Мифы и реальность. Часть II.. Из записок путешественника (А. М. Крживецкий)

Ночь в Нижних Эшерах

Спустилась ночь. Луна расчесывала свои кудри гребешком из самшита, осыпая холмы, долины и леса целым дождем светлячков.

Вначале – как видел, так и рассказываю, – лунный свет протянул золотистую дорожку по стеклянной поверхности уснувшего моря.

Затем – как слышал, так и рассказываю, – завыли шакалы в темном массиве прибрежного леса – их скорбные рыдания и жалобные вопли утонули в свирепом лае разом взбесившихся собак.

Наконец, – как случилось – так и рассказываю, откуда ни возьмись, подул резкий освежающий бриз, неожиданно погас электрический свет, и луна, словно испугавшись, поспешила скрыться за тучей. Ливень, с перемежающимися молниями и мощными порывами ветра, забарабанил по окнам, заплясал по железной крыше.

Неистовые вихревые потоки воды ринулись гигантским водопадом вниз, заслонив плотным покрывалом ненастья окружающий мир.

Внезапно все стихло. Луна разогнала жемчужно-серые облака, гроза ушла на север, в горы, отсвечивая небосклон отблесками молний и оглашая окрестности отдаленными раскатами грома. Обессилевший дождь теперь лишь капля за каплей стекал с крыши, а ветер, распахнув неплотно затворенное окно, сбросил на подоконник, сорванные грозой веточки можжевельника. Душа моя в восторге пронеслась сквозь синеватую паутину ночных сумерек, поверх темных горизонтов, изрезанных раскидистыми кронами эвкалиптов к волшебной лунной дорожке на поверхности спокойного моря.

Итог – как было – так и рассказываю, засмотревшись на луну, я уже толком не мог понять – бодрствую я или сплю, сияет ли то луна или – мерцают небесные фонарики, запущенные лесными волшебниками, потомками ацаны44. Но усталость прожитого дня взяла свое и, едва коснувшись головой подушки, я крепко уснул без сновидений. На рассвете сон мой был потревожен звонкими трелями птиц, радостно встречающих летнее утро.

Жизнь снова вступала в свои права!

Времена года в Нижних Эшерах

Рассвет.

Все прозрачнее силуэты далеких гор, выступающих из ночной мглы. Вот алая заря слегка коснулась самых высоких вершин. Тронутые блестящим глянцем темно-пурпурных шелков, облака тонкими лентами стелются по небу, а затем понемногу тают и исчезают.

Щебетанье птиц усиливается, становится все более громким и радостным.

Мир пробуждается!

Утро тихое и ясное. Море спокойное, будто сверху накинули покрывало из бледно-зеленой парчи.

День длинный и пышит жаром. Хорошо лишь в тени на берегу горной реки или у моря. Постепенно солнце склоняется к западу. Сумерки охватывают лес и прибрежные заросли.

Приятно дышать вечерней прохладой, глядя как очертания холмов и деревьев становятся все более зыбкими и неясными.

Молодой хрупкий месяц смотрит с безоблачного высокого неба на одевшуюся в кипень цветов зелень.

Царица ночь, как всегда таинственна и прекрасна! Земля мирно баюкает уснувшее море, – слышен только бесконечный шорох неспешного прибоя.

Закатное солнце, бросая яркие лучи, степенно тонет в лазоревом море. Его гаснущий свет все еще озаряет вершины гор, а по небу тянутся облака, чуть подсвеченные желтым сиянием.

Стихает ветер и звон цикад – ночь раскидывает свои крылья над миром. Лунный свет пронизывает прозрачный воздух.

Всё легко и таинственно:

Зимой тоскливы бесконечные дожди в старом саду. Вокруг туман, небо уныло серое с проседью. Слышен только бесконечный шорох дождя и шум далекого яростного прибоя.

В комнатах полумрак. Луна, закутанная в туманное одеяло, робко улыбается мне в окно на переломе года.

Вдруг крупными хлопьями повалил снег. Слышны возбужденные голоса. Бьют куранты московского кремля. Белесое небо озаряется залпами салюта.

