Многосторонняя дипломатия в биполярной системе международных отношений (сборник). Мазов С. В. Конголезский кризис и позиция СССР в ООН. 1960 г ( Коллектив авторов, 2012)

Мазов С. В. Конголезский кризис и позиция СССР в ООН. 1960 г

Конголезский кризис стал первым серьезным испытанием советской политики в Африке южнее Сахары. В Конго СССР оказал прямую помощь левым националистическим силам и столкнулся с мощным, скоординированным противодействием ведущих западных стран «коммунистической угрозе в Африке». Для поиска путей выхода из кризиса были задействованы все институты и механизмы ООН – Генеральная Ассамблея, Совет Безопасности, специально созданный Консультативный комитет по делам Конго, ситуация в Конго стала предметом переговоров, многочисленных гласных и негласных встреч. Операция по поддержанию мира в Конго явилась одной из наиболее масштабных и сложных для войск ООН.

Периодические издания подробно освещали перипетии конголезского кризиса, о нем написаны десятки мемуаров, более сотни монографий. Однако позиция СССР в ООН по Конго до сих пор не была предметом специального исследования. Ее оценивали, опираясь главным образом на опубликованные документы ООН. Большинство западных авторов считают советскую линию в ООН «негибкой», «пропагандисткой», результатом преобладания идеологических императивов над прагматическими резонами[116]. Единственный зарубежный исследователь, до сих пор работавший в российских архивах по конголезскому кризису, демонстрирует более сбалансированный подход к оценке соотношения национальных интересов и идеологии[117]. В советских работах международные акции СССР, связанные с Конго, оцениваются в духе подходов, сложившихся во времена холодной войны[118].

Наряду с опубликованными источниками – документами ООН и мемуарами – использованные автором материалы из Архива внешней политики Российской Федерации, Национального архива Великобритании, архивов США[119] позволили заглянуть в еще почти непознанное закулисье конголезского кризиса, найти новую информацию о намерениях и действиях СССР.

Конго было обречено стать местом первого крупного сражения холодной войны в Африке южнее Сахары. Эту огромную бельгийскую колонию в «сердце Африки» сказочно богатую полезными ископаемыми называли «ключом» ко всему континенту.

В январе 1960 г. на переговорах в Брюсселе между бельгийским руководством и конголезскими политиками было достигнуто соглашение о предоставлении независимости Конго 30 июня того же года. Бельгийцы рассчитывали передать власть «надежным» конголезцам, которые будут конструктивно сотрудничать с бывшей метрополией. Иначе оценивали перспективы Конго деловые и политические элиты других западных стран, прежде всего США. Они считали, что Бельгии удержаться в Конго после независимости не удастся, страну ждет хаос, и «ключ» от Африки может оказаться бесхозным, а то и попасть в руки коммунистов[120].

Прогнозы о том, что независимое Конго ждут неспокойные времена, были обоснованными. По мере приближения дня независимости нарастала напряженность в отношениях между африканцами и европейцами[121]. Бельгийцы в массовом порядке покидали Конго. Отъезд бельгийских специалистов грозил обернуться катастрофой, коллапсом экономики и административной системы. Одной из особенностей колониального общества Конго была ничтожно малая численность образованных африканцев, «эволюэ»[122]. Реальной была перспектива распада Конго. В его колониальных границах оказались сотни этнических групп и народов с разным уровнем развития и нередко разделенные огромными расстояниями и непроходимыми джунглями.

Политическая ситуация в Конго была прямым отражением пестроты этнического состава. К началу избирательной кампании, завершившейся первыми всеобщими выборами в мае 1960 г., было создано более 40 партий. Внешнее богатство политической палитры было обманчивым. Партии назывались социалистическими, прогрессивными, народными, демократическими, национальными, африканскими, но по сути были этнорегиональными. Единственным фундаментальным различием помимо защиты интересов «своих» этнических групп были взгляды на будущее государственное устройство независимого Конго. Одни партии (меньшая часть) выступали за унитарное государство с сильной центральной властью, другие – за аморфную, рыхлую федерацию, субъекты которой пользовались бы почти неограниченными правами, а порой проповедовали сепаратизм.

Положение в Конго вызывало озабоченность у Генерального секретаря ООН Дага Хаммаршельда. Побывав там во время блиц-турне по Африке в январе 1960 г., Хаммаршельд понял, что «неготовность» колонии к независимости неминуемо создаст ряд «проблем чрезвычайного характера»[123]. Он был убежден, что ООН должна сыграть стабилизирующую роль в ходе деколонизации Африки и сохранить ее в орбите влияния Запада. Вернувшись из турне, Хаммаршельд провел закрытое совещание со своими помощниками, которые пользовались его абсолютным доверием. Все трое были американцами – заместитель генерального секретаря Эндрю Кордье, сотрудник Секретариата Ральф Банч, секретарь Первого (политического) комитета Генеральной Ассамблеи, антрополог-африканист Гейнц Вишгоф. Они разработали конкретные меры по созданию механизма и инфраструктуры для присутствия ООН в Конго, в том числе и военного. Генсек направил в Конго своим специальным представителем Банча. У первого афро-американца, удостоенного Нобелевской премии, не должно было возникнуть проблем в налаживании контактов с конголезцами[124].

Итоги майских выборов показали, что действительно общенациональной партии в Конго не было. Называвшее себя таковой Национальное движение Конго (НДК) завоевало наибольшее число мест в Национальном собрании, нижней палате парламента. Однако сильные позиции у НДК были только в двух из шести провинций – Восточной и Касаи, а в Катанге оно не провело ни одного своего представителя. Большинство остальных мест достались этнорегиональным партиям[125]. Сформированное по итогам выборов правительство не только не являлось единой командой, но было заведомо неработоспособным: в него вошли представители основных этнических групп, у которых были зачастую полярные взгляды на ключевые вопросы государственного устройства Конго, его внутренней и внешней политики.

Противоречия в конголезском руководстве олицетворяли политики, которые заняли два главных государственных поста. Премьер-министром стал 35-летний лидер НДК Патрис Лумумба, по этнической принадлежности батетела из провинции Касаи, работавший почтовым служащим. Он был националистом левого толка, популистом. Его речи были наполнены антиколониальной и антизападной риторикой, критикой этнического партикуляризма. Он планировал создать сильное унитарное государство, организовать крупный государственный сектор в экономике, проводить внешнюю политику, основанную на нейтралитете и панафриканизме. Блестящий оратор с харизмой вождя, Лумумба был импульсивным человеком склонным к романтизму. В 1959–60 гг. Лумумба имел контакты с советскими дипломатами, его приглашали посетить Москву, но приехать он не смог[126].

Президент Конго Жозеф Касавубу 50-летний выходец из знатной семьи баконго, получил добротное католическое образование в школе и духовной семинарии, работал учителем и служащим колониальной администрации и частных фирм, слыл образцовым эволюэ. Двумя основными опорами его политических взглядов был консерватизм и баконговский национализм. Он выступал за сохранение традиций и укрепление власти вождей, вынашивал планы воссоздания средневекового государства Конго, где бы доминировали баконго. Возглавляемый Касавубу Альянс народа баконго (Абако) был создан в 1950 г. как культурно-просветительская организация для защиты духовных ценностей баконго от влияния европейцев и «пришлых» африканцев. Став политической партией, Абако сохранил этнорегиональную ориентацию. Коммунизм и панафриканизм вызывали у Касавубу стойкую аллергию. Проигрывая премьер-министру как публичный политик, в «имидже», (грузный, флегматичный, будто всегда сонный человек, не умеющий ярко говорить на публике), президент превосходил Лумумбу в искусстве закулисной борьбы.

Через неделю после провозглашения независимости 30 июня 1960 г., в стране вспыхнули солдатские бунты и антибелые погромы[127]. 10 июля Бельгия ввела в Конго войска.

11 июля из состава Конго вышла провинция Катанга. Председатель провинциального правительства Моиз Чомбе зачитал по радио декларацию о независимости. Основной причиной этого шага он назвал «стремление избежать опасности оказаться под пятой коммунистов». Чомбе обратился к Бельгии с просьбой оказать Катанге «техническую, финансовую и военную помощь» и выразил надежду на дипломатическое признание Катанги бывшей метрополией и «другими странами свободного мира»[128]. Чомбе был политическим антиподом Лумумбы, который олицетворял Африку рвущую оковы колониализма. Он вырос в одной из наиболее состоятельных конголезских семей и был прямым потомком Мвата-Ямво, правителя государства Лунда, существовавшего в XVI–XIX вв. на западе современной Народной Республики Конго и северо-востоке современной Анголы. После того как возглавляемое Чомбе Объединение африканских предпринимателей заключило соглашение с Союзом белых поселенцев, бельгийцы стали справедливо считать его своим надежным сторонником. В начале 1960 г. в Катанге проживало 32 тыс. бельгийцев. Многие «катабельгийцы» были «склонны хвастаться, что они “не бельгийцы, а катангийцы”», а некоторые из них «относились к Бельгии так же, как алжирские французы к Франции»[129]. Партия Чомбе Конакат разделяла и поддерживала сепаратистские настроения.

Советское руководство отреагировало на события в Конго заявлением от 13 июля. Действия Бельгии характеризовались как «акт агрессии», Чомбе был назван «ставленником иностранных монополий», а отделение Катанги – «незаконным и преступным действием, продиктованным корыстными интересами горстки финансовых и промышленных магнатов колониальных держав»[130].

Отделение Катанги ставило федеральное правительство в трудное положение. Почти равную по площади Франции провинцию с населением 1,6 млн. человек называли «геологическим чудом», поскольку ее недра были баснословно богаты полезными ископаемыми. Занимавшая третье место в капиталистическом мире по производству меди и первое по добыче кобальта Катанга давала в конголезскую казну почти половину валютных поступлений.

Весть о событиях в Катанге застала Лумумбу и Касавубу в Лулвабуре. Они решили немедленно лететь в катангскую столицу Элизабетвиль, но там самолету с двумя высшими должностными лицами государства не дали разрешения на посадку[131]. Оставалось только искать внешнюю силу, которая могла бы восстановить порядок в стране и сохранить ее целостность. 12 июля Лумумба составил телеграмму генсеку ООН, которую подписал и Касавубу Премьер и президент потребовали срочно направить войска ООН для «защиты Конго от внешней агрессии, которая угрожает международному миру»[132]. Утром 13 июля в новой телеграмме Хаммаршельду Лумумба и Касавубу дали разъяснения относительно будущей операции: «Целью запрашиваемой помощи является не восстановление внутреннего положения в Конго, а защита национальной территории против акта агрессии, совершенной войсками бельгийской метрополии»[133]. Такая формулировка не давала оснований для вмешательства ООН во внутренние дела страны.

В тот же день Хрущев на пресс-конференции в Кремле назвал обращение правительства Конго за помощью в ООН «правильным», но выразил сомнение, что Совет Безопасности должным образом на него отреагирует: «Трудно, конечно, ждать, что справедливое требование народа Конго найдет сочувствие в Совете Безопасности. Следует разоблачать этот орган, с тем чтобы народы видели, что Совет Безопасности превращен сейчас Соединенными Штатами Америки в инструмент для подавления свободолюбивых народов, на удержание народов в колониальном рабстве»[134]. Операцию ООН советский лидер признал «правильной» по двум причинам. Во-первых, войска ООН меняли войска Бельгии, члена НАТО. Во-вторых, Хрущев считал, что конголезский кризис стал шансом изменить неблагоприятное для СССР и его союзников соотношение сил внутри ООН.

