Глава 2. Цивилизация – выполнить! Civ.EXE
Во второй главе читатель окунется в калейдоскоп исторических фактов давно минувших дней. С определенным удивлением узнает некоторые нетривиальные (например кулинарные) причины «конца» цивилизаций. Перед взором предстанут причудливые и замысловатые «узелки причин» ресурсных истощений и деградации территорий. Симпатичные истории об исчезновении в эволюционном развитии какого-либо структурного элемента (просто потому, что его случайно съели, не задумываясь о возможных последствиях этого «пира для живота») поведают о необратимых процессах угасания культур целых континентов.
Эта глава – рассказ о том, как на той или иной территории формировались комплексы важных проблем, которые никто, однако, не знал, как решить, да и вообще не пытался решать. И как нерешенные проблемы то ли привели к гибели, то ли изменили мир до неузнаваемости. Это приглашение к размышлениям об особенностях современной ситуации в мире, о том, что еще можно изменить и что действительно нужно изменять. Это и возможность подумать о собственном индивидуальном поведении, которое выступает или не выступает агентом формирования группового поведения.
Для меня история цивилизации началась в далеком уже сейчас для многих 1991 году. Я не знаю, каким чудом и через какие руки и границы исполняемые файлы этой новейшей на то время разработки компании Microprose попали ко мне, но факт остается фактом: пираты даже тогда, в допотопные времена машин серий ЕС и СМ и первых персоналок, работали, на удивление, оперативно.
В моем распоряжении в то время находилась крутейшая для позднего СССР машина IBM PC/AT с адаптером VGA и 1 Мб ОЗУ. Пикантность ситуации придавало еще и то, что машина была получена каким-то чудовищным конспиративным раком через Малайзию, в обход еще действовавших тогда по отношению к СССР строгих ограничений на продажу ему вычислительной техники, введенных американским Координационным комитетом по экспортному контролю (КоКом). Основным преимуществом этого агрегата был математический сопроцессор 287 серии, который каждый день, с восьми утра и до шести вечера, напряженно просчитывал различные задачи на благо укрепления обороноспособности моей страны.
А вот с шести до двенадцати (а иногда и до двух часов ночи, когда на повестке дня и игрового года стоял вопрос запуска миссии к Альфа Центавре) компьютер оккупировали уже совсем другие товарищи. Они объявляли войны, двигали вперед науку, развивали города и инфраструктуру и втайне мечтали либо улететь куда подальше с этого утлого шарика, либо таки построить Мировую Империю™, со своим «блэкджеком и поэтессами», причем желательно только под их единоличным управлением. Речь, конечно же, о компьютерной игре «Цивилизация».
Это потом уже в моей жизни были все научные книги по истории цивилизации – Тойнби и Даймонд, Хантингтон и Фукуяма, Пригожин и Диксон, и многие другие.
Но начиналось все с этого простого компьютерного симулятора развития сложной системы под названием «человечество». В нем было заложено в грубом наброске уже все основное – и честность, и вероломство, и наука, и экономика, и социология, и религия, и, самое главное, – неистребимая жажда постоянного развития, именуемая прогрессом. По сути, все формы эволюции в компьютерном и реальном мире возникают из взаимодействия независимых агентов системы, следующих нескольким простым правилам поведения.
О неизбежности прогресса, о его крутых виражах и о неминуемых провалах в истории цивилизаций и хочу я вам рассказать в этой главе. Ведь прошлое может нас многому научить. Наше прошлое – это такая же модель нашего мира, как и старая добрая «Цивилизация» Сида Мейера. И если в прошлой главе мы упомянули опасную ловушку «вечного сегодня», то сейчас мы расскажем о другой проблеме – о «завтра, которое не может уже наступить».
