Шкура быка
Новый день начинался со сдвоенной пары общей истории, и сразу после завтрака Битали вместе с друзьями отправился по начинающейся рядом с башней Кролика винтовой лестнице вниз, глубоко-глубоко под землю. Насколько далеко в недрах находилась просторная пещера Арнольда Гроссера, понять было трудно – однако лестница делала не меньше тридцати витков, прежде чем на стене появлялось большое темное пятно, рыхлое от непрерывного тыканья палочками.
– Онберик! Онберик! Онберик! – один за другим вошли ученики в просторную пещеру, ныне яркую от ослепительного солнца над головой и желтого песка под ногами.
Все это, разумеется, был самый обычный морок, не способный к тому же справиться с подземным холодом, – и посреди призрачной пустыня было довольно зябко.
Не скрывали пологие дюны и места преподавателя: дивана, нескольких книжных шкафов вокруг и цепи, что тянулась от матового железного кольца на шее историка к парящей у него над головой решетке. Тяжелая цепь резко контрастировала с хорошим костюмом и лакированными туфлями коротко стриженного, гладко выбритого мужчины лет сорока, если мерить жизнями смертных. Цепной Гроссер, развалившись на диване, просматривал какой-то фолиант, совершенно не обращая внимания на прибывающих и прибывающих учеников, не без труда выискивающих среди песков плохо различимые стулья.
– Начнем! – внезапно захлопнул фолиант историк, и в тот же миг пустыня исчезла, открыв глазам всю неприглядность его каземата: влажные глинистые стены, серый пол, низкий потолок. Единственным опрятным местом был круг под решеткой. Ровно на ту длину, на каковую позволяла перемещаться Гроссеру его цепь.
Видимо, истинный вид подземелья покоробил и самого преподавателя. Он щелкнул пальцами, превратив потолок в обычное пасмурное небо, и спросил:
– Кто из вас, молодые люди, может сказать, какое отношение имеют к людям населяющие нашу планету многочисленные смертные?
– Я могу! – встрепенулся Ларак, вскочил: – Люди, которые не развивали своих врожденных способностей, постепенно деградировали и утратили дар повелевать силой и следить за своей плотью, из-за чего срок их жизни сократился менее чем до ста лет, и именно поэтому их стали называть смертными. В дальнейшем смертные, которые ленились следить за собой и развивать разум, деградировали в обезьян. А кто не ленился, удержался на уровне смертных. Вот…
– Ушам не верю! Кролик Ларак наконец запомнил первый урок первого курса! – громко восхитился Арно Дожар, и по классу пробежал смешок.
– Ты сам-то хоть это усвоил?! – моментально вскинулся Битали, вступаясь за своего друга.
– А ну, замолчите оба! – повысил голос цепной Гроссер. – Что до вас, мсье Ларак, то ответ вы дали совершенно правильный, однако, увы, он относится скорее к области биологии, нежели истории, и потому поощрить я вас никак не могу. Садитесь.
Паренек, недовольно нахмурившись, опустился на стул, а преподаватель, заведя цепь назад, за затылок, продолжил:
– С точки зрения истории до Первого Пророчества контактов со смертными у нас практически не было.
– Мы возвращаемся к первому курсу, мсье Гроссер? – спросил с задней парты курчавый Лоран.
– И вернемся еще не раз! – ответил ему преподаватель. – История мира не есть прямой столб, это ветвистое дерево, и, чтобы познать его, приходится раз за разом возвращаться к стволу и переходить на очередное ответвление. Мы с вами выучили историю родов и историю пророчеств, происхождение магических школ и основание культур. Ныне пора узнать историю взаимоотношения людей и смертных. Какие у нас есть свидетельства первого появления людей, мсье Лоран?
– Мегалиты!
– Лаконично, – чуть скривился историк. – Но правильно. Один балл. Начало человеческой истории неразрывно связано с первыми строениями на земле. Там, где мы родились: на севере. Возможно, именно суровый тамошний климат и выковал крепкий характер человеческого рода и побудил его к освоению силы. Слабые ушли, чтобы нежиться в тепле и беспечности, и растратили свои способности. Сильные вступили в схватку с природой и одержали победу…
Преподаватель вскинул палец к виску, подумал, и стены подземелья сперва подернулись туманом, а затем за ними проступили полуразвалившиеся строения из огромных каменных плит.
– Не станем кривить душой, первые из жилищ выглядели весьма коряво, – признал историк. – Оно и понятно. Если сложить дом из небольших камешков, показавшихся ровными, и с помощью «трунио» увеличить их в сотни раз, то незаметные глазу мелкие сколы и неровности превращаются в огромные выбоины и изломы, как нежный женский носик под увеличительным стеклом обращается в скопище нор и складок.
– А почему обязательно «женский»? – не выдержала дискриминации Генриетта.
