ГЛАВА 2
В машине Перетурина можно было с ума сойти от палящего солнца – не помогали даже опущенные до предела стекла. Как обычно, на Центральной образовалась гигантская пробка. Угодивший в нее Родион сидел и тихо ругался сквозь зубы, понимая, что не в силах ничего изменить. Я старалась хранить спокойствие, хотя ощущала, что удается мне это плохо. Мысленно я уже ругала себя за то, что согласилась на расследование, а также негодовала на Перетурина, который не позаботился о кондиционере в своей машине. Мы с ним почти не разговаривали, предпочитая вялое, тихое ожидание. Пробка потихоньку рассасывалась. Очнувшись, адвокат нажал на педаль.
– Недалеко уже, – проговорил он, не то обращаясь ко мне, не то подбадривая самого себя.
Вскоре мы остановились возле шестиэтажного здания. Это был жилой дом, о чем свидетельствовали балконы, на некоторых из которых висело белье. Стены дома были кирпичными и довольно стандартными, и только два нижних этажа выделялись из общего облика здания. Стены здесь были отделаны красивыми плитками светло-зеленого цвета с рисунком, чередующимися с ровными белыми рейками, расположенными горизонтально. Дверь, сверкающая новыми стеклами, также была отделана белым, а изящные ручки выполнены из материала, чем-то напоминающего слоновую кость. Пространство на земле перед дверью также было выложено плитами – под мрамор. Над дверью красовалась вывеска, выполненная очень строго и аккуратно, без всяких вензелей и завитушек – «СТОМАТОЛОГИЧЕСКАЯ КЛИНИКА «ДЕНТА-ОПТИМА».
Странно, мне раньше не раз доводилось проезжать мимо этого здания, но я никогда не обращала внимания на то, как оно преобразилось. Понятно, что клиника открылась не очень давно, но я почему-то проигнорировала этот факт. Впрочем, строительство в нашем городе в последнее время ведется весьма активно, новые дома растут буквально как грибы после дождя, а уж всяких частных фирм открывается-закрывается не счесть. К услугам стоматологов я прибегаю крайне редко, за что благодарю судьбу, так что, в принципе, неудивительно, что я не обратила внимания на «ДЕНТА-ОПТИМУ».
– Нам сюда, – кивнул Родион, выходя из машины.
Внутри клиники все было столь же чисто и презентабельно, как снаружи. С левой стороны находилась регистратура, и мы с Родионом в первую очередь направились туда, чтобы выяснить, где можно найти Эдуарда Россошанского. Сидевшая за окошком девушка в голубом халате и строгом чепчике объяснила, как пройти в кабинет Россошанского, и мы с Перетуриным поднялись на второй этаж.
На стук в дверь послышалось короткое «да», и Родион решительно нажал на дверную ручку.
– Привет, – сразу же с улыбкой обратился он к хозяину кабинета, проходя внутрь. – Не узнаешь меня?
– Ну почему… – после паузы раздался не очень уверенный ответ. – Проходи, поговорим.
Эдуард Россошанский был симпатичным брюнетом, с живыми, умными карими глазами, невысоким и широкоплечим. Директор клиники был гладко выбрит, слегка благоухал хорошим парфюмом, а одежда его выглядела безукоризненно. Во всем его облике чувствовалась основательность и солидность. Держался он строго и с достоинством, но без помпезности.
– Дело в том, что я не один, – сказал Перетурин и пропустил вперед меня. – Со мной вот частный детектив пожаловал…
На лице Россошанского появилось непритворное удивление, особенно когда он увидел, что в роли частного детектива выступает довольно молодая, хрупкая с виду женщина. Однако он ничего не спросил, просто продолжил смотреть на меня, и Перетурин поспешил пояснить:
– Это Татьяна Александровна Иванова, я попросил ее разобраться в ситуации с Вячеславом…
– Да, – со вздохом кивнул Россошанский. Потом, помолчав, продолжил уже поспешнее: – Да, разобраться, безусловно, надо… Я уже думал, что мы не сможем это сделать своими силами. Я, например, никакой не сыщик, я врач, да и ты вроде как не следователь…
Эдуард Россошанский был не очень высокого роста, коренастый, несмотря на жару, на нем был светлый летний костюм. Умные, живые карие глаза смотрели на меня и Родиона оценивающе внимательно, но без нахальства.
– Вот для этого я и пригласил Татьяну Александровну, – повторил Перетурин. – Это лучший частный детектив в нашем городе.
Россошанский недоверчиво отнесся к словам Родиона. Это было видно по его лицу, которое с каждой секундой становилось все более хмурым. Я решила вмешаться.
– Мы просим вас просто ответить на несколько вопросов, только и всего.
– Ну, на вопросы ответить можно, – вздохнул Россошанский. – Хотя в случае с Вячеславом мы бы и сами разобрались. Я не думаю, что здесь что-то уж… – Россошанский затруднился с определением и начал активно помогать себе руками. – Ну, не думаю я, что с ним случилась какая-то плохая история. С другой стороны… – Снова впав в некое замешательство, он опустился в кресло, достал сигареты и обреченно махнул рукой:
– Ну, ладно, задавайте ваши вопросы.
– Для начала скажите, когда вы в последний раз видели Вячеслава? – спросила я.
– Три дня назад, – хмуро ответил Россошанский. – Между прочим, он повез в этот день деньги нашим партнерам.
– Стоп! Какие деньги? – воскликнула я.
– Партнерам, – пожал плечами Россошанский.
Мы с Перетуриным переглянулись.
– Это Вячеслав должен был им деньги? – уточнила я.
– Да нет же! – чуть раздраженно откликнулся Эдуард. – Это наша клиника была должна им за… Впрочем, какая разница, за что!
– Ну вот видите, а вы говорите, что не могла случиться плохая история, – заметила я после непродолжительного молчания.
