Мистика и философия спецслужб: спецоперации в непознанном. Часть 2. Экстрасенсы в погонах (Д. С. Соколов, 2017)

Рассказывая о применении западными спецслужбами людей с неординарными способностями, автор книги в основном опирался на автобиографические издания, посвященные этим людям, которые, не смотря на строгую секретность проводившихся работ, все же попали в печать. Однако читателю, безусловно, хотелось бы узнать, о людях с необычными экстрасенсорными способностями в отечественных спецслужбах, умеющими отражать атаки героев предыдущей части книги. Это оказалось не так просто, поскольку отечественные представители Министерства обороны и ряда спецслужб в отличие от их западных «коллег» всегда умели хранить свои тайны, не разглашая их даже после выхода в отставку. Долгое время даже на страницах желтых изданий и недалеко ушедших от них редких научно-популярных книг, в основном рассказывалось о подобных исследованиях, проводившихся в первые годы советской власти. Причем даже эти рассказы были составлены по большей части из слухов и непроверяемой информации. Правды же долгое время не знал никто, кроме самих участников строго засекреченных научных и прикладных работ. Однако время не стоит на месте и похоже, что пришло время хотя бы чуть-чуть приоткрыть занавес тайны над применением спецоператоров – экстрасенсов в отечественных спецслужбах в последние годы Советской власти и в первое десятилетие существования новой России. При этом важно отметить, что автор книги не работал в подобных специальных подразделениях. Но, понимая всю важность поставленной задачи, он обратился к людям, под чьим непосредственным участием проходили основные исследовательские и прикладные работы и спецоперации: генерал-лейтенанту МО РФ запаса А.Ю. Савину и генерал-майору запаса ФСО РФ Б. К. Ратникову. В связи с этим дальнейшее повествование пойдет в основном от лица этих двух людей, не раз на деле доказавших, что безопасность нашей Родины находится в надежных руках.

Начиная рассказ о судьбе А. Ю. Савина, необходимо сразу привести его краткую биографическую справку, чтобы читатель смог по достоинству оценить весь масштаб личности, о которой пойдет речь.

«Алексей Юрьевич Савин родился в 1946 году в г. Москве. С 1964 по декабрь 2004 года служил в Вооружённых Силах Российской Федерации. Прошёл достойный путь от курсанта Черноморского Высшего Военно-Морского училища до генерал-лейтенанта – начальника управления Генерального штаба ВС РФ. Заслуженный военный специалист. Доктор технических наук, доктор философских наук, почётный доктор Европейского университета. Участник боевых действий. Академик Российской академии естественных наук, Международной академии наук, Итальянской академии экономических и социальных наук, Европейской академии естественных наук, член философского общества при Российской Академии наук».

Редкий генерал в наши дни может представить столь впечатляющий послужной список. Тем более что за скупыми строчками званий, наград и ученых степеней кроется непростой жизненный путь настоящего русского офицера.

Родился Алексей Юрьевич Савин в дружной музыкальной семье. Его мама служила драматической актрисой, однако, обладая великолепным голосом, занималась больше вокалом, чем игрой в спектаклях в качестве исполнительницы драматических ролей.

Отец будущего генерала не отставал от жены. Обладая абсолютным слухом, неплохо играл на нескольких музыкальных инструментах. Вместе с тем у него ярко проявлялся талант к математике и физике. Поэтому проблем с поступлением в высшее учебное заведение отец Алексея Юрьевича не имел и, пользуясь своими знаниями, после окончания средней школы успешно сдал экзамены сразу в три ВУЗ-а: Московский авиационный институт, Военно-Воздушную академию имени Н.Е.Жуковского и Московскую консерваторию. Во все учебные заведения он был принят.

Однако, поскольку отец А.Ю. Савина жил в небогатой семье, то в качестве первоначала своего трудового пути он предпочёл Военно-Воздушную академию, в которой слушатель находился на полном государственном обеспечении.

Тем не менее, занятия музыкой отец Алексея Юрьевича не оставил и даже организовал в академии джаз-банд, который, надо сказать, пользовался в Москве большим успехом. Вскоре на одном из концертов он познакомился со своей будущей женой, вместе с которой после окончания академии уехал служить на Дальний Восток, в одну из войсковых частей морской авиации, где прослужил всю войну. В 1942–1945 гг. его неоднократно посылали в европейскую часть страны на фронт для приобретения необходимого боевого опыта, который впоследствии очень пригодился во время боевых действий против японской армии. Мать Алексея Юрьевича так же постоянно выезжала с концертными бригадами на фронт, внося своим искусством посильный вклад в приближение долгожданной победы.

