Миссия доброй воли. Глава 1. ЗЕМЛЯ, ПРАГА, МАЙ 2600 ГОДА (Роман Караваев, 2011)

Весеннее небо было высоким, прозрачным, пронизанным солнечным светом, в распахнутые окна вливался сладкий аромат сирени. Сирень в Праге цвела буйно; казалось, что берега Влтавы, и Старый город, и его окраины тонут в голубоватом мареве, захлестнувшем площади и улицы, дома, соборы и древний замок на горе. С высокой башни Дипломатической Академии Прага казалась одним цветущим садом.

– Есть место торгового атташе на Плутоне, – сказал Агеев. – Еще на станции Каппа-5. Туда тоже приходят караваны сервов. Очень перспективная работа! Каппа-5 – вполне современный терминал, два десятка шлюзов, вместительные пакгаузы, таможенный пост и персонал двадцать восемь человек. Даже девушки есть. Три, – добавил Агеев, заглянув в настольный дисплей.

Эрик тоскливо вздохнул. Ускоренный курс в Академии, годы упорного труда, горы книг и записей, гипноизлучатель, от которого в голове туман и сплошное верчение... Экзамены! Великая Пустота, что за экзамены! По дюжине в триместр! История, ксенология, экономика, кибернетика, статистика, политика, биология звездных рас, их языки... И что в результате? Плутон! Или Каппа-5, где целых три девушки!

– Регулирование товарных потоков между лоона эо и Федерацией – непростая задача, – с важностью произнес Агеев. – Подумайте об этом, Тревельян.

Непростая, молча согласился Эрик, только до омерзения скучная. Другое дело, были бы лоона эо в тех торговых караванах... скажем, их красавицы-девицы... тут могли бы завязаться романтические отношения, как у прадеда Вальдеса... трижды прадеда, если быть совсем уж точным... Но лоона эо домоседы, уединились в своих астроидах[1], а с внешним миром общаются через биороботов – смотри Зорин и Блай, «Основы ксенологии», глава «Теория контакта». Эрик представил, как торгуется с сервами: вы нам – партию чипов, а мы вам – копии статуй Родена и марсианский ансамбль песни и пляски в хороших записях... Торгуется на Плутоне или на этой Каппе-5, где даже солнышка не видно, не говоря уж о теплых морях, зеленых лесах и прочих улыбках Фортуны. Представив это, он скривился.

– Нечего личико делать, курсант Тревельян, – строго молвил Агеев. – То есть уже не курсант, а дипломированный специалист... И в этом качестве вы должны понимать текущие задачи. Галактика велика, нас мало, а работы много. Долг зовет! Такая вот диспозиция.

Агееву Павлу Никитичу, помощнику ректора Академии, было сто восемь лет, он служил когда-то в Звездном Флоте, а потому выражался по-военному кратко и точно. Эрик очень его уважал и никогда не пытался сканировать. Петр, старший братец, тоже был офицером и в свои сорок пять уже дослужился до коммандера. И средний их, Губерт, и сестра Марина – все согласно семейной традиции пошли на Флот, облачившись в голубые с серебром мундиры... «А вот у меня мундир коричневый, – уныло подумал Эрик, оглядев сверху вниз свой френч дипломата. – Но все-таки мундир! Тревельян без мундира – что ноль без палочки...»

Правда, ходить в нулях было очень приятно. Свобода, камерады, полная независимость и веселье! Хорошая компания, девушки, приятели и снова девушки... Девять лет Эрик болтался по планетам Федерации от Провала до Пограничных Миров, от Венеры и Марса до Киренаики. Когда хотелось, рисовал, не хотелось – купался в морях Гондваны, бродил в лесах Ваала или в земных Гималаях, охотился на Тхаре либо, договорившись с кем-нибудь из археологов, летел в экспедицию в дальний таинственный мир, чтобы покопаться среди загадочных руин... Это прощалось в семнадцать лет, и в двадцать, и даже в двадцать два, но потом стали поговаривать, что младший Тревельян – бездельник. Братья и сестра молчали, мать вздыхала, отец хмурился, а однажды буркнул в сердцах: «Позор семьи!» Жить в этом качестве Эрику не хотелось. Особенно при двух героических братьях и сестрице, лихой десантнице.

– Ну, так что вы выбираете, Плутон или Каппу-5? – спросил Агеев. – Всюду есть перспективы. Конечно, если голова на месте.

