Глава 3
Рождество в Палм-Бич
Полет из Вашингтона в Палм-Бич прошел не лучшим образом: самолет постоянно трясло. Говард Бэйрд, капитан «Кэролайн», – прекрасный пилот, но высотные ограничения «Конвэра-240» не позволяли пройти над некоторыми зонами турбулентности. Как следствие, миссис Кеннеди так и не смогла отдохнуть. Она не жаловалась, но я видел, что экскурсия по Белому дому выжала из нее все силы до последней капли.
Мы приземлились вечером, но температура за бортом составила плюс двадцать два градуса, что на двадцать градусов выше, чем была в Вашингтоне на момент вылета. В аэропорту Палм-Бич нас встречала целая толпа. Как только миссис Кеннеди заметила вспышки фотоаппаратов, она повернулась к мужу и сказала:
– Я не собираюсь контактировать с прессой и не хочу, чтобы они фотографировали малыша. Я надеялась, что хотя бы здесь смогу вздохнуть свободно.
Президент понимающе кивнул. Агенты из его личной охраны уже оцепили самолет и приготовили для нас трансфер.
Мистер Кеннеди покинул самолет первым, улыбаясь и делая приветственные жесты небольшой, но восторженной толпе встречающих. Он прошел по живому коридору, пожимая руки поклонникам, за ним по пятам следовали агенты.
Как только на трапе появилась миссис Кеннеди, из толпы раздались крики: «Джеки! Джеки, посмотри сюда!» Она обвела взглядом толпу и улыбнулась, но я заметил, как сжались ее руки на перилах трапа. К сожалению, ей было суждено до конца жизни оставаться под перекрестным огнем всеобщего обожания. Народ восхищался Джеки, и скрыться от поклонников ей удавалось крайне редко. В Палм-Бич сделать это оказалось попросту невозможно.
Вообще Палм-Бич – не совсем город в прямом смысле этого слова. Это узкий и вытянутый остров у юго-восточных берегов Флориды, который разительно отличался от всех мест, где я бывал ранее. Уэст-Палм-Бич и Лэйк-Уорт – обычные континентальные города, но стоит пересечь один из нескольких мостов через Береговой канал, то как будто попадаешь в другой мир – мир богатых и знаменитых. Восточная сторона острова – это шестнадцать миль великолепных пляжей с чистейшим белым песком, и почти все они поделены между шикарными виллами с видом на Атлантику.
С внутренней стороны участки прикрывали от любопытных взоров стройные ряды живых изгородей. Если кому-нибудь вздумалось бы окинуть взглядом остров целиком, ему пришлось бы подняться для этого в воздух или выйти в море. Повсюду можно было увидеть высокие и тонкие силуэты старых пальм и бугенвиллей. Только самые богатые люди страны могли позволить себе содержать здесь поместье лишь для того, чтобы спасаться от зимних холодов. Мужчины из высшего света играли в гольф и завязывали полезные знакомства в закрытом загородном клубе Палм-Бич, в то время как дамы наслаждались шопингом в роскошных бутиках Ворт-авеню.
Посол Джозеф Кеннеди купил дом по адресу Северный океанский бульвар, 1095, в 1933 году. В шести спальнях этого огромного особняка в средиземноморском стиле могло с удобством разместиться все немаленькое семейство Кеннеди, что они и делали зимой, когда на мысе становилось слишком холодно. Прекрасный вид на Атлантику и восемь квадратных километров идеально ухоженных садов и газонов дополняли картину. Мистер Кеннеди не собирался изменять семейной традиции: дом в Палм-Бич стал для него зимней версией Белого дома, и именно здесь он провел последние несколько недель до инаугурации.
Семья президента проводила здесь достаточно много времени, и секретной службе пришлось обеспечивать тот же уровень безопасности, что и в Вашингтоне. Необходимо было проверить и учесть все особенности конструкции самого дома, количество входов и выходов, опробовать нетривиальные способы попасть внутрь и многое другое. По периметру участок охраняли агенты, однако секретная служба физически не могла предоставить достаточно людей для полного покрытия огромной территории поместья. К счастью, местное отделение полиции любезно выделило нам оперативников и предоставило полный доступ ко всей необходимой информации. Безопасность семьи Кеннеди стала задачей первостепенного значения и для них.