С Новым Годом!

Весь год прекрасен – от начала до конца!

Ведьма Лаштрака

Расскажу о довольно жуткой истории, которая случилась со мной в верховьях реки Лаштрак (Ставропольский край) под перевалом Адзапш в Главном Кавказском хребте осенью 1982 года. Так уж вышло, что в тот год мне пришлось в одиночку путешествовать вдоль восточных границ Кавказского заповедника, правда, что называется, не от хорошей жизни.

От поселка лесорубов Пхия в верховьях Большой Лабы я добрался до поляны Седьмого поста, что находится почти у впадения Лаштрака в реку Санчаро.

В один из дней с палаткой и небольшим запасом продуктов я направился на юг, к перевалу Адзапш. Примерно в 6 километрах от Седьмого поста встретил минеральные источники, спускающиеся по крутому склону к реке по разноцветным (белым, оранжевым, желтым, буро-красным, бледно-сиреневым) желобам. Это свидетельствовало о том, что на сравнительно небольшой территории здесь находятся выходы разных по своему минеральному составу источников. Многочисленные округлые каптажи минеральных вод были обозначены на камнях надписями, оставленными местными жителями: «От желудка», «Для глаз», «От суставов», «Для сердца».

Поднявшись вдоль реки, минут через сорок, я вышел в верхний перевальный цирк с озерком посередине. Здесь я и остановился на бивак.

К вечеру температура падает, яркие крупные звезды высыпают на угольно-черном небосклоне. Тишина. Только изредка слышны далекие редкие удары отдельных, сброшенных ветром со скал, камней. Но, вот с юга, от перевальной седловины, шевельнул палатку первый легкий порыв ветра, затем еще один и еще. Звезды замелькали в разрывах стремительно наползающих туч. С очередным хлестким ударом ветра прилетела первая порция колючего холодного дождя. Я прячусь в палатку и медленно погружаюсь в сон под монотонный шепот дождя. Мысли сливаются с беспредельностью ночи.

Вдруг отчетливо слышу: «Не ждал, не гадал, а в беду попал!».

Я машу рукой и прогоняю шептуна.

А он с другой стороны: «Беда беду родит. Бездна бездну призывает».

Я опять отмахиваюсь.

А он вновь: «Будешь ощупью ходить в полдень, как слепой впотьмах».

Я сержусь, хочу встать, и вдруг вижу в палатке слабый призрачный свет. Здесь что-то есть, что-то другое, нереальное, неземное, но осязаемое.

Из светлого, полностью окутывающего внутренность палатки тумана, медленно появляется длинная белая рука, вся в слабо звенящих браслетах на запястье.

Затем в таинственном колеблющемся свете появляется женщина в белых невесомых одеждах. Бледные линии очерчивают мраморный овал ее лица. Высокий открытый лоб. Длинные седые волосы как кисея, сливающаяся с туманом, жемчужно-дымной россыпью ложатся на плечи. Глаза закрыты. Тонкие губы преломляются в дьявольской усмешке. Женщина медленно приближается ко мне, а затем, – внезапно впивается руками в горло и начинает медленно стискивать его мертвой хваткой. Ууу, Ууу, Ууу…

Я хриплю, пытаюсь сопротивляться, но тщетно. Задыхаясь, последним усилием отталкиваю ведьму от себя и… просыпаюсь весь в поту.

В кромешной тьме и неестественно пронзительной тишине постепенно соображаю, что палатка моя упала, прижатая сверху чем-то тяжелым. Нащупываю в боковом кармане палатки фонарь, и с трудом расстегнув вход, вываливаюсь наружу. Вокруг сплошной белый покров. Снегу навалило уже сантиметров 30, не меньше. Поднимаю и хорошо закрепляю стойки, отряхиваю крышу палатки от снега и отбрасываю его подальше по всему периметру моего пристанища. Понимаю, что моему путешествию пришел конец.

Утром ухожу вниз в поселок Пхия, сквозь красивый, весь в белых снежных кружевах, лес.

