Милицию вызывали?. Ох, рано встает охрана (А. Ф. Шемионко, 2015)

Ангел

Саня Белозёров служил в милиции в должности дежурного офицера пульта централизованного наблюдения уже около года и успел, как говорится, «пообтереться». Суточные дежурства, ночные бдения, неожиданные выезды по тревоге на охраняемые объекты – всё стало обыкновенной рутинной работой.

В течение дежурных суток только он имел официальное право на сон, т. к. дежурил полные сутки, а остальные сотрудники – по двенадцать часов. Можно было официально прикорнуть на пару часиков, и Саня обычно выбирал для отдыха время с 4.00 до 6.00. Самое гнусное время суток, когда, после суматошного дня, мозги уже просто отказываются работать. Если в этот период на пульт охраны поступали тревоги с незначительных объектов, то его даже не будили. На выезд отправлялась так называемая «группа задержания», которая базировалась на пульте охраны и не выезжала на маршруты патрулирования. В группу входили милиционер-водитель автомобиля и «штурман», обычно сержант милиции, выполнявший основную работу по проверке «тревожных» объектов. «Штурман» держал связь с центральной радиостанцией, выяснял причину поступления сигнала тревоги с объекта и, при необходимости, осуществлял с напарником задержание преступника или подозрительных лиц, находящихся на охраняемом объекте. Строго обязательный выезд дежурного офицера с группой задержания был необходим только при «сработках» сигнализации в банках и ряде государственных учреждений города.

Рабочее место дежурного офицера располагалось на пульте централизованного наблюдения или, коротко, ПЦН. ПЦН представлял собой помещение с огромным количеством аппаратуры, на которой постоянно мигали многочисленные разноцветные лампочки, бесконечно трезвонили телефоны, трещала и бубнила радиостанция. Хозяевами всего этого механического ужаса были дежурные диспетчера ПЦН, по обыкновению, молодые и физически выносливые девчонки, потому что выдержать этот «дурдом» в течение всей рабочей смены можно, наверное, только в молодом возрасте. Были женщины и в «летах», но их можно было пересчитать по пальцам.

Пик нагрузки обычно приходился на утро и вечер, когда предприятия и частные квартиры ставили или, наоборот, снимали с охраны. Вот тогда в этот водоворот затягивало всех сотрудников, дежуривших на смене. Со всех сторон слышались телефонные звонки, щёлканье различных кнопок на аппаратуре, и переговоры по телефонам и радиостанции, сливающиеся в сплошную какофонию:

– «Нева сорок девять», сняты с охраны. «Атлас восемнадцать», охраняетесь. «Нева четыре», не взялись под охрану. Вернитесь в помещение, проверьте, не открылась ли где форточка, и попробуйте сдать снова. «Атлас четырнадцать», охраняетесь. «Нева четыре», опять не взялись, если не можете сдать под охрану, то ждите, высылаем техника и не уезжайте, а то поедете ночью сами – у нас дежурный автомобиль в ремонте. Не ругайтесь, наверняка, где-то опять сами датчик случайно оторвали. До связи. «Сто восемьдесят первый», я «Жигули», проверьте, Заводская восемнадцать, почта, сработала тревожная кнопка. «Нева четыре», ну наконец-то, охраняемся, можете ехать домой, счастливо, до завтра. Слушаю тебя, «сто восемьдесят первый», поняла, девочки случайно нажали на «тревожку». Вставьте им «чопик» для профилактики и возвращайтесь на базу…и т. д. и т. п. Дзынь, дзынь, дзынь…

Ближе к ночи становилось всё тише и тише, телефон звонил все реже, и можно было немного расслабиться и даже попить чаю, предварительно блаженно потянувшись, как проснувшийся на завалинке кот.

Саня долго смаковал чай из гранёного стакана в красивом, металлическом подстаканнике, украшенном гербом Советского Союза, и смотрел в окно.

За стеклами темень несусветная и мороз. Под светом фонарей казалось, будто воздух колышется, как прозрачный студень, в котором можно разглядеть редкие кусочки из людей и животных. Из выкопанной траншеи теплотрассы поднимались клубы пара, а вместе с ними и отборный мат – там работали коммунальщики, ещё раз подтверждая русскую поговорку «Готовь сани летом, а теплотрассу зимой». Нет, вроде не так… Ну, да ладно, бог им в помощь. Вон бездомный пёс носится в поисках пищи и тепла. За котом погнался, бомжара. Повезло котику, что открыто подвальное окошко, ишь, как лихо туда сиганул, как на крыльях. Вжжиик! Да, остался пёсик без ужина. Надо посмотреть в холодильнике, где-то у девчонок были остатки колбасы…

В промежутках между телефонными звонками, девчонки болтали через всю аппаратную о своем, «о девичьем». Не хочешь – услышишь! Саня вполуха их слушал, иногда бросая отдельные реплики и шутки. Они, называя его не по званию, а просто по имени, без официоза, просили то чайник долить, то сполоснуть стакан. Саня не обижался и всегда выполнял их просьбы. Девчонкам же нельзя было отойти от аппаратуры, вдруг будет звонок или пройдет «сработка» на пульте и поступит сигнал «Тревога». Исключение составлял только поход в туалет. Туда и «быстро», как только могут делать это женщины…назад, пока тебя подменяет дежурный офицер.

В дневное время, когда на работе находилось старшее руководство, никто себе никаких вольностей не позволял. Называли Саню только «товарищ младший лейтенант» и исправно показывали своё служебное рвение. Но сейчас ночь и, как в сказке про Золушку, карета превратилась в тыкву, а сотрудники в крыс…, нет, скорее в мышей, которые в изобилии водились в подвале под ПЦН и иногда своим приходом «осчастливливали» девчонок, к великой радости милиционеров дежурной группы задержания. Милиционеры становились героями в округлившихся от ужаса глазах девчонок, когда, вооружившись шваброй и веником, под громкий визг всей дежурной смены, гоняли маленьких тварей между аппаратурой и столами. Обычно эта охота кончалась тем, что от аппаратуры отрывался какой-нибудь небольшой «проводок», ну, естественно, сам отрывался, и приходилось вызывать техническую службу для ремонта и настройки оборудования, но об этом все молчали. Дело – то житейское.

В помещении ПЦН тепло и сухо от нагревшейся аппаратуры и батарей отопления, а за окном мороз минус двадцать шесть. Нет, вон вроде пошёл небольшой снежок, значит, немного потеплеет, примета верная.

– Только бы под утро «сработок» не было, так неохота выползать на улицу в мороз, – сказал Белозёров, обращаясь как бы к дежурной смене, а больше к себе самому. – Спать охота… ааа! – он потянулся всем телом, пока в плече что-то не хрустнуло. – Ой!

Саня потряс рукой, взгляд упал на часы, 3.50. Да, самое время поспать, пора. Он взял из шкафа видавшую виды раскладушку и вышел с ней в коридор. Комнаты отдыха в то время не было. Руководство считало слишком шикарным иметь ради отдыха одного человека отдельное помещение.

Потушив в коридоре свет, Саня лёг на раскладушку и уснул как-то сразу, будто в яму провалился. Цветные огоньки закружились перед глазами, превратившись в большое белое пятно, и… вот он уже шагает по улице. На улице жарко, светит солнце. Очень жарко.

«Опять фуражку забыл, голову напечёт…» – подумал он и подошёл к краю дороги, уходящей куда-то вниз.

В то время он ещё частенько летал во сне. Говорят, что так бывает, когда человек растёт, значит, он ещё рос. И что странно, полёты начинались и заканчивались всегда одинаково. Он подходил к краю дороги, бежал вниз по склону и, резко оттолкнувшись от земли, поднимался в воздух. Иногда, правда, это происходило не сразу и приходилось помогать себе, размахивая крыльями, вернее, руками. А посадка всегда приходилась на магазин «Детские игрушки», где он почему-то цеплялся за карниз и только потом спрыгивал на землю. Вот и сейчас, подойдя к краю дороги, он побежал, набирая скорость. Потом оттолкнулся ногами от земли, один взмах руками, второй, третий. Воздух под ладонями как кисель, густой и тёплый. Ещё один взмах руками и… полетел.

«Удачно сегодня, с первого раза, – Саня стал набирать высоту. – К морю, что ли, слетать?»

Как красиво над заливом! Солнце отражается в морской воде, как в хрустальном бокале, где-то внизу виднеются маленькие кораблики. Вон порт, судоверфь. На сопке выше судоверфи стоят два девятиэтажных здания. Одно покрашено в жёлтый цвет, а другое в синий. Это общежития, жёлтое – судоверфи, где в основном живут мужчины, а другое, синее – рыбокомбината, там основная масса проживающих – девчонки. Саня зависает в воздухе и смотрит в окна. В какие окна? Ну, понятно в какие, естественно, рыбокомбината. Вон, в душевой свет горит, значит, там кто-то есть. Надо подлететь поближе.