– Потому что мужские таковы и без всякой лупы, – невозмутимо ответил цепной Гроссер, вызвав волну смеха, и без всякого перерыва продолжил: – Похоже, в те времена люди еще владели своей силой достаточно уверенно и не могли выполнять с ее помощью тонких работ. Однако дома получались крепкими, давали надежное укрытие – большего же от них и не требовалось. Прочный каркас всегда можно обшить или укрыть материалами попроще. Прочность же конструкций оказалась такова, что они благополучно стоят по сей день, в том числе и аллеи молодых родов, и первые школы, и даже могильники основателей. Скопления мегалитов очень надежно демонстрируют нам границы расселения людей до Первого Пророчества. Где они находятся, нам напомнит мсье Цивик.
Паренек поднялся и начал перечислять, для уверенности загибая пальцы:
– Острова Ледовитого океана, побережье континента у входа в Белое море, северное побережье Европы…
Историк хоть и обещал «перейти на новую ветку», однако не удержался и почти два часа гонял учеников по теме первых человеческих родов, расположению «аллей», на которых отделяющиеся семьи в память об этом событии ставили свой мегалит с именем нового рода, первых обсерваторий и школ, после чего наконец-то изменил морок, продемонстрировав ровные стены из плотно пригнанных огромных валунов.
– Уход в новые земли, переселение, необходимость возводить новые жилища продемонстрировало нам невероятно возросшее мастерство строителей, – продолжил преподаватель. – В Элладе и Анатолии мы уже не видим грубых, уродливых плит. Все валуны подогнаны один к другому так, что нож в щель просунуть невозможно! Понятно, что теперь камни увеличивались не в виде постройки целиком, а укладывались по одному. Увеличиваясь после заклинания «трунио», валуны заполняли все свободное пространство, прочно смыкаясь с соседними. Аналогичную технику строительства после великого расселения унесли роды, ушедшие за океан, где она продержалась намного дольше.
Гроссер опять поправил цепь, сдвинув вбок, и продолжил:
– В южных землях люди впервые столкнулись со смертными, переселившимися сюда намного ранее. Или, точнее, столкнулись с большим количеством смертных. Очень скоро выяснилось, что эти существа достаточно развиты, чтобы выполнять ряд работ вместо людей: выращивать нам пищу, строить дома… Чем определяется эпоха приобщения смертных к служению людям, мадемуазель Горамник?
– Падением строительного мастерства! – без запинки отчеканила отличница. – Постройки из массивных валунов, заполняющих в кладке все свободное пространство, исчезли. Управляться с ними смертным было не под силу, и они стали возводить сооружения из небольших камней, скрепляя их раствором!
– Три балла! – похвалил ее цепной Гроссер. – Таким образом у нас появился надежный маркер, отделяющий эпоху самостоятельной человеческой цивилизации от момента приобщения смертных к служению людям… На чем мы сегодня и остановимся, дабы вы не остались голодными. Благодарю за внимание, можете идти обедать.
Ученики встрепенулись и рванули к выходу – во время обеда в столовой и так всегда царило столпотворение, а тут еще и по лестнице вверх по крутым высоким ступеням минимум на четыре арпана[2] подниматься нужно, после чего ноги натурально трястись начинают. Одними из первых на выход бодро рванули Дубус с Лараком – и невезучий Цивик, конечно же, следом. Никто из троицы не удосужился оглянуться на главу братства и поинтересоваться его желаниями.
Вскоре в подземелье стало тихо и сумеречно. Цепной Гроссер, позвякивая своими многовековыми узами, убрал морок, встал и потянулся, посмотрел на Генриетту:
– Я вижу, компания друзей снова решила задержаться после уроков. Полагаю, я опять услышу что-то интересное? Давайте, молодые люди, начинайте. В моем положении любое разнообразие всегда в радость. Скажите мне что-нибудь новенькое.
– Вы знали Великого Чохару, мсье Гроссер? – встала со стула Анита Горамник.
– Разумеется, знал, – не без удивления развел руками историк. – Ведь он тоже был одним из ближайших друзей Мага Двух Драконов! Ну, или Темного Лорда, как вы привыкли его называть. И, конечно же, он был и моим другом тоже. Храбрый воин, умелый маг, образованнейший человек даже по современным меркам! Прозвище «великий» дается недаром, мадемуазель. Особенно когда находишься рядом с таким могучим чародеем, как Эдриджун, Темный Лорд, победитель сильнейших колдунов мира. Великий Чохара был достойнейшим человеком из достойных!
– Не считая того, что служил кровожадному Темному Лорду, – не преминула вставить Генриетта.
