Вы здесь

Мифы Армении. Глава 3. Иранские божества (М. А. Ананикян, 2010)

Глава 3

Иранские божества

Арамазд

Кто бы ни был главным божеством армян, когда они завоевали Урарту, в более поздние времена это важное положение занял Арамазд. Арамазд – искаженное Aura Mazda из древне-персидских надписей. Его культ, некогда широко распространенный, одно из самых достоверных доказательств существования в Армении зороастризма, хотя и в очень примитивной, несовершенной форме. Несмотря на этот факт, армянское божество, несомненно, является точной копией своего персидского тезки. Оно обладает некоторыми чертами, которые напоминают нам о более древнем небесном боге.

В отличие от Ахурамазды Зороастра (Заратуштры), Арамазд был верховным богом, но ему не была присуща исключительность. Рядом с ним находились другие боги, пришедшие отовсюду, для которых он был отцом. Анаит, Нанэ и Михр в определенном смысле считались его детьми. Хотя некоторые священники греческой церкви в IV веке рассматривали армянское язычество как значительный шаг в приближении к христианскому монотеизму, надо признать, что оно скорее было отражением прославленного зороастризма, а верховенство Арамазда никогда не восходило в Армении к монотеизму, при котором положение других богов и богинь могло быть принижено превращением в простых ангелов (Амеши и Азаты). Арамазд изображен Ага-фангелом творцом небес и земли, также как и Ксерксом, который говорит в одной из своих надписей: «Аурамазда – великий бог, величайший среди богов, создатель этого неба и этой земли». Армянского Арамазда называли «великим», и он, должно быть, обладал величайшей мудростью (арм. imastun, родственное слову mazdao), но чаще всего он характеризовался как ari, «мужественный», «храбрый», что заставляет вспомнить слово «агуа» (арии, индоиранские народы).

Очевидно, он был милосерден и миролюбив, как и почитавшие его люди, для которых мудрость обычно несет в себе идею добродетели. Насколько нам известно, он никогда не изображался воинственным богом, не находился в противоречии с источниками зла, как это отмечается у авестийского Ахурамазды. Однако он, без сомнения, отстаивал справедливость и боролся за нее (арм. ardar, «справедливый», иран. arda, санскр. rita).

Более того, Арамазд дарил процветание, особенно «изобилие и тучность» земле. В этом – проявление его древнего характера небесного бога. Его излюбленный эпитет – Amenaber, «приносящий добро». Он делал поля плодородными, а сады и виноградники давали богатый урожай, несомненно, благодаря посылаемому им дождю. Мысль о богине земли отодвинулась на второй план в умах армянского народа. Но абсолютно вероятно, в этой связи что-то подобное фракийской или фригийской вере в Диониса в их воображении соединялось с Арамаздом, и кроме его интереса к плодородию земли его имя иногда использовали для перевода имени греческого Диониса. Все-таки даже персидский Ахурамазда имел отношение к урожаю, и, по словам профессора Джексона, он был «великодушным» богом.

Его добродетельная сущность – источник плодородия, изобилия и причина главенства Арамазда на новогодних празднованиях Навасард. Согласно более позднему календарю XIX века, они наступали в конце лета и, начинаясь 11 августа по юлианскому календарю, продолжались шесть дней. Хотя изначально армянский Навасард, подобно его персидскому аналогу, праздновался ранней весной. Несмотря на факт, что Аль-Бируни[7], в соответствии с более поздней, персидской (семитской?) точкой зрения, считает, что эти празднества устраивались в честь Сотворения мира, можно с уверенностью сказать, что и в Армении, и в Персии это были торжества, связанные с земледелием и с поминовением усопших (см. также главу о Шаапете – гл. 8) и имевшие своей целью добиться дождя и прибавления урожая. На деле Аль-Бируни сообщает нам о том, что в Навасард персы высеивали «на блюде семь полос из семи разных сортов пшеницы и от того, как они росли, делали выводы относительно урожая зерновых в этом году». Они также обливали себя и других водой; обычай, который до сих пор распространен среди армян в пору весеннего сева и праздника Преображения в июне. Изначально это было благое магическое действо призывания дождя. Связь Навасарда с фраварти (арм. Hrotik, Гротиц) – месяцем, посвященным в Персии и, возможно, в Армении душам предков, очень значима, потому что в древней арийской религии эти души особенно заинтересованы в плодородности земли.

