Глава 2. Нежданные встречи
Селена и Лентина спешили, что было сил, нетерпеливое предчувствие гнало их вперед. Они не могли спать, ели на ходу, останавливаясь лишь для того, чтобы пополнить запасы воды и дать передохнуть коню. Надежда гнала их вперед, боязнь опоздать подстегивала. Молили Семерку, чтобы дети оставались живы к их приезду. Молили всех богов сразу, чтобы помогли, чтобы не отвернулись. Когда увидели лес и холмы возле Речного перекрестка, а вскоре должна была показаться Пещера Ветров, у обеих бешено бились сердца и пересохли губы. Спешились, решив соблюдать максимальную осторожность, на которую только были способны. Коня привязали покрепче – так, чтобы он мог дотянуться и до травы, и до воды, и, крадучись, начали пробираться к входу в Пещеру Ветров. С трудом дождались, когда дневные светила спрячут свои пылающие лики за горизонтом, ночных светил сегодня не предвиделось – наступала ночь новолуний. Знакомые с детства созвездия прорезали бархатную ткань ночного неба острыми лучами, свет их умирал над Зорией в немыслимой высоте. Резким диссонансом выделялись семь звезд, выстроившихся в прямую линию, почти в самом центре ночного небосклона, окончательно разрушая веру в то, что все, может быть, изменится к лучшему само собой. Лишь астрономы, которые одинаково хорошо видят в темноте и на свету, могли идти быстро и туда, куда нужно в такую темень. Лентина внезапно вспомнила что-то, дернула кровницу за рукав, которая, повернувшись на ходу, прошипела сквозь зубы:
– Ну, что еще? – аж подпрыгнула, нервы натянуты, словно струна.
– Ты про эту Пещеру вообще слышала хоть что-нибудь? В Диких мирах про нее тебе ничего не говорили? Или с детства, может быть, помнишь?
Селена отрицательно помахала головой, продолжая быстрым шагом приближаться к темневшему во мраке провалу.
– У нас говорят, что всякий вошедший в Пещеру Ветров выходит оттуда, если вообще выходит, глубоким старцем, в истлевших одеждах, изъеденный болезнями и потом живет совсем недолго. Ты, правда, хочешь войти туда?
– Ну что ты за человек такой, а, Лентина? Какая мне разница, какой я выйду, если мой мальчик там? Если он ждет меня и думает, где же эта мать его? Почему она до сих пор не пришла? Почему она не догадалась раньше, что я жив? Да я в хронилища спущусь, отдам свои уши, лишь бы он жил. А если выйти мы не сможем, так, по крайней мере, мы будем вместе – а там – выйдем или нет, пустое все это. Я, Селена, астрономова кровь, хотя бы попытаюсь спасти одного из последних детей Аастра, и помогу тем, кто в этом нуждается, клянусь временем.
Селена, сама не зная того, вспомнила древнюю клятву астрономов, которую произносили шедшие на неминуемую гибель. Потом она еще долго кипятилась, призывая на рогатые головы похитителей все кары мирские и небесные.
– А зачем ты спрашиваешь? Ты передумала? – подозрительно прищурила глазища – жизнь в Диких мирах учит недоверию, выбивая наивность песчаными кнутами.
Лентина стояла, скрестив руки, молча улыбалась.
– Постой-ка, ты же думаешь так же, как я! Зачем, зачем ты спрашиваешь, а? – недоверие сменило недоумение.
Лентина прищурилась:
– Чтобы знать, затем и спрашивала. Лучше я буду знать, что мы пойдем до конца вместе даже без ушей. Вперед?
Шагнули. И случилось странное: с холма, с той части, которая вся заросла какими-то темными кустами, стоявшими плотной стеной, кубарем скатились пятеро ребятишек. Один из них, врезавшись на полном ходу в девушек, прошипел сквозь зубы, запыхавшись так, что мог только шипеть:
– Вы же люди, да? Вы же настоящие? Бежим, бежим, надо подальше убежать, потом мы все расскажем.
Голос мальчика казался Селене таким знакомым, таким родным, но выяснять было некогда. Ужас в его голосе заставлял переставлять ноги как можно быстрее. Мальчик несся первым, девушки, схватив остальных детей за руки, бежали следом. Потом Лентина заставила всех свернуть к их повозке. Тут и остановились, чтобы отдышаться и, наконец, объясниться. Селена и Лентина едва не сошли с ума от радости, видя, что их сыновья живы: чумазые, лохматые, в каких-то отрепьях, исхудавшие, но живые. Хохочут, словно сотворили такую шутку, которая понятна только им одним – только смех тот нервный, еще чуть, и прорвутся слезы. Но смех все-таки помог. Ужас понемногу пропадал из глаз детей. Трое других ребятишек стояли чуть в сторонке, с опаской разглядывая встретившихся. Вальд подбежал к своим маленьким спутникам, затормошил, закружил, запрыгал вокруг:
– Это же моя мамка, моя мамка! Понимаете?! Она шла за мной, она меня нашла!!!
Селена усмехнулась:
– Надо еще посмотреть, кто кого нашел… Вы откуда тут взялись?
Лентину ноги не держали, она сидела на камнях, вцепившись Киру в плечо, целуя и обнимая мальчика так, словно боялась, что он сейчас исчезнет.
Из тройки неастрономов вышел мальчик, дитя кланов повитух и пастырей, как почувствовалось, Вальд сказал, что его зовут Абрахам, Эйб. Он-то скороговоркой, хотя и немного косноязычно и рассказал, что произошло с того момента, как драконы перенесли их в эту пещеру. Селена и Лентина, долго не раздумывая, быстро посадили всех детей в повозку, прикрыли их, чем пришлось – нарвали веток всяких, листьев больших, накидали сверху. Прятали, не надеясь особо на такое укрытие. Теперь все решала скорость. Если им удастся добраться до Блангорры за ночь – они, может быть, еще увидят рассвет.
Это была сумасшедшая ночь – дети, натерпевшиеся за последнее время, уснули в повозке, несмотря на то, что трясло немилосердно. Девушки гнали повозку по тем дорогам, которые казались им короче, тем, что могли привести в Блангору до рассвета. Петляли между деревьями, скатывались с крутых откосов, едва не застряли в невесть откуда взявшемся здесь болоте. Через мост ехать не решились, взяли сильно левее, Лентина откуда-то помнила, что там должно быть мелко. Повозка со всего маху съехала с пологого берега в реку. И в самом деле, было мелко – едва по ступицу колеса, но дно было таким рыхлым, что колеса застревали. Пришлось Лентине спуститься в холодную ночную воду, вздрагивая от обступившей ее прохлады, взять коня под уздцы и помочь ему переправить всю ораву. В какой-то момент она оступилась и попала ногой в ямку, сердце замерло, потом рванулось, призывая идти, спасать спасенных, спешить, спешить… И Лентина поспешила, сделала рывок и нащупала на дне твердые камни босыми ногами, с размаху ударившись пальцем об один из них. Пульсирующая боль отвлекла от подступающей паники, и путники благополучно выбрались на берег. Дети даже не проснулись, лишь девочка беспокойно заворочалась во сне, потом сунула чумазый большой палец в рот, и снова засопела. Селена заставила кровницу снять мокрую одежду, закутала ее в одеяло и уложила рядом со спящими, сказав, что нет нужды торчать на козлах вдвоем, ворчливо прибавив при этом:
– Если ты, лягушка, сейчас не замолчишь и не заснешь, я привяжу тебя к повозке, чтобы не потерялась, и заставлю бежать за нами, – потом добавила: – А то простудишься.