Ирландский дипломат Конор О’Брайен, работавший в Секретариате ООН на конголезском направлении, а затем представителем генсека ООН в Конго, на основе собственных наблюдений сделал вывод, что операцией в Конго командовал не «почти бессильный» Совет Безопасности и тем более «аморфная» Генеральная Ассамблея», а «совершенно неофициальный и несколько странный по своему составу» «конголезский клуб» внутри Секретариата. Это был штаб при генсеке ООН, который руководил операцией в Конго и «старался играть, не показывая своих карт». Клуб располагал всей полнотой информации, туда поступали секретные телеграммы сотрудников ООН из Конго. Эти донесения «резко отличались от той приглаженной картины, которая давалась в официальных сообщениях, распространявшихся среди делегатов Генеральной Ассамблеи». Членами клуба были сэр Александер МакФаркуэр (Великобритания), Чакраватхи Нарамсихан, генерал Индар Рикхи (Индия), Конор О’Брайен, Фрэнсис Нвокеди (Нигерия) и три американца: Ральф Банч, Эндрю Кордье и Гейнц Вишгоф. Последнего сам Хаммаршельд называл «серым кардиналом», и он был единственным членом клуба, кто в присутствии генсека продолжал «излучать собственную волну». Все важные решения принимали Хаммаршельд, Банч, Вишгоф и Кордье, – неформальная «конголезская четверка», сложившаяся в обстановке секретности еще в январе 1960 г. Группа «нейтралов, главным образом афро-азиатов», играла малозначительную, скорее декоративную роль[135].

По-другому оценивал роль конголезского клуба Брайен Уркварт, высокопоставленный сотрудник ООН, друг Хаммаршельда и впоследствии его биограф. Это была небольшая группа, занимавшаяся конголезским кризисом, которая собиралась в кабинете Хаммаршельда только «для удобства». Он называл «пропагандистской чепухой» утверждения о том, что конголезский клуб был создан «в результате заговора США, чтобы установить контроль над операцией ООН в Конго». Хаммаршельд и Банч, по наблюдениям Уркварта, «часто не соглашались с позицией США и резко отрицательно реагировали на попытки любого правительства диктовать что им следует делать»[136].

По впечатлениям еще одного человека, который участвовал в заседании конголезского клуба, его члены собирались у Хаммаршельда не только «для удобства». На заседания приглашались представители генсека ООН в Конго. Индиец Раджешвар Дайял, занимавший эту должность с начала сентября 1960 по конец мая 1961 г., называет клуб «закрытой группой доверенных лиц Хаммаршельда», с которыми он «периодически проводил неформальные совещания». Они проходили в кабинете генерального секретаря на тридцать восьмом этаже здания ООН в обеденное время и вечером, после формального окончания рабочего дня. «На совещаниях, – вспоминает Дайял, – обсуждались приходившие из Леопольдвиля телеграммы, анализировались слушания и дебаты в Совете Безопасности, участники обменивались информацией, полученной от дипломатов или гостей». Обстановка была непринужденной, «разговор мог зайти о литературе или искусстве, а иногда и вовсе напоминал обсуждение сплетен»[137].

Социалистическим странам в этом клубе места не нашлось. Член Секретариата от СССР Георгий Аркадьев не допускался не только к процессу принятия решений, но и к секретным донесениям сотрудников ООН из Конго. Переписка по Конго хранилась у Вишгофа, а его формальный начальник, заместитель генсека по политическим вопросам и делам Совета Безопасности Аркадьев, доступа к ней не имел[138].

СССР мог добиться выгодных для себя решений ООН по Конго, только при поддержке азиатских и африканских государств. В 1960 г., который вошел в историю как «Год Африки», 17 африканских колоний стали независимыми государствами и членами ООН. Предпосылки для альянса с ними существовали. Их лидеры стремились использовать противоречия между сверхдержавами для укрепления собственных позиций в регионе или как минимум в собственной стране. Наиболее амбициозные планы в связи с конголезским кризисом вынашивал президент Ганы Кваме Нкрума. Теоретик и практик панафриканизма, он считал, что борьба Конго за независимость не является внутренним делом конголезцев. Нкрума рассматривал ее не только как эпизод «глобальной идеологической борьбы», но и как часть «общеафриканского движения за освобождение Африки от колониального угнетения»[139]. Идеи Нкрумы оказали большое влияние на становление взглядов Лумумбы. Они познакомились в Аккре в декабре 1958 г. на первой конференции народов Африки, и с тех пор постоянно переписывались, Нкрума давал Лумумбе советы, которые становились руководством к действию. В Лумумбе, ставшем премьер-министром независимого Конго, Нкрума увидел союзника, готового словом и делом поддержать его план создания Соединенных Штатов Африки, который вызывал неприятие у многих африканских лидеров.

Нкрума попытался стать активным игроком в сложной международной игре, развернувшейся вокруг конголезского кризиса. 13 июля 1960 г. он обнародовал план африканизации сил ООН в Конго: «Нынешние осложнения в Конго должны быть урегулированы главным образом усилиями независимых африканских государств в рамках аппарата ООН. Вмешательство неафриканских государств, по мнению правительства Ганы, скорее всего, усилит, а не ослабит напряженность»[140]. В тот же день он телеграммой заверил Лумумбу что готов оказать ему любую помощь вплоть до посылки в Конго батальона ганской армии в составе сил ООН[141]. Вечером того же дня Нкрума позвонил Хаммаршельду и сообщил, что два ганских батальона готовы отправиться в Конго, необходим лишь воздушный транспорт для их доставки[142].

13–14 июля состоялось заседание Совета Безопасности ООН, на котором была рассмотрена просьба конголезского руководства. В центре дискуссий оказался проект резолюции, который внес представитель Туниса Монжи Слим, неофициальный представитель блока афро-азиатских государств в ООН. Резолюция призывала «правительство Бельгии вывести свои войска с территории Республики Конго» и уполномочивала Генерального секретаря «принять необходимые меры в консультации с правительством Республики Конго для предоставления ему такой военной помощи, какая может оказаться необходимой, пока в результате усилий конголезского правительства при наличии технической помощи ООН, национальные силы безопасности не будут, по мнению правительства, в состоянии полностью справиться со своими задачами»[143]. За проектом стоял сам Хамммаршельд: пункт о полномочиях генсека слово в слово повторял его предложения во время дебатов[144].

Советский представитель А. А. Соболев зачитал «Заявление Советского правительства в связи с империалистической интервенцией в отношении независимой Республики Конго». Ответственность за обострение ситуации в Конго он возложил на Бельгию, чьи оставшиеся в бывшей колонии чиновники «при прямом соучастии дипломатических представителей западных держав – США, Англии и Франции предприняли в нарушение международного права и Устава ООН действия, направленные на подрыв суверенитета и ликвидацию независимости молодого конголезского государства»[145]. Соболев внес три поправки, предлагавшие «1) включить пункт об осуждении вооруженной агрессии Бельгии против Конго, 2) указать на необходимость немедленного вывода войск Бельгии из Конго и 3) добавить в пункт 2 проекта резолюции после слов «военной помощи» слова «предоставленной африканскими государствами-членами ООН»[146]. Таким образом, советский представитель поддержал план Нкрумы.

Голосование показало, что идея осуществления операции ООН в Конго силами африканцев популярна в афро-азиатских странах. Тунис и Цейлон, выборные члены Совета Безопасности, проголосовали против осуждения агрессии Бельгии, но поддержали третью советскую поправку[147]. Их голосов оказалось недостаточно, и все советские поправки были отклонены. 8 голосами (СССР и США голосовали за) при 3 воздержавшихся была принята резолюция, внесенная представителем Туниса. Голосовать против тунисской резолюции у Советского Союза не было резонов. Ее поддержали афро-азиатские страны. В случае неприятия резолюции у Хаммаршельда в запасе была другая, короткая, которая просто санкционировала ввод войск ООН в Конго. Если бы не удалось провести и такую резолюцию, он был готов созвать чрезвычайную сессию ГА ООН, где у западных стран и их союзников было гарантированное большинство[148].

Принятая Совбезом резолюция давала западным странам важные преимущества. Бельгия не была признана агрессором, против нее не предусматривалось никаких мер, сроки вывода бельгийских войск из Конго не были установлены. Цель военной помощи ООН Конго не конкретизировалась, но из контекста было ясно, что она состоит не в изгнании бельгийцев, а в восстановлении порядка в стране, который не может навести правительство Лумумбы. Не был определен национальный состав сил ООН и их командования, что развязывало руки в этом вопросе Хаммаршельду Катанга в резолюции даже не упоминалась, ничего не говорилось о необходимости сохранять территориальную целостность Конго.

У Лумумбы были веские основания считать, что войска ООН могут превратиться в инструмент давления западных стран на его правительство. 14 июля он и Касавубу направили телеграмму Хрущеву, с призывом «ежечасно следить за развитием обстановки в Конго» и не исключили возможности просьбы о «вмешательстве Советского Союза», «если западный лагерь не прекратит агрессию против суверенитета Республики Конго»[149].

Американские аналитики просчитали все сценарии советских действий в отношении Конго вплоть до вооруженной интервенции. В специальном меморандуме комитета начальников штабов ее вероятность оценивалась как очень низкая из-за «огромных практических трудностей, связанных с доставкой войск по морю или воздуху» при отсутствии у СССР авианосцев и возможностей наладить воздушный мост[150].

Понимал ограниченность советских возможностей и Хрущев. В ответной телеграмме конголезским руководителям 15 июля он ясно дал понять, что в данной ситуации СССР не прибегнет к односторонним мерам и готов поддержать действия ООН в Конго: «В обстановке растущего негодования народов, возмущенных империалистической агрессией в Конго, Совет Безопасности ООН сделал полезное дело, приняв решение, призывающее правительство Бельгии к выводу бельгийских войск с территории Конго»[151].

15 июля, спустя 48 часов после соответствующего решения Совета Безопасности, 3,5 тыс. военнослужащих из Ганы, Туниса, Марокко и Эфиопии высадились в Конго. Хаммаршельд счел необходимым «разбавить» африканские войска контингентами из европейских нейтральных стран – Швеции и Ирландии. Возражения Соболева, который настаивал, чтобы в Конго использовались только войска из африканских государств, остались без последствий[152]. Через неделю в Конго были переброшены 11,5 тыс. военнослужащих, которые создали опорные пункты во всех пяти провинциях кроме Катанги[153].

Операция была спланирована таким образом, что давала солидную фору США, хотя в ней участвовали контингенты только из нейтральных государств. Переброска войск в Конго осуществлялась американскими военно-транспортными самолетами, а внутри страны – на самолетах и бронетранспортерах с американскими экипажами. Связь между частями войск ООН в Конго и на линиях коммуникаций с внешним миром обеспечивала армия США. Помимо воинских контингентов ООН направила в Конго сотни гражданских специалистов, которые заняли ключевые посты в ведомствах бывшей колониальной администрации. Американцев среди них было подавляющее большинство.