– И прекрасно служил! – даже глазом не моргнул Арнольд Гроссер. – А что до кровожадности, так ведь это война, мадемуазель. И убивал Чохара отнюдь не беззащитных детей и женщин, а умелых, хорошо вооруженных воинов. Так что его «кровавость» полностью соответствует его ратной доблести.
– А маркиз Клод де Гуяк хорошо знал Великого Чохару? – продолжила расспросы Анита.
– Разумеется! Ведь маркиз тоже был близким соратником Эдриджуна, другом детства, левой рукой Темного Лорда.
– А кто был правой?
– Я, разумеется, – добродушно улыбнулся цепной Гроссер.
– Мы знаем, что Великий Чохара очень хотел стать директором колледжа маркиза де Гуяка, – в голосе Аниты Горамник появилась неожиданная вкрадчивость. – И даже сражался за это место с нашим добрым и мудрым профессором Артуром Бронте… Вы не подскажете, мсье Гроссер, как могло получиться так, что он стал кричащим черепом?
– Он очень хотел стать директором и после гибели…
– Простите, мсье, – вскинула палец Анита, – но все справочники по магии и природному колдовству в один голос утверждают, что кричащие черепа всегда требуют себе место в родных домах! Они не желают покидать родного крова… И иных случаев их возникновения нигде и никогда не описано.
– Ты молодец, девочка, – медленно похлопал в ладони историк. – Ты меня поймала. Перехитрила косвенными, далекими от темы вопросами.
– Так как Великий Чохара стал кричащим черепом?
– Я не могу ответить на этот вопрос.
– Великий Чохара ушел в мир духов? – вся напряглась Анита Горамник.
– Он умер, – согласился цепной Гроссер. – Обычно в таких случаях говорят, что человек ушел в мир духов. Ведь мы можем вызвать его дух, пообщаться с ним. Да и сам дух умершего нередко любит пошалить.
– Великий Чохара ушел в мир духов, но череп его остался профессору Бронте, – продолжила девушка. – Равно как останки профессора Налоби. Умерших обычно хоронят, даже если они люди, даже если они самые великие и могучие маги. Кто-нибудь видел маркиза де Гуяка мертвым, мсье Гроссер?
– Я не могу ответить на этот вопрос.
– Так, может, он жив?
– Я не могу ответить на этот вопрос.
– Темный Лорд тоже жив?
– Я не могу ответить на этот вопрос.
– А Озерная Леди? Та женщина, в которую до безумия влюбился Темный Лорд… Она тоже жива?
– Я не могу ответить на этот вопрос.
– Так, может, Эдриджун все же нашел свою любимую? И они сейчас вместе там, в том неведомом мире, который даже Маг Двух Драконов не сразу смог найти за многие-многие годы! Может статься, маркиз де Гуяк тоже смог разгадать эту загадку и отправился вслед за ними?
– Я не могу ответить на этот вопрос, мадемуазель Горамник, – с улыбкой покачал головой историк.
– Они попали в ловушку и не могут из нее выбраться?
– Я не могу ответить на этот вопрос, – не сел, а буквально упал на диван преподаватель. – Но просто обязан оценить вашу великолепную работу с документами, мадемуазель Горамник. Даю вам высшую доступную мне оценку: десять баллов в аттестат! Вы очень умны, несмотря на юный возраст. Будет очень жаль, если вы тоже умрете.
– Что вы сказали? – осекшись, побледнела Анита.
– Не стоит уточнять, – покачал головой цепной Гроссер. – Я все равно не смогу ответить на ваши вопросы.
– Рано или поздно умирают все, – невозмутимо пожала плечами Генриетта.
– Но никто почему-то не торопится, – подергал идущую к решетке цепь историк.
– Скажите, мсье Гроссер, – покосился на тощую девицу Надодух. – А ваше предсказание о предательстве уже исполнилось?
– То, что с вами случилось, мсье Сенусерт, – это еще не предательство, – покачал головой преподаватель. – Так, мелкие неурядицы. И перестаньте оглядываться на своих товарищей. Очень может случиться так, что предателем окажетесь именно вы.
– Я?! – от возмущения у недоморфа даже шерсть встала дыбом. – Да я за Битали в любую сечу пойду без колебаний!
– Вы забыли мое пророчество? – скривился цепной Гроссер. – Предаст тот, в ком не будет сомнений. В мадемуазель Генриетте, как я заметил, вы сомневаетесь? Коли так, то как раз она вне подозрений.
– Д-да! – моментально развеселилась Вантенуа, вскочила, подошла сзади к Битали, обняла, шепнула на ухо: – Ты слышал, мой господин? Доверять можно только мне, одной-единственной!
– Сколько лет вы напророчите мне, мсье Гроссер? – блеклым голосом спросила Анита.
– Ну, скажем так, – зажмурился историк, тихонько повыл, покачал головой и, вскинув руки с широко растопыренными пальцами, утробным голосом произнес: – Коли в пять лет твоих ближайших не прервется нить жизни твоей, прекрасная дева, то век твой окажется равным пяти моим счастливым!