В более поздний (христианский) Навасард, в августе, второй урожай пшеницы уже находился на току или был надежно спрятан в амбарах, деревья гнулись под тяжестью сладких и сочных фруктов, и сбор винограда был в самом разгаре. Во многих местностях Навасард принимал характер fete champetre, сельского праздника, который отмечали рядом со святилищами. Деревенские жители стекались туда со своими пожертвованиями и дарами, с дикой музыкой и простыми танцами. Но Навасард также праздновали в маленьких и больших городах, где находились более знаменитые храмы Арамазда, привлекавшие огромное количество паломников. Мовсес[8] особо упоминает этот праздник в связи с Багаваном, городом богов. Григорий Маги-строс (XI в.) говорит, что царь Арташес (190 г. до н. э.) на своем смертном одре, страстно желая увидеть дым, устремляющийся вверх из труб и плывущий над деревнями и городами в новогоднее утро, вздохнул:

О! Если б мог я увидеть дым, идущий из труб,

И утро новогоднего дня,

Быков поток и оленей, добытых на охоте!

(Тогда) мы бы затрубили в рог и ударили в барабаны,

как это приличествует царям.

Этот фрагмент напоминает прерванное предложение, с которого Аль-Бируни начинает главу о наурозе (Навасарде): «И он разделил чашу среди товарищей и сказал: „О, если бы науроз был каждый день!"».

В эти радостные дни Арамазд, чрезвычайно великодушный и гостеприимный властитель Армении, становился еще великодушнее и гостеприимнее. Без сомнения, пожертвованная ему плоть свободно распределялась между бедняками, а изнуренный дорогой путешественник всегда был радушно приглашен к столу празднующих паломников. В храмах должны были быть просторные залы для приема гостей. И Арамазд – Дионис угощал их своими дарами – зерном и вином.

После введения юлианского календаря армяне перестали праздновать Навасард. Но они все еще хранят память о нем, съедая и раздавая огромное количество сушеных фруктов 1 января, так же как персы отмечали науроз, раздавая сахар.

До нас не дошло никакой информации о рождении или происхождении армянского Арамаз-да. Его имя появляется иногда как Ормизд, в форме прилагательного. Но мы не слышали, чтобы он был как-то связан с более поздней гипотезой магов об Аурамазде, согласно которой (вероятно, под эллинистическим влиянием) был сыном бесконечного времени (Zervana Akarana) и близнецом Ахримана. Более того, Арамазд был богом-холостяком. Рядом с ним не было ревнивой Геры, законной жены, постоянно досаждающей ему своими приставаниями. Даже Спента-Армаити (дух земли), или архангелы и ангелы, некоторые из которых изображаются и как дочери, и как свита Ахурамазды в дошедшей до нас Авесте, не упоминаются в близкой связи с главным армянским божеством. Только однажды в средневековом труде, посвященном жизнеописанию мучеников, Анаит названа его женой. Однако в древних авторитетных источниках эта точка зрения не находит никакой поддержки, хотя, вполне возможно, она существовала a priori[9].

Наша неуверенность в этом вопросе заставляет задуматься, как Арамазд вызвал к существованию богов, которые присоединились к нему. Здесь мифологическая цепь прерывается.

У Арамазда было множество святилищ по всей стране, потому что армянское язычество не было религией, отвергающей храмы, которой пытался стать маговский зороастризм. Самое почитаемое из них находилось в Ани, укрепленном священном городе (возможно, столице древних армян) в провинции Даранали, недалеко от нынешнего Эрзинджана. В нем были могилы и мавзолеи армянских царей, которые, как полагает Гельцер, спали под мирной сенью своего бога. В более поздние времена здесь стояла греческая статуя Зевса, привезенная с Запада вместе с другими знаменитыми скульптурными изваяниями. В святилище служило большое количество жрецов, и некоторые из них были царского происхождения. И святилище, и известную статую разрушил Григорий Просветитель во время своего похода против языческих храмов.