«Ух, ты! Две девчонки моются в душе. Симпатяги. Стройняшки, фигуристые. Жаль, окно запотело, но так даже пикантнее. Двужильные у нас девки, отпахали смену, сейчас вымоются, накрасятся и… на танцы! Как у них на всё сил-то хватает? Солнце-то как греет! Где же я всё-таки фуражку оставил?» – Саня делает в воздухе круг и зависает прямо напротив окна. Рукой он пытается протереть запотевшее стекло, но ничего не выходит.

Одна из девчонок поворачивается в его сторону и вдруг с визгом, прямо через стекло бросает в него мочалку. Вжжиг! Мочалка пролетает между рамами и, почему-то не разбив стекла, попадает прямиком Сане в голову. Баххх! Удар сильный и голова начинает кружиться, а перед глазами появляется цветная мозаика, как в детском калейдоскопе.

«Падаю, всё-таки перегрелся на солнце, вот ведь невезуха! А девчонки просто прелесть…» – подумал он, теряя сознание, и затуманенными глазами посмотрел вниз. Земля быстро приближалась и встреча с ней была очень жёсткой. Баххх… по ребрам! Ещё раз, ещё раз и ещё раз…

– Подъём, бегом, тревога на сберкассу! – Саня открывает глаза и, как через запотевшее стекло душевой комнаты, вместо голых девчонок, видит перед собой сержанта Лёвкина, который лупит со всей силы сапогом по его раскладушке. – Я тебя уже полминуты трясу, уволят всех к чёртовой матери! «Сработка» на сберкассу на Фестивальной, 24.

Две секунды Белозёров приходит в себя. Он лежит на раскладушке, прислонившись головой к батарее отопления. Голова болит, кожу жжёт.

«Вот и приснилось, что солнце голову напекло, всё эта треклятая батарея, – приводя мысли в порядок и трогая обожжённое место рукой, подумал он, – И общага на улице Фестивальной тоже приснилась не зря. Рядом с ней как раз сберкасса и находится. Вот ведь, сон в руку. Только бы «сработок» не было, только бы «сработок» не было, тьфу! Язык без костей! Сглазил, точно!» – Саня вскочил с раскладушки и, схватив подложенные под голову шинель и шапку, побежал к выходу.

Через восемь секунд они уже всей группой находятся в машине и не едут, а летят по центральной улице.

– Цветомузыку включи, – говорит Белозёров водителю, помогая Лёвкину одевать бронежилет.

Цветомузыкой ребята называли проблесковые маячки с сиреной, установленные на крыше автомобиля.

– Чё народ пугать, машин на дороге почти нет, 4.15 ночи, – ворчит старый водила Алексей Парфёнович или просто Парфёныч.

– Чё народ пугать? Да? А три дня назад на смене Светлакова тоже так «молча» ехали. Да на перекрестке слишком много машин скопилось, решили дорогу расчистить, врубить сирену. Ну и врубили. В результате один придурок за рулём «Жигулёнка», увидев проблесковый маячок, так бахнул по тормозам, что собрал вокруг себя кучу металлолома из «Волги», «Мерседеса», УАЗика и двух «Опелей». Так сказать, полная дружба народов. Ребята дальше полетели, тревогу обслуживать, а там что было – в страшном сне не приснится. Мужика того гаишники только от смерти и спасли. Самое смешное, что один из пострадавших был очень «большой» дядя. Он всё бегал вокруг своего «мерса» и орал, что опоздал в Облисполком на совещание по безопасности дорожного движения! Представляешь, хохма! А гаишники успокаивают его: «Ну как же Вы так, Пётр Сергеевич? Надо же было дистанцию держать, ведь зима на дворе. Теперь, мол, на собственном примере можете на совещании доложить, как важно при движении соблюдать необходимую дистанцию». А после загрузили его в машину, включили «мигалки» на своей «птице-тройке» и под развилистый звон бубенцов, а вернее, милицейской сирены, увезли. Видимо, медаль получать за опоздание и приобретённый при этом водительский опыт движения по зимним дорогам города.

За этой трепотнёй время промелькнуло быстро, вот показалась и злосчастная сберкасса.

«Уложились в три минуты, молодцы», – подумал Белозёров и выпрыгнул из машины напротив центрального входа в сберкассу.

Одна из лампочек сигнализации, выставленных в окно возле входа в сберкассу, истерично мигала. Значит, «сработка» была.

«Попытка проникновения, или опять техника на морозе халтурит?», – подумал Саня.

– Парфёныч, ты осмотрись со двора. Лёвкин, бери на себя боковые двери, а я центральный вход. Разбежались! И осторожней. Если что, мяукайте! Да позадористей и погромче!

Все разлетелись в разные стороны, как вспугнутые кошкой воробьи. Белозёров подошёл к центральной входной двери и стал внимательно осматривать дверное полотно, косяки, замки.

– Так, следов взлома вроде нет, в чём же дело? – тихонько бормотал он себе под нос, продолжая изучать дверь и осматривать находящиеся рядом окна. – Стёкла не разбиты, датчики все на месте. Как спать хочется. На морозе даже больше, чем в помещении. Щас усну. Быррр! – Белозёров так потряс головой, что его шапка, взмахнув ушами, как крыльями, улетела в снег. Он быстро вернул её на голову и частички снега начали таять на его горячем лбу, отчего соображать стало значительно легче.

«Во! Надо было сразу голову в снег сунуть», – подумал Саня, подойдя к входной двери и слегка дернув её за ручку. Дверь не открылась, но немного подалась.

– Вот же, ёшкин кот, – беззлобно выругался он в сердцах – Сбербанк, такие деньги крутят, и не могут нормально двери отремонтировать. Алкаш какой-нибудь опять по пьянке сберкассу с соседним магазином перепутал, дёрнул дверь, а нам лихорадка с геморроем на полночи.

Белозёров подошёл к автомобилю и взял радиостанцию:

– «Жигули», я «сто восемьдесят первый», как слышишь меня? Приём.

– «Сто восемьдесят первый», я «Жигули», ну что там у Вас?

– Прибыли на место. Есть «сработка», лампа мигает. Проводим подробный осмотр. Через пару минут доложу. Передавай объект на патруль и вызывай ответственных лиц за сдачу объекта под охрану, будем осматривать помещение изнутри. До связи. Да, и техника на всякий случай пришли, вдруг где-то обрыв или датчик отвалился. До связи.

Поговорив с дежурной ПЦН, Белозёров вернулся обратно к сберкассе. Мороз потихоньку стал сдавать свои позиции и снежинки в воздухе уже закружились небольшими хороводами. Первым с обхода территории вокруг здания возвратился Лёвкин, за ним подошёл Парфёныч.

– Ну, как обстановка? – спросил Саня, продолжая осматривать снег возле стены сберкассы рядом с её центральным входом.

– У меня всё нормально! – бодро отрапортовал Парфёныч.

– У меня тоже всё нормально, – доложил Лёвкин, поправляя шапку и бронежилет, сбившиеся от бега. – Снег свежий, следов взлома и других человеческих нет.

– Отлично, что нет человеческих след…, – Белозёров осёкся на полуслове и, выкатив глаза, уставился себе под ноги.

На свежевыпавшем снегу, прямо у себя под ногами, он увидел чёткий отпечаток человеческой ступни и красные пятна, похожие на кровь. Человек, если это, конечно, был человек, гулял по снегу, в двадцати шести градусный мороз, явно без ботинок и носков а, проще говоря, босиком. Саня посмотрел на часы.

«Господи святы! 4.30. Неужели глюки начались? И ребятам сказать как-то неудобно. Будут потом ржать и всем рассказывать, что Белозёров у сберкассы следы снежных людей видел», – подумал Саня и потихоньку ещё раз посмотрел себе под ноги, предварительно хороню поморгав глазами. Нет. Глюк не пропал. Под его ногами был явный отпечаток… голой ступни в снегу!

– Беда, – тихо пробормотал он. – Мужики, осмотрите здесь всё ещё раз, я пока техника вызову, – уже громче сказал он и, медленно, нарочито не торопясь, пошёл к машине.

– Ни фига себе! – услышал он вдруг за спиной изумлённый возглас Лёвкина. – Парфёныч, смотри голые пятки и вроде кровь?!

– Какая там ещё кровь, что за пятки такие? Совсем обалдел, стрекозёл ты молодой? Мороз на улице, поехали уже быстрей на «базу», домой, видишь, дедушка совсем замёрз, – бурчал Парфёныч, уже представляя себя с чашкой чая в тёплом гараже.

Не поворачиваясь к ним и ещё больше замедляя шаг, Белозёров внимательно слушал их диалог:

– Вот. Смотри.

– Не вижу.

– Вот! – орёт Лёвкин и, видимо, тычет пальцем в пятна крови на снегу.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… – выдохнул Парфёныч и явно оторопел, глядя на отпечатки ног.

