II
– Как ты живешь, прелестная Анастасо? – спросил Михаил, когда молодые люди остались вдвоем.
– Плохо, Михаил, – ответила молодая девушка. – Разве ты не видишь, что глаза мои заплаканы? Всему виной отец. Конечно, мы должны иметь почтение к родителям и повиноваться им, но всегда ли?
– Думаю, что всегда. Разумеется, если отец приказывает что-нибудь противозаконное, тогда можно ослушаться.
– Вот то-то и есть. А ты не можешь себе представить, что отец хочет сделать со мной. Вчера приходил к нам Петр Иканат, знаешь, тот скверный человек, которому ноздри вырвали за какое-то преступление. Его присылал богатый генуесский купец Руфини; он заходил к нам раза два и видел меня. Отец долго шептался с этим Петром и потом велел мне поговорить с ним. Он был пьян, от него страшно пахло вином и жутко было смотреть на его багровое лицо и выпученные глаза, говорил он несвязно, но долго. Далеко не все поняла я, на каждом шагу он повторял, что я красива, что Руфини богат. Я отказалась продолжать эту беседу, просила отца прогнать его. Он ушел, но сказал, что скоро вернется. Отец, вместо того, чтобы заступиться за меня, стал ругать меня. По его словам, я гордячка, которой суждено умереть в нищете…
У молодой девушки навернулись на глаза слезы; она отошла в сторону и закрыла лицо руками.
Михаил подошел к ней, обнял ее и сказал:
– Не печалься, милая Анастасо, скоро настанут лучшие времена. Я выйду, наконец, из бедности, и тогда, о, тогда… Слушай, что я скажу тебе. Мой брат Иоанн определяет меня на службу. Мне дадут чин протоспафария и тогда меня будут звать во дворец на царские пиры, сам царь будет выдавать мне ругу[4]. Ведь, это только начало, а кто знает, что ждет меня впереди? Послушай, я видел сон, странный сон. Я видел, даже страшно вымолвить, будто я сижу на троне, будто вокруг меня море голов, головы эти склонились, а за мной какие-то люди с секирами, с копьями…
– Ох, страшен твой сон! – прервала его Анастасо. – Не к добру он.
– Да что же тут недоброго? Это значит только, что не век мне оставаться в неизвестности.
– Тем хуже для меня. Ты будешь важным сановником, не станешь тогда заходить в наш трактир и забудешь Анастасо.
– В трактир ходить, конечно, не буду, но тебя я никогда не забуду. Да разве можно забыть тебя, твои глаза, всю твою пленительную красоту? Кто хотя бы раз видел тебя, у того твой образ навек запечатлелся в душе. Нет, милая Анастасо, ты красива, как небо, твой взгляд, что лучи солнца, – никому, никому не отдам тебя!
– Да и некому отдавать меня, Михаил; кто женится на дочери презренного трактирщика?
– Это правда. Но я придумал одну вещь. Тебя может удочерить кто-нибудь, тогда уже ты не будешь Анастасо, дочь трактирщика Александра, а будешь дочерью какого-нибудь титулованного лица.
– Таких сумасшедших нет, которые бы сделали подобную глупость.
– Неопытна ты, Анастасо. За деньги чего не сделают, – лишь бы было золото, оно все может. Поверь, когда я буду знатен и богат, все переменится, и тогда ты узнаешь, что я могу сделать.
В соседней комнате послышались шаги.
– Это, должно быть, он, – сказала Анастасо, побледнев, и прижалась к Михаилу.
– Кто он?
– Да Петр, – шепнула девушка.
– Сиди здесь, я пойду посмотрю.
Михаил вышел в трактир и действительно увидел перед собою Петра Иканата, которого все знали в Константинополе. В его зверской физиономии было что-то страшное, а изуродованный нос наводил ужас.
– Что тебе нужно, Петр? – спросил Михаил.
– А тебе что нужно? – проговорил Петр грубым голосом.
– Александр спит и просил меня побыть здесь вместо него, если придет кто-нибудь.
– Ну, ты не можешь сделать то, что мне нужно от Александра.
– А, может быть, и могу… Скажи, зачем пришел?
– Говорят тебе, не можешь. Во-первых, он всегда подносит мне вина и денег за это не берет.
– Ну, так что же? На, пей! – Михаил протянул ему полный кубок. – Да смотри, какое вино, маронское, самое лучшее.
Петр выпил с жадностью, но, все-таки, не хотел сказать, зачем пришел. Однако, после второго кубка язык его развязался:
– Александра-то мне, пожалуй, и не надо, а хочу я пробраться к его дочери Анастасо.
– Ее нет, она пошла в деревню, к тетке, и пробудет там дня три.
– А ты откуда знаешь?
– Да мне Александр говорил.
– Ты врешь, может быть, – зачем тебе знать, что делает Анастасо?
– А тебе зачем?
– Мне поручение дано, могу нажить кругленькую сумму, а это по нынешним временам не помешает.
– Не понимаю.
– Чего притворяешься? Дело известное, и тебе, должно быть, знакомое. А, впрочем, у тебя денег нет.
– Есть или нет, а ты скажи, что тебе от девушки нужно?