– Что ты сказал?! – взревел недоморф, кидаясь вперед. – Да я тебя…
– Ку-уда… – успела вцепиться в его густой загривок хрупкая Анита.
Сильный Надодух проволок ее пару шагов, после чего отличница исхитрилась перехватить его за ухо и чатия Сенусерт заскулил, остановился.
Битали, вырвавшись из объятий Генриетты, тоже подскочил к другу, крепко схватил под руку:
– Спасибо большое, мсье Гроссер! Мы пойдем. А то обед короткий.
– Благодарю вас, мсье Гроссер! – кивнула Анита и что-то прошипела Надодуху в самое ухо.
– До свидания, мсье Гроссер, – злобно оскалился тот.
Отличница отпустила своего поклонника только на лестнице, когда они вышли из каземата историка, – и недоморф тут же рявкнул, потирая ухо:
– Ты с ума сошла, Анита?! Он же только что назвал меня предателем, а тебе смерть в ближайшие годы пообещал!
– Это ты с ума сошел! Он нас предупреждает! Не пугает, а пре-ду-пре-ждает! Пытается помочь, как только может.
– Ага, сейчас! На все вопросы только один ответ: «Не могу ответить», – прогнусавил Надодух, пытаясь передразнить историка.
– А ты много постороннему про него рассказать можешь? – ткнула пальцем в Битали отличница. – Клятву Осириса уже забыть успел? А она про тебя не забыла! Попытаешься лишнее сболтнуть, язык отнимется. А обмануть захочешь, так она тебя и вовсе убьет! Так испепелит, что никакой тотемник оживить не сможет.
– Когда это было, с клятвой-то? – понизил тон недоморф. – Полгода уже прошло. Слушай, Анита, ты ногти бы постригла, а? Тебе ведь по деревьям лазить не надо. Зачем они тебе?
– Ты, любый мой, без коготков не всегда советы мои понимаешь, – ласково погладила его по щеке девушка.
– Так чего вам рассказал Гроссер, любовнички? – присела на высокую ступень Генриетта. – Я, если честно, половины не поняла.
– А чего тут не понимать? – как ни странно, первым ответил Надодух. – Коли клятва мешала Гроссеру отвечать, значит, все вопросы пришлись в точку.
– Он не ответил ни «да», ни «нет».
– Но он похвалил Аниту за работу с текстами! Это считай, что «да»!
– Да хоть бы и так, – пожала плечами щуплая девушка. – Он подтвердил, что Озерная Леди, Темный Лорд и маркиз де Гуяк живы. Ну и что? Весь свет знает о мифическом Шестом Пророчестве о возвращении Темного Лорда. Все его отрицают, все его знают. Цепной Гроссер подтвердил эту легенду еще раз. Ну и что? Пошли лучше обедать!
Она поднялась и быстро зашагала вверх по лестнице. Друзья двинулись следом, но Анита громко сказала им в спины:
– Если все они попали в ловушку, то мы можем попытаться их выручить!
Генриетта остановилась, оглянулась:
– А ты и вправду с ума сошла, мадемуазель Горамник! Неужели действительно хочешь вернуть из мира духов Темного Лорда? Это же равносильно уничтожению всего человечества! По колено в крови человеческой ходить придется, пока самих не зарежут. Забыла, кто это такой?
Отличница прикусила губу, задумавшись. С надеждой посмотрела на Битали. Кро помялся, не зная, чем ее можно поддержать, и сказал:
– Думаю, если даже сам великий маркиз де Гуяк не смог вытащить Эдриджуна и его любимую, то нам и вовсе туда соваться не стоит. Он ведь пошел за Темным Лордом, чтобы его спасти, правильно? Что смогут сделать пятикурсники там, где сгинул величайший из чародеев?
– Помни о предсказании Гроссера, Анита, – добавила Генриетта Вантенуа. – Будешь жить долго и счастливо, если в ближайшие годы глупостей не наделаешь. Соваться по пути Темного Лорда… Если бы там только маркиз погиб! Сам Эдриджун и Озерная Леди тоже магами были, не чета пятикурсникам. А может, и иные сторонники туда же отправились. Просто мы про них ничего не знаем, ибо обратной дороги из мира духов нет. Так что…
Девушка решительно двинулась вверх по ступеням.
– Но ведь пророчество о его возвращении существует?
– Это не пророчество, это его обещание, – ответила, не замедляя шага, Генриетта. – Он надеялся, но не смог.
– Пророчество Шестое… А еще… Не исполнилось пятое… – после двух витков лестницы у Аниты сбилось дыхание, ей стало не до разговора.
Вантенуа не ответила. Наверное, тоже запыхалась.
