повышению их общей культуры. Работа по обучению грамоте населения вменялась в обязанности партийных, комсомольских и профсоюзных организаций, администраций предприятий и населенных пунктов. К 1933 г. среди рабочих Кузнецкстроя около 90 % рабочих считалось грамотными. К концу 1930-х гг. практически удалось ликвидировать неграмотность взрослого населения, занятого в промышленности, в наиболее крупных городах Кузбасса – Новокузнецке, Кемерово, Прокопьевске[83].
Член президиума Госплана СССР академик С. Г. Струмилин по расчетам, проведенным в начале 1930-х гг. на крупнейших московских промышленных предприятиях, заключил, что обучение рабочих элементарной грамоте приводит к росту производительности труда на 24 %, а получение ими среднего образования повышает производительность труда на 67 %[84].
Не только декларировался, но и осуществлялся всеобщий охват школьным образованием детского населения с 8 до 11 лет. В резолюциях XVI съезда ВКП (б) (1930 г.) было принято постановление «О всеобщем обязательном начальном образовании», а через четыре года на XVII съезде ВКП (б) была поставлена задача о повсеместном обеспечении и в городе и в деревне всеобщего семилетнего образования для молодёжи. Дополнительно был принят целый ряд положений и законодательных актов о создании единой в масштабе страны трудовой политехнической школы, которая могла бы готовить своих учеников для работы в народном хозяйстве, в первую очередь на индустриальных предприятиях. С этой целью в промышленных городах создавались фабрично-заводские семилетки, в программы которых закладывалось обучение учащихся основам массовых профессий индустриального труда. Учащиеся в кабинетах труда и производственных лабораториях, а то и в процессе экскурсий на предприятия могли познакомиться с трудовыми приемами работы на реальном производстве, получить для этого определенные навыки и элементарные знания по организации и планированию трудового процесса.
В государственном управлении на всех уровнях подчеркивалось, что индустриальному обществу требуются образованные и профессионально подготовленные работники. Первые школы в поселке строителей Кузнецкого металлургического комбината были открыты в 1929 г., когда самого поселка по сути дела ещё не было. К 1932 г. здесь охват детей в возрасте от 8 до 11 лет обучением в начальной школе составлял до 98 %, хотя в предыдущем учебном году он был гораздо меньше – 72,4 %. Высокие темпы развития школьного строительства в Кузбассе поддерживались на государственном уровне. В годы второй пятилетки школы в шахтерских городах строились в основном по типовым проектам, переводились из бараков и прочих приспособленных помещений в благоустроенные и современные здания. Только за 1934–1939 гг. в Новокузнецке было открыто вновь 12 школ, из них 10 было построено по типовым проектам. Общее количество школ в городе металлургов увеличилось с 12 в 1931 г. до 46 в 1939, количество учащихся в них с 13 400 до 29 731 человек[85].
В годы первых пятилеток среди рабочих особенно повысился уровень грамотности молодёжи. По данным профсоюзной переписи 1932–1933 гг. среди рабочих черной металлургии Сибири неграмотных возрасте до 23 лет было только 6,6 %, в возрасте 24–29 лет – 10,2 %, в возрасте 30–39 лет – 12,7 %, а среди рабочих 40 лет и старше доля неграмотных составляла до 24,5 %. Свыше двух третей всех рабочих Сибири к концу второй пятилетки имели школьное образование. Однако подавляющее большинство из них имело образование в объёме начальной школы[86].
Пропаганда индустриализации и индустриального труда служила решению мобилизационных задач. На государственном уровне поддерживалась высокая престижность технических профессий. Однако без крупных государственных материально-финансовых вложений в организацию системы подготовки кадров невозможно было преодолеть острый дефицит инженеров и техников, лояльных к советской власти и преданных её идеалам. Большую роль играли усилия советской власти по развертыванию, в том числе и в Сибири, системы высшего и среднего технического профессионального образования как мобилизационного фактора индустриализации.
С началом активного индустриального строительства в регионе потребность в квалифицированных специалистах: инженерах и техниках значительно возросла; и её не могли удовлетворить другие мобилизационные мероприятия, направленные на привлечение уже имеющихся в стране специалистов, которых повсеместно было недостаточно. Кроме того, они нуждались в соответствующей переподготовке и не всегда поддерживали политику советской власти. Поэтому государство вынуждено было выделять средства на развитие соответствующей своим планам новой системы профессионального образования для подготовки индустриальных кадров, поддерживающих политику советской власти и способных претворить её в жизнь.