13 июля Хаммаршельд призвал правительство СССР «предоставить в распоряжение ООН (в качестве дара для Конго – СМ.) пищевые продукты»[154]. 16 июля Хрущев направил Лумумбе телеграмму, где, в частности, говорилось: «Советское правительство решило немедленно оказать Республике Конго продовольственную помощь и поставило об этом в известность генерального секретаря ООН. Направляемое продовольствие общим количеством 10 тыс. тонн включает одну тысячу тонн сахара, 300 тыс. банок молочных консервов, остальное – пшеница». Продукты планировалось направить «в срочном порядке самолетами», а также специальным судном[155].

22 июля газета «Известия» сообщила, что в связи с обращением генсека ООН о предоставлении контингенту в Конго грузового транспорта туда будет поставлено «100 советских грузовых автомашин типа ГАЗ-63 с брезентовыми покрытиями, комплект запасных частей ‹…› и одна ремонтная автомобильная мастерская. Для оказания технической помощи в эксплуатации автомашин будет направлена группа инструкторов»[156].

СССР оказал помощь в переброске войск Ганы в Конго для участия в операции ООН. 16–18 июля туда по воздуху были доставлены два ганских батальона, 19 июля Хаммаршельд попросил еще один, но перевозить войска было нечем. Немногочисленные ганские самолеты работали с максимальной нагрузкой, были отменены полеты единственной национальной авиакомпании. США и Великобритания обещали помочь, но выжидали, ссылаясь на необходимость получить формальную санкцию Совета Безопасности. Тогда посол СССР в Гане М. Д. Сытенко выразил готовность предоставить два советских ИЛ-18 с экипажами. Нкрума согласился, не поставив в известность Секретариат ООН, что вызвало резкое неудовольствие Хаммаршельда[157]. 21 июля в конголезской столице приземлились первые три советских самолета с грузом продовольствия. Они тоже были задействованы для «доставки в Конго ганских войск и снаряжения»[158]. Вскоре воздушный мост Аккра – Леопольдвиль стали обслуживать еще два ИЛ-18[159].

СССР только начал оказывать Конго помощь, а вокруг нее уже был создан неблагоприятный информационный фон. Этому в немалой степени способствовал ее главный адресат Лумумба, который продолжал шантажировать Запад и ООН «советским вмешательством». 17 июля он направил представителю генсека ООН в Конго Р. Банчу письмо, где, в частности, говорилось: «Если в течение 24 часов с 19 июля 1960 года ООН окажется не в состоянии обеспечить выполнение задачи, которую мы от нее потребовали, мы, к сожалению, будем вынуждены просить вмешательства Советского Союза. Мы надеемся, что вы окажетесь в состоянии принять все меры, чтобы избежать этого»[160].

18 июля Лумумба повторил свой ультиматум. В тот же день первый заместитель министра иностранных дел СССР В. В. Кузнецов и заведующий Отделом стран Америки МИДа А. Ф. Добрынин во время беседы с Хаммаршельдом потребовали установить конкретные сроки вывода бельгийских войск. Генсек ответил, что не может взять на себя ответственность за такое решение, пока войска ООН в достаточной степени не контролируют положение[161].

19 июля Бельгия и ООН договорились о выводе бельгийских войск из Леопольдвиля в течение четырех дней начиная с 20 июля. Комментируя это соглашение, Лумумба заявил, что ультиматум от 17 июля снят, но добавил, что «если ООН не знает как удовлетворить наши требования, мы будем вынуждены обратиться к другим нациям, чтобы сражаться с агрессорами»[162].

Лумумба добился тактического успеха, но в долгосрочном плане ультиматум обернулся против него, как внутри страны, так и на международной арене. Конголезский сенат 18 июля «единодушно и решительно» отверг «всякое вмешательство со стороны Советского Союза ‹…› во внутренние дела Республики Конго»[163]. Касавубу молчал, но поскольку послание Банчу он не подписывал, можно было предположить, что президент разделял позицию сената. На состоявшейся в тот же день встрече представители африканских стран в ООН сошлись в том, что угрозы призвать в Конго советские войска недопустимы. Действия Лумумбы были названы поведением человека, «потерявшего голову»[164]. Кроме того, пригрозив «вмешательством Советского Союза», Лумумба лишился остатков доверия американского руководства. 21 июля на заседании Совета национальной безопасности директор ЦРУ Ален Даллес сказал, что «в лице Лумумбы мы столкнулись с фигурой, похожей на Кастро, если не хуже»[165]. Это был приговор Лумумбе как политику, с которым можно иметь дело.

Вечером 21 июля по требованию СССР было созвано экстренное заседание СБ ООН для рассмотрения отчета генерального секретаря по выполнению резолюции по Конго от 14 июля. Кузнецов осудил продолжение бельгийской агрессии и обвинил западные державы в попытках расчленения молодого государства руками «некоего холуя Чомбе», деятельность которого «вызывает ликование среди финансовых и промышленных воротил». Он внес проект резолюции, который предусматривал, чтобы Совет Безопасности настаивал «на немедленном прекращении вооруженной интервенции против Республики Конго и выводе в трехдневный срок с ее территории всех войск агрессора», призвал «уважать территориальную целостность Республики Конго и не предпринимать никаких действий, которые могли бы нарушить эту целостность». «Если агрессия будет продолжаться, – предупредил Кузнецов, – то, естественно, возникнет необходимость принятия более действенных мер как по линии ООН, так и по линии сочувствующих делу Конго миролюбивых госу дарств»[166].

22 июля единогласно была принята резолюция, проект которой был подготовлен Тунисом и Цейлоном. В ней в смягченной форме нашли отражение основные положения советского проекта. Резолюция призывала правительство Бельгии «быстро выполнить резолюцию Совета Безопасности от 14 июля 1960 г. относительно вывода бельгийских войск» и предлагала «всем государствам воздерживаться от каких бы то ни было действий, которые могли бы помешать восстановлению законности и порядка и осуществлению правительством Конго своих полномочий, а также воздерживаться от каких бы то ни было действий, которые могли бы подорвать территориальную целостность и политическую независимость Республики Конго»[167]. После этого Кузнецов не настаивал на голосовании своего проекта. Лумумба приветствовал принятую резолюцию и заявил, что «в помощи России больше нет необходимости»[168]. Посчитав, что ему удалось удачно разыграть карту «советской угрозы», Лумумба решил замириться с Западом и руководством ООН.

22 июля Лумумба в сопровождении ключевых министров своего правительства вылетел в США. 24, 25 и 26 июля Лумумба провел три раунда переговоров с Дагом Хаммаршельдом. Лумумба настаивал на немедленном выводе бельгийских войск из Конго, требовал, чтобы части ООН вошли в Катангу и разгромили сепаратистов. Хаммаршельд доказывал, что при нынешнем положении дел военное решение катангской проблемы невозможно. Участвовавший в переговорах представитель Конго в ООН Томас Канза оценил их как провал, ставший следствием неуступчивости Лумумбы: «Два руководителя были полны решимости отстаивать свою точку зрения и постоянно недооценивали друг друга. Все члены конголезской делегации старались урезонить Лумумбу советовали ему на лингала быть тактичнее, когда он делает свои предложения или отвечает на вопросы руководства ООН, в доброй воле которого мы так нуждались. Однако Лумумба продолжал вести себя очень требовательно и нетерпеливо, тогда как Хаммаршельд просто принимал к сведению предложения Лумумбы и повторял обещание оказывать помощь народу Конго и его правительству»[169].

Не принесли позитивных для Лумумбы результатов и его переговоры с руководством США. Президент Эйзенхауэр передал через американского представителя в ООН, что не сможет принять конголезского премьера, т. к. во время его визита будет находиться вне Вашингтона. В беседе с госсекретарем Кристианом Гертером и его заместителем Дугласом Диллоном[170]

Лумумба добивался обещания оказать давление на Бельгию, чтобы заставить ее незамедлительно вывести войска из Конго, интересовался возможностью получения американской экономической помощи. Ему было заявлено, что о выводе войск имеется резолюция ООН, и в этом вопросе существует полное согласие между Госдепартаментом США и Хаммаршельдом, а помощь Вашингтон готов предоставить, но только по линии ООН, не желая создавать прецедент для других стран, готовых помогать Конго[171]. Лумумба убедился, что от США и других западных держав не стоит ждать действий, которые он считал необходимыми для восстановления единства страны.

В. В. Кузнецов, с которым Лумумба встретился в Америке[172], отнесся к его просьбам с пониманием. В заявлении советского правительства от 31 июля подтверждалось намерение СССР «в ближайшее время» отправить в Конго пароходом 100 грузовых машин, комплект запасных частей к ним и ремонтную мастерскую «в сопровождении инструкторов», послать туда группу врачей и медицинского персонала, а также медикаменты и необходимое медицинское оборудование. В заявлении был очень важный новый момент. Если раньше грузовики предназначались для войск ООН, то теперь говорилось, что они, как и советские самолеты, будут использоваться для доставки грузов «в целях оказания помощи конголезскому народу и правительству в их справедливой борьбе против империалистической агрессии»[173]. СССР публично объявил о помощи правительству Лумумбы в обход ООН.

Хаммаршельд с 28 июля находился в Леопольдвиле, где пытался решить проблему Катанги. Мятежная провинция быстро обзавелась атрибутами независимого государства. Провинциальное собрание стало именоваться национальным, депутаты конголезского парламента от Катанги и члены центрального правительства от партии Конакат были отозваны в Элизабетвиль. Вступила в силу разработанная бельгийцами конституция, которая наделяла всей полнотой исполнительной власти президента (им стал Чомбе) и назначенное им правительство. Появился свой флаг и гимн, началась чеканка катангских монет. Налоги, которыми облагались иностранные компании, стали целиком поступать в местную казну. Прибывший в Элизабетвиль командующий КНА дядя Лумумбы Виктор Лундула был задержан и выслан из Катанги[174].

Катанга была единственной конголезской провинцией, куда не вошли войска ООН. В этом вопросе Хаммаршельд оказался между двух огней. Центральное правительство Конго настаивало на скорейшем проведении в Катанге военной операции силами ООН для восстановления территориальной целостности страны. Подчас это делалось довольно бесцеремонным образом. 31 июля на приеме, устроенном в честь Хаммаршельда, вице-премьер Антуан Гизенга (Лумумба находился заграницей) неожиданно остановил игру оркестра и разразился пространной речью, в которой обвинил ООН в тайном сговоре с бельгийскими агрессорами и призвал очистить от них всю страну, включая Катангу. Сконфуженные гости с бокалами в руках вынуждены были слушать это[175].

Противная сторона тоже действовала напористо. 31 июля король Бодуэн направил Хаммаршельду послание, в котором объяснил вооруженное вмешательство Бельгии необходимостью защитить европейцев и выразил опасение, что вывод войск из Катанги дестабилизирует положение в «этом островке спокойствия и стабильности среди всеобщего хаоса»[176]. Моиз Чомбе был менее дипломатичен. Он заявил, что никогда не согласится с вводом войск ООН в Катангу: «Они нам не нужны, мы не хотим чтобы они были здесь. Если они высадятся в Катанге, то получат вооруженный отпор»[177].