– Бабушка-то, глянь, была без ботинок, а ты «Какие пятки?», – ехидничает Лёвкин, – Мороз двадцать шесть. Иоххх…! Даже самому холодно стало! Бррр!

– Ну и чё?

– Через плечо! Иди, докладывай лейтенанту! Где Белозёров-то?

А Белозёров, послушав их разговор, уже развернулся и шёл обратно, поняв, что с ним всё нормально. Потому как все одновременно, то бишь «хором», с ума не сходят. Хотя, конечно, и не факт! Может этот случай как раз и был исключением из правил?

– Ну, что тут у вас? – Саня стал разглядывать следы на снегу, делая вид, что видит их впервые, а затем, придав голосу уверенность знатока, произнёс:

– Да. Похоже, Йети.

– Какие эти? Ты что, их знаешь? – спросил Парфёныч.

– Да не «эти», а Йети. Йети – это снежный человек. Чухонцы неграмотные, дети Севера! Газеты читать надо. Небось, газеты-то не выписываете, а надо бы. Вот вчера в «Полярной Правде» писали, что у нас в сопках появился снежный человек. Это лето было неурожайное, жрать ему, значит, нечего, вот он и спускается с сопок. То собаку поймает, то кошку. Ну, на собак у него, конечно, конкуренты есть – наши бомжики. Те ведь за собаку и убить могут, им пофиг, что он – снежный человек. Они и сами-то от снежного человека почти не отличаются, бедолаги, а в темноте и перепутать можно. Так что, он больше по кошкам специализируется – и конкуренции меньше и справится легче, не покусают, только оцарапать могут. А тут, видать, решил себя и человечинкой побаловать! Потерпевший, вероятно, стал спасаться от него и начал ломиться в сберкассу, а там никого, и она уже под охраной. Вот у нас тревога и прошла. А Йети человечка завалил, на плечо его и в сопки понёс, чтобы там уже без суеты отужинать. Видишь, его следы и пятна крови убиенного ведут прямо наверх в гору.

– Так там общаги… Люди, значит, живут. Не пойдёт он туда, – как-то неуверенно промямлил Лёвкин.

– А, может, он поселился в подвале? А что? И тепло и вода всегда есть. Для него это вообще курорт. Не то, что в холодной пещере, в сопках, – выдвинул свою версию Парфёныч.

– Ладно. Сейчас пойдём по его следам, глядишь там всё и разъяснится, – сказал Белозёров милиционерам. – Дежурной ПЦН сообщите, что мы минут десять-пятнадцать будем находиться на осмотре территории, и на связи нас не будет. Пусть тревоги передают сто восемьдесят второму.

Саня, глядя на ошарашенных увиденным зрелищем сослуживцев, уже не в силах сдерживать смех, прикрывает нос платком и начинает тихонечко хрюкать. – И оружие держать на изготовке, хр, хр, хр…

– Ты чего? – спросил его Лёвкин.

– Так, насморк у меня, – театрально прогнусавил Белозёров, – пойдём быстрее, а то начинаю околевать на морозе.

Ориентируясь по свежим следам и ярким пятнам крови, они быстро поднялись по тропинке к общежитию судоверфи.

У входа в общежитие уже толпились несколько человек, которые что-то активно обсуждали и попеременно показывали руками на окно третьего этажа. Стоило милиционерам подойти поближе, как к ним, отделившись от толпы, бросилась полная женщина. Как потом выяснилось, дежурный администратор этого богоугодного заведения. В своем зелёном клетчатом пальто, закутанная в большой пуховый платок, она была очень похожа на бабушку-сторожа из кинофильма Гайдая «Операция Ы и другие приключения Шурика». Да и в разговоре потом, она сама про себя так и сказала: «Так, сторож я и есть! Только и следи, чтобы чего не вынесли из общежития, да не поменяли на водку».

– Господи! – запричитала «бабушка-сторож», увидав подходящих к общежитию милиционеров, – Хорошо, что вы так быстро приехали, мы только-только успели позвонить. Слава Богу! А то мы не знаем, что и делать! – тараторила она без умолку.

Белозёров решил остановить поток её красноречия:

– Вообще-то, мы по тревоге в сберкассу приехали, но, раз уж мы прибыли сюда первыми, то отвечайте честно и глядя прямо в глаза. Это у вас снежный человек проживает?

«Честные» глаза тётки вначале округлились, но потом, видимо, пришедшая в голову умная мысль привела их в прежнее, нормальное состояние. И она виновато захлопала ресницами.

– Если Вы имеете в виду Прохорова Мишу, то да, у нас, в тридцать первой комнате. Вот такие, значит, дела…

– Ну, Прохоров так Прохоров, – прервал её Белозёров. Ведите, указывайте путь, посмотрим на вашего Йети.

– Нет, Етин живет в пятьдесят четвертой, а Прохоров в тридцать второй, вернее, в тридцать первой. Совсем я заговорилась, голова уже ничего не соображает. Что вы меня путаете?

– Вот те раз, у вас еще и Етин есть? Тогда сначала к Мише, – сказал Саня и сделал жест рукой, пропуская тётку вперед.

Белозёров с Лёвкиным и Парфёнычем, а также присоединившейся к ним небольшой группой зевак, поднялись на третий этаж. Рядом с тридцать первой комнатой были открыты ещё несколько дверей, из которых выглядывали сонные люди и задавали дежурной, шедшей в авангарде процессии один и тот же вопрос:

– Петровна, опять, что ли, Мишка колобродит? Гад! Ни сна, ни отдыха с ним! Милицию вызывай! Да когда он только съедет? Его ведь уже выселили.

Раскрасневшаяся от быстрой ходьбы по лестнице Петровна, не успевала отвечать:

– Вы-то хоть угомонитесь, идите сами уже спать, завтра всем на работу. Не мешайте. Здесь уже милиция, здесь, – она тяжело дышит и хватается за сердце.

– Ну вот, пришли, – Петровна показывает указательным пальцем на одну из дверей в длинном коридоре.

Рядом с этой открытой дверью стоит здоровенный мужик в трусах и белой дублёнке, наброшенной прямо на голое тело. На его полном лице под правым глазом багровеет приличных размеров «фингал».

– Картина Репина «Приплыли». Отойдите с прохода, гражданин, – Белозёров попытался протиснуться мимо мужика в дверь, но манёвр не получился.

– Что значит, отойдите? Я здесь живу!

– Так это Вы Прохоров Миша?

– Не, я Витёк. Мишка вон, на койке отдыхает. Скотина паршивая! Как я завтра с таким «бланшем» на работу пойду? – мужик, не мигая, смотрит подбитым глазом на Белозёрова.

– Пардон, любезный! Паршивая скотина – это Вы кому сейчас сказали?

– Извини, лейтенант, это я не про тебя. Вон про этого урода! – мужчина отошёл от двери, махнув рукой в глубину комнаты.

Зрелище, представшее взору вошедших в комнату, было не для слабонервных. На кровати справа от окна лежал ничем не прикрытый человек в кальсонах непонятного цвета. Его изрядно помятая и давно не бритая физиономия цветом напоминала созревший баклажан. Лоб был рассечён небольшим шрамом, из которого текла кровь. Кровь текла не очень сильно, но, видимо, достаточно давно, отчего наволочка на подушке пропиталась насквозь. Мужика трясло сильной дрожью, и было слышно, как стучат его зубы.

Белозёров повернулся ко второму обитателю комнаты, толстому мужику в дублёнке, который представился именем Витёк:

– Виктор, а что у вас тут произошло? Рассказывайте, не торопясь и в деталях.

Мужик вопросительно посмотрел на Петровну, и как бы заручаясь её поддержкой, начал:

– Подробно? Значится так…

Из сбивчивого рассказа Витька, Белозёров понял, что Мишу, по жизни отличного токаря, за систематическую пьянку уволили с работы, и он потерял право жить в общежитии. Но комендант из жалости дала ему ещё три дня срока на проживание, при условии, что он бросит пить и устроится на работу в какой-нибудь другой цех предприятия, хотя бы чернорабочим.

– Это и сгубило, – продолжил свой рассказ Виктор, – Решил Мишка бросить пить. Сказал-сделал! И бросил резко, сразу. А кто так делает? А? Надо же постепенно, а у него уже времени в обрез, жить негде, кроме общаги, вот он и «завязал», как стоп-кран дёрнул. Резко! Бам! Белочка-то к нему из леса и пришла, белая такая, белее не бывает, горячечка…

Мужик прошёл к столу, глотнул воды из стоявшего на нём стакана и продолжил:

– Ну, короче. Пришёл я со смены, помылся. Поел. Посмотрел немного телик и лег спать. Отрубился сразу. Вдруг чувствую, что кто-то лупит меня по лицу, да больно так! Открываю глаза – Мишка! Глазами вращает дико и всё норовит меня ручищами своими за горло ухватить. Ну, меня уговаривать долго не надо, вскочил я с койки, да и влепил ему затрещину. Он шасть в ванную, там закрылся и не выходит, как я не звал. Боится, видимо. Я сразу к Петровне, что, мол, делать, он же в таком состоянии что угодно может натворить, «белка» скачет же, – мужик опять глотнул из стакана и посмотрел на дежурную.

