Дизайнер обложки Екатерина Бирюкова
© Василий Богданов, 2017
© Екатерина Бирюкова, дизайн обложки, 2017
ISBN 978-5-4474-1947-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
I. Н. И.
Всякий бы понял, насколько правильный человек Николай Иванович Гаврилов (которого знакомые называли просто Н. И.), если бы случайно оказался по соседству с ним в ресторане или кафе и получил возможность наблюдать за тем, как он обходится с использованной бумажной салфеткой.
Все люди по-разному складывают её: кто небрежно комкает, кто мастерит оригами, кто скатывает в плотный бумажный шарик, а кто и в колбаску, некоторые рвут на части, другие сворачивают такое количество раз, пока не выйдет малюсенький квадратик.
Н. И. поступал так: он складывал салфетку строго по диагонали, после чего тщательно проводил по месту сгиба ногтем, оставляя на мягкой бумаге глубокий след, затем получившийся треугольник ещё раз сворачивал пополам и вновь ногтем подчёркивал линию сгиба. Потом он аккуратно подтыкал использованную салфетку под край тарелки.
Другое дело жена Н. И. – Анна Геннадьевна. Она лишь слегка прижимала салфетку к губам и тотчас возвращала на стол почти в неизменном виде с едва заметным влажным вздутием в том месте, где соприкоснулись бумага и губы. Если официант запаздывал, Анна Геннадьевна от скуки начинала теребить бумажный квадрат, отщипывая от него по кусочку, до тех пор, пока тот не обращался в круг с обкусанными краями, на котором она вилкой процарапывала два глазка и улыбку.
Дочь Н. И. – пятнадцатилетняя Надежда Николаевна, в отличие от своих родителей, вела себя крайне неряшливо: она бросала скомканную салфетку со следами помады в пепельницу так, словно салфетка стала ей безразлична немедленно после употребления.
К своим тридцати девяти Н. И. многого добился в жизни, при этом никогда не лгал, не подличал, никого не подсиживал, не нарушал своих принципов ради денег, всегда был справедлив к подчинённым, честно вёл себя с партнёрами по бизнесу и равномерно распределял время между семьёй и работой.
В отличие от большинства мужчин, он не посещал ночных клубов, казино, домов терпимости, саун и экзотических спа-салонов, предлагавших интимный массаж, не заводил курортных романов, не опускался до интрижек на работе и даже не флиртовал! Поэтому друзья и коллеги мужского пола частенько за глаза называли его обидным словом «подкаблучник», а женского – единодушно сходились во мнении о том, что Гаврилов – «настоящий семьянин не в пример другим».
Другие, о ком обычно шла речь, находились либо в разводе, либо, если и были женаты, то, как правило, имели любовниц или же состояли во втором, третьем, четвёртом и так далее браке, выбирая в спутницы жизни манекенщиц, танцовщиц кабаре, официанток, горничных, секретарш и прочий обслуживающий и развлекающий персонал без признаков высшего образования. Н. И. был женат единожды на докторе экономических наук, профессоре кафедры экономической теории, о разводе даже не помышлял, а жену, возрастом превосходившую его на десять лет, боготворил.
Случалось, вечером супруги отправлялись в итальянский ресторан на автомобиле Гаврилова, предварительно оставив машину жены на парковке, потому что Анна Геннадьевна любила за ужином пропустить бокал светло-соломенного «Гевюрцтраминера». Красное вино она не переносила, так как оно вызывало у неё приступы мигрени.
– Нет, ты представляешь, Николай? – как-то сказала она, находясь в состоянии крайнего возбуждения, и брови её слегка взлетели вверх.
Поставив бокал «Гевюрцтраминера» на скатерть, она снова схватилась за стеклянную ножку и сделала ещё один приличный глоток.
Н. И. за годы совместной жизни с Анной Геннадьевной успел убедиться в том, что внешне интеллигентное научное сообщество, частью которого была его жена, изнутри – подобие серпентария, поэтому он прекрасно «представлял», но вместе с тем даже ему была удивительна степень человеческой мелочности, от которой пострадала супруга. Собственное отношение к ситуации он выразил словосочетанием:
– Детский сад!