В начале 1946 года отца А.Ю. Савина как опытного и отличившегося во время войны офицера перевели в Москву, где вскоре и появился на свет Алексей Савин.

Имея талантливых родителей, Алексей рос в потрясающей атмосфере, с одной стороны с самого детства он был близок к армии и конечно, как любой мальчишка мечтал о военной службе, а с другой романтическая атмосфера погружения в мир музыки, литературы, и театра только усиливала тягу к овеянным послевоенной героикой советским Вооружённым Силам.

В то же время волнения и заботы, перенесённые родителями во время войны, серьезно сказались на здоровье маленького Алексея, который рос очень болезненным ребёнком. Лишь потратив огромное количество физических и моральных сил, родители мальчика, добились, чтобы он избавился от всех болячек, закалился, без чего доступ в армию был бы для него, безусловно, закрыт. Так в какой-то степени слабый в детстве организм сыграл свою благотворную роль, заставив Алексея Юрьевича с юных лет серьезно заниматься спортом, задуматься о вопросах жизни и смерти, философских проблемах Бытия. Уже в четырнадцатилетнем возрасте, он, вдохновлённый только что проработанной «Космогонией» Плотина, выстроил и изложил отцу свою собственную систему миропонимания, на что тот, приятно удивлённый зрелостью рассуждений сына, рекомендовал ему начать готовиться к поступлению в Московский государственный университет на философский или социологический факультет.

Однако молодой человек думал совсем об ином направлении своей будущей деятельности, пытаясь связать её с дальнейшей, пока ещё не подвластной его осмыслению, жизнью с её вечными проблемами и вопросами. Во имя чего стоит жить? Во имя какой высшей цели дана человеку жизнь? По чьему повелению эта жизнь дарована именно ему? И вообще – что такое жизнь?

Ответы он пытался искать в философских трудах, и в записках своего деда – умнейшего и близкого ему по духу человека. «Первоисточником всего сущего, в том числе и нашего мироздания является мысль, ибо всякое творчество зарождается и начинается в мысли. Здесь ищи ответы», – много раз говорил ему дед.

«Мысль даёт форму, мысль даёт направление, мысль даёт жизнь, мысль даёт творчество», – постоянно повторял уже Алексей прочитанную в книге одного из философов фразу. Другой наиболее близкий ему вывод, взятый из прочитанных им философских трудов, гласил: «Человек, отражение Вселенной, образ и подобие Творца, он обладает способностью и силой с помощью своей мысли, как творить, так и разрушать. Поэтому человек, которому даровано такое умение, обязан разумно пользоваться этой великой силой для блага ближнего и на пользу эволюции».

В таких размышлениях незаметно приблизился последний школьный звонок…

Казалось бы, Алексею Савину, лежала прямая дорога в МГУ на факультет философии. И все же, несмотря на философские увлечения и неослабевающее желание юноши проникнуть в глубины высоких истин, детская мечта о военной службе все же взяла верх, и в 1964 году он решает поступать в Черноморское Высшее Военно-Морское училище имени П.С.Нахимова, в класс морской авиации. Однако само поступление вдруг неожиданно оказалось под вопросом из-за здоровья, а точнее его отсутствия. Несмотря на активные занятия спортом под наблюдением врачей, молодому человеку, так и не удалось избавиться от недомоганий, преследовавших его с самого детства.

Всем было очевидно, что комиссию в военкомате он не пройдет. Тем более что служба на флоте предъявляла повышенные требования к состоянию здоровья. Выход из безвыходного положения подсказал отец: «Поезжай в Москву, поступай в один из престижных московских вузов, а потом забирай документы и мчись с ними в училище на береговой факультет. Наверняка в таком случае для тебя сделают исключение и зачислят курсантом первого курса».

Алексей так и поступил, а слова отца оказались поистине пророческими. Успешно сдав экзамены в Московский авиационный институт – одно из наиболее известных и престижных высших учебных заведений страны, он купил билет на самолёт и в этот же день прибыл в Севастополь поступать в Высшее Военно-Морское училище имени П.С.Нахимова на береговой факультет, в класс морской авиации. Как оказалось уже на месте, авиакласс в то время был одной из самых престижных учебных групп не только в училище, но и на всем флоте. Программа обучения в нем оказалась настолько ёмкой и сложной, что не уступала программам лучших университетов и институтов Советского Союза. Но, несмотря на то, что конкурс на поступление в группу был очень большой, Алексея приняли туда без особых проволочек, принимая во внимание оценки, полученные на экзаменах в МАИ.