Теперь, видимо, настала очередь говорить Петровне, что она и начала делать без промедления:

– Прибегает ко мне Витёк, так, мол, и так, что делать? Вернулись мы в комнату, стоим у закрытой двери в ванную, а там тишина. Господи, думаю, повесился, что ли? Ломай, Витя, дверь, говорю! Ну, Витюле это без труда, он дверь с первого удара и высадил. Забегаем в ванную, а там пар, не видно ничего. А Мишка – паразит открыл горячую воду и давай нас из душа поливать! Знаете ведь, как сейчас в морозы воду греют – это ж кипяток! Мы и шарахнулись в разные стороны, а он, весь мокрый, из ванной выскочил и в дверь. Я попыталась его за майку схватить, так он разорвал её и вырвался. Буквально весь голый! Коридор у нас длинный и большим окном на улицу выходит. Так вот, он по коридору разбежался, потом руки так сложил, как ангелочек, перед собой и… ласточкой в окошко-то и улетел. Мы опешили, потом бегом вниз, думаем, может, жив ещё, ведь третий этаж всё-таки. На улицу выскочили и сразу под окно. С перепугу даже в «скорую» не догадались позвонить. Ищем его, а под окном-то и нет никого! Мы наверх смотреть стали, может, думаем, за провода зацепился и висит там, бедолага, под напряжением, трясётся?

А там тоже никого! На улице мороз, мы закоченели быстро и вернулись в общежитие, выбежали-то почти неодетыми. Ну, потом стали решать, куда звонить, что говорить. Улетел, мол, человек на небеса, как ангел. Так ведь никто не поймёт нас, самих в дурдом отправят. В результате в милицию всё-таки позвонили. Объясняли, правда, долго, что да как. Подъехать они согласились, только сказали, что если мы соврали, то всех нас в медицинский вытрезвитель отправят, потому что такое только по пьянке и можно выдумать. А минут через пять Мишка и сам появился, откуда ни возьмись, а потом и вы подъехали. Вот, теперь сами решайте, что дальше делать. Вам, как говорится, и флаг в руки, а я снимаю с себя всю ответственность за дальнейшее. У меня и так завтра неприятности будут, как пить дать! За окно разбитое и за всё… – Петровна тихо заплакала.

«Не было печали, да черти накачали», – подумал Белозёров и подошёл к кровати, на которой лежал с разбитой головой «ангел», по имени Михаил, и по фамилии Прохоров.

– Ну что, документы есть, снежный человек?

Мужчина молча кивнул и показал рукой на пиджак, висевший на стуле рядом с кроватью. Белозёров, стараясь не делать резких движений и внимательно наблюдая за реакцией Мишки, медленно, чтобы не вспугнуть «ангела», а то не дай бог опять улетит, достал из пиджака его паспорт.

«Сейчас открою паспорт, а там запись “Архангел Михаил”», – усмехнулся про себя Саня, но вслух этого не сказал, а начал негромко читать:

– Прохоров Михаил Анатольевич, 1953 года рождения, место рождения – Великие Луки. Так, далее, прописка…

Белозёров читал не торопясь, продолжая внимательно наблюдать за Михаилом. Вдруг лицо «ангела» начало как-то дёргаться, и он стал странно улыбаться и вращать по сторонам безумными глазами. Саня, держа паспорт в руке, медленно пятясь назад, отошёл к своим ребятам и очень тихо шепнул Лёвкину:

– Вызывай двадцать шестую бригаду.

– Какую бригаду? – не понял Лёвкин.

– Ну не штукатуров-отд ел очников, это точно! Двадцать шестую, из психдиспансера. Короче, звони ноль три, там знают. Их это клиент! Объяснишь, что у товарища голова временно не работает, и что он с «белкой» крепко дружит на почве алкоголя, там поймут.

Время тянулось как густой кисель, льющийся из бездонной чашки. «Скорая» ехала минут двадцать пять. «Чтоб всем так жить», – скажет потом Парфёныч, вспоминая нормативы времени прибытия, установленные в их отделе охраны.

А в это время Саня исполнял роль психотерапевта и, как мог, заговаривал Прохорова, не давая ему сосредоточиться. Но, глаза у Мишки бегали по сторонам всё быстрее и быстрее, и в самый пик их полёта в комнату вошли два здоровенных санитара, из-под пальто которых выглядывали белые медицинские халаты. У одного из них в руках, которыми, как говорят в народе, медведя удавить можно, была «смирительная» рубашка.

Что после этого началось – описанию не поддаётся. Мишка при виде санитаров, почему-то с криком: «Хрен вашей морде, дяденька Биденко!», вскочил с кровати и заметался по комнате, как раненый зверь, с разбега взлетая на стены и не бегая, разве что, по потолку. Три милиционера и два санитара, не смотря на всю их выучку, минут десять не могли спеленать злосчастного каскадёра в кальсонах в смирительную рубашку. После окончания этого весёлого до жути циркового представления упакованного Мишку положили на кровать, а остальные расселись кто где, тяжело дыша и переводя дух. Только Лёвкин рассеянно шарил взглядом по полу комнаты, безрезультатно ища глазами пуговицу, «с мясом» оторванную в пылу возни с Мишкой.

– Ну что, лейтенант, будешь забирать своего клиента? Он у тебя, вроде, сберкассу грабанул? – хохотнул один из санитаров.

Саня устало посмотрел на шутника, но даже не смог ответить чем-нибудь в том же духе:

– Ты хочешь, чтобы дежурный по райотделу меня пристрелил из своего табельного оружия? Нет уж, ребята, грузите клиента к себе и с богом, в «дурочку»! А я в рапорте напишу, что это было кратковременное отключение электричества, то бишь, «ложное срабатывание», со всеми вытекающими из этого последствиями. Где-то так…

После того, как Мишку сопроводили до машины скорой помощи, Белозёров, Лёвкин и Парфёныч подошли к окну, из которого тот пытался улететь на небо. К их удивлению, стекло не было разбито полностью, только посередине зияла чётко очерченная чёрная дыра, как от большого футбольного мяча. На раму кто-то уже набросил старенькое синее одеяло, видимо, чтобы не так сильно тянуло морозным воздухом с улицы.

– Ммда, – промычал Лёвкин.

– С какой же космической скоростью надо было бежать, чтобы так сподобиться и улететь, да при этом ещё и в живых остаться? – сам себе задал вопрос Парфёныч и тут же ответил на него:

– Видимо, крылья выросли! Не иначе.

– Жизнь заставит, улетишь. Он ведь ангел, или может им скоро станет. Да, точно станет, если и дальше будет так жить. Ладно, мужики, пойдём к машине, нас уже диспетчер, наверное, устала вызывать по рации, – сказал Саня и устало побрёл вниз по лестнице.

Следом за ним шли Лёвкин с Парфёнычем, а чуть позади плелась на своё рабочее место, тоже ужасно уставшая от этой безумной ночи, «сторож-администратор» Петровна.

– Ну, теперь всё ясно, как божий день! – подвел итоги рассудительный Лёвкин. – Прохоров улетает в окно и, чудом уцелев, начинает метаться по улице. Когда мороз ставит его голову немного на своё место, и «белочка» временно отступает, он, замерзая, ищет убежище. Инстинкт самосохранения у него же ещё не атрофировался. Первое, что попадается ему на глаза, это сберкасса. Он ломится в дверь, дёргает её. Бах, трах и пошла «тревога»! А поскольку он был босой, да с разбитой башкой, то становится совершенно понятно, откуда взялись «голые пятки» и кровь на снегу возле сберкассы.

Белозёров рассмеялся:

– Твои бы дедуктивные способности, да в мирных целях. А, в общем, всё верно. Слушай, Лёвкин, а ты действительно поверил, что это мог быть снежный человек – Йети?

Услышав знакомое слово, в разговор тут же вклинивается, так долго молчавшая, что было ей не свойственно, Петровна:

– Что, теперь к Етину пойдём? Он живёт в пятьдесят четвертой. Надо вернуться на пятый этаж. Ох, хо, хо. Но он сегодня вёл себя хорошо. Чуть-чуть всего был выпивши, и уже спит, наверное…

Белозёров тихо заскулил, как собака, и еле выдохнул:

– Неее…ет. Етина я сегодня уже не выдержу, тем более что он ещё не «ангел». А я специализируюсь теперь исключительно по летающим особям, – и, ускорив шаг, Саня побежал вниз по лестнице к выходу из общежития.