По прибытии в резиденцию миссис Кеннеди сразу же ушла отдыхать в свою спальню и практически не выходила оттуда всю следующую неделю.
Для агентов секретной службы кто-то из руководства президентской группы забронировал номера в мотеле «Вуди». Эта одноэтажная гостиница с маленьким прямоугольным бассейном располагалась буквально через канал от Палм-Бич в гораздо менее роскошном районе города. Здание было довольно старое и потрепанное жизнью, но два главных преимущества затмевали все недостатки: кондиционеры и низкая стоимость номера. Всем агентам выдавали командировочные в размере 20 долларов в день. В эту сумму включалось проживание, питание, химчистка и все прочие расходы в путешествии, так что номер за 12 долларов в сутки был вполне терпимым вариантом. Моя зарплата составляла 6995 долларов в год, и, естественно, я старался сократить лишние расходы.
Каждое утро к восьми часам я приезжал по адресу Северный океанский бульвар, 1095, стараясь успеть до того, как миссис Кеннеди проснется. Напротив входа в особняк Кеннеди, у ограды, находился гараж, который стал временным управлением секретной службы в Палм-Бич. Его соединили прямой телефонной линией с домом, так что при необходимости нас могли вызвать в любой момент. Еще в импровизированном офисе была кофеварка, стол и пара стульев, но, по сути, мы просто занимали один из углов просторного гаража.
Миссис Кеннеди постепенно выздоравливала и набиралась сил, но все еще отказывалась покидать резиденцию, закономерно опасаясь за свое личное пространство. Увидев в аэропорту толпу почитателей, она лишь укрепилась в своем решении.
Через несколько дней она позвонила мне в офис посреди дня.
– Это мистер Хилл? – почти шепотом спросила она.
– Да, миссис Кеннеди. Что я могу для вас сделать?
– Мне нужно кое-что купить в «Элизабет Арден», но я боюсь, что на Ворт-авеню меня сметет толпа. Скажите, не могли бы вы позвонить туда и попросить прислать кого-нибудь? У меня есть список одежды и косметики, пусть они привезут все, что указано.
До этого момента я даже не подозревал о существовании такого бутика. Президенту Эйзенхауэру никогда не требовалось делать покупки в дамских магазинах, но желание первой леди было законом, и я организовал все, как она просила. Через некоторое время в резиденцию приехал курьер.
В то время мысли миссис Кеннеди занимал не только гардероб и макияж, но и предстоящий переезд в Белый дом. Она хотела превратить резиденцию президента из застывшего во времени музея в настоящий дом для себя и своих детей, где малыши смогут расти в нормальной здоровой атмосфере. В конце концов ей это удалось, несмотря на снующую вокруг прислугу, швейцаров, капельдинеров у каждой двери и агентов секретной службы на каждом шагу.
В другой раз я точно так же сидел в своем офисе, когда услышал звонок.
– Мистер Хилл, – сказала первая леди, – пожалуйста, подойдите к бассейну. Мне нужно с вами переговорить.
Стоял прекрасный теплый день, и я прошел прямо по газону к задней стороне дома, где находился бассейн. Пара моих коллег из группы президента охраняли углы участка, граничащие с пляжем. Я коротко махнул им по пути, показывая, что все нормально. В Палм-Бич нам всем пришлось сменить стандартную униформу – официальный костюм и начищенные ботинки – на гражданскую одежду, чтобы меньше страдать от жары и не выделяться в курортной толпе. Эти агенты в хлопковых поло и спортивных брюках выглядели так, будто только что покинули поле после партии в гольф. Мимо нас прошел вдоль пляжа патрульный катер береговой полиции.