Тень

Вы когда-нибудь обращали внимание на свою тень? Черную тень, которую каждый носит с собой. Нет, нет, не в обычной городской жизни, а в горах, на значительных высотах, ну, скажем, на 3500 м, или 5000 м, или еще выше.

Говорят, что тень – это низший, а потому, – тщательно скрываемый аспект личности, неотделимый от самой личности. Это – Ничто, но это и – Нечто! Некая, плохо определяемая субстанция, своего рода слабость, сопутствующая всякой силе, ночь, следующая за всяким днем, зло, присутствующее в добре.

В ситуации, когда вы осознали свою тень, главное – не стать ее жертвой!

Вот вам пример.

Отдыхаю на снежной перемычке восточного гребня вершины Айлама. Высота более 4500 м. Только что перевалило за полдень. Солнце пока еще в зените, но постепенно начинает клонится к западу. Сижу в одиночестве, любуясь прекрасной панорамой вершин Бокового хребта: Мижирги (5046 м) – Коштан-Тау (5154 м) – Тютюн-Баши (4560 м). Правее, на северо-востоке – мощный скальный массив Гюльчи-Суган (4100—4500 м), а рядом – скально-снежная корона горных гигантов Главного хребта: Фытнаргин (4120 м) – Белая Незнакомка (4230 м) – Черная незнакомка (4100 м) – Цурунгал (4250 м), образующих цирк мощного ледника Айлама, одного из истоков реки Черек-Балкарский.

До нашей вершины рукой подать, но путь преграждает огромный скальный жандарм50, прорезанный желобами, с крутыми снежниками. Мой напарник, Эрмиле (Иосиф Кахиани) в 30 метрах ниже, на широкой скальной полке. К нему тянется перильная веревка, верхний край которой я закрепил через крюк и карабин к скальному уступу. Эрмиле не спешит, – он тщательно организует крючьевую страховку еще для двух связок – наших компаньонов по восхождению. Я, закрыв глаза, с наслаждением греюсь под лучами ослепительного солнца, привалившись к большой скальной плите.

Внезапно чувствую резкое изменение в окружающем мире, очнувшись, приподнимаюсь и вижу – огромная черная тень от скального жандарма придвинулась вплотную к приютившей меня плите и уже наполовину скрыла меня от солнца. Сразу же повеяло необыкновенным, прямо-таки космическим холодом.

Я подвигаюсь в сторону светлой стороны жизни, но через короткое время вновь оказываюсь во власти ужасной тени. Дальше двинуться не могу – мешает самостраховочная петля, поэтому я наглухо застегиваю пуховую куртку, натягиваю рукавицы, и с отвращением разглядываю угольно-черную тень, падающую от исполинской скалы, которая накрыла не только меня, но и мою собственную тень – поглотила ее.

Чем дольше я вглядываюсь в эту отвратительную черноту, тем более ощущаю всем существом своим, что тень напряженно вглядывается в меня. Чувство страха перед неизвестным и загадочным шевельнулось в глубине души. Мелькает мысль, что тень живая – это некая мистическая сущность, которая все более завораживает меня, словно явный зов «миров нетленных – молчанье ангелов, безмолвие Вселенной». Что я слышу? – тишину; что вижу? – ночь; что ощущаю? – головокружение! Через мгновенье мне начинает казаться, что сейчас наступит вечный мрак, и это – будет ужасно.

Что же случится, когда люди увидят, что солнца больше нет?51

Меня охватывает паника, я вскакиваю и лихорадочно делаю то, что делать нельзя – отстегиваю самостраховку и судорожно пытаюсь закрепить жумар52 на перильной веревке – я собрался сломя голову, сейчас же, всенепременно, немедленно, убежать вниз к людям, к товарищам по восхождению!

Внезапно чувствую слабый рывок веревки и слышу еле слышный голос Эрмиле, снизу, из-за скального перегиба. Этот сигнал приводит меня в чувство – я быстро освобождаю перила и вновь пристегиваюсь к самостраховке.

Успокоившись, бросаю взгляд на тень. Неужели я встретился со вторым «Я», отражением темных сторон моей души? Я только что видел этого двойника своими глазами, я ощущал его всем своим существом, я обонял его своими ноздрями и даже вкушал его своим пересохшим от страха языком!