Потом ребята молча ехали в машине на «базу», вспоминая увиденное и где-то в глубине души жалея бедного летающего Мишку Прохорова. И только вернувшись в тепло ПЦН, отогревшись горячим чайком и расслабившись, рассказали историю про «ангела» дежурным девчонкам на пульте охраны. Может, немного где-то привирая, ну, конечно, самую малость, и чуть-чуть приукрашивая события для придания комичности этой ситуации. Девчонки хохотали. Эх, молодость, молодость…. А что делать – чем хуже живём, тем больше хочется посмеяться над такой жизнью.

«Ну вот, так и не удалось поспать», – думал Белозёров, собирая оставленную в коридоре перед выездом по тревоге, старенькую потёртую раскладушку. Саня взглянул на часы, 7 часов 30 минут.

– Опаньки, когда уже спать? Написать отчёт по дежурству, да ждать новую смену. Ведь сглазил же, балбес, голова без мозгов! «Только бы тревог не было ночью!» А сон был хороший, жаль, что не досмотрел до конца, а то помылся бы с девчонками в душе…, – и он зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть, а с пульта в это время слышался девичий смех и голос Лёвкина:

– Да чего вы ржёте? Я точно говорю. Мы подъезжаем к общаге, а он уже высоту набирает…

Зверская история

Было уже начало одиннадцатого утра, когда основной пик нагрузки на пульт централизованного наблюдения (ПЦН) уже прошёл. Большинство предприятий, магазинов и частных квартир было снято с охраны. До наступления обеденного перерыва в «конторах», когда на ПЦН опять налетает временный «ураган» с постановкой под охрану и последующим снятием с охраны, можно было немного расслабиться, попить горячего чайку и перекурить. Главное, чтобы не было поступления непредвиденных «тревог» с объектов. Тьфу, тьфу, тьфу…! Хотя, чего там, плюй не плюй, не было, практически, ни одного дня, чтобы чего-нибудь этакого не происходило.

С утра, уже после снятия объекта с охраны, обычно шли «сработки» с так называемых «тревожных кнопок», установленных для экстренного вызова милиции в случае неожиданного нападения преступников. Кнопок на объекте могло быть одна или две, а на таких объектах, как сбербанки и того больше. Устанавливались и маскировались они в различных, не видимых постороннему глазу местах, и даже на полу, чтобы можно было подать сигнал тревоги в милицию, надавив на кнопку ногой.

Все «неприятности» в начале рабочего дня чаще всего и происходили именно с этой злополучной кнопкой, когда, ещё не совсем проснувшаяся душа «притаскивала» тело сотрудника на работу, ну, скажем, в Сбербанк. И это «тело» доставало из сумочки тушь, помаду и прочие причиндалы, столь необходимые для завершения работы над образом – «мадонна за стойкой».

В тот момент, когда тоненькие ручки рисовали симпатичное личико, шаловливые ножки в туфельках на очень высоких шпильках, нечаянно нажимали на злополучную «тревожную кнопочку». А когда, через некоторое время, от входной двери в Сбербанк раздавалась грозная команда: «Всем на пол! Лежать! Работает СПЕЦНАЗ!», – из-за стеклянной стойки, откуда-то снизу, слышался писклявый голосок:

– Мальчики! Она опять сама сработала, я не виновата!

Хотя, если «она сработала сама», то приезд «мальчиков» в бронежилетах, должен был, ну, по крайней мере, вызвать удивление. Ведь, ты же ничего не нажимала? И уже ты должна задавать им вопросы о цели их приезда, придавая голосу искреннее удивление или раздражение.

«Старые» сотрудницы обычно так и поступали, сразу переходя в атаку с криками:

– Ну, сколько можно! Вы нам всех клиентов распугаете, к нам ходить никто не будет. И так уже не ходят, боятся. Что за безобразие! Что у вас за аппаратура такая плохая! Пришлите срочно техника, пусть он проверяет, или мы будем жаловаться вашему руководству!

А что делать? Приходилось докладывать на пульт о «ложной сработке» и делать в соответствующем «Журнале» запись о внезапно возникшей неисправности. Все и всё понимали, но тихо матерящемуся дежурному электромонтёру из технической службы, хочешь – не хочешь, а приходилось выезжать на злополучный объект. Потом, делая умный вид, в который уже раз, пинать злосчастную кнопку и, удостоверившись, что всё нормально, записать в журнале, хранящемся на объекте: «Неисправность возникла в результате окисления контактов и, после проведенной профилактики, устранена на месте».

Может возникнуть вопрос, почему милиционеры кричат «Спецназ» или «ОМОН», а не «Милиция»? Просто слово «милиция» звучит не так грозно, а «Спецназ» и «ОМОН» это что-то непонятное и страшное.

СПЕЦНАЗзззз…… – как рикошет пули от железа, ОМОН – что-то огромное как… СЛОН. Но, вернёмся к нашей истории…

– Девочки! Если что, я в курилке! – крикнул Белозёров дежурным диспетчерам на ПЦН.

Курилка представляла собой небольшое помещение, бывшее ранее проходным подъездом, закрытым впоследствии за ненадобностью. Теперь помещение стало местом для курения и резервным «пожарным» выходом на улицу. В курилке уже находились двое – водитель Парфёныч и «штурман» Лёвкин – экипаж группы задержания, надёжные ребята, Саня любил попадать с ними в одну смену. Белозёров едва успел поздороваться с сослуживцами, как через весь коридор, отделяющий курилку от ПЦН, раздался звонкий голос дежурного диспетчера Ани Суриковой:

– Тревога на квартиру, переулок Ледокольный 18-а, квартира 36. Тревогаааааа!!!

Белозёров забегает на ПЦН, хватает приготовленные диспетчером Аней ключи от квартиры и, через десять секунд, прыгает в машину. Включив «цветомузыку» и игнорируя запрещающие сигналы светофоров, экипаж быстро прибывает к указанному адресу.

Милиционеры не успевают выйти из машины, когда включается на приём радиостанция и начинает говорить Аниным голосом:

– Сто восемьдесят первый, я Жигули, как слышишь меня? Приём.

– Слушаю тебя, Жигули! Я сто восемьдесят первый, что ещё?

– Ребята! Кроме «периметра», дополнительно сработала «тревожная кнопка», будьте осторожны, в квартире может кто-то быть!

– Ёжику понятно, спасибо за заботу, до связи!

Вся группа забегает в подъезд. Один едет на лифте на последний этаж и потом спускается вниз, проверяя все этажи на предмет нахождения там подозрительных лиц. Двое других пешком поднимаются до нужной квартиры и ждут там третьего. Когда все собираются у квартиры номер тридцать шесть, Белозёров нажимает на кнопку дверного звонка и долго держит её в нажатом состоянии.

По инструкции, при выезде по тревоге на частные квартиры, положено сначала позвонить в дверь, чтобы не довести хозяев квартиры до инфаркта внезапным появлением трёх вооружённых до зубов людей в милицейской форме. Зачастую, уставшие от забот люди, приходя с работы, просто забывают «снять» квартиру с охраны или нажимают «тревожную» кнопку случайно. В таких случаях сотрудники милиции ограничиваются проверкой документов и замечанием в адрес хозяев…

На звонок Белозёрова дверь никто не открыл, и он повторил свою попытку снова. Дззззынь, дзынь, дзынь…! Безуспешно, дверь остается закрытой. Когда Саня уже был готов отпустить кнопку звонка и достать ключи от квартиры, раздался глухой удар по двери с её внутренней стороны и не то крик, не то протяжный стон. После этого за дверью началась какая-то возня со странными воплями.

Все дружно отскочили от двери. В тишине пустого подъезда гулко послышалось щёлканье затворов оружия. Белозёров тоже снял свой «Макар» с предохранителя и загнал патрон в патронник, бережёного Бог бережёт!

Складывалось впечатление, что с той стороны двери происходит драка. Будто человека ударили головой о входную дверь, а потом, когда он упал, стали избивать ногами, так как звуки были откуда-то снизу.

– Расположение квартиры все помнят? – тихо спросил Белозёров и посмотрел на Лёвкина и Парфёныча. Оба молча кивнули, взяв оружие наизготовку.

– Тогда так! Парфёныч, за тобой маленькая комната напротив входной двери, Лёвкин налево – туалет, ванная комната, кухня. Я направо, в большую комнату. Если что, «мяукаем» – добавил он свою любимую фразу и открыл ключом входную дверь квартиры. Вся «весёлая компания», под страшные крики: «Всем лежать! Работает ОМОН!!!» ввалилась в тёмную пустоту помещения.

Света нигде не было. Белозёров рванул направо и остановился в проёме двери, пытаясь на ощупь найти кнопку выключателя. Вдруг что-то большое и тёплое зависло у него на левой ноге и резко потянуло в темноту комнаты, пытаясь повалить его на пол. Чтобы освободится от захвата, Саня попытался ударить это «что-то» левой ногой, но запнувшись о край ковра, лежавшего на полу, потерял равновесие и, неловко взмахнув руками, упал. От сильного удара об пол, Санин указательный палец по инерции нажал на спусковой крючок пистолета.