В Сибири данные планы начали реализовываться одновременно с развертыванием индустриального строительства. В местах индустриальных новостроек открывались так называемые рабфаки, которые представляли собой сокращенный вариант общеобразовательной школы и могли подготовить рабочих для поступления в техникумы и вузы. По образному выражению Луначарского А. В. они явились «своего рода пожарными лестницами, которые приставили к окнам вузов и по которым поднималась к высшему образованию рабоче-крестьянская молодёжь.»[87].
В 1930 г. приняты постановления правительства об открытии дневных и вечерних рабфаков во всех крупных областных и промышленных центрах Сибири. Особое внимание обращено было на открытие их в Кузбассе. В Ленинске-Кузнецком был организован вечерний рабфак Томского геологоразведочного института, в Кемерово – химико-технологического, в Яшкино – Сибирского строительного, в Анжеро-Судженске – угольного институтов. Сразу несколько рабфаков открылось в Новокузнецке (Сталинске). К концу первой пятилетки в Сибири существовало около 70 рабфаков с общим числом учащихся свыше 14 тыс. чел., среди которых рабочие и крестьяне в Западной Сибири составляли около 84,3 %, а в Восточной – 55,1 %[88].
В годы второй пятилетки наряду с рабфаками свою роль в повышении образования рабочих постепенно начинают играть средние общеобразовательные школы, в том числе и вечерние для работающей молодёжи. Открывались подготовительные курсы непосредственно при учебных заведениях. К началу 1931 г. только в Западной Сибири их было организовано 16 для подготовки в вузы и 11 – в техникумы, на которых обучалось более 5 тыс. человек[89].
Активно разворачивалось формирование сети учебных заведений для обучения профессиям индустриального труда. В Кузбассе в 1930 г. на базе бывшего Щегловского индустриального техникума были образованы сразу три средних технических учебных заведения: в Кемерово – химический и горный техникумы, в Новокузнецке – металлургический. В 1931 г. из Томска в Новокузнецк был переведен Сибирский институт черных металлов (СМИ). В короткий срок в Кузбассе была создана собственная база для подготовки инженеров и техников индустриального производства. Преподаватели и студенты учебных заведений пополняли ряды интеллигенции городов, принимали активное участие в их общественной и культурной жизни. Особенно весомый вклад они вносили в пропаганду научно-технических знаний, которые имели особую популярность в новых индустриальных городах. На Кузнецком металлургическом комбинате профессора и студенты СМИ организовывали технические курсы, вели кружки и лектории, решали важные производственные и общегородские проблемы. К 1940 г. только в СМИ было подготовлено более 600 инженеров по шести специальностям металлургического производства, большая часть из которых осталась в городе. 273 человека были направлены по распределению в цеха металлургического комбината[90].
По настоящему студенческими городами стали Томск, Омск, Новосибирск. Развернулось строительство вузов в Восточной Сибири. Здесь в 1930 г. в Иркутске открылся Сибирский горный институт. В конце первой пятилетки начали действовать Восточно-Сибирский железнодорожный и Сибирский пушно-сырьевой институты. В Красноярске открылся Сибирский лесотехнический институт. Возникли вузы и в национальных районах. В Бурятии в годы первой пятилетки открылись сельскохозяйственный и национальный агропедагогический институты. К 1938–1939 учебному году в Сибири функционировало 45 вузов и 248 техникумов.
Большой вклад в подготовку индустриальных кадров вносили специфические образовательные учреждения – втузы и комбинаты, созданные непосредственно при крупных предприятиях. Они включали в себя сразу несколько ступеней подготовки специалистов: от обучения грамоте и до получения профессионального образования. Учебные комбинаты в годы первой пятилетки были созданы при Томском элеваторе, Кузнецком металлургическом комбинате, Новосибирском заводе «Сибкомбайн». На «Сибкомбайне» учебный комбинат состоял из института сельскохозяйственного машиностроения, машиностроительного техникума, школы ФЗУ. При этом все учебные заведения находились в одном здании, работая в едином комплексе по программам, согласованным с потребностями предприятия, комплектовали свои ученические контингенты из числа его рабочих, использовали в учебном процессе не только заводские лаборатории, но и непосредственно производственные цеха[91]. Подобные комбинаты сыграли большую роль в ускоренной подготовке ИТР и квалифицированных рабочих массовых индустриальных профессий для быстро набирающей темпы роста сибирской индустрии.