Сейчас же, глядя на тень, я понимаю, что в недрах черного цвета зарождается вся восходящая хроматическая гамма, о чем так прекрасно писал французский поэт Артюр Рембо53. И наконец, думаю, что только черный цвет есть истинный цвет, все же остальные из него происходят, почему мудрые и подарили Аргусу54 сто совершенно черных глаз, а по его смерти, Гера55 перенесла эти глаза на хвост павлина, и они заиграли бесчисленными оттенками, и все это чтобы показать, что все цвета происходят из черного.

Когда на площадку ко мне поднялся Эрмиле, я был абсолютно спокоен и предложил своему старшему товарищу вторую страховочную петлю, подготовленную мной заблаговременно.

Уже внизу, в базовом лагере, на правобережной морене ледника Корулдаш, после успешного восхождения, я пытался понять, что же произошло со мной на гребне, под самой вершиной Айлама. Страх – нормальная и здоровая эмоция, такая же, как радость или гнев, любовь или печаль. Страх высвобождает энергию: ровно столько, чтобы мы могли разумно действовать, уклоняясь от опасности. Управляет этим сложным процессом эмоциональная память – она распознает опасность, что немедленно провоцирует выброс адреналина, а, соответственно, активизирует дыхание, кровообращение и обмен веществ. Таким образом организм подготавливает себя к борьбе за выживание. Это нормальный процесс.

Но спонтанный страх, обычно ничем не спровоцированный, имеет под собой другой механизм восприятия. Казалось бы, повод – незначителен, а стресс несоразмерно силен. Это панический синдром, необъяснимый страх. Перед чем? Это – страх «среди ясного неба», необъяснимый и загадочный.

В любом случае, мой совет другим – следуйте рекомендации великого Сенеки: «Власть над собой – высшая власть»56.

Будьте уравновешены и здоровы!

Белая женщина

Осмелюсь предположить, что в жизни каждого человека хоть раз в жизни происходило нечто таинственное и загадочное, чему нет рационального объяснения. Такие события особенно часто происходят с людьми, чья деятельность, в той или иной мере, сопряжена с горами, в условиях неустойчивой погоды, разряженного воздуха, при резких колебаниях температуры, остром дефиците тепла и избыточной солнечной радиации. Справляться с перечисленными неблагоприятными условиями помогает хорошая физическая и психологическая подготовка и правильная акклиматизация.

Особенно сильно влияет на организм человека при подъеме на большую высоту недостаток кислорода в атмосферном воздухе, который провоцирует «горную болезнь». У человека начинается гипоксия (кислородное голодание), при которой ткани, в том числе и мозг, в недостаточной степени снабжаются кислородом. На высотах от 3500 до 6000 м над уровнем моря кровь насыщается кислородом в несколько раз меньше привычного, а пребыванию на высоте свыше 6000 м не помогают даже предварительные акклиматизационные мероприятия. Организм человека уже не в состоянии компенсировать в полном объеме недостаток кислорода. Именно поэтому, заболевшие «горной болезнью» становятся менее активными, быстро устают, у них периодически прослеживается патологически редкое дыхание, нарушается сон, аппетит, появляются головные боли, замедленная реакция, психологические отклонения и даже галлюцинации.

Существует огромное множество свидетельств альпинистов, видевших, например, призраков во время восхождения. У многих создается ощущение, что их кто-то преследует.

В сентябре 1975 года на склонах Эвереста Ник Эскот, альпинист команды Бонингтона58, осуществлял подъем при помощи перильных веревок, которые соединяли четвертый (высота 7224 м) и пятый (7772 м) альпинистские палаточные лагеря. Когда он поднялся примерно на 300 метров над четвертым лагерем, Ник обернулся и увидел неизвестную фигуру, которая поднималась в его сторону. Отчетливо разглядеть ее он не смог – видел лишь общие очертания человека на фоне снега. Его попутчик тихо шел за альпинистом и останавливался, если тот замирал. Альпинист решил, что кто-то из его товарищей начал подниматься раньше, чем это было запланировано изначально. Добравшись до пятого лагеря, Ник по рации спросил, кто пошел вслед за ним. Но ему ответили, что после него еще никто из лагеря №4 наверх не выходил.