Другой храм (или алтарь) Арамазда найден в Багаване (городе богов) в провинции Баграванд, и еще один – на горе Палат (Пашат) наряду с храмом, посвященным Астхик. Мовсес Хоренаци в связи с этим замечает, что существовало четыре Арамазда, одного из которых называли Kund («лысый») Арамазд. Это не были четыре разных божества, а скорее четыре местные концепции одного и того же бога, которые нашли воплощение в характерных скульптурах.

Анаит

Вслед за Арамаздом, Анаит была самой важной богиней Армении. В пантеоне она располагалась в непосредственной близости от отца богов, но в людских душах ей отводили главенствующее положение. Она была «славой», «великой царицей или госпожой», «рожденной из золота», «золотой матерью».

Анаит – это авестийская Ардвисура Анахита, чье имя, если оно вообще иранского происхождения, значит «влажная, могущественная, целомудренная», загадочное, но не совсем неподходящее имя для азата – духа порожденных землей родников и рек. Но существует заметная и вполне оправданная тенденция считать, что персидская Анахита заимствована у вавилонян. Считается, что она – Иштар под именем Анату или эламит-ская Нахунта. Если это так, то, невзирая на ее общеизвестный характер, ей не нашлось бы места в Авесте, пока она бы не избавилась от нежелательных черт и пристрастий. Так в действительности и произошло. Но даже в ее авестийском образе легко узнать оригинал. Эта зороастрийская золотая богиня родников и рек с высокой грудью, подобной гранатовым плодам, имела особое отношение к плодовитости рода человеческого. Она была заинтересована в рождении детей и их воспитании, подобно Иштар, под чьим покровительством дети занимали определенное место в магических ритуалах и священных обрядах. Персидские девушки молились ей о храбрых и сильных мужьях. Куда бы она ни попадала с персидскими армиями и культурой – в Западную Азию, Армению, Понт, Каппадокию, Фригию и т. д., – ее владычество над родниками и реками не принималось во внимание, и она сразу же отождествлялась с некой богиней любви и материнства, обычно с Ма или Великой матерью. Однако было бы разумно предположить, что в самой Персии была популярна Анахита, которая ничем не уступала Иштар. В дальнейшем это подтверждается тем фактом, что персы до сегодняшнего дня называют планету Венера Нахид.

Армянской Анаит также присущ азиатский характер. Она не похожа на шагнувшую со страниц Авесты чистую, идеализированную фигуру. Она – из самого сердца простого народа Персии, или Парфии, но, должно быть, ей присвоены качества и древние святилища какой-то местной богини. Вряд ли она вообще имеет отношение к родникам и рекам. Она просто женщина, дочь Арамазда, сестра персидского Михра и космополитичной Нанэ. Как и в авестийских яштах (гимнах) Анаит, так и в Армении ее самый прекрасный эпитет – «золотая». Ее часто называли «рожденной в золоте» или «золотой матерью» – наверное, потому, что ее статуи были из чистого золота.

В свете того, что было только что сказано, неудивительно, что эта богиня представляла в Армении два разных типа женственности (женщины), согласно дошедшим до нас источникам. Большинство раннехристианских писателей, особенно Агафангел, который бы страстно схватился за любую мелочь, дискредитирующую ее доброе имя, ничего не сообщают о ее развращенных вкусах или непристойных обрядах.

Если и не с долей тонкой иронии, то по крайней мере эхом древнего языческого языка звучат слова царя Трдата, назвавшего ее «матерью всей умеренности», то есть порядка, противоположного распутному и неприличному образу жизни. Все выражение может также толковаться как «рассудительная, целомудренная мать». У Агафангела или Мовсеса нет никаких намеков на непристойные ритуалы, связанные с ее культом.

Не меньший авторитет, чем географ Страбон (63 г. до н. э. – 25 г. н. э.), рассказывает, что великое святилище Анаит в Эрезе (или Эризе) в Акилисене (Екегиаце – провинции, которую также называют Анаитакан из-за широко распространенной известности этого храма) являлось центром проведения непристойных обрядов. Здесь прислуживали рабы обоего пола и, более того, дочери знатных семей предавались проституции на определенное время, до того, как выходили замуж. Это никоим образом не становилось впоследствии препятствием для вступления в брак.