Любая учеба запоминается на всю жизнь, а военная в особенности. С момента поступления на учебу ни дня не проходило без занимательной истории, врезавшейся в память Алексея Юрьевича на всю жизнь.

Особенно запомнился ему первый день стрельбы из автомата. После завтрака курсанты взяли оружие и строем направились в тир, живописно расположенный почти на гребне скалы, круто ниспадающей в море. В тире их ждал жёсткий и грозный полковник «Т.», который сразу отругал старшину класса за нечёткий строй. А затем, разбив курсантов на несколько групп по четыре человека, он звенящим от ярости властным голосом приказал первой группе заходить в помещение тира и приготовиться к стрельбе.

Что там произошло, неизвестно, однако уже через минуту под зычную ругань полковника все четыре курсанта были буквально вышвырнуты из тира вон. Последовала аналогичная команда для следующей четвёрки, но курсанты были так перепуганы, что буквально на ходу забывали слова доклада, необходимого в процессе изготовки к стрельбе, путались в словах и действиях необходимых для обеспечения безопасности при применении оружия. Грозный вид страшного полковника вызывал у них одно единственное желание – бежать подальше. Да и что можно было ожидать от вчерашних школьников, едва надевших матросскую робу.

Из второй группы изгнали только одного курсанта, который весь в слезах что-то яростно бубнил и нервно постоянно то разбирал, то собирал свой автомат. Подошла очередь Алексея, которого, принимая во внимание его пока кратковременное пребывание в училище, старшина класса выпустил «в объятия» «Т.» в последнюю очередь. Все замерли, предчувствуя нечто ужасное…

Поначалу всё к этому и шло. Алексей без доклада плюхнулся на землю и, выставив ствол автомата прямо перед собой, вопросительно посмотрел на полковника и спросил: «А где патроны»?

От такой невольной наглости у полковника на мгновение перехватило дух, он секунду молчал, судорожно вбирая в себя воздух. А затем неожиданно одним прыжком, подскочил к Алексею, выбил у него ногой автомат, и заорал что было мочи, чтоб он убирался к такой-то матери. Савин же был, даже рад был такой развязке, так как его нервы находились буквально в запредельном состоянии. Однако за него вступился старшина, сказав, что Савин прибыл в училище всего два дня назад и многих премудростей ещё попросту не знает. В этот момент произошло «чудо» – к всеобщему удивлению «Т.» не только не стал ругаться, а, терпеливо объяснил Алексею, что нужно делать и говорить перед стрельбой. После этого он несколько раз заставил новичка повторить свои слова и, удовлетворившись ответом, допустил в тир. Алексей чётко произнес положенный в тире доклад, после чего полковник торжественно выдал ему три заветные патрона, о которых мечтали все курсанты по пути на стрельбище.

Дальнейшие события происходили, как в тумане – по непонятной для Алексея причине, он вдруг почувствовал что-то очень привычное и знакомое, когда взял в руках автомат. В него вошла какая-то странная спокойная уверенность в своих возможностях при стрельбе: не исключено, что сработала генетическая память, поскольку многие из его предков были военными. Алексей предельно сосредоточился и произвёл три выстрела. Стрелял быстро, без напряжения, профессионально слившись с автоматом, который держал в руках… впервые в своей жизни.

Полковнику же сначала наоборот показалось, что Алексей Савин, просто палит в белый свет как в копеечку, не отдавая себе отчет, где находится мишень и что завтра вместо мишени вполне может оказаться уже реальный враг в лице американского или западноевропейского солдата. Окончив стрельбу, Алексей отрапортовал об этом полковнику, который хмуро приказал бежать к мишени и доложить о результатах стрельбы. Подбежав к мишени, курсант почти не удивился, увидев, что все три его пули кучно пронзили десятку. Довольный, он вернулся и доложил полковнику, что выбил тридцать очков из тридцати. Тот не поверил и долго рассеянно смотрел то на Алексея, то в сторону мишени. После чего, не выдержав, «Т.» сам, взяв с собой старшину класса, быстрым шагом направился к мишени, велев курсанту оставаться на месте, очевидно желая потом его наказать за вранье. Однако буквально через минуту он вернулся и, вручив Алексею ещё три патрона, приказал повторить упражнение вновь. Во второй раз Савин выбил двадцать девять очков из тридцати. Но и этот результат произвел на окружающих сильное впечатление, а полковник, построив класс перед входом в тир, объявил результаты стрельбы и, глядя на старшину, приказал на следующий день привести Алексея на тренировку сборной училища по пулевой стрельбе, куда входили лучшие офицеры и курсанты – мастера спорта и перворазрядники. Неожиданная развязка заметно прибавила всем настроение: шагая в казарму, курсанты расслабились и подтрунивали, друг над другом.