Через минуту Лентина уже спала, крепко прижав к себе таким чудесным образом найденного Кира, другой рукой она обнимала того мальчика Эйба, постепенно все дети сползлись к ней поближе. Селена, оставшись одна бодрствовать, пустила конька бодрой рысью, не позволяя себе подгонять его чаще, чем нужно, из опасения, что загонит животину. Теперь могла расслабиться. Она безмолвно благодарила Семерку за произошедшее, смахивая слезы ладошкой. То, что случилось, нельзя было назвать никак иначе, это могло быть только чудом. Пятеро детей, сбежавшие от драконов. И еще Вальд шепнул ей, что они сделали такую штуку, ну такую, ты может быть, конечно, заругаешься, но потом не будешь. И уснул, а мать теперь мучалась от неутоленного любопытства, задаваясь вопросом, какую такую штуку задумал ее не в меру сообразительный отпрыск? Но она сейчас была счастлива так полно, что ей хотелось обнять весь Мир, не задумываясь о том, что могли дети натворить. В кои-то веки, не пришлось никому ничего доказывать, не нужно ничего придумывать, не нужно сражаться – судьба и Семерка пошли навстречу. Или это дети оказались не по зубам этим монстрам. Ее немного беспокоил лишь тот «страшный дядька», который обещал поговорить с ее мальчиком по поводу того, почему он жив. Но сегодня Селена решила, что не будет забивать себе голову, а будет наслаждаться этим чудесным моментом. А завтра – будь, что будет. Имело значение лишь то, что они вместе.
Утро застало путешественников вблизи Блангорры. Занимающийся рассвет выкрасил крепостные стены столицы в яростно-розовый цвет, издалека казалось, что камни пылают. Повозка едва тащилась, подпрыгивая на каменистой дороге, девушки обе сидели на козлах – коня уже не подстегивали, опасаясь, что он падет перед самыми воротами, привлекая к ним ненужное внимание. Лентина проснулась перед рассветом, оделась, укутала потеплее все еще спящих детей и, подрагивая от предрассветной свежести, уселась на козлы рядом с кровницей. Ближе к городу они переоделись в плащи, в которых путешествуют купцы, чтобы сбить с толку любого, кто заинтересуется ими. Они понимали, что сейчас быть предметов всеобщего внимания совсем ни к чему – а что они истинная редкость, знали точно. Проснувшихся детей зарыли среди поклажи на самое дно повозки, велев сидеть тихо-тихо. Малыши с такой серьезностью согласились это сделать, что у обеих защемило сердце. О подробностях пережитого в плену у драконов помалкивали, на вопросы отвечать не хотели, отводили глаза, начинали хныкать. Да кровницы и не настаивали, понимая, что там пришлось несладко. Усталый конь из последних сил тащил повозку к воротам, еще рывок – и вот уже каменистая дорога сменилась предмостной площадью, которая была выложена крупными речными камнями, подобранными так искусно, что получавшийся узор складывался в имена великой Семерки.
Несмотря на ранний час, ворота были открыты, люд сновал туда-сюда. Лентина рассчитывала на то, что в это время улицы столицы будут пустынны, и они незаметно попадут в Храм Виты, где надеялась встретить мать Оливию. Впрочем, в толпе затеряться – тоже вариант неплохой, среди этого столпотворения можно было прошмыгнуть к Храму. Оставалось лишь узнать, по какому поводу толчея и почему сонная обычно в этот час Блангорра уже кишмя кишит народом. Выяснять не пришлось – прямо над подъемным мостом был натянут огромный кусок белоснежной ткани, на котором торжественно объявлялось появление наследника Прима. Родился новый царенок, и сегодня его должны были представить народу царственные супруги. Совет кастырей собирался заслушать представление верховного кастыря повитух и отчет о рождении наследника на главной площади ровно в полдень. На мосту путникам преградили дорогу охранники – из города выезжала кавалькада весовщиков и пастырей по каким-то срочным государственным делам, и все движение было перекрыто. В толпе зашептались, что в первых рядах сам Маршалл весовщиков, Лентина хотела было броситься под ноги всадников и просить аудиенции у кастыря, так удачно подвернувшегося, но что-то ее остановило, какое-то гнетущее чувство. Потом из повозки высунулась ручонка Марка, маленького весовщика, он крепко схватил Лентину за запястье, сквозь ветки глаза блестели непролитыми слезами, отрицательно покачал головой, останавливая ее порыв. Девушка решила довериться интуиции двух кланов и попятилась к повозке, пережидая затор. Проезжавший Маршалл в этот момент, словно его кольнуло что-то, повернулся, не останавливая движения, и начал разглядывать толпу, почуяв какую-то опасность, что таилась среди этого безликого люда.
После того, как всадники проехали, движение возобновилось, Селена и Лентина беспрепятственно провели свою драгоценную повозку мимо охраны, которые даже не подумали проверить поклажу – были они свободнокровными, интуиция и чутье у них были обычными человеческими, притупленными.
Девушки решили не светиться, пробираясь в Храм повитух – там сейчас столпотворение, наверное, и повернули в тот самый памятный Лентине «Приют разбитых сердец». Монет было немного, как раз по тамошним расценкам, и вопросов лишних не задавали, если немного добавишь. Человек за конторкой был, как и мостовая охрана, из свободнокровных, записал Лентину, как «госпожу Архобал с сестрой и семьей» – пришлось прикрыться именем из прошлого, но в этом случае все средства были хороши. Несколько блестящих кружочков сверх требуемого сделали свое дело. Документы не потребовали, досмотру не подвергли, к пастырям с доносом никого не отправляли – разве что втихую. Дело было обычное, на то он и «Приют», чтобы любой мог укрыться – и незаконная девка; и любой другой люд, который не желает быть узнанным, даже и беглецы от Кодексов – впрочем, эти-то не надолго, если кровавые, их быстро ловили – весовщики свое дело знали.
