Глава 8
Пропавшая перчатка
Бах, пых, чпых!
Гррррры!
Мэй подпрыгнула на сиденье и на всякий случай покрепче уцепилась за баронессу Корф.
Вернувшийся Робер навалился плечом и подтолкнул монстра сзади. Шофер взялся за колесико – то, которое спереди, – и стал давить ногой какие-то педали, которые Мэй разглядела только сейчас. И тут автомобиль поехал.
Он ехал сам, без лошадей, извергая облака дыма. Одна из лошадей Эмильена чихнула и недовольно мотнула головой.
По улице бежали мальчишки. Завидев машину, они стали махать руками и кричать «ура», а затем припустились вдогонку. Самому смелому этого показалось мало, и он перескочил через дорогу перед самым носом пыхтящего монстра.
Шофер улыбнулся и нажал на какую-то дудку, которая извергла рев разъяренного слона. От неожиданности Мэй едва не свалилась с сиденья и еще крепче ухватилась за Амалию.
– Это вроде как предупредительный сигнал, – пояснил шофер, оборачиваясь к дамам.
– Следите лучше за дорогой, юноша, – посоветовала Амалия.
Не без труда ей удалось освободить руку от цепких пальчиков Мэй, но тут автопутешественникам повстречался старый кюре, который, задумавшись, переходил через дорогу. Шофер продудел два раза так, что у Мэй заложило уши, и она снова вцепилась в Амалию.
– Он немного глуховат, – виновато объяснил Кристиан.
Кюре поднял голову, без особого интереса поглядел на автомобиль и помахал шоферу рукой, после чего возобновил свой путь и скрылся в дверях церкви.
«Какой странный город! – думала Мэй, трясясь на сиденье рядом с Амалией. – И какие странные люди здесь живут! Если бы наш викарий в Литл-Хилле увидел бы такой автомобиль, он бы, наверное, умер от страха».
– В поездке на автомобиле нет ничего особенного, уверяю вас, – заметила Амалия. – Вот летать – это совсем другое дело, но и к полетам можно привыкнуть.
Мэй тихо ойкнула от ужаса и вновь ухватилась обеими руками за рукав баронессы.
– А вы когда-нибудь летали, сударыня? – прокричал шофер сквозь шум двигателя.
– На воздушном шаре и на дирижабле, – ответила Амалия.
– И каково это? – дрожащим голосом спросила Мэй.
– Отрываться от земли и парить над ней? – Амалия блеснула глазами. – Восхитительно!
– Между прочим, – сообщил Кристиан, широко улыбаясь, – я умею управлять воздушным шаром.
Мэй позеленела.
– Это прекрасно, – серьезно ответила Амалия и заговорщицки улыбнулась девушке. – Если когда-нибудь мы захотим прокатиться, то будем иметь вас в виду. Только не думаю, мисс Мэй, что у вашей бабушки есть свой шар.
«И слава богу!» – мелькнуло в голове у Мэй.
Вокруг мелькали пальмы, цветы, плодовые деревья. Потом путешественники свернули и поехали вдоль моря. Оно было синее-синее и совсем не походило на Ла-Манш, который даже в хорошую погоду имеет стальной оттенок.
В другое время Мэй искренне восхитилась бы красотой окружающей природы, но сейчас она еще пребывала во власти опасений и чувствовала себя не совсем уверенно. Мотор «Менье» кряхтел, ворчал, фыркал и, казалось, безостановочно бурчал на своем моторном языке неизвестные людям ругательства. Поэтому Мэй предпочитала держаться поближе к Амалии. Ей почему-то казалось, что рядом с баронессой не может произойти ничего плохого.
– Долго еще? – спросила Амалия у шофера.
– Несколько минут, сударыня, – отозвался тот, и в это мгновение автомобиль остановился. Мотор зашелся в надсадном кашле и умолк. Эмильен, ехавший за ними, придержал лошадей.
– Так я и знал, – сказал он, качая головой. – Эти штуки всегда ломаются в самое неподходящее время.
Шофер сердито выпрямился.
– Кто бы говорил! Как будто лошади не могут, к примеру, взбеситься или понести.
– Зато, по крайней мере, – парировал Эмильен, задетый за живое, – они не станут поперек дороги, точно ослы, ни туда, ни сюда.
– А еще ваши лошади могут умереть, – поддел его шофер. – И что тогда вы будете делать?
– Пока я управляю экипажем госпожи баронессы, – торжественно объявил Эмильен, – это невозможно!
