Мифы и легенды Святой земли. Часть первая,. в которой рассказывается о Сотворении мира, о святых, грешниках и о всяческих чудесах (Джеймс Ханауэр)

Знай, что первым творением Аллаха была небесная скрижаль, на которой записано не только то, что случилось в прошлом, что происходит сейчас и чему предначертано совершиться в будущем, но и жребий каждого смертного: будет ли он в этой жизни счастлив или достоин сожаления, будет ли он богат или беден; будет ли он истинно правоверным и унаследует рай, или его ждет участь неверного, за что низвергнется в геенну огненную. Сделана была скрижаль из огромной белой жемчужины, укрытой за двумя створками, подобными дверцам. Иные мудрецы утверждают, будто створки эти были сделаны из двух алых рубинов, не имеющих равных по величине и великолепию. Однако лишь одному Аллаху известно, насколько это правда.

Затем Аллах взял драгоценный камень и сотворил из него огромную ручку. Она была такая длинная, что человеку понадобилось бы пятьсот лет, чтобы пройти от одного ее конца до другого. У одного конца ручка раздваивалась, подобно писчему перу, а из образованного таким образом отверстия лился свет, точно так же, как из обыкновенной ручки текут чернила, а из фонтана бьет вода. И вот прогремел голос Аллаха. Он произнес одно-единственное слово: «Пиши». И тут же ручка, которая была полна жизни и знания, задрожала, повинуясь воле Аллаха, а лившийся из нее свет задвигался по табличке справа налево, вычерчивая историю мира. Он рассказал о том, что было давным-давно, о том, что случилось после того, и так до Судного дня. В конце концов, когда табличка вся была испещрена письменами, ручка засохла и исчезла вместе с табличкой, чтобы сохраниться навеки в сокровищнице Аллаха, которому одному ведомо, что тогда было написано.

Следующим творением Аллаха была вода, а за ней огромная белая жемчужина, равная по размеру небесам и земле, вместе взятым. Сотворив жемчужину, Аллах заговорил с ней, и она, задрожав от его громового голоса, начала таять и превратилась в воду, а та, в свою очередь, повстречалась с другой водой, которую Аллах создал первой. Встретившись, две воды образовали великое море, с глубинами одна больше другой и волнами одна выше другой. Затем Аллах скомандовал вновь, и все замерло – необъятная, неподвижная водная гладь: ни волн, ни ряби, ни морской пены.

Затем сотворил Аллах себе трон, сиденье которого было высечено из двух огромных драгоценных камней, и пустил его плавать по водной глади.

Некоторые утверждают, однако, что трон был создан раньше воды, небес и земли. Сначала люди заложили основание земли, а последним они собирались возвести небосвод. Но Аллах, дабы явить людям свое могущество, сразу после этого сотворил небосвод, который и есть его трон.

Следующим творением Бога был ветер, которому Он дал крылья. Никто, кроме Аллаха, не знает, сколько в мире ветра, равно как и того, насколько далеко простирается атмосфера. Аллах повелел ветру поддерживать воду, так же как вода поддерживала трон.

После этого Аллах сотворил громадного змея, который лежит у подножия трона, обвивая его.[9]

Голова змея – огромная белая жемчужина, тело сделано из золота, а вместо глаз два сапфира. Никто, кроме самого Аллаха, не знает, насколько огромен этот змей.

И вот он, трон, – трон мощи и величия и его сиденье – знак славы и могущества. Не от нужды создал их Аллах, а лишь для того, чтобы продемонстрировать свое величие и свою славу, ибо Аллах вечен.

Затем Аллах приказал ветру взволновать море. Поднялись сильные волны, они пенились и вздымались, образуя водяной пар и потоки брызг. По воле Аллаха пена превратилась в земную твердь, которая плавала на поверхности воды, а водяной пар и брызги образовали облака. Все это сотворил Аллах за два дня. Волны, в свою очередь, застыли, сформировав горы. Предназначение последних состояло в том, чтобы придать земле устойчивость и не позволить ей плавать туда-сюда. Основания всех гор связаны корнями с цепью великих гор Каф*.[10]

Они окружают мир, словно высокая форма для выпечки хлеба, напоминающая кольцо, и не дают его содержимому упасть в космос.

Потом Аллах решил, что вода, оставшаяся на поверхности земли, образует семь концентрических морей, отделенных друг от друга семью материками и при этом связанных между собой различными заливами и проливами, населенных бесчисленными живыми существами и планктоном, которым будут питаться животные. Семь материков тоже будут отличаться многообразием в отношении климата, растений и животных, которыми они будут изобиловать. Аллаху понадобилось еще два дня, чтобы все это устроить.

Теперь земля вращалась и раскачивалась из стороны в сторону, точно корабль в открытом море, и от этого все живые существа сильно болели. Тогда Аллах позвал могучего ангела и приказал ему спуститься под землю и подпереть ее. Ангел так и сделал: он вытянул одну руку на восток, другую на запад и стал держать в них мир. Потом, чтобы ангелу было на чем стоять, Аллах создал скалу из зеленого изумруда и приказал ей скатиться к ногам ангела. После этого, чтобы скале было на чем лежать, Аллах сотворил огромного быка и повелел ему спуститься под скалу и держать ее на себе. Некоторые утверждают, будто скала стояла на его рогах, другие – на спине. Первые находят подтверждение своей гипотезе в землетрясениях. Они говорят, что землетрясения происходят тогда, когда бык перекладывает скалу с одного рога на другой. Глаза у быка огненно-красные, и ни один человек не может на них взглянуть и при этом не ослепнуть. Его зовут Бегемот. Он стоит на спине огромного кита, который плавает по океану, сотворенному Аллахом специально для этой цели**. Весь мир окружен воздухом, за которым находится кромешная тьма. Сквозь нее, строго в соответствии с установленными сезонами, движутся солнце, луна и звезды, созданные Аллахом с единственной целью – освещать землю.

Случается, что в мире происходят солнечные и лунные затмения. Объясняются эти феномены очень просто. Бывает так, что во время полнолуния лунный свет падает на Мировой океан как раз в том месте, где плавает кит, тогда чудовище может открыть свою пасть и захватить луну. Нет никакого сомнения в том, что кит проглотит луну, если на то будет воля Аллаха, однако он вынужден отпустить свою жертву как можно скорее, если верующие будут горячо и громко молиться и предлагать жертвоприношения.

Причина солнечных затмений иная. Это знаки, которыми Аллах удостаивает смертных, чтобы предостеречь их от греха. Целью первого солнечного затмения было приказать людям прислушаться к проповедям Ибрагима[11], друга Божьего, да пребудет мир с ним.

А в наши дни солнечные затмения случаются чаще, чтобы все человечество открыло свое сердце учению апостола Аллаха[12], да пребудут с ним благословение и мир.

Итак, мы уже сказали, что мир покоится на плечах ангела, ангел стоит на огромной изумрудной скале, скала лежит на рогах или на спине быка, бык стоит на спине громадного кита, кит или дракон плавает в бескрайнем море, которое парит в воздухе, окруженном мраком. Небесные тела движутся во тьме в соответствии с установленными периодами; а что находится дальше этой кромешной тьмы – известно только Аллаху!

Вы спросите, каким образом человек узнал об этих чудесах и научился объяснять их? Так вот знайте, что, сотворив таким образом мир, Аллах создал интеллект, или разум, и сказал ему: «Вдохни в себя знание», и разум вдохнул знание. Потом Аллах приказал: «Научись управлять происходящим», и разум научился управлять происходящим. Тогда Аллах обратился к своему пророку, мир ему и хвала, с такими словами: «Мудр тот, кто правдив и терпелив; и только разум удерживает человечество от зла». Поэтому Аллах позволил разуму входить в рай, где можно познать все тайны, и Он не накажет мудрых в Судный день так, как покарает невежественных, чьи уста льстивы, а языки лживы, тех, кто пытается вникнуть в суть интересующих их вещей, не задавая вопросов о том, чего их умы не способны понять, а ведь они, возможно, могли бы научиться читать и писать.

Вот два рассказа, которые мне поведал один уважаемый мусульманин из Дамаска. Они иллюстрируют взгляды современных образованных мусульман на ценность молитвы.

1. Один старый и тучный, но очень набожный кадий[13] не переставая перебирал свои четки, произнося имя Господа, и останавливался лишь тогда, когда ему приходилось говорить по необходимости, например о работе.

Как-то в дождливый день, прежде чем поставить левую ногу в стремя, чтобы взобраться на своего осла, кадий воскликнул: «О Аллах! Помоги мне». Бог послал ему сил, но кадий не рассчитал и так напрягся, что перелетел через седло и свалился в грязь по другую сторону осла. Пока сострадательные свидетели происшедшего помогали ему подняться и вытирали его испачканные грязью одежды, он произнес: «О Аллах! Щедрости твоей нет предела, поэтому результат получился противоположным тому, о котором я просил. В следующий раз я хорошенько подумаю, прежде чем обратиться к тебе с молитвой. А сейчас я скажу: «Слава Аллаху! ибо Он сохранил мне жизнь».

2. В дикой глуши в лагере израильтян жил один бедный праведник, рыбак. У него была очень красивая жена и единственный сын. Этот рыбак был настолько беден, что у него не было даже «волосяного дома» – так называют навес из грубой ткани, сделанной из шерсти овец. Единственным укрытием его семьи была яма, вырытая в земле и скудно прикрытая кустарником и пустынными растениями. Рыбак влачил жалкое существование, добывая пропитание ловлей рыбы на берегу Красного моря с помощью домотканой сети. И вот как-то раз, встретив пророка Мусу (Моисея), мир ему, который отправлялся в одно из своих регулярных паломничеств на гору Синай, бедняк упал к ногам великого «Калим уллы» – говорящего с Аллахом – и стал молить его, чтобы тот попросил за рыбака у Всевышнего. Пророк пообещал и на обратном пути сообщил своему просителю, что тому дозволено выбрать три желания, которые будут исполнены.

На седьмом небе от счастья, вернулся рыбак к своей яме и рассказал жене о своей удаче, добавив: «Нужно хорошенько поразмыслить, о чем мы будем просить, не будем опрометчивы в своем решении; давай думать всю ночь».

Муж вскоре уснул, изможденный после трудового дня, но жена продолжала лежать и думать. Она рассуждала следующим образом: «Если мой муж попросит богатства, то, состарившись, я наверняка быстро ему наскучу и он женится на другой. Так пускай же я останусь в выигрыше хотя бы от одного из трех желаний».

На следующее утро, как только ее муж проснулся, женщина наказала ему попросить Бога о том, чтобы она всегда оставалась такой же прекрасной, какой она была, когда он взял ее в жены. Муж охотно подчинился и отправился закидывать сеть на берег, который находился всего в двухстах шагах.

Тем временем свирепый амаликитянин[14], проезжавший мимо землянки, увидел прекрасную женщину, соскочил с лошади, схватил незнакомку и, не обращая внимания на ее крики, усадил на своего коня, сам сел сзади и ускакал.

Шум привлек внимание рыбака, и тот, не имея возможности настигнуть грабителя и вернуть свою жену, воскликнул: «О Аллах! Умоляю Тебя, обрати ее в свинью». Просьба была тут же исполнена, и амаликитянин к своему ужасу обнаружил, что везет огромную свинью, бьющуюся в неистовстве. Известно, что пустыня – это прибежище джиннов, вампиров и злых духов, поэтому похититель, решив, что имеет дело с одним из них, бросил свою пленницу и поспешил удалиться.

Когда рыбак добрался до того места, где была его жена, и понял, что произошло, он тут же попросил Аллаха вернуть ей прежний образ. Желание его было исполнено.

А вот мораль этой поучительной истории: ни одна молитва не способна изменить «того, что написано в Книге Судьбы».

Нух (Ной), да пребудет мир с ним, был одним из шести величайших пророков, когда-либо живших на земле. Он не оставил никаких записей, в отличие от своего прадеда Идриса[24], который стал первым человеком, использовавшим ручку.

Идрис, пока Аллах не взял его на небеса, написал тридцать книг с ее помощью, содержащих Божественные откровения, не говоря уже о ныне утраченных работах по астрономии и другим наукам. Другим именем Нуха было Абд аль-Гафар, что означает «слуга прощающего». Он родился спустя сто пятьдесят лет после смерти Идриса и жил в Дамаске до тех пор, пока Аллах не приказал ему предупредить человечество о Великом потопе и построить ковчег. Он смастерил по велению Аллаха и с его помощью первый деревянный гонг – накус*, такие и по сей день звучат в восточных храмах и монастырях.