Страбон не единственный, кто представляет Анаит в столь дурном свете. Сами армяне отождествляли ее с Артемидой Эфесской. Фавстос Бузанд[10], писавший в V веке, говорит о не до конца христианизированных армянах предшествующего столетия, утверждая, что они продолжали «втайне совершать обряды древним божествам, предаваясь блуду». Он ссылается на ритуалы, связанные больше с поклонением Анаит, чем ее южной сопернице, Астхик, которую ученые отождествляли с Афродитой и в связи с чьим культом не упоминается ни единой непристойности. Средневековые авторы Армении также делают подобные утверждения относительно Анаит. Ванакан Вардапет[11] говорит: «Астарта – позор сидонцев; халдеи (сирийцы или месопотамцы) звали ее Каукабта, греки – Афродита, а армяне – Анаит».

В письме Сааку Арцруни, приписываемом Мовсесу Хоренаци, мы читаем, что в провинции Анцевац находился знаменитый Камень кузнецов. Здесь стояла статуя Анаит, и здесь кузнецы (без сомнения незримые) подняли ужасный грохот, стуча своими молотками о наковальни. Коварные и злые создания (бесы-искусители), то есть идолы, раздали прямо из тигля пригоршни фальшивого лекарства, служившего исполнению злых устремлений, «подобно тем, что святой Киприан предназначил для умерщвления девы Юстины». Впоследствии на этом месте воздвигли алтарь Святой Девы и женский монастырь, названный Hogeatz vank.

Однако не подлежит сомнению, что армянская Анаит позволяла проведение оргий, что на Древнем Востоке было характерно для богов и особенно богинь плодородия. Также не подлежит сомнению, что цель этих непристойных ритуалов – добиться ее благосклонности. С другой стороны, вполне возможно, что в семейной жизни она играла хорошо известную роль рассудительной матери подобно Гере или, скорее, Иш-тар, обряженной невесты и покровительницы брака, ревниво наблюдая за соблюдением мужем и женой взаимных обещаний любви и верности и благословляя их союз. Поэтому мы можем интерпретировать смысл приведенного выше описания этой богини словами, которые Агафангел вложил в уста царя Трдата: «Великая госпожа (или царица) Анаит, которая есть слава и животворящая сила нашего народа, которую почитают все цари, особенно греческий (sic![12]), которая является матерью всевоздержанности и благодетельницей из-за того, что оказывает милости, но особенно потому, что дарует детей всему человечеству; благодаря которой Армения живет и сохраняет свою жизнь».

Хотя в таких примерах небезошибочно обрисованы особенности, схематичная систематизация фактов имеет свои недостатки, в общем можно сказать, что Арамазд однажды сотворил природу и человека, но ныне он (опираясь на точку зрения размышляющего армянского язычника I века) помогает сохранить жизнь, даря изобилие зерна и вина. Анаит, которой тоже не безразлично все растущее, одаривает детенышами животных и детьми – людей; она печется о них, как мать, и в раннем, и в зрелом возрасте. Арамазд – бог плодородия земли, Анаит – богиня плодовитости народа.

Однако, поскольку она была глубоко человечной богиней, то имела отношение не только к рождению и опеке над детьми. Как к благосклонной и могущественной матери, к ней обращались в случае тяжелой болезни и, возможно, призывали в других бедах. Агафангел упоминает заботу, с которой она относится к людям. У Мовсеса мы читаем, что царь Арташес, смертельно больной, отправил своего вельможу в Эрез снискать милость добродушной богини. Но, в отличие от Иштар и персидской Анахиты, армянская Анаит не проявляет никаких воинственных наклонностей и имя ее не ассоциируется со смертью.

Как и у Арамазда, в Армении у нее было множество храмов, но самые известные находились в Эрезе, Арташате, Аштишате и Армавире. Гора в Софене называлась Трон Анаит, и у Камня кузнецов стояла ее статуя. Храм в Эрезе был, без сомнения, богатейшим святилищем в стране и излюбленным центром паломничества. Он был захвачен и разрушен до основания Григорием Просветителем. Лукулл вступил в провинцию Анаитакан, и только ради сокровищ, за сохранность которых боялись местные жители.