– Ой, да деньги там… – поморщился Россошанский. – Не те, короче, из-за которых случаются неприятности. Хотя, конечно, его исчезновение очень подозрительно. Мы уже звонили в фирму, куда он должен был поехать. И там сказали, что его не было.
– То есть он не доехал, – закончила за него я.
Напряженное молчание и сдвинутые брови Россошанского свидетельствовали о том, что я догадалась правильно.
– Ну и как вы все это объясняете? – нервно спросил Перетурин, неожиданно переходя на «вы», видимо, по причине этой самой нервозности.
– А никак не объясняю, – спокойно ответил Эдуард. – Не знаю я. Я и сам хотел заняться расследованием всего этого дела, все-таки уже три дня прошло. Конечно, всякое бывает, но чтобы четвертый день не давать о себе знать… Это вообще-то не в его характере.
– А Вячеслав поехал на эту встречу один? – спросила я.
– Да, один. А кого ему еще брать? – пожал плечами Россошанский. – Вячеслав работает у меня давно, практически с момента основания клиники, а познакомились мы еще раньше, в институте, так что я вполне ему доверял. И никакого риска для него я не видел, нам и в голову не пришла мысль о какой-то охране.
– Расскажите, пожалуйста, поподробнее о том, что предшествовало его отъезду. Когда это было, как он себя вел, кто еще находился рядом и все такое прочее. И что вы сами делали после того, как поняли, что он пропал, – попросила я, и Россошанский продолжил:
– Вячеслав выехал из клиники ровно в час дня на своей машине и поехал на встречу с кредиторами. Но он на нее не приехал. В два часа они позвонили сами и спросили, мол, что за ерунда? Я, естественно, сильно обеспокоился, попросил их подождать, взял вместе со своим заместителем машину и поехал по той дороге, по которой должен был ехать Вячеслав. Доехали до места встречи, ребята там ждали совсем уже обозленные… И никаких следов Вячеслава. Я рассказал им все как есть, пообещал разобраться с этим недоразумением и заплатить сразу же, как будет возможность, написал расписку, на том пока и разошлись. А что с теми деньгами и с Вячеславом, так и непонятно.
– Вы пытались еще как-то его искать?
– Конечно, я обзвонил все места, где он мог быть, лично ездил к нему домой, с его сестрой говорил, с невестой… Никто ничего не знает. Уехал – и как в воду канул! Найти деньги, конечно, для меня важно, – прижал руку к груди Россошанский. – Но прежде всего меня интересует, что случилось с Вячеславом. Честно говоря, я был бы даже рад, если бы выяснилось, что он просто загулял и пропил, грубо говоря, эти деньги и еще не отошел от похмелья…
– А что, разве такое бывало? – недоверчиво посмотрел на него Перетурин.
– Откровенно говоря, не бывало, – признал Россошанский. – Но всякое случается… Сегодня так, а завтра – по-другому может быть. Вон у нас Мишка Фомичев работает, для него это в порядке вещей. Если бы он загулял, я бы и не переживал даже, знал бы, чем это кончится.
– Но тут же получается, что Вячеслав уехал с деньгами по вашему поручению, и если загулял, то именно на эти деньги, – сказала я.
– Да он и на свои мог загулять, – махнул рукой Россошанский.
– Вы же только что говорили, что вообще не мог, не в его характере, – удивилась я.
– Я в том смысле, что он не бедствовал, – пояснил Эдуард. – Если бы уж так захотел уйти в загул, то легко бы мог это сделать.
– Да ну, какой загул! – оборвал его Перетурин. – У человека свадьба на носу, а тут загул! Кто знал, что он повезет деньги?
– Да вы зря прицепились к этим деньгам! – снова махнул рукой Россошанский. – Возврат этих денег – это было как бы между делом, просто, можно сказать, дружеский жест. Никто не воспринимал это как специальную акцию, требующую особых там навыков, опыта, сохранения секретности… Нет, естественно, мы не трепались по всей клинике, но и не видели смысла окутывать все лишней таинственностью. А у вас, мне кажется, уже сложилась своя версия? – вдруг усмехнувшись, обратился Эдуард ко мне.
Я удивленно приподняла брови.
– Ну, вам же уже все понятно, – с той же усмешкой продолжал Россошанский. – Вы будете утверждать, что он сам сбежал с деньгами. По каким-то там причинам – придумаете по каким.
– Ну, этот ответ напрашивается сам собой, – согласилась я. – Вячеслав один вез деньги и не довез… Раньше такого не случалось. Невесте он не позвонил и вообще никого не предупредил, что исчезнет. Загулы, как вы сами подтверждаете, ему не свойственны. – Я на пару мгновений замолчала, выразительно глядя на Россошанского. Затем, видя, что лицо его приобрело выражение «ну я же говорил!», продолжила: – Но вы же сами считаете, что это нереально, и ясно даете это понять нам. Вот я и хотела вас спросить – почему вы так уверены? Только потому, что знаете его много лет? Так можно быть знакомым с человеком и больше и не подозревать, на что он способен! Мы сами себя до конца не знаем, что уж там про других говорить!
– Дело не только в этом, – спокойно парировал Россошанский. – Иногда я доверял Вячеславу гораздо большие суммы. Однако он не пользовался возможностью кинуть меня.
– Это еще ничего не доказывает! Может быть, именно сейчас у него напряженка с деньгами? – Я пристально смотрела в лицо Эдуарду.
Подумав, Россошанский потер лоб и сказал:
– Именно сейчас деньги ему нужны. Но именно сейчас он и не стал бы исчезать.
– Почему?
– Потому что у него, как вы знаете, через неделю свадьба. Он уже и квартиру приобрел, и ремонт в ней сделал, и для свадьбы все купил. И, поверьте, денег вбухал куда больше, чем вез, чтобы вот так все это бросить, присвоить деньги и исчезнуть, – подытожил Россошанский.