Вскоре всю их дружную ораву заселили в неприглядный трехместный темный номер. Но, по крайней мере, там было тихо, была вода, три широкие лавки, покрытые ветхими одеялами и массивный деревянный стол. Лентина, еще плотнее закутавшись в плащ, походила по небольшим магазинчикам, набрала одежды и еды – все были изрядно обтрепаны и голодны. А за появление в праздничный день в отрепьях можно было загреметь в Тайную канцелярию на допрос, почему всенародный праздник тебя не радует. Поэтому надо было либо не высовывать носа на улицу, либо принарядиться. Попасть на площадь нужно было обязательно, пришлось потратиться и на наряды из скудных общих средств. Пока Лентина ходила за покупками, Селена перезнакомилась, наконец, со своим новым «семейством». Перемыла мальчишек всех по очереди, закутала в серые от частых стирок гостиничные простыни, и усадила сушиться на лавках, а сама занялась девочкой. Дети были в таком плачевной состоянии, что ей приходилось незаметно, до боли закусывать губы, чтобы не расплакаться, хотя для нее такие близкие слезы – это странно и непривычно. Заставить Селену заплакать – даже раньше, в счастливые деньки юности надо было сильно постараться, чтобы это случилось, а теперь и вовсе. Дикие говаривали про нее: «Камень-девка, ей надо было воином родиться. Крепкий мужик был бы». Селена горько усмехалась тогда, не зная, хорошо это или плохо. Теперь решила, что все-таки хорошо, что она – камень. Отмывая маленькое тельце девочки, которая была такой худенькой, что, казалось, хрупкие косточки могут прорвать тонкую кожицу, Селена, в который раз прокляла Хрона и все его воинство за то, что они сотворили с детьми. Отмытые ребятишки притихли, отвыкнув от такой заботы и купания, теплая вода разморила, и они опять уснули, кто где сушился, среди простыней и полотенец сомнительного белого цвета. Вошедшая Лентина остолбенела, потому как стала свидетельницей непривычной картины. Селена, которая за время их путешествия была строгой, жесткой и непреклонной; Селена, которая могла голыми руками поймать и убить змею; которая могла без промаха бросить кинжал, нож – все, что могло вонзиться, в цель – эта самая Селена, на цыпочках ходит среди спящей детворы и укрывает их изношенными одеялами. И она вытирает распаренными руками катящиеся по щекам слезы. Да уж, было тут от чего впасть в ступор. Но медлить и раздумывать долго не приходилось. Пока дети спали, девушки перекусили, с наслаждением вымылись, выхлюпав всю остававшуюся горячую воду. Потом разбудили свою маленькую армию, накормили их – изголодавшиеся ребятишки ели так, словно никак не могли насытиться – торопливо, едва прожевывая. Управившись с едой, начали наряжаться.
Лентина, с присущим всем женщинам астрономов природным вкусом, на ту малую сумму, которая была, умудрилась приодеть все «семейство» в красивые и изящные наряды, пусть и не новые. Каждому досталось по костюму, подчеркивающему природные достоинства и обозначающему принадлежность к родному клану. Лишь для Вальда, Кира, для себя и Селены ей пришлось подбирать одежду, готовых костюмов не было – потому как, за отсутствием спроса на женскую и детскую одежду для клана астрономов ее просто перестали шить. Дети, переодевшись, стали выглядеть старше своих лет, но взамен этого появилось спокойное достоинство. Врожденные качества кланов, теперь проявлялись так явно, что даже свободнокровке было ясно – кто какую печать в крови носит. Кир и Вальд, одетые не совсем в клановую одежду, тем не менее, выглядели истинными детьми Аастра: узкие темно-серые штаны, белоснежные рубашки с широким воротником, серые же косынки, спрятавшие темно-каштановые кудри одного и светло-каштановые, почти рыжие, выгоревшие волосы другого, темно-синие плащи с капюшонами сделали их неуловимо похожими друг на друга. Мальчишки теперь всюду ходили вместе, разглядывая друг друга в новых одеяниях. Эйб получил немного из костюма пастыря и немного из повитухиных одежд: широкие штаны и узкая рубашка без воротника, все – серого цвета, темно-серый широкий и длинный плащ с капюшоном, который закрывал лицо. Марка нарядили в черно-красную парадную одежду весовщиков: алые, как кровь, штаны, черный камзол и белая рубаха под ним; ко всему этому полагалась шпага – ее с успехом заменил купленный тут же по случаю кинжал. Маленькой Мирре досталось яблочно-зеленое платье с завышенной талией, лимонно-желтая нижняя рубашка, кружева которой кокетливо выглядывали в квадратном вырезе платья, серо-зеленый длинный плащ, позволявший укутаться в него с головы до ног, с остроконечным капюшоном. Шляпу, которую носили купцы в своих путешествиях, решили не одевать – заплели роскошные соломенного цвета волосы в косу и обернули ее вокруг головы. И маленькая худенькая девчушка внезапно превратилась в наследницу всех именитых и безымянных купцов – принцессу Торга. Селена выглядела такой прекрасной в длинном блестящем светло-сером платье с белоснежным кружевным округлым воротником. Декольте украсило колье из фальшивых камней, очень похожих на натуральные – и на те, что в Часовых башнях. Одеяние завершил темно-синий плащ, такой же, как и у Лентины. Лентина – в снежно-белом атласном платье с серо-стальным воротником и с подобным ожерельем.
Когда все закончили свои туалеты, еще раз обговорили план действий. На площадь нужно было попасть как можно более незаметно – для этого и необходимы плащи, в которые можно закутаться. Хотя слишком прятаться тоже не стоило, могли что-нибудь заподозрить и утащить опять же в ту самую Тайную канцелярию, а там господин Магистр уж позаботится обо всех спасителях Мира… Прибыв к Дворцу Примов, после праздничных увеселений, и процедуры символической передачи власти будущему наследнику, необходимо было попасть на частный прием, на котором Примы с новорожденным царенком на руках отвечают на любые задаваемые вопросы.
Селена вела за руки Эйба и Мирру, Лентина – Кира и Марка, Вальд шел чуть впереди, с восторгом разглядывая все, что попадалось на пути. Лишь строгий наказ матери «не задавать вопросов», удерживал его от расспросов, мальчик присутствовал на празднике в большом городе впервые в жизни. Собственно, он и городов-то раньше не видел – вся его предыдущая жизнь прошла среди диких, которые городов не строили. Вокруг бурлил карнавал, по случаю представления наследника город не скупился – бродячие артисты давали представления на предмагазинных площадках тут и там, переодетые горожане веселились напропалую, в фонтанах вместо воды текло вино, аромат которого разносился далеко вокруг, одуряя в наступающей жаре. Жареное мясо, от запаха которого текли слюни, всевозможные фрукты, овощи, пестрота всевозможнейших товаров – все, чем богат Мир, было сегодня здесь. После Торговища, где товары сбывались за границу, блангоррские празднования в честь представления наследника были следующими по популярности среди клана купцов – торговля случалась такой, что только успевай поворачиваться. Перед выступлением Прима, до того, как все высокопоставленные господа соберутся на площади, толпы народа развлекались представлениями: танцы, песни, состязания, фокусники, гимнасты – кого только не было. В этот день даже тиманти могли выступать на площади, конечно же, не в своей родной ипостаси, но были допущены к празднованию.