В распоряжении у Нуха помимо молота и клещей, принесенных, как уже говорилось, еще Адамом из рая и завещанных им последующим поколениям, был лишь большой нож. Этот набор инструментов мало соответствовал масштабу такого мероприятия, как постройка ковчега, однако наш патриарх дал тайную клятву, что во что бы то ни стало справится со своей задачей. Верный своему обещанию, он охотно взялся рубить ветку большого дерева. Однако нож настолько плотно вошел в расщелину, что святой человек, как ни старался, не мог его вытащить оттуда. Он тянул и дергал его изо всех сил в течение нескольких часов, но все впустую, и в конце концов был вынужден вернуться домой. Случилось так, что мимо проходил Иблис. Увидев нож, он с легкостью его высвободил и, теша себя мыслью о том, что, сломав нож, он лишит Ноя его единственного орудия, Иблис старательно сделал на лезвии многочисленные зазубрины. Вернувшись к своему занятию на следующее утро, наш праотец обнаружил, что его уже ждет новый замечательный инструмент – пила.

Попытки Ноя обратить человечество к вере не увенчались успехом. Над ним смеялась даже его собственная жена Вайла, такая же неверующая, как и его нечестивый сын Канаан и его сын Ог ибн Анак. Анак, дочь Адама, была подлая женщина, первая среди ведьм.

Эти четверо делали все возможное, чтобы убедить окружающих, будто Ной сумасшедший.

Начался Всемирный потоп. Вода била из-под земли через печь для выпечки хлеба – таннур; где находилось это место, доподлинно неизвестно: по одной версии, в Гезере[25], по другой – в Дамаске.

Ковчег плавал на поверхности все поднимавшейся воды, которую питали обильные дожди. Ной со своей семьей (за исключением жены, Анак и Ога), а также несколько других верующих, всего их было шесть, двенадцать, семьдесят восемь или восемьдесят – точно не известно, известно лишь, что половину из них составляли мужчины, а вторую половину – женщины, включая Джорхама-старшего, хранителя арабского языка, спаслись. Вместе с ними спаслись и животные, которых Аллах тоже загнал в ковчег. Среди них был осел, у которого под хвостом притаился Иблис, принявший образ мухи. Этот ослик не желал заходить в ковчег с Иблисом на хвосте, однако Ной жестокими ударами все же загнал его туда. Аллах решил, чтобы как-то компенсировать несчастному животному такую несправедливость, что один из его потомков попадет в рай. Этому суждено было сбыться, когда ослик Озара (Лазаря)[26] воскрес и отправился на небеса.

В водах потопа погибло все человечество, кроме Ога и тех, кто спасся в ковчеге.[27]

Ог был таким высоким, что вода доходила ему лишь до щиколоток. Он несколько раз пытался перевернуть ковчег и утопить Ноя и его соратников, но все тщетно. Дело в том, что сверху судно было обмазано дегтем, что делало его очень скользким, поэтому, когда злодей пытался его ухватить, ковчег выскальзывал у него из рук и вновь оказывался на поверхности воды, целый и невредимый. Ог садился на корточки, когда хотел есть, загребал рукой воду и процеживал ее сквозь пальцы, после чего на его ладони оставалась добрая дюжина рыбин. Поджаривал он свою добычу на солнце. Если же великана мучила жажда, ему ничего больше не оставалось, как соединить ладони и ловить в них дождь, благо тот лился с небес как из ведра.

Or пережил Потоп на несколько веков и застал время Мусы. Как-то раз, стоя на Джабаль-аш-Шейх[28], он хотел переступить через Аль-Бекаа[29], но, не рассчитав дистанции, ступил не на Ливанские горы, как собирался, а далеко за них – в огромное море.

В другой раз он, страдая от жары, растянулся на земле, так что его голова находилась в Баниасе[30], где берет свое начало река Иордан, а ноги у самого озера Мером.[31]

Пока он так лежал, к его лицу подошли погонщики мулов, державшие путь из Баниаса на юг. Ог сказал им, когда они приблизились: «Я слишком плохо себя чувствую, чтобы пошевелиться. Ради любви к Аллаху, когда дойдете до моих ступней, отгоните комаров, которые меня кусают, и накройте их моей абаей».[32]

Путники пообещали выполнить его просьбу, но, когда достигли его ступней, нашли там не комаров, а стадо шакалов.

Наконец, Ог умер от руки Мусы. Было это так.[33]

Великан поднял с земли огромную глыбу, чтобы погубить израильтян, идущих через пустыню. Она была такая большая, что могла бы полностью уничтожить лагерь израильтян, раскинувшийся на целую квадратную лигу.[34]

Ог примостил эту махину у себя на голове и понес, собираясь сбросить ее на несчастных. Но Аллах послал птичку, чтобы та выклевала отверстие в камне. Дыра оказалась такой большой, что камень наделся великану на голову, упав на плечи. Теперь Ог не мог ни снять свой каменный воротник, ни видеть, куда идет. И тут Муса, чей рост и длина волшебного посоха равнялись 10 драа[35], подпрыгнул на 10 драа и ударил великана по лодыжке, да так сильно, что тот упал и умер. Камни рассыпались по его телу и образовали горы.

Но вернемся к Ною.[36]

Ковчег долго носило по волнам, пока он не достиг Мекки. Там он оставался 7 дней, а затем его понесло на север к Иерусалиму, где Нух услышал голос Аллаха, который сообщил, что здесь Бейт-аль-Макдас (Святой дом) будет отстроен заново и заселен другими пророками, потомками Нуха.

После потопа мужчины и женщины, которые спаслись в ковчеге, разошлись по миру, чтобы вновь заселить землю, и патриарх остался в одиночестве. С ним жила только его дочь, которая присматривала за домом, потому что нечестивая жена Нуха – Вайла – погибла.

Однажды в дом к Нуху пришел человек, чтобы просить руки его дочери. Тот пообещал отдать ему в жены дочь, но с одним условием: тот построит подходящий для нее дом.[37]

Человек ушел, пообещав вернуться в назначенное время. Срок настал, но проситель не появлялся, тогда Ной пообещал руку своей дочери другому. Второй также ушел и не явился вовремя, поэтому, когда появился третий претендент, у которого дом был уже готов, Ной решил сыграть свадьбу немедленно. Однако не успел он проводить молодоженов, как за женой пришел второй претендент. Не желая его огорчать, патриарх, промолвив имя Аллаха, превратил ослицу в девушку, которая как две капли воды была похожа на его дочь, и отдал ее жениху. Через некоторое время в дверь снова постучали. Это был первый жених, который также требовал, чтобы ему отдали его невесту. Ной недолго думая обратил в девушку свою собаку и отдал ее этому увальню. С тех пор на свете есть три сорта женщин. Первые – богобоязненные жены, истинные помощницы и подруги своих мужей; вторые – глупые и ленивые неряхи, которых приходится погонять палкой; и третьи – сварливые мегеры, которые, презирая всякие правила и дисциплину, не перестают рычать и огрызаться на своих владельцев.

Ной прожил еще триста лет после потопа.

Будучи здоровым и трудолюбивым человеком, он выращивал виноградник. Однако он не знал, что дьявол убивает обезьян, львов и свиней, смешивает их кровь и ночью «удобряет» этой адской смесью молодую лозу. Вот почему люди, которые слишком много пьют, становятся сначала смешными, как обезьяны, потом свирепыми и опасными, как львы, и, наконец, опустившимися и грязными, как свиньи. Ничего не подозревавший Ной собирал обильный урожай, делал вино и пил его в больших количествах. Дело дошло до того, что однажды он, к ужасу своих сыновей, пробормотал, что хочет снова жениться и основать новый род. Он впал в гнев, когда сыновья запротестовали, а через некоторое время уснул прямо на земле. После этого двое старших сыновей покинули его, а Канаан, чтобы не допустить ненавистной женитьбы, нанес своему отцу страшное телесное увечье. Вот почему, говорят евреи, Нух, проснувшись от пьяного сна, проклял Канаана и всех его потомков (см. Книгу Бытия IX).

Аюб (Иов)*, мир ему, был очень богатым человеком, у которого была большая семья.[38]

Аллах лишил его всего, что было, чтобы испытать силу его веры, – не только детей и богатства, но и здоровья. На него напала страшная кожная болезнь, отчего тело его издавало такой отвратительный запах, что ни один человек, кроме его жены, не подходил к нему ближе чем на пятьдесят ярдов. Патриарх не прекращал служить Аллаху и воздавал ему хвалы с тем же рвением, как он делал это в дни своего процветания, несмотря на обрушившиеся на него несчастья. И хотя терпение Аюба было огромным, оно не могло сравниться с терпением его жены, дочери Эфраима, сына Иосифа, или Манасса, которая не только преданно ухаживала за мужем, но и помогала ему зарабатывать на хлеб, а когда ей не удавалось найти работу, она, взвалив своего мужа, закутанного в абаю, на спину, ходила от дома к дому и просила милостыню.[39]

Так она прожила семь лет, ни разу не пожаловавшись на свою жизнь.

Как-то раз женщине пришлось покинуть ненадолго своего мужа. По пути она встретила Иблиса, который пообещал, что вылечит Аюба и вернет все его состояние, если она поклонится ему. Женщина, поддавшись искушению, отправилась просить у мужа разрешения, однако тот пришел в бешенство, услышав, что его жена осмелилась заговорить с дьяволом, и поклялся, что, если Аллах вернет ему здоровье, он лично отсчитает ей сто ударов плетьми. С этими словами он обратился к Богу с молитвой: «О Господи, истинно, дьявол искусил меня; но ты Милостивейший из милостивых». Тогда Аллах послал Габриэля, который взял Аюба за руку и поднял его. В ту же секунду источник, несущий воды Бир-Аюб, что лежит в долине ниже Иерусалима, забил у ног патриарха. Тот, по наущению ангела, испил из источника, и черви, пожиравшие его тело, тут же отпали, а когда Аюб омылся в источнике, к нему вернулись утраченные красота и здоровье. Затем Аллах вернул к жизни его детей, а жену его сделал такой молодой и красивой, что она принесла Аюбу еще двадцать шесть сыновей. Аллах наполнил его закрома, находившиеся неподалеку от Бир-Аюба, золотыми и серебряными монетами, дождем пролившимися из пары туч, специально посланных для этой цели, чтобы дать патриарху возможность содержать такую большую семью, а также возместить ему утраченное богатство. Смягчившись при виде милосердия Всевышнего, Аюб начал сожалеть о своей необдуманной клятве, но не мог придумать, как бы сделать так, чтобы можно было ее не сдержать. Тут вновь на подмогу пришел Габриэль. По совету ангела патриарх сорвал пальмовую ветвь, у которой было ровно сто зубцов, шлепнул ею один раз свою жену и решил, что сдержал клятву.

Помимо преданной жены, у Аюба был родственник, который, по его словам, был одним из самых замечательных людей, когда-либо живших на земле. Обычно его называют «аль-Хаким Локман»[40], хотя я слышал также имя «аль-Хаким Ристо».[41]

Человек этот был сыном Бауры, сына или внука сестры или тети Аюба. Жил он несколько сотен лет, до времени Давида, с которым был знаком лично. Внешностью он явно не вышел: темнокожий, с тонкими губами и косолапыми ступнями; однако Аллах наградил его мудростью и даром красноречия, дабы компенсировать отсутствие внешней красоты. Он выбрал мудрость, когда ему пришлось делать выбор между даром пророчества и мудростью. Пророк Давид хотел, чтобы он стал королем Израиля, однако Локман отклонил столь заманчивое предложение[42], оставшись простым доктором.

Однажды его захватил в плен и продал в рабство один бедуин, напавший на Хауран[43] и угнавший стадо Аюба, однако аль-Хакиму удалось освободиться самым замечательным образом.

Как-то раз его хозяин дал ему на обед горькую дыню. Удивлению его не было предела, когда Локман съел всю ее без остатка. Хозяин поинтересовался, как он смог съесть этот отвратительный плод, на что Локман ответил: «Нетрудно изредка принимать зло из рук того, от кого ты получил столько добра». Ответ так умилил хозяина, что он даровал мудрому рабу свободу.