На основе повышения уровня общего и профессионального образования гораздо легче и проще решались задачи производственной мобилизации населения, которое одновременно с получением профессиональных навыков воспринимало политические и социокультурные ценности, обозначенные государством. В этом отношении важное значение имела организация, одновременно с профессиональным обучением, политического просвещения, дисциплины которого постепенно были введены во все учебные программы. На всех ступенях образовательного процесса стало обязательным изучение основ марксизма-ленинизма, Конституции СССР и политики советского государства. Краткий курс истории ВКП (б) в обязательном порядке должны были знать коммунисты и комсомольцы, и, по возможности, беспартийные. В первую очередь политической учебой на предприятиях охватывались рабочие-передовики производства, которым в различных вариантах предлагалось посещение мероприятий в рамках политической учебы. Партийные и комсомольские лидеры должны были отслеживать посещения трудящимися митингов и демонстраций, выборов государственных деятелей с целью проверки лояльности каждого гражданина по отношению к политике советской власти.
Мобилизационным целям в годы первых пятилеток служила и культурно-просветительная и политико-пропагандистская работа среди населения, которая приобретала всё более значительные масштабы. Через неё осуществлялось мобилизующее воздействие государства на общество. По всей стране была создана широкая сеть соответствующих этим целям учреждений и организаций, которые в своей деятельности занимались как утверждением общечеловеческих ценностей, так и пропагандой принципов коммунистического общественного устройства.
В Сибири, особенно в крупных городах, уже в начале 1930-х гг. был создан стандартный набор советских культурных учреждений: библиотек, клубов, красных уголков, Домов культуры, парков культуры и отдыха. Приоритетное обеспечение в культурной работе получали индустриальные новостройки. Например, библиотеки Новокузнецка снабжались литературой непосредственно из Москвы. В 1932 г. здесь открылся первый в Кузбассе драматический театр, в 1936 г. вошел в эксплуатацию театр юного зрителя. Накануне войны в городе имелось два кинотеатра, 28 клубов, 8 библиотек со 121,2 тыс. книг, 2 музея, музыкальная школа, Дворец культуры металлургов и другие учреждения. Все они в условиях специфической культурной политики государства являлись не только центрами массового досугового времяпрепровождения населения, но и вели большую просветительно-воспитательную и социокультурную работу, которая оказывала большое влияние особенно на молодое население города[92].
Мобилизационные решения в государственной стратегии СССР в 1930-е гг. осуществлялись по двум направлениям. С одной стороны, создавались условия и возможности для добровольного участия людей в реализации широко рекламируемых государственных планов, а с другой – оказывалось откровенное давление, которое зачастую приобретало насильственные формы. Особенно ярко это проявилось в процессах формирования кадрового потенциала индустриализации.
После 1929 г. в СССР с переходом к реализации явно завышенных заданий первого пятилетнего плана были приняты более жесткие по сравнению с предыдущим периодом мобилизационные меры по обеспечению предприятий и строек индустриальными кадрами. Кадровая проблема в стране рассматривалась как одна из самых острых и в то же время основополагающих в реализации планов советского правительства. Только в высших государственных инстанциях, среди которых можно обозначить ЦИК, СНК, ВСНХ СССР, высшие партийные органы ЦК ВКП (б) и Политбюро, в 1930–1931 гг. было принято не менее 30 различных решений и постановлений по вопросам привлечения и подготовки кадров. Своими директивами властные органы стремились мобилизовать не только свои представительства на местах для выполнения поставленных задач, но и все общество в целом[93].
Без мобилизационных решений невозможно было организовать индустриальное строительство на Урале и в Сибири. 25 апреля 1931 г. ЦК ВКП (б) принял широко разрекламированное в прессе постановление «О состоянии и подготовке кадров для обеспечения своевременного пуска Магнитогорского и Кузнецкого заводов». В нем ответственность за организацию труда и эффективное использование наличных кадров и механизмов возлагалась на руководство предприятий, их партийные, комсомольские и профсоюзные организации, которые обязывались любой ценой обеспечить своевременный пуск заводов и нормальную их работу. Кроме того, постановление ЦК ВКП (б) обязывало участвовать в работе по подготовке квалифицированных рабочих и специалистов партийные организации не только Урала и Сибири, но и Украины, Ленинградской, Московской областей и др. Подготовка кадров для Урало-Кузнецкого комбината была взята под контроль всеми центральными комсомольскими и профсоюзными организациями, которые должны были в своей деятельности всемерно способствовать развитию массового движения за участие в создании УКК.