– Вот именно! – согласилась жена и поставила бокал на скатерть так, будто бы вколотила гвоздь.
– Так, значит, ты просто припарковала свою машину слишком близко к его? – уточнил Н. И., по выражению лица Анны Геннадьевны угадав, что её снедает острое желание пересказать историю во второй раз.
– Ну да. Представляешь? – с готовностью выпалила она.
Поощряя её, Н. И. сочувственно покачал головой, вытер и без того сухие тонкие губы салфеткой, свернул её в своей обычной манере, отметив ногтем линию сгиба, и приготовился слушать.
Однако в этот момент Анне Геннадьевне вдруг показалось, что она злоупотребляет терпением мужа, и, весело рассмеявшись, она махнула рукой со словами:
– Господи, Николай! Опять я… опять я раздуваю из мухи слона!
– Да нет же! – бросился разубеждать её Н. И. – Ни в коем случае!
– Ты, наверное, устал, друг мой, – продолжала она, поглаживая его по щеке, – а я снова… я снова нагружаю тебя своими проблемами. Да.
У неё была странная манера: несколько раз повторять слова и обязательно закруглять фразу почти неслышным «да», что придавало речи мурлыкающую музыкальность.
– Нисколько! – воскликнул Гаврилов. – Мне очень интересно.
– Давай же просто… просто поужинаем, получим удовольствие от еды, – она подняла бокал, держа его за ножку, – и вина!
Но Н. И. решил не сдаваться:
– А что за джип был у того типа? – спросил он.
– Ты знаешь … – она отставила бокал в сторону, – ты знаешь, у него был здоровенный такой джип, очень-очень старый. Да. Ещё и грязный в придачу. Да. Большой старый грязный джип. Вот что у него было.
– Ну-ну, понятно. А как близко ты стояла? Так? – Н. И. руками изобразил расстояние.
– Нет, ты что, Николай, вот так, – ответила Анна Геннадьевна, показывая расстояние вдвое меньше. – Ведь там же мало места на парковке и всегда стараешься… всегда стараешься вставать как можно компактнее…
– Действительно, тесновато, – заметил её муж, потирая подбородок, – тогда понятно, почему он не мог открыть заднюю дверь и достать свой пиджак.
– Да кто же спорит! – жена всплеснула руками. – Но ведь он мог… он мог нормально меня попросить отъехать? Мог? Уж, наверное, язык бы у него не отсох, если бы он сказал слово «пожалуйста»?
– Да уж не отсох бы.
– А он что сделал? – всё более возбуждаясь, продолжала Анна Геннадьевна. – Подходит к моей машине эдаким… эдаким, знаешь, гоголем и пальцами так по стеклу барабанит, ну, я же что, я естественно опускаю, а он: «Хорошо припарковалась, барышня?»
Сделав паузу, жена выразительно посмотрела на мужа. Тот сочувственно покивал.
– Нет, ты представляешь? Представляешь? Мне, женщине, которую он видит первый раз в своей жизни, доктору экономических наук, заявить: «Хорошо припарковалась, барышня?» Как будто я какая-нибудь… какая-нибудь профурсетка! Я чуть не задохнулась от возмущения.
– Вот хам! – сурово сдвигая брови, произнёс Н. И.
– Нет, ну скажи, что я была? Неправа? Что я такого сделала?
– Ты всё правильно сделала.
Анна Геннадьевна ела карпаччо, а Н. И. – свой любимый салат с рукколой и помидорами черри.
– Ну, конечно, права, – ответил он, наворачивая на вилку листики салата и одновременно умудряясь подцепить стружку твёрдого сыра.
– Просто спросила, нельзя ли повежливей. А он? Он, знаешь, что мне ответил? Повежливей, это как? Машину тебе разбить? Нет, ты представляешь? Представляешь?