Пообедав, Битали с соседом поднялись к себе за конспектами по магическому искусству. Забирая из стопки тетрадь обычную, Кро заметил, что почтовая тетрадь уползла из своего угла почти до края полки, и потянул ее к себе, открыл:
«Как ты там, сын? – твердый отцовский почерк отличался от наклонного маминого, как скала от луговой травы. – Давно не пишешь. Мы ненадолго должны отъехать в Перу. До каникул надеюсь вернуться, но может случиться и накладка. Тогда тебя матери встречать придется. Надеюсь, не обидишься? Освобожусь, отдохнем по-настоящему».
Битали сел к столу, взялся за перо:
«Не поверишь, пап, но я на профессорской должности оказался, можешь гордиться. Правда, времени свободного мало стало, вот и не успеваю. Мне, между прочим, уже давно пятнадцать, так что я могу не с мамой тебя дожидаться, а с работой помочь. У нас скоро зачеты начнутся, боюсь, опять не до писем будет. Так что не беспокойся. Все сдам – отпишусь. – Битали отложил перо, пробежал письмо глазами и спохватился: – Пап, подскажи, а где можно взять фантики, которыми смертные вместо денег пользуются? У меня все кончились».
Закрыв тетрадь, он бросил ее на полку, обернулся к недоморфу:
– Пошли?
– Рано еще, – зевнул тот, валяясь на постели. – Можно покемарить с четверть часа. После обеда полезно, чтобы жирок завязался.
– Да я и так сегодня выспался неплохо. Ворон твой не прилетал, Великий Чохара тоже не беспокоил… – Кро запнулся, вспомнив надоедливый кричащий череп, и спросил: – Слушай, а чего там Анита про него у Гроссера выспрашивала?
– Да там как раз все ясно, – недоморф зевнул снова. – Профессор Бронте всегда утверждал, что Чохара хотел занять его место. А раз Чохара кричит, когда череп уносят из кабинета, то выходит, что он жил там еще до нашего директора. Поскольку Чохара друг маркиза, то так, скорей всего, и есть. Наверняка вместе сюда переселились, когда баронесса покровительства запросила.
– И что?
– А ничего, – покачал головой недоморф. – Анита свои пыльные справочники листает и несовпадения выписывает. Кто-то пропал, а все считают, что умер. Кто-то местный, а все считают завоевателем. Кто-то за Темного Лорда дрался, а все считают, что против. А кто-то наоборот. Вот скажи, какая теперь разница, даровал Эдриджун графский титул предкам Арно Дожара семьсот лет назад или нет? Можно подумать, этот хлыщ после сего известия начнет с тобой хотя бы здороваться!
– Я даровал титул Дожарам? – вскинул брови Битали. – И правда смешно!
– Еще смешнее то, что они поклялись в преданной службе тебе и твоим потомкам за себя и своих детей… – Надодух рывком сел и сплюнул: – Совсем ты мне голову заморочил! Не тебе, естественно, поклялись, а Эдриджуну! Тому, древнему, настоящему Лорду. И его детям.
– То есть мне?
– Отстань, без тебя запутался, – отмахнулся недоморф. – Уж лучше Пепелета слушать. Он убаюкивает. Уговорил, пошли.
На уроке профессор Карл Пепелет долго, нудно и однообразно диктовал свойства различных материалов по пористости и годности для изготовления амулетов. Битали, записывая, то и дело клевал носом – Надодух же, при его безразличии к конспектам, и в самом деле задремал, уткнувшись носом в страницы. Спасибо хоть не храпел.
Правда, на занятиях мадам Эджени Кардо все переменилось с точностью до наоборот: недоморф, увлекшийся выведением трав и деревьев, старательно строчил, записывая сроки сбора цветов в зависимости от фазы Луны, времени дня и сезона и целей будущего зелья, а Битали откровенно скучал, не находя ничего интересного в этом бабьем колдовстве, культурно обозначенном в программе колледжа как «природное чародейство».
По счастью, мучениям длиться было недолго: после окончания пятого курса ученики выбирали себе специализацию, и на завершающие два года колдовскую программу Кро собирался для себя вычеркнуть. Дальномирие, магия, демонология и гендерное искусство – вот его конек. Мастерство, которое опирается на собственную силу чародея, а не всякого рода заговоры, призывающие лунный свет, текучую воду и собранные следы, сдобренные порошками чабреца или шерстью дохлой мыши. Не дело настоящего воина травки-муравки скрючившись собирать. Мужчина должен разить мечом, а не узелки с заговорами завязывать!
После урока Эджени Кардо друзья опять потратили больше двух часов на кормление домовых, гномов и эльфов, сами же на ужин попали одними из последних. День уже катился к закату, а еще требовалось сделать хоть что-то из уроков и попытаться расшифровать конспект по магическому искусству, пока бормотание Карла Пепелета окончательно не выветрилось из памяти.