– Эдуард прав, – решительно вступил Перетурин. – Кроме того, я знаю Вячеслава еще лучше и со всей ответственностью могу заверить, что он человек глубоко порядочный! Даже если бы у него были крайне тяжелые обстоятельства, он постарался бы все сделать по-другому, не так по-свински. Так что данную версию можете выбросить из головы, Татьяна, а то мы только время зря потратим.
– Хорошо, что вы говорите «мы», – со вздохом отметила я. – Мне может понадобиться ваша помощь.
– Х-м-мм, – нахмурился Родион, задумываясь.
В аргументах Россошанского, несомненно, присутствовала логика, но совсем отбрасывать первоначальную версию я не стала. За все время практики я уже не раз убеждалась, что человек порой способен на абсолютно алогичные и даже просто абсурдные поступки. Но вслух о своих размышлениях не сказала, спросив:
– А где живет Вячеслав?
– Он приобрел новую квартиру и жил там вместе с Вероникой, своей невестой. Улица Волжская, сорок пять, квартира восемь.
– А Веронику там можно застать?
– Да, она там так и живет. Только… – Россошанский замялся. – Я бы вас попросил ее не беспокоить.
– Почему? – удивилась я.
– Ну, она все равно ничем не сможет помочь. Она ничего не знает. Она даже не знает о том, что Вячеслав пропал.
– Как? – удивился Перетурин.
– Они договорились, что до свадьбы он поживет у сестры, Ксении. Ну, вроде обычай такой, что ли – какое-то время перед свадьбой не видеться. И когда я звонил туда, то не стал Веронике говорить, что произошло, просто спросил, не заезжал ли он к ней.
– И она сказала, что нет? – уточнил Родион.
– Совершенно верно.
– Могу вас уверить, что Вероника знает о том, что случилось, – мрачно поведал Родион. – Потому что мы с ней созванивались, и она сказала, что волнуется из-за того, что Вячеслава нет. Я так понял, что они, хоть и договорились жить пока раздельно, тем не менее встречались и перезванивались.
– Вот как, – удивленно покачал головой Россошанский. – Я не знал об этом.
– А вы сами с Вероникой хорошо знакомы? – спросила я.
Россошанский на мгновение застыл, потом ответил:
– Да, достаточно хорошо. А что?
– Она не может его покрывать? Я имею в виду Вячеслава. В случае, если он действительно решил исчезнуть сам.
– Вы опять о своем? – невесело улыбнулся Перетурин. – Нет, я же вам уже сказал.
– Подождите, – махнула ему рукой я. – Я хочу послушать Эдуарда.
– Нет, нет, – откликнулся Россошанский. – Даже если бы Вячеслав и задумал что-то такое, он бы точно не стал посвящать в свои планы Веронику. Просто это закончилось бы грандиозным скандалом. Еще раз вас прошу – не трогайте ее.
«Проверим, – отметила про себя я. – Может быть, придется проследить за этой Вероникой. Если она связана со своим женихом, то обязательно выведет на него. А уж тогда взять его – пара пустяков. Если, конечно, Вячеслав исчез сам».
Именно такой план действий созрел в моей голове. Да, и нужно подробнее поговорить с Родионом относительно того, что же представлял собой его друг. Дружба дружбой, но мало ли что в жизни случается! Версию самоисчезновения ни в коем случае отбрасывать нельзя.
– Я не хочу впутывать в это дело милицию, – продолжил Россошанский. – Если уж вы решили заняться этим делом, то занимайтесь. Только чтобы без милиции…
Он, как и в начале разговора, недоверчиво посмотрел на меня, а потом примерно такого же характера взглядом наградил Перетурина.
– Я понимаю, – кивнул Родион.
– У вас еще есть вопросы? – спросил Россошанский, явно намекая на то, что разговор неплохо бы уже и сворачивать.
– Да, – кивнула я. – Сестра сказала Родиону, что Вячеслав якобы должен был кому-то деньги. Вы не в курсе этого?
Россошанский нервно дернул плечом, потом отрицательно замотал головой.
– Нет, насчет того, чтобы сам Вячеслав – нет. Может быть, сестра как-то не так поняла? Может быть, Вячеслав имел в виду как раз эти самые, наши дела с партнерами? Хотя обычно он не распространялся никому о делах на работе.
– Может быть, – согласилась я.
А в голове у меня настойчиво билась мысль: «Если все так и Вячеслав должен был кому-то, то это очень удобный момент, чтобы решить свои денежные проблемы: его посылают с поручением отдать наличные, а он отдает их не тому, кому они предназначались… Правда, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы предположить, что эти деньги тоже придется отдавать. К тому же он крадет их не где-нибудь, а в собственной фирме!»
– Кто еще знал о том, что Вячеслав должен везти деньги и в котором часу это будет? – нарушила молчание я.
– Мой заместитель, Павел Лукашенок. Я, естественно. Пожалуй, и все.
– И сами кредиторы, – добавил Родион.
– Да, конечно. Если хотите, поговорите с ними, только… – Россошанский состроил скептическую мину, – вряд ли вы что-то проясните.
– И тем не менее, – заметил Родион.
– Записывайте, – вздохнул Эдуард и продиктовал адрес фирмы.
– И вот еще что. У вас нет при себе фотографии Вячеслава? – спросила я.
Россошанский наморщил лоб, потом перевел взгляд на Перетурина. Тот развел руками и вздохнул.
«Эх вы… А еще адвокат называется! – пожурила я про себя Перетурина. – Можно было предусмотреть такой важный и очевидный момент!»
– Но, я думаю, это не страшно, – заявил Родион Евгеньевич. – Фотографию можно взять у меня дома в любое время или у Ксении…
– Постойте, – вдруг поднял палец Россошанский. – У нас есть запись с последней корпоративки. Сейчас я попробую выяснить.