На фоне реального соотношения сил между войсками ООН и катангскими военными и полувоенными формированиями угрозы Чомбе были чистым блефом. В приватных беседах офицеры подразделений ООН говорили, что покончить с отделением Катанги можно за сутки[178]. Такой исход был бы триумфом Лумумбы и значительно укрепил бы его позиции, что Запад и Хаммаршельда явно не устраивало. Побывавший в Элизабетвиле Ральф Банч рекомендовал генсеку не вводить войска ООН в Катангу, где они могут встретить «фанатичное сопротивление». Хаммаршельд не усомнился в обоснованности рекомендаций своего заместителя, отменил операцию и возвратился в Нью-Йорк[179].

В заявлении советского правительства от 6 августа впервые прозвучала резкая критика в адрес командования войск ООН: «Вместо того чтобы оказывать помощь законному правительству Республики Конго и по согласованию с ним принимать меры по пресечению агрессии, войска ООН используются сплошь и рядом не по своему назначению. Они направляются упомянутым командованием в те провинции и города, которые ведут борьбу против бельгийских агрессоров и находятся под контролем законного правительства Конго. Имеются сообщения о том, что вместо того, чтобы обеспечить скорейшее удаление войск бельгийских интервентов с территории Республики Конго, войска ООН, выполняя указания командования, разоружают конголезские национальные вооруженные силы и даже вступают в столкновения с ними». Советский Союз предлагал «заменить это командование и назначить новое, которое будет честно и неуклонно выполнять возложенные на него решением Совета Безопасности обязанности»; «в кратчайший срок удалить все бельгийские войска с территории Республики Конго»; послать туда войска тех стран, которые будут готовы «обеспечить выдворение войск интервентов с территории независимого конголезского государства»[180].

Позицию СССР поддержали лидеры трех африканских стран – Ганы, Гвинеи и Конго. Кваме Нкрума, ранее неоднократно выражавший готовность оказать правительству Лумумбы «любую помощь», заявил, что «ни Гана, ни никакое-либо другое независимое государство, как я полагаю, не потерпит возникновения в центре Африки марионеточного государства, поддерживаемого бельгийскими войсками и предназначенного для удовлетворения нужд какой-то международной горнопромышленной компании». Секу Туре «предложил свои войска для обеспечения безоговорочного выполнения решений Совета Безопасности»[181]. Гизенга в радиообращении к конголезскому народу 6 августа обвинил Хаммаршельда и Банча в пособничестве Чомбе и потребовал немедленной отправки войск ООН в Катангу[182].

7 августа Нкрума заявил, что окажет Конго «любую возможную помощь», а через неделю объявил всеобщую мобилизацию мужского населения Ганы и начал набор добровольцев для участия в боевых действиях на стороне Лумумбы. За день до этой акции Нкрума «сообщил временному поверенному в делах СССР в Аккре, что правительство Ганы намерено в вопросе о Конго действовать решительно вплоть до образования совместного с конголезским правительством командования для ведения военных действий против бельгийцев в Конго». Президент прямо спросил, «в случае, если начнутся военные действия, может ли он рассчитывать на такую помощь СССР, которая бы не вовлекла СССР в открытый конфликт с великими державами»[183]. 11 августа Хрущев проинформировал Нкруму что советское правительство готово, «если в этом возникнет необходимость, оказать правительству Ганы возможную помощь, в частности, путем поставки правительству Ганы оружия»[184].

8 августа Нкрума и Лумумба подписали в Аккре секретный договор о фактическом объединении Ганы и Конго. Предусматривалось, в частности, создание совместного федерального правительства, в ведении которого находилась внешняя политика, оборона, выпуск общей валюты, экономическое планирование[185]. В тот же день, выступая в парламенте, ганский президент заявил, что «если Объединенные Нации окажутся не в состоянии выполнить резолюцию Совета Безопасности, Гана будет сотрудничать с вооруженными силами других независимых африканских государств в выдворении бельгийских агрессоров с африканской земли»[186].

На проходившем 8–9 августа заседании Совета Безопасности Хаммаршельд заявил, что власти Чомбе оказали «организованное сопротивление» вводу войск ООН в Катангу и потребовал полномочий Совета на применение силы[187]. Кузнецов отметил, что отказ ввести войска ООН в Катангу является уступкой «бельгийскому агрессору» и «подставной фигуре Чомбе». В советском проекте резолюции предлагалось обязать генерального секретаря «принять решительные меры, не останавливаясь при этом перед употреблением любых средств воздействия в целях немедленного удаления с территории Конго бельгийских войск и для пресечения действий, направленных против территориальной целостности Республики Конго»[188]. В ходе дебатов Кузнецов призвал Хаммаршельда отдать приказ ввести части ООН в Катангу. «Я лично не считаю, – парировал генсек, – что мы поможем конголезскому народу действиями, которые приведут к тому, что африканцы будут убивать африканцев или конголезцы конголезцев»[189].

9 августа 9 голосами (советский представитель голосовал за) при 2 воздержавшихся была принята резолюция, внесенная Тунисом и Цейлоном. Совет подтвердил «полномочия, предоставленные генеральному секретарю на основании резолюций Совета Безопасности от 14 июля и 22 июля 1960 г.» и заявил, что «вступление вооруженных сил Организации Объединенных Наций в провинцию Катанга необходимо для полного осуществления настоящей резолюции». В четвертом пункте делалась принципиально важная оговорка: «вооруженные силы Организации Объединенных Наций не будут участвовать в каком бы то ни было внутреннем конфликте, конституционного или иного характера, не будут каким бы то ни было образом вмешиваться в такой конфликт и не будут использованы для оказания влияния на его исход»[190]. Это гарантировало режиму Чомбе неприкосновенность со стороны войск ООН, поскольку при желании отделение Катанги можно было интерпретировать как «внутренний конфликт». Представитель СССР не настаивал на голосовании советского проекта резолюции. Чомбе без промедления воспользовался благоприятной для него ситуацией и 9 августа заявил, что согласится на введение в Катангу войск ООН, если будут выполнены десять условий, которые фактически превращали войска ООН в гаранта сохранения его режима[191].

12 августа во время перелета из Нью-Йорка в Элизабетвиль Хаммаршельд подготовил меморандум, разъяснявший четвертый пункт резолюции Совбеза. Трактовка этого пункта генсеком не оставляла сомнений, что ввод войск ООН не приведет к установлению федерального контроля над провинцией. Силы ООН не могли использоваться для «подчинения провинциального правительства или принуждения его силой к каким-либо действиям». Документ гарантировал, что силы ООН «ни при каких обстоятельствах… не будут влиять на исход внутреннего конфликта, конституционного или иного»[192]. Прилетев в Элизабетвиль в сопровождении двух рот шведских солдат из контингента ООН, Хаммаршельд вручил Чомбе свой меморандум. Генеральный секретарь встретился с командующим бельгийскими войсками в Конго, договорился о графике их вывода из Катанги. Через неделю вывод начался, и части ООН стали занимать позиции в крупнейших населенных пунктах провинции[193].

Хаммаршельд считал ввод войск ООН в Катангу дипломатической победой, своим личным триумфом. Лумумба же негодовал. Генсек ООН заключил соглашение с лидером сепаратистов, проигнорировав главу центрального правительства. Лумумба опасался, что многочисленный аппарат ООН в Конго может стать аналогом бельгийской колониальной администрации, создаст угрозу национальному суверенитету. 13 августа он заявил, что «шведы – это замаскированные бельгийцы» и потребовал, чтобы все белые контингенты войск ООН покинули Конго[194].

Четвертый пункт резолюции Совета Безопасности вдохновил не только Чомбе. 9 августа была провозглашена независимость «Горнорудной Республики» Южное Касаи. Главой самопровозглашенного государства стал Альбер Калонжи. Агроном по образованию, Калонжи начал политическую карьеру в НДК Лумумбы. Летом 1959 Калонжи и несколько других членов национального комитета НДК опубликовали коммюнике, где обвинили Лумумбу в «диктаторских действиях» и заявили о создании собственной партии. Ее председателем был избран Калонжи. Партия получила название Национальное движение Конго – крыло Калонжи (НДК-К)[195].

Появление еще одного очага сепаратизма существенно осложняло положение центрального правительства. Провинция Касаи с северо-запада примыкала к Катанге и являлась буфером-прикрытием для режима Чомбе. Доходы от экспорта промышленных алмазов из Касаи после отделения Катанги оставались последней существенной статьей пополнения федерального бюджета. Новое «суверенное государство» получило финансовую и военную помощь от Бельгии, горнорудной транснациональной компании «Форминьер» и Катанги. Калонжи и Чомбе заключили соглашение «о конфедерации, совместной обороне, создании единой таможенной службы и экономического союза»[196].

Совместная попытка советской и конголезской дипломатии использовать войска ООН для силового подавления катангского сепаратизма потерпела неудачу. На заседании Совета Безопасности 21 августа А. Гизенга предложил создать группу, представляющую нейтральные государства Азии и Африки, на которую генсек должен был опираться при осуществлении миссии ООН в Конго. Советская делегация эту инициативу поддержала и внесла проект резолюции, где предлагалось «учредить группу в составе представителей государств-членов ООН, предоставивших в соответствии с решением Совета Безопасности вооруженные силы для оказания помощи Республике Конго, с тем, чтобы эта группа, действуя вместе с генеральным секретарем ООН, обеспечила бы на месте безотлагательное проведение в жизнь решений Совета Безопасности, в том числе о выводе бельгийских войск с территории Конго и обеспечении территориальной целостности и политической независимости Конго»[197]. Развернувшаяся дискуссия показала, что на принятие проекта «надежд нет», и советская делегация не настаивала на его голосовании. Никакого решения на заседании Совета принято не было[198].

Хаммаршельд согласился, правда, руководствуясь совсем другими целями, создать Консультативный комитет по делам Конго, куда вошли представители стран, чьи войска участвовали в операции ООН. Его заседания (первое состоялось 24 августа) проходили регулярно и в обстановке секретности. Для прессы предназначались только согласованные коммюнике. Обсуждавшиеся вопросы на голосование не ставились. В конце каждого заседания генсек ООН как председатель Комитета коротко подводил итоги, и несогласные имели право выразить особое мнение.

По мнению Уркварта, заседания Комитета давали прекрасную возможность «для консультаций, обмена мнениями и обеспечения поддержки операции ООН в Конго»[199]. В приватных беседах часто высказывалось мнение, что Комитет – это говорильня, декоративный орган. Раджешвар Дайял заявил советскому дипломату, что «Комитет большую часть времени проводит в бесполезных спорах и не оказывает никакого влияния на решения и деятельность Хаммаршельда. Само существование этого комитета ‹…› доказывает неэффективность попыток решить что-либо в Конго путем коллективных действий самих афро-азиатских стран, причем, прежде всего потому, что эти страны по многим вопросам не могут договориться между собой»[200]. Сам Хаммаршельд говорил представителю Великобритании в ООН Патрику Дину, что Комитет «долго обсуждает вопросы», и ему трудно принимать конкретные решения[201].

Лумумба оказался в трудном положении, когда страна разваливалась, а войска ООН не трогали сепаратистов, но «продолжали оставаться в Конго, превратившись в мишень для нападок премьер-министра, который сам их пригласил»[202]. Теперь у него был только один выход – подавить сепаратизм и навести порядок в стране собственными силами при помощи стран восточного блока.