Праздник близился к своему апогею. Глашатаи на всех углах оглушительно орали традиционную формулу, которая звучала перед церемонией признания новорожденного царенка:
– Всех граждан Мира и гостей его приглашаем к Пресветлому Дворцу славных наследников небесного Прима! Касты и кастыри, свободнорожденные господа! Прим всемогущий, отец небесный, передает отцу мирскому свое дитя – новорожденного царенка. Славься всемогущая Семерка, прошедшая путь мирской и помнящая о детях своих!
К дворцу Примов тянулась огромная вереница желающих поглазеть на великое чудо – появление говорящего младенца. Это зрелище не приедалось – как же, воплощение того, что боги еще живы и посылают своего сына к ним, ничтожным мирянам. Это, знаете ли, как-то бодрит, что ли. Внушает страх перед неизбежной карой, если грешен вдруг – есть кого бояться, да и есть перед кем каяться; если праведен – можешь рассчитывать на признание заслуг. Свободнокровым и гостям Мира, у которых были свои боги и своя вера, было просто любопытно – как так, младенец и столько много говорит.
Церемония началась. Шли чередой вслед за Примом верховные кастыри. Астроном с часами; повитуха с черной коробкой в левой руке и ножом в правой, в сером фартуке; пастырь в темно-серой, почти черной рясе с капюшоном, закрывающим лицо; каменщик – с молотом и циркуле; весовщик – с завязанными глазами и весами в руках; лишь купцы, дети Торга, шли с пустыми руками, позолотив ладони. Отец Торг не нес в руках своих ничего, что не смог бы продать, а продать он мог все, что попадалось. Согласно Кодексу Торга, его дети не могли обвешивать, обманывать, оговаривать, создавать нечестную конкуренцию, обсуждать клиента, назначать товару неверную цену, сбывать негодный товар. Дети божественных предков свято чтили Кодексы, оставленные им в наследство. И на представление новорожденного Прима являлись неукоснительно, только смерть могла избавить их от участия в церемонии. Попасть на такую церемонию – величайшая честь для живущего с печатью крови. В толпе шептались, что Магистр и Маршалл ненастоящие, настоящие утром куда-то спешно отбыли. И вот, наступило время.
Дневные светила достигли апогея, о чем возвестил верховный астроном. Он стоял немного поодаль от остальных кастырей. Верховная повитуха, шедшая с той, которая обнаружила царенка, сдвинула рычаг на черной коробке – этому устройству так и не придумали никакого другого названия за все время службы. Коробка воспроизвела слова древнего проклятия, которое слово в слово должен повторить новорожденный, если ему суждено стать Примом. Проклятие прозвучало так, как и должно было. На преддворцовой площади воцарилась тишина – кто-то в толпе уронил кошель – и все услышали звон упавших монет в нем; где-то вдалеке всхлипнул ребенок – и это тоже было слышно всем. Не каждый день случалось такое событие, некоторые успевали родиться, возмужать, наплодить потомства и умереть, так и не застав смены Примов. А тут – такой случай выдался. Прима подняла ребенка, который становился теперь ее сыном, высоко вверх на вытянутых руках, которые, несмотря на кажущуюся хрупкость правительницы, легко вознесли пухлого младенца и удерживали его столько времени, сколько потребовалось для свершения церемонии. Шесть кастырей прошли мимо, каждый по-своему благословляя божественного ребенка. Смертные родители царенка в этот момент переставали быть таковыми, словно забывая о существовании отданного ребенка. Никто и никогда не узнавал, кем были эти смертные, что с ними происходило далее, кроме господ из Тайной канцелярии – тех самых, с бегающими глазками – свободнорожденных, работающих на весовщиков, незаметных в толпе. Этих подручных по именам и в лицо никто не знал, но они были – информация, быстрота реагирования и кажущаяся вездесущность детей Веса зависела именно от этих безликих. Шестерка кастырей выстроилась за Примой, которая теперь могла прижать мальчика к груди. Прим, становящийся отцом, подошел к своей супруге, и они вместе произнесли памятный диалог. Прим-отец звучным голосом возгласил:
– Жена моя, дитя это объято ужасом и принесет нам только ужас, нужно лишить его жизни. И лишить ушей, чтобы его душа не смогла вернуться и пройти тропой времен в Мире.
Потом вступала Прима:
– Муж мой, дитя не может быть виновно в том, что оно напугано. Убей меня, но оставь его в живых. Возьми мои уши, но не тронь его.
Затем Прима передала ребенка его отцу, что она и сделала, как и много правительниц до нее. На этом сама церемония признания ребенка родителями заканчивалась. Черная коробка, свидетельница произнесенного заносилась в реестры весовщиков и пастырей, потом записи из нее переписывались слово в слово, заверялись печатями всех кастырей, и отправлялись на вечное хранение в монастырь, название и местоположение которого было тайной.
Примы и кастыри теперь должны были отвечать на вопросы, которые подготавливались в течение всей жизни многими жителями Мира, с пустяковыми вопросами никто не подходил, осознавая серьезность происходящего. Те, кому не о чем спрашивать, отправились продолжать праздник на площади и улицы города. Осталось довольно-таки много народу, которые образовали некое подобие очереди. Стояли спокойно и тихо, каждый из просителей был погружен в свои мысли, не мешая соседям. Лентина, Селена и дети оказались где-то в середине очереди, все еще закутавшись в плащи, хотя становилось нестерпимо жарко. Господа с шустрыми глазами сновали мимо очереди, оглядывая быстрыми, почти незаметными взорами каждого просителя. По обычаю, даже преступник, заслуживший казни, мог задать свой вопрос Примам в такой день, оставшись неприкосновенным. Но девушки решили на всякий случай подольше сохранять инкогнито. И, лишь оказавшись почти в самом начале очереди, скинули свои жаркие одеяния, к тому моменту ставшие слегка влажными от пота – полдень, жара. Доселе просители равнодушно стояли друг за другом, вперив взгляд в спину впереди стоящего, и поначалу не обратили никакого внимания на компанию, снимавшую плащи. Сыскари к тому моменту уже ушли в хвост очереди. Но стоящему перед девушками полному невысокому мужчине, похожему на мельника, приспичило отлить, он решил ненадолго покинуть свое место и, не желая потерять занятую позицию, повернулся предупредить о том, что он скоро вернется. Открыл уже было рот, да смог только выдохнуть и ахнуть в изумлении. Прошло уж много лет с тех пор, как кто-либо видел женщин клана астрономов, о них слагали сказания и легенды. Мужчины-астрономы были еще живы, некоторые даже полны сил, но весь Мир понимал, что их клан обречен – мужчины не могли даже смотреть с вожделением или любовью на женщин не своего клана – не получалось ничего и все тут, лишь неизбывная тоска сквозила во взглядах обреченных кровников. Только свои, с печатью астрономовой крови могли быть вторыми их половинками. А тут – двое, девушки из клана астрономов, воскресшие, во всей красе, еще и с детьми. Немудрено было так изумиться человеку-мельнику – перед ним стояли живые легенды – стройные, осанистые, сверкающие этими самыми их глазищами, и такие нестерпимо прекрасные, что захватывало дух. Промямлил, что-де скоро придет, и на подламывающихся ногах ушел. И вот уже пополз шепоток, что в очереди сами астрономши стоят. Слух этот взволновал люд, всегда жаждущий сенсаций. Долетел шепоток до сыскарей, и вот уже весовщики на площади. Вот подходят к девушкам, нижайше кланяются и просят их пожаловать после приема Прима в Тайную канцелярию для прояснения ситуации. Из очереди-то увести нельзя, слишком заметно и не по обычаям. Селена хмыкнула, насмешливо сузив глаза – ха, как же – в Тайную, а потом прямо на блюдечке и к Магистру, а уж он постарается весовщикам глаза запорошить и уши заштопать. Оставалось лишь надеяться, что потом все будут заняты другими делами, и ни о какой канцелярии речи уже не будет. Но эти серенькие господа прилипли и не уходили – стояли, как почетный, пока почетный, караул.