В дальнейшем учеба протекала довольно гладко, вызывая бурю положительных эмоций. Жёсткая морская дисциплина говорила о соблюдении традиционного морского порядка, что совпадало с представлениями Алексея о службе и не вызывала никакого внутреннего дискомфорта. Стерильная же чистота на территории училища и в помещениях только дополняла колорит новых впечатлений. Всё говорило о порядке, размеренности и системности в организации быта, учёбы и воспитания молодого поколения моряков. Курсанты так и называли свое училище – «Система». Алексей чувствовал, что он не только безболезненно, но и с большой охотой поглощался этой системой. Занятие любимым делом позволяло ощутить себя счастливым человеком. Ему нравились команды на построение, во время которых он ощущал сплочённость коллектива людей в погонах – той касты избранных, которые имеют право называть себя военными моряками. Любил ходить в караул, когда и днём и ночью не только охраняешь объекты, но и думаешь о будущем, о своей судьбе, о родных, с которыми расстался совсем недавно.

Савину на удивление доставляло большое удовольствие маршировать под ритмичные звуки училищного оркестра. Он гордился надраенными до блеска полами, которые курсанты называли палубой, и радостно жмурился от веселой игры солнечных огоньков на начищенных ими краниках в комнате для умывания. Он с аппетитом поглощал курсантскую пищу знаменитой флотской кухни. Даже забор, отделяющий огромную территорию училища от внешнего мира, казался ему настоящим несокрушимым бастионом, стоящим на пути нашествия пёстрой, кричащей, сумбурной и во многом порочной цивилизации.

Однако, несмотря на внутреннюю тягу к учебе, первые два курса дались ему достаточно тяжело. Сказывались болезни школьной поры и физические недомогания, которые загоняли Алексея в тяжелейшие условия жизни. Чтобы не быть отчисленным из училища по состоянию здоровья, ему приходилось постоянно скрывать свои частые болезни, что, конечно же, сказывалось на рабочем тонусе и качестве усвоения преподаваемых им дисциплин. К счастью большое волевое и физическое напряжение не вылилось в тяжёлый стресс, а лишь оказало мобилизующее влияние на характер и организм молодого человека. В конце концов, болезни удалось перебороть, и Алексей включился в процесс поглощения наук с удесятерённой энергией. Именно тогда он, пожалуй, впервые в жизни до конца понял и ощутил силу сформированного родительским воспитанием и внешними условиями своего характера, которая позволяла ему без лишней робости браться за выполнение самых невероятных заданий и успешно их решать.

Последние курсы пролетели как один день. До того они были насыщенными и интересными. Курсантам читали специальные предметы по их будущей специальности, преподаватели и командиры-воспитатели уже относились к ним, как к будущим офицерам, а на практике они выполняли функции младшего офицерского состава. На пятом курсе им всем, наконец-то было присвоено воинское звание «мичман», с получением права свободного выхода в город в увольнение, библиотеку или на спортивные соревнования. С получением звания пришло и чувство старшинства над остальными курсантами и ответственности за их судьбу и судьбу училища.

После выпуска из училища в звании инженера-лейтенанта Алексей Юрьевич Савин попал в один из лучших научно-исследовательских институтов страны – Институт теоретической кибернетики. Это была настоящая школа жизни, оазис талантливых и неординарных людей. Тогда в конце шестидесятых, и особенно в семидесятых годах, в СССР происходило бурное развитие оборонной науки, сравнимое с самыми настоящими революционными преобразованиями.

Институты оснащались вычислительной техникой нового поколения, совершенствовалась экспериментальная база, была развёрнута система подготовки специалистов высочайшей квалификации. Институт теоретической кибернетики (позднее НИИ АС) не только не стоял в стороне от процессов мощного роста научного потенциала, а наоборот быстро завоевал лидирующие позиции в мировой оборонной науке в области авиационного вооружения. Многие, совершенные по тем временам проекты и идеи, были рождены именно в стенах этого ставшего уникальным научного учреждения. Целая плеяда ученых института были лауреатами Ленинских и Государственных премий. Ордена и медали украшали парадные костюмы не только мужчин, но и женщин, которые не терялись в когорте маститых сотрудников.