Помощь пришла. 22 августа теплоход «Архангельск» доставил в Конго 100 грузовиков «ГАЗ-63» с механиками-инструкторами, запчастями и авторемонтной мастерской[203]. Был пополнен парк советских гражданских самолетов, находившихся в распоряжении Лумумбы. 19 июля по решению Президиума ЦК КПСС правительству Ганы, а фактически для использования в Конго, были предоставлены пять «ИЛ-18». Один «ИЛ-14» был «передан 11 августа в качестве дара» Лумумбе. 28 августа из Москвы в Стэнливиль вылетели 10 «ИЛ-14», выделенные правительству Конго «на срок до одного года»[204]. Находясь в США, Лумумба в принципе договорился с Кузнецовым об использовании советских транспортных средств в военной операции против сепаратистов, а позднее обсудил детали с послом СССР в Конго М. Д. Яковлевым[205].

Из Леопольдвиля советские грузовики были переправлены на баржах по реке Касаи в Порт Франки, откуда своим ходом дошли до Лулвабура, столицы провинции Касаи. 24 августа части КНА двумя колоннами на советских грузовиках двинулись на столицу Южного Касаи Баквангу Наспех сколоченные формирования Калонжи не смогли оказать сопротивления и были рассеяны, сам он бежал в Элизабетвиль. 27 августа федеральные войска заняли Баквангу.

Начало операции было приурочено к открытию конференции солидарности африканских народов, проходившей в Леопольдвиле 25–31 августа. Представители 13 африканских стран осудили «сепаратистские и колониалистские движения, направленные на раздел Конго», но одобрили действия ООН в этой стране и призвали конголезское правительство сотрудничать с силами ООН. Только Гана, Гвинея и ОАР высказались за оказание прямой военной помощи правительству Лумумбы[206].

Руководство США «оценило» военные успехи Лумумбы. 26 августа директор ЦРУ Аллен Даллес телеграфировал резиденту в Леопольдвиле Лоуренсу Девлину: «В высших эшелонах власти пришли к определенному и однозначному выводу, что если (Лумумба) останется у власти, это неизбежно приведет в лучшем случае к хаосу, а в худшем – к установлению коммунистического контроля над Конго с ужасными последствиями для престижа ООН и интересов всего свободного мира. Поэтому мы считаем, что его устранение должно стать срочной и главной целью, высшим приоритетом наших тайных операций в нынешних условиях»[207]. Для смещения Лумумбы и замены его правительства прозападным Девлину предоставляли широкие полномочия, «включая более жесткие действия, если их удастся сохранить в тайне». Специалисты ЦРУ и Пентагона готовили отравление премьер-министра[208]. К ядам прибегать не пришлось. Девлин считал, что с Лумумбой лучше расправиться руками конголезцев. Прекрасно владевший ситуацией в Конго разведчик знал, с кем и как нужно работать в этом направлении[209].

Противников внутри Конго у Лумумбы было немало, и самым влиятельным был президент Касавубу Премьеру не хватило гибкости и расчетливости, чтобы наладить отношения с президентом. Хорошо знавший Лумумбу Т. Канза посетовал в беседе с советским дипломатом, что премьер стремился превратить Касавубу в «политическую фикцию». Лумумба, считал Канза, «несколько вырвался вперед и сделал несколько слишком резких поворотов, что обострило его разногласия с Касавубу и окончательно толкнуло последнего к Западу»[210]. Осторожный Касавубу, державшийся в тени, почувствовал, что наступило время реванша. Выступить против Лумумбы его настойчиво убеждали бельгийские советники, западные дипломаты, разведчики. ЦРУ разработало и передало президенту через посредника детальный план, описывающий «последовательные действия, которые он должен предпринять для смещения Лумумбы и после этого»[211].

1 сентября Ральфа Банча на посту представителя генсека ООН в Конго сменил Эндрю Кордье. Заместитель Хаммаршельда Кордье, ведавший в Секретариате ООН перепиской по Конго, был отлично осведомлен о положении дел и был почти неизвестен в Леопольдвиле. На публике он появлялся редко, проводя время в длительных беседах с послом США Клэром Тимберлейком, президентом Касавубу, офицерами войск ООН.

Тем временем стало ясно, что быстрая победоносная война в Южном Касаи и Катанге не состоялась. Испытывавшие острый недостаток продовольствия и горючего федеральные войска занялись реквизициями у населения, которые часто превращались в мародерство. Когда они вышли к границам Катанги, их боеспособность и моральный дух были подорваны[212]. Тогда Лумумба задействовал свой последний резерв – 10 «ИЛ-14», стоявших в аэропорту Стэнливиля в полной готовности с конголезскими опознавательными знаками. Каждый самолет был укомплектован несколькими советскими экипажами, техниками, переводчиками[213]. 5 сентября по воздушному мосту Стэнливиль-Лулвабург-Бакванга началась доставка подкреплений. Это могло обеспечить федеральным войскам решающий перевес в битве за Катангу. Однако она не состоялась, а произошло нечто, существенным образом повлиявшее на ход событий в Конго.

Вечером 5 сентября Касавубу выступил по радио и заявил, что в соответствии со своими конституционными полномочиями отправляет в отставку премьер-министра и назначает главой кабинета Жозефа Илео. Последний был посредственным журналистом и слабым политиком с большими личными амбициями. Касавубу призвал войска ООН взять на себя ответственность за поддержание в стране законности и порядка[214]. Лумумба, тоже по радио, «официально опроверг» заявление Касавубу о своей отставке, назвал его действия «публичным предательством нашей нации», объявил, что тот «больше не является главой государства» и призвал «Объединенные Нации и свободный мир не вмешиваться во внутренние дела» Конго[215].

Как только прозвучало правительственное коммюнике, Кордье начал действовать по согласованному с Хаммаршельдом и Касавубу плану. Утром 6 сентября по его приказу силы ООН взяли под охрану резиденцию президента и заблокировали радиостанцию Леопольдвиля. «Голубые каски» заняли аэропорты, перегородив грузовиками и баррикадами взлетно-посадочные полосы. Полеты могли проходить только с санкции ООН. Подход, конечно, был избирательным. Советские «ИЛы» держали на приколе, и Лумумба не смог получить подкрепление из других провинций Конго или помощь извне. В аэропорту Леопольдвиля была запрещена посадка советского самолета из Стэнливиля, на борту которого находился верный Лумумбе командующий КНА Лундула. Вице-президент сената Жозеф Окито не смог вылететь в Москву и проинформировать советское руководство о происходящих событиях. Однако из столичного аэропорта без помех отправился в турне по конголезским провинциям самолет с Илео, который пытался консолидировать противников Лумумбы вокруг фигуры Касавубу[216].

В день переворота, 5 сентября, Хаммаршельд направил ноту представительству СССР при ООН, где подверг сомнению «правомочность» «операции советского правительства», предоставившего «непосредственно в распоряжение правительства Республики Конго» самолеты и грузовики, которые использовались для переброски из Стэнливиля верных Лумумбе войск в район Бакванги[217]. Ответы, которые прозвучали из Москвы, не оставляли сомнений, что Хаммаршельд окончательно «вышел из доверия». В заявлении советского правительства от 9 сентября утверждалось: «Генеральный секретарь ООН не проявил минимума объективности, который требовался от него в сложившейся обстановке. В общем механизме ООН его глава оказался именно той частью, которая наиболее откровенно работает в пользу колонизаторов, компрометируя этим в глазах народов организацию Объединенных Наций»[218]. В ответной ноте представительства СССР при ООН от 10 сентября генеральному секретарю подчеркивалось, что советская помощь «правительству Республики Конго в форме предоставления гражданских самолетов и автомашин не только не противоречит ‹…› резолюциям Совета Безопасности, но находится в полном соответствии с этими резолюциями»[219]. В интервью британской газете «Daily Express» 13 сентября Н. С. Хрущев заявил: «Действия г-на Хаммаршельда по существу смыкаются с политикой стран, которые стояли и стоят на позициях колониализма»[220]. После ноты генсека ООН от 5 сентября советский лидер «презрительно» стал называть Хаммаршельда «Хамом»[221].

СССР потребовал эвакуировать вооруженные силы ООН с занятых ими аэродромов, возвратить радиостанции «в полное и неограниченное распоряжение правительства Конго», отстранить командование, которое «использует не по назначению войска, направленные в Конго в соответствии с решением Совета Безопасности», предоставить правительству Лумумбы возможность «осуществлять свои суверенные права и власть на всей территории Конго без какого-либо вмешательства или препятствия со стороны представителей ООН». И всего этого предполагалось добиваться на… заседании Совета Безопасности, где на это не было никаких шансов. На случай, если «Совет Безопасности по той или иной причине откажется выполнить свой долг», советское правительство обращалось к государствам, уважающим «уже принятые решения относительно помощи Конго», с призывом «оказать в этот трудный для конголезского народа час законному правительству Республики Конго всемерную поддержку»[222]. Само же руководство СССР, как свидетельствуют архивные материалы, предоставлять Лумумбе военную помощь не собиралось ни при каких обстоятельствах, опасаясь перехода конфронтации с Западом в «горячую фазу». В проекте заявления от 9 сентября, подготовленного МИДом, говорилось о «прямом военном содействии» законному правительству Конго, но эта фраза была вычеркнута[223].

Что подразумевалось под «всемерной поддержкой» Лумумбы другими государствами, становится ясным из секретного послания Хрущева Нкруме 9 сентября. Советский лидер откровенно изложил свое видение коллизии, возникшей после событий 5 сентября, и роли, которую сыграли в них войска ООН. «Разумеется, я ни на минуту не сомневаюсь, – писал Хрущев, – что государства Африки и Азии, предоставившие контингенты своих войск для посылки в Конго в соответствии с решением Совета Безопасности, сделали это, исходя из искреннего стремления помочь Республике Конго, ее народу и правительству отстоять независимость и целостность своей страны. Однако на деле получилось так, что командование, которому были доверены эти войска, превратились по существу в пособника враждебной делу свободы и независимости Конго коалиции колониальных держав, стремящихся сорвать проведение в жизнь решений Совета Безопасности. Становится все более очевидным, что враги конголезского народа пытаются осуществить коварный план: расправиться с независимым африканским государством руками африканцев и сынов других стран, недавно добившихся политической независимости»[224].

Для Нкрумы этот пассаж был солью на раны. В операции по захвату радиостанции Леопольдвиля был задействован ганский контингент в составе войск ООН, о чем Кордье заранее договорился с министром обороны Ганы британским генералом Х. Т. Александером, который находился в Конго. Когда Лумумба в сопровождении отряда конголезских солдат утром 6 сентября прибыл к радиостанции и потребовал пропустить его, ганцы не подчинились и стали разоружать конголезцев. Чтобы избежать кровопролития Лумумба отдал приказ отступить[225]. Разгневанный Лумумба пригрозил разрывом отношений с Ганой, если ее войска не покинут радиостанцию[226].

