3
Так прошло два года волонтёрства, и в мае, когда мой абонемент в тренажёрке вот-вот должен был истечь, очередная группа немецких туристов-меценатов осела в гостинице «Спутник».
Я общался с руководителями немецкой группы Хольгером Майером и его женой Урсулой. Они всегда приезжали с тремя детьми. В этот раз детям исполнилось шесть, четыре и два года. Там были коляски, подгузники, соски, плач и смех. Весь автобус развлекался и развлекал, обласкивая детей. Так уж у них заведено: одна большая семья. Один тащит коляску, другой ведёт старшего ребёнка, третий играет в ладушки со средним, мама кормит грудью малыша. Папа обсуждает вопросы передачи лекарств непосредственно родителям детей.
Я сам предложил такую схему: родители хранят лекарства у себя дома. Иначе в больнице немецкие лекарства просто меняют на отечественные. Родители не успевают опомнится, как в капельницы втыкают абы-что…
Так и живём.
В назначенный день я пришёл к гостинице, предварительно взяв выходной на работе. Всё было тщательно спланировано: поездка в онкологическую больницу в Боровлянах, общение с родителями, обед в таверне на природе, поездка в сиротский дом, раздача слонов. То есть подарков.
Всё было спланировано, кроме одного.
По плану за немецкими гостями закрепляли белорусских волонтёров-переводчиков. Этим занималась благотворительная организация «Вясна». Я пришёл, когда группа переводчиков уже была в сборе. Мы встретились в фойе.
Окинув взглядом молодых людей, я пришёл к неутешительному выводу, что все они враждебно настроены против меня. Там были в основном девушки. Они стояли полукругом, некоторые сложив руки на груди, критично оценивали новоявленного начальника, то есть меня. Я был одного с ними возраста, и, как им казалось, по блату выбился в руководители. Некоторые дамочки недовольно дули губки, отворачивались спиной – они пришли поразвлечься, пообщаться, а тут их «построили».
Так вот, я только собрался открыть рот, чтобы рассказать, чем мы сегодня будем заниматься, как мои глаза встретились с её взглядом. Мисс-фитнес из тренажёрки смотрела на меня так же холодно и скептически, как и остальные, так же равнодушно отводила глаза, презрительно поджимала губы.
Я проглотил обиду, нервно сжал кулаки. Мне хотелось провалиться сквозь землю, и забытое чувство стыда вызвало панику, окатило жаром.
Уж не помню, что я там наплёл про поездку. Хорошо, что подошёл Хольгер. Тогда я вздохнул с облегчением, переключившись на немецкий. Сразу стало легче, официальнее.
Волонтёры оживились, мой безупречный немецкий нещадно полился на их неокрепшие уши.
Причина, по которой волонтёры записываются в волонтёры, в девяносто девяти случаев из ста заключается в простом желании пообщаться с носителями языка, установить связи и, может быть, может, поехать однажды в Германию на работу.
По программе au pair – помощница по дому, или сбор урожая, или ещё какая работа. Это и путешествие, и опыт общения, и, как знать, любовь с иностранцем. Замужество?
Кроме пожилых немцев приезжали к нам ещё их взрослые дети. Молодые парни попадались, но редко.
Я не обращал внимания на личные амбиции волонтёрш, моя задача сводилась к минимуму – распределить богатства среди бедных. Где-то в глубине души я чувствовал себя Робин Гудом.
Вопреки моим ожиданиям, девушка из тренажёрки уселась во втором ряду рядом с Урсулой, и дышала мне практически в затылок. Я болезненно переваривал её присутствие, мне хотелось повернуться и сказать что-нибудь, хотя бы упомянуть, что мы встречались раньше. Ну не мог же я начать извиняться в тот момент за инцидент с дверью?!
Или мог… Я мучился и сходил с ума. Проблема заключалась ещё и в том, что девушка была невероятно красивая, слишком красивая для меня, моих друзей, всех, кто сидел в автобусе, жил в городе. Обитал на планете.
– Анна, – услышал я за спиной её бархатный глубокий голос.
Она представилась и на самом плохом робком немецком принялась говорить с Урсулой сначала о погоде, потом о детях. Она стеснялась и глотала фразы, бросала на полуслове, отказывалась продолжать. Потом долго извинялась за ужасный немецкий. В общем ей было невероятно трудно.
Разговор за спиной зашёл в тупик, Ане не хватало слов, и тут Урсула по детскому наитию обратилась ко мне за помощью:
– Виктор, можешь помочь Ане? Она хочет сказать мне что-то важное.
Вихьтихь… Sehr wichtig. Я нервно сглотнул, перед глазами замелькали тёмные круги, кончики ушей стали красными, как угольки, запылали габаритными огнями.
Я медленно поворачиваюсь и так же нейтрально, дружелюбно заглядывая между сидений, говорю по-немецки:
Конец ознакомительного фрагмента.