Миссис Кеннеди полулежала в шезлонге возле бассейна. На ней был довольно открытый купальник, рядом примостилась стопка книг, откуда она делала выписки в неизменный блокнот из желтой бумаги. Кэролайн играла и плескалась в бассейне рядом с матерью, а чуть в стороне стоял ее личный агент, готовый прийти на помощь в любой момент.
– Вы звали, миссис Кеннеди? – спросил я.
Она посмотрела на меня поверх больших круглых солнечных очков и указала на ближайший шезлонг:
– Присаживайтесь, мистер Хилл.
Моя обычная рабочая одежда для Палм-Бич – широкие брюки цвета хаки и рубашка с коротким рукавом, которую я носил навыпуск, чтобы скрыть кобуру с пистолетом 38-го калибра на бедре – вдруг показалась совершенно неподходящей для ситуации. Мне было несколько неловко находиться рядом с женой президента, пока она загорает в одном купальнике, но я все же подчинился и сел.
Оказалось, что миссис Кеннеди внимательно наблюдает за работой секретной службы как вокруг своего мужа, так и вокруг нее самой. Она уже примерно представляла себе, какой будет жизнь в Белом доме, и это представление не слишком ее устраивало.
– Мистер Хилл, – она чуть сдвинула брови, – я боюсь, что у нас всех совсем не будет никакой личной жизни.
Первая леди указала на агентов на пляже и продолжила:
– Эти люди всегда должны быть рядом с нами, верно? Даже в пределах Белого дома от них нельзя будет избавиться?
Я понимал, в чем здесь проблема. Несмотря на постоянное присутствие прислуги в доме, миссис Кеннеди явно не нравилась необходимость делить жилое пространство с секретными агентами. Сейчас моей задачей было попытаться успокоить ее и объяснить нашу роль в жизни семьи президента.
– На второй этаж резиденции запрещено входить практически всему персоналу, кроме тех работников, которым вы сами это разрешите. Это – личные апартаменты семьи президента, так что агенты не проникнут туда без личной просьбы, кроме тех случаев, когда вам понадобится помощь в чрезвычайной ситуации. Большая часть обслуживающего персонала работает в Белом доме не первый год, так что они умеют делать свою работу, не привлекая к себе внимания.
– Приятно слышать, – с видимым облегчением произнесла она. – Я очень беспокоюсь за Кэролайн и Джона. Каково им будет расти в такой атмосфере? Мне хочется дать им как можно более нормальное детство.
Тут я подумал, что, начиная с двадцатого января, Кэролайн и Джона больше нельзя будет назвать нормальными детьми. Всю жизнь они будут нести на себе ярлык «отпрысков президента», и, конечно, такое высокое звание вряд ли подразумевает нормальное детство.
– Вся секретная служба работает только для того, чтобы дать вам и вашей семье возможность жить своей жизнью. Мы заботимся о вашей безопасности, – наконец сказал я вслух. – Не стоит отгораживаться от нас. Если вы будете сообщать нам о своих планах заранее, мы сможем организовать все намного быстрее и удобнее для всех. Пожалуйста, говорите, если вас что-то беспокоит, и мы постараемся решить вопрос.
Видимо, мой ответ удовлетворил любопытство первой леди, она что-то черкнула в блокноте и перешла к следующему вопросу:
– Мне кажется, что почта с недавних пор начала запаздывать. Что происходит с моими письмами?
– Из соображений безопасности вся входящая почта на этот адрес перенаправляется с местной почты в специальный отдел Белого дома. Там ее рассортировывают, досматривают и снова пересылают по адресу. К сожалению, это может вызывать задержки.
Миссис Кеннеди озадаченно наклонила голову:
– Вы проверяете всю входящую почту?
Я не хотел пугать ее, но ей стоило знать, почему мы делали это.
– Нам нужно удостовериться, что в предназначенных вам или президенту письмах и посылках нет ядов или взрывчатых веществ. Мы также просматриваем содержание писем на предмет открытых угроз вашей жизни или здоровью.