Надодух и Анита незаметно исчезли. Надо думать – уединились на созданной недоморфом среди диких кустарников поляне из роз, цветников и ивовых кресел. Так что в башню Битали вернулся один. Полез в шкаф и увидел, что почтовая тетрадь опять ползает по полке. Юноша достал ее, открыл:
«Твое предложение меня порадовало, сын, однако мама считает тебя слишком маленьким. С трудом уговорил ее счесть тебя взрослым только через два года. Уж потерпи немного. Потом отыграемся. По твоей просьбе: зайди к Ричарду Уоллесу. Я его предупредил. От мамы привет. Как покончишь с зачетами, пиши».
– Ага, – обрадовался Битали. – Ну, тогда пока не переоделся…
Он стукнул палочкой по подоконнику, выскочил из-под лап сфинкса, промчался по коридорам и уже через несколько минут вошел в гулкий и полутемный зал наверху северного корпуса. Здесь юноша задумался. Где именно находятся комнаты преподавателя гендерного искусства, он не знал. Профессура колледжа жила отдельно от учеников и приглашала к себе крайне редко.
– Сэр Уоллес! – громко позвал потомок Темного Лорда в надежде на то, что какая-то связь у преподавателя с его залом имеется.
Эхо загуляло от стены к стене, заставив выставленное в стойках оружие слегка загудеть, и наверху послышался скрип:
– Чего орешь как недорезанный? – спросили из-под конька. – Иди сюда!
Битали в задумчивости огляделся. Пути наверх юноша не видел, однако прикинул, что если равномерно увеличить верхнюю перекладину стойки…
– Только без глупостей! – предупредили сверху. – Мне тут завалов из топоров размером со слона и проросших древков не надобно. Ручками залезай, ручками…
Из-под потолка упала тонкая веревочная лестница.
Комната преподавателя больше всего напоминала лодочную каюту: узкая, всего в четыре-пять шагов, но непропорционально длинная, сужающаяся кверху, с рядом небольших окошек под потолком. Все было обшито коричневой жженой рейкой, под стенами стояло несколько таких же темных деревянных сундуков, окованных железом. В самом дальнем конце жилища имелся лежак от стены до стены, несколько гвоздей заменяли одежный шкаф, обувь лежала просто на полу. Из мебели здесь имелись только стол и несколько табуретов. Разумеется, тоже деревянных, нарочито грубо сколоченных из неструганых досок.
Или для сэра Ричарда Уоллеса это было нормально и привычно? Может, он пользуется всем этим уже несколько веков и не видит смысла в переменах?
Сам преподаватель сидел босой, но в шелковой сорочке и плотно облегающих лосинах, привалившись к стене и закинув ноги на второй табурет. На столе стояла стеклянная бутылка и полупустой бокал. Судя по запаху – и в бутылке, и в бокале было вино. Причем употреблял его именно хозяин «каюты».
– Вы пьете алкоголь? – не смог сдержать удивления Битали.
– А что тебя так удивляет, приятель?! – расхохотался учитель. – Да, это алкоголь, и я его пью. Хочешь, могу налить и тебе?
Преподаватель щелкнул пальцами, и на столе появился второй бокал.
– Но ведь вино снижает концентрацию, убивает способность к рациональному мышлению и снижает реакцию…
– Кто тебе это сказал, малыш? – Сэр Уоллес, словно демонстративно, осушил бокал и наполнил его снова.
– Все учителя говорят!
– А ты им веришь, малыш? – расхохотался преподаватель. – Напрасно, напрасно. Все здешние учителя хотят тебя убить! Так что я бы советовал тебе относиться к их советам со здоровым скепсисом. И да, я тоже согласен тебя прикончить. Так что мои советы относятся к той же категории.
– Убить меня? – По спине Битали пополз неприятный холодок. Теперь он понял, что испытала сегодня Анита Горамник, услышав предсказание цепного Гроссера. – Почему?
Сэр Ричард Уоллес укоризненно поцокал языком и покачал головой. Вскинул палец, поводил им в воздухе и, наконец, указал на один из сундуков:
– Ты забываешь, что я один из верховных магистров ордена Пяти Пророчеств. И прекрасно знаю, кто ты такой. Убить Темного Лорда есть мечта каждого честного чародея! Но мне с этим никогда не везет… Да, кстати, раз уж ты пришел. Хочу сказать, мсье Кро, что вы опять будете сдавать зачет по гендерному искусству в индивидуальном порядке. Но на этот раз со всей своей компанией… – преподаватель пьяно рассмеялся.
– Какое будет задание, сэр Ричард Уоллес?
– Очень простое. Если доживете до осени, то зачет сдан, – преподаватель снова рассмеялся и сделал несколько больших глотков.