– Но когда-нибудь они все равно умрут, – настаивал шофер. – Техника ломается, лошади умирают, и ничего особенного в этом нет. – Говоря, он нет-нет да поглядывал на Амалию, словно ожидая, что она выскажет свое мнение, но та молчала.
Мэй оглянулась. С одной стороны были горы, с другой – море, а сверху расположилось солнце, и светило оно вовсе не по-английски скупо и даже не по-парижски ласково, а щедро и расточительно, как и полагается примерному солнцу на Лазурном берегу. Мэй почувствовала, что ей стало жарко, и заметила, что Амалия тоже расстегивает пальто. Из кармана его выпала сиреневая перчатка, и Мэй поспешно подобрала ее, – так поспешно, что стукнулась лбом о какую-то противную железяку. Девушка сдавленно охнула.
– Вы не ушиблись? – обеспокоилась Амалия.
– Нет, – героически ответила Мэй, хотя на глаза даже слезы навернулись.
– Ну конечно, ушиблись, – возразила Амалия. – Не стоило так поступать. Все равно вторая перчатка куда-то делась.
– Я все время теряю перчатки, – призналась Мэй.
– А я никогда ничего не теряю, – ответила баронесса с металлический ноткой в голосе. – Ума не приложу, куда она могла запропаститься.
– Наверное, найдется, – несмело предположила Мэй. – Если вы не оставили ее в купе.
Амалия покачала головой.
– Нет. Я смотрела, там ничего не было.
«Так вот почему она хмурилась тогда!» – подумала Мэй.
– Может быть, – продолжала она, – перчатка вылетела в окно, когда мы открыли его и ушли? Ужасно обидно, конечно, но… такое ведь могло случиться.
– Пожалуй, это самое правдоподобное объяснение, – вздохнула Амалия. – Но у нее не было никакого права так поступать. – Тон молодой женщины был серьезным, однако глаза улыбались, и Мэй поняла, что ее знакомая вовсе не принимает пропажу близко к сердцу.
Шофер тем временем возился с черным ящиком спереди машины, затем для чего-то забрался под машину, а когда вылез оттуда, то его вид наводил на мысли о трубочисте, которому пришла в голову шальная мысль искупаться в чернилах. Достав из кармана большущий платок, он протер лицо и руки.
– Теперь все, – доложил он, широко улыбаясь, – можно ехать.
«Никогда больше не буду ездить на автомобилях!» – содрогнулась Мэй.
Бах, пых, чпых!
Гррррры!
Так они и добрались до утопающей в цветах и зелени виллы «Маршал», на которой жила Кларисса Фортескью, в замужестве Уинтерберри, бывшая недостойная жена, а ныне весьма достойная миллионерша.
– Нет, – горячо воскликнула Мэй, – вы не можете меня покинуть!
– Почему же? – забавляясь, спросила Амалия. – Я доставила вас до места в целости и сохранности. Теперь вы знаете, что ездить на автомобилях вовсе не так страшно, и мне пора удалиться.
Но Мэй настаивала. Она не может отпустить миледи, которая была так к ней добра. Ей ужасно неловко прощаться с госпожой баронессой у ворот. Может быть, та все-таки зайдет в дом? Мэй будет счастлива представить ее своей бабушке!
В то время как у ворот виллы «Маршал» развивалась эта волнующая дискуссия, на террасе виллы «Эгмонт», расположенной напротив через дорогу, два флегматичных рыжих джентльмена типично британского вида обсуждали прибывших к соседям гостей. Оба джентльмена имели славное военное прошлое, только один – мистер Роджер Барнаби – служил в сухопутных войсках и был полковником в отставке, а другой – мистер Филип Картрайт – дослужился на флоте до чина капитана.
– Кажется, к мадам Клариссе снова гости, – доложил Барнаби.
– Подайте-ка мне мой морской бинокль, – лаконично распорядился мистер Картрайт.
Последующие несколько минут прошли в полном молчании. За это время ворота виллы растворились, пропустив автомобиль и карету, и затворились вновь.
– Лично мне и без бинокля все видно, – заявил полковник Барнаби. – Они решили пустить в ход тяжелую артиллерию.
– Вы о юной даме? – осведомился капитан Картрайт. – Та, что в сиреневом, баронесса Корф, и она не наследница. Если хотите знать мое мнение, то не думаю, что эта попытка абордажа будет иметь успех.
– Мне кажется, в конце концов они принудят старую даму к капитуляции, – продолжал полковник.