Он снял телефонную трубку и произнес в нее:
– Люда, зайди ко мне, пожалуйста. Сейчас придет наша сотрудница, Людмила Омельченко, – обратился он уже ко мне и Родиону. – У нее должна быть пленка. Она снимала кое-какие эпизоды на камеру. Фотографии вы все равно получите, а вот посмотреть на человека, что называется вживую, все же лучше…
– Согласна, – кивнула я. – Но фотографии вы, Родион Евгеньевич, мне все же привезите. Мне они нужны не столько для того, чтобы самой смотреть на Колесникова, а чтобы я могла показать их другим людям, которые, возможно, его видели. С пленкой, как вы понимаете, в этом смысле сложнее…
– Хорошо, я непременно захвачу, – заверил меня Перетурин.
– А эта Людмила Омельченко, она тоже врач? – спросила я у директора клиники.
– Нет, она… Скажем так, типа секретаря. Решает некоторые технические вопросы.
– И она Вячеслава знает хорошо?
– Ну… достаточно хорошо, – пожал плечами Россошанский.
Тут в кабинет заглянула девушка и с улыбкой спросила:
– Можно?
– Да, Люда, проходи, – жестом позвал ее Эдуард. – Тут вот к нам люди пришли, насчет этой истории с Вячеславом… То есть, возможно, никакой истории и нет, но им нужна пленка с нашей последней корпоративки. Ты как-то показывала.
– Да, – кивнула Людмила и добавила, посмотрев на меня и Перетурина: – Только она у меня дома. Если хотите, я могу принести ее завтра…
«Можно и завтра, – подумала я. – Хотя лучше не откладывать в долгий ящик. И не столько просмотр пленки, сколько беседу с Людмилой. Учитывая, что Ксении, одного из важных персонажей, окружавших Колесникова, нет на месте, нужно пока использовать показания других людей, более-менее близких к нему. И с Людмилой не мешало бы побеседовать. Она не из руководства клиники, как Россошанский, не друг, как Перетурин, не родственница… У нее может быть свой взгляд на характер Вячеслава и на ситуацию в целом».
– А вы можете уделить нам время для беседы? – обратилась я к Омельченко.
– Вообще-то у меня рабочий день уже скоро заканчивается… – неуверенно произнесла Людмила и посмотрела на Россошанского.
– Мы можем побеседовать по дороге, если вы не возражаете, – предложила я. – Заодно довезем вас домой, и вы сможете передать пленку. Или вы тоже на машине?
– Нет, у меня нет машины, – вздохнула Омельченко. – Но по дороге мы полноценно не поговорим, я живу недалеко, на машине мы доедем за пять минут. Но можно побеседовать у меня дома.
– Люда, можешь идти собираться, – вмешался Россошанский. – Я тебя отпускаю. Побеседуй с Татьяной Александровной. У вас ко мне больше нет вопросов? – обратил он свой взгляд на меня.
– Скажите, есть ли у вас серьезные враги? Те, которые хотели бы вас устранить? – спросила я.
– Ну, конкуренты, безусловно, есть, – нахмурился Эдуард. – Но если вы имеете в виду каких-то головорезов, которые перешагнут через кого угодно, то боюсь, что я для таких людей слишком мелкая фигура. К тому же нарочно нападать на Вячеслава? – Он скептически скривился. – В ваших словах, безусловно, есть определенный смысл. Но я не могу даже предположить, кто способен на такое… Среди моих конкурентов есть очень влиятельные люди, с большими возможностями, но они же не бандиты! Не отморозки какие-то, чтобы затевать подобное! Они все деловые люди, приходят с конкретными предложениями, порой даже выгодными. А это… Черт знает что!
– Значит, никого не можете назвать?
– Нет, – твердо повторил Россошанский.
– А если посмотреть шире? Взять в расчет не только ваших конкурентов, а все окружение вообще? Есть же еще какие-то знакомые, не принадлежащие к вашему кругу. Припомните, не конфликтовали ли вы с кем в последнее время?
– Нет, не конфликтовал, – пожал плечами Россошанский. – Да и вообще, за все время существования нашей клиники дела шли ровно. Почему же вдруг именно сейчас я мог кого-то не устроить? Никаких серьезных перемен не произошло, зачем кому-то устранять меня именно сейчас? Хотели бы сожрать – сожрали бы давно. Вы поймите, места на нашем рынке уже давно определены серьезными людьми. И все работают по накатанной колее. Кто будет ломать эту систему, да еще таким способом?
– Что ж, пожалуй, на сегодня вопросов у меня больше нет, – проговорила я, поднимаясь. – Если что-то случится или станет известно, непременно сообщите нам. Мы в свою очередь будем держать вас в курсе дела, только оставьте нам координаты.
– Вот, – Россошанский протянул мне красивую визитку, на которой значились адрес и телефон клиники «ДЕНТА-ОПТИМЫ». Кроме того, он протянул листок, вырванный из блокнота. – Это мой сотовый и домашний, – сказал он. – Если что-то узнаете, звоните в любое время.
– Обязательно, – заверил Перетурин.
– Ну так что, мы можем идти? – обратилась я к Людмиле.
– Да-да, – ответила та. – Пойдемте.
И, повернувшись, первой вышла из кабинета своего шефа.
Людмила Омельченко была полноватой блондинкой с голубыми глазами. Одета в деловой костюм салатового цвета, волосы забраны в гладкую «ракушку», а на ногах девушки я увидела колготки. Бросались в глаза ее крупные белые зубы, выглядевшие идеально. Я даже подумала, что ее улыбка могла бы стать визитной карточкой клиники «ДЕНТА-ОПТИМА».
– Вы можете идти на улицу, я сейчас к вам выйду, только кабинет свой запру, – сказала Людмила и пошла заканчивать свои дела.
– Надо же, – покачал головой Перетурин, когда мы вышли на улицу. – В такую жарищу – в костюме, в колготках!
– Ничего удивительного, – пожала плечами я. – Соблюдение делового стиля. Во многих фирмах к секретарю предъявляют такие требования.