Следующий рассказ, если не считать самых известных историй, – один из тех, которые чаще всего рассказывают об этом мудреце.

Эту историю я услышал в 1865 году от одного православного греческого крестьянина, когда находился в Иерусалиме.

На одного состоятельного человека напал страшный недуг. Все доктора пророчили ему смерть, говоря, что его сердце грызет какой-то зверь. Все думали, что, скорее всего, это была змея, ведь хорошо известно, что если человек заночует среди дынного поля, то подвергнет себя большой опасности: пока он спит, маленькая змея может заползти к нему в рот, а оттуда в желудок, где будет поедать его пищу.[44]

Последнюю надежду возлагали на помощь аль-Хакима Локмана. Он сказал, когда его позвали, что спасти несчастного можно лишь совершив операцию, которая, однако, весьма небезопасна. Больной решил ухватиться за свой последний шанс.

Он послал за кадием, за муфтием, созвал целое собрание мудрецов и в их присутствии подписал и скрепил печатью документ, снимавший с Локмана всякую ответственность на тот случай, если в ходе операции он умрет. После этого он простился со своими родственниками и друзьями.

Локман пригласил ассистировать ему во время операции всех докторов, бывших в городе, предварительно взяв с них слово, что они не будут вмешиваться в его работу из зависти.

Однако он не позвал одного доктора. То был сын его сестры, которому он очень завидовал, но который тем не менее достиг в медицине даже больших успехов, чем сам Локман. (Подобная вражда совершенно естественна между людьми, состоящими в таком родстве, ведь сын сестры, как правило, главный соперник любого человека. Есть даже выражение: «Если у твоей сестры нет сына, но ты настолько глуп, что сожалеешь об этом, возьми кусок глины и слепи себе племянника сам, такого, какой тебе нравится, а когда он будет готов, обезглавь его, пока он не ожил и не сотворил тебе зло».) Этот племянник, не будучи приглашен, все же поклялся себе, что будет присутствовать на операции. Он забрался на крышу дома, где находилось слуховое окно, через которое он мог видеть комнату больного и все, что там происходит. Тем временем Локман применил бенж[45] и, когда анестетик подействовал, начал делать разрез. Когда он закончил, все увидели огромного краба, вцепившегося в сердце больного.

При виде сего ужасного зрелища даже Локман утратил присутствие духа, промолвив: «Нет сомнения, что перед нами причина недуга, но, как убрать это чудовище, я не знаю. Если кому-нибудь из присутствующих известен способ, как это сделать, ради Аллаха, пусть он назовет его». На это доктора ответили: «Мы не знаем, как убрать этого краба, ибо, если мы применим силу, он еще сильнее вцепится в сердце и этот человек умрет». Не успели они это произнести, как к великому удивлению и стыду Локмана раздался голос невидимого наблюдателя, сидевшего на крыше: «Используй огонь, осел!» Услышав этот дельный совет, Локман отправил одного из своих коллег на улицу, где располагались лавки мясников, чтобы тот попросил хозяина первой попавшейся лавки, где жарят кебаб, одолжить ему вертел. Остальным он приказал подготовить жаровню и хлопчатобумажную ткань. Когда все было готово, великий Хаким велел обернуть один конец вертела мокрой тканью, чтобы получилось нечто вроде ручки, а другой конец сунуть в огонь и держать до тех пор, пока он не станет красным. Еще одному из присутствующих докторов было поручено изготовить два шерстяных валика. Когда вертел раскалился докрасна, Локман коснулся им одной из клешней краба. Внезапная боль заставила животное разжать клешню, в которую тут же вложили шерстяной валик. Подобным же образом поступили со всеми остальными клешнями, так что в конце концов краба можно было вытащить без всякого риска для пациента.

После этого Локман хотел было очистить раны при помощи серебряной ложки, но его племянник закричал с крыши: «Остерегайся коснуться металлом человеческого сердца». После этих слов Локман взял оказавшийся у него под рукой кусок дерева и, сделав из него ложку, смазал ею раны, имевшиеся на сердце. Потом он наложил швы на грудь пациента, тот вскоре выздоровел и еще долго наслаждался жизнью.

Авраам (Ибрагим), которого еще называют Халиль Улла, что значит «друг Божий», был сыном Азара[47] (евр. Терах), скульптора, который был к тому же визирем царя Нимрода, правителя города Кут.

Нимрод был таким безбожником, что приказал своим подчиненным поклоняться ему, словно богу.

Говорят, что долгое время Нимрод видел один и тот же сон, который не давал ему покоя. Прорицатели толковали этот сон так: в скором времени родится великий пророк, который уничтожит идолопоклонничество и низвергнет Нимрода. Тиран собрал всех мужчин в огромный военный лагерь, чтобы предотвратить свое падение, и приказал умерщвлять всех младенцев мужского пола, а также зорко следить за каждой женщиной, которая собиралась стать матерью, чтобы немедленно уничтожить ее отпрыска, если родится мальчик.

Несмотря на предпринятые царем меры, жена Азара родила сына Авраама так, что об этом никто не узнал. Ангелы тайно отвели ее в хорошо спрятанную благоустроенную пещеру[48], когда подошло время родов.

По милости Аллаха она не испытывала никаких мук, а после родов оставила своего новорожденного ребенка на попечении божественных посланников и вернулась домой совершенно здоровой и полной жизненных сил.

Азар, который, подобно другим мужчинам, постоянно пребывал в лагере Нимрода, долгое время оставался в неведении в отношении того, что произошло во время его отсутствия. Его жене было дозволено навещать младенца через несколько дней, и она каждый раз восхищалась тем, насколько быстро рос ее малыш и каким он был красивым. За один день он вырастал настолько, насколько обычный ребенок за месяц, а за месяц – настолько, словно прошел целый год. Кушал ребенок самым чудесным образом. Как-то раз, войдя в пещеру, мать увидела, что ее сын сидит на земле и с большим удовольствием сосет пальцы. В полном недоумении она осмотрела его ручонки и обнаружила, что из одного пальца у малыша течет молоко, из другого – мед, из третьего – масло, а из четвертого сочится вода. Теперь ей было ясно, почему ребенок так увлекся этим занятием.

Когда малышу было пятнадцать месяцев, он уже мог хорошо говорить и, будучи необычайно любознательным, мог озадачить свою мать каким-нибудь умным вопросом. Например, один раз он спросил:

– Мама, а кто мой Господин?

– Я, – ответила мать.

– А кто твой Господин?

– Твой отец.

– А кто его Господин?

– Нимрод.

– А кто Господин Нимрода?

– Тише, – сказала женщина и шлепнула сына по губам.

И все же она так восхищалась своим чадом, что не могла более скрывать его существование от Азара. Когда визирь вернулся домой, она рассказала ему о сыне и проводила его в пещеру. Войдя внутрь, Азар спросил у Авраама, действительно ли тот его сын. Будущий патриарх кивнул и задал отцу те же самые вопросы, которые он не так давно задавал своей матери. Ответ был таким же.

Однажды вечером Авраам принялся уговаривать свою мать позволить ему выйти из пещеры. Получив разрешение, он вышел на свет и, восхитившись великими чудесами творения, произнес: «Тот, кто создал меня, дал мне все, в чем я нуждаюсь, выкормил меня, утолил мою жажду, тот и будет моим Господином. Он, и никто другой». Затем он поднял глаза к небу, на котором сияла яркая звезда, потому что уже спустились сумерки, и сказал: «Воистину, вот мой Господин!» Однако, присмотревшись, он заметил, что вскоре звезда передвинулась на запад и через некоторое время исчезла. Тогда Авраам произнес: «Я не люблю ничего непостоянного. Это не мог быть мой Господин». Через некоторое время на небосклоне показалась полная луна и залила все вокруг мягким светом. Тогда ребенок воскликнул: «Воистину, это мой Господин!» Однако прошло некоторое время, и луна тоже скрылась за горизонтом. В полном отчаянии Авраам закричал: «Воистину, это была ошибка, луна тоже не может быть моим Господином, ведь я не люблю ничего непостоянного». Спустя еще некоторое время небеса окрасились яркими красками – наступил рассвет, и солнце во всем своем великолепии взошло из-за горизонта, пробудив ото сна и людей, и птиц, и насекомых, наполняя их жизненной энергией и орошая своими золотистыми лучами. Пораженный этим великолепием, мальчик промолвил: «Воистину, это мой Господин!» Но время шло, и постепенно солнце тоже стало клониться к горизонту, тени от окружающих предметов вытягивались все больше, и наконец покровы ночи снова окутали землю. Чуть не плача от горького разочарования, мальчик вновь произнес: «Воистину, я опять ошибся; ни звезда, ни луна, ни даже солнце не может быть моим Господином, ведь я не люблю ничего непостоянного». Изнывая от сердечной тоски, он взмолился: «Господи, Великий, Неисповедимый, Вечный, яви себя своему рабу, направь меня, убереги меня от ошибки».

Молитвы его были услышаны, и Бог послал архангела Гавриила указать жаждущему истины Аврааму путь. Авраам призывал людей поклоняться одному Аллаху, еще будучи ребенком десяти лет от роду. Как-то раз он вошел в языческий храм, где никого не было, и порубил топором все статуи, находившиеся внутри, за исключением самой большой, а потом положил свое орудие на колени уцелевшего идола. Когда в храм вернулись жрецы, они пришли в негодование и, заметив Авраама, обвинили его в святотатстве. Тот сказал, что боги поссорились, и самый великий из них уничтожил всех остальных. Когда жрецы возразили, что этого не могло быть, Авраам сделал так, что они собственными устами стали изобличать глупость своих языческих верований. Тогда жрецы пожаловались на нарушителя самому Нимроду. Тот приказал соорудить огромную печь, наполнить ее хворостом, разжечь огонь и бросить в него Авраама. Но пламя было настолько сильным, что никто не отважился приблизиться к печи настолько, чтобы исполнить царский приказ. Тогда Иблис научил Нимрода, как сделать машину, с помощью которой юного мученика, связанного по рукам и ногам, можно было бросить в костер. Но Аллах уберег Авраама от смерти: огонь был для него прохладным и приятным, словно розарий, орошаемый струями фонтана. Он вышел из печи целым и невредимым.

Тогда Нимрод заявил, что Авраам должен показать ему своего Бога, иначе он убьет его. Для этого царь приказал соорудить высокую башню, взобравшись на которую он надеялся попасть прямо на небеса. Когда башня выросла до размеров десятиэтажного дома, а каждый этаж равнялся семидесяти драа, Аллах смешал языки строителей: в один момент они заговорили на семидесяти трех языках. Поднялся страшный шум, напоминавший что-то вроде «бабль-бабль-бабль», поэтому башню стали называть «Бабиль».[49]

Паломники из Мосу и Багдада утверждают, что руины этой башни сохранились в их стране до настоящего времени.

Видя, что и эта попытка не удалась, Нимрод приказал сконструировать летающую машину: простую, но весьма хитроумную. Она представляла собой короб с двумя крышками – сверху и снизу. К четырем углам этого короба привязали четырех специально обученных орлов, достигших внушительных размеров и недюжинной силы; сверху на короб установили вертикальный шест и надели на него огромный кусок сырого мяса. Орлы ринулись вверх, желая съесть мясо, а вместе с ними Нимрод и один из его стрелков, сидевшие внутри машины. Запряженные орлы, как ни старались, не могли дотянуться до мяса, и летательная машина взмывала все выше и выше. Когда они поднялись настолько высоко, что не стало видно земли, Нимрод приказал своему напарнику пустить стрелы в небо. Еще до того, как они взлетели, Нимрод предусмотрительно окунул концы стрел в кровь. Одна за другой стрелы полетели в небеса, а когда колчан опустел, Нимрод отвязал шест и просунул его в отверстие на дне короба. Увидев, что еда исчезла, изможденные птицы принялись спускаться вниз. Ступив на землю, Нимрод отыскал стрелы, которые упали там же неподалеку, и выставил их на всеобщее обозрение как свидетельство того, что он ранил самого Аллаха, в то время как тот, по словам безбожника Нимрода, не смог причинить ему ни малейшего вреда. Нимроду удалось достигнуть своей цели: его откровенное богохульство ввело в заблуждение людей. Их вера в могущество Нимрода была сильно поколеблена после того, как Аврааму удалось выйти живым из огня, но теперь они снова принялись поклоняться лукавому злодею.