В честь Анаит проводилось два ежегодных празднества: одно, как утверждает Алишан, 15-го навасарда, вскоре после Нового года. Также ей был посвящен девятнадцатый день каждого месяца. Регулярное паломничество в ее храм предполагало принесение в жертву телки, поход к реке Ликос, протекающей поблизости, и пир, после которого статую богини украшали венцами. Лукулл увидел стада телок, посвященных богине, отмеченных ее знаком – факелом, которые паслись на лугах, на берегу Евфрата и на которых никто не обращал внимания. В странах к западу от Армении голову Анаит украшал полумесяц.

Мы уже говорили о том, что статуи, изображающие Анаит в главных святилищах, а именно в Эрезе, Аштишате и, возможно, Арташате, были из чистого золота. По словам Плиния, описывающего статую в Эрезе, она была не имеющим аналогов памятником Античности. Подчиняясь не Лукуллу, а Антонию, римские солдаты похитили знаменитую скульптуру. Ветеран из Болоньи, однажды развлекавший Августа и стараясь блеснуть изяществом, высокопарно высказался, что император ел обед с ноги богини и был первым врагом знаменитой статуи, безнаказанно допустившим святотатство, несмотря на слухи об обратном. Она, вероятно, была идентична статуе Артемиды Эфесской, которую, по словам Мовсеса, привезли в Эрез с запада.

Тиур (Тир)

За пределами Арташата, древней столицы Армении (на Араксе) и близко на дороге в Валарша-пат (зимнюю столицу), находился самый известный храм Тира. Это место называлось Erazamuyn (по-гречески ‘oveιρομούσος), что в переводе, возможно, означает «толкователь снов». У Тира был еще один храм в священном городе Армавир.

Он был не кем иным, как писцом Арамазда, что может означать только одно: высоко, в обиталище богов, он вел запись добрых и злых деяний людей ко дню Страшного суда, или, что более вероятно, ему в обязанность вменялась запись повелений (hraman, перс, firman), которые издавались Арамаздом в отношении каждой человеческой жизни. Эти повеления, без сомнения, записывались не только на небесных дощечках, но и на лбу каждого родившегося ребенка. Обычно их называли «начертанным на лбу», что, согласно современному фольклору, можно различить издали, но никто не в силах прочесть.

Кроме этих общих волеизъявлений и тех, что определяли судьбу человека еще до рождения, армяне верили в их ежегодное исполнение, напоминающее происходящее на собрании вавилонских богов на мировой горе во время загмука (новогодних празднеств). Они установили, что это событие происходило весенней ночью. Как свидетельство этого можно наблюдать только повсеместно соблюдаемые ритуалы.

В христианской Армении та ночь стала ассоциироваться с днем Вознесения Господня. Люди, несомненно, снова и снова возвращаются к древней традиции, когда говорят о неизведанном, таинственном часе ночи накануне Вознесения, когда тишина окутывает всю природу. Небеса становятся ближе. Все родники и ручьи перестают течь. Потом цветы и кустарники, холмы и камни начинают приветствовать друг друга и обращаться друг к другу, и каждый проявляет свою, особую добродетель. Царь Змей, ухвативший себя за хвост, в эту ночь учится понимать язык цветов. Осведомленный об этом часе может любую вещь превратить в золото, погружая в воду и выражая свое желание именем Бога. Некоторые также говорят, что родники и реки струят свои воды, которые несут золото, но добыть его можно лишь в определенный момент.

В день Вознесения люди стараются узнать, что их ждет в течение года, обращаясь к книгам предсказаний или гадая по предметам, помещенным за день до того в чашу с водой вместе с травами и цветами. Тонкой тканью накрывают вещи, которые всю таинственную ночь созерцали лишь звезды, а молодая девушка достает их одну за одной, пока произносят стихи, прорицающие будущее.