Хрущев сделал Нкруме смелое предложение: «Советское правительство глубоко убеждено, что при сложившихся обстоятельствах те государства, войска которых находятся в Конго по решению Совета Безопасности, наилучшим образом могли бы содействовать претворению в жизнь решений Совета о помощи Республике Конго, ‹…› передав свои войсковые контингенты непосредственно в распоряжение правительства Конго»[227]. Случись такое, и ситуация в Конго коренным образом изменилась бы и без прямой советской военной помощи Лумумбе. Ее можно было оказывать тем странам, чьи контингенты откажутся подчиняться командованию войск ООН, в первую очередь Гане. Появилась бы возможность сохранить Лумумбу у власти руками африканцев. ООН был бы обеспечен кризис, да такой, что Хаммаршельд едва ли сохранил бы свой пост.

На XV сессии ГА ООН Нкрума продолжал продвигать свой план «африканизации» операции в Конго: «Я неоднократно предлагал, чтобы Организация Объединенных Наций передала бы свои функции в Конго независимым африканским государствам, особенно тем из них, чей вклад, чьи персонал и материалы дают ООН возможность предпринимать свои усилия в Конго. Войска всех африканских государств должны находиться под Объединенным африканским командованием, отвечающим перед Советом Безопасности, согласно его первой резолюции, во исполнение которой войска ООН вступили в Республику Конго»[228]. Нкрума удостоился бурных и продолжительных аплодисментов, а присутствовавший в зале Хрущев «горячо пожал ему руку»[229].

Анализ позиции Ганы по Конго привел американские власти к выводу что Нкрума стремится «использовать подрывную деятельность и коммунистическую помощь для достижения своих пан-африканских амбиций»[230]. Принять же предложение Хрущева означало бы для ганского президента быть использованным, таскать каштаны из огня для Лумумбы и Хрущева. 12 сентября ганский лидер ответил отказом: «Я все еще считаю, что этот вопрос (о Конго – СМ.) должен решаться через Объединенные Нации. ‹…› План, предложенный в предпоследнем параграфе Вашего письма, хотя при других обстоятельствах и подходил бы, окажется неосуществимым в применении к Республике Конго при нынешних обстоятельствах». Нкрума согласился с Хрущевым только в том, что «правительство г-на Лумумбы должно быть поддержано, поскольку за ним стоит парламентское большинство и поскольку оно в целом, несмотря на некоторые ошибки, прогрессивно»[231].

Не увенчалась успехом и попытка США убедить Советский Союз отказаться от помощи Лумумбе в обход ООН. 9 сентября в конголезскую столицу прибыл Аверелл Гарриман, личный представитель кандидата на пост президента от Демократической партии Джона Кеннеди. После бесед с Касавубу и Лумумбой[232] он встретился с послом СССР в Конго М. Д. Яковлевым. Резидент советской разведки в Леопольдвиле О. И. Нажесткин, работавший под дипломатическим прикрытием, переводил их переговоры. Он вспоминает: «Американский дипломат пытался убедить Яковлева в том, что необходимо строить отношения с молодым конголезским правительством и оказывать ему помощь исключительно через ООН. “Почему вы действуете в обход ООН?” – спросил Гарриман. “Потому, что помощь ООН в настоящих условиях и под вашей командой – петля на шее конголезского народа!” – ответил Яковлев. Такова была в те годы риторика “холодной войны”, весьма далекая от дипломатического этикета». Покидая советское посольство, Гарриман «бросил поджидавшим его журналистам фразу, облетевшую весь мир и ставшую знаменитой: “Выхлопы советских военных самолетов отравили политическую атмосферу в Конго”»[233].

Поскольку Касавубу не пользовался достаточной популярностью и влиянием, чтобы стать реальным противовесом Лумумбе, его поспешили заменить «сильной личностью». Выбор пал на начальника генерального штаба Жозефа Дезире Мобуту. В 1949–1956 гг. он служил писарем-стенографистом в штабе «Форс пюблик», получил чин старшего сержанта, затем занялся журналистикой. В 1959 г. вступил в НДК и после провозглашения независимости стал секретарем Лумумбы. После солдатских бунтов в июле 1960 г. Мобуту произвели в полковники, большая часть вооруженных сил перешла в его непосредственное подчинение. Он неизменно подчеркивал свою лояльность Лумумбе и даже называл его своим «духовным наставником»[234]. В ночь с 13 на 14 сентября с Мобуту встретился Л. Девлин. Он заверил полковника, что США признают «временное правительство, состоящее из технократов», и пообещал, что каждый старший офицер, которому доверяет Мобуту, получит 5 тыс. долларов наличными[235]. Вечером 14 сентября леопольдвильское радио передало обращение Мобуту к народу. Он заявил, что «армия решила нейтрализовать главу государства, два соперничающих правительства и обе палаты парламента до 31 декабря 1960 г., чтобы вывести страну из тупика»[236].

Мобуту действовал решительно. Он распустил обе палаты парламента, помещения которых занял батальон его личной охраны. Лумумба едва спасся от мобутовских солдат в собственном доме. Он оказался в окружении двойного кольца. Войска ООН обеспечивали охрану и личную безопасность Лумумбы. Части же КНА получили приказ Мобуту арестовать премьера[237]. Касавубу тоже пребывал в своей резиденции под охраной войск ООН, но ему ничто не угрожало. Мобуту заявил, что президент остается главой государства. Позже Касавубу признался, что Мобуту накануне переворота поставил его в известность о своих планах[238].

Одним из первых публичных заявлений Мобуту было требование к посольствам стран советского блока покинуть Конго. 15 сентября советский посол получил подписанную Касавубу ноту, где сообщалось, о разрыве дипломатических отношений между Конго и СССР. Персоналу посольства предписывалось выехать из Конго в течение 48 часов, по истечении которых он лишался дипломатической неприкосновенности. Аналогичную ноту получило посольство Чехословакии. По просьбе посла Яковлева войска ООН взяли посольство под охрану, но лишь до истечения срока ультиматума. За войсками ООН, окружившими здание посольства, заняли позиции мобутовские части с пулеметами[239]. 17 сентября послы СССР и Чехословакии и около 100 сотрудников посольств обеих стран вылетели из Леопольдвиля.

В Касаи тем временем верные Лумумбе войска продолжали вести наступление на позиции сторонников Чомбе и Калонжи. Лидеры сепаратистов приветствовали свержение Лумумбы, Мобуту назвал их «дружественными политиками». 18 сентября Мобуту приказал остановить наступление, Касавубу приказ утвердил. В войска были посланы агитаторы, которые обещали выплату всех долгов по жалованию после прекращения боевых действий. Хаммаршельд без промедления выделил на это 1 млн долларов, а Бельгия – 500 млн. бельгийских франков[240]. Уставшие от боев и плохого снабжения солдаты согласились. В конце сентября в оставленные армией районы вошли отряды касайских балуба под командованием бельгийских офицеров. Режим Калонжи был восстановлен.

Совет Безопасности обсуждал конголезский вопрос 9–10, 12 и 14–17 сентября. Острые дебаты разгорелись на заседании, созванном 14 сентября по требованию Советского Союза, после того как стало известно о перевороте Мобуту. В пространной речи сменивший В. В. Кузнецова на посту представителя СССР в Совете Безопасности В. А. Зорин обличал Хаммаршельда и апеллировал к чувствительным для африканцев темам: колониализм, национальный суверенитет, национально-освободительное движение. Утративший всякую объективность генсек ООН, утверждал он, открыто действует в интересах Бельгии, США и их союзников по НАТО. Отказавшись сотрудничать с правительством Лумумбы и «приняв участие в борьбе против него», командование войск ООН и Хаммаршельд «уже заняли определенную позицию в происходящем внутри Конго столкновении политических сил, причем позицию поддержки тех сил, которые, играя на руку колониальным державам, выступают против политики укрепления независимости Республики Конго, способствуют расколу национально-освободительного движения африканских народов, облегчает империалистическим державам борьбу с этим движением»[241]. В результате «Африка, весь мир видят теперь, что сейчас предпринимается попытка заменить одних колонизаторов в Конго другими – в форме коллективного колониализма стран НАТО, прикрытого голубым флагом ООН»[242].

Внесенный американским представителем проект резолюции наделял генерального секретаря полномочиями действовать в Конго без консультации с центральным правительством и призывал всех членов ООН «воздержаться от отправки в Конго военного персонала, снаряжения и оборудования в обход структур Объединенных Наций»[243]. Советский проект требовал от генсека ООН и командования войсками ООН в Конго «незамедлительно прекратить вмешательство во внутренние дела» этой страны, предлагал Хаммаршельду «отстранить нынешнее командование вооруженными силами ООН» и призывал членов организации «оказать путем добровольных взносов срочную финансовую и иную помощь Республике Конго, имея в виду, что эта помощь поступит в непосредственное распоряжение правительства Республики Конго»[244]. После того как оба эти проекта были отвергнуты, свой вариант резолюции предложили Тунис и Цейлон. В отличие от прежних заседаний СБ, на которых рассматривалась ситуация в Конго, афро-азиатский проект не носил компромиссного характера, а по сути совпадал с американским. В частности, там был пункт о невозможности предоставления Конго «никакой помощи для военных целей, иначе как в рамках мероприятий Организации Объединенных Наций»[245]. Это был вотум доверия Хаммаршельду и осуждение советской помощи правительству Лумумбы. Предложения, созвучные позиции СССР, прозвучали только от представителей Ганы, Гвинеи, Марокко и Индонезии, которые заявили, что ООН следует поддержать Лумумбу как главу единственного законного правительства Конго[246].

Советские поправки были отклонены, и при голосовании тунисско-цейлонского проекта 16 сентября СССР наложил на него вето. Впервые с начала конголезского кризиса позиции Советского Союза и афроазиатских стран разошлись по принципиально важному вопросу, в котором последние поддержали Запад. При разном отношении к отстранению от власти Лумумбы они рассматривали ООН как гаранта своей независимости и единственное, пусть и несовершенное препятствие для переноса холодной войны в Африку. Советский тезис о том что Хаммаршельд является пособником второго издания колониализма под флагом ООН не нашел у них позитивного отклика. «Учитывая советскую чувствительность к мнению африканцев, – писал Хаммаршельд в телеграмме Дайялу 16 сентября, – на этот раз представители СССР продемонстрировали странную невосприимчивость к настроению делегатов этого региона»[247].

По требованию представителя США Джеймса Уодсворта и вопреки возражениям Зорина Совет решил обсудить положение в Конго на IV чрезвычайной специальной сессии ГА ООН 17–20 сентября. На этот раз советские представители сделали все возможное для смягчения своей позиции с учетом настроений делегатов афро-азиатских стран. В выступлении Зорина прозвучала очередная порция дежурной критики в адрес Хаммаршельда[248], но предложенный СССР проект отличался от внесенного на рассмотрение Совета Безопасности 15 сентября. Не было требования замены командования войск ООН и призыва оказывать прямую помощь правительству Лумумбы. Для оценки деятельности руководства ООН предлагалась формулировка, которая могла быть поддержана странами, недовольными смещением Лумумбы: «невыполнение генеральным секретарем и командованием ООН ряда важнейших положений указанных резолюций (Совета Безопасности от 14 и 22 июля и 9 августа 1960 г. – СМ.), в особенности положений о невмешательстве во внутренние дела Конго и об обеспечении территориальной целостности и политической независимости Республики Конго, привело к дезорганизации экономики, обострению политического положения в стране и устранению законного правительства и парламента»[249]. Советский проект, как и американский, на голосование не ставился.