Я не стал говорить о шквале гневных писем, который обрушился на семью президента сразу после выборов. Многие американцы не смогли смириться с тем, что Джон Кеннеди станет первым президентом-католиком, народ опасался, что политические решения будет принимать священник, а вопросы международных отношений перейдут на откуп к папе римскому. Более того, выступления президента в поддержку гражданских прав не снискали большой популярности во многих штатах, и потенциальная жестокость его политических противников требовала от секретной службы еще большего внимания к письмам. Нельзя было пускать это на самотек.
– А как же личная почта? Письма от семьи и друзей? Они уж точно не несут никакой угрозы, и я должна получать их вовремя, – спросила первая леди. В ее словах был смысл, мы обсудили несколько вариантов ускорения процесса, но так и не пришли к консенсусу. В конце концов мне пришла в голову интересная мысль:
– Может быть, вы попросите своих друзей и родственников дописывать в качестве адресата мое имя – «Клинт Хилл»? Только те, кому вы об этом расскажете, смогут пользоваться паролем, а почтовая служба сможет быстро отделять эти письма и посылки от прочих.
– Как хитроумно! Моим друзьям это очень понравится, этакая шпионская атмосфера, – просияла миссис Кеннеди.
Эта идея показалась мне самым простым и быстрым способом решения проблемы. Правда, и мне, и работникам почты пришлось выучить имена всех друзей Джеки. Для меня это также означало, что с утра первым делом приходилось забегать на почту, просматривать письма для семьи Кеннеди и выбирать те, на которых было указано мое имя. Затем я приносил их миссис Кеннеди. Вскоре это превратилось в очередную рутинную обязанность, но при этом я не переставал удивляться, сколько друзей и родственников было у первой леди. Я никогда в жизни не получал столько писем.
Тем временем почтовая служба Белого дома перехватила несколько писем с угрозами, переполошив этим всю секретную службу.
Через неделю после переезда в Палм-Бич мистер Кеннеди решил посетить воскресную мессу в городской католической церкви Св. Эдуарда. Миссис Кеннеди все еще не восстановила силы в достаточной мере, чтобы отправиться туда вместе с мужем, но тем не менее они с Кэролайн проводили президента до парадных ворот поместья, где уже собралась небольшая толпа зевак. Первая леди помахала зрителям и вернулась на территорию поместья, а президент вместе с агентами отправился в церковь на машине.
Через четыре дня полиция Палм-Бич арестовала мужчину семидесяти трех лет от роду по имени Ричард Павлик. Он регулярно слал президенту письма, в которых угрожал превратить себя в живую бомбу и взорвать ее, прикончив таким образом и себя, и мистера Кеннеди. Павлик считал, что посол Джозеф Кеннеди подкупил избирательную комиссию и восстановить справедливость можно, убив новоизбранного президента до момента официальной инаугурации. В его машине и номере мотеля полиция обнаружила динамит, детонаторы и провода. Мужчина проявлял отчетливые признаки сумасшествия и с гордостью признал, что планировал подорвать бомбу у ворот резиденции Кеннеди в прошлое воскресенье, как раз когда президент собирался в церковь. Он специально припарковался в переулке поблизости, чтобы выехать наперерез правительственной машине и врезаться в нее, но, увидев миссис Кеннеди и Кэролайн, изменил планы. Причинить вред семье президента он не хотел и решил дождаться другой возможности, на сей раз застав мистера Кеннеди в одиночестве. О происшествии доложили президенту, но не его жене. Никто так и не узнал, поделился ли он с ней тревожными новостями или предпочел оставить ее в неведении. Сама миссис Кеннеди никогда не затрагивала эту тему в разговорах, молчал об этом и я, но сам факт того, что секретная служба чуть не упустила покушение на президента, которое готовилось прямо у нас под носом, подстегнул всех агентов и заставил нас намного внимательнее относиться к своим обязанностям.
Постепенно к первой леди возвращались силы и желание выходить в свет. Однажды она решила поехать в загородный клуб Палм-Бич вместе с мужем: пока тот играл в гольф, она прогуливалась по дорожкам. Я горячо поддержал эту идею: миссис Кеннеди будет полезно пройтись, да и я уже слишком засиделся на одном месте. В клубе первая леди внимательно следила за игрой, но, когда президент вернулся с поля и принялся обсуждать дела государственной важности со своими советниками, она предпочла не вмешиваться в мужские разговоры.