Н. И. почувствовал острое желание вступиться за жену:
– Надо будет его найти и с ним по-мужски разобраться! – сказал он, хотя в действительности слабо представлял себе, как люди разбираются между собой «по-мужски».
– Так ведь кто бы мог подумать, что он… что он, мало того, что нахамил тогда! Он запомнил… запомнил меня и потом ещё отомстил! Это так мелко! Так подло! У меня просто нет слов! Я никак не ожидала… не ожидала, что мужчина может оказаться таким вот ничтожеством!
– Да уж, – кивнул Н. И.
– Ты представляешь, – продолжала Анна Геннадьевна, – как я… как я была шокирована сегодня, когда выходит журнал… выходит журнал, где должна быть моя статья, а её там нет! Её там нет. Ты представляешь? Представляешь?
Она допила остатки вина, и муж потянулся к ведёрку со льдом, где лежала бутылка, но его опередил официант.
– Этот… – жена проследила за официантом, пока тот наливал вино, и, дождавшись его ухода, продолжила – … козёл оказался новым главным редактором нашего журнала! Представляешь! Нет, ты представляешь! И из-за той нашей стычки на парковке, которая… которая была неделю назад! Неделю назад! Любой бы нормальный человек уже давно забыл бы об этом! Он отдал распоряжение мою статью убрать, хотя номер был уже свёрстан!
– А как он, кстати, узнал, что это именно твоя статья? – удивился Н. И.
– Ну, там же есть моя фотография.
– А-а-а, понятно, – Гаврилов развёл руками и во второй раз произнёс, – детский сад!
– Вот я и говорю, детский сад, – жена выдохнула и сделала очередной глоток.
Для того чтобы разрядить обстановку, Н. И. взял её маленькую сухую руку в свою и произнёс:
– Наверное, у него просто здоровенный геморрой в заднице – вот он и злой!
Анна Геннадьевна засмеялась. Смеялась она как девчонка, тонко и заливисто, что было неожиданно для пятидесятилетней женщины.
– Точно, геморрой в заднице! Но разве можно так говорить, – она прикрыла губы салфеткой, – мы же с тобой культурные, образованные люди! А кстати, как правильно? – выражение озабоченности скользнуло по её лицу. – Геморрой в заднице или геморрой на заднице?
– А что здесь некультурного? – отозвался Н. И. – И геморрой, и задница – вполне литературные выражения.
– Нет, я имею в виду, что культурные люди должны дружить с предлогами! А знаешь, что про него рассказывают? – внезапно оживилась она.
– Что? – спросил Н. И.
– Что он крутит со студентками! Представляешь? Нет, ты представляешь? Такой старый козёл, а крутит со студентками! С первокурсницами!
– А сколько ему лет?
– Да лет за пятьдесят. Это точно.
Н. И. мысленно посчитал, что ему до указанного возраста осталось одиннадцать лет, и хотел было вздохнуть, но передумал и спросил:
– А что теперь будет со статьёй?
Анна Геннадьевна махнула рукой:
– Не волнуйся, друг мой, я уже переговорила по этому поводу… переговорила с Пинигиным, и он обещал зайти к ректору. Да. Так что, думаю, скоро нашего хама вызовут на ковёр.
– Ну, ясно, – кивнул Н. И., – он ведь ещё не знает, с кем связался! С мастером интриг!
Жена улыбнулась:
– Это точно! Мокрого места от него не оставлю. А статью опубликуют в следующем номере. Только в связи с этим у меня возникла ещё одна проблема.
– Какая? – с участием поинтересовался муж.
– Пинигин, естественно, (ну, ты же его знаешь!) попросил меня о встречном одолжении. Да. Он по горящей путёвке улетал в Египет и хотел бы… он хотел бы, чтобы я провела за него три семинарских занятия. Я согласилась, но совсем-совсем забыла, что у меня вылетает четверг! В четверг же я никак не могу его заменить, потому что… потому что у меня эта конференция. Да. И там я… там я делаю свой доклад. Как теперь выкручиваться, просто ума не приложу. Ко всем уже обращалась, и все отказываются. А если занятие сорвётся, Пинигин будет в ярости. Да. Он точно будет в ярости.