Селена и Лентина уже начали переглядываться, придумывая, как улизнуть от этих серых. В очереди пронесся шепоток: «Ди Астрани, кастырь, кастырь…». От шатра, где расположились Пресветлые, быстрым шагом приближался кастырь астрономов, желающий посмотреть на своих якобы кровниц. Подошел и замер от неожиданности, расцветая счастливой улыбкой. Представился, предложил помощь. Но нет, ему пришлось беседовать со кровницами тут же – в очереди, потому как девушки не хотели терять свое место, зная, что очередь сурова и никого потом не пустит и не узнает. Тем более что оставалось всего ничего – два человека. И девушки наотрез отказались пройти без очереди, пряча притихших детей за спины. Впереди стоящий, тот, что первым их узнал, нет-нет да косился на стоящих позади – ему было жутко любопытно, да еще и главный астроном тут, тоже не каждый день увидишь. Селена заупрямилась, сказав, что они должны встретиться с Примами сейчас во что бы то ни стало и именно по обычаю – отстояв очередь. Астроном – Аастр Нейри Ди Астрани, из южных башен, величайший наблюдатель, по праву ставший старшиной клана, был еще и неплохим чтецом душ. Эти невесть откуда появившиеся девы напоминали первых дочерей Аастра – истинная страсть бурлила под их тонкой прекрасной оболочкой. Обманчиво равнодушный вид не смог ввести Ди Астрани в заблуждение, скрыть важность того, что они должны донести до Примов. И это что-то было очень важно. Кастырь астрономов хотел было откланяться, договорившись о дальнейшем разговоре, но Лентина, до этого момента молчаливо наблюдавшая за происходящим, попросила его остаться, сообщив, что и в нем будет необходимость. Аастр побледнел: если это то, о чем он думает – верно, тогда Мир ждут страшные перемены. Вот уже за белоснежный полог зашел тот, кто стоял впереди, а к ним подошел старший офицер караула, который вел записи о посетителях – кто, какого клана, звания, откуда и вопрос для рассмотрения. Некоторые просители вопросы не озвучивали на улице, соглашаясь говорить только с Примами. И такое право было у всех. Но девушки этим правом не воспользовались. Офицер сосредоточенно писал в своей книге, с каждой записью поднимая удивленные брови все выше и выше:
1. Дама Селена Виктория де Аастр, клан астрономов, город Турск, с сыном Торнвальдом де Аастр – клан астрономов и пастырей;
2. Дама Лентина Милена де Аастр, клан астрономов, город Турск, с сыном Киром де Аастр – клан астрономов и каменщиков;
3. Абрахам де Маар, клан повитух и пастырей, замок фон Мааров, что вблизи Речного Перекрестка;
4. Марк де Балиа, клан весовщиков, г. Юстига на озере Великий Брон;
5. Мирра Розенпорт, клан купцов, г. Юганск.
Задаваемый вопрос: касательно сообщения от господина астронома Аастра де Астра из г. Турска, наблюдавшего парад семи звезд и передавшего ряд цифр «5261347066791432».
У писца в конце лицо вытянулось так, что сильнее и невозможно – мало того, что делегация столь многочисленна, с ней еще и кастырь астрономов собственной персоной, да и вопрос, который они хотят задать, собственно и не вопрос даже, а в конце еще цифры какие-то. Ди Астрани потемнел лицом – шифр был тот самый, которого со страхом ждали все поколения кастырей астрономов. Писец зашел за полог, чтобы доложить о просителях, но через мгновение кубарем выкатился обратно. Присел от страха, зачастил заученно:
– Господ астрономов и их сопровождающих Примы просят пожаловать на пожалованную им аудиенцию.
Слова давно были заучены наизусть, но вот с такой интонацией сказаны были впервые. Очередь заволновалась, зашепталась вновь. Селена и Лентина переглянулись, взяли детей за руки, отправив вперед Вальда с Ди Астрани. Примам кровью начертано не выказывать эмоций ни при каких катаклизмах, но и у них в глазах мелькнуло радостное удивление, когда они увидали входящих. Дети астрономов были невероятной редкостью, как и женщины этого клана, а тут – входят двое тех и двое этих. Девушки присели в изящном поклоне, потупили глаза, затаив дыхание. Ди Астрани заговорил первым, прервав затянувшееся молчание:
– Ваше Пресветлое Величество, позвольте представить вам моих кровниц и их сопровождение.
Прим согласно кивнул. После представления, глубоко вздохнув – перед долгой речью, начала Селена – страх выступления был ей неведом и голос не дрожал:
– Ваше Пресветлое Величество, история наша довольно длинна и печальна. И новости таковы, что несколько часов ожидания уже ничего не изменят. Поэтому, заботясь об очередниках, которые устроились со своими прошениями, осмелюсь предложить: перенести слушания остальных граждан Мира на завтра, либо принять их сегодня, а наш вопрос рассмотреть сегодня последним.
Примы переглянулись, мрачнея, потом заговорила Прима своим звучным, чистым голосом предложив выслушать присутствующих сейчас же, объявив остальным о переносе их приема на завтра. Вызванный писец объявил очереди об этом решении и те, пошептавшись и повозмущавшись, разошлись.