Однако Господь покарал Нимрода за его беззаконие. Вседержитель использовал мельчайшее из всех живых существ с целью наказать высокомернейшего, чтобы явить свое могущество. Он послал москита, тот заполз к гиганту в ноздрю и добрался до самого мозга. Целых двести лет насекомое мучило Нимрода, пока тот, наконец, не умер. Предсмертная агония его была настолько ужасной, что для того, чтобы облегчить собственные страдания, царь приказал одному из слуг бить его по голове железным молотком.

Но вернемся к нашей истории. Видя, что ему не удается избавиться от Авраама, Нимрод запретил пускать его в свои владения.[50]

Но не успел он отдать свой приказ, как тут же пожалел об этом и отправил вдогонку отряд солдат, сидящих верхом на мулах – тех самых, что возили прежде топливо для печи, в которой должен был сгореть Авраам. Когда патриарх, ехавший на осле, увидел в отдалении солдат, он понял, что придется бросить своего «скакуна» и спрятаться в каком-нибудь укромном месте, иначе его ждет неминуемая гибель. Итак, он прыгнул с осла и побежал на своих двоих.

Пробежав некоторое расстояние, он увидел стадо коз и попросил животных защитить его. Но козы отказались помогать Аврааму, и он побежал дальше. Наконец, на пути ему попалось стадо овец. Авраам обратился к ним с той же просьбой, и животные согласились ему помочь. Они приказали ему лечь на землю, а сами встали вокруг, да так плотно, что враги Авраама проскакали мимо, не заметив его. В награду Авраам попросил Аллаха дать овцам широкие мясистые хвостики, которые по сей день отличают всех восточных овец, а коз, наоборот, попросил наказать, «одарив» их куцыми торчащими хвостами, слишком короткими, чтобы ими можно было гордиться. Мулы же, которые прежде могли вынашивать потомство, стали с тех пор бесплодными за то, что сначала они охотно возили топливо для печи Авраама, а потом быстро мчались под солдатами Нимрода, преследовавшими аль-Халиля.

После этого Авраама ждало еще множество приключений в Египте и Бир-ас-Себа[51], после которых последовали события, изложить которые лучше всего словами одного шейха великой мечети в Хевроне, который поведал мне вот что.

«Убежав от Нимрода, аль-Халиль получил приказание идти в Мекку и построить там святилище (макам). Когда он достиг своей цели, Бог повелел ему принести в жертву своего любимого сына Исмаина (Исмаэля)[52] на горе Арафат, той самой, у которой Адам узнал Еву.

Чтобы поссорить патриарха с Богом, Иблис пошел к нашей деве Хагар[53], мир ей, и стал умолять ее, чтобы она отговорила мужа исполнять столь жестокий приказ.

В ответ женщина схватила большой камень и запустила им в искусителя. Иблис не пострадал, зато колонну, в которую угодило ее орудие, до сих пор показывают паломникам. Она получила название «аш-шайтан ар-раджим», что значит «Сатана, побиваемый камнями».

Когда Кааба была готова, Аврааму было приказано соорудить еще одну святыню в Иерусалиме. Когда и она была построена, Авраам получил задание возвести третью в Хевроне. Ему было сказано, что место, где должно будет стоять святилище, ему укажет неземной свет, который польется ночью с небес». Такова первая версия этой истории.

По другому свидетельству, патриарху явились три ангела в человеческом обличье. Приняв их за людей, Авраам пригласил гостей в свой шатер и вышел, чтобы зарезать молодого теленка в качестве угощения. Каким-то образом теленок вырвался из рук патриарха и бросился бежать. Авраам принялся его догонять. Так они бежали, пока животное не скрылось в одной из пещер. Следуя за ним, Авраам услышал доносившийся изнутри голос, который сказал ему, что он находится на месте погребения нашего праотца Адама, вокруг которого нужно возвести святилище.

В третьей истории, которую мне приходилось слышать, говорится, что Авраама привел к назначенному месту загадочный верблюд. В то время Иблис ввел в заблуждение отца правоверных, и тот начал строить храм в Рамет-аль-Халиль[54] – местечке, расположенном в часе езды от Хеврона.

Аллах сообщил Аврааму о том, что он совершил ошибку, и направил патриарха в Хеврон. Это произошло тогда, когда Авраам выложил несколько рядов каменной кладки, которые и поныне можно увидеть в том месте. В те далекие времена Хеврон населяли иудеи и христиане, повелителя которых звали Хабрун.[55]

Авраам отправился к нему и сказал, что желает купить столько земли, сколько сможет покрыть его плащ из овечьей шкуры, если его разрезать на части. Хабрун, расхохотавшись, ответил: «Я продам тебе эту землю за четыреста золотых динаров, каждая сотня из которых должна иметь печать одного из четырех разных султанов». В то самое время наступил час молитвы[56], и Авраам попросил разрешения пойти воздать хвалу Аллаху.

В качестве коврика для молитвы он расстелил на земле свой плащ из овчины. Приняв нужное положение, он приступил к молитве, в которой просил ниспослать ему необходимую сумму денег. Окончив молитву, он встал с колен и поднял свой плащ, под которым лежали четыре мешка – в каждом из них лежала сотня золотых динаров, на которых стояли печати четырех разных султанов.

После этого Авраам в присутствии сорока свидетелей передал деньги Хабруну и принялся разрезать свой плащ на мелкие лоскутки, чтобы покрыть землю, которую он собирался купить. Хабрун запротестовал, говоря, что это не входило в условия сделки, на что Авраам, призвав свидетелей, возразил, что они не оговаривали количество кусков, на которые он разрежет свой плащ.

От этих слов Хабрун пришел в бешенство. Он повелел отвести сорок свидетелей на вершину холма, расположенного в юго-западной части города, где теперь находятся руины монастыря аль-Арбаин[57], и отрубить им голову.

Однако и это не заставило свидетелей молчать: катясь вниз по склону холма, отрубленные головы продолжали кричать: «Договор состоял лишь в том, что Авраам расстелет свой плащ». Аль-Халиль взял тела мучеников и похоронил каждого в том месте, где остановилась его голова.

Авраам помимо непоколебимой веры в Божье провидение, прославился своим гостеприимством. Он любил говаривать: «Я был нищим изгоем, но Аллах позаботился обо мне и утолил мои нужды. Почему же мне, в свою очередь, не позаботиться о братьях моих?» Он выстроил галерею, в которой всегда стоял накрытый стол, за которым мог пообедать любой проголодавшийся путник. Там же лежала одежда для тех, кто пришел в лохмотьях. Авраам имел обыкновение уходить из лагеря на две-три мили, прежде чем приступить к трапезе, в поисках незнакомых людей, которые пожелали бы разделить с ним обед. Несмотря на свою щедрость, Авраам не обеднел, а, наоборот, с Божьей помощью лишь становился богаче. В один год в тех землях разразился страшный голод, и патриарх отправил слуг к одному своему другу, жившему в Египте, чтобы попросить у него зерна. Однако друг этот оказался ложным и только обрадовался, что наконец-то ему удастся избавиться от ненавистного аль-Халиля. Он сказал слугам, что если бы он был уверен, что зерно, которое он приберег, использует сам Авраам и его домочадцы, то с радостью отдал его. Однако он считает, что с его стороны было бы непростительной ошибкой дать хоть кроху из того, что у него есть, зная, что драгоценная пища, бывшая в таком недостатке весь тот год, пойдет на обед всяким проходимцам и попрошайкам.

Слугам Авраама, безраздельно преданным своему хозяину, стыдно было идти через весь город с пустыми мешками, так чтобы все видели, что они вернулись домой ни с чем. Поэтому они наполнили мешки тончайшим белоснежным песком, а придя домой, рассказали Аврааму, что произошло. Патриарх был до глубины души поражен вероломным поступком своего друга. Он долго сидел и печально размышлял о жизни, пока не уснул. Сарра, которая не имела никакого понятия о том, что случилось, раскрыла один из мешков и нашла его полным отличной муки, из которой она испекла хлеб. Вот так Аллах пришел на помощь своему другу, когда земной друг предал его.

Сам будучи гостеприимным, Авраам не понимал, как другие могут поступать иначе. Однажды он вынужден был покинуть свои шатры и отправиться в отдаленную часть страны, где паслись его стада под присмотром нанятых пастухов. Достигнув места, где должны были, по его расчетам, находиться его стада, Авраам никого не нашел. Вскоре он повстречал одного бедуина, который сообщил ему, что пастухи угнали стада на другое пастбище далеко отсюда, и пригласил его в свой шатер немного передохнуть. Авраам охотно принял приглашение. В качестве угощения бедуин предложил свежезарезанного козленка. Спустя несколько недель аль-Халиль снова оказался в тех местах и повстречал того же самого бедуина. Поинтересовавшись местонахождением своих пастухов, он услышал в ответ: «В нескольких часах к северу от того места, где я зарезал для тебя козленка». Авраам, ничего не ответив, продолжил свой путь. Еще через некоторое время ему случилось совершать третье путешествие, и путь его снова пролегал мимо того места, где он повстречал бедуина. Как и в предыдущие два раза, бедуин был там. В ответ на вопрос Авраама, куда пастухи угнали его стада, он сказал: «В нескольких часах к югу от того места, где я зарезал для тебя козленка». И в четвертый раз, повстречав бедуина и спросив его о своих стадах, Авраам услышал в ответ, что овцы его пасутся в нескольких милях к востоку от того места, где был убит драгоценный козленок. «О Господи Боже! – взмолился Авраам, окончательно утратив терпение. – Ты свидетель, как охотно я проявляю гостеприимство по отношению к любому, невзирая на лица. Видишь этого человека, который беспрестанно упрекает меня в том, что я съел его несчастного козленка? Прошу тебя, несмотря на то что минуло немало времени, дай мне извергнуть его обратно». Молитва его тут же была услышана, и убитый козленок вернулся целым и невредимым к своему скупому хозяину.

Исламская традиция приписывает Аврааму множество самых различных обычаев, которые он ввел в употребление. Упомянем здесь лишь три. Первый – это ритуал обрезания[58], который был изобретен для того, чтобы можно было отличить тело мусульманина, павшего в битве, от тел неверующих и похоронить его должным образом.

Второй – обычай носить широкие восточные штаны, называемые сирвалъ. До времени Авраама единственной одеждой была та, что надевают сейчас паломники, идущие в Мекку. Эта одежда называется ихрам и состоит из шерстяной набедренной повязки и еще одного куска материи, который накидывают на плечи. Авраам нашел подобное одеяние неподобающим, но будучи по натуре скромным человеком, обратился к Господу с вопросом, можно ли его чем-нибудь дополнить. В ответ на его просьбу из рая был ниспослан архангел Гавриил. Он принес с собой рулон ткани, из которой вырезал первую пару шаровар-сирваль и научил Сарру (которая была первым человеком после Идриса, использовавшим иголку), как их сшить. Тем временем Иблис, завидуя искусству ангела, сказал язычникам, что ему известен более удобный и экономичный способ изготовления брюк, и выкроил в качестве доказательства своих слов узкие европейские штаны, которые в наши дни порока и разврата носят и некоторые жители Востока. Третьим изобретением Авраама была седина. Прежде невозможно было отличить молодого человека от почтенного старца, но патриарх попросил Аллаха, чтобы он наделил пожилых людей какой-нибудь отличительной чертой. Его просьба была услышана, и в мгновение ока борода Авраама стала белоснежно-белой. Кроме того, аль-Халиль придумал сандалии, ведь до этого люди ходили босыми.

Аврааму было обещано, что Аллах не заберет его к себе, пока он сам не выскажет вслух такого желания. Поэтому когда наступил день, в который ему было предначертано умереть, Вседержителю пришлось хитростью заставить его произнести нужные слова, ведь его «друг» не изъявлял желания отправиться в мир иной.

Как мы уже говорили, отличительной чертой Авраама было гостеприимство. Увидев однажды согбенного летами старца, ковылявшего в направлении его лагеря, он отправил своего слугу вместе с ослом помочь ему. Когда странник подъехал к его шатру, Авраам пригласил его внутрь и выставил перед ним угощение. Но не успел гость начать вкушать пищу, как немощь его, как показалось Аврааму, усилилась: он с трудом мог поднести кусок ко рту.