Прогресс – это латинское слово. Оно обозначает постепенное, но безостановочное движение чего-либо вперед. Многие воспринимают прогресс именно так – как ровную и накатанную дорогу, которая должна резво и неизбежно вывести нас куда-то в «безусловно светлое будущее». Однако на деле путь прогресса отнюдь не столь предопределен, и часто оказывается, что «стрела времени» перестает лететь вперед или даже возвращается назад, иногда больно раня тех, кто верит в то, что «завтра всегда будет лучше, чем сегодня». Ведь отнюдь не всегда «лучшее завтра», оцениваемое с эгоистической позиции наблюдателя, соответствует «лучшему завтра» вообще. Крах одних всегда является прологом успеха других. «Свято место пусто не бывает». Гонка прогресса не имеет финишной черты, и в этом забеге нет окончательно победивших. Есть лишь пока не проигравшие.
А Роджер Осборн заслуженно считает, что цивилизация – это символ того, что мы больше всего ценим в нашем обществе. Но это общество все чаще нам ставит неудобные вопросы о несоответствии между ценностями и историческими фактами действительности, которые заводят современность в тупики парадоксов и неопределенности, не выдавая готовых ответов, а заставляя их искать и беспокоиться о тщетности своих поисков.
Итак, посмотрим на мир в 3500 году до нашей эры.
Рис. 5. Предполагаемая карта мира: 3500 г. до н. э.
Древнейшие цивилизации мира жмутся к бассейнам крупных рек – Нила, Тигра и Евфрата, Инда и Ганга, Хуанхэ. Это – уже упомянутые нами аквадеспотии. Государства эти тоталитарны по своей сути, но они могут обеспечить своим подданным уже гораздо более сносные условия существования, нежели окружающая их «серая зона» племен охотников, собирателей и кочевников. У аквадеспотий есть еще очень несовершенная, но прогрессивная на тот момент технология пойменной системы поливного земледелия. Пойма рек грязна и полна заразы, а население там скучено и совершенно бесправно, там нет степной или лесной вольницы, но там есть главное, что двигает вперед эти сообщества, – там есть минимально необходимая стабильность.
[13]
Еда там есть всегда, и ее хватает на то, чтобы поддерживать плотность населения, абсолютно недостижимую для охотников и собирателей, живущих в «серой зоне» леса или саванны. Охотникам и собирателям для питания племени размером в несколько сотен человек надо иметь под ногами территорию размером с современную Чехию. Таким образом, плотность населения охотников и собирателей мизерна, это даже не «идеальный цивилизационный газ» кочевников-скотоводов и не «вода» первых земледельцев, а почти что полный «цивилизационный вакуум». Все современные «дикие» места Европы гораздо более обитаемы, чем местность возле Берлина в каком-нибудь 10 000 году до нашей эры. При этом дичь первобытными охотниками истребляется абсолютно хищнически, и через какое-то столетие-другое не то что животный мир – даже ландшафт целого континента может поменяться до неузнаваемости. Ведь человек начал менять мир «под себя» отнюдь не в Древнем Египте или Месопотамии – путь цивилизации начался гораздо раньше…
Нагляден в этом плане пример Австралии. Пример поучительный и предостерегающий нас одновременно. Особенно хорошо воспринимается этот пример в сцепке с постапокалиптическим циклом фильмов о Безумном Максе, повествующем о мире, в котором «внезапно» закончилась нефть. Ведь исполнитель роли Безумного Макса – молодой еще Мэл Гибсон – сам австралиец по происхождению.
Сегодня в Австралии и Новой Гвинее нет никаких сопоставимых с Евразией или даже Северной Америкой по размеру местных млекопитающих, не считая завезенной при позднейшей колонизации англичанами и голландцами скотины, здесь нет никакого зверя крупнее, чем 40-килограммовые кенгуру. Да и сам континент Австралии, на 80 % представляющий бесплодную пустыню с редкими кустарниками и практически полным отсутствием воды, сейчас совершенно непригоден для примитивного земледелия, доступного нашим предкам.