Селена, вновь набрав воздуха, начала свой рассказ с похищения женщин-кровниц клана, обвиняя вполне конкретного человека в организации и претворении в жизнь этого мерзкого плана. Потом поведала о похищении детей, о драконах, виновных в этом, о поездке в Турск и встрече с Аастром, передавшем те цифры, которые они записали в журнале. Ди Астрани вновь вздрогнул, услыхав о цифрах, и побледнел, когда убедился в том, что шифр – тот самый. Рассказ длился долго, полдень успел потемнеть и смениться сумерками, дневные светила спрятались за горизонт, уступив место своим нарождающимся ночным собратьям. Дети, поначалу стоявшие рядом с девушками, устали стоять и, попятившись, уселись на маленький диванчик, стоявший неподалеку. Для всех детей страх или смущение перед сильными Мира сего неведом, а этим детям после злоключений, выпавших на их долю, и вовсе. Мирра даже успела задремать, убаюканная мерным голосом рассказчицы. Прим приказал принести вечернюю трапезу, что было незамедлительно выполнено. Ребятишек растормошили и накормили, потом Прим велел перевезти всю компанию в Пресветлый Дворец и охранять, как величайшую ценность. Ди Астрани, весь день просидевший вместе с гонцами, принесшими печальную весть, собрался уходить, чтобы отдать распоряжения по своему ведомству. Всё, что готовилось так долго, теперь спешило свершиться. Но Прим, остановивший кастыря, сообщил, что его присутствие необходимо и далее. От приглашений правителя не отказываются, и Ди Астрани вместе со всеми отправился во Дворец.
Только вышли из шатра – уже совсем стемнело, вокруг зажгли фонари, слышен был далекий шум толпы, празднующей появление наследника – как к начальнику охраны подлетел всадник на взмыленном коне. Вернулся из поездки Маршалл, за которым хотели посылать, чтобы все верховные кастыри присутствовали при оглашении печальных, хотя и давно ожидаемых новостей. На церемонии вместо Маршалла пришлось быть двойнику – чтобы не вносить излишнюю смуту в умы празднующих. Маршалл, не спешиваясь, пошептался о чем-то с начальником охраны. Кастырю весовщиков тоже было предложено проследовать вместе со всеми в зал совещаний. Взгляд Маршалла на кратчайшее мгновение остекленел – вот оно, началось, не зря нехорошее такое предчувствие посетило его сегодня. Кастырь окинул взглядом Лентину, Селену и детей, от этого взгляда у них заледенели руки и ноги. Гонцов отправили всем, кому положено присутствовать при событиях такой важности. Велено было также захватить с собой ключи, которые хранились у каждого кастыря.
К тому моменту, когда Прим и его спутники пожаловали во Дворец, в зале совещаний уже собрались почти все – кастыри кланов повитух, купцов, каменщиков. Маршалл и Ди Астрани прибыли вместе с ним. Не хватало лишь Магистра пастырей. Детей, прибывших с девушками-астрономами, хотели отправить спать, но Селена воспротивилась, сказав, что они прибыли вместе, и вместе же и уйдут, если кто-то и уснет, то пусть спит в креслах – они достаточно мягки для тех, кто был в плену у драконов и привык к мягкости каменного ложа. Услышавшие этот разговор кастыри зашептались – драконы, драконы… Шепоток скользнул, и затих. Кастырь повитух, узнав вошедшую Лентину, хотела подойти, но сдержалась, заметив, что та не подает виду о близком их знакомстве. Прим поднял глаза, оглядывая своих верных сподвижников, рука об руку с которыми он правил так много лет. В глазах правителя промелькнула усталость от этих, как теперь показалось, безоблачных лет несения службы, которые закончатся, конечно же, но ох, как не скоро – пока царенок вырастет до совершеннолетия и передачи ключей. А может быть, закончатся эти годы вот-вот уже совсем скоро, когда над Миром падет мрак. И что именно его правление будет омрачено гибелью, если только в живых останутся те, кто будет помнить об этом.
Ди Астрани не сводил глаз с кровниц, возникших из ниоткуда. Он слишком хорошо помнил страшное чувство безысходности, когда женская половина их клана бесследно пропала. А сейчас – вот они, в плоти и крови, прекрасные и живые, и юные, такие юные. Разместились в зале совещаний, дети уселись в глубокие мягкие кресла, чтобы вздремнуть, если в них не будет надобности, а пока вертели головенками, с любопытством разглядывая окружающую роскошь. Прим, сидящий во главе стола, рядом с незаметно присоединившейся Примой, открыл совещание.
– Дорогие друзья, я позволил себе созвать вас, несмотря на столь позднее время. Мы не можем даже ожидать отсутствующего по непонятной причине Магистра. Возможно, и я надеюсь на это, он присоединиться к нам позднее. Для начала я хочу поздравить клан астрономов с появлением своих выживших и столь прекрасных дочерей. Вести, принесенные нам девушками из клана астрономов, страшны, хотя мы ожидали их всю историю Мира. Предначертанное начинает сбываться, и не нам сомневаться в этом. Все уже происходит сейчас и здесь, в нашем Мире. На Речном перекрестке, в Пещере Ветров обнаружено логово летающих ящеров, они же драконы, хроновы дети, о которых говорится в древнем проклятье. Предательство прокралось и в самое сердце каст. Исчезали бесследно дети. С границ Мира поступили достоверные сведения о параде семи звезд, который испокон веков был нам обещан, как предупреждение. Но, небесные праотцы не совсем отвернулись от Зории – вернулись, и вовремя вернулись дамы Селена и Лентина, которые поведают более полно о том, что я сейчас сообщил.
Девушки встали и склонились перед высоким собранием, грациозно и не теряя горделивой осанки. Если и были сомневающиеся в их происхождении – теперь сомнения пропали, хотя можно было просто посмотреть им в глаза, сияющие вечным пламенем крови клана. Слово было дано Селене, которая рассказала то, что знала. Ее рассказ дополнила Лентина. Настал черед детей. Матушка Фармакопея, которая успела лишь переглянуться с Лентиной, подозвала Марка, сына весовщиков. Маршалл де Балиа, сидевший все это время, не поднимая взгляда от полированной поверхности овального стола, напрягся и посмотрел на мальчика со странным выражением. Повитуха обняла мальчика:
– Уважаемое собрание! Этот мальчик, сын клана справедливых весовщиков, чье происхождение подтверждает его регистрация в свитках и три дееспособных астронома, имеет честь сообщить нам имена, – тут кастырь замешкалась, увидав открывающиеся двери. Вошел Магистр и его свита, закутанная в серые капюшоны, которые быстро рассредоточились по комнате. Глава клана пастырей начал что-то говорить, принося извинения за опоздание, случившееся не по его вине. И тут он словно споткнулся, почувствовав напряженную атмосферу в комнате. Оглядевшись, заметил присутствие посторонних на сверхсекретном Совете глав кланов. Одна из присутствующих казалась смутно знакомой. Вгляделся пристальнее, и словно его ударили под дых – время исчезло: любовь, желание, ненависть, тоска по несбывшемуся, опасение быть разоблаченным и ощущение того, что он опоздал – всколыхнулись в странном смешении в его сердце, и он замер. Замер от противоречивых чувств: счастья, что она все-таки жива и ненависти, что она все-таки жива. Селена, заметив жадный взгляд своего смертельного врага, просто остолбенела от злорадной радости, что и он до сих пор жив, она своими собственными руками сможет покарать его за все то, что он совершил. Несколько коротких секунд длился этот безмолвный поединок взглядов, который никем не был замечен, или почти никем – Примы и Ди Астрани почувствовали, что и без того сгустившаяся атмосфера в зале стала еще более напряженной. Воздух словно стал тягучим. Потом взгляды расцепились, и Селена опустила глаза, опасаясь за своих спутников. Мать Оливия вновь начала:
– Теперь, когда все, кто несет ответственность за спокойное существование Мира, в сборе, я хотела бы продолжить. Этим детям есть, что рассказать, я не слышала рассказа полностью, но знаю, что имена драконов известны этим маленьким и таким отважным странникам. Все мы знаем, что весовщики не могут лгать, поэтому я прошу этого мальчика назвать эти имена и описать тех, с кем им суждено было столкнуться.