Палм-Бич запомнился мне постоянным потоком гостей, которые приезжали и уезжали чуть ли не каждый день: отец и мать президента, посол Джо Кеннеди с супругой Роуз, проживали в самой резиденции, а его младший брат Роберт, которого все звали Бобби, расположился в доме по соседству вместе с женой Этель и семью детьми. И президент, и миссис Кеннеди самостоятельно выбирали для себя прислугу и советников, поэтому агентам секретной службы требовалось знать в лицо всех, кто имел доступ к членам семьи. Это был вопрос безопасности и уважения к начальству.
Порой выбор союзников семейства Кеннеди удивлял меня.
На очень важную должность главного прокурора президент назначил своего брата Роберта. В то время Бобби было тридцать пять лет, он весьма успешно провел избирательную кампанию для Джека, однако его опыт работы в правительстве ограничивался членством в подкомитете по расследованиям сената. Впервые в истории президент США выбрал в члены своего кабинета столь близкого родственника. Законом подобное было не запрещено, но и общепринятой практикой это назвать было нельзя. Позднее мистер Кеннеди встретит критику своих политических решений грудью в своей неповторимой манере: в интервью одной из социально-политических организаций Вашингтона он объяснит, почему выбрал на пост генпрокурора именно Бобби.
Склонив голову в раздумье, он вдруг оживился, заразительно улыбнулся и заявил:
– А что такого плохого в том, чтобы дать парню возможность попрактиковаться в бумагомарании, прежде чем выпускать его на улицу вершить справедливость?
Толпа зрителей разразилась хохотом, а критики пристыженно замолчали.
Миссис Кеннеди тем временем объявила, что ее пресс-секретарем станет юная Памела Тернер, в прошлом одна из помощниц мистера Кеннеди. В двадцать три года Памела не могла похвастаться большим опытом работы, и я подумал, что она не слишком подходит для этой должности. В то время первая леди еще не до конца осознала, насколько силен интерес народа к семье президента, однажды она и вовсе заявила, что не понимает, зачем ей вообще может пригодиться пресс-секретарь.
Личным секретарем миссис Кеннеди стала ее подруга детства и бывшая одноклассница Летиция Болдридж. Друзья называли ее «Тиш». Она окончила ту же школу и колледж, что и первая леди, но училась на два курса старше и на момент нового назначения успела получить весьма неплохой опыт работы.
Ранее она служила личной помощницей жены посла США во Франции Дэвида К. Э. Брюса, затем стала секретарем посла США в Италии Клэр Бут Льюс – эти должности дали ей безупречное владение французским и итальянским. Тиш была выдающейся во всех смыслах женщиной: высокая, красивая, уверенная в себе. Мне нравилась сила ее характера, и мы быстро нашли общий язык.
Приближалось Рождество, и я начинал осознавать, что не смогу провести праздничные дни дома с семьей. Кэролайн ждала прихода Санта-Клауса со все растущим нетерпением, и понимать, что я не смогу разделить приятное волнение рождественского утра с сыном, оказалось неожиданно тяжело. К счастью, я мог пользоваться телефонной станцией на посту секретной службы, чтобы звонить домой. Если бы я звонил по межгороду из мотеля или по платной линии, то вскоре остался бы без гроша за душой. Я делал это не слишком часто: веселый голос Криса в трубке каждый раз звучал как ножом по сердцу.
Другие агенты, которые жили в мотеле «Вуди», скучали по своим семьям не меньше моего, и мы все пытались поддерживать друг друга, как могли. Наша важная, нужная и интересная работа давала нам привилегии, о которых мы раньше и мечтать не могли, но, к сожалению, пропущенные из-за очередной смены праздники приходилось принимать как должное.
Рождество и Новый год прошли мимо нас, и этой зимой оставалось только ждать инаугурации.