Однако такая ситуация сложилась в Австралии отнюдь не за период долгой, миллионолетней изоляции этого «суперострова» от всех остальных больших материков нашей Земли. Доисторический мир Австралии был ничуть не хуже и не беднее животного мира Евразии, Африки или обеих Америк. Можно сказать, что в Австралии Господь Бог даже создал некую «резервную копию» животного мира со своими уникальными и самобытными тварями. Другой вопрос: как были использованы все эти резервные копии? Сколько не совсем удачных попыток развития территории должен сделать человек, чтобы понять свои ошибки?
К моменту прихода человека в Австралию на вершине местной пищевой цепи находились очень необычные и странные звери. Так, например, крупнейшим хищником дочеловеческой Австралии была мегалания – семиметровый варан весом до двух тонн, крупнейшая наземная ящерица за всю историю Земли.
Кроме гигантских ящериц, на просторах Австралии встречалось много видов сухопутных бегающих крокодилов. По образу жизни они напоминали современных варанов, однако челюсти их были мощнее, а зубы походили на мясницкие ножницы, позволявшие кромсать жертву, а не отрывать от нее куски, вращаясь вокруг своей оси, как это делают сейчас их африканские и азиатские водные собратья.
Вместе с рептилиями нишу верховного хищника занимал, как и положено, лев, хотя это был особый, австралийский «сумчатый лев» – тилаколео. Это был настоящий монстр, напоминающий хвостатого шимпанзе с громадными режущими когтями на больших пальцах «рук» и достигавший размеров современного ягуара. Его длина от кончика морды и до основания хвоста составляла больше метра, высота в холке – до 70 см, а весил он более 100 килограммов. Детали скелета сумчатого льва дают основания предположить, что животное могло садиться на задние лапы, опираясь на свой сильный хвост, как это делают кенгуру, и отлично лазало по деревьям. Его зубы – это однозначно зубы хищника, однако их строение указывает на то, что предки этого создания были травоядными. Более того, его ближайшим современным родственником, исходя из строения скелета, является коала!
Дипротодоны, или «сумчатые бегемоты», были огромными травоядными животными, крупнейшие из них достигали 3 метров в длину и почти 1,8 метра в высоту. Иногда их называют гигантскими вомбатами, и не без основания, – из ныне живущих сумчатых вомбат приходится им наиболее близким родичем.
Кроме них, у австралийских болот паслось медведеподобное сумчатое животное размером с быка и с шишкой на морде – зигоматур – древнеавстралийский аналог носорога.
На открытых пространствах Австралии, кроме известных сегодня серых и рыжих кенгуру, паслись в нескольких видах гигантские плосколицые кенгуру. Кроме того, в Австралии до прихода человека жили мейолании – гигантские сухопутные черепахи, достигавшие размера крупного мотоцикла с коляской и веса в 900 килограмм и даже больше. Головы мейоланий украшали мощные рога, а длинный хвост этих черепах был вооружен еще и бронированными кольцами и шипами. Предназначались эти орудия скорее для защиты.
[14]
Ну а в чащах австралийских лесов (да, да, да! непроходимые австралийские джунгли…) бродили и вовсе уж причудливые создания в тонну весом. Назывались они палорчесты, или «сумчатые тапиры». Они могли балансировать на задних ногах и тянуться вверх огромными изогнутыми когтями передних, чтобы согнуть и подтянуть ветви деревьев к своему короткому хоботу.
Вот, на следующей странице, полный и наглядный список доисторических тварей «допотопной», дочеловеческой Австралии.
Рис. 6. Визуализация этапов вымирания фауны доисторической Австралии
Nota: Белые – выжившие животные, черные – погибшие более 36 000 лет тому назад, штрихованные – уничтоженные европейцами
Тщательное изучение материалов археологических и палеонтологических австралийских раскопок не выявило ни единого следа показанных на верхнем рисунке гигантов за последние тридцать шесть тысяч лет. Все эти существа – местная, коренная австралийская мегафауна, многие из которых были размером с крупного носорога, – пережили бессчетное число засух и климатических колебаний за десятки миллионов лет своего изолированного от мира существования, но вдруг исчезли вскоре после появления в Австралии первых людей.