Бааахххх…х!!!

Ещё не успевает отзвенеть посуда в шкафах, когда в комнате зажигается свет и с грозным криком: «Лежать! Работает ОМОН!» в комнату с автоматами наперевес, один мешая другому, пропихиваются Лёвкин и Парфёныч. Сначала они недоумённо, сверху вниз, смотрят на лежащего на ковре Белозёрова, а потом…. Потом Парфёныч, зажав рот рукой, на полусогнутых ногах, уходит в коридор, его плечи при этом вздрагивают и кажется, что милиционер тихо рыдает. В то же время, Лёвкин, как подстреленный, прислонившись спиной к стене, начинает медленно сползать на пол, издавая при этом странные хрюкающие звуки и показывая на ноги Белозёрова трясущейся рукой.

– В чём дело? Вы всё осмотрели? Что за цирк?! – заорал перепуганный Белозёров и, получив вместо вразумительно ответа, истеричное ха, ха, ха, посмотрел на свои ноги. Только тут до него дошло, почему ушёл Парфёныч, а по комнате, хрюкая, как поросёнок, ползает на четвереньках сержант Лёвкин.

На левой ноге Белозёрова висел здоровенный рыжий… КОТЯРА, весом килограммов на шесть, а то и более! Да, да, именно «котяра», потому что просто котом этого монстра назвать не поворачивался язык! Обхватив всеми четырьмя лапами Санину ногу он, как будто ехидно ухмылялся, прижавшись наглой мордой к колену.

Белозёров с трудом поднялся, с котом на ноге, и повторил свой вопрос:

– Вы квартиру всю осмотрели? Не слышу ответа!

Ответа опять не последовало. Слышался смех, переходящий в жалобное икание. Белозёров с пистолетом в правой руке и котом на левой ноге, в одиночку обошёл всю квартиру и вернулся к продолжающим «ржать» сослуживцам. Саня попытался потрясти ногой, чтобы сбросить кота на пол. Но, не тут – то было! Вредное животное ещё сильнее впивается когтями в ногу. Становится достаточно больно. Ой, ой, ойёёёёй!

– Да, помогайте же! – закричал Белозёров Лёвкину и Парфёнычу и они втроём попытались оторвать от ноги «лохматого преступника». Ничего не получилось. Кот вцепился насмерть.

– Ладно, поищите причину «сработки» и дырку от моей пули, – устало сказал Белозёров. – Надо пулю вытащить, а то хозяева поднимут «волну», устанешь потом отписываться. А я пока тихонько посижу, может этот рыжий урод успокоится и меня отпустит, – он опустил взгляд на ногу, где висело наглое животное и громко пело свою, одному ему понятную кошачью песню. Мур, мур, мур…

Причину «сработки» нашли довольно быстро, и Парфёныч доложил:

– Котику, похоже, скучно стало, вот он датчик на окне и оторвал. И «тревожную» кнопку под столом тоже капитально погрыз! А когда нам казалось, будто драка идёт в квартире, так это он, похоже, свою игрушку-мышь гонял. Вон она, в коридоре валяется. Видимо, прыгнул на входную дверь, от этого и удар получился, в нём веса-то килограммов на шесть-семь будет! А пуля, лейтенант, в диване, её фигушки с два, вытащишь. Давай, комнату проветрим от запаха пороха, а патрон я тебе дам. С последних стрельб «заначил», как раз для такого случая. Только всем молчок, а то проблем будет море! У нас, сами знаете, как из мух слонов делают – очень быстро. И молись, Александр, чтобы в ближайшее время хозяева дырку от пули не заметили. А время пройдет, это их проблемы – кто стрелял, когда стрелял, в кого, зачем? Знать, не знаем, и ведать, не ведаем. И вообще, это кот дыру когтем сделал… Где-то так, значится.

Белозёров почесал своего нового «вынужденного» друга за ухом. Кот успокоился, расслабился, и ещё громче запел свою кошачью песню. Только тогда Лёвкин изловчился и, схватив кота за передние лапы, наконец, оторвал лохматого бандита от Саниной ноги.

Помещение проветрили от запаха пороха, убрали беспорядок, созданный Саниной борьбой с рыжим гангстером, после чего Белозёров скомандовал:

– Всё, быстро эвакуируемся из квартиры, а то могут и хозяева вернуться.

Сказать – не сделать, на «базу» они вернулись только через полчаса. Когда выходили из квартиры, эта «шерстяная бестия», как назвал кота Парфёныч, выскочила в подъезд и «герои – милиционеры» еще тридцать минут развлекались его поимкой. При этом они изрядно напугали проживающих в доме жильцов и бабушек, сидевших возле подъезда на старенькой, давно некрашеной лавочке. Бабушки видели подъехавший наряд милиции и, вполне вероятно, слышали Санин меткий выстрел в диван, а потом и дружные крики:

– Загоняй в угол! Держи его! Уходит, уходит наверх, на чердак! Парфёныч, перекрывай ему дорогу! Уйдёт на крышу, не поймаем! Не стрелять, живьём брать «демона»!

В итоге кот был пойман и, под не очень цензурную брань, препровождён обратно «в родные пенаты», при этом, кителю Лёвкина был нанесён непоправимый ущерб в виде двух здоровенных дыр от острых когтей.

Бабули тесной кучкой уже стояли у подъезда, видимо, ожидая лицезреть, как сейчас в наручниках выведут обезвреженного опасного преступника. Увидев выходящих милиционеров, бабульки бросились к ним с вопросом:

– Поймали злодея?

– Нет, женщины, – ответил им Парфёныч, самый солидный милиционер в их команде, – Матёрый рецидивист попался, ушёл по крышам, стрелять же нельзя, люди кругом. Объявляем план «Перехват», будем брать его за городом. А вам советую идти домой. Мало ли чего? Пуля-дура, штык-молодец! Где-то так, значится.

После его слов про штык-молодец, бабушки быстро ретировались по своим квартирам, чтобы сразу занять место на наблюдательном пункте у окна, интересно же. Занавески, правда, задёрнули, всё-таки пуля-то – дура!

Приехав на базу, опергруппа в очередной раз потешила своими россказнями дежурную смену девчонок на ПЦН. Из рассказа о героическом подвиге милиционеров был выброшен только эпизод с выстрелом.

Парфёныч «по-тихому» принес Белозёрову новый патрон для «Макара» и сам взялся почистить его пистолет. Саня не возражал.

Когда в курилке Парфёныч разбирал пистолет на много маленьких и больших деталей и бережно раскладывал их на табурете, покрытом старой газетой, он, как любящая мамаша, распекающая своего шалопая сына за разбитую вазу, беззлобно бубнил:

– Да, лейтенант, хорошо, что ты в диван попал своим метким выстрелом, а не в зеркало или, скажем, в люстру хрустальную. Вот было бы у нас потом проблем, а так…

– А так, всего лишь диван застрелил! Матёрый был рецидивист! Да? – хохотнул Лёвкин. – Главное, чтобы разлагаться не начал, а то запах пойдет…

Саня, было, открыл рот, но через коридор уже звучал звонкий голос диспетчера Ани:

– Кончаем перекур! Сработал «периметр». Магазин номер десять. Винный склад.

Парфёныч с Лёвкиным полетели «обслуживать тревогу», а Саня собрал в платок всё, что ранее называлось пистолетом, и пошёл к своему рабочему столу, заканчивать начатую Парфёнычем работу, собирать головоломку имени оружейника Макарова.

Закончив сборку пистолета, он передернул затвор и, направив ствол в угол комнаты, нажал на спусковой крючок. Прозвучал сухой щелчок.

– Ну и ладушки, – прошептал Белозёров и резким движением загнал в пистолет обойму с патронами, щёлкнув напоследок предохранителем. После чего он убрал пистолет в кобуру и, откинувшись на спинку стула, повернул голову и посмотрел в замёрзшее стекло окна.

Из раскопанной траншеи, как всегда, валил пар, а между сугробами, к их пульту охраны, высоко подняв пушистый хвост, шёл… здоровенный рыжий кот!

– Нет, только не это, – тихо простонал Белозёров и, закрыв глаза, потряс головой. Когда он через пару секунд открыл глаза, кота не было, а между сугробами ветер лихо гнал большой оранжевый полиэтиленовый пакет. Уфф, показалось…

В нужном месте в нужное время

– Мальчики! Тревога! – звонкий голос дежурной ПЦН Нины Смолиной разбудит даже мёртвого – Квартирная тревога. Улица Карла Маркса 18 кв. 6. Держите ключи от квартиры!

Тревога, тревога, тревога!!!