– Все равно! – не унимался Родион. – В такую погоду можно и наплевать на стиль, и делать скидку своим сотрудникам. Гораздо уместнее было бы надеть легкое платье или сарафан, если уж ты считаешь, что носить шорты тебе фигура не позволяет. Вот у меня в офисе все намного демократичнее!
– Ладно, это сейчас не имеет отношения к делу, – остановила его я. – Давайте лучше пока подумаем над тем, что мы узнали. Каждый про себя.
– Давайте, – согласился Перетурин и откинул голову на подголовник, прикрыв глаза.
Вскоре к машине подошла Людмила и с той же доброжелательной улыбкой сказала:
– Вот и я, можно ехать.
– Куда? – коротко спросил сидевший за рулем Родион.
– Езжайте в сторону Волги, – махнула рукой Людмила, устраиваясь на заднем сиденье рядом со мной, – я специально села туда же, чтобы было удобнее вести разговор. – А дальше я покажу.
Машина тронулась с места, Людмила повернулась ко мне и вдруг сказала:
– Насчет Славика вы зря. Не стал бы он так поступать.
– Это вы о чем? – приподняла я брови.
– Ну, вы же считаете, что он сам исчез, – пояснила Людмила. – Вот я и хочу сказать, что это ерунда. Я его не первый год знаю. К тому же у него свадьба скоро. Да и деньги небольшие.
Все это я уже слышала, но считала, отбрасывать версию его бегства с деньгами нельзя. Я продолжила разговор с Людмилой:
– А вы были в курсе того, что Вячеслав повезет деньги?
– Разумеется нет, – немного удивленно ответила она. – Меня такие вещи совершенно не касаются, и мне их не сообщают специально. Это уже потом Эдик рассказал, куда и зачем поехал Вячеслав. Конечно, ребята могли при мне просто по-дружески это обсуждать – тут скрывать особо нечего было, – но специально они меня не посвящали.
Я кивнула, принимая ее слова, и задала следующий вопрос:
– А помимо работы вы общались с Вячеславом?
– В последнее время редко, – покачала головой Омельченко. – Раньше иногда мы собирались вместе: я, Славик, Эдик, Пашка Лукашенок… Праздники отмечали или просто пиво пили. А потом у Вячеслава закрутилось с Вероникой, и он почти все время проводил с ней. Вместе в одной компании мы стали собираться только на работе, по праздникам.
– Понятно, – кивнула я. – А как вы вообще попали в эту компанию?
– Да мы сто лет знакомы! – Людмила обнажила в улыбке свои ровные белые зубы. – Когда-то жили в соседних дворах, потом Эдик и Слава переехали… А дружба наша осталась.
– Скажите, а вы живете одна?
– Сейчас пока да, а вообще с братом, – ответила Людмила.
– С братом? – удивился Перетурин.
– Да, – подтвердила Людмила. – У меня есть младший брат, Артем. Ему двадцать четыре года. Раньше мы жили вместе с родителями, а потом умерла наша бабушка и оставила свою квартиру. И мы решили ее не разменивать на двоих. Зачем? Квартира хорошая, и район чудесный – на Набережной. А с братом мы всегда прекрасно ладили. Он журналист. Правда, временно не работает. Сами знаете, как сейчас трудно найти работу. Тем более неиспорченному парню. Нет, он пишет, конечно, статьи, пристраивает их в разные газеты… Но заработок невелик. Но я думаю, что не это главное, правда? Ведь мальчик ищет себя. Тем более он очень талантливый. И послушный! Просто золотой мальчик! Нам теперь налево, – обратилась она лично к Родиону.
Мы уже подъехали к подъезду бежевой сталинки помпезного монументального стиля середины двадцатого столетия. Вышли из машины, Родион поставил ее на сигнализацию, как вдруг мимо, яростно обдав нас грязью, пронеслась черная «Ауди» и, круто развернувшись у подъезда, резко затормозила.
Задняя дверца оглушительно распахнулась, и оттуда, нелепо размахивая руками и тщетно пытаясь удержать равновесие, вывалился высокий молодой человек, почему-то вопреки погоде облаченный в длинное черное пальто, сплошь заляпанное грязью. Он шмякнулся прямо в лужу и, перебирая руками, постарался подняться.
Добравшись до скамейки, молодой человек плюхнулся на нее и дрожащей рукой достал из кармана пачку сигарет.
– И чтоб духу твоего в нашем доме больше не было, понял? – прозвучал грозный мужской голос из машины.
– Жуковым позор! – изрек молодой человек, но как-то неуверенно.
Мужчина за рулем, однако, не услышал этих слов – он захлопнул дверцу и завел мотор. И тут из машины послышался нетвердый голос, который принадлежал явно не водителю:
– Темик, я тебя завтра жду!
Вслед за этим с заднего сиденья приподнялась лохматая голова еще одного молодого человека. Мужчина за рулем с негодованием повернулся к нему и, пригибая непокорную голову вниз, прорычал:
– А ты у меня теперь месяц из дому не выйдешь, мерзавец этакий! И попробуй хоть один экзамен не сдать, я за тебя больше платить не намерен!
После чего «Ауди», скрипнув колесами, резко стартанула с места.
– А Жуковым все равно позор! – упрямо повторил парень, на этот раз гораздо увереннее.
Тут его удивленный взгляд упал на нас, и он, обрадовавшись тому, что его глубокомысленная реплика нашла своих слушателей, продолжил развивать тему:
– Вот люди! – констатировал он, покачивая головой. – Представляешь, Людмилк?
«Людмилка», до этого хранившая молчание, изумленно проговорила:
– Темик… Что с тобой?
И порывисто кинулась к скамейке. Мы с Перетуриным на всякий случай отошли подальше.