Огромные экспериментальные залы вмещали в себя кабины самолётов, вертолётов, образцы интеллектуального оружия и казались величественными космическими лабораториями из мира научной фантастики. Мощная вычислительная база, обеспечивающая исследования, была соизмерима со всем парком вычислительных машин Академии наук Советского Союза. Большое внимание уделялось отбору и подготовке молодых специалистов, чьё обучение начиналось ещё со старших классов средней школы. Костяк сотрудников составляли выпускники Московского авиационного института, Московского физико-технического института, Московского университета и Московского высшего технического училища им. Н. Баумана. К мнению института прислушивались и гражданские руководители, и военные, а без заключения НИИ АС оружие просто не допускалось к испытаниям. В связи с этим частыми гостями института были различные крупные партийные, государственные и военные руководители, что придавало еще больший вес его работам и способствовало упрощенному решению организационных проблем, а также вопросов связанных с материально-техническим обеспечением.

Особо следует сказать о военном представительстве, осуществлявшем контроль работ института, в котором после учебы проходил службу Алексей Юрьевич Савин. Подобных коллективов и школ подготовки высококвалифицированных и преданных своему военному призванию офицеров он в своей дальнейшей службе уже нигде не встречал. Традиции творчества, ответственного отношения к делу, профессиональной смелости, постоянного поиска оптимизированных решений, заложенные руководителями военной приёмки В.П. Купцовым, В.А. Пресняковым, В.Г. Смирновым, В.П. Самойловым, живы до сих пор. Алексею Юрьевичу посчастливилось служить в то время, когда подобные традиции только формировались и оттачивались. Профессиональные и жизненные уроки, полученные в военном представительстве, впоследствии послужили не только хорошей стартовой площадкой для его карьерного и личностного роста, но и составили надёжный базис в системе изнуряющей психологической, интеллектуальной и физической нагрузки, которая легла на плечи Алексея во время его работы в Управлении вооружения минобороны и особенно Генеральном штабе. Они же во многом оказали помощь и в процессе многих организационных и политических сплетений, в которые позднее Алексей Савин оказался, вплетён, попав в опасную близость к развертыванию политических интриг и событий, происходивших в стране. Безусловно, тайны «подковёрной» борьбы постигались не в военном представительстве, но способность к мобилизации в напряжённые периоды и умение просчитывать множество вариантов развития событий закладывалась именно здесь. Ведь ответственность командиров за исход важных испытаний и судьбу многих проектов, выходящая, порой, за рамки обычного понимания, в какой-то степени распространялась и на него, заставляя прикладывать большие усилия и концентрировать волю для достижения необходимого результата. Именно служба в военном представительстве дала ему возможность увидеть мир с самых неожиданных для него сторон, суметь сформировать собственное миропонимание и даже занять в современной мировой гуманитарной науке определённое весомое положение. Но самое главное, что он смог ощутить себя не безликим винтиком в глобальных процессах всеобщего развития, а дерзнуть на их представление в контексте своего собственного участия, равно и как участие любого другого человека в необратимом созидательном природном движении к ноосферному миропорядку (по В.И.Вернадскому).

Этот вывод для Алексея Савина стал, пожалуй, едва ли не самым важным в его жизни. Он смог дать ощущение космического полёта и способности сотворения невозможного по обычным обывательским меркам.

Всего в научно-исследовательском институте он проработал 16 лет, закончил аспирантуру по кафедре системного анализа (теория вероятностей, теория игр, исследование операций, анализ больших систем и др.), написал ряд научных работ по развитию боевой авиации. Но сразу защитить диссертацию ему не удалось, так как Алексей Савин принял предложение занять должность старшего офицера Управления вооружения Министерства обороны СССР. Безусловно, ему было бесконечно жалко уходить из военного представительства и института, к которым он «прикипел» всей душой. К тому же Алексей Юрьевич хорошо понимал, что ни в каком другом месте уже не найдет такого созвездия талантов. Но, как любому военному человеку, ему был необходим служебный рост, и, ощущая открывающиеся пред ним особые перспективы, Алексей Юрьевич Савин решительно перешёл на новое место службы.

С переходом на работу в Министерство обороны в жизни Алексея Юрьевича произошли события, которые впоследствии не только привели его к вершинам истинной военной карьеры, но и позволили создать уникальную в своем роде специальную часть 10003. Вот как Алексей Юрьевич в своих дневниках рассказывает об этих днях своей жизни.