К этой работе привлекались многие крупнейшие промышленные предприятия страны. В 1931 г. заводы Украины подготовили для Магнитостроя более 6 тыс. квалифицированных рабочих, Московский металлургический завод «Серп и Молот – 62, завод «Красный Путиловец – 78, Ленинградский металлургический завод – 42. Уральские заводы подготовили свыше 600 металлургов для будущих металлургических гигантов[94].
Специалисты обязывались работать на промышленных предприятиях в течение определенного срока без увольнения. Через мобилизационные призывы коммунисты и комсомольцы заполняли руководящие должности. Уже в процессе работы они могли быть направлены на дополнительное профессиональное обучение. Выпускники высших и средних профессиональных учреждений также всеми мерами привлекались к работе по государственным направлениям.
Наряду с привлечением кадров государство разработало специальную стратегию применения подневольного труда, которая, впрочем, не была изобретением советского правительства. Она уже несколько столетий применялась в регионе и в условиях царского режима. В процессе индустриального строительства в 1930-е гг. она лишь приобрела более значительные масштабы и получила статус важнейшего направления в государственной политике.
Ещё в годы первой пятилетки была разработана целая система обеспечения предприятий и строек Сибири кадрами за счет различного вида спецконтингентов: заключенных и спецпереселенцев, которые в целом ряде отраслей хозяйства региона (строительстве, угольной и лесной промышленности) составляли значительную долю трудовых коллективов. Одной из самых массовых категорий населения, мобилизованных на индустриальные стройки и промышленные предприятия Сибири, стали крестьяне, пострадавшие в ходе массовой коллективизации. Они были раскулачены и отправлены на стройки народного хозяйства, которые им заменили места каторги и ссылки.
Этот способ обеспечения кадрами был узаконен специальным постановлением СНК РСФСР от 18 августа 1930 г. «О мероприятиях по проведению спецколонизации в Северном и Сибирском краях и Уральской области», в котором предлагалась принудительная отправка несогласных с советской властью в малообжитые районы страны. ВСНХ РСФСР, НКТоргу и др. органам хозяйственного управления по соглашению с НКТруда и НКЗемом, а также Наркоматом внутренних дел РСФСР поручалось максимально использовать рабочую силу спецпереселенцев на лесоразработках, рыбных и иных промыслах в отдаленных и остронуждающихся в рабочей силе районах. В сельском хозяйстве предписывалось использовать только тех, кто не сможет работать в промышленных отраслях[95].
При строительстве предприятий Урало-Кузнецкого комбината принудительный труд получил широкое распространение. В Кузбассе спецпереселенцы концентрировались на крупных стройках, в угледобывающей и лесной промышленности. В качестве основных потребителей принудительной рабочей силы выступали Кузнецкстрой, тресты «Востокуголь», «Цветметзолото». По данным историка Бикметова Р. С. в августе 1931 г. на различных работах в «Кузнецкстрое» было задействовано 4617 семей спецпереселенцев или более 22 тыс. человек, на шахтах треста «Востокуголь» соответственно 5306 и около 30 тыс. человек[96].
Значительное количество спецпереселенцев работало в угольной промышленности Кузбасса. На некоторых участках их число составляло около 70 % от общей численности рабочих. В 1933 г. на одном из заседаний Западно-Сибирской краевой комиссии по спецпереселениям отмечалось, что роль спецпереселенцев в угледобыче на ряде предприятий Кузбасса – решающая. Они приобретали в процессе многолетнего труда в шахтах ведущие шахтерские специальности и являлись подчас наиболее квалифицированными рабочими из всего состава трудящихся шахт, добросовестно трудились и стремились перевыполнять планы тех предприятий, к которым были прикреплены. Некоторые из них позднее стали известны в Кузбассе как передовики производства, завоёвывали призовые места в социалистическом соревновании и переходящие знамена Новосибирского обкома партии[97].