– А нельзя просто договориться со студентами, чтобы они не приходили? – осторожно предложил Гаврилов.
– Нельзя. Всё равно найдётся кто-нибудь, кто настучит в деканат. Так что, называется, не было забот… Да…
– Да уж. И что ты намерена делать? Сегодня уже понедельник.
Анна Геннадьевна развела руками:
– Я не знаю… не знаю, что делать.
– Слушай, – Н. И. секунду помедлил, – у меня, по-моему, в четверг нет особых дел…
– Ты хочешь… хочешь пойти вместо меня? – радостно удивилась она.
– Не то чтобы хочу, но если другого выхода нет, то почему бы и нет? Я ведь тоже, как никак, оканчивал ваш институт и даже, благодаря твоим стараниям, защитил диссертацию!
– Да, но о чём ты с ними будешь разговаривать целую пару? Нужно же… нужно же знать материал!
– О жизни, – ответил Н. И., по благодарному тону жены поняв, что сделал то, чего от него ожидали.
– Я буду разговаривать с ними о жизни, – повторил он. – На каком они курсе?
– На первом.
– Тем более! Неужели ты думаешь, что я не смогу занять их на час… Сколько там идёт пара?
– Час двадцать.
– На час двадцать?
– Это тоже не очень хорошо, – задумчиво протянула Анна Геннадьевна, потому что ты не имеешь… не имеешь права преподавать.
– А кто узнает, что я самозванец?
– Ты прав. Никто. Главное… главное, чтобы учебный процесс не прерывался. Да.
– Вот видишь! – радостно воскликнул Гаврилов и, внезапно понизив голос, продолжил: – Ну-ка, оглянись. Только осторожно.
Жена повернула голову.
– Это не Надежда ли там сидит? – спросил Н. И. заговорщицким тоном.
– Где?
– Вон за тем столиком?
– Точно, она! – Анна Геннадьевна перегнулась к мужу. – Интересно, что она здесь делает? Ведь у неё же… у неё же репетитор?
Н. И. тоже подался поближе к жене и, взглянув на часы, прошептал:
– Репетитор у неё был до шести, а сейчас семь.
– А откуда у неё деньги… – спросила Анна Геннадьевна, – на ресторан?
– Ну, мы же даём ей на карманные расходы!
– А ты узнаёшь эту девицу, которая с ней? – продолжала она. – Опять, опять она с этой Янкой! Ты знаешь, меня очень, очень беспокоит, что они общаются…
Н. И. почесал шею:
– Ну и что, Яна разносторонняя девушка, – сказал он и с улыбкой задал вопрос: – А мы так и будем шептаться?
Анна Геннадьевна улыбнулась в ответ и откинулась на спинку стула.
– Как ты думаешь, нам следует раскрыть своё присутствие? – громко спросила она.
Н. И. пожал плечами. Жена допила вино и сказала:
– Кстати, ты в курсе, друг мой, что в выходные наша дочь хочет ехать в другой город к какому-то мальчику, с которым она познакомилась по интернету?
– Да, – Гаврилов наполнил её бокал.
– Может, ты тоже выпьешь хотя бы полбокала? – спросила она, взглядом указав на его нетронутое вино.
– Нет, ты что! Я же за рулём!
Н. И. имел твёрдый принцип: не употреблять за рулём ни капли спиртного.
– Выпьешь грамм – потом объясняйся с гаишниками! – продолжил он.
– С половины бокала ничего не будет, – сказала Анна Геннадьевна. – А вообще, неплохо было бы узнать, где мой салат? А то я сейчас совсем… совсем опьянею. Да.
– Ну, как ничего? Будет запах, лишний повод для подозрений, – Н. И. решительно отставил свой бокал в сторону.