– Вы хотите сказать, сэр Ричард Уоллес, что алкоголь не так уж и вреден? – попытался сменить неприятную тему Битали.
– Бокал хорошего красного вина перед поединком хорошо взбодрит тебя, малыш, улучшит реакцию и остудит рассудок. Второй притупит реакцию обратно, третий вызовет сонливость, после четвертого можешь считать себя трупом. Я как раз собираюсь приступить к четвертой бутылке, – скривившись, гыкнул преподаватель. – Но, с другой стороны, сегодня я ни с кем драться не собираюсь.
– Отец написал мне… – начал было Битали, но сэр Уоллес предупреждающе вскинул палец, поднялся с табурета и, покачиваясь, побрел по комнате:
– Прости… Совсем забыл… Третья бутылка, чего уж там? – Он открыл один из сундуков, достал шкатулку, откинул крышку, запустил руку в сложенные рыхлой стопкой цветастые бумажки, хватанул пачку в два пальца толщиной, подбросил в воздух: – Леви!
Пьяный – не пьяный был тренер боевых искусств, однако юноша так и не смог уловить момент, когда и откуда учитель выхватил палочку, чтобы заклинанием перенести стопку денег на стол.
– Судя по тому, что тебе понадобились фантики смертных, малыш, ты регулярно нарушаешь режим, – опустил крышку сундука сэр Уоллес. – Как преподаватель я просто обязан донести об этом директору. Однако как старый друг Гаэтано Кро я должен выручать его сына из неприятностей. Посему, Битали, будем считать, что об этих бумажках я ничего не знаю. – Учитель бухнулся обратно на табурет, потянулся к вину. – Но если ты попадешься мне за самим нарушением… То не обижайся.
– Вы старый друг моего отца, сэр Ричард Уоллес? – забрал деньги смертных Битали.
– А он ничего не рассказывал? – преподаватель налил еще вина и откинулся спиной на стену. – Еще какой старый! Мы познакомились спустя полтора века после Большой Войны, в Танджоре.
– Это который в Индии? – уточнил Битали.
– Он самый, – согласно кивнул преподаватель. – Жил там, как сейчас помню, раджа Ханум. Великий был раджа и могучий. В меру, разумеется, ибо Хартия Свободных, во избежание новой Большой Войны, запрещает кланы числом более ста одного мага. После сего рубежа любой род, братство или орден обязаны разделиться или избавиться от лишних людей…
– Я помню, – кивнул юноша. – Во всех школах этому с первого курса учат.
– У раджи Ханума было в услужении ровно сто колдунов. И сам он был сто первым. А вот у его соседа, лесного чародея Суидея, таковых сотоварищей имелось всего десятка полтора. И красивая жена. Не то чтобы совсем уж невероятная, но радже Хануму понравилась. А раз понравилась, то собрал он своих людей, вошел в джунгли Суидея, разогнал его слуг, захватил дом и наслаждался женой этой столько, сколько ему хотелось, пока не пресытился. Ты ведь помнишь девиз нашего колледжа? «Сильному – слава, слабым – смирение». Суидей был слаб, и его долей стало смирение. Поругание своей жены он обязан был принять с покорностью и почтением. Радоваться тому, что милостью сильного остался жив сам и жены вовсе не лишился.
– И Суидей смирился? – Битали вспомнил Франсуазу, и душа его заледенела. – Это было бесчестно! Так поступать нельзя!
– Справедливость – это предрассудки низших духов, малыш! – расхохотался преподаватель. – В мире людей правит сила, и только сила.
– Я бы убил раджу! Сам сдох, но убил!
– Это потому, что ты сильный, малыш, а Суидей был слаб, – сделал еще пару глотков Ричард Уоллес. – Посему Суидей продал все, что у него было. Драгоценности, земли, дома, титул… Все, что имел, и нанял два десятка лучших воинов, которых только смог отыскать. У раджи было впятеро больше магов. Но не все так хороши в сече, как ты или граф Дожар, с которым вы вечно цапаетесь. Просто маги. Строители, мудрецы, прорицатели, травники, заклинатели… Мы взяли дворец раджи Ханума, разнесли его вдребезги, мы перебили всех обитателей, а самого раджу поймали, привязали ноги к затылку и притащили Суидею. Надеюсь, лесной чародей развлекся вволю и никогда после не пожалел, что остался нищим… Подожди, а зачем я тебе это рассказываю?
– Вы говорили о дружбе с моим отцом, сэр Ричард Уоллес.