При этом они вымерли не только в засушливой ныне зоне Центральной Австралии, но и на избыточно влажном юго-востоке континента, и даже в расположенной на экваторе дождливой Новой Гвинее. Они вымерли во всех климатических зонах без исключения, от пустынь до прохладных и влажных тропических лесов, причем сделали это задолго до окончания ледникового периода, а значит, и до действительно существенных изменений в климате Австралии и Новой Гвинеи. Но, как мы понимаем из повседневного опыта, просто так даже «кошки не рожают», а столь селективное уничтожение именно крупных тварей в аккурат к моменту появления в Австралии человека, скорее всего, имело под собой весьма тривиальные причины. Их просто убили. А потом – съели.
Сценарий уничтожения мегафауны Австралии первобытными людьми, по-видимому, был стремительным и драматичным. По похожему, но более мягкому сценарию происходило истребление первобытными людьми больших травоядных животных во влажной ледниковой Евразии, где были постепенно выбиты основные крупные животные: мамонты, туры, шерстистые носороги и гигантские олени. Уже в историческое время просто чудом были спасены дикие быки Европы и Америки – зубр и бизон, чуть не разделившие участь своих древних родственников. Их возрождение пришлось производить от десятка взрослых особей, которые сохранились в основном в зоопарках по всему миру.
Однако в Австралии, в отличие от Евразии, этот процесс уничтожения мегафауны прошел гораздо быстрее и трагичнее. Первые австралийцы взялись за дело и сразу принялись за ландшафт, ведь их методы охоты подразумевали именно целенаправленное разрушение природной среды, в которой и жил весь этот первобытный австралийский зверинец.
Такими методами аборигены Австралии охотятся и до сих пор – в их культуре центральное место занимает загонная охота с тотальным поджиганием всей растительности. Огонь, охватывая обширные территории, выполняет сразу две задачи: он выгоняет животных, которых можно убить, или сам убивает их. Кроме того, огонь превращает лес и густые кустарниковые заросли в открытые участки, по которым охотникам уже легче передвигаться. И выслеживать свою добычу.
По ориентировочным оценкам, каждая кочующая группа первобытных австралийских охотников ежегодно выжигала около 100 км² лесов, саванн и степей – целенаправленно или невольно, в том случае, если огонь выходил из-под их контроля. Тысячи групп таких охотников на протяжении 20–30 тысяч лет могли многократно – десятки и десятки раз! – выжигать растительность на всей территории австралийского континента. Влажные леса, под давлением такой постоянной разрушительной силы, уступили место чахлым кустарникам, затем – саваннам, а потом – и знакомым нам современным австралийским пустыням. Ничем более не компенсируемые периоды засухи на континенте, потери органики почвами и их последующая ветровая и водная эрозия не позволили впоследствии австралийским аборигенам самостоятельно освоить сельское хозяйство. Ну а их гастрономические привязанности оставили их и без домашних животных. Ведь трудно представить себе тягловое животное размером с собаку – все же на соху или плуг надо иметь или лошадь, или вола. А своих будущих «волов» и «лошадей» австралийцы просто съели.
[15]
В дальнейшей истории цивилизации мы будем неоднократно сталкиваться со схожими ситуациями, цивилизация часто создает свою структуру, необратимо разрушая предыдущую природную среду или инфраструктуру, созданную более древней цивилизационной общностью. Ведь часто упорядоченная структура, потребляя вещество и энергию извне и пытаясь перейти на следующий уровень сложности, не очень задумывается об источниках пищи, энергии и чего-либо иного во внешнем мире. И синтез нового не всегда идет через линейный прогресс: часто на пути вверх случаются и периоды ужасных «темных веков», и моменты внезапного, уже необратимого коллапса, как в случае аборигенов Австралии.