17 афро-азиатских стран на закрытой встрече разработали собственный проект резолюции[250], основой которой стала тунисско-цейлонская резолюция, предложенная Совету Безопасности 16 сентября. Проект внес на рассмотрение представитель Ганы, страны, позиция которой по Конго прежде во многом совпадала с советской. Голосование против противопоставило бы СССР всем афро-азиатским странам. Их резолюция была принята 70 голосами при 11 воздержавшихся, среди которых были СССР и другие социалистические страны. По настоянию США был отдельно проголосован последний, ключевой, пункт, запрещавший оказание военной помощи Конго в обход ООН[251]. Советская делегация проголосовала за этот пункт. Он был принят 80 голосами при 1 воздержавшемся[252]. Голосуя фактически против действий своей страны (поставки Лумумбе), советские представители надеялись, что, возможно, удастся «вырулить» с помощью афро-азиатских стран, которые считали смещение Лумумбы нелегитимным. В кулуарах сессии представители Марокко, Ганы и Гвинеи заявили, что готовы предоставить свои войска в Конго в распоряжение Лумумбы, если ООН не признает его правительство единственным законным[253]. Итоги IV Чрезвычайной сессии ГА ООН свидетельствовали о неблагоприятном для СССР соотношении сил в ООН накануне открывающейся 20 сентября очередной XV сессии ГА. По инициативе СССР в ее повестку был внесен вопрос «Об угрозе политической независимости и территориальной целостности Республики Конго»[254].

Н. С. Хрущев сделал крупную ставку на этот форум. Более чем за месяц до открытия сессии советский лидер объявил о своем намерении участвовать в ее работе в качестве главы советской делегации. Он лично попросил присоединиться к нему глав всех социалистических государств и ряда нейтральных, которых считал дружественными. На борту теплохода «Балтика», отплывшего из военно-морской базы Балтийск около Калининграда в Нью-Йорк 9 сентября, Хрущев, по воспоминаниям советского дипломата Олега Гриневского, внимательно следил за событиями в Конго и вместе с помощниками разрабатывал линию действий в ООН. Никита Сергеевич был очень расстроен плохими новостями из Леопольдвиля. Особое раздражение у него вызывали действия Хаммаршельда: «Пользуясь слабостью Хама, американцам удалось использовать в своих целях командование войск ООН, а теперь генсек уходит в кусты и с умилением смотрит, как разыгрывается последний акт конголезской трагедии. Конго ускользает из наших рук, но мы не должны мириться с этим. ‹…› Плевал я на ООН. Это не наша организация. А никудышный Хам сует свой нос в важнейшие дела, которые его не касаются. Он присвоил власть, которая ему не принадлежит. За это ему придется поплатиться. Мы еще устроим ему жаркую баню…»[255].

Поддержка, оказанная Хаммаршельду IV чрезвычайной сессией, не остудила Хрущева. В своем первом выступлении на XV Ассамблее 23 сентября он обрушился на руководство ООН с резкой, порой оскорбительной, критикой за его позицию в конголезском вопросе: «Колонизаторы решили добиться создания подставного правительства, которое под видом “независимого”, по существу, выполняло бы волю колонизаторов. ‹…› К сожалению, эту черную работу в Конго они выполняют руками генерального секретаря Организации Объединенных Наций г-на Хаммаршельда и его аппарата. ‹…› Это позорное дело. Ассамблея должна дать отпор колонизаторам и его приспешникам, должна призвать к порядку г-на Хаммаршельда, с тем чтобы он не злоупотреблял своим положением». Хрущев устроил «горячую баню» не только «Хаму». Дабы «создать условия для более совершенной работы ООН и ее исполнительных органов» он предложил «упразднить пост Генерального Секретаря, единолично управляющего аппаратом и единолично толкующего и исполняющего решения Совета Безопасности и сессии Генеральной Ассамблеи». Пост генсека следовало заменить на коллективный орган «в составе трех облеченных доверием лиц», представляющих государства, «входящие в военные блоки западных держав, социалистические государства и нейтралистские государства»[256].

Аудитория была готова к хрущевской атаке на Хаммаршельда, но столь «крутая» домашняя заготовка оказалась неожиданной. Создание «тройки» или, как выразился премьер-министр Индии Джавахарлал Неру, «трехглавого орла», при сложившемся соотношении сил в мире лишила бы ООН исполнительной дееспособности. План Хрущева девальвировало и то, что, что ничего конкретного для урегулирования ситуации в Конго он не предложил. Как справедливо замечает Л. Намикас, советский премьер «использовал критику в адрес ООН и Хаммаршельда для словесного прикрытия фактического провала программы советской помощи Конго»[257].

Хаммаршельд был хорошо осведомлен о позиции афро-азиатских стран и чувствовал себя уверенно. В беседе с участвовавшим в работе сессии британским премьером Гарольдом Макмилланом он сказал, что «нападки на него русских и их предложения о триумвирате очень непопулярны среди африканцев и азиатов». Все они, по его словам, «возможно, за исключением двоих, будут твердо стоять на нашей позиции в этом вопросе»[258]. Грамотно построенная аргументация ответного выступления Хаммаршельда 26 сентября была обращена в первую очередь к афро-азиатским странам. Он заявил, что главной мишенью критики является не он сам, а пост генерального секретаря и ООН в целом, «не человек, а институт», и заверил, что не пойдет на уступки критикам его линии в Конго, которые «добиваются определенных политических целей». Иная политика будет жестоким обманом доверия всех тех, кто считает его позицию наилучшей защитой их суверенитета «во всемирной борьбе за власть и влияние»[259]. Зал встретил это заявление бурными аплодисментами.

Второй раунд противостояния Хрущев – Хаммаршельд состоялся 3 октября. Советский лидер придал своему выступлению максимально личностный характер, предложив Хаммаршельду уйти в отставку: «Толкователем и исполнителем всех решений Ассамблеи и Совета является один человек. Но давно существует выражение: на земле святых не бывает и не было. ‹…› Г-н Хаммаршельд всегда был необъективен к социалистическим странам; он всегда защищал интересы Соединенных Штатов Америки и других стран монополистического капитала. События в Конго (Леопольдвиль), где он сыграл просто скверную роль, – это лишь последняя капля, переполнившая чашу терпения. ‹…› Чтобы не было кривотолков, я хочу повторить: мы господину Хаммаршельду не доверяем и не можем доверять если он сам не наберется мужества и не уйдет в отставку, что было бы так сказать по-рыцарски, то мы сделаем необходимые выводы из сложившегося положения»[260].

Хаммаршельд не стал оправдываться, а вновь умело сыграл на чувствительных для афро-азиатских стран струнах: «Подав в отставку при создавшемся сейчас трудном и опасном положении, я тем самым допустил бы развал Организации. Я не вправе это сделать, так как несу ответственность перед всеми государствами – членами Организации, для которых Организация играет решающую роль, эта ответственность, которая важнее всех остальных соображений. ‹…› Ни Советский Союз и никакая другая великая держава не нуждается в Организации Объединенных Наций для своей защиты. В этом нуждаются все остальные государства. В этом отношении Организация Объединенных Наций является прежде всего их организацией, и я глубоко верю в мудрость, с которой они смогут ее использовать и руководить ее работой»[261]. Выступление генерального секретаря было встречено овацией. Большинство участников сессии аплодировали стоя, причем первым встал делегат Монжи Слим.

Хрущев отбыл в Москву 13 октября, не дожидаясь принятия резолюции по Конго.

Там ситуация тоже развивались в неблагоприятном для СССР направлении. Тандем Мобуту-Касавубу укреплял свои позиции. 29 сентября Мобуту объявил о создании временного руководящего органа – Коллегии генеральных комиссаров. В нее вошли недоучившиеся студенты, срочно вызванные из западноевропейских и американских университетов, и несколько прозападно настроенных политиков. Это был изначально недееспособный орган, реальные управленческие функции выполняли бельгийские советники, в массовом порядке вернувшиеся в Конго после мобутовского переворота[262].

Для достижения своих целей Мобуту нередко прибегал к провокациям. Вдруг обнаружился «портфель Лумумбы», с его письмами к президенту Ганы К. Нкруме, где излагался план выдворения войск ООН из Конго и замены их советскими[263]. Эксперты ООН определили, что письма – грубо сделанная фальшивка, но Мобуту это не смутило. Он заявил, что примирение с «коммунистическим агентом» и «предателем» Лумумбой невозможно и потребовал от ООН его выдачи. Ооновская охрана несколько раз срывала попытки агентов мобутовской службы безопасности, у которых был ордер на арест Лумумбы, проникнуть в его дом[264].

Касавубу и Мобуту начали дипломатическое наступление на международной арене. После мобутовского переворота в ООН находились две конголезские делегации, одна, назначенная правительством Лумумбы, во главе с Томасом Канзой, другая – новыми властями во главе с бывшим министром иностранных дел Жюстином Бомбоко. Ни та, ни другая не были допущены к участию в заседаниях XV сессии ГА. 2 ноября в Нью-Йорк прибыл Касавубу. Лумумба остался в Леопольдвиле под домашним арестом, а находившемуся там же, но на свободе, Канзе американское посольство отказало в визе.

8 ноября Касавубу выступил на заседании ГА и обратился с просьбой утвердить полномочия его делегации в качестве представителей Конго в ООН. Зорин назвал его просьбу «неуместной и недостойной попыткой» добиться признания полномочий «для себя и для какой-то группы людей, которую привезли в Нью-Йорк колонизаторы и те, кто им помогает». Советский представитель призвал предоставить место на сессии делегатам, назначенным правительством Лумумбы, которое «до сих пор остается единственным законным правительством республики, поскольку оно не было лишено мандата со стороны парламента Конго и, следовательно, не потеряло доверия конголезского народа». Коллегию же комиссаров представитель СССР наградил резким даже для советской пропаганды эпитетом, назвав ее «бандой фашиствующих недорослей»[265].

Делегаты западных стран регулярно встречались для координации действий по реализации «операции», разработанной США для продавливания нужного Западу решения[266]. Представители Великобритании и Франции убеждали коллег из своих бывших колоний занять «правильную позицию» и поддержать назначенцев Касавубу[267].

СССР и Гана пытались добиться отсрочки голосования, но безуспешно. 10 ноября США провели через комитет ООН по проверке полномочий свою резолюцию, признававшую полномочия делегации Касавубу. 22 ноября эта резолюция была принята 53 голосами против 24 при 19 воздержавшихся. Помимо СССР и других социалистических стран против голосовали 14 афро-азиатских стран[268]. 5 из них (Гана, Гвинея, Индия, Индонезия, Марокко, ОАР) имели контингент в составе войск ООН в Конго. Предоставление делегации Касавубу права представлять в ООН Конго означало международное признание легитимности режима Касавубу-Мобуту Это было большой дипломатической победой Запада.

После признания полномочий назначенцев Касавубу в ООН у него появились правовые основания требовать снятия ооновской охраны с резиденции смещенного премьер-министра. Не дожидаясь этого, Лумумба 27 ноября, в день возвращения Касавубу из Нью-Йорка, совершил побег и направился в Стэнливиль, столицу Восточной провинции, где собирались его сторонники. Поисковые отряды, которым командование войск ООН предоставило самолеты и вертолеты, 2 декабря настигли и захватили группу Лумумбы. Он был избит, арестован и помещен в тюрьму военного лагеря Тисвиль.