– Вы вот сказали, Пал Никитич, что Галактика, мол, велика, – с робкой надеждой отозвался Эрик. – Не найдется ли в ней местечка поуютнее, чем Плутон и Каппа-5? Скажем, где-нибудь на Данвейте или Тинтахе? Или хотя бы у дроми на Файтарла-Ата? Пусть без перспектив, зато под солнышком? И чтобы с морем?

– Солнышка ему захотелось!.. – неодобрительно пробурчал Агеев. – Солнышка и моря! Мельчает контингент! В прежние-то годы... – Ткнув пальцем в дисплей, он уставился на очередную запись, фыркнул, вызвал новую, потом еще одну, ворча под нос: – С солнышком и морем всякий рад служить отчизне... А ты вот на морозце послужи и в полном вакууме... Или, например, под солнцем, но таким, что кожа идет пузырями и лезет, как с гада ползучего... Или у моря с серной кислотой... Вот это – служба! А вам, молодым, всё оранжереи подавай... – Он вдохнул аромат сирени и буркнул напоследок: – И чтобы с приятным запахом!

«Хитрит, готовит каверзу», – подумал Эрик, совладав с желанием просканировать Агеева. Дар, полученный от предков вместе с капелькой крови фаата, не стоило тратить по мелочам. К тому же мысли Пал Никитича он прочесть не мог, поскольку не являлся в полном смысле телепатом – скорее, улавливал ощущения, чувства и общий настрой собеседника. Но в данном случае этого не требовалось, и так все было ясно. Не зря же по губам Агеева вдруг скользнула ехидная усмешка!

– Есть одно местечко, – сообщил он, сверившись с дисплеем. – Солнышко, море, приятное общество – всё, как вы просили. Запрос от группы Хурцилавы.

– От Вардана Леоновича? – отозвался Эрик. – Он у нас преподает основы дипломатической этики.

– Преподавал, – уточнил Агеев. – А теперь назначен руководителем особой группы в ранге посла. И ему нужен консул.

Эрик мысленно облизнулся. Консул! Высокая должность! Вчерашний курсант мог рассчитывать лишь на более мелкий чин помощника атташе. Или на должность атташе, но только на Плутоне.

– Справлюсь ли? – усомнился он, вспомнив, что скромность украшает юных дипломатов.

– Есть мнение, что справитесь. Вы ведь к языкам способный, так?

– Так, – подтвердил Эрик. Дела с лингвистикой у него обстояли отлично: язык лоона эо, плюс их торговый жаргон, плюс альфа-хаптор и альфа-кни’лина[2]. Легко изучать чужое наречие, когда ощущаешь тень мысли говорящего. Братец Петр тоже способен к языкам, хотя его ментальный дар оказался слабее, чем у Эрика. А вот у Губерта и Марины ничего такого не замечалось, да и у отца тоже. Отец говорил, что семейная хроника утверждает: дар проявляется спонтанно и непредсказуемо, поэтому нельзя прогнозировать, кто будет следующим его носителем. В этом старший Тревельян разбирался лучше всех – он продолжил хронику, начатую в позапрошлом веке. Первые записи в ней принадлежали Марку Вальдесу, сыну адмирала Сергея Вальдеса и Судье Справедливости.

– С языками у меня порядок, – произнес Эрик, пытаясь искоса разглядеть, что творится на дисплее у Агеева. – Если речь о кни’лина, то я за месяц перейду с альфы на живой разговорный. Запросто!

Попасть к кни’лина на Йездан считалось большой удачей. Там не только солнышко и море, там жители почти как люди! Хоть без волос и не слишком расположенные к землянам, зато красивые. Ходили среди курсантов слухи, что не все их дамы и девицы брезгуют волосатыми, а кое-кто очень даже наоборот. Словом, любви все гуманоиды покорны! Мечта, голубая мечта!

Только мечтой она и осталась.

– Кни’лина будут в следующий раз, – сухо заметил Агеев. – Хурцилава в другое место направляется. И нужен ему консул, атташе по культуре и переводчик. В одном лице.

– Это невозможно, – сникнув, молвил Эрик. – Три должности, и все разные... Ни одну с толком не исполнишь.

– Смотря где. – Агеев вдруг усмехнулся. – Консул по штату положен, но работы для него немного, а точнее – совсем ничего. Нет в том месте землян, и визу тоже никто не попросит. Что до культуры и культурных связей... хмм... с ними еще проще. Вы ведь, Тревельян, рисуете? Я слышал, хорошо рисуете? И стихи пишете?

– Хокку, – уточнил Эрик. – На японском.

– Ну и отлично. Гуляйте себе, пишите стихи и рисуйте в свободное время. Покажете свои картинки местным, пусть поудивляются и повысят свой культурный уровень. А вот как переводчику вам придется потрудиться.