Путь в будущее отнюдь не так прост, как кажется. Нельзя постоянно сидеть в «вечном сегодня», но и дорога в будущее никогда не бывает широким освещенным шоссе. Очень легко уйти не туда. И потом – час-то нельзя «все понять и простить» и вернуться обратно.
«Мама, мама, что я буду делать? Мама, мама, как я буду жить?». Фильм «Кин-дза-дза» – это и про допотопную Австралию, и про нас с вами.
Впрочем, первые австралийские поселенцы вполне могли обходиться и без искусственных пожаров для охоты – среда, в которой миллионы лет до них протекала эволюция животных Большой Австралии, не включала в себя людей-охотников. Большинству млекопитающих Африки и Евразии удалось дожить до современной эпохи только потому, что их эволюция сотни тысяч и даже миллионы лет происходила бок о бок с постепенной и неспешной эволюцией человека, который изобретал копья, луки, загонную охоту и многое другое. Поэтому у животных Евразии было достаточно времени, чтобы выработать страх перед людьми, пока люди на мегаконтиненте, где «возможно все», медленно совершенствовали свои первоначальные, отнюдь не выдающиеся охотничьи навыки.
Согласно последним исследованиям, древнейшие каменные наконечники стрел, возрастом около 61 тысячи лет, найдены в пещере Сибуду в ЮАР. Их последующий анализ установил наличие на них следов примитивного клея на растительной основе, применявшегося для закрепления наконечника на деревянном древке. Надо сказать, что именно от изобретения лука и стрел можно отсчитывать момент, когда люди впервые научились настолько умело создавать структуры, которые концентрируют энергию, что начали всерьез изменять мир вокруг себя. Первые каменные орудия, которые находят по всей Африке, начиная со знаменитого ущелья Олдувай, скорее служили целям разделки трупов животных, нежели могли бы как-то помочь людям в охоте на зверя. Особенно если речь шла о мамонте или о сумчатом вомбате, которые и сами могли убить первобытного охотника. Но все поменялось с изобретением луков, первые из которых нашли в пещере Сибуду.
Надо сказать, что сама по себе пещера Сибуду – это уникальный объект. Культурный слой в этой пещере местами составляет до десятка метров.
Люди здесь жили дольше, чем насчитывает вся история земледельцев или скотоводов всего мира, – первые следы пребывания тут людей относятся к периоду около 77 тысяч лет тому назад, а последние материальные находки датируются 38 тысячами лет до наших дней. Как раз в это время первые человеческие поселенцы подбирались к еще не населенной людьми Австралии. В пещере Сибуду, кроме древнейших наконечников стрел, найдено еще немало интересных вещей. Так, например, там обнаружен древнейший… матрац из листьев дерева, похожего на лавр, который, кроме мягкости в области попы, еще и обеспечивал нашим предкам защиту от кровососов за счет своего камфорного запаха.
Кроме этого, пещера Сибуду являет собой печальную историю реального прогресса, который, на самом деле, никогда не представлял собой «накатанной дороги вперед и вверх».
Материальные находки из Сибуду – иглы, наконечники стрел, украшения из раковин – демонстрируют нам отнюдь не непрерывную традицию технологического развития, а, напротив, появляются в отдельных местах «из ниоткуда» и так же исчезают «в никуда». Отсюда возникает сомнение в том, что на ранних стадиях развития технологии человек так же непрерывно накапливал знания, как это он делает сейчас, – скорее, отдельные достижения появлялись, использовались, а затем, в силу субъективных причин, бесследно исчезали и вновь появлялись через длительное время.
Что было тому виной – умирали ли мастера, утрачивались ли секреты или вдруг пропадали какие-то важные компоненты для примитивного растительного клея – сейчас сказать трудно. Но, умри сейчас (чур меня, чур!) все атомщики, – много ли людей решатся собрать заново ядерный реактор? Ведь сегодня для многих устройство ядерного реактора имеет столь же магическую природу, как и секрет лука со стрелами, который много раз «открывали», а потом снова «закрывали» в пещере Сибуду.