В 2004 году шерп П. Дорже, усталый и истощенный после восхождения на Эверест, увидел нечто невероятное – на него надвигались тени, напоминающие человеческие силуэты с горящими синим пламенем глазами. Их было около десяти. Эти тени-призраки молили о тепле и еде, вытягивая вперед полупрозрачные руки. Испуганный Дорже резко повернулся и продолжил быстрый спуск вниз.

Однажды на Эвересте очень опытный альпинист на большой высоте вдруг обнаружил, что разговаривает с собственными ботинками: «Ботинки на меня смотрели и поторапливали: «Шеф, цигель-цигель, пора идти!». Я им отвечал: «Да, да, конечно. Я вот только чайку попью, хорошо?».

Подобных свидетельств великое множество, но я хочу рассказать о необъяснимых фактах, происходивших со мной неоднократно, на протяжении нескольких лет. Эта встреча с неведомым несколько другого плана, но также происходила всегда только в горах на довольно больших высотах.

Июль 1982 года. В сплошном тумане, при небольшом ветре, с периодическими зарядами снежной крупы, спускаемся с Восточной вершины Эльбруса (5621 м) на седловину (5300 м). Оттуда, почти ощупью поворачиваем на север и начинаем спуск по наклонному верхнему снежному плато ледника Микель-Чиран к палаточному лагерю (3750 м) на скальном гребне меж двух ледников. Видимость нулевая. Шесть связок, по три человека в каждой, растворились в непроглядной туманной мгле, погрузились в эти белесые сумерки, в немую тишину, прерываемую время от времени шелестом снега, который периодически бросал в лицо холодный северный ветер. Мы продолжали тонуть в этой безмолвной круговерти, где утрачивается всякое подобие окружающей реальности и всякое его неподобие. Это великое белое покрывало, казалось, было наброшено на весь мир.

Я иду первым, но из-за густого тумана напарника, следующего за мной, не вижу. Вдруг справа за спиной чувствую плывущую в тумане рядом со мной женщину в белых одеждах. Оборачиваюсь через плечо – никого нет. Прохожу еще несколько метров, вновь появляется ощущение Белой женщины сзади, но теперь она еще подталкивает меня вправо по ходу. Я повинуюсь, ухожу вправо-вниз и вдруг, в разрывах облака, вижу по ходу слева ледовые обелиски грандиозного ледопада Микель-Чиран с бездонными трещинами, которые мы успешно обошли с помощью доброй феи. Так произошла первая встреча с доброй Белой женщиной.

Года через два ночуем на южной стороне восточного гребня пика Профсоюзов (к западу от вершины Шхельда). Туман, который всю ночь густой белой пеленой стоял между сказочно красивыми скальными башнями, к утру посерел. Что-то неуловимое дрогнуло в воздухе. И все проснулось легко и быстро, словно по уговору. Туман вдруг решительно заколебался и потянулся вверх длинными белыми полосами, вдоль мрачных гранитных стен. Воздушные призраки заплясали у вершинных скал, похожих на гигантские трубы циклопического органа. Неслышным звоном разлились в воздухе нежные розовые отблески утренней зари. Белые хлопья резко поплыли вверх, бесследно тая в небесной синеве, а верхушки скал разом вспыхнули густым розовым огнем. День вступал в свои права.

Быстро позавтракав всухомятку, собрали палатки и через вершину пика вышли по простым скалам южного отрога к седловине перевала Бивачный. Оттуда по крутому снежному склону спустились на верхнее плато Южно-Шхельдинского ледника. Устроили небольшой перекус черносливом и шоколадом. Далее двинулись к левому краю плато (согласно описанию) и подошли к перегибу ледника. Справа от нас – довольно мощный ледопад, испещренный сераками59 и глубокими трещинами.