Был ли Тир изначально связан со всем этим или нет, он являлся писцом Арамазда. Будучи ученым и искусником, он покровительствовал знаниям и наделял умениями. Его храм, названный хранилищем писца Арамазда, был также храмом учения и мастерства, то есть не только особым святилищем, где можно молиться и давать обеты, но и школой, где можно было учиться. Что бы ни включало в себя это обучение знаниям и умениям, оно было напрямую связано с искусством прорицания. Что-то вроде Дельфийского оракула. Это косвенно подтверждается тем фактом, что Тир, который не имел никакого отношения к свету, отождествлялся в эллинистические времена с Аполлоном, а также тем, что храм Тира пользовался великой славой за толкования снов. Именно сюда простой народ и знать приходили искать руководства в делах и просили истолковать свои сны. Толкование снов за долгое время превратилось в систематическую науку; она передавалась из уст в уста кланом жрецов или прорицателей их ученикам. Тир, должно быть, также покровительствовал письму и риторике, потому что на полях древнего армянского манускрипта Деяний Апостолов (14: 12) имя Гермеса, за которого однажды ошибочно приняли Павла из-за его красноречия, разъяснялось как «бог Тир».

Кроме всего сказанного, более чем вероятно, что Тир был богом, препровождавшим души умерших в мир иной. Очень распространенное армянское проклятие «Чтоб писец его унес!» или «Писца на него нет!», так же как близкое сходство Тира с вавилонским Набу, во многих отношениях подтверждают это мнение.

Несмотря на отождествление с Аполлоном и Гермесом, Тир ближе к вавилонскому Набу, чем к любому из греческих божеств. В действительности сам Гермес – копия Набу. Последний был богом учения и мудрости и обучал искусству письма. Он знал значение предсказаний и магических заклинаний и мог наделить этим даром. Он посылал (и, возможно, толковал) сны. В Вавилоне Набу был неразрывно связан с планетой Меркурий.

Но имя Тира – доказательство того, что вавилонский Набу не пришел прямо с юга. Какими же окольными путями он проник в Армению?

Ответ прост. Несмотря на загадочное молчание Авесты по этому поводу, в Иране был известен бог по имени Тир. Один из месяцев персидского календаря, как утверждают древние каппадокийские и армянские источники, был посвящен этому божеству (возможно, как и тринадцатый день каждого месяца). Как среди иранцев, так и среди армян встречается множество имен, составной частью которых является имя бога – Тир, как, например, Тирибаз, Трдат, Тиран, Тирик, Тироц, Тирит и т. д., что само по себе является неоспоримым свидетельством популярности бога. Тиро-Накатва – имя святого, которое встречается даже в Авесте. Из Ирана Тир переселился следом за персидскими войсками и персидской культурой в Армению, Каппадокию и Скифию, где мы обнаруживаем его имя Тейро, выгравированное на индоскифских монетах I века н. э.

У нас есть довольно веские причины утверждать, что армянский Тир точно соответствует иранскому Тиру и они оба идентичны Набу. Так же как Набу в Вавилоне, так и Тир в Иране был духом-покровителем планеты Меркурий и носил титул Dabir, «писец».

Но самым прямым доказательством может быть ссылка на первоначальное сходство персидского Тира с Набу. Нововавилонский царь Навуходоносор был глубоко предан Набу, своему святому покровителю. В устье Евфрата он построил в его честь город и дал ему название, частью которого было имя божества. Это название было переведено на греческий Беросом[13](или Абиденом?) как Tєρήδων и Διρίδωτις, «посвященный Меркурию». Последняя форма, говорит Роулинсон[14], относится к времени Александра. Похожий на стрелу клин для письма был самым распространенным символом Набу и мог легко стать источником персидских обозначений. То, что стрела воплощает персидскую концепцию Набу, прекрасно подтверждается тем фактом, что и Геродоту, и армянским историкам известна древняя форма имени Тиран – Тигран, как распространенная. Тигран, без сомнения, происходит от Tigris, древнеперсидского слова «стрела».

Михр (Митра)

К несчастью, наши познания об армянском Михре очень фрагментарны. Бесспорно, он иранского происхождения. Когда-то широко известный, он, кажется, частично утратил свою популярность к тому моменту, когда мы встречаемся с ним. Его имя Михр (парфянское или сасанидское Митра) указывает на его позднее появление. Однако он был назван сыном Арамазда и, следовательно, братом Анаит и Нанэ. В широко распространенном персидском зороастризме, особенно во времена Сасанидов, мы обнаруживаем, что солнце (Михр) и луна были детьми Ормазда: первый – от его собственной матери или даже от смертной женщины, луна – от его родной сестры. Изначально в Армении Михр, вероятно, образовывал триаду с Арамаздом и Анаит, подобно описанной в надписях Артаксеркса Мнемона[15]. Если так, то он вскоре уступил свое место национальному богу Ваагну.