Этот момент был очень хорошо описан у американского фантаста Айзека Азимова в его классическом цикле об «Основании». Разведчик из Основания попадает в старую Империю и видит там поклонение мощным атомным агрегатам прошлого:
«Но сейчас они даже не в состоянии разобраться, как же работают их собственные гиганты. Все машины вот уже множество поколений работают в автоматическом режиме, а присматривающие за ними люди превратились в членов полурелигиозной наследственной касты техников. И если во всей этой махине перегорит какая-нибудь микроскопическая трубка, они будут беспомощнее новорожденных».
[16]
Скорее всего, столь же безумно сложный «хай-тек» представляли из себя первая стрела и лук для людей прошлого.
Ведь, исходя из времени обитания людей в пещере Сибуду, это даже еще были не люди современного типа, а скорее всего – некие переходные формы от древних африканских форм людей к современному, знакомому для нас, «нашему» кроманьонскому типу. Однако уже эти примитивные люди могли, с помощью лука, охотиться не только на мелкую живность, но даже и на крупных и опасных бизонов или быков.
Ведь в чем всегда суть охоты? Доставь свою энергию в виде летящего наконечника стрелы в структуру бизона, пока бизон не доставил свои рога тебе в живот!
Лук же в этом плане – одно из уникальных изобретений.
Главным достоинством лука, с точки зрения охотника, была его легкость – для лука можно носить с собой много снарядов, в отличие от копья или дубины. Кроме того, лук давал возможность его скрытного применения и со значительной дистанции. Выстрел можно было сделать с места, причем из различных положений. Пространства требовалось совсем немного. Стрелка мог выдать только скрип тетивы, звук сгибаемого лука и свист полета стрелы. Но летящая стрела – это уже обычно было слишком поздно для бизона.
Пращой же, копьем и бумерангом можно было действовать только на открытом пространстве и стоя. А это уже опасно и для самого охотника.
Ну а переть с деревянной дубиной на бизона… Уверяю вас, у первобытных людей вполне хватало мозгов не делать этого в принципе.
Пробивная сила стрелы на больших расстояниях, конечно же, была еще неудовлетворительна. Но на достаточно близких дистанциях стрела уже могла пробить животное навылет. Выпустив стрелу с нескольких десятков метров в определенную точку и под нужным углом, ею можно было поразить любое животное. Так лук стал универсальным оружием первобытного охотника.
Надо сказать, что первые концентраторы энергии, которые создал человек, были примитивными и маломощными. Стрела первобытного лука – это всего лишь около 20–40 джоулей энергии. Столько энергии сейчас выдает скромная лампочка накаливания в вашем туалете за одну секунду. Однако уже этого количества энергии вполне хватало, чтобы в концентрированном виде поразить слабые места дикого зверя.
«В нужное время и в нужном месте. Доставка кинетической энергии в сонную артерию бизона. Палеолит, спросить Чум-Чума. Пещера Сибуду, первый тюфяк налево. Принимаю предварительные заказы. Все права защищены».
Итак, мегафауна Евразии за 20 тысяч лет, пока люди совершенствовали свои первые, еще очень примитивные луки, успела вполне приспособиться к этим опасным тварям, которые нападали из засады.
Мегафауна же Большой Австралии имела несчастье внезапно столкнуться с вторгшимися на их территорию людьми современного типа. Эти люди уже достигли очень высокого уровня в искусстве охоты и имели мощные, иногда уже сложноустроенные композитные луки, которые обеспечивали гарантированное убийство даже крупного зверя.