Гневные протесты советского правительства против ареста Лумумбы[269] и обсуждение этого вопроса по инициативе СССР в Совете Безопасности[270] оказались бесполезными.

В течение двух первых недель декабря ряд афро-азиатских стран, чьи войска находились в Конго, заявили о намерении вывести их из-под командования ООН. Лидеры Алжира, Ганы, Гвинеи, Мали, Марокко и ОАР решили собраться в Касабланке для выработки единой позиции по Конго, и в частности, обсудить возможность переподчинения своих контингентов в Конго (они были у всех, кроме Алжира и Мали), вице-премьеру Антуану Гизенги. План, предложенный Хрущевым Нкруме в сентябре, стал переходить в практическую плоскость.

Это было бы для западных стран наихудшим вариантом развития событий. Собравший сторонников Лумумбы в Восточной провинции Гизенга 12 декабря провозгласил себя премьером и заявил, что Стэнливиль является резиденцией единственного законного правительства Конго. Хаммаршельд заявил П. Дину, что правительство, которое оставит свои войска в Конго и выведет их из состава ооновского контингента, «будет считаться агрессором»[271]. Никаких альтернативных ООН структур Запад в Конго терпеть не собирался. Великобритания проинформировала Нкруму по официальным каналам, что отзовет генерала Александера и всех своих офицеров из ганских вооруженных сил, если президент примет решение передать ганский контингент в Конго под начало «внешнего Высшего африканского командования»[272]. В секретном послании Нкруме накануне конференции Макмиллан предостерег его от «любых попыток ослабить или подорвать присутствие Объединенных Наций в Конго» или вмешаться в ситуацию извне. «Боюсь, – писал он, – что последствия этого шага будут далеко идущими. Это может обострить холодную войну на территории Конго, и что еще хуже, разделить Африку на два враждебных лагеря. Кроме того, если любая страна попытается действовать в Конго, не подчиняясь ООН, она обязательно получит отпор»[273].

Предупреждение возымело действие. Переподчинение национальных контингентов, находившихся в составе войск ООН в Конго, было для Нкрумы равносильно политическому самоубийству и поставило бы крест на его планах получить от США средства для строительства гидроэнергетического комплекса на р. Вольта[274], который он считал становым хребтом индустриализации Ганы. Тридцатимиллионный заем на строительство был заморожен администрацией Эйзенхауэра в сентябре 1960 г. из-за «недружественной» позиции Ганы по Конго[275].

По информации, полученной генералом Александером на конференции в Касабланке, лидеры Гвинеи, Марокко и ОАР «склонялись к тому чтобы вывести свои войска из подчинения командования ООН и оставить их в Конго для поддержки Гизенги/Лумумбы». Нкрума настаивал на необходимости оставить войска в Конго под командованием ООН с тем, чтобы в неопределенном будущем их можно было бы передать под начало Объединенного Африканского командования, которое существовало только на бумаге. Александер считал, что Нкрума оказал на ход конференции «крайне необходимое сдерживающее влияние», и «это вызывает огромное удовлетворение»[276]. В принятой на конференции декларации говорилось о «намерении и решимости ‹…› вывести из Конго войска и другой военный персонал, находящийся в подчинении командования ООН»[277]. Гвинея, Марокко и ОАР вскоре свои войска вывели, Гана – оставила. В конце 1960 г. в Гану поступила партия советского оружия, предназначенная для сторонников Лумумбы[278], но в Конго оно переправлено не было.

Позиция Нкрумы была не единственным и не главным фактором, заставившим левые африканские страны отказаться от намерения передать свои войска в распоряжение Гизенги. Хрущев был инициатором передачи войск в распоряжение конголезского правительства. Но теперь ситуация была качественно иной. Правительство Лумумбы было свергнуто, сам он находился в тюрьме, советское посольство выслали из Конго. Хрущев понял, что Запад переиграл его в «сердце Африки» и стремился выпутаться из конголезского кризиса, по возможности сохранив лицо. Гизенга регулярно посылал Хрущеву телеграммы с просьбой о помощи, «требовал прямого и военного вмешательства» СССР[279]. Советский лидер ограничивался публичными посланиями общего характера[280].

Нежелание руководства СССР обострять отношения с Западом из-за Конго проявилось во время беседы, состоявшейся 13 декабря между послом ОАР в СССР Мохаммедом эль-Куни и заместителем министра иностранных дел В. С. Семеновым. Эль-Куни сообщил, что министр обороны ОАР маршал Абдель Хаким Амер во время своего визита в СССР в беседе с советскими руководителями на приеме в Кремле затронул вопрос о «предложении президента Кваме Нкрумы создать совместное командование вооруженных сил африканских государств». Их позиция осталась неясной. Семенов заметил, что «создание совместного африканского командования является, конечно, делом самих африканских стран». Он высказал послу опасения советского руководства в связи с решением ОАЕ и ряда других государств, поддерживавших Лумумбу отозвать свои войска из Конго в форме риторического вопроса: «Не откроет ли вывод войск африканских стран из Конго возможности для установления неограниченного господства там западных стран?». Эль-Куни ответил пропагандисткой фразой: «Африканские страны, отозвав свои войска из Конго, скомпрометируют действия ООН в Конго и разоблачат вмешательство ООН во внутренние дела страны». Посол рассказал, что Амер намеревался обсудить «практические вопросы оказания помощи Конго, однако, получилось так, что этот вопрос не был затронут с советской стороны, а Амер сам не решился поднять его в беседах». Одна же ОАР «без поддержки СССР и других своих друзей ничего не сможет сделать в Конго. Поэтому она хотела бы заручиться поддержкой в этом деле»[281]. Никаких конкретных предложений от Семенова не поступило.

Убийство Лумумбы без суда и следствия 17 января 1961 г., о котором стало известно 13 февраля[282], принципиально не изменило осторожную линию СССР в конголезском кризисе. На заседании Совета Безопасности 13 февраля Зорин предложил заведомо непроходной проект резолюции, который требовал, в частности, «немедленно арестовать для предания суду Мобуту и Чомбе», «в месячный срок прекратить “операцию ООН” в Конго, вывести оттуда все иностранные войска». Отдельный пункт резолюции призывал «сместить Д. Хаммаршельда с поста генерального секретаря ООН, как соучастника и организатора расправы над руководящими государственными деятелями Республики Конго»[283]. Советские власти прекратили любые контакты с Хаммаршельдом, которого они перестали признавать в качестве официального лица ООН[284].

Практические действия были куда более скромными. Советская помощь правительству Антуана Гизенги ограничилась передачей его представителю в Каире Пьеру Мулеле 500 тыс. дол. в два приема[285]. Второй транш (250 тыс. дол.) до адресата не дошел. У ЦРУ был агент в ближайшем окружении Мулеле, который описал «чемоданы, в которых курьер должен был перевозить деньги, и как он собирался добраться до Стэнливиля». Девлин организовал операцию по перехвату курьера в аэропорту Хартума, где деньги были похищены[286].

Гизенга в качестве вице-премьера вошел в правительство Сирила Адулы, состав которого конголезский парламент утвердил 2 августа 1961 г. СССР признал это правительство. Расчеты, что оно будет проводить «нейтралистскую» политику[287], не оправдались. Курс Адулы был откровенно прозападным. В январе 1962 г. Гизенга был арестован и сослан на остров в эстуарий р. Конго. В течение года политический разгром лумумбистов был завершен: все министры, которые были членами «патриотических партий», лишились постов[288]. Реальных рычагов влияния на ситуацию в Конго у Советского Союза не осталось.

Конголезский кризис закончился победой Запада. Мобуту, захвативший власть в 1965 г., был его верным союзником на протяжении более тридцати лет. Только после окончания холодной войны западные державы позволили противникам Мобуту свергнуть его режим.

Стратегия СССР в конголезском кризисе диктовалась надеждами советского руководства, «используя антиколониальную инерцию, ворваться в “мягкое подбрюшье” империализма, заручившись поддержкой миллионов пробудившихся к новой жизни людей»[289]. С самого начала кризис приобрел международный характер, в Конго были направлены войска ООН. Поэтому исход схватки за обширную и богатую полезными ископаемыми территорию в «сердце Африки» во многом решался на берегу Ист-Ривер. Распространенное в западной историографии мнение о том, что СССР занимал в ООН по вопросу о Конго «негибкую», «пропагандистскую» позицию представляется упрощенным. Проводя бескомпромиссную в духе холодной войны линию в отношении западных стран, «колонизаторов» и «империалистов», СССР стремился привлечь на свою сторону молодые афро-азиатские государства и изменить неблагоприятное для него соотношение сил в ООН. Советская политика в конголезском кризисе выстраивалась с учетом позиции этих стран, была гибкой и компромиссной. Поскольку за помощью в ООН обратилось правительство Конго во главе с левым националистом Патрисом Лумумбой, Советский Союз одобрил введение войск ООН в эту страну. Хрущев пытался сорвать замысел руководства западных стран и ООН превратить международные силы в инструмент борьбы с распространением советского влияния и коммунистической идеологии в Африке. Он поддержал план президента Ганы Кваме Нкрумы по «африканизации» операции ООН в Конго, оказывал прямую помощь, в том числе и двойного назначения, правительству Лумумбы, что являлось нарушением решений Совета Безопасности.

Представители СССР занимали в Совете Безопасности солидарную позицию с афро-азиатскими странами, голосовали за предложенные ими резолюции, хотя они часто носили расплывчатый, а иногда и очевидно невыгодный для СССР характер. Так продолжалось до начала сентября, когда Лумумба был отстранен от власти не без участия войск ООН. 14 сентября, в день мобутовского переворота, СССР впервые наложил вето на афроазиатскую резолюцию. Двумя днями раньше Нкрума отклонил тайное предложение Хрущева передать находившиеся в Конго войска левых африканских стран в распоряжение правительства Лумумбы. Столкнувшись с перспективой потерять всякую поддержку афро-азиатских стран, СССР дал задний ход. Через два дня на IV чрезвычайной сессии ГА он не только поддержал афро-азиатскую резолюцию, но и проголосовал за отдельно голосовавшийся по настоянию США пункт, запрещавший предоставление военной помощи правительству Конго в обход ООН.

Хрущев попытался «разрулить» ситуацию с присущим ему радикализмом и допустил стратегическую ошибку. Он использовал отстранение от власти Лумумбы для нападок на генсека ООН Дага Хаммаршельда, потребовал его отставки и кардинальной реформы ООН. Приглашая в состав «тройки» представителей афро-азиатских стран, Хрущев надеялся заручиться их поддержкой в противостоянии с Западным блоком. Результат оказался обратным. Осуществление хрущевской концепции «коллективного руководства» ООН сделало бы организацию недееспособной. Афро-азиатские государства справедливо сочли, что советские предложения являются пропагандистским маневром и отказались поддержать их. Дипломатический «мат» по конголезскому вопросу СССР получил 22 ноября 1960 г., когда ГА признала полномочия лиц, назначенных президентом Касавубу, в качестве представителей Конго в ООН.