Мирная передача власти от одного президента к другому всегда считалась одним из символов американской свободы и демократии. Для агентов же это событие было не только шансом запечатлеть в памяти исторический момент, но и возможностью вернуться в Вашингтон и побыть наконец с близкими.
Несмотря на то что защищать мне пришлось бы первую леди, а не самого президента, я все равно ждал наступления двадцатого января 1961 года с большим нетерпением. За несколько дней до вылета в Вашингтон меня поймал на командном посту Джерри Бен – руководящий агент президентской группы – и отвел в сторону, чтобы сообщить:
– Клинт, мистер и миссис Кеннеди решили не брать Кэролайн и Джона с собой на инаугурацию. Дети останутся здесь под присмотром мисс Шоу, а ты будешь обеспечивать их безопасность.
Это был удар в самое больное место. Я едва смог кивнуть и выдавить:
– Так точно, сэр. Как прикажете, сэр.
– За миссис Кеннеди в Вашингтоне будет следить агент Джеффрис.
Меня удивило, что руководство посчитало нужным приставить к первой леди только одного агента. 18, 19, 20 и 21 января обещали быть временем постоянных разъездов, и Джеффрису не помешала бы помощь, но приказ есть приказ. Я снова почувствовал себя игроком запаса. Мои коллеги участвовали в историческом событии, а я в их отсутствие назначался Руководящей Няней из спецгруппы «Подгузники».
Восемнадцатого числа я проводил миссис Кеннеди и агента Джеффриса на местный аэродром. Там их уже ждала «Кэролайн», готовая унести первую леди в Вашингтон на инаугурацию. Слухи о ее отбытии просочились в народ, и у ворот небольшого аэропорта уже собралась толпа. Миссис Кеннеди помахала зевакам, но не стала подходить близко. Я держался рядом, внимательно разглядывая людей вокруг нас на предмет подозрительных предметов в руках и стараясь поймать взгляд из-под темных очков. Важно установить зрительный контакт: если кто-то слишком быстро отводит глаза, начинает нервничать, тянется куда-то руками – это повод насторожиться. Несмотря на растущую популярность миссис Кеннеди в народе, ее муж постоянно получал письма, полные чистой ненависти. Возможно, девяносто девять из сотни зрителей никогда в жизни не подумали бы о том, чтобы причинить вред президенту или его семье, но всегда может найтись какой-нибудь сумасшедший, который захочет войти в историю. Впрочем, с той же вероятностью это может быть и сумасшедшая женщина.
У подножья трапа «Кэролайн» миссис Кеннеди повернулась ко мне и сказала:
– Мистер Хилл, я очень благодарна вам. Мои дети остаются в хороших руках.
– Не за что, миссис Кеннеди. Наслаждайтесь праздником. Я вернусь к вам после инаугурации.
«Кэролайн» взяла разгон и оторвалась от земли, я следил за самолетом с уже знакомым чувством одиночества. Как бы я хотел отправиться с ними!
В день инаугурации мы с мисс Шоу и Кэролайн смотрели прямую трансляцию по телевизору в резиденции Кеннеди. Няня была британкой, и ей еще не приходилось наблюдать церемонию передачи власти в реальном времени, так что я сел рядом с малышкой и попытался объяснить, что происходит на экране.
– Видишь папу, Кэролайн? – Я показал на экран, где мистер Кеннеди как раз произносил присягу. Она взглянула на телевизор и тут же отвлеклась на собственные ножки, которые свесила с дивана. Ее отец тем временем положил левую руку на Библию и поднял правую.
– Я, Джон Фитцджеральд Кеннеди, торжественно клянусь…
– Где мамочка? – спросила Кэролайн.
– …что буду добросовестно выполнять обязанности президента Соединенных Штатов…
– Мамочка тоже там. Ее скоро покажут, подожди минуту.
– …и в полную меру моих сил буду поддерживать, охранять и защищать Конституцию Соединенных Штатов.
– Я хочу порисовать пальчиками! – заявила малышка и спрыгнула с подушки.
Да поможет мне Бог.