«В то время Управление вооружения Министерства обороны СССР возглавлял любимец министра обороны маршала Советского Союза Д.Ф.Устинова – генерал армии Виталий Михайлович Шабанов. Прежде чем занять высокий пост В.М. Шабанов некоторое время работал заместителем министра радиоэлектронной промышленности СССР. Это был грамотный и весьма одарённый человек. Его редкая эрудиция, помноженная на опыт работы в промышленности на постах главного конструктора сложнейших оборонительных систем и заместителя министра, фантастическое чувство новизны и основательность при принятии решений делали его исторически значимой фигурой в области создания вооружений и военной техники. Ни до него, ни после, фигур близких по масштабам его личности, профессиональным качествам и природной одарённости, не было.

Среди всех генералов и офицеров, входивших в «гвардию» Шабанова, особо выделялся капитан первого ранга Анатолий Шурыгин.

Это был образцовый офицер. Его выдержанность, чёткость, аккуратность, мужество, великолепная эрудиция и воспитанность сразу бросались в глаза. А незаурядные аналитические способности, научная и инженерная интуиция делали Анатолия незаменимым особенно при решении сложных задач, требующих поистине гениальных прозрений. Именно ему в середине восьмидесятых годов было поручено сформировать особую аналитическую группу из пятнадцати человек, которая бы работала непосредственно с генералом В.М. Шабановым.

Это должен был быть своеобразный аналитический центр при крупном руководителе и выступать в роли основного интеллектуального звена всей службы вооружения. При этом создаваемый центр должен был решать и несколько дополнительных, достаточно необычных, задач. Отбор в группу был крайне тщательным и строгим. Попасть в нее оказалось не только очень престижно, но и перспективно. Половина должностей имела генеральскую категорию, а оклады намного превосходили денежное содержание офицеров, работающих в других подразделениях. Шурыгин, ощущая свою интеллектуальную силу и высокие организаторские способности, не боялся брать в команду самых незаурядных людей. При этом со многими кандидатами беседовал сам Шабанов, давая потом свои рекомендации по понравившемуся или наоборот кандидату. Сначала я не ожидал, что меня пригласят работать в этой группе, но к моему удивлению в один из вечеров Анатолий Анатольевич Шурыгин сам позвонил мне домой и предложил место в своей группе. Я, не кокетничая, сразу согласился.

И вот как-то в июне 1989 года вызывает меня командир и передает несколько документов. На них не было грифа секретности, но Шурыгин сразу предупредил, что тема весьма деликатная и распространяться о ней даже коллегам до поры до времени крайне нежелательно. Я понимающе кивнул и пошел в свой кабинет, привычно спрятав бумаги в папку.

Сосед по кабинету занимался своими делами и даже не поднял глаза при моем появлении. У нас вообще было не принято совать нос в чужие задания, так как, во-первых, у всех и без этого хватало работы, а во-вторых, мы, как аналитики, часто получали задания, которые не подлежали огласке, даже в своем коллективе.

Сев за стол, я открыл документы, и холодок пробежал по моей спине. Задание и в самом деле было весьма необычным а, главное – совершенно далеким, как от моей профессиональной направленности, так и от всей службы вооружения в целом. Вопрос касался проблем сверхчувственного восприятия (экстрасенсорики), и использования этого феномена в интересах обороноспособности и безопасности страны. Мне же было приказано всесторонне рассмотреть эту тему и подготовить доклад начальнику Генерального штаба с предложениями о целесообразности проведения работ в данном направлении.

Надо сказать, что я с детства сам обладал некоторыми способностями в области парапсихологии, но всегда тщательно это скрывал, боясь вызвать к себе недоверие со стороны окружающих и стать мишенью насмешек со стороны коллег. И уж, разумеется, я никак не предполагал, что столкнусь с этим явлением вплотную, а тем более профессионально.

Признаться, сначала в необычном поручении мне показался подвох со стороны Шурыгина. Дело в том, что этот проницательный человек запросто мог вычислить мои необычные способности и поэтому именно мне дал такое необычное задание. Но потом, успокоившись, я понял, что мотив у Шурыгина был совсем иной. Видимо он считал, что я по складу своего характера и неуемной жаждой познания всего нового с энтузиазмом возьмусь за этот непростой, но интересный вопрос и причем подойду к нему с душой, а не формально. Вчитываясь в документы, я быстро понял, что эти материалы уже побывали в самых высоких инстанциях и параллельно их отслеживает всесильный в ту пору КГБ.