По данным отдела трудовых поселений Управления наркомата внутренних дел по Западной Сибири в 1936 г. доля спецпереселенцев среди постоянно работающих на комбинате «Кузбассуголь» составляла в среднем около 40 %, в тресте «Кузнецкстрой» – 48,3 %, в тресте «Запсибзолото» – 29,2 %. На 1 ноября 1938 г. в различных отраслях экономики Кузбасса было задействовано 16102 семьи спецпереселенцев общей численностью 73854 человека. Из них трудоспособное население составляло 35020 человек (17266 мужчин и 17540 женщин)[98].
Весомый вклад в формирование трудовых коллективов на предприятиях и стройках УКК в 1930-е гг. вносила система ГУЛАГа. Труд заключенных активно использовался в угольной, металлургической, горнорудной, лесной отраслях промышленности, на строительстве дорог и промышленных предприятий. В составе Кузнецкого лагерного отделения был создан специальный пункт «КМК». В 1932–1933 гг. на строительные работы здесь привлекалось ежедневно примерно 3,5 тыс. заключенных. Около 2 тыс. человек работали в цехах по выплавке чугуна, стали, сортового проката, а также в складских помещениях на погрузо-разгрузочных работах. Более 100 человек было задействовано на работах в известковом карьере КМК. При этом администрации предприятий и строек комбината обращались неоднократно в Краевое управление местами заключения и в партийные органы с просьбой увеличить прибытие контингентов заключенных. В мае 1941 г. в лагерных отделениях Сиблага содержалось 63646 заключенных, из них 40601 человек находилось непосредственно на территории Кузбасса и работали на промышленных предприятиях и стройках[99].
В Восточной Сибири труд спецпереселенцев и заключенных применялся не столь масштабно, как в Западной только лишь по причине поэтапного подхода к индустриализации региона. В целях наиболее рационального распределения средств и возможностей государства развитие Восточной Сибири рассматривалось во вторую очередь после Западной, а создание Урало-Кузнецкого комбината считалось плацдармом для наступления на восток. В рамках генеральных планов развития народного хозяйства СССР, рассчитанных на несколько пятилетий, намечались этапы крупных изыскательских и проектных работ для того, чтобы развернуть в последующем реализацию Ангаро-Енисейской программы, приступить к строительству Байкало-Амурской магистрали. Индустриальное строительство в Восточной Сибири планировалось в незаселенных районах с суровыми природно-климатическими условиями. Поэтому заранее строились планы переселения сюда значительных контингентов людей.
Так, очень активно в 1934–1937 гг. на заседаниях Всесоюзного переселенческого комитета при СНК СССР, затем в Переселенческом отделе НКВД СССР, в ведении которого в 1936–1939 гг. находились вопросы государственного управления переселением в стране, рассматривались планы заселения районов будущей Байкало-Амурской железнодорожной магистрали. Здесь в предвоенные годы на огромной территории в 26 млн га проживало всего около 30 тыс. человек, в среднем 0,1 чел. на один кв. км. Вместе с тем, намечались планы не только транспортного, но и общего хозяйственного развития: разработки месторождений полезных ископаемых, строительство лесоперерабатывающих заводов, разнообразных промысловых предприятий[100]. Однако по различным причинам эти планы отодвинулись на вторую половину ХХ в.
В годы третьей пятилетки в СССР в условиях начавшейся Второй мировой войны был принят целый ряд мер, направленных на повышение мобилизационной готовности экономики. Мобилизационные планы в промышленности, касающиеся, как отраслей, так и отдельных предприятий, составлялись в СССР и ранее, но теперь они стали более конкретными и касались не только производства вооружения, но и металлов, топлива, машиностроения и т. д. Для организации сложных межведомственных отношений и согласований при Комитете обороны СССР весной 1938 г. была создана Военно-промышленная комиссия под председательством Л. М. Кагановича, которая должна была обеспечивать мобилизационную готовность экономики страны на случай войны. 17 июня 1938 г. Комитет Обороны принял постановление о введении в действие мобилизационного плана тяжелой промышленности на период с 1 января по 31 декабря 1939 г. Несколько позже мобилизационные планы были приняты и в рамках деятельности всех других наркоматов и ведомств. Они в целом касались организации промышленного производства, которое в случае войны должно было обеспечить фронт и тыл всем необходимым[101].