«Темик, похоже, не в лучшем виде, – усмехнулась про себя я. – А Людмила, видимо, всех предпочитает называть именами с уменьшительно-ласкательными суффиксами – Славик, Эдик, Темик…»
– Представляешь, – поднимая мутные глаза, с негодованием произнес парень, – Жуков оказался редкостной балбесиной…
– Та-а-ак… – протянула Людмила, и это ее «та-а-ак» не предвещало молодому человеку ничего положительного. – Значит, опять Жуков! Я же знала, что это совместное сожительство ни к чему хорошему не приведет! На неделю нельзя оставить без присмотра! Ты почему сегодня ко мне на работу не пришел зубы лечить, а? Я же говорила – в три часа! Тебя ждали!
– Я… не смог, – развел руками парень.
– Я же специально с человеком договаривалась! – продолжала распекать молодого человека Людмила. – Как теперь людям в глаза смотреть? Не смог! Как будто ты чем-то занят! И почему ты в пальто? Ты что, совсем с ума сошел?
– Я тебе сейчас все объясню! – успокаивающе поднял руки парень. – Я просто не успел переодеться.
– О-о-ой! – протянула Людмила, прижимая ладони к щекам. – Точно, с ума сошел! Для чего ты пальто-то напялил?
– Людмилк, ну что ты такие глупые вопросы задаешь! – отмахнулся парень. – Мы просто наряжались…
Я уже смекнула, что перед нами находится не кто иной, как Артем Омельченко, младший брат Людмилы, тот самый «неиспорченный и золотой мальчик». Увидев, что собой представляет этот мальчик, я невольно хмыкнула про себя.
Людмила тем временем поднимала своего незадачливого братца со скамейки, одновременно вытирая ему лицо белоснежным носовым платком, который на глазах превращался в грязно-серый.
– Пойдем скорее домой! – тащила она его к подъезду.
У двери Людмила обернулась и обратилась к нам:
– Татьяна Александровна, Родион Евгеньевич, что же вы стоите? Пойдемте с нами!
Мы уже было подумали, что она совершенно забыла как о нас, так и о том, зачем мы приехали.
Переглянувшись, мы с Перетуриным двинулись к подъезду, оба наверняка думая о том, что перспективы в квартире Людмилы нас могут ждать совсем не из приятных.
«Вот же принесло этого шалопая! – негодовала я, одаряя неласковым взглядом повисшего на плече сестры «мальчика». Тот, похоже, уже начинал дремать. – Весь разговор может испортить!»
Однако я ничем не выдавала своих эмоций, надеясь при этом в душе, что Людмиле удастся убедить брата пойти спать и не мешать беседе.
Наконец лифт прибыл на шестой этаж, и Родион помог Людмиле довести пьяненького Темика до квартиры.
– Немедленно отправляйся в ванную! – тоном строгой мамаши сказала Людмила. – Да подожди ты, полотенце хоть сперва возьми!
Последнюю фразу она произнесла в спину Артему, который, шатаясь, отправился в ванную прямо в пальто.
– Ничего, завтра утром будет как огурчик, – философски изрек Перетурин со снисходительной улыбкой.
– Так-то он мальчик хороший, добрый, – словно извиняясь, заступилась за брата Людмила.
Перетурин отреагировал на это неопределенным движением бровей и начал разуваться.
– Ой, – спохватилась Людмила, – сейчас кофе попьем, с пирожными.
И бегом бросилась на кухню. Оттуда сразу же послышался шум льющейся воды и грохот каких-то кастрюль. Вместе с кастрюлями, очевидно, упало и что-то бьющееся, потому что мы явственно различили звук разбитого стекла.
Перетурин взглянул на меня. Я весьма равнодушно относилась как к предстоящему кофе, так и к пирожным. В квартире Людмилы не было кондиционера, и за день в ней стало слишком жарко.
Людмила тем временем вылетела из кухни и прошла в свою комнату, откуда вернулась уже в голубых свободных шортах и желтой майке.
– Ну вот, а то парится бог знает в чем! – шепнул мне Перетурин, который окинул Людмилу оценивающим взглядом и остался, кажется, доволен увиденным.
Я отпивала крепкий кофе мелкими глотками и думала, что наш визит сюда несколько затянулся. Правда, Артема было уже не слышно, и я надеялась, что дальше мы сможем пообщаться более конструктивно.
– Какая нелепость, господи! – послышался голос от двери в ванную. Мои надежды рассыпались в прах.
Мы все трое обернулись и увидели Артема, который стоял в трусах и накинутом сверху на голое тело пальто.
– О чем это ты? – сдвинула брови сестра.
– О Жукове, конечно, – тяжело плюхаясь на стул рядом с Перетуриным, ответил Артем.
– Кстати, меня зовут Родион, – представился Перетурин.
– Артем, – фамильярно отозвался Омельченко-младший, протягивая для приветствия мокрую руку. – А вас? – Он сделал попытку повернуться ко мне, но едва не упал, и Родион торопливо поддержал его за руку.
– Татьяна Александровна, – усмехнувшись, ответила я.
– Классно, – непонятно чему обрадовался Артем, присаживаясь за стол и окидывая стоящее на нем голодным взглядом.
– Так что там с Жуковым-то? – спросила Людмила, наливая брату кофе и подсовывая целых два пирожных. – Я так поняла, что это отец его тебя привез?
– Ну да, этот редкостный зануда! – подтвердил Артем. – Представляешь, мы так хорошо жили, вчера справили новоселье…
– Погоди, вы ведь уже справляли новоселье! – недоуменно проговорила Людмила и повернулась ко мне с Перетуриным, принимаясь поспешно объяснять ситуацию. – Понимаете, Артем и его друг Виталик Жуков решили вместе снимать квартиру. Я возражала, потому что не понимала, зачем это двум молодым людям жить вместе? – Она развела руками.
Родион как-то насторожился и подозрительно хмыкнул. Я ничем не выдала своего отношения к происходящему. В душе я досадовала, что приходится отвлекаться на эти внутрисемейные детали.