Это в какой-то степени облегчало задачу. Поэтому, не мешкая, я, позвонил в секретариат Председателя Комитета госбезопасности и, представившись, попросил связать меня с куратором темы по их линии. И действительно через некоторое время мне перезванивает полковник Михаил Александрович Бажанов и бодрым голосом сообщает, что он сам из Военно-Воздушных Сил, и общая координация работ возложена именно на него, а вовсе не на «комитетчиков». Безусловно, я обрадовался такому повороту дел и пригласил нового коллегу к себе. Вскоре мне перезвонили из КГБ, подтвердив полномочия Бажанова. Этот второй звонок окончательно развеял последние сомнения относительно серьезности предстоящей работы.

Нельзя сказать, что я был счастлив от нового направления моей деятельности, но появление соратника заметно прибавляло настроения. Поэтому, вдохновленный появлением коллеги, я набрал номер библиотеки В.И.Ленина, и попросил подготовить мне максимально полную подборку книг и статей по вопросам феноменальных способностей людей, в том числе экстрасенсорным. В библиотеке меня неплохо знали, поэтому просьба была выполнена в кратчайшие сроки. Не успел, я успел сделать еще и пары звонков, как в мою комнату буквально ворвался энергичный полковник в авиационной форме с радостной улыбкой на лице. Это был Михаил Бажанов. Оказалось, что раньше мы с ним уже неоднократно пересекались, и эти встречи оставили в его памяти приятный след. В разговоре выяснилось, что Бажанов занимается темой экстрасенсорики уже несколько месяцев подряд и настолько ей увлечен, что намеревается посвятить этой проблеме все оставшиеся годы своей службы в Вооруженных Силах СССР. Через час он основательно ввел меня в курс дела, а я в свою очередь выдвинул Бажанову свой план дальнейших действий.

План заключался в предложение создать из компетентных специалистов комиссию по экспериментальной проверке возможностей людей, отмеченных в документах в качестве обладателей феноменальных способностей. Я искренне предполагал, что только на основании заключения этой комиссии можно было бы написать объективный доклад руководству Минобороны. Однако Михаил в ответ на мое предложение нахмурился и заявил, что комиссию мы будем собирать не менее пяти-шести месяцев, а потом проводить экспериментальные проверки, которые также займут не менее трех-четырех месяцев. И лишь к его пенсии сможем едва-едва написать и согласовать со всеми инстанциями доклад начальнику Генеральному штаба. Выслушав все его опасения, я буквально поклялся, что организационные вопросы беру на себя, и максимум через два месяца мы будем иметь готовый к представлению руководству доклад.

Собеседник тяжело вздохнул и, скрепя сердцем, согласился, поскольку другого выхода у него попросту не было. Как ни странно, но мы действительно уложились в этот срок, собрав как энтузиастов, так и ортодоксов в особую комиссию, организовали ее четкую работу, провели несколько совещаний с учеными и руководством нескольких военных структур и даже успели понаблюдать за практической работой экстрасенсов, которых подвергли самой основательной проверке. Сначала все шло, «без сучка и задоринки». Экстрасенсы показали действительно высокий уровень своего мастерства, а ученые без особых замечаний подписали акт экспертизы, после чего счастливый Бажанов, прорвался к начальнику Генштаба и блестяще ему доложил. Именно после его доклада была подписана историческая директива о создании в Генеральном штабе подразделения, ответственного за проведение работ по инновационным технологиям, к которым бола отнесена также и деятельность людей, наделенных неординарными способностями, в интересах Вооруженных Сил СССР.

Однако не успел я с чувством выполненного долга вернуться к своим прямым обязанностям, как раздался звонок из Генерального штаба. По телефону мне с сожалением сообщили, что Бажанов решением министра обороны маршала Язова уволен из Вооруженных Сил, а начальник Генштаба вызывает меня к себе на доклад.

Безусловно, я был крайне удивлен и огорчен таким поворотом дел. Учитывая, что в армии не принято через голову непосредственных командиров давать какие-либо указания, о создавшейся ситуации я немедленно доложил Шурыгину. На мой доклад тот мудро рассудил, что если люди такого уровня напрямую вышли на меня, то у них действительно случился форс-мажор, а мне, не мешкая, нужно ехать к начальнику Генерального штаба. Докладывать большому начальству мне было не впервой, но генерала армии Моисеева я до этого видел лишь на трибуне и на иллюстрациях в военных журналах. Единственное, что мне было известно, так это то, что многие генералы его побаивались за высокую требовательность и принципиальность. Я же не знал даже, какие документы мне необходимо было взять с собой. Поэтому поехал с пустыми руками, ощущая всем телом и душой давящий физический и моральный дискомфорт. У второго подъезда величавого здания Генштаба меня уже ждали и без лишних слов проводили на пятый этаж в приемную начальника Генерального штаба Вооруженных Сил Советского Союза. Оказавшись в приемной, я скромно присел на краешек одиноко стоящего стула и с интересом стал изучать интерьер помещения и его посетителей.