Мобилизационные мероприятия государственного управления касались и обеспечения промышленных предприятий и транспорта рабочей силой. С этой целью был принят целый ряд государственных решений, связанных со снижением неконтролируемых перемещений населения по стране, повышением дисциплинарной ответственности работников на производстве, их заинтересованностью в работе на одном предприятии и т. д. С 1938 г. вводятся трудовые книжки постоянных работников, отрабатывается система премирования и поощрения за труд на одном предприятии. Особенно на производствах военно-оборонного профиля единоначалие дополнялось подчинением по военному принципу сверху донизу.
26 июня 1940 г. принимается указ Президиума Верховного Совета СССР «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений», который юридически закреплял прикрепление работников к производству. Рабочее время каждого трудящегося увеличивалось в среднем на 33 часа в месяц. Только в промышленности это составило прибавку примерно в миллион рабочих рук[102]. На Кузнецком металлургическом комбинате в результате перехода на 8-часовой рабочий день и 7-дневную неделю удалось высвободить свыше 500 человек, что позволило укомплектовать работниками ряд участков завода, ранее нуждавшихся в рабочей силе[103].
Тем не менее, индустриальных кадров, особенно квалифицированных, хронически не хватало. Сказались репрессии второй половины 1930-х гг., закончились резервы свободных рук в стране. Аграрная сфера, ранее поставлявшая в больших масштабах кадры для индустрии, сама испытывала дефицит рабочих рук. Накануне Великой Отечественной войны в СССР была принята целая серия законодательных актов мобилизационного характера, которые по идее должны были стабилизировать кадровую ситуацию в индустрии, в том числе и в районах Сибири. Однако война приостановила начавшиеся процессы и мероприятия государства не смогли в короткие сроки дать нужных результатов. Но в целом основы мобилизационного управления в регионе были заложены, и это позволило с началом войны организовать здесь в короткие сроки надёжный тыл советского государства.
Таким образом, можно сделать вывод, что в 1920–1930-е гг. в СССР удалось сформировать единую систему мобилизационного воздействия на население, создать действенные институты государственной мобилизационной политики, работавшие на основе существования всеохватывающей государственной собственности на средства производства. Это в целом позволяло перейти к более передовому индустриальному технологическому укладу, предполагавшему в развитии экономики большую концентрацию людей, техники, природных и прочих материальных ресурсов. Единая государственная собственность и централизованное управление в СССР позволили обеспечить форсированный вариант модернизации на основе мобилизационных решений и направления ресурсов для выполнения ключевых задач.
Органы государственного управления, созданные по принципу вертикального подчинения, строили свою деятельность на основе законодательства. Устойчивость и жесткость системе придавали судебно-правоохранительные и силовые ведомства, в том числе и армия, что позволяло использовать не только добровольное, но и принудительное участие граждан в реализации определенных государством планов модернизации страны. Всё это вместе взятое составляло единый политико-экономический механизм, способствующий защите интересов государства как внутри страны, так и на международной арене. Особое отношение было к молодёжи, которую государство рассматривало как свою основную социальную опору в мобилизационной политике не только в настоящем, но и в будущем. Самый главный результат мобилизационных решений в СССР, в том числе и в Сибири, заключается в том, что в 1930-е гг., произошел переход от преимущественно аграрного общества к индустриально-урбанистическому. Для этого перехода стране потребовалось примерно одно десятилетие, хотя многие страны в мире его совершали в течение гораздо более длительного времени. Одной из причин сокращения исторических сроков, несомненно, мог послужить уже имеющийся мировой опыт. Однако со всем основанием можно определить в качестве главного фактора целенаправленную мобилизационную политику советского государства, основывающуюся, как на особых стратегических устремлениях правительства модернизировать страну на этатистской нерыночной основе, так и на способности к самоотверженному труду миллионов рядовых граждан. Высокий мобилизационный потенциал российского общества, сформированный на протяжении столетий, позволил создать в советское время устойчивую государственную систему, основные черты которой сохранялись и определяли развитие СССР вплоть до последнего десятилетия ХХ века. В Сибири мобилизационные методы позволили осуществить модернизацию на базе индустриализации и подготовить к хозяйственному освоению всё более новые районы и природные ресурсы, находящиеся на их территориях.
Конец ознакомительного фрагмента.