– Ничего подобного, она уплывет от них на всех парусах, – возразил капитан.
– Хотите пари? – загорелся полковник.
Картрайт вздохнул.
– Дорогой Роджер, вы уже проспорили мне стоимость хорошей яхты.
– Значит, проспорю вторую, – не остался в долгу полковник.
– Хорошо, – сдался капитан. – Ставлю 30 фунтов на то, что вновь прибывшая наследница вскоре получит пробоину ниже ватерлинии и затонет, как и ее предшественники.
– Идет, – торжественно согласился полковник, и два джентльмена скрепили пари рукопожатием. – Лично я ставлю на то, что под перекрестным огнем бабушке все-таки придется отступить.
– Что ж, поживем – увидим, – флегматично подытожил капитан Картрайт.
Пока на террасе «Эгмонта» шел этот ни с чем не сообразный разговор, желто-красно-черный монстр успел довезти двух женщин до входа и, заскрежетав, остановился. Кристиан выскочил наружу и помог сойти, подав руку сначала Амалии, а затем и Мэй.
Большой дом, выкрашенный розовой краской, словно долго колебался между тем, быть ему просто виллой или все-таки дворцом, и в конце концов решил, что дворцом почетнее. После этого он, а скорее всего, строивший его архитектор стал размышлять, какой именно дворец он собирается возвести, и так ни до чего и не додумался. В результате здесь были белые коринфские колонны, средневековые зубчатые башенки и – на всякий случай – готические водостоки, изображавшие драконов. После чего создатели наверняка сочли, что для шедевра сделано достаточно.
Клумбы утопали в розах, там и сям виднелись декоративные вазы, амуры, психеи и увитые плющом беседки, а по лужайке бродил, сложив хвост, сердитый маленький павлин, время от времени что-то бормотавший себе под нос на павлиньем языке.
Из дома вышел лакей и, поклонившись, пригласил гостей следовать за собой.
Тут Мэй поймала себя на мысли, что ей очень хочется спрятаться за спину Амалии, а может быть, даже застрять в тарахтящем монстре на дороге между горами и морем и побыть там подольше. Но делать было нечего, и она вошла.
Они миновали несколько комнат и наконец оказались в гостиной, где стояла надменная старинная мебель, обитая красным бархатом, а на стене красовался портрет маршала Поммерена. В жизни маленький и тщедушный, маршал на портрете глядел орлом и, казалось, хотел сказать: «Ага! Что, явились за моим миллионом?»
За дверью, ведущей во внутренние покои, послышались шаги и голоса, и в гостиную величаво вплыла дама с осиной талией, в золотисто-зеленом платье, отделанном вышивкой и тюлем. Волосы у дамы были каштановые, с рыжеватым отливом, без единого седого волоска. На вид ей можно было дать лет пятьдесят, а если очень захотеть, то и сорок пять. Она была очень умело и обдуманно накрашена, но все равно становилось ясно, что это уже далеко не молодость, а лишь попытка ее имитировать, хотя и весьма удачная.
Вокруг дамы, как плющ вокруг дерева, увивался любезный седой человечек с огромным изумрудом в галстуке, с иголочки одетый и благоухающий «Fou-gère Royale»[13]. Он был улыбчив, благодушен и, судя по всему, постоянно находился в том расположении духа, которое обыкновенным людям заменяет нирвану, – то есть имел все, что хотел, и не желал большего.
– В конце концов, – капризно закончила дама фразу, начатую за порогом гостиной, – я купила виллу с павлинами, так куда они все подевались?
Взгляд темных глаз дамы скользнул по лицу Амалии, которая держалась чуть позади Мэй, и перебежал на пунцовую от смущения девушку. «Она красит волосы! – в смятении думала Мэй. – Она красит волосы… боже, что о ней сказали бы наш викарий и соседка миссис Мэннинг! А какое на ней платье, ах, какое платье! Неужели я тоже могла бы носить такие наряды, если бы… если бы у меня было больше денег?»
– Бабушка…
Дама кисло улыбнулась и растворила объятья. Чувствуя неловкость, Мэй подошла обнять ее, но та ловко отстранилась, чтобы не испортить макияж.
– Дорогая! Как я рада видеть тебя в этих скромных стенах! Маргарет, верно?
– Мэй. – Теперь Мэй уже сожалела, что уговорила Амалию войти в дом. Судя по всему, Кларисса не собиралась давать спуску никому из своих возможных наследников.
– Ах, я так и подумала, – кивнула дама. – То ли маргаритка, то ли майская роза[14]. Какая прелесть!