Машина летит как ветер. Ну, не как ветер, в меру своих реальных возможностей, учитывая изношенность движка и колёс, но в норматив прибытия по тревоге пока укладывается. Перед домом милиционеры «вырубают» сирену, чтобы не спугнуть возможных преступников и быстро поднимаются на четвёртый этаж.

Дом – «сталинка» стены до потолка метров пять, пролёты на этажах длиннющие, лифта нет. Отдышавшись возле квартиры под номером шесть, Белозёров сделал два контрольных звонка, в надежде, что в доме есть хозяева. Ответа не последовало, дверь никто не открыл.

В настоящее время в квартире проживал какой-то «застуженный художник России, трижды орденопросец, дважды не дали». В одной комнате у него была гостиная, а в другой художественная мастерская, совмещённая со спальней.

– Парфёныч, ты берёшь кухню и ванную комнату, Лёвкин, ты гостиную, я мастерскую. Если что, мяукайте, вперёд… – тихо сказал Белозёров и медленно открыл входную дверь.

Милиционеры быстро «просочились» в помещение и, как умные муравьи, у которых каждый знает своё место, разбежались по квартире. Саня осторожно осмотрел помещение мастерской. Всюду картины. Они были на полу, на стенах и просто уложены в стопки в углах комнаты. Несколько мольбертов, небольшой этюдник, грунтованные холсты, для новых работ. Кругом разбросаны масляные краски, кисти и прочие художественные принадлежности.

– У меня злодеев нет! – крикнул Белозёров.

– У меня тоже чисто! – ответил Лёвкин, а за ним и Парфёныч.

Белозёров взял носимую радиостанцию и попытался связаться с пультом охраны:

– Жигули, Жигули! Я десятый! Как меня слышно? Приём!

Повторив безуспешную попытку связаться с дежурной ПЦН несколько раз, Саня сказал:

– Парфёныч, дорогой! Давай в машину, заводи её и жди нас. Мы с Лёвкиным ещё раз осмотрим квартиру и спустимся. Да, и ещё. Свяжись с девчонками на пульте, доложись, что у нас всё в порядке и спроси, как там обстановка, а то моя радиостанция отсюда не берёт. Если будут какие-либо распоряжения, продублируй мне из машины, я жду. Всё, давай!

Парфёныч побрёл вниз, а Белозёров с Лёвкиным ещё раз проверили квартиру, но так и не нашли причину «сработки». На первый взгляд, всё было нормально. Видимо, придётся вызывать технарей и досконально проверять охранное оборудование.

Минут через пять голосом Парфёныча заговорила Санина радиостанция:

– Десятый, я сто восьмидесятый. Девочки передали, что у них сработал второй рубеж защиты. По карточке это какая-то картина в гостиной. Проверьте. Как поняли? Приём!

– Понял, Парфёныч! Второй рубеж защиты, картина в гостиной! – продублировал Белозёров и пошёл вместе с Лёвкиным искать эту мистическую и страшно дорогую сердцу автора картину.

На отдельный, второй рубеж защиты обычно ставят сейфы или так называемые «ловушки» для воров. То есть, если вдруг ворам удается каким-то образом миновать первый рубеж защиты, то при вскрытии сейфа, какого-то внутреннего помещения, или даже отдельного платяного шкафа, тревога пройдёт обязательно. При этом на объекте звуковой сигнал тревоги не прозвучит и, ничего не подозревающие преступники продолжают вскрывать сейф или неспешно осматривать «хату» в поисках денег и ценных вещей, а тут их ещё «тёпленькими» забирает милиция. Всем лежать, работает ОМОН, СПЕЦНАЗ, Горгаз, злые собаки и… короче, лежать!

– Лёвкин, осмотри гостиную и доложи, если что покажется странным. Я тоже осмотрюсь, – Белозёров подошёл к стене в гостиной, задрапированной красной тяжёлой материей.

Стенка была метров шесть на четыре. Спрятаться под драпировкой было невозможно, поскольку до пола она не доходила, и Белозёров, подойдя к её краю у окна, захватил ткань правой рукой и потихоньку стал «освобождать» картину, двигая штору вдоль стены. Вблизи перед его глазами стали проплывать цветы, трава и всякие мелкие букашки, изображенные на картине.

Когда он закончил открывать картину, за его спиной раздался странный звук, напоминающий падение тяжёлого предмета на паркет. Бум! Обернувшись, он увидел немую сцену – Лёвкин стоял, раскрыв рот, автомат лежал у него под ногами.

– Ты чего? – спросил Белозёров, но ответа не последовало. Саня видел лишь большие, серые, округлившиеся глаза Лёвкина и руку, простёртую в сторону картины.

Саня повернулся к картине и опять увидел цветы и траву… И лишь отойдя от стены метров на шесть, он понял от чего «окаменел» Лёвкин. Нет, это была не Медуза Горгона, превращающая своим взглядом всё в камень. На картине был нарисован пейзаж – река, берёзки, мелкие кустарники, трава. А на переднем плане были изображены деревянные мостки, уходящие в тёмную воду. На мостках спиной к зрителю стояла, судя по одежде, крестьянка. И всё бы было хорошо, но женщина эта, наклонившись вперёд, практически согнувшись вдвое, полоскала в реке бельё. Юбка её была задрана чуть ли не на голову, а нижнего белья крестьянки, как известно, не носили…

Если бы Саня в этот момент тоже, как Лёвкин, держал в руках автомат, то наверняка уронил бы на его пол!

– Товарищ, лейтенант! Это что же, у него самое дорогое в квартире? – тихо прошептал Лёвкин, потерявший вдруг голос и ставший похожим на простуженного ёжика.

– Лёвкин, тихо ищем причину «сработки» и быстро уходим отсюда, а о высоком искусстве я прочитаю тебе лекцию дома, – сказал Белозёров, не зная смеяться ему или просто упасть в обморок, поскольку он сам ещё не отошёл от увиденного «чуда» в юбке, точнее, без юбки…

– Я Парфёныча позову, пусть подивится. Это ж видеть надо, я так рассказать не смогу, – сказал вышедший из оцепенения Лёвкин и выскочил, как ошпаренный кот, из квартиры.

Пока Парфёныч поднимался на четвёртый этаж, Саня обнаружил причину «сработки» тревоги – это был датчик, отклеившийся от своего штатного места. Белозёров нашёл в мастерской художника пластилин и вернул провинившийся датчик туда, где ему и следовало находиться.

Какие чувства обуревали Парфёнычем после созерцания картины, не узнает уже никто и никогда. Произнеся только: «Дааа. Бывает. Хотя…», он потом, всю дорогу до «базы», молча вёл машину, не реагируя на возбуждённую трепотню Лёвкина.

– Товарищ, лейтенант! Ну, вот Вы тоже рисуете картины. Вы мне, как художник, скажите, какое место на той картине такое ценное, чтобы сдавать её под отдельную охрану? – мучился вопросом простодушный Лёвкин.

– Лёвкин! Ты женат? – спросил Белозёров, еле сдерживая смех.

– Нет, товарищ лейтенант.

– Вот! Когда женишься, тогда и поймёшь! – сказал Саня, и они с Парфёнычем, так громко и весело заржали, что Парфёныч на мгновение бросил руль, и машина чуть не угодила в кювет.

Дежурившим на ПЦН девчонкам про эту «тревогу» так ничего и не рассказали, потому что не могли придумать, как бы покультурнее описать «чудо», увиденное на картине. Хотя в курилке, вспоминая «пережитое», смеялись уже все втроём минут десять, пока не поступил вызов на очередную квартирную тревогу!

Тревога! Тревога! Тревога!!!

Пять минут и машина на месте, хотя они немного опоздали, завязнув в сугробе при въезде во двор дома. Чтоб коммунальщикам пусто было!

Белозёров, подходя к нужной квартире, потихоньку расстёгивает кобуру пистолета.

– Так, расположение квартиры все знают? Парфёныч, у тебя ванная и кухня, у меня, и у тебя, Лёвкин, комната! Собрались, звоню, если что, мяукайте! – Белозёров нажал на кнопку квартирного звонка.

Дверь почти мгновенно отворилась, отчего милиционеры интуитивно подались немного назад. А в дверном проёме появилась весьма симпатичная женщина в полупрозрачной блузке. Игриво взглянув на прибывших и явно ничуть не удивившись их появлению, дамочка кокетливо поправила упавшие на лицо локоны и промурлыкала:

– Ой! Ребята, я, наверное, забыла позвонить в охрану, когда вернулась домой. Извините, ради бога. Прошу прошения. Проходите, пожалуйста. Извините ещё раз. Что я должна сделать? Не наказывайте меня строго. Вот мой паспорт.

Пока Белозёров проверял документы хозяйки квартиры, он обратил внимание, что в комнате был накрыт небольшой журнальный столик с закусочкой и бутылкой хорошего марочного вина.

– Мальчики, может, останетесь ненадолго? А то так скучно после трудового дня одинокой женщине! – мурлыкала «нарушительница», показывая взглядом на накрытый стол.