Марк выпрямился во весь свой росточек, щеки заполыхали румянцем, но говорил твердо, лишь голос иногда дрожал и немного срывался от волнения:
– Я Марк де Балиа, сын клана справедливых весовщиков, торжественно клянусь в правдивости рассказа моего и моих спутников. Я и еще вот Кир, Вальд, Эйб и Мирра – мы остались в живых, а еще много ребят погибло – сожрали эти драконы. Мы спаслись благодаря Киру и Вальду, которые придумали, как сбежать из Пещеры Ветров, и потому что встретили Селену и Лентину, они искали своих сыновей. Драконов было сначала пять, а иногда прилетали еще два. А самый страшный был тот дядька – он без кожи, черная борода, глаза, в которых горит костер, и волосы, которые тоже горят. Драконы все были разные. Одна из них, ее звали Тайамант, была самой страшной и подлой, она всегда орала на нас. Эта Тайамант иногда выходила, как тетя, – тут мальчик замялся, – Только она была голая. Совсем голая. Когда она становилась драконом, она была будто бы из блестящего металла какого, на голове три рога, растущие назад, чешуи большущие, некоторые с меня ростом даже. Еще был Вальтер – он самый смешной, очень толстый, мы всегда удивлялись, как он летать может. Он жрал все время всякую гадость – все, что попадалось – лягушек всяких, ящериц, змей, тараканов. У него рога тоненькие, больше на брови похожие и пасть противная – она огромнющая и кажется, что у него зубы растут по всему рту, а сам будто бы из клочьев тумана сделан, только туман темный и густой. Был еще Архобал – зеленый такой, у него под шеей такие штуки растут, как у рыб плавники, только они, наверное, твердые, на голове один рог большой, а остальные – маленькие, их много-много, и на спине растут, борода из каких-то зеленых противных штук растет, и гребень такой широкий на спине и по хвосту. Он самый трусливый и все время ноет. Я его лучше всех рассмотрел, потому что мне на нем лететь пришлось, когда мы в Пещеру Ветров перебирались. А, еще были Морган, он грустный – у него шерсть серая на голове и спине растет, сверху на голове череп с тремя рогами такими, вот как у коз бывают, назад загнутые. И был Айс – этот все высматривал, ходил, разглядывал – у него тоже шерсть росла, а рога, целых пять штук, вперед торчат, а сам он такой странный, будто бы из куска льда сделан. Иногда я его кишки видел, он просвечивал, от него веяло холодом – всегда, даже когда он был зол, и выдыхал он холод – замораживал все, что ему попадалось. А со страшным господином, Эйб сказал, что его Хрон зовут, прилетали еще двое. Один был похож на огромадную летучую мышь – у него на голове были как бы уши, они с рогами срослись, а рогов пять, он такой весь черный. Второй, который прилетал, он был красный, как огонь – у него клыки или рога маленькие росли и вокруг глаз, и под челюстями, а четыре рога больших, почти прямых, торчали назад. Этих мы не знали, какие они. Но я слышал, как их звали – одного – Киар, другого – Фрам.
Мальчик протараторил свои сведения со всей детской непосредственностью его возраста и с такими подробностями, которые свидетельствовали, каким он станет впоследствии весовщиком. Как только он произнес имена последних драконов, поднялся гвалт и крик – Магистр и Маршалл, в два голоса вскричали, что словам этого мальчишки и его спутников нет никакой веры, откуда они взялись, зачем переполох поднимают, надо бы их всех в Тайную канцелярию на дознание. Прим молча смотрел на тех, кто клялся защищать жизни и умы мирян, и глаза его закрыл зеркальный блеск, который не позволял никому, кроме Примы, проникнуть в его мысли. Правители стояли, печальные и молчаливые.
Стихли крики Маршалла и Магистра, обвиняющие и гневные. Кастыри и гости на Совете во все глаза смотрели на Маршалла и Магистра. Превращение началось – оно было быстрым, поэтому еще более болезненным – быстро увеличивающийся скелет сдавливал и растягивал плоть, изменяющиеся кости черепа взрывали мозг. Зал заседаний был огромен – в нем проходили приемы послов из Диких земель, которые являлись к правителям Мира со всей возможной пышностью, поэтому даже появившиеся драконы не смогли навредить замку – но заняли большую часть зала. Кастыри молчали, оглушенные произошедшим. Все случилось так быстро, что никто не успел и пикнуть. Вот только что стояли тут уважаемые граждане Мира, великие воины и правители кланов, а вот уже расправляют крылья монстрообразные ящеры, которые так похожи на тех, которых только что описывал маленький весовщик. Ящеры были велики и ужасны, от них исходил смрад – завоняло тухлой рыбой и затхлыми темными комнатами, ужасом ночных кошмаров, заплесневевшим хлебом, прокисшим вином, несбывшимися надеждами и отхожим местом. Оборотни озирались вокруг, злобно поводя глазищами. И вот, наконец, они увидели свою цель – беглецов, которые выдали их тайну и их мамаш, что встали перед испуганными детьми, стараясь прикрыть их собой. Черный Киар, выбрав своей жертвой Селену, неловко подскочил к ней —для полета места было все-таки маловато – процарапав в каменных плитах пола глубокие трещины, и рыкнул на нее, выпустив струю пламени, которое подожгло все, что могло гореть и попало на линию огня. В момент, когда воспламенился диван, дети успели одним прыжком соскочить с него и спрятаться за колонной, куда их увлекла Лентина. Селена же, не успев ничего предпринять, осталась там, где стояла. Никто не успел ничего сделать – слишком быстро все происходило. Совет, Примы и охрана остолбенели от горя и предчувствия непоправимости. Но рассеялся дым, улетучившись через дымоход камина, притухло пламя, которому нечего было более пожирать, и по залу пронесся вздох изумления. В зале запахло гарью, раскаленным металлом, стало невыносимо душно. Драконы, стуча когтями, подступали к людям все ближе. Фрам пошел к колонне, за которой прятались дети. Киар отправился к Селене, которая стояла рядом с тлеющим диванчиком, жива и невредима. Из ниоткуда раздался раскат грома, загрохотал смех, и послышался низкий голос, произнесший:
– Киар, Фрам, не перестарайтесь! Не время еще и не в ваших силах совладать с Селеной-воительницей! Я не отдавал приказа убить пленников, которых вам оставил! Если вы их упустили, то они заслужили это! Возвращайтесь ко мне, дети мои. Там вам не рады!