– А-а-а… – осушил бокал учитель. – Во время штурма меня чуть не расплющило брошенным валуном. Какой-то излишне умелый маг дунул песчинкой, каковую я просто не заметил. А в последний миг камушек обратился в целую скалу. И быть бы мне фаршем, кабы один из воинов, с которым я даже не удосужился познакомиться, не раскрошил уже опрокинувшийся, но еще не раздавивший меня валун. Я честный человек. Я сказал, что обязан ему жизнью и желаю вернуть сей долг. После этого лет двести мы дрались бок о бок, нанимаясь в одни и те же ордена и рода, вступая в одни и те же войны. И что ты думаешь? – преподаватель расхохотался: – Он спас меня еще три раза, а я так и не нашел момента, чтобы ответить ему тем же!
Ричард Уоллес налил себе еще вина, поднял бокал:
– За твоего отца, малыш! За храброго Гаэтано Кро – лучшего из воинов этой дряхлой, умирающей планеты!
Преподаватель выпил, крякнул и так сдавил бокал, что тот рассыпался в осколки.
– В общем, я понял, что таким образом мне долг не отдать, – развел руками сэр Уоллес, – и мы расстались. Не то чтобы так решили, но Гаэтано встретил твою мать, мне предложили членство в ордене, и мы не стали так уж крепко держаться друг за друга. Ныне, видишь, я дослужился до магистра, а друг мой так и скитается по свету, торгуя мечом и оставаясь любящим мужем. Вот только детей у него и Амелиты никак не появлялось. И потому пятнадцать лет назад, когда в руках ордена появился розовощекий малыш, я вспомнил про него и отправил письмецо…
– Значит, это вы выбрали мне родителей, сэр Ричард Уоллес?
– Обниматься не надо, – придвинул к себе целый бокал учитель. – Обойдемся без соплей.
– А где мои настоящие родители?
– Перед смертью узнаешь. – Сэр Уоллес опрокинул бутылку над бокалом, потряс, но так ничего и не выцедил. Недовольно хмыкнув, подбросил: – Трунио!
Битали опять не заметил, когда бывший наемник успел выдернуть палочку. Бутылка же, не успев долететь до потолка, исчезла, обратившись в невидимую глазу песчинку.
– Мсье Кро, будьте так любезны. Там, возле входа, стоит корзина с бутылками. Подайте мне одну.
– Почему вы назвали нашу планету дряхлой и умирающей, сэр Ричард Уоллес? – спросил юноша, выполняя просьбу учителя.
– Ты совсем молод, малыш, ты не замечаешь перемен. – Преподаватель ткнул палочкой в горло бутылки, ничего не произнося, и наполнил бокал. Видимо, пробка исчезла. – Когда-то мы правили миром! Нам поклонялись, нами восхищались, нас слушались. Нам подчинялось все живое и мертвое! Ныне же мы пьем вино смертных, ездим на машинах смертных, живем в домах смертных, смотрим фильмы смертных, старательно прячемся от смертных. Мы стали напоминать вшей, которые живут в шерсти буйвола, питаясь его кровью и греясь его теплом. И все великое достоинство вшей состоит лишь в том, что их никто на себе не замечает. А иначе недолго и дуста нюхнуть.
– Но мы люди… – сглотнув, возразил Битали. – У нас три души, мы владеем силой, мы почти неуязвимы и почти бессмертны.
– Хорошее слово «почти»! – расхохотался сэр Уоллес. – Вот уже несколько веков мелкие рода и семьи, ордена и братства грызутся меж собой, убивая друг друга, вытравливая проклятиями, насылая порчи и пестуя демонов. Нас было около ста тысяч перед Первым Пророчеством, сто тысяч перед Вторым, сто тысяч перед Большой Войной и примерно сто тысяч сейчас. Смертные же из десятка деградировавших магов обратились в пять миллиардов. И этот мир теперь принадлежит им! Пятое Пророчество: «И смертные превзойдут могуществом магов». Когда Темный Лорд произносил его, над ним смеялись! Никто не верил, никто даже представить не мог, чтобы случилось подобное! И вот оно есть… Вши на шкуре, воображающие, что владеют и управляют быком!
Преподаватель решительно опрокинул в себя очередной бокал.
– Там, в святилище, – сглотнул Битали. – Там символ Пятого Пророчества соответствует знаку Хаоса.
– Тебя это пугает? Напрасно! – опять рассмеялся сэр Уоллес. – Хаос – это не погибель. Хаос – это путь возрождения. Весь этот мир вышел из первозданного хаоса. И он совсем не плох. Хартия Свободных выросла из хаоса Большой Войны. Будет новое возрождение и из хаоса Пятого Пророчества. У хаоса есть только один ма-аленький недостаток. После него мало кто выживает!
Учитель взял бутылку, внимательно рассмотрел этикетку, тихо добавил:
– Но если хорошо подготовиться, есть неплохие шансы. Ступай, малыш, не будем нарушать режим. К четвертому пузырю пьянице собеседник не нужен. Четвертый – это уже снотворное.