В конце концов аль-Халиль, взиравший на старика с удивлением и жалостью, спросил:

– Что с тобой, почтенный?

– О, это все старческая слабость, – прозвучал ответ.

– Сколько же тебе лет? – поинтересовался Авраам и, услышав ответ, воскликнул: – Неужели и я через два года стану таким же, как ты?

– Несомненно, – усмехнулся незнакомец.

Тогда аль-Халиль взмолился: «О Господи, прошу Тебя, забери мою душу, пока я не достиг такого же жалкого состояния!» Не успел он произнести эти слова, как шейх, который был не кто иной, как изменивший свое обличье Азраэль, подпрыгнул к Аврааму и забрал его душу.

Почившего Авраама погребли в пещере Макпела в Хевроне, рядом с его женой Саррой. Сын его Исаак и внук Иаков, когда пришло их время, были похоронены там же. Однако не следует думать, что все они лежат в виде мертвых тел в могилах; они не мертвы, а живы*.

Эти пророки, подобно Давиду и Илии, до сих пор являются иногда, чтобы помочь рабам Божьим в час нужды или в минуту угрожающей им опасности. Вот одна любопытная история, которую я изложу в том виде, в каком услышал ее[59] от главного раввина евреев Хеврона.

Один паша, которого направили в Палестину собирать налоги несколько столетий назад, прибыл в Хеврон и сказал еврейской общине, что, если в трехдневный срок ему не заплатят большую сумму денег, их квартал разграбят и разнесут в щепки.

Евреи, жившие в Хевроне, были очень бедны и даже не надеялись собрать нужную сумму денег. В столь ужасном положении, в котором они оказались, им оставалось только поститься и воссылать к небесам молитвы. Всю ночь, предшествовавшую тому дню, когда они должны были заплатить налог, они провели в синагоге в непрерывной молитве. Где-то в полночь они услышали громкий стук, раздававшийся у одних из ворот, находившихся в их квартале. Несколько человек встали и, дрожа от страха, спросили, кто смеет беспокоить их в такой час. «Друг», – послышался ответ, но люди все равно не решались открыть. Тогда пришелец просунул свою руку прямо сквозь дверь и поставил в углубление в стене большой мешок. Потом рука сразу исчезла, и все стихло. Когда мешок развязали, в нем оказалось ровно столько золота, сколько требовал паша. На следующее утро евреи предстали перед своим притеснителем и положили деньги к его ногам. Увидев мешок, паша весь побелел и спросил, где они достали деньги. Евреи рассказали все точь-в-точь, как было на самом деле, и тогда паша признался, что этот мешок принадлежал ему, пока прошлой ночью к нему в лагерь, хотя он и хорошо охраняется, не проник старец в сияющем одеянии и не забрал мешок, пригрозив паше немедленной смертью, если тот совершит малейшее движение или скажет хоть слово. Он понял, что сам аль-Халиль пришел помочь евреям, и попросил у них прощения за свое жестокое обращение. И по сей день иудеи, живущие в Хевроне, показывают нишу в стене, куда Авраам положил мешок с деньгами.

Лежа на смертном одре, наш отец Адам так страшился мысли о смерти, что послал своего сына Сета к райским вратам, чтобы тот попросил охранявшего их херувима дать ему хотя бы один плод с Древа Жизни. Ангел не мог исполнить его просьбу, однако он был так тронут печальной судьбой падшей человеческой расы, что, улучив момент, когда Аллаха не было рядом, отломил от дерева одну веточку с тремя прутьями и передал ее посланнику. Однако по возвращении Сет нашел своего отца уже мертвым. Он посадил веточку у изголовья надгробия своего отца, она дала корни и разрослась в дерево, пережившее много веков. Дерево это выжило даже после потопа, но было забыто человечеством.

Дальнейшая его судьба связана с именем патриарха Лота. Все знают историю о его жене, которая была обращена в соляной столб. Ныне этот столб – одна из самых удивительных достопримечательностей, находящихся неподалеку от горы Усдум на южном берегу моря, которое носит имя Лота. Но вернемся к самому Лоту. Однажды он впал в такой страшный грех, что, когда, наконец, глаза у него открылись, он и не надеялся заслужить спасение. Он уже решил покончить с собой, но тут явился ангел, посланный Аллахом, и сказал Лоту, чтобы он набрал кувшин воды из реки Иордан и полил этой водой маленькое деревце, что растет в горах у могилы Адама. Ангел также добавил, что если это деревце разрастется, то оно принесет добро всему человечеству. Лот с радостью поспешил выполнить данное ему поручение.

В тот день, когда он отправился в путь, стояла страшная жара и дул сухой, знойный ветер, который арабы называют сирокко. С трудом взбираясь по крутому подъему к тому месту, где сейчас находится постоялый двор «Гостиница доброго самарянина», он увидел паломника (некоторые говорят, что это был русский), лежащего у края дороги. Похоже было, что он вот-вот готов испустить дух. Лот, будучи человеком добросердечным, опустился на колени и подал умирающему глоток воды. Паломник, который был не кто иной, как дьявол в человеческом обличье, одним глотком опустошил весь кувшин. Лот был просто ошеломлен.

Не сказав ни слова, он снова побрел к берегу реки Иордан, еще раз наполнил свой сосуд и отправился обратно. Однако, когда он прошел добрую половину пути, Сатана опять воспользовался его милосердием и, обернувшись усталым путником, выпил одним глотком всю воду. Третья попытка Лота донести воду до места назначения также не увенчалась успехом. В конце концов отчаявшийся грешник бросился на землю и взмолился: «Если я не напою жаждущего, то добавлю к своим прегрешениям еще один грех. Однако если я буду отдавать свою воду каждому несчастному путнику, которого встречу на своем пути, как я донесу воду до дерева моего спасения?!» Лот уснул, охваченный смертельной усталостью и горем, прямо там, где лежал. Во сне ему снова явился ангел, который рассказал, кем на самом деле были умирающие паломники, и добавил, что безграничное милосердие Лота пришлось по душе Аллаху, он отпустил ему все грехи. Что же касается дерева, то его уже полили ангелы.

Лот почил в мире, а дерево буйно разрослось. Однако дьявол не прекращал строить козни в надежде его уничтожить и в конце концов преуспел в этом. Он уговорил Хирама[61] срубить его на строительство храма царя Соломона.

Дерево отправили в Иерусалим, однако архитектор, найдя ствол непригодным, приказал выбросить его в долину к востоку от Иерусалима, где оно долгое время служило пешеходным мостиком над Кедроном, пока к Соломону не приехала Белкис, царица Савская. Приблизившись к городу и увидев мост, через который ей предстояло перейти, она пришла в восхищение от этого совершенного творения природы. Царица отказалась ступать ногами на мост; вместо этого она преклонила колени и начала молиться. Мудрый царь Израильский, вышедший навстречу своей гостье, был немало удивлен ее странным поведением. Но когда Белкис объяснила ему, откуда попал сюда этот ствол и какой цели он должен послужить, царь приказал его поднять, аккуратно почистить и отнести в одну из сокровищниц храма. Там он пролежал до тех пор, пока из него не сделали Крест, на котором был распят Иисус. Каждый, кому интересно увидеть современный каменный мост, перекинутый через Кедрон недалеко от столба Авессалома, может заметить несколько крупных камней, на которых некогда лежало дерево Животворящего Креста*.

Достигнув границ Палестины, община Бени Израиль (сынов Израиля) разбила лагерь рядом с Вади-Муса[62] (долиной Моисея).[63]

Как-то вечером, вскоре после того, как они там обосновались, Гарун (Аарон) указал Мусе (Моисею) на один отдаленный холм: залитый теплыми лучами заходящего солнца, он был особенно зелен и трогательно прекрасен. Гарун выразил желание подняться на этот холм. Муса пообещал, что они отправятся туда завтра.

И вот на следующее утро два брата в сопровождении своих сыновей отправились в путь. К тому времени, когда они были на месте, солнце стояло в зените, и путники рады были укрыться от его палящих лучей в искусственной пещере, оказавшейся неподалеку. Войдя внутрь, они, к своему величайшему удивлению, обнаружили там очаровательную кушетку, на которой была выгравирована надпись, гласившая, что кушетка предназначена тому, кому она подойдет по размеру. Путники все по очереди испробовали ложе, и, когда подошел черед Гаруна, оказалось, что кушетка точь-в-точь соответствует размерам его тела. Он все еще оставался в кровати, когда в пещеру вошел незнакомец и, почтительно поприветствовав всех присутствующих, представился Азраэлем, ангелом смерти, сказав, что его послал сам Аллах забрать душу Гаруна. Почтенный первосвященник, хоть и послушный воле Всевышнего, долго рыдал, расставаясь с любимым братом, сыновьями и племянниками. Потом он поручил Мусе заботиться о своей семье и наказал, чтобы тот передал людям его благословение. После этого Азраэль попросил всех удалиться на несколько минут. Когда же им было позволено войти обратно, они увидели, что первосвященник уже мертв. Тогда родные Гаруна вынесли его тело наружу, обмыли и подготовили к погребению, а затем, помолившись, внесли его обратно в пещеру и уложили на кровать. Тщательно прикрыв вход в склеп, охваченные глубокой печалью, они вернулись в лагерь и сообщили всем, что Гарун мертв. Услышав страшную новость, дети Израиля, обожавшие Гаруна, обвинили Мусу в том, что это он убил своего брата. Дабы снять обвинение со своего неповинного раба, Аллах приказал ангелам пронести кровать с мертвым телом Гаруна по воздуху и, паря вместе с ней на виду у всего Израиля, провозгласить, что Аллах сам забрал душу Гаруна и Муса не повинен в его смерти.

По поводу смерти самого Законодателя существует две версии. Первая достаточно краткая. Она гласит, что Аллах заранее сообщил Мусе, что последний час его уже близок, и тот последние свои дни провел призывая израильтян жить в страхе перед Аллахом и исполнять его приказания. Затем он торжественно объявил Иосифа своим преемником и снял с себя все полномочия. Умер Муса, изучая Закон.

Другая легенда, более распространенная, повествует вот о чем.

Муса, мир с ним, так же как Ибрагим аль-Халиль, получил от Бога обещание, что он не заберет его душу, пока Муса сам не изъявит желание лечь в могилу.

Чувствуя себя в полной безопасности, Муса просто-напросто отказался умирать, когда ангел смерти сказал, что пришел его час. Мало того, он пришел в такое негодование, что Азраэль, напуганный до смерти, вынужден был вернуться к своему Создателю и пожаловаться на его поведение. Через некоторое время Аллах снова послал Азраэля, чтобы тот попытался переубедить Мусу, сделав ему несколько заманчивых предложений, например что могилу его ежегодно будут посещать сотни паломников* и даже камни вокруг нее можно будет использовать в качестве топлива.[64]

Азраэль напомнил также, сколько благ послал Мусе Аллах за время земной жизни, добавив, что еще больше уготовано ему в раю. Однако все усилия Азраэля были напрасны: пророк и слышать не хотел о смерти. В конце концов настойчивость назойливого ангела Мусе наскучила, и он попросил его уйти, а сам покинул свой лагерь и отправился бродить по холмам, что раскинулись к западу от Мертвого моря. Там он повстречал пастуха, которому поручили пасти стада Шуайба[65] и самого Мусы, после того как тот был послан вывести израильтян из Египта.

Увидев пастуха, Муса остановился и заговорил с ним. Пастух был удивлен встрече с законодателем и поинтересовался, что заставило его уйти от людей. Выслушав рассказ Мусы, он, к великому разочарованию последнего, принял сторону Азраэля. Пастух предположил, что, должно быть, его встреча с пророком – это знамение: скоро на смену горестям и тяготам земной жизни Аллах ниспошлет ему своей правой рукой бесконечные блага, поэтому он должен с радостью встретить добрую весть о ждущей его перемене.

– Сам я, конечно, ужасно боюсь смерти, – продолжал он, – однако это вполне естественно, ведь я всего лишь ничтожный грешник. Но ты – избранник Аллаха, ты должен радоваться тому, что скоро попадешь в рай.

Выслушав его наставления, Муса окончательно вышел из себя и закричал:

– Ну хорошо же, раз мысль о смерти так тебя страшит, желаю, чтобы ты жил вечно!