Драконы поднялись в воздух с ужасающим рыком, как только смогли расправить крылья, с которых еще сочилась кровь и гнойная слизь. Взмыли вверх и, пробив стеклянную крышу, расписанную великими мастерами так искусно, что днем она казалась похожей на ночной небосвод, а ночью светилась дневным светом, исчезли в темной вышине, став невидимыми. Осколки, упавшие вниз, вонзились в столешницу со страшной силой, подрагивая от чрезмерной силы, переполнявшей их. Дети, спрятавшиеся за колонной, дружно вздрогнули, увидав зазубренные острия.
Прим заговорил первым, помолчав некоторое время, чтобы присутствующие пришли в себя от шока. Вызвал для начала охрану, велев прибрать в зале. С помощью слуг перевел присутствующих в другое помещение. Здесь хранились дубликаты ключей кастырей. Даже находясь здесь, никто не смог бы найти ключи. Само пребывание в этой небольшой прямоугольной зале, стены которой были обшиты драгоценными панелями из редких пород деревьев, стол богато инкрустирован – придавая сходство со шкатулкой для драгоценностей – стало неожиданностью для всех, приятной неожиданностью, после пережитого. В этой комнате отступали печали, стихало горе, и успокаивались сердца. Селену обступили дети, недоверчиво и осторожно касаясь ее, выжившую в драконьем пламени. Лентина, подошла к кровнице, сузила глаза:
– Это точно ты? Где мы с тобой встретились?
– Лентина, мы встретились возле замка Мааров, когда пришли за нашими мальчиками.
Лентина облегченно вздохнула. Теперь уже зашумели все, переживая случившееся. Принесенные напитки взбодрили, укрепили дух кастырей и их гостей. Совещание продолжалось, слишком многое стояло на кону, чтобы откладывать обсуждение. Прим, печально усмехнувшись, спросил, нет ли еще каких сюрпризов у кастырей. Ответом была тишина. Прим продолжал:
– Отчего случилось превращение?
Ди Астрани приподнялся:
– Я предполагаю, что мальчик назвал тайные имена, которые и заставили принять монстров их настоящий облик.
– Возможно, вы правы. Чем нас еще удивят наши гости? Какие тайны вы принесли нам?
Теперь поднялся Вальд, подталкиваемый своей матерью:
– Ваши Пресветлые величества! Уважаемые господа кастыри! Я, Торнвальд Виктор де Аастр, по крови матери, которую лишь единственную я признаю своей родительницей, рожденный астрономом, совершил такой поступок. Я не знаю, правильно ли я поступил, и прошу рассудить меня. Мать всегда учила меня, что брать чужое нехорошо. Но вот драконы – они нас тоже без спроса забирали, и никто из тех, кого они съели, не разрешал им себя жевать. Поэтому я позволил себе забрать у этих ящериц вот это.
И с этими словами вывалил на стол шесть ключей, отливающих пламенем полуденных светил. Ключи казались одинаковыми, но лишь с первого взгляда – кастыри узнали всякий свой ключ. Вторично онемело высокое собрание. Прим подошел к мальчику и обнял его. Вальд посмотрел на мать, едва сдерживая довольную ухмылку. Селена стояла и не знала – то ли отлупить свое шкодливое чадо, то ли расцеловать. Слово взяла мать Оливия:
– Я не знаю, что мне и сказать. Я ожидала, что придут две зрелые девы-воительницы. А увидела юных и мудрых, которые привели к нам целое храброе войско, в котором каждый воин – избранный. Госпожа Лентина знает, что это за ключи и почему они так важны, и знает, к чему подходит каждый из этих ключей. Веками передавались эти металлические предметы от поколения кастырей к поколению, уже и забылось их истинное предназначение. Но она знала, до поры сама того не ведая, об их предназначении, и мы, повитухи, хранящие все поведанные секреты. С появлением этих храбрых девушек и ребятишек у нас появляется надежда на то, что мы все-таки сможем выпутаться живыми из истории с древним проклятием. Госпожа Лентина – живая схема того, как мы можем спасти Мир, и теперь у нас есть дети и ключи. Ее память хранит то, что мы должны извлечь. И медлить долго – себе же хуже.
Ливейро Стоун, нынешний кастырь каменщиков, поинтересовался:
– А как же кланы пастырей и весовщиков, которые теперь остались без кастырей?
А Януар Голдман, представляющий интересы купцов, спросил:
– Ключей же должно быть семь? Седьмой ключ отсутствует? И мой ключ – ключ купцов, лежит у меня в потаенном, надежном месте. Откуда тогда эти?
Всем ответил Прим:
– Час уже поздний и наше юное воинство, хоть и очень храброе, очень устало с дороги после всех подвигов. Поэтому предлагают вынести такие решения:
1. Мать Оливия, Ди Астрани и г-жа Лентина удаляются для извлечения информации;
2. Селена и дети переходят под попечение Примы и отправляются отдыхать;
3. Господин Голдман занимается подбором кандидатур кастырей на освободившиеся должности в связи со своей необычайной осведомленностью и умением вести переговоры. Списки кандидатов должны быть готовы к утру;
4. Юным героям и их прекрасным спутницам открыт неограниченный кредит из государственной казны.
И по поводу ключей. Ключи похищены из этой самой комнаты, в которой мы сейчас находимся, похищены из-под замка, который должен был отпереть тот самый шифр, что доставлен нам из Турска. Седьмой ключ – это ключ Примов, который я храню отдельно, оба экземпляра. Поэтому бывшим Маршаллу и Магистру не удалось их похитить. И их ключи каст, скорее всего, находятся там, где они проживали. Необходимо найти их и вернуть сюда. Вопросы?
Вопросов не было. Все засобирались по назначенным заданиям. Но Прим вновь удивил собрание. Первому сыну бога не к лицу прикасаться к обычным людям, даже если они являются потомками небожителей. Прим подошел к Селене, низко склонился и поцеловал ей руку, потом церемония повторилась с Лентиной. Глаза Примы вспыхнули и увлажнились от нахлынувших чувств. Ребятишек Прим просто сгреб всех и обнял. Прима была сердцем – сосредоточием всех эмоций и чувств Мира, Прим – его головой, мозгом и логикой. Но в этот момент казалось, что они поменялись. Пресветлый был счастлив, обнимая ошалевших от происходящего детей. Потом, величественно кивнув присутствующим, покинул комнату. Прима, загадочно улыбаясь, отправилась следом, сопровождаемая порученными ей гостями.
Все, кому было что-то поручено, разошлись исполнять. Остальные отправились отдыхать. Селена, кивнув Лентине, вела сонного Кира за Примой, которая показывала им путь. В Зале заседаний уборку почти закончили, даже стеклянную крышу восстановили подоспевшие каменщики, нужно лишь потом заново расписать ее. Замок затихал, готовясь использовать оставшиеся ночные часы для сна.