Современные антарктические птицы и млекопитающие, которые также развивались вдали от людей и впервые увидели их только несколько столетий назад, по-прежнему ведут себя как ручные. Ведь человек, при беглом взгляде на него, кажется совсем не опасным – ни когтей, ни рогов, ни даже мало-мальски мощных зубов у него нет. Фауна Антарктики тоже была бы обречена на уничтожение, если бы защитники природы своевременно не настояли на принятии мер по ее строгой охране. Ведь уже в историческое время умные и просвещенные люди полностью уничтожили дронтов и островных морских котиков, убили и съели стеллерову корову, а американского странствующего голубя извели уже вообще в начале XX века. Истребление этого фантастически многочисленного вида, обитавшего в США, было так внезапно, что американцы долго не могли прийти в себя от неожиданности случившегося. Было изобретено несколько «теорий» для объяснения ошеломляюще быстрого, «как взрыв динамита», исчезновения голубей (кстати, этот самый динамит тоже применяли при охоте на них!). Согласно одной «теории», все голуби якобы утонули в Атлантическом океане, когда «эмигрировали» в Южную Америку. Додумались даже до того, что странствующие голуби улетели будто бы на Северный полюс и там добровольно замерзли.
В истреблении странствующих голубей повинны не Северный полюс и не Атлантический океан, а стихия более страшная, имя которой назовет американский ученый Роберт Мак-Кланг: «В штате Висконсин местное орнитологическое общество установило… мемориальную доску с надписью: «В память последнего висконсинского странствующего голубя, убитого в Бабконе в сентябре 1899 года. Этот вид вымер из-за алчности и легкомыслия человека».
[17]
И не стоит списывать на погоду и на болезни то, что человек делает сверхэффективно вот уже около 60 тысяч лет новейшей истории, – с помощью управления энергией меняет и меняет мир под себя. Ведь точно так же и первые австралийцы запросто подходили к так и не научившимся осторожности древним гигантам Австралии и Новой Гвинеи и убивали их себе на завтрак, обед или ужин. Голубей убивали мы, сумчатых вомбатов убили мы, и мы же выкачиваем нефть из наших недр.
Столь быстрое, а главное, столь тотальное уничтожение всех крупных животных Большой Австралии имело печальные последствия для дальнейшей истории человека в этой части планеты. Вымерли все крупные животные, которые могли бы стать кандидатами на одомашнивание, и в итоге австралийцы и новогвинейцы остались без возможности самостоятельно завести когда-либо даже самую захудалую домашнюю скотину. Свиньи, которых сейчас повсеместно разводят на острове Новая Гвинея, попали туда хоть и до европейской колонизации, но тоже связаны с другими, более ранними колонизаторами – арабскими мореплавателями средних веков.
Результат такой цивилизационной катастрофы Австралии печален: за многие тысячелетия австралийцы почти совсем не улучшили свою технику, свои трудовые навыки и бытовые условия, и к моменту прихода европейцев австралийцы все еще пользовались каменными орудиями и жили небольшими общинами, ведущими кочевой образ жизни охотников-собирателей. В столь обедневшей естественной среде это был единственно возможный способ адаптации к быстрому истощению скудных пищевых ресурсов в каждой отдельной местности. Повседневными «национальными блюдами» коренных австралийцев являлись, помимо прочего, лепешки из спор папоротника, мелкие сумчатые размером с крысу и личинки насекомых, причем последние считались изысканным деликатесом. Численность населения всего континента к моменту прихода туда европейцев не превышала нескольких сотен тысяч человек, к тому же обитавших лишь в немногих разделенных практически безлюдной пустыней экологически благоприятных оазисах, взаимодействие между которыми было тем слабее, чем дальше они были удалены друг от друга.
А между тем археологи обнаружили в Австралии остатки доисторических деревень каменного века, где число каменных, добротных домов доходило до полутора сотен – свидетельство как минимум сезонной оседлой популяции численностью в несколько сотен человек. На древнейших стоянках обнаружены небольшие каменные изделия, служившие «сменными лезвиями» к составным орудиям и к наконечникам стрел, – первые поселенцы Австралии, как я сказал, в совершенстве владели луком и стрелами. Позже изоляция и малонаселенность в сочетании с отсутствием множества ресурсов биологического происхождения привели к тому, что многие навыки были необратимо утрачены – тот же лук был по каким-то неизвестным причинам забыт и впоследствии заменен изобретенным уже в Австралии бумерангом. Обитатели же северо-восточного полуострова Австралии Кейп-Йорк в какой-то момент забыли и бумеранг.