– Мне-то ничего не нужно, а вот одному богачу нужно, и не что-нибудь, а все.
– Ну, теперь понимаю. Дело хорошее, желаю тебе успеха. Только сегодня все равно ты ничего сделать не сможешь. Анастасо дома нет.
– Нет, так нет. Приду через три дня. У меня тут есть еще дельце поблизости, там полегче будет, упрямства такого нет. Прощай, я так твоего имени и не спросил; благодарю за угощение, когда-нибудь увидимся, может быть, я пригожусь тебе. Не забывай Петра Иканата.
С этими словами он ушел, и Михаил почувствовал облегчение. Он все время боялся, что Петр не поверит ему, пойдет в соседнюю комнату и увидит там Анастасо.
– Ушел? – спросила Анастасо, высовывая голову из-за занавески.
– Ушел, и в течение трех дней, по крайней мере, оставит тебя в покое.
– А дальше что?
– Дальше? Но зачем думать об этом? Слава Богу, что теперь все хорошо. Сядем, поговорим.
Молодые люди сели на кровать.
– Тебе хорошо со мною? – проговорил почти шепотом Михаил, привлекая к себе Анастасо. – Хорошо?
– Да, – ответила девушка. Она хотела сказать еще что-то, но не могла, потому что Михаил закрывал ей губы поцелуями. Жутко становилось девушке от этих объятий, испытываемых в первый раз. Ее охватило какое-то сладостное волнение, голова кружилась, она переставала понимать, что с ней происходит… Что-то упало в трактире, и она вдруг спохватилась, соскочила с кровати.
– А вдруг отец проснулся? Я слышала какой-то шум.
– Пустяки, – сказал Михаил, но, все-таки, пошел убедиться. Александр лежал на том же месте и храпел на всю комнату. – Александр, – закричал он, – проснись!
Но трактирщик даже не пошевельнулся.
– Мы в полной безопасности, – сказал Михаил, возвращаясь к Анастасо, – твой отец спит так, что его никакие демоны не в состоянии разбудить.
Он снова усадил Анастасо на кровать.
– Скажи мне, Михаил, как дается чин протоспафария? – начала она.
Но Михаил не хотел говорить, да он и вообще не был в состоянии вести связного разговора. От времени до времени вырывались у него отрывочные восклицания:
– О, как ты красива! Какие чудные глаза! Ты моя, я не отдам тебя!
Луна только что взошла и заглянула прямо в окно. На кровати лежала Анастасо, бледная, как полотно, с закрытыми глазами. Спиною к ней стоял Михаил, опершись головою о стену. Простояв так некоторое время в каком-то оцепенении, молодой человек как будто вспомнил что-то, подошел к Анастасо, поцеловал ее и молча вышел из комнаты.
В ту самую минуту, когда он проходил мимо трактирщика, тот проснулся. Он, увидев Михаила, спросил:
– Долго я спал?
– Нет, очень мало, – солгал Михаил. – Прощай.
– Погоди же, я не успел поболтать.
– Да о чем говорить?
– Вишь ты как возгордился! Скажи-ка, ты с Анастасо говорил?
– Да, то есть нет, два слова только, не успел. Тут посетитель приходил, я ему налил вина. На тебе за два кубка, – и он протянул трактирщику серебряную монету.
– Благодарю. Ты вот что, образумь ты мою дочку.
– Образумить… как ее образумить? Ну, я пойду.
Михаил шел домой в особенном настроении: ему и стыдно было чего-то, и сладко.
Холодный ночной воздух отрезвил его и он начал раздумывать, что же он должен делать? Жениться? – он давно этого хотел. Но жениться на дочери трактирщика – это позорно, это может сделать только какой-нибудь проходимец вроде Александра или Петра Иканата.
Михаил вспомнил зверское лицо без ноздрей и содрогнулся. Ведь, он не сегодня-завтра будет чиновником, может быть, место получит. Надо будет посоветоваться с Иоанном, он живет при дворе и знает все правила, он умен и дурного, конечно, не посоветует. Чем ближе он подходил к дому, тем больше старался убедить себя, что он менее виноват, чем Анастасо. Как будто она не хотела этого? Зачем же она забыла женскую стыдливость? Это дьявол вселился в нее и прельстил его. Впрочем, что же, пускай, в самом деле, какой-нибудь сановник удочерит ее, тогда и жениться можно.
Придя домой, Михаил лег, но ему не спалось. Его била лихорадка, в голове проносились разные видения, и он не знал, сон ли это, или действительность. На первом плане виднелась Анастасо, но за ней выступала еще другая женщина, не дававшая ему покоя. "На что тебе эта девчонка, дочь презренного трактирщика? – говорила она. – Я знатна и богата, я все могу, я превознесу тебя".
Ему слышались рыдания Анастасо и смех той другой женщины, одетой в порфиру, украшенной золотыми браслетами и драгоценными камнями.
"Кто же ты?" – спрашивал он, приподнимаясь на кровати и стараясь разглядеть это лицо, которое он как будто видел, но которого не мог вспомнить.
Ответа не было; в изнеможении опускался он опять на постель. Вдруг исчезли обе женщины, и он увидел что всюду летают какие-то духи с лицами безобразных старух. "Убей его, убей! – пели они хором.