Слева ровный край плато обрывался вниз к скалам южного склона Шхельды длинным заснеженным кулуаром60, который выводил к некрутой каменной осыпи в кармане между подошвой вершины и краем ледника. Наш путь сюда в кулуар, – так гласит описание маршрута.

Сели на ледорубы передохнуть. Справа, у самой кромки перегиба, взметнулась вверх огромная ледовая колонна в несколько десятков метров в высоту, похожая на колокольню Ивана Великого в Московском кремле. Она переливается голубовато-зеленым светом и завораживает своей красотой наши взоры.

Я уже подошел к началу спуска по снежнику и вдруг замираю – справа сзади появилась Белая женщина, которая упрямо указывает путь вправо. Памятуя предыдущий опыт общения с этой дамой на склонах Эльбруса, послушно ухожу к правому краю ледника. Пересекая заснеженное плато, слышу сзади недовольный ропот моих товарищей. Они требуют вернуться к кулуару – там простой путь спуска. Я упорно продолжаю движение в направлении, указанном Белой феей. Только мы вышли к правому борту цирка и я визуально наметил путь спуска среди лабиринта ледопада, как вдруг, на наших глазах, сначала с глухим скрежетом, а затем с чудовищным грохотом ледовый Иван Великий рухнул в кулуар, по которому мы первоначально собирались спускаться. Было такое ощущение, что сейчас начнется обвал скальных бастионов Шхельды. Мы замерли в испуге. А грохот ледовой лавины продолжался, и поднятая в воздух ледовая взвесь, смешавшись с пылью скал правого борта, свидетельствовала о продолжении гигантского обвала. Наконец все стихло. Один из участников вдруг промолвил: «Ну, ты Михалыч, даешь!». Я только пожал плечами. Ничего объяснить я ребятам не мог, меня посчитали бы за ненормального. Часа через три мы вышли к просторным каменистым площадкам у слияния ледников Южный Шхельда и Ушба, где и расположились на бивак.

Третий эпизод. Рано утром спускаемся по заснеженному верхнему плато ледника Большой Азау с перевальной седловины Хотю-Тау. Мы в связках-тройках. Ребята все опытные, чувствуют приближение цивилизации, поэтому скорость спуска довольно высокая. В какой то момент ощущаю справа за спиной появление Белой мадам, резко сбрасываю скорость. Видение не пропадает, поэтому я останавливаюсь, зачем-то снимаю с руки темляк ледоруба и опершись на него, поворачиваю голову влево-назад к идущему за мной метрах в пятнадцати Сергею Булгакову.

– Сергей, мне здесь не нравится! Аккуратно выбирайте веревку, я пойду назад по своим следам.

Только я успел это сказать, как фирновый наст у меня под ногами затрещал и рухнул вниз. Я полетел вслед за глыбами снега. Ледоруб выпал у меня из руки, слетела и плохо закрепленная каска, вместе с шерстяной шапочкой. Я повис на веревке, беспомощно болтаясь, примерно в пяти метрах от верхнего края трещины. Глянул вниз – там бездна (Конго, как говорили тогда на альпинистском сленге). Ребята, организовав страховку, начали дружно тянуть меня вверх. Но вот незадача, – край трещины образовал ледовый козырек, о который меня и приложили головой силачи. Я заорал, благим матом, но видимо ледовые стены трещины блокировали звук. Поэтому ребята, отпустив немного веревку, снова с азартом припечатали меня к ледовому карнизу. В моих глазах вспыхнули яркие звезды, извернувшись, я из последних сил оттолкнулся ногой от ближней ледовой стенки трещины и завертелся как юла. Через мгновенье увидел наверху чью-то любопытную голову и взмолился о помиловании! Кажется наверху все поняли и бережно вытащили на свет Божий. Отойдя от опасной трещины на приличное расстояние, парни обработали мне ранку на «чердаке» и забинтовали голову. Через полтора часа мы спустились на станцию «Мир». Впоследствии еще несколько раз Добрая фея спасала меня от неприятностей: на Юго-Западном Памире; при восхождении на Шау-хох; на строительстве Транскавказской автомагистрали. Дать объяснение этому феномену я не могу.