Что касается других, самых мелких осколков Большой Австралии, то там ситуация сложилась еще печальнее. В Тасмании, например, к приходу туда европейцев, отсутствовали многие орудия, известные даже примитивным австралийцам. Жителям Тасмании также были неизвестны многие простые навыки – добыча рыбы, шитье и даже разжигание огня.
По меньшей мере еще на трех небольших островах (Флиндерсе, Кенгуру и Кинге), которые были отрезаны от Австралии и Тасмании в связи с повышением уровня океана, связанным с таянием последнего ледника около 10 тысяч лет назад, тоже имелись человеческие популяции австралийской колонизационной волны, но они со временем попросту тотально вымерли.
Вот так. Все по Даймонду – кто съел свой ресурс, тот вполне уже может и не подняться снова. А может и тривиально погибнуть. Совсем как Дездемона или эфиоп.
Новогвинейцам, в каком-то смысле, повезло чуть больше – климат у них более влажный, чем в Австралии, богат дождями, что уберегло остров от превращения в австралийскую пустыню и позволило аборигенам со временем освоить примитивное сельское хозяйство и даже завести привезенных из Азии свиней. Хотя везение новогвинейцев было все равно относительным – по факту это было блуждание горстки людей по небольшому участку болотисто-гористых джунглей в состоянии перманентной войны «всех против всех», да еще и с дружным поеданием побежденных на почве хронической белковой недостаточности.
Например, в одной из этнографических книг описан веселый обычай Новой Гвинеи, по которому для прохождения обряда совершеннолетия сына охотник-новогвинеец должен был убить кого-нибудь из соседнего, враждебного племени, но перед смертью обязательно узнать его тайное имя. Это имя и переходило «по наследству» к его совершеннолетнему сыну.
[18]
Вот такой вот нехитрый обычай, который четко позволял поддерживать постоянную и неизменную численность населения в джунглях Новой Гвинеи.
И поэтому, расписывая чуть позже, шаг за шагом, текущий современный цивилизационный кризис, который разворачивается у нас перед глазами день за днем, мы постараемся не впасть в безудержный оптимизм, определяемый простой русской фразой: «фигня, авось как-то прорвемся», и будем помнить о примере аборигенов Австралии (для пущей важности можно почитывать рядышком и книжку Джарела Даймонда «Коллапс» – очень вдохновляет!).
Ведь это сакраментальное «прорвемся», которое я, безусловно, всецело поддерживаю, должно сопутствовать не наивно-детскому «фигня, малята», а гораздо более взрослому подходу: «прорвемся, с потерями, не все – и, более того, фундаментально изменимся».
И пример неудавшегося прорыва «в светлое аквадеспотическое завтра», который получился у аборигенов Австралии, рассказывает нам именно об этом. О том, что «завтра» не всегда приходит так, как мы это себе нарисовали в своих простых и эгоистических фантазиях. И о том, что «прогресс» – это отнюдь не мощеная дорога из желтого кирпича, которая должна непременно привести нас в замок волшебника.
Красная Королева, которая просит Алису бежать все быстрее и быстрее, не будет за нее думать. Она лишь задает темп бега, а уже сама Алиса должна решать, что и как ей надо делать, чтобы успеть за ее бегом и не упасть, обессилев от напряжения. И как превратить кризис, вызванный непрекращающимся бегом Красной Королевы, в прыжок в «светлое завтра», а не в поедание крыс и себе подобных, после того как вкусные вомбаты и кенгуру уже доедены.
И об этом – следующая глава.
Ключевые слова: цивилизация, прогресс, разрушение.
Ключевые смыслы: убил и съел; съели все; авось прорвемся.