– Придется? – встревожился Эрик. – Прошу простить, Пал Никитич, но я еще не давал согласия! Это куда вы меня загнать хотите? К лльяно, что ли?

Лльяно обитали очень далеко, и о них было известно немногое, а то, что на Земле знали, энтузиазма не внушало. Неприятная раса! Мохнатые, похожие на небольших медведей или росомах, не сеют, не жнут, огня не разводят, питаются мясом, и предпочтительно – сырым. Поговаривали, что у них нет запрета на поедание разумных существ, в том числе – инопланетных.

– С лльяно дипломатические отношения не установлены, – сообщил Агеев. – Полагалось бы знать, мой юный дипломат!

– В таком случае, куда... – начал Эрик, но его остановил повелительный жест Пал Никитича.

– К хапторам, на Харшабаим-Утарту. Или предпочитаете Плутон?

К хапторам! Эрик призадумался. Планета Харшабаим-Утарту была землеподобным миром, обладавшим всем, чем положено: океанами и континентами, лесами и полями, теплым солнцем и кислородной атмосферой. Более того, хапторы относились к гуманоидам, хотя на землян, фаата и кни’лина не походили. Огромные, мощные, с ороговевшей кожей цвета пепла и безволосой шишковатой головой, с полоской шерсти вдоль хребта и вертикальными зрачками... Словом, не эталон красоты, а что до психического профиля, так в том же учебнике Зорина и Блая говорилось ясно: отличаются жестокостью, коварством, властолюбием, но при этом прагматичны и расчетливы. Зато не каннибалы.

– Мы с ними воевали, – осторожно заметил Эрик. – Двадцать два года тому назад.

– Воевали, а теперь заключили договор о вечном мире, – отозвался Агеев и бросил взгляд на дисплей. – Кстати, братец ваш воевал, Петр Тревельян. В чине лейтенанта. Очень достойный юноша!

– Теперь он коммандер и служит на тяжелом крейсере «Гренада», – сказал Эрик. Помолчал немного и добавил: – Мир с хапторами был заключен в 2578 году, после разгрома их боевого флота силами Федерации. Но на лекциях нам говорили, что дипломатические отношения с этой расой не поддерживаются. Все наши инициативы, все попытки контакта ушли водой в песок. Они не хотят держать свое представительство на Луне, в Посольских Куполах[3], и наши дипломаты им тоже не нужны. Или я ошибаюсь?

– В общем-то нет, не желают они обменяться посольствами, – буркнул Агеев. – Свирепствуют и злобятся, что война проиграна, ведь эти хапторы – очень самолюбивые твари... то есть я хотел сказать создания. Но жизнь, юноша, не стоит на месте и вносит свои коррективы. Посольство – это двести-триста человек, многочисленные службы, обширная территория и собственный спутник связи... На это они не согласны по-прежнему, но готовы принять небольшую группу наших дипломатов. В порядке опыта и под гарантии Первых кланов Харшабаим-Утарту, их правителей... Обещают безопасность, а более – ничего. – Агеев опять поглядел на вмонтированный в стол экранчик. – Мы согласились. Шесть человек полетят, на три года. Так сказать, с миссией доброй воли. Ну, что решите?

Эрик молчал, взвешивая «за» и «против». С одной стороны, тяга к странствиям и приключениям была ему не чуждой, ибо от славных предков, от Вальдесов и коммодора Тревельяна-Красногорцева, он унаследовал некий авантюрный элемент, тянувшийся, словно особая метка, за всеми членами его семейства. Другая сторона проблемы заключалась в том, что при своей общительности он малых компаний не любил – даже на раскопки отправлялся с большой командой археологов, где можно выбрать приятеля и девушку по вкусу. Злобность и свирепость хапторов пугали его много меньше, чем их стремление обособиться от людей. В группе у них – шестеро... Даже на Каппе-5 двадцать восемь! Хурцилава, конечно, человек хороший, но как там с остальными?.. За три года и с ангелом можно поссориться... Но все не так уж плохо, если удастся найти приятеля у хапторов, а лучше – троих-четверых. Ну здоровенные они, ну грубые, зато, как сказано в учебнике, расчетливы и прагматичны... Разумный прагматизм – основа добрых отношений. А что до отсутствия культуры, так Пал Никитич может ошибаться. Он не ксенолог, не искусствовед, а кадровик и отставной военный. Как говорится, глаз вороны не видит добычу орла!