– Нет-нет, – поймав взгляд Перетурина, сразу же поспешила на защиту брата Людмила. – Так-то он нормальный, просто они с этим Жуковым дружат. Да я бы ничего не сказала, если бы он с девушкой решил жить, даже всячески способствовала бы этому! Ну, или с каким порядочным парнем, но Жуков… Ведь он же…
– Чудовищный раздолбай! – мотнул головой Артем.
– Ну, в общем, да, – подумав, согласилась Людмила. – Они вместе постоянно в какие-нибудь истории попадают. А родители у него очень даже приличные люди!
– Зануды! – возразил Артем, надкусывая третье пирожное.
Людмила поморщилась.
– Вовсе они не зануды! – раздраженно сказала она и решительно отодвинула тарелку с пирожными. – Давай рассказывай, что случилось! – потребовала она, подпирая подбородок руками.
Далее последовал не совсем внятный рассказ Омельченко-младшего о том, как они с Жуковым классно жили вдвоем на снятой квартире и как затем нежданно-негаданно явились родители Жукова и «обломали весь кайф».
– Представляешь, Людмил, какая ерунда? – грустно спросил Артем, заглядывая в глаза сестре и ища сочувствия.
– Сами виноваты! – грозно ответила она. – Мало еще вам! Небось пили там каждый день и дурака валяли! А то я тебя не знаю! Одним словом, все! С сегодняшнего дня живем вместе, как раньше! И никаких Жуковых, и никаких выпивок! И вообще, на работу пора устраиваться. А сейчас ложись спать, – завершила она свой гневный монолог, увидев, что «мальчик», разомлевший от пирожных и выпитого кофе, стал клевать носом. – Людей бы постеснялся! – выговорила Людмила, нахмурившись.
– Угу… – равнодушно отозвался Артем и поплелся в комнату.
– Вы уж извините, – подняла на нас с Перетуриным глаза Людмила.
– Люда, мы хотели поговорить о Вячеславе и забрать пленку, – напомнила я.
– Ой, да! – спохватилась Омельченко, хлопнув себя по лбу. – Совсем забыла! Это все Артем, он меня с ума сведет!
И она, вскочив, помчалась в соседнюю комнату, откуда вскоре вернулась, неся в руках кассету с записью. Людмила сунула ее в проигрыватель и щелкнула пультом.
– Вот Вячеслав, – показала она пухлым пальчиком.
Я увидела улыбающегося темноволосого парня лет тридцати, с мужественным лицом и внимательными умными глазами. Он был довольно симпатичным и, кажется, веселым парнем, потому что все время шутил и довольно артистично крутился перед камерой.
– Спасибо, – поблагодарила я. – Можете выключать, я досмотрю дома. Скажите, а какой Вячеслав в жизни? – спросила я. – Вы его как воспринимаете?
Людмила на мгновение задумалась.
– Ну… – протянула она. – Хороший парень.
Это мне еще ни о чем не говорило. В восприятии добродушной и немного наивной Людмилы и ее брат Артем был прямо-таки образцом современного молодого человека, поэтому я попросила девушку рассказать побольше.
– Ну, он веселый, добрый, порядочный, – принялась перечислять Людмила. – Если просишь помочь, никогда не отказывает. Шутит хорошо, беззлобно. С пациентами ведет себя тоже очень по-доброму, старается шуткой успокоить. Очень ответственно к работе относится, никогда не халтурит… Ну, знаете, как бывает, – принялась пояснять она, – иной делает тяп-ляп, на скорую руку, а человек через три месяца снова приходит. Некоторые так поступают нарочно, чтобы лишние деньги вытянуть. Клиника-то платная, и услуги довольно дорогие. Но, к слову сказать, у нас таких врачей нет, – твердо заверила Омельченко. – И Эдик, и Вячеслав всегда твердят, что залог успеха – качество и железная репутация заведения. Ой, да к нам многие из других хваленых клиник приходят перелечиваться! Вячеслав сам рассказывал, придет человек, на боль жалуется… Посмотришь – все заделано, металлокерамика даже стоит, а раскроешь – мамоньки мои! – Людмила с неподдельным ужасом всплеснула руками, словно сама занималась лечением и протезированием зубов. – Под материалом-то все больное, незаделанное! Прямо на невылеченный зуб протезы ставят, представляете? Спросят – где делали? Отвечают – в соседней клинике, за бешеные деньги! Вячеслав даже рассказывал, что несколько раз отказывался переделывать, отправлял обратно. Говорит – вот где вам такое сделали, туда и идите, требуйте перелечить, а я не возьмусь. Не понимаю я таких халтурщиков, – вздохнула она. – Врачи все-таки, нужно же совесть иметь.
– Да, моя мама тоже часто на непорядочность врачей жалуется, – усмехнулся Родион.
– Не все такие! – тут же возразила Людмила. – Я же говорю, у нас в клинике такого нет. Вот к нам народ и идет. К тому же и цены у нас божеские.
– Люда, а у вас есть какие-то предположения относительно того, что могло случиться с Вячеславом? – спросила я.
Омельченко озабоченно покачала головой.
– Не хотелось бы заранее плохо думать, – призналась она. – Но мне кажется, что что-то неладное с ним случилось. Никогда Вячеслав работу не прогуливал. А уж чтобы деньги чужие потратить…
– Эдуард говорил, что там не такие уж большие деньги, – сказала я.
– Да какая разница! Если бы Вячеславу так уж нужны они были – ну что ж, потратил бы, всякое в жизни случиться может! Но он бы тут же сообщил Эдуарду! Даже если ему по каким-то соображениям пришлось уехать, он бы позвонил! Веронике-то уж во всяком случае! Мы не в каменном веке живем, чтобы дать о себе знать было затруднительно, верно? – Людмила окинула нас с Родионом выразительным взглядом своих голубых глаз.
– А если ему пришлось скрыться? – задумчиво проговорила я. – Вы не допускаете такой мысли?
– Не знаю, – честно призналась Омельченко. – Да от кого ему скрываться-то?
Я посмотрела на Перетурина, который при этих словах нахмурился.