Неподалеку за небольшим столиком сидели генералы с бесчисленным числом звезд на погонах и о чем-то тихо беседовали. Несколько раз в приемную заходил помощник Моисеева генерал Валерий Залогин, каждый раз бросая на меня любопытные взгляды и чему-то про себя улыбаясь. Я же спокойно наблюдал за дежурным офицером и размышлял, что его службе не позавидуешь: все время надо быть собранным, знать людей, обстановку, быть готовым на любые вводные и блестяще владеть всеми премудростями службы рядом с таким высокопоставленным шефом. Неожиданно мои размышления прервал звонок дежурному, после которого тот пригласил меня в кабинет начальника Генерального штаба.

С трудом протиснувшись сквозь тяжело открывающиеся массивные двери, я вошел в огромный кабинет и нерешительно остановился, вытянувшись по стойке «смирно». Моисеев с усмешкой взглянул на меня и сказал, чтобы я не робел, а смело входил. Крепко пожав руку, он предложил мне присесть на кресло у приставного столика. Опустившись в свое кресло, Моисеев некоторое время внимательно изучал меня, а затем начал задавать вопросы о выводах комиссии, в которой я недавно работал, спрашивал о результатах проведенных экспериментов. При этом генерал слушал меня очень внимательно. Вскоре от моего прежнего напряжения не осталось и следа, а речь становилась все более четкой и по-деловому краткой. Моисеев немного удивился моей смелости, и поинтересовался, как бы я сам построил работу в этом направлении. Не чувствуя подвоха и предполагая, что тема ляжет целиком на плечи сотрудников Генерального штаба, я буквально на ходу смело и несколько идеализированно изложил свое видение постановки и проведения подобных работ.

Начальник Генерального штаба ни разу не перебил мою речь, но как только я окончил говорить, он вдруг задал вопрос, тут же в корне изменивший всю мою дальнейшую жизнь:

– А Вы бы сами согласились возглавить данное направление работ?

Я, не раздумывая, согласился.

Начальник Генерального штаба улыбнулся и доброжелательно, безо всяких напутствий попрощался со мной, сказав, чтобы я на следующий день принимал кабинет, проверял связь и оформлял все необходимые документы. В Управлении заместителя министра обороны по вооружению меня с нетерпением ждали мой коллега Прокофьев и командир. Я подробно доложил о своем разговоре с Моисеевым и согласии перейти в Генеральный штаб. Я почувствовал, что Шурыгину было жаль расставаться с сильным работником, но он, не подал виду, вслух сказав, что очень рад за меня и повел на доклад к заместителю Министра обороны по вооружению. Тот принял нас достаточно быстро, так как уже знал о моей поездке в Генштаб и результатах доклада Моисееву, который, во избежание возможных неловких ситуаций по отношению к моей персоне, сам позвонил моему начальнику и сообщил о своем решении. Так появилась на свет ставшая впоследствии легендарной специальная войсковая часть 10003.

Рассчитаться с делами в аппарате вооружения оказалось делом нескольких часов, и уже на следующий день я оказался в своем новом кабинете: читал перечень мебели, сейфов, оргтехники, проверял связь по всем каналам своих восьми телефонов, устанавливал контакт с автобазой и знакомился с водителями своих двух круглосуточных служебных автомобилей. Сразу было видно, что я попал в хорошо отработанную систему организации работ и управления штабом. Мне оставалось лишь работать, причем работать непросто хорошо, а очень хорошо. Однако не успел я толком освоиться в своем новом кабинете, как раздался звонок помощника начальника Генштаба, который сообщил, что меня вновь вызывает к себе генерал армии Моисеев.

Признаться, я несколько удивился таким быстрым темпам. На этот раз встреча с Начальником Генерального Штаба носила более сухой характер и состояла исключительно из его прямых указаний. Причем масштаб и сложность задач, которые возлагал на меня новый командир, буквально поражала. В душе же я искренне поблагодарил своих предыдущих начальников за тот опыт и школу работы при решении самых трудных, неожиданных, а, порой, даже фантастических, на мой взгляд, вопросов и задач.

Конец ознакомительного фрагмента.