– Ну, что скажете? – поторопил Агеев. – Напомню, что в группе Хурцилавы – все мужчины. А на Каппе-5 целых три девушки. Есть где разгуляться.

– Что девушки... Не такой уж я ловелас, – пробормотал Эрик. Потом выпятил грудь, расправил плечи и отчеканил: – Согласен!

– Согласие зафиксировано. – Агеев провел над экраном ладонью. – Поздравляю со вступлением в должность, консул! Теперь идите и пригласите девицу, что в коридоре мается... Свободен, одним словом.

Маялись в коридоре трое: Сабуро по прозвищу Самурай, Ян Грдличка и Илона Линдстрем, первая красавица их курса. С ней у Эрика были сложные отношения – нравилась ему Илона, очень нравилась, но к близким контактам дело не шло. Похоже, она считала его слишком легкомысленным.

– Ну ч-что? Ч-что п-предложили? – спросил Ян, заикаясь от волнения.

– Я – консул, – отозвался Эрик, гордо приосанившись.

– В консульский отдел попал? А куда? В главный департамент или на Луну?

– Я сам консул, глава отдела, – повторил Эрик. – Во вновь созданном посольстве, в краях отдаленных, но полных тайн, опасностей и романтики. Не на Луне, не в департаменте, а среди звезд!

Он с торжеством увидел, как прекрасные глаза Илоны распахнулись, и в них мелькнуло что-то похожее на восхищение. Поздно, подруга, поздно! Упустила шанс!

– Сочиняешь, – с тяжким вздохом сказал Ян, а вежливый Сабуро поинтересовался:

– В краях отдаленных – это где? Уточни, пожалуйста.

Эрика посетило вдохновение, и он продекламировал на древнеяпонском:

– В направлении ядра его послали, – перевел коллегам Сабуро. – Думаю, в какой-то Пограничный Мир. Будет двухголовым пришельцам транзитные визы ставить.

Сделав загадочное лицо, Эрик двинулся к лифту.

– А нам что светит? – догнал его вопрос Яна.

– Тебе и Сабуро – Плутон, а Илоне – Каппа-5. Там недостача в девицах.

– Мне долго ждать? Линдстрем следующая! – рявкнуло из вокодера над дверью.

Илона прижала ладошки к щекам, ойкнула, порозовела и скрылась в кабинете. Но Эрик этого уже не видел – спускался в лифте, насвистывал Марш десантников и соображал, как бы расшевелить Петра – вдруг расскажет что-нибудь про хапторов. Это представлялось нелегким делом; брат не любил вспоминать о войне.

НЕРЕЙ, АГЕНТ СЕКРЕТНОЙ СЛУЖБЫ

– Он согласился, – сказал Агеев, бросив на гостя хмурый взгляд. – И хотя согласие добровольное, я не уверен, что с точки зрения этики все в порядке.

Улыбнувшись, его собеседник коснулся сухими пальцами виска:

– Что вас смущает, Павел Никитич?

– То, как вы собираетесь его использовать. Я не посвящен в детали, но, судя по вашим словам, это весьма рискованная операция.

– Мы постараемся свести риск к минимуму. Я лично за этим прослежу.

Агеев уставился в добродушную физиономию гостя. На Флоте ему случалось контактировать с офицерами Секретной службы, большей частью молодыми и очень деловитыми, но этот на них не походил. Этот выглядел гораздо старше, чем полевые агенты, не важничал, не строил непроницаемое лицо и не скупился на улыбки. Очень симпатичный человек! Примерно в тех же годах, что и сам Агеев. В другое время Пал Никитич распил бы с ним кружку-другую пльзеньского, поделился пережитым и его бы послушал – сразу видно, у этого Нерея есть о чем повспоминать. Но такие разговоры хороши, когда не касаются тайн и секретов, когда хотя бы знаешь имя собеседника... Имя, не оперативный псевдоним! Нерей! Что за Нерей?.. Вот был бы он Джоном, Свеном или Карелом... Совсем другое дело!

Вздохнув, Агеев произнес:

– Думаю, стоило бы проинформировать молодого человека о его миссии и о надеждах, которые с ним связаны. Зная об этом, он мог бы действовать... хмм... с открытыми глазами. Более результативно.

– Не уверен, – мягко возразил человек, назвавшийся Нереем. – Его поведение должно быть естественным, чтобы то, чего мы ожидаем, свершилось как бы само собой. Большая ошибка считать хапторов тупыми и прямолинейными. Конечно, в большинстве случаев они склонны к силовым решениям, ибо так гласят их Устои: сильный всегда прав. Но, при нужде, они бывают весьма проницательными. Это коварные существа, друг мой, очень коварные... Собственно, на этом и построен наш расчет.