– Кэролайн, твой папа только что стал тридцать пятым президентом Соединенных Штатов, – ласково сказал я, похлопал по подушке и добавил: – Сейчас он будет говорить очень важную речь. Иди сюда, сядь и послушай.
С явной неохотой она забралась обратно на диван.
Ночью в Вашингтоне выпало двадцать сантиметров осадков, зима в один момент укрыла город белым одеялом снега и льда. Инженерный корпус армии и тысяча муниципальных работников всю ночь трудились, чтобы расчистить улицы и убрать множество машин с пути инаугурационного парада. К полудню снег прекратился, и в кристально-чистом голубом небе показалось солнце, но температура так и не поднялась выше нуля, так что сотням тысяч зрителей, пришедших своими глазами увидеть историческое событие, пришлось утеплиться: повсюду можно было увидеть теплые пальто, перчатки, шапки и муфты. Дыхание президента Кеннеди повисало облачками пара в морозном воздухе.
– Я хочу порисовать! – закапризничала Кэролайн и снова спрыгнула с дивана. Скорее всего, подумал я, трехлетняя девочка не понимает, насколько важен этот момент, и уж точно вряд ли запомнит историческую речь своего отца.
– Хорошо, идите с мисс Шоу на улицу и нарисуйте самую красивую картинку в подарок папе с мамой.
Я повернулся обратно к экрану и досмотрел речь президента. Позади него я видел главу секретной службы Боумана, а с другой стороны сидел руководящий агент Роули.
Миссис Кеннеди сидела слева от трибуны, одетая в пальто цвета слоновой кости и шляпу в тон. Она счастливо улыбалась, с гордостью наблюдая за тем, как ее муж обращается к народу с просьбой поразмыслить не о том, что страна может сделать для своих граждан, но о том, что каждый гражданин может сделать для страны.
Когда президент сошел с трибуны, слушатели поднялись в едином порыве и обрушили на него шквал громогласных аплодисментов. Факел перешел в руки мистера Кеннеди.
Он произнес невероятно мощную речь, которая явно тронула даже самые черствые сердца. Для меня она оказалась еще более значительной, потому что я видел президента в обычной жизни. Я слышал, как он смеялся во время игр с Кэролайн, видел, как он светился от счастья, узнав о рождении сына, и с какой нежностью приветствовал жену после разлуки. Именно тогда я понял, что все это время воспринимал свою миссию неправильно. Я служил президенту и своей стране, выполняя задание государственной важности. Я защищал самое важное, что только может быть у любого человека, даже если это сам президент США: жену и детей.
Я думал, что Кэролайн и Джон отправятся в Вашингтон, как только закончатся празднества по поводу инаугурации, но миссис Кеннеди хотела сначала закончить ремонт детских комнат в Белом доме, так что перелет пришлось отложить как минимум на две недели. Агент Джеффрис каждый день присылал мне отчеты о том, как прошел день, о повседневных заботах миссис Кеннеди и о том, как сложно ему было справляться с ее импульсивностью и нежеланием следовать собственным планам в одиночку. Самое забавное, что то, чем так возмущался мой коллега, для меня оказалось самым приятным в работе с первой леди: мне нравилась ее непредсказуемость.
Я знал, что в новом статусе она не даст нам спуску, и был готов к этому. Миссис Кеннеди предпочитала во всем доверяться интуиции, так что это окружающие подстраивались под ее безумные идеи. Она жила одним днем и требовала от ближних того же. Со временем я научился предсказывать поступки и просьбы этой невероятной женщины, но она никогда не переставала удивлять меня.
Прошло много лет, прежде чем я смог без боли в сердце вспоминать первую зиму в Палм-Бич. Одно упоминание об этом месте мгновенно возвращало меня в те печальные времена, когда я не мог смотреть ей в лицо, не испытывая жгучего стыда. Радость и смех на долгое время исчезли из нашей жизни так же, как исчезает песчаный замок на берегу океана.
Впрочем, в декабре 1960 года никто из нас даже представить не мог, какие испытания ждут впереди.