– Не знаю, – наконец буркнул и он, видя, что я своим вопросительным взглядом апеллирую к нему. – Вообще-то не от кого ему было прятаться, насколько я знаю. Но даже если и так, значит, его тем более нужно искать! Это еще раз доказывает, что он попал в беду! Я уже в этом не сомневаюсь.
– Людмила, а вы можете хорошенько вспомнить тот день, когда Вячеслав пропал?
– Конечно, – не задумываясь, сказала Омельченко. – Я его прекрасно помню.
– Может быть, вы заметили что-то необычное, подозрительное?
– Да не было ничего подозрительного, все как обычно!
– А в настроении Вячеслава вас ничего не насторожило? Ну, может быть, он нервничал или был расстроен? Может быть, у него какие-то личные неприятности были?
– Нет, – сожалея о том, что ничем не может нам помочь, прижала руки к груди Омельченко. – Уж извините, я не настолько близкий человек ему. Да вы бы лучше с Вероникой поговорили! – воскликнула она. – Может, она прояснит что-то.
– Кстати, а вы знакомы с этой девушкой?
– Да, конечно, – кивнула Людмила. – Она несколько раз приходила в клинику. Очень милая девушка, добрая, порядочная…
Людмила Омельченко, похоже, всех людей на свете считала добрыми и порядочными.
– А какие у нее отношения с Вячеславом?
– Какие могут быть отношения у людей, которые собираются пожениться? – недоуменно пожала плечами Омельченко.
– Вы часто беседовали с Вячеславом – ну, так, чисто по-дружески болтали?
– Довольно часто, – кивнула Людмила.
– Он что-нибудь говорил о предстоящей свадьбе? Ну, может быть, обмолвился, что, возможно, перенесет ее? Или жаловался на слишком большие расходы, связанные с ней?
Людмила решительно тряхнула светловолосой головой:
– Нет, ничего такого не было. Вячеслав пребывал в приподнятом настроении, часто шутил… Нас всех, кстати, он уже пригласил на свадьбу. И с какой стати ему ее переносить? Она должна состояться в июне, такой месяц чудесный! И у них уже все готово! А вообще… Если вам интересны какие-то подробности, то лучше поговорить с самой Вероникой. Кто лучше нее может быть в теме?
– Да, я непременно поговорю с ней, – ответила я и поднялась. – Пойдемте, Родион. Люда, значит, с вашего позволения, я возьму кассету с собой?
– Ой, да конечно! Пожалуйста!
– После того, как все закончится, я вам ее верну, – пообещала я, прощаясь с хозяйкой под доносившийся из дальней комнаты громкий храп Артема.
Выйдя из дома Людмилы Омельченко, мы с адвокатом сели в машину, где Перетурин спросил:
– Ну что, Татьяна Александровна? Есть у вас какие-то предположения?
– Относительно того, что на самом деле случилось с Вячеславом Колесниковым, нет, – покачала головой я. – Тут возможно несколько вариантов. Но их я озвучивать пока не стану. А вот относительно дальнейших действий могу поделиться с вами своими планами. Хочу как можно скорее поговорить с Вероникой. Как, кстати, ее фамилия?
– По-моему, Вересаева, – сказал Перетурин.
– Хорошо, я уточню, – кивнула я. – И заодно… – Я внимательно посмотрела на Перетурина. – Проследить за ней после разговора. Сдается мне, если Вячеслав кинул босса ради решения своих денежных проблем, то невеста должна быть в курсе.
Родион моментально принялся возражать:
– Да не кинул он его, я же вам уже много раз объяснял! Не такой он человек, не такие отношения у них с Эдуардом, да и вообще ситуация этого не предполагает! Мотивов у него нет так поступать, поймите!
– Всю вашу логику я понимаю и принимаю, – уверила его я. – Но в жизни люди порой склонны совершать и не поддающиеся ей поступки. Потому я и считаю необходимым проследить за Вероникой хотя бы для того, чтобы отмести версию о том, что она покрывает нечистоплотного жениха, и больше не тратить на нее время.
Родион ничего не ответил, и было непонятно, согласен он с моим мнением или нет. Он только недовольно покачал головой, а затем решительно заявил:
– Я еду с вами!
– Ради бога, – ответила я. – Тем более что я и сама хотела вам это предложить: Вероника знакома с вами, следовательно, пустит нас в квартиру беспрепятственно и не откажется от разговора. А там уже о многом можно будет судить по ее поведению. А вот визит частного детектива может ее насторожить и даже напугать. Если она в курсе дел своего жениха, то станет молчать, а если нет – толку от ее слов все равно не будет, еще, не дай бог, в истерику впадет. Правда, у меня пока что нет четкого плана, как все лучше проделать, но я думаю, что сориентируюсь на месте. Единственная просьба у меня к вам – не задавать самому неуместных вопросов, которые могут заставить Веронику насторожиться и замкнуться. Ни слова о том, что мы подозреваем ее в причастности к исчезновению Вячеслава. Договорились?
– Договорились, – не очень охотно буркнул Перетурин. – Но знаете, я все же…
Я предостерегающе подняла руки.
– Я прекрасно знаю, о чем вы мне хотите сказать, – ответила я. – Наберитесь терпения, я делаю все, что в ваших же интересах.
Перетурин взглянул на часы.
– Правда, вынужден вас разочаровать: сегодня поговорить не получится. Вероника типичный жаворонок, она рано ложится спать.
– Да уж, засиделись мы у Омельченко… – покачала я головой, взглянув на экран мобильника, где высвечивалось время. – Ну что ж, тогда давайте завтра. Может, это и к лучшему, я успею все обдумать и выбрать тактику. Вам когда удобно?
– А мне все равно, я в отпуске, – улыбнулся Перетурин.
– Хорошо, тогда созвонимся, – кивнула я.
Перетурин довез меня до дома, где я с радостью врубила сплит-систему и отправилась под душ.