– Аминь, – отозвался пастух, которому и в голову не могло прийти, что это не благословение, а проклятие.

Пастух прожил отведенный ему срок и как-то раз потерял сознание и впал в кому. Друзья, решившие, что он умер, предали его тело земле.[66]

Его могилу и по сей день показывают паломникам; находится она неподалеку от гробницы пророка Моисея. Однако пастух не умер, он и сейчас жив. Из-за произнесенного Мусой проклятия «Живи вечно» пастух так и не смог найти свою смерть. Он до сих пор бродит бесцельно среди холмов и пасет горных коз. Время от времени его видят кочевники-бедуины и охотники на горных коз. Дух пастуха обитает неподалеку от Мертвого моря, в местах высохших русел рек к западу от долины реки Иордан, иногда он уходит на север до самого Тивериадского озера. Часто его принимают за аль-Хадра. Как-то раз видели, что пастух пытался в отчаянии покончить с собой, бросившись с крутой скалы, но все тщетно. По различным описаниям, это очень высокий старец, весь обросший седыми волосами, с длинной-предлинной бородой и такими же длинными ногтями. Завидев приближающегося к нему человека, он тут же бросается бежать.

Однако вернемся к Мусе. Покинув пастуха, пророк побрел дальше по известняковым холмам, пока не наткнулся на группу каменщиков, которые вытесывали в скале нишу. Поприветствовав их, Муса поинтересовался, чем это они заняты. Каменщики ответили, что у их царя есть несметные сокровища, которые он хочет спрятать подальше от человеческих глаз, вот он и приказал им вытесать в этом уединенном месте, на лоне дикой природы, каменную пещеру.

В тот момент был самый полдень и стояла невыносимая жара. Чувствуя смертельную усталость и не найдя вокруг, насколько хватало глаз, ни одного тенистого места, законодатель попросил каменщиков позволить ему войти в пещеру, чтобы передохнуть. Просьба его была с большим почтением исполнена. Утомленный пророк не подозревал, что пожелал войти в свою собственную, предписанную судьбой, гробницу. Не успел Муса принять горизонтальное положение, как главный каменщик, которым обернулся Азраэль, протянул ему яблоко. Пророк взял плод в руки, понюхал его и тут же почил. Церемонию погребения совершили предполагаемые рабочие, которые на самом деле были ангелами, посланными специально для этой цели.

Дауд (Давид) (да пребудет мир с ним) был исключительно набожным человеком и стремился исполнять свой долг как по отношению к Богу, так и по отношению к людям. Поэтому он разделил свое время на три части: один день посвятил прославлению Аллаха и чтению Священного писания, второй – делам государства, а третий – домашним обязанностям и поиску средств к существованию. Следующие обстоятельства привели его к решению зарабатывать себе и своей семье на жизнь собственными руками.

Когда он только взошел на трон, то пожелал узнать, довольны ли подданные его правлением. Прекрасно зная, какова цена хвальбам его придворных, царь решил лично обо всем разузнать. Он переоделся простолюдином и стал бродить по улицам, слушая, что говорит народ о его правлении. Во время одной из таких прогулок к нему явился ангел в человеческом обличье и сказал, что самой главной ошибкой царя является то, что он живет за счет государственной казны вместо того, чтобы самому зарабатывать себе на хлеб. Услышав это, Дауд сильно обеспокоился и попросил Аллаха показать ему какое-нибудь ремесло, с помощью которого он и его семья смогли бы жить, не обременяя народ. Вскоре явился Габриэль, посланный с тем, чтобы научить царя делать кольчуги. С тех пор в свободное время царя всегда можно было застать за этим занятием в оружейной палате. Товар Дауда охотно раскупали, ведь его кольчуги были настолько надежны, что защищали от любого оружия. Обычная цена полного обмундирования равнялась шести тысячам динаров. Царю требовался на его изготовление один день. Треть вырученного шла на содержание семьи, треть на милостыню, а оставшиеся средства – на покупку материалов для строительства храма. У Сулеймана (Соломона)[68] тоже было свое дело.

Он умел дробить камень, превращая его в однородную массу, и затем придавать ему различную форму, подобно тому как кондитер или пекарь замешивают тесто и делают из него пончики. Считается, что некоторые колонны с изящно закрученным рельефом, напоминающим веревку, в мечети Купол Скалы[69] в Иерусалиме – творение его рук.

Однажды Дауд совершал паломничество к могилам патриархов в Хевроне и на обратном пути в Иерусалим обратился к Аллаху со страстной молитвой, чтобы тот был к нему так же милостив, как и к ним. Он зашел так далеко, что сказал, будто смог бы устоять перед лицом таких же искушений, которым подвергались они, будь он наверняка уверен, что за этим последует награда. В ответ Аллах пообещал исполнить просьбу Дауда, но, видя, как деградировало Адамово племя, Милостивейший сказал, что облегчит ему испытание, заранее известив его о времени, когда будет послано искушение. Набожному царю были названы точные дата и время.

В назначенный день Дауд, полный уверенности в своих силах, заперся в башне, которая и по сей день носит его имя[70], распорядился, чтобы ни под каким предлогом его не беспокоили, и погрузился в чтение и медитацию.

Много диких голубей около башни кружило тогда, как и сейчас, и шум их крыльев вскоре отвлек царя от его занятий. Подняв голову, он увидел прямо у окна прекрасного голубя: его перья играли разными цветами, казалось, будто они сделаны из золота и серебра и украшены драгоценными камнями. Дауд бросил на пол несколько хлебных крошек. Птица влетела в комнату и принялась клевать их прямо у его ног, ускользая, однако, всякий раз, когда царь пытался ее схватить. Наконец она подлетела к окну и уселась на одной из перекладин решетки. Дауд снова попытался поймать ее, но птичка опять упорхнула, и как раз в тот момент, когда царь бросился ее искать, он увидел то, что стало причиной великого преступления, которое он совершил по отношению к Урии.[71]

Два ангела в человеческом обличье явились через некоторое время для того, чтобы покарать падшего монарха. Охрана преградила им путь, когда они приблизились к воротам башни Дауда, но незнакомцы, к великому изумлению стражников, взобрались на стену и вошли в королевские палаты. Дауд пожелал узнать, какое у них к нему дело, удивленный их неожиданным визитом и нежеланием уходить. Его словно громом поразило, когда, рассказав притчу «О бедняке и его единственной овечке», они назвали действия Дауда беззаконием.

Ангелы удалились, выполнив свою миссию и оставив царя полного угрызений совести оттого, что он не сумел устоять перед искушением, ниспосланным в ответ на его молитву. Он был настолько расстроен, что плакал день и ночь напролет. Горы и равнины, деревья и камни, звери и птицы, которые прежде эхом вторили его песням во славу Аллаха, ныне разделили с ним горестные рыдания. Это был вселенский плач, а слезы самого Дауда текли такими потоками, что заполнили Хаммам ас-Султан[72] и Биркет Хаммам аль-Батрак.[73]

В конце концов к кающемуся грешнику был послан пророк, чтобы сообщить о том, что, принимая во внимание его долготерпение, Аллах прощает его грех, совершенный по отношению к Нему самому, однако что касается преступления, совершенного по отношению к его товарищу, то получить прощение Дауд может только у него. После этого царь совершил паломничество к могиле Урии и там исповедался в своих грехах. Тут из могилы раздался голос:

– Ваше величество, благодаря тому что вы совершили против меня преступление, я попал в рай. Поэтому я всем сердцем прощаю вас.

– Но, Урия, – возразил Дауд, – ведь я сделал это, чтобы завладеть твоей женой!

На это никакого ответа не последовало. В конце концов, полный отчаяния, Дауд взмолился, чтобы Аллах заставил Урию простить его. Тогда из могилы снова послышался голос:

– Я прощаю тебя, повелитель, ведь, отняв у меня одну жену на земле, Аллах даровал мне тысячу жен на небесах.

На южной стене мечети Купол Скалы, которую часто ошибочно называют мечетью Омара, с правой стороны, прямо у двери есть две небольших мраморных плиты. Они были вырезаны из одного куска камня, поэтому рисунок на них одинаковый. Плиты соединили друг с другом таким образом, что прожилки образовали рисунок, напоминающий двух птиц, сидящих по разным сторонам вазы. Вокруг плиты обрамлены мрамором более темного цвета. А вот история, связанная с этой картиной.

Великий Сулейман аль-Хаким (царь Соломон) сидел как-то раз у окна у себя во дворце и слушал разговор двух влюбленных голубков, сидящих на дворцовой крыше. Тут молодой голубь высокомерно сказал:

– Подумаешь, царь Сулейман! И что такого во всех его дворцах, чтобы ими можно было так гордиться? Да я, если бы захотел, разнес бы их в щепки в одну минуту!

Услышав это, Сулейман свесился из окна, подозвал к себе хвастуна и поинтересовался, как он мог такое сказать.

– Ваше величество, – последовал раболепный ответ, – прошу вас, простите меня, просто я разговаривал с девушкой. Сами понимаете, трудно удержаться от хвастовства при таких обстоятельствах.

Царь засмеялся и, приказав плутишке убираться, предупредил, чтобы тот не смел больше разговаривать в таком тоне. Голубь, отвесив глубокий поклон, улетел назад к своей подруге.

Когда он прилетел, голубка спросила, о чем царь хотел с ним поговорить.

– О, – сказал голубь, – царь услышал мои слова и попросил меня не делать этого.

Сулейман был так разгневан его безмерным тщеславием, что обратил птиц в камень. Теперь эта картина служит предупреждением людям, чтобы мужчины не хвастались, а женщины не толкали их на хвастовство.

Сулейман хорошо знал язык растений. Всегда, когда ему случалось проходить мимо нового растения, он интересовался его названием, спрашивал, для чего его можно использовать, какую почву оно любит и как за ним следует ухаживать, а также расспрашивал о его свойствах, и растение ему отвечало. Сулейман разбил первый ботанический сад.

Однажды во дворе храма он увидел незнакомое молодое растение. Царь сразу же спросил, как оно называется.

– Аль-Харруб[74], – последовал ответ.

Сейчас «аль-Харруб» означает «разрушитель».

– А для чего тебя можно использовать? – продолжал царь.

– Я разрушаю результаты человеческого труда, – ответило растение.

Услышав это, Сулейман с горечью в голосе воскликнул:

– Что? О Аллах! Неужели мне уготована такая участь: мои труды погибнут, пока я жив?

Затем он стал молиться, чтобы его кончина, когда бы она ни случилась, оставалась в тайне от джиннов до тех пор, пока о ней не узнает все человечество. Причина его просьбы заключалась в том, что если джинны узнают о его смерти первыми, то не упустят возможности причинить людям зло, научив их беззаконию. Помолившись, царь выкопал молодой саженец и посадил его у стены в своем саду. Чтобы растение не причинило вреда, Сулейман не сводил с него глаз, пока оно не превратилось в высокое, крепкое дерево. Тогда он его срубил и сделал из него трость, на которую опирался, когда следил за работой злых духов, находившихся у него в рабстве. Царь заставлял духов трудиться, чтобы лишить их возможности упражняться в своих силах и волшебстве во вред человечеству.

А за много лет до этого случая с Сулейманом произошла такая история. Белкис, царица Савская, решив проверить эрудицию царя Сулеймана, загадала ему три загадки. Одна из них была такая: как продеть шелковую нить в бусину, отверстие в которой не прямое, а извилистое, словно змея. Задание было трудным, но царь его решил. Он приказал привязать конец нити к личинке червя, та влезла в отверстие с одной стороны и вылезла с противоположной, протащив за собой нить. Чтобы наградить крохотное создание за блестящую работу, царь выполнил его просьбу, позволив жить в плодах и других частях любого растения и питаться ими. Сулейман ничего не знал, но животное нашло себе дом как раз под корой молодого дерева харруб. Червь начал точить древесину и достиг самого центра ствола, где и находился в тот момент, когда царь смастерил себе из дерева трость. Скоро Сулейману пришло время умирать. Случилось так, что он сидел, опершись, по обыкновению, на свою трость, и наблюдал за джиннами. В это время явился Азраэль и забрал его душу. Однако джинны ничего не заметили и продолжали работать еще сорок лет, потому что трость поддерживала тело царя в таком положении, как будто он был живой. Но в конце концов червь источил всю трость изнутри и она переломилась на две части. Тело Сулеймана упало на землю, и тогда злые духи поняли, что их тиран мертв.