Мэй и так не жаловала свое имя – как раз из-за намеков на майскую розу, которую она будто бы напоминала некоторым настойчивым и пустоголовым кавалерам, – а сейчас попросту его возненавидела.
– Я, как ты, наверное, уже догадалась, твоя бабушка Кларисса, – объявила дама. – А это Юбер Бланшар, мой адвокат и давний, давний друг.
Седой человечек галантно поклонился.
– Как я вижу, ты приехала не одна? – спросила Кларисса, испытующе глядя на свою внучку.
– Да. То есть нет! – вырвалось у Мэй. – Я хочу сказать…
– Ваша внучка пригласила меня прокатиться на автомобиле, – вмешалась Амалия. – Я баронесса Корф, моя вилла в нескольких километрах отсюда. Мы с Мэй ехали на «Золотой стреле» в одном купе и так познакомились. Я тоже подумываю купить автомобиль, «Дион-Бутон», к примеру, но меня отпугивают хлопоты. Придется держать шофера, и потом, эти машины часто ломаются…
– Ах, я ничего не понимаю в автомобилях! – воскликнула Кларисса. – Для этого есть мой друг, граф де Ламбер. Уверена, вам будет о чем с ним поговорить. Лично я купила «Менье», чтобы позлить двух спесивых дураков напротив. Они и сами собирались его приобрести, и надо было видеть их лица… – Кларисса словно сообразила, что сболтнула лишнего, сделала большие глаза и прикрыла ладошкой рот. Вот рука выдавала ее истинный возраст – шестьдесят пять, и никак не меньше.
– Боюсь, мне придется отложить разговор с графом де Ламбером до другого раза, – с легкой улыбкой ответила Амалия. – Думаю, мне пора домой. Не хотелось бы мешать семейному воссоединению.
Но тут растворилась дверь, и легким, стремительным шагом вошел молодой человек, одетый весьма корректно. Его лицо показалось Мэй смутно знакомым.
– А вот и он! – вскричала Кларисса. – Знакомьтесь: граф Кристиан де Ламбер.
«Да это же наш шофер!» – ужаснулась Мэй, вглядевшись в него.
Стоило шоферу Кристиану сменить кепку и рабочую униформу на приличную одежду, сразу же стало ясно, что до истинного пролетария ему так же далеко, как до Эйфелевой башни. Он блеснул голубыми глазами, поцеловал ручку Мэй, которая от смущения не знала, куда деться, и подошел к Амалии, которая с любопытством смотрела на него.
– Поразительно, – сказала она, усмехаясь. – Вы тот самый смельчак, который занял третье место на автомобильных гонках Париж – Руан?
– Именно так, госпожа баронесса, – весело ответил граф на чистейшем русском языке. – Простите, что сразу же не представился, я ведь сразу же вас узнал. Подумать только, я когда-то был на вашей свадьбе!
Амалия помнила, что мать у графа урожденная Толстая и что даже его отец, будучи французом, числится русским подданным и бывает при российском дворе; но она не любила, когда ее пытались застать врасплох, и потому немедленно отомстила графу самым очаровательным образом.
– И сколько вам тогда было лет – шесть или семь? – поинтересовалась она невиннейшим тоном.
И с удовольствием увидела, что молодой человек порозовел, как… ну, допустим, вареная креветка.
– Предлагаю устроить обед для наших гостей, – объявила Кларисса.
– На террасе? – подал голос адвокат.
– Да, на террасе, и заодно отметим приезд моей дорогой внучки. – Говоря, она одной рукой обвила Мэй за талию, словно они уже стали закадычными подружками. – Госпожа баронесса и господин граф, само собой, тоже приглашены.
– Я не могу, – сказала Амалия.
– Ах! – вскричала Кларисса. – Сударыня, вы меня просто убиваете своим отказом! Но, может быть, все-таки передумаете?
– Кроме того, – добавил Бланшар, – вы без помех сможете обсудить с господином графом все существующие на свете автомобили, потому что никто не знает о них больше, чем он. Уверен, вам вряд ли представится другой такой случай.
Амалия поняла, что попала в ловушку. Но Мэй глядела на нее так жалобно, с такой немой мольбой, что сердце баронессы не выдержало.
– Хорошо, – сказала она. – Если вы настаиваете, я останусь, но ненадолго.
– Ну конечно, ненадолго, сударыня! – вскричал Бланшар и, потирая руки, поспешил на кухню – распоряжаться насчет обеда.