– Зачем тогда ты себе наливаешь? – спросила жена.
– Чтобы составить тебе компанию, – улыбнулся он. – Про этого кибермальчика я в курсе.
– И что ты думаешь делать? О, наконец-то! – Анна Геннадьевна радостно всплеснула руками. – Нашу еду несут!
Официант, извинившись за задержку, поставил блюда на стол.
– Я обещал ей, что мы это обсудим, – сказал Гаврилов.
– Ну, и как ты считаешь? Надо ли её отпускать?
– Отпускать не надо. Но нужно обязательно объяснить почему. Простой запрет может вызвать протестную реакцию, и она сбежит.
– Легко сказать, – скептически хмыкнула Анна Геннадьевна, – ты же сам знаешь, как её трудно переубедить! Почти как меня!
– А ты, кстати, насколько я помню, сбегала к какому-то парню в шестнадцать лет!
– Не в шестнадцать, а в восемнадцать, – она весело рассмеялась. – Села на поезд и махнула к нему в Киев! Да. Приехала, нашла его общагу. Вот он удивился-то! Подумал, наверное… подумал, что я дура…
Помолчав, она продолжала:
– Но я его, по крайней мере, знала до этого. Мы встречались вживую, что называется. Да. А этот мальчик из интернета, вдруг он… вдруг он сексуальный маньяк?
– Аня, – сказал Н. И., поднося вилку ко рту, и посмотрел куда-то поверх плеча жены, – она нас заметила, идёт сюда, поэтому давай-ка свернём дискуссию.
Дочь приблизилась к их столу, поздоровалась и спросила:
– А вы чё здесь затихарились такие скромные?
– Садись, – Н. И. отодвинул от стола третий стул.
– Да не, я с подругой.
Надя неопределённо мотнула головой в сторону. Исходя из представлений родителей о том, как должна одеваться девушка, внешний вид дочери был несуразен: мешковатые армейские брюки со множеством карманов и толстовка, на голове капюшон.
– Хочешь, мы тебя отвезём? – предложил Гаврилов.
– Не. Мы сами.
– Расскажи нам… расскажи нам про того мальчика, – вмешалась Анна Геннадьевна.
– Про какого?
– Из интернета.
– Про Артура что ль?
– Я не знаю, – сказала Анна Геннадьевна, – к которому… к которому ты намылилась.
Дочь устало взглянула на мать.
– Надь, мы с тобой потом об этом поговорим, – мягко сказал Н. И.
Она равнодушно пожала плечами:
– Ну, я пойду?
– Как сегодня позанималась с репетитором? – спросила вдогонку Анна Геннадьевна.
Муж слегка коснулся её ноги под столом, давая понять, что пора отпустить дочь.
– Нормально, – через плечо бросила Надя.
– А кто это там с тобой? – продолжала Анна Геннадьевна.
Дочь остановилась на некотором расстоянии от стола родителей и повернулась к ним лицом. Н. И. подумал, что помада на её губах выглядит крайне неуместно.
«Что может интересовать взрослых пятидесятилетних мужчин в таких вот девочках?» – подумал он, вспомнив рассказ жены о новом редакторе институтского журнала.
– Мам, ты прекрасно ее знаешь. Это Яна, – терпеливо объяснила Надя.
– А ты прекрасно знаешь, что я не одобряю ваше общение.
– Ну, – пропуская замечание мимо ушей, спросила дочь, – теперь я могу идти?
– Да, конечно, – вмешался Гаврилов. – Идите, общайтесь.
Когда Надя наконец ушла, Анна Геннадьевна посмотрела на мужа с укором:
– Почему ты всё время встаёшь на её сторону?
– Я? Вовсе нет. Просто сейчас не самый подходящий момент обсуждать с ней её кибермальчика и отношения с новой подругой.
– А когда будет подходящий?
– Я знаю когда.
– Ну да, конечно, друг мой, – Анна Геннадьевна несколько раз раздражённо кивнула головой, – к тому времени она уже сделает нам ручкой!