Агеев снова вздохнул.

– Ваша Служба уверена, что другого выхода нет? – Он помолчал и добавил: – Я имею в виду не нашего выпускника, а, так сказать, проблему в целом. У Флота огромные ресурсы... В конце концов, не нужно обыскивать всю Галактику. Речь идет только о секторе хапторов – двести обитаемых миров и десяток на стадии колонизации...

– И еще тысячи и тысячи звезд, где нет населенных планет, но можно спрятать что угодно и на какой угодно срок, – продолжил Нерей с тем же добродушным видом. – Мы не имеем права вторгаться в их пространство и искать в открытую, это противоречит мирному договору. Отправить сотню кораблей и искать скрытно мы тоже не в силах – слишком велики масштабы операции, в тайне ее не сохранить. Хапторы расценят это как вторжение и будут правы. Нам не нужен повод к новой войне.

– Не нужен, – согласился Агеев, поворачиваясь к распахнутому окну. Ночная Прага сверкала мириадами огней, над Старым городом и Градчанами висели созвездия световых шаров, Карлов мост в сиянии иллюминации казался клинком огромного меча, а парки Петржина накрывала сеть, сотканная из радуги и серебристого тумана. Эта симфония огня и света отражалась в небесах, где, затмевая звезды, раскинулся шлейф заатмосферных станций и спутников дальней связи. Иногда там что-то поблескивало – должно быть, швартовался корабль.

Мирная картина, но Агеева она не успокоила. Как многие из отслуживших в Звездном Флоте, он помнил, что за красочной феерией, окружающей Землю, Марс, Ваал, Гондвану и другие населенные миры, лежит Великая Пустота, океан мрака и холода, где расстояния измеряются не миллионами километров, а световыми годами и парсеками, где солнца – лишь слабые искры во тьме, где жизнь человеческая – ничто, если ее не защитить броней корабля и коконом силового поля. Там, в дальних далях Рукава Ориона[4], обитают разумные твари, похожие и не похожие на людей; там, за бездной Провала, затаились фаата, вечная угроза, давние враги; там плывут в беспрестанном движении корабли сильмарри, номадов Вселенной, и там посланники Земли встречаются с другими расами. Иногда – мирно, иногда – приветствуя друг друга залпами из аннигиляторов и метателей плазмы.

– Он не телепат, он не может считывать мысли, тем более на космических расстояниях, – промолвил Агеев. – Вы уверены, что его дар...

– Я ни в чем не уверен, – прервал его Нерей. – Я надеюсь. Всего лишь надеюсь, друг мой. – Улыбка внезапно исчезла с его лица, лоб прорезали морщины, голос сделался глухим. – Служба наблюдает за этим семейством более пяти столетий, – тихо произнес он. – Это не тайная слежка, они сами стремились сотрудничать, понимали, что их таланты уникальны. К сожалению, дар проявлялся не у всех, но те, кто владел им, были поистине великими людьми... – На мгновение Нерей задумался, словно вспоминая: – Пол Коркоран, Сергей Вальдес с Тхары и Марк, его сын, Судья Справедливости... еще Лидия Тревельян, тоже Судья. А ваш выпускник... На что он способен, выяснится со временем. Надеюсь.

Агеев кивнул. Потом промолвил:

– Он должен передать координаты? Галактические координаты мира, который вы ищете?

– Нет. – Нерей сделал жест отрицания. – Координаты – осмысленное сообщение, а вы сами сказали, что он не телепат. И вряд ли хапторы проинформируют его, под каким номером числится эта система в нашем Звездном Атласе... Нет, на такой случай мы не рассчитываем. Будет вполне достаточно визуальной картины. Пусть даже на уровне подсознания.

– Что ж, пожелаю вам успеха, – сказал Агеев, поднимаясь. Он бросил взгляд за окно, на сияющий в ночном небе шлейф, представил бездну, что отделяла Землю от материнского мира хапторов, и невольно поморщился. Далеко, очень далеко! Впрочем, не так далеко, чтобы тяжелый крейсер не мог туда добраться.

Он пожал сухую сильную руку Нерея и вымолвил:

– Еще раз – успеха вам и удачи! И постарайтесь, чтобы с мальчиком ничего плохого не случилось.

– Не надо его опекать с такой заботливостью, – произнес Нерей. – Ему двадцать семь лет, он не мальчик, а мужчина. Межзвездный дипломат. Консул!