И по сей день туристам, посещающим каменоломни в Баальбеке и других частях страны, показывают громадные валуны*, говоря, что это неоконченная работа джиннов, которую они бросили, когда узнали, что Сулейман аль-Хаким мертв.

Одним из самых популярных святых в палестинском фольклоре является загадочный Аль-Хадр, или Вечнозеленый. Говорят, ему удалось найти источник молодости, расположенный там, где сливаются два моря.[76]

Этот источник тщетно пытались отыскать многие путешественники, в их числе был и знаменитый Зуль-Карнейн, двурогий Александр.

Он и его соратники подошли к роднику и прополоскали в нем соленую рыбу, которую они несли с собой в качестве провизии. Рыба ожила и уплыла, однако путники не поняли, что наткнулись на замечательную находку, и продолжали свой путь, пока не достигли места, где солнце утопает в илистой долине.[77]

Там их предводитель основал восемнадцать городов и всем дал имя Александрия, в честь самого себя, но ни он, ни его воины не обрели бессмертия, ибо не смогли разглядеть единственную данную им для того возможность. Аль-Хадр был более удачливым или более наблюдательным. Он не только нашел источник, но испил из него и стал бессмертным. Словно Аватар, появляется он время от времени, чтобы искоренить наиболее уродливые формы зла и защитить добро. Его ассоциируют с Финеесом[78], сыном Елеазара, пророком Илией и Святым Георгием.

Еврейские женщины, если что-то угрожает их детям, обращаются к нему со словами: «Илияху ха-Нави», христианки – «Map Гирис», а мусульманки – «Аль-Хадр», а многочисленные гробницы с его мощами посещают паломники, представители всех трех религий.

Молитвы, прочитанные у этих святынь и адресованные Аль-Хадру, считаются весьма действенными, однако каждую пятницу он сам возносит славу Аллаху у святых мест, посещая их в следующей последовательности: сначала Мекку, потом Медину, а затем, на обратном пути, Иерусалим и ат-Тур.[79]

Аль-Хадр принимает пищу всего два раза в неделю, утоляет жажду у источника Земзем в Мекке и у источника Соломона в Иерусалиме, а омывается в источнике Силоам.

Одна из гробниц аль-Хадра находится в миле к северу от прудов Соломоновых около Вифлеема и представляет собой что-то вроде сумасшедшего дома. Перед оккупацией Палестины Британией сюда были свезены потерявшие рассудок люди – христиане, мусульмане, иудеи. Их приковали во дворе около часовни и держали сорок дней на хлебе и воде, а греческий священник, возглавлявший монастырь, время от времени читал над ними Евангелие или приказывал высечь кнутом по мере необходимости.

С этим монастырем связана одна легенда, которую мне пересказал житель соседней деревушки Бейт-Джала.[80]

Давным-давно, во времена предков наших прадедов, один греческий священник возглавлял святую общину церкви Аль-Хадр. Сейчас, как известно, греки крошат священный хлеб в чашу с вином и ложкой дают прихожанам оба элемента одновременно. Нельзя достоверно сказать, был ли священник, служивший в тот день, пьян, но, поднося ложку к губам причастника, опустившегося перед ним на колени, он пролил ее священное содержимое. Оно вылилось ему на ногу, проделало в ней дыру и оставило след на каменной плите. Рана, которую нанесли священнику плоть и кровь Христовы, так и не зажила и стала причиной его смерти. Однако спустя некоторое время один человек, мучимый тяжелой болезнью, пришел в эту же самую церковь Святого Георгия и, ничего не зная о случившемся, опустился на ту самую каменную плиту, где была отметина, оставленная хлебом и вином, и начал молиться о выздоровлении. К его величайшей радости и удивлению всех присутствующих, он излечился прямо на месте. Слава о его выздоровлении привлекла в Аль-Хадр множество других верующих, страдавших неизлечимыми болезнями. Опустившись на священный камень, они тут же избавлялись от своих недугов во славу Божию и святого Георгия. Вскоре об этой церкви стало известно далеко за ее пределами, слух о ней дошел даже до московского царя. Тот, мучимый завистью, пожелал забрать священный камень из захолустной деревушки и использовать его на благо себе и своим подданным. Он отправил в Яффу гонца с письмом, адресованным патриарху Иерусалима, в котором требовал, чтобы плиту немедленно выкопали и перевезли в Яффу. Московский царь был близким другом, благодетелем и защитником церкви, поэтому патриарх не посмел ему отказать и приказал переправить плиту в Яффу. Плиту погрузили на лодку, чтобы поднять ее на военный корабль, однако все попытки гребцов отчалить от берега были напрасны, ибо явился сам святой Георгий и начал своей пикой толкать лодку обратно. В конце концов московитам пришлось отказаться от своей затеи, и, когда патриарх узнал об этом, он понял свою ошибку и приказал отправить плиту обратно в церковь Аль-Хадр, куда ее с величайшим почтением и доставили. Там ее можно увидеть и по сей день.

Много церквей и монастырских часовен посвящено святому Георгию. Только в стенах Иерусалима находятся два греческих и один коптский монастырь, названные его именем, а прямо за вратами Яффы, на западном склоне долины реки Гихон, почти напротив Цитадели, располагается еще один. Мусульмане верят, что в Судный день Христос поразит Антихриста как раз на месте этого храма. Основание этому они находят в том факте, что раньше врата Яффы назывались вратами Лидды.[81]

На северном склоне горы Кармель расположен еще один центр культа Аль-Хадра.

Его часто посещают паломники-иудеи, христиане, мусульмане и друзы, ищущие избавления от телесных или душевных недугов. Говорят, что в этом месте произошло несколько чудесных исцелений. Нижеследующую историю мне рассказал покойный доктор Чаплин, долгие годы возглавлявший группу врачей-миссионеров медицинской миссии Эл-Джи-Эс в Иерусалиме.

Однажды к нему привели еврейскую девушку, страдавшую нервным расстройством. Осмотрев ее, доктор решил, что ее заболевание излечимо, но процесс потребует времени. Поначалу родственники согласились оставить ее в больнице, однако спустя некоторое время забрали, несмотря на все увещевания доктора. Они сказали, будто она вовсе не больна, а лишь одержима демоном, поэтому и лечение нужно соответствующее.

Несколько месяцев спустя доктор случайно столкнулся с этой девушкой на улице и к своему удивлению обнаружил, что она была в полном здравии. Поинтересовавшись, каким образом удалось добиться этого поразительного исцеления, он узнал, что друзья девушки отвезли ее к горе Кармель и оставили на одну ночь в пещере Илии. Оставшись одна, девушка, по ее словам, уснула, а среди ночи ее разбудил яркий свет, лившийся сверху. Затем она увидела старца, одетого в белое, который медленно приблизился к ней со словами: «Не бойся, дочь моя». Он аккуратно прикоснулся рукой к ее голове и исчез. Проснувшись на следующее утро, девушка была абсолютно здорова.

Илиаху для иудеев не только особый покровитель Израиля, но и незримый свидетель ритуала обрезания, во время которого для него готовят отдельное место. Точно так же во время Пасхи для Илиаху ставят стул и чашу с вином. Среди израильских армян, исповедующих христианство, ходит поверье, что, если во время еды булка или кусок хлеба случайно упадет и удержится на столе в вертикальном положении, это знак того, что Map Гирис невидимо присутствует и благословляет трапезу.

Всем конечно же хорошо известно предание о святом Георгии и змее. Гробница святого находится в склепе бывшей церкви Крестоносцев[82] в Лидде.

А в Бейруте можно увидеть тот самый источник, в который он бросил сраженное чудовище, и то место, где он омыл затем свои руки. Далее я вкратце изложу эту историю так, как ее рассказывают христиане.

Когда-то давно стоял на земле большой город. Его жители брали воду из колодца, не имевшего никакого ограждения. Однажды в город прилетел огромный дракон, которым овладел сам Сатана. Он захватил колодец и сказал, что не даст людям воду, пока они не приведут к нему молодого юношу или девушку на съедение. Люди много раз пытались убить монстра, посылая против него лучших воинов, но дыхание чудовища было таким ядовитым, что как только они подходили к нему на расстояние полета стрелы, то падали замертво.

Вот так несчастные жители оказались перед выбором: или приносить в жертву свое дитя, или погибать от жажды. Наконец все молодые люди селения погибли, за исключением дочери короля. Мучения подданных были так велики, что убитые горем король с королевой не смогли больше удерживать свою дочь, и та, под единогласные стенания народа, направилась к источнику, у которого лежал в ожидании змей. И вот когда зловонный монстр уже готов был наброситься на нее, появился, сияя золотыми доспехами, Map Гирис. Он сидел на белом коне и держал в руке копье. Сделав выпад на змея, он ударил его прямо между глаз и повалил замертво. Король в благодарность за столь неожиданную помощь отдал Мару Гирису свою дочь и полкоролевства в придачу.

Илия часто фигурирует в легендах иудеев в образе покровителя Израиля, всегда готового дать совет, утешить и исцелить. Иногда он сходит с небес по такой незначительной просьбе, как помощь при зубной боли, а бывает, заходит так далеко, что выступает лжесвидетелем, если это может спасти раввина от трудностей и опасностей.

Современные евреи, живущие на территории Палестины, свято верят в то, что святой Георгий всегда появляется в трудные времена. В числе синагог испанских евреев в Иерусалиме есть одна подземная палата, получившая название «синагога Пророка Илии». С ней связана следующая история.

Около четырехсот лет назад, когда в городе еще было мало евреев, случилось так, что в одну из суббот оказалось недостаточно прихожан, чтобы созвать миньян (конгрегацию). Удалось собрать только девять человек, в то время как минимально по закону требовалось десять. Поэтому было объявлено, что традиционная служба не состоится. Присутствующие уже хотели было разойтись, но тут откуда ни возьмись появился человек почтенного вида, облаченный в талит (четырехугольная молитвенная шаль), и занял среди них свое место. Когда службы была окончена, «первый в Сионе» – таково название главного раввина еврейской общины в Иерусалиме, – покидая место молитвы, стал искать глазами незнакомца, собираясь пригласить его к трапезе, но того нигде не было видно. Решили, что это был не кто иной, как всем известный Тишбит (пророк Илия).

А вот вариация на тему одной из коранических историй, которую рассказывают об Аль-Хадре мусульмане.

Как-то раз Великий законодатель[83], размышляя над загадочными событиями, которые посылало ему Провидение, и безуспешно пытаясь разгадать их смысл, пришел в полное замешательство и попросил Аллаха просветить его.

В ответ на свою молитву он услышал, что ему необходимо отправиться в определенный день в назначенное место, где он встретит служителя Милостивого Аллаха, который и даст ему совет.

Муса сделал так, как ему было сказано. В указанном месте он повстречал почтенного дервиша, который первым делом взял с него обещание, что Муса не будет делать никаких замечаний и не будет задавать вопросов по поводу того, что он увидит во время их совместного путешествия. Пророк пообещал, и они отправились в путь.

Солнце уже садилось за горизонт, когда они достигли деревни. Путники направились к дому шейха, человека состоятельного и доброго; тот их радушно встретил и приказал заколоть барашка в их честь. Когда настало время ложиться спать, их провели в просторную, хорошо обставленную комнату. Тушт и ибрик[84], которые в большинстве домов сделаны из олова, здесь были изготовлены из серебра и украшены драгоценными камнями.

Муса, изнуренный длительным путешествием, вскоре уснул, но еще задолго до рассвета новый знакомец разбудил его и сказал, что они немедленно должны тронуться в путь. Муса попытался возразить: кровать была такой мягкой; он сказал, что невежливо вот так внезапно уйти, даже не поблагодарив за гостеприимство хозяина, который еще спал. «Не забывай о нашем уговоре», – отрезал дервиш, пряча тем временем, к изумлению Мусы, серебряный таз в складках своего халата. Тогда Муса молча поднялся, и они покинули дом.

К вечеру, порядком уставшие, они подошли к следующей деревне и остановились у другого шейха, который оказался полной противоположностью их давешнему хозяину. Тот, проворчав, что ему надоело давать приют всяким бродягам, приказал слуге отвести их к яме, которая находилась около конюшни, где они смогут переночевать в стогу сена. На ужин он послал им корки заплесневелого хлеба и несколько гнилых оливок. Муса не смог заставить себя даже прикоснуться к такому «угощению», зато его напарник уплетал кушанье за обе щеки.