– Извините, служба-с. Нам некогда-с, – сказал Саня, почему-то прибавил к словам старорежимное «с» и, как гусар щёлкнув каблуками, пошёл к выходу из квартиры.

Когда все были уже в подъезде, Лёвкин вдруг заканючил:

– Товарищ лейтенант! Парфёныч! Ну, разрешите остаться на часок! Жалко ведь одинокую женщину. Она надеется…на нас.

Белозёров взглянул на Парфёныча:

– Парфёныч, на твою ответственность! Мне вообще пора ужинать, и я ничего не знаю! Если что, передавайте тревоги сто восемьдесят первому. Ну как?

– Ладно, пусть мальчишка потешится, «морковку попарит», а я пока колёса перебортирую. Всё равно это надо сделать, а то вдруг ещё прокол колеса. Вот и повод временно уйти с маршрута. Но, винище не жрать! – он бросил на Лёвкина деланно грозный взгляд.

Тот просиял, как начищенный самовар, и застучал сапогами вверх по лестнице, к квартире «бедной одиночки».

Оставив Лёвкина в объятиях скучающей женщины, Белозёров и Парфёныч прибыли на «базу», доложив на пульт дежурным про «ложное срабатывание по вине хозяев», с которыми «проведена необходимая беседа». А, вернее, проводится…

Через два часа вернулся счастливый Лёвкин, с намертво приклеившейся к лицу улыбкой, и в курилке начался разбор «полётов», со всеми пикантными подробностями! Звиняйте, панночка, грубых солдат…

До восьми вечера время пролетело быстро. Парфёныч и Лёвкин, сдав в дежурной части своё табельное оружие, попросили Саню «подбросить» их домой на служебном автомобиле, поскольку жили они недалеко. А Белозёрову предстояло работать ещё до следующего утра, когда закончится его суточная смена.

– Ох! Подведёте вы меня под трибунал, – побурчал Саня и, согласовав время отлучки с дежурной ПЦН, повёз сослуживцев по домам.

Когда машина уже возвращалась на «базу», на перекрестке улиц Каменной и Полярной Белозёров обратил внимание на УАЗик, который ехал перед их патрульной машиной. УАЗ включил правый поворот, потом левый, а потом опять правый, левый. Водитель, будто витязь на распутье, никак не мог определиться, куда ему надо ехать… или просто был пьян.

– Мужики, пленных не брать! По-моему, водитель пьяный. Вперёд – Белозёров указал на впереди идущую машину. – Сирену врубите!

Машину нагнали быстро и, подрезав её корпусом своего автомобиля, вынудили остановиться. Из остановленной машины тут же выпрыгнул молодой парень и помчался вдоль улицы. Белозёров, вместе с новой сменой из двух сержантов милиции, бросился ему вдогонку и минуты через две, прыгнув ему на ноги, повалил бегуна в сугроб.

– Ну, что? Добегался, спортсмен? Лежать у меня смирно, а то пристрелю!!! – заорал Белозёров, придавив парня коленом к асфальту, и защёлкнул на его руках наручники. – Встать! Бегом в машину!

Парень молча повиновался и, не оказывая никакого сопротивления, затрусил к милицейской машине. Через пять минут они уже ехали в райотдел милиции.

– Ну, слушаю тебя, касатик! – Саня вплотную придвинулся к задержанному парню, – Расскажи нам про свою жизнь. А что там у тебя в карманах? – с этими словами Белозёров запустил руку в «распухший» карман задержанного и, к своему изумлению, вытащил оттуда целую связку ключей от автомобилей разных марок. – Ну, слушаю тебя, пока мои ребята не разозлились, а то Вася, когда тебя догонял, подвернул ногу и очень на тебя зол! Колись! Быстро!

– Начальник, ну ты чего, в натуре! Я с женой поругался и решил просто сесть в тюрьму! Вот и угнал автомобиль, не жену же убивать?! Хотя надо было бы убить, но грех на душу брать не хочется!

– И что же ты тогда от нас улепётывал, что тот спринтер? Не очень, видимо, на «зону»-то хочется? А ключи от машин, это ты коллекционируешь, вместо марок и значков, что ли?

– Так привычка, начальник! Увидел мусоров, извиняюсь, милицию и побежал, выработанный рефлекс, как у собаки Павлова.

– Смотри-ка ты, начитанный клиент! – удивился Белозёров. – Про собаку Павлова даже знает.

– Так, «на зоне» библиотечка хорошая была, – сказал «угонщик» и как-то сразу поскучнел и опустил голову, видимо вспомнив о местах лишения свободы, а это, очевидно, были не самые хорошие воспоминания.

– Да ты сидел!? И по какой же статье? – спросил Саня парня.

– За угон.

– Ну, ты больной! Это же рецидив, теперь не скоро тебе придётся в следующий раз с женой поругаться! Выходи, приехали, – Белозёров помог задержанному выйти из машины, поскольку тому мешали наручники, крепко защелкнутые на запястьях.

Пока «угонщика» сдавали дежурному следователю, пока следователь допросил всех причастных к этому делу, наступило утро.

Очень хотелось спать, но дежурный по райотделу попросил Белозёрова зайти к начальнику райотдела, который, не смотря на ранний час, был уже на службе.

Саня, придав лицу бодрый вид, постучался в кабинет.

– Разрешите, товарищ майор? Лейтенант Белозёров по вашему приказанию прибыл! – сказал Саня и переступил порог «страшного» кабинета.

– А, Белозёров, заходи, присаживайся. Твой непосредственный начальник характеризовал тебя только с положительной стороны. Говорит, что парень ты грамотный, смышлёный, с людьми находишь контакт и с бумагами можешь работать. У нас сейчас большая нехватка оперативных сотрудников в кадрах. Так что, мы решили тебя рекомендовать на оперативную работу. Ну, что скажешь? Хочешь на настоящую работу сыщика, где головой и ножками работать надо?

– Товарищ майор, но я же «технарь», а не опер. У меня и образование техническое. Не знаю, справлюсь ли? Затрудняюсь сейчас дать ответ.

– Ладно. С кондачка решать не будем. Сейчас век техники, так что не только в людях надо разбираться, но в технике «шурупить». Нам технически грамотные опера тоже нужны. У тебя вроде бы сейчас начинается сессия в институте в Ленинграде? Так что, вернёшься, потом и будем решать. Добро? Всё. Счастливо тебе! Свободен.

– Есть! – ответил Белозёров и вышел из кабинета…

Сессия в институте пролетела быстро. Когда Белозёров вернулся на службу, то узнал, что он уже не работает дежурным офицером ПЦН, а теперь он – оперуполномоченный в Первомайском районном отделе милиции. Вот так!

На свой наивный вопрос: «Я ведь даже рапорта не писал о переводе, да и шеф сказал, что…», Белозёров получил исчерпывающий ответ: «Кто тебя спрашивал? Иди, сынок, служи! И служи хорошо, а то уволим!».

Вечером на торжественном построении Белозёрову вручили небольшую денежную премию за поимку особо опасного рецидивиста, которым оказался задержанный им перед поездкой на сессию злодей-«угонщик». Это была первая Санина премия, которая, не прожив в Белозёровском кармане и минуты, была потрачена на «проставу» сразу по двум поводам – в связи с получением этой самой премии и в связи с переходом Сани в другую службу.

За столом Белозёрову поведали, что после успешно проведённого задержания «угонщика», ещё три дня не могли предъявить обвинение задержанному, так как не могли найти хозяина угнанной машины.

Оказалось, что водитель одной «морской конторы» без разрешения руководства ставил машину не в гараж, а возле дома, чтобы утром ездить на работу не на автобусе, а, как говорится, с комфортом. И несколько дней после угона морочил начальству голову, что машина, мол, сломалась, а в это время пытался найти её самостоятельно. Ожидаемого заявления об угоне в милицию всё не поступало, поэтому хозяев злополучной машины пришлось разыскивать через картотеку ГАИ.

Приказ о поощрении «героев» родился с соответствующей формулировкой: «Такого-то числа, во столько-то часов, на основании ориентировки, поступившей из областной Госавтоинспекции, сотрудниками Первомайской охраны младшим лейтенантом милиции Белозёровым и старшиной милиции Васиным, был задержан неоднократно судимый рецидивист Синепупкин… или Краснопузов», в общем, наградить, поощрить и приголубить, примерно так.

Хорошо хоть не наказали за то, что преследование преступника началось на… территории соседнего отдела милиции и, дабы на корню пресечь начавшиеся, было, разговоры на тему: «Каким же образом “гвардейский” экипаж охраны там оказался в это время?», начальник, собрав всех сотрудников, заявил:

– Вот вы, все, часто задерживаете угонщиков? Молчите? Понятно. Так, что, как говорится, победителей не судят! А в нашей работе что главное? Главное – оказаться в нужное время в нужном месте и… задержать! А там разберёмся.