Армянский Митра – загадка. Если он был духом света и воздуха, богом войны и соглашений, создание Арамазда, равное по силе своему творцу, как видно из Авесты, от этого не осталось никаких следов. Но для армян он был духом или богом огня, поэтому и отождествлялся с Гефестом во времена синкретизма. Это странное воплощение позже подтвердилось тем фактом, что до сегодняшнего дня главный праздник огня у армян происходит в феврале, месяце армянского календаря, соответствовавшем Мехекану (Ме-геки) (посвященному Михру). Но нельзя не заметить, что во всем индоевропейском мире февраль был одним из месяцев, когда разжигались новые костры.

Связь Михра с огнем в Армении можно объяснить как результат раннего отождествления с местным Ваагном, который, как мы скоро узнаем, был богом солнца, молнии и огня. Эта догадка приобретает большее правдоподобие, когда мы вспоминаем, что Михр не продвинулся далеко в Армении и, в конце концов, Ваагн занял в триаде место, по праву и по традиции принадлежавшее Михру.

О тайных обрядах, посвященных Михру, ничего не известно. Существовало немало имен, содержащих в себе имя бога: Михран, Михрдат и др. Армянское слово Mehyan, «храм», возможно, тоже происходит от его имени.

Мы знаем, что на празднике Митры – Митракане, когда великий царь Персии получал привилегию напиться (хаомы?[16]), его армянский вассал посылал ему тысячу лошадей. В районе Сасуна (древний Тараунтис) мы встречаем легендарного героя по имени Мехер (Мгер), вокруг которого концентрируется множество сказок и эсхатологических мифов. Он все еще живет как пленник в скале Агравакар, «воронова скала» (или в пещере Zympzymps), в которую можно войти лишь в ночь перед Вознесением. Там он вращает колесо судьбы, и, когда оно остановится, наступит конец света.

Важнейший храм, посвященный Михру, находился в Багааридже (городе богов) в Дерджане, Высокая Армения (также Бардэр Айк или Карин), где хранились несметные сокровища. Это святилище также было разорено и разрушено Григорием Просветителем. Есть сведения, что в этой местности Михру приносили человеческие жертвы, и о том же прозрачно намекает Агафангел. Однако это очень сложно объяснить, поскольку в Армении такое жертвоприношение сопряжено лишь с культом дракона (т. е. дьявола). На основании связи Михра с эсхатологическими событиями мы можем предположить, что армянский Михр постепенно раскрылся в двух аспектах, один из которых мы только что рассмотрели, а другой имеет некое мистическое отношение к силам подземного мира.

Спандарамет

Амеша Спента, Спента Армаити (священный дух земли) и хранительница виноградников, была также известна переводчикам армянской Библии, которые использовали ее имя во 2-й книге ветхозаветных апокрифов (ст. 7), чтобы передать суть имени Диониса. Однако ей не досталось места в армянском пантеоне. Она была известна только как персидская богиня. Мы не слышали о культе Спандарамет среди армян, а ее имя не встречается ни в одном армянском религиозном документе.

Конечно, странно, что переводчики использовали имя иранской богини, чтобы перевести имя греческого бога. И все же точка соприкосновения вполне ясна. У персов Спента Армаити была широко известна как хранительница виноградников, а Дионис был богом вина. Но то ли из-за явного полового различия, то ли потому, что армяне были недостаточно хорошо знакомы со Спандарамет, вскоре переводчики (2-я книга Ветхого Завета, 14: 33; 3-я книга Ветхого Завета, 2: 29) отвергли ее имя и Диониса назвали Ormzdakan, то есть Арамазд, о чьем особом интересе в плодородии мы уже упоминали. Спента Армаити лучше известна в древней религии Армении как Спандарамет, богиня подземного мира.

Поклонение земле Езник[17] называет магическим и языческим ритуалом, но он не связывает его напрямую с армянами, хотя почти нет сомнения в том, что когда-то у них в пантеоне была богиня земли по имени Еркир (Перкунас) или Армат.