На следующее утро Муса проснулся очень рано, чувствуя себя разбитым и голодным как волк. Он разбудил своего проводника и сказал, что пришло время вставать и двигаться дальше. Но дервиш возразил: «Нет, нехорошо выйдет, если мы улизнем, словно воры» – и снова уснул.

Прошло еще около двух часов, пока старик поднялся, приказал Мусе положить за пазуху остатки ночной трапезы и промолвил: «Теперь мы должны попрощаться с нашим хозяином». Подойдя к шейху, дервиш отвесил низкий поклон, поблагодарил хозяина за радушный прием и попросил принять от них скромный подарок в знак уважения. К величайшему изумлению Мусы, старик извлек из-под полы своего халата украденный таз и положил к ногам шейха, тоже застывшего от удивления. Муса, помня об уговоре, не вымолвил ни слова.

На третий день их путь пролегал по пустынной местности, и теперь Муса был рад тем объедкам, которые он прихватил с собой лишь благодаря предусмотрительному дервишу. К вечеру они достигли реки. Дервиш решил, что переправляться лучше на следующее утро, а пока переночевать в убогой тростниковой лачуге, в которой влачила жалкое существование вдова паромщика со своим тринадцатилетним сиротой-племянником. Бедная женщина сделала все, что было в ее силах, чтобы как можно лучше устроить своих гостей, а наутро приготовила им завтрак. Потом она послала своего племянника, чтобы он показал путникам дорогу к полуразрушенному мосту, находившемусяся ниже по течению реки. Она прокричала мальчику наставление, чтобы он довел их гостей до места целыми и невредимыми, прежде чем вернется домой. Провожатый шел впереди, указывая дорогу, дервиш следовал за ним, а Муса замыкал шествие. Дойдя до середины моста, старик схватил мальчика за горло и бросил в воду так, что тот сразу пошел ко дну.

– Чудовище! Убийца, – вскричал Муса, вне себя от бешенства.

Дервиш повернулся к своему ученику, и пророк узнал в нем Аль-Хадра.

– Ты снова нарушил наш уговор, – строго сказал он, – и на этот раз мне придется тебя покинуть. Все, что я сделал, было предречено Божественным провидением. Наш первый хозяин, хотя и человек самых добрых намерений, был слишком доверчивым и хвастливым. Утрата серебряного таза послужит ему хорошим уроком. Наш второй хозяин был скрягой. Теперь он попытается быть гостеприимней в надежде получить выгоду, однако со временем радушие войдет у него в привычку, и он станет другим человеком. А что до того юноши, чья смерть так запала тебе в душу, то он уже попал в рай, а если бы не этот случай, то всего через два года он бы убил свою благодетельницу, а еще через год сделал бы то же самое с тобой.

Когда за два месяца, в ноябре и декабре 1906 года, не выпало ни одного дождя, люди обращались к святому Георгию с молитвой во всех местах поклонения этому святому – мусульманских, иудейских и христианских. В то время в Иерусалиме были в ходу следующие легенды.

Одна женщина набрала по каплям из скудного ручейка в местечке Айн-Карим целый кувшин воды, и вдруг подъехал всадник с пикой в руках. Он поприветствовал ее и приказал опорожнить сосуд, вылив все его содержимое в углубление в камне, и напоить его коня. Та воспротивилась, но в конце концов поддалась на его угрозы. К своему ужасу, она увидела, что из кувшина полилась не вода, а кровь. Всадник повелел ей сообщить жителям ее деревни, что если бы Аллах не наслал засуху, то чума и другие бедствия обрушились бы на них. Передав это поручение, всадник исчез. Это был Аль-Хадр.

Одна мусульманка из Хеврона подала напиться пожилому страннику. Тот наказал ей передать такое же послание, что и в первой истории, хевронеситам, добавив, что Аллах пошлет дождь после греческого Нового года. И действительно, в указанный срок полили дожди.

В верхней части долины Кедрон, недалеко от того места к северу от Иерусалима, где ее пересекает дорога в Наблус, стоит высеченная в скале гробница. Внутри скрытого за современной дверью вестибюля находится древняя, но сильно поврежденная и едва заметная латинская надпись, которая утверждает, что некогда этот каменный склеп, менявший свой облик на протяжении столетий и служащий ныне синагогой, стал последним пристанищем выдающейся римлянки по имени Юлия Сабина.

Несмотря на это, иерусалимские евреи утверждают, что это могила Симона Праведного, и совершают туда паломничество на тридцать третий день омера[85], а также на праздник седмиц – через семнадцать дней после него.

Симон II, сын Онии, жил в период еврейской истории между временем Зоровавеля и правлением Маккавеев. Его прозвище «праведный» свидетельствует о величайшем уважении, которое он завоевал среди своих современников. Фигура этого человека возвышается над всеми остальными высокочтимыми жрецами того времени, которых он превосходил как своим ростом, так и своей мудростью. Симон Праведный замыкает древнюю линию почтенных израилитов и начинает новую династию героев рода Асмона.

Иисус, сын Сирака (Екк., I), с явным благоговением говорит о его работе по восстановлению и укреплению города и храма и подробно останавливается на описании его величественного появления, когда первосвященник вышел из-за завесы, скрывающей святая святых[86], в самую гущу народа, столпившегося на храмовой площади в день большого ежегодного праздника – Дня Всепрощения.

Это было подобно утренней звезде, блеснувшей сквозь тучи; или выходу полной луны, показавшейся на ночном небе (стихи 5, 6); солнечным лучам, отраженным от золоченых шпилей Божьего храма, или радуге, ярко засиявшей на фоне иссиня-черного штормящего горизонта. Он был словно роза или лилия, растущая у ручья; словно усыпанное плодами оливковое дерево или величественный кипарис; словно аромат фимиама; словно золотой кубок, инкрустированный драгоценными камнями. Каждое движение первосвященника летописец описывает с пылким восхищением. Его изысканные одежды казались еще прекраснее благодаря той особой манере, с которой он двигался.

Фигура Симона Праведного возвышалась над всеми остальными священниками, как возвышается кедр, растущий посреди пальмовой рощи. Каждый его обряд, совершение возлияний, благодарственная молитва, сопровождаемые звуками серебряных труб, криками толпы, стройной музыкой левитских музыкантов и певцов, – все это оставило неизгладимый след в памяти его современников.

Не только физическая красота первосвященника вызывала к жизни любовь к нему в сердцах тех, кто его знал. Трудно перечесть все истории, которые повествуют о его способности влиять на людей и о силе его молитв, обращенных к Богу. Согласно одному свидетельству, он был последним представителем из числа деятелей «Великой синагоги»[87], утвердившей список канонических текстов Ветхого Завета.

По другому свидетельству, именно Симон Праведный встречал Александра Македонского, когда великий завоеватель (в арабском фольклоре он известен под именем Искандер Зуль-Карнейн Второй; первый обладатель этого имени был пророком, современником аль-Халиля, именно его мы упоминали, повествуя об Аль-Хадре и об источнике молодости) прибыл в Иерусалим в 330 году до н. э. Существует и третья версия, которая гласит, что именно Симон Праведный пытался отговорить Птолемея Филопатора[88] от вхождения в Иерусалимский храм.

Весь город охватила паника, когда монарх провозгласил свое решение. Многочисленная толпа вознесла к небесам столь пронзительный крик, что казалось, сами стены и фундамент храма вторили ему. В самом центре мятежа был слышен голос Симона, взывавшего к Всевидящему Богу. Вдруг, словно соломинка, надломленная порывом ветра, египетский царь упал наземь, и его унесли собственные стражники.[89]

Рассказывают также, что до времени Симона Праведного первосвященники всегда тянули жребий козла отпущения исключительно правой рукой, однако позже правую и левую руки стали менять. Прежде алая ленточка, которую повязывали вокруг рогов козла, всегда становилась белой в знак того, что искупление грехов принято и все прегрешения отпущены. После времени Симона нельзя было сказать наверняка, изменит ли ленточка свой цвет. В дни его первосвященства золотая лампада в святилище никогда не угасала, потом она стала часто гаснуть. При Симоне Праведном достаточно было двух вязанок хвороста в день, чтобы поддерживать огонь на алтаре, расположенном на паперти у храма, где приносили жертву всесожжения[90], бывшую в обычае в те времена.

О его учении можно судить по следующему высказыванию, авторство которого ему приписывают: «Вселенная держится на трех китах, которые есть Закон, Поклонение и Милостыня».

Он очень не любил, когда к нему приходили назаряне и просили посвятить их в аскеты. Однако были и исключения. Как-то раз к нему пришел юноша, прибывший с юга Палестины. Он великолепно держался и имел весьма примечательную внешность: статный, с прекрасно очерченными глазами и роскошными волосами, длинными локонами, ниспадавшими по его плечам. Юноша вошел к первосвященнику и сказал тому, что сильно желает постричься в монахи.

– Но почему? – воскликнул Симон. – Неужели ты хочешь лишиться своих великолепных волос?

– Однажды, – начал свой рассказ юноша, – я пас стада своего отца. Неподалеку находился колодец, и я подошел к нему, чтобы набрать воды. Наклонившись, чтобы зачерпнуть воду, я увидел свое отражение и невольно залюбовался. Словно завороженный, стоял я у воды и чуть было не впал в грех. Тогда я сказал самому себе: «Ах ты, нечистый! Неужели ты будешь гордиться тем, что принадлежит не тебе, ведь ты не более чем червь и горсть праха? О Господи, я состригу эти локоны во славу небес!»

Услышав это, Симон обнял юношу со словами: «Да пошлет Господь побольше таких израилитов, как ты».

Итак, Симон Праведный был выдающимся человеком, поэтому неудивительно, что и по сей день иерусалимские евреи приписывают ему различные чудеса и приходят молиться у его могилы.

Вот одна замечательная история.

Однажды, около двухсот лет назад, когда «раввин Таланта был первым в Сионе», выдался очень засушливый год. Все население города держало пост и проводило дни в непрерывной молитве. Христиане совершали службы и произносили литании в своих храмах, мусульмане – в мечетях, иудеи – у Стены плача. Однако ничто не помогало. Детей – христианских, мусульманских и иудейских – тоже часами держали без еды и питья, в надежде, что их страдания и плач будут услышаны на небесах и принесут, наконец, желанное благословение, ведь известно, что Бог любит молитву маленьких детей. Ученики из мусульманских школ ходили по городу, читая молитвы и выдержки из Корана. Однако небеса оставались глухи. Казалось, что Милостивый Господь совсем позабыл о своей богоизбранной земле и о священном городе.

Напуганные страшной засухой, люди стали говорить, что во всем виноваты евреи. Мусульманский шейх сказал паше, что Аллах не желает посылать дождь, потому что евреям было позволено жить в Иерусалиме. Услышав это, паша велел передать Галанти, что, если в течение трех дней не пойдет дождь, всех евреев прогонят из города.

Можно вообразить ужас, охвативший евреев после этого послания. Следующие два дня они провели в беспрестанной молитве. На третий день еще до наступления рассвета Галанти приказал своим людям одеться на случай дождя и повелел сопровождать его на пути к могиле Симона Праведного, у которой они вознесут благодарственную молитву за проливной дождь, который пройдет еще до наступления сумерек.

Евреи решили, что их раввин тронулся разумом, однако не осмелились противиться воле «венца на голове Израиля». Когда опаляемая жаркими солнечными лучами процессия прошествовала через Дамасские ворота, мусульмане принялись осыпать насмешками и дружным улюлюканьем иудеев, надевших в столь знойный день зимние одежды. Однако идущие не обращали на них никакого внимания и спокойно продолжали свой путь.

Непоколебимая вера раввина передалась его подопечным, когда они достигли могилы Симона Праведного и присоединились к нему в благодарственной молитве. Вдруг откуда ни возьмись налетели тучи и полил проливной дождь. Потоки воды были настолько мощными, что, несмотря на свои зимние одежды, паломники промокли до нитки.

Когда они подошли обратно к городу, стоявшие у ворот солдаты, те самые, что недавно смеялись над ними, пали к ногам Галанти и попросили прощения. Паша, в свою очередь, был так изумлен тем, что произошло, что еще долго к паломникам относились в городе с глубочайшим почтением.