Глава 6
– Мама, я уверен – Тимн не виновен! – Абарис, сжав кулаки, метался по опочивальне Опии.
– Почему ты так думаешь? – спросила Опия и приказала удалиться служанке-рабыне, приготовившей ей кашицу с приятным запахом – маску для лица из растертых на камнях кусочков кипариса, кедра и ладана, замешанных в теплой воде. – И почему это тебя так волнует?
– Тимн – честный человек… – покраснел, смутившись, Абарис.
– Ну-ну, ты мне мог бы рассказать все начистоту, – улыбнулась Опия, потрепав густые волосы сына. – А то все какие-то недомолвки.
– Ладно, скажу! – решился Абарис. – Мама, я… я очень люблю дочь кузнеца Майосару.
– Вот оно что… – протянула жена вождя, хмурясь. – И с каких это пор?
– Не помню… Давно…
– Так. Значит, ты, сын вождя и сам будущий предводитель племени, хочешь взять в жены простолюдинку?
– Мама! Я ее люблю!
– Ты хочешь, чтобы я согласилась тебе помочь? А как на это посмотрит отец? У него, насколько я знаю, другие намерения.
– Я уговорю отца! Я брошусь к его ногам, и он не откажет. Лишь бы ты была согласна. Отец тебя послушает.
– А она красивая? – с чисто женским любопытством спросила Опия, бросив взгляд на свое отражение в большом бронзовом зеркале.
– Очень! – воскликнул Абарис и добавил – уже тише: – Такая, как ты, мама.
– Ну уж, такая… – улыбнулась Опия и погрозила ему пальцем. – Знаю я вас, мужчин, все вы хитрецы и обманщики. Сегодня нравится, а завтра, смотришь, другая приглянулась.
– Мама, клянусь!..
– Не нужно! – властно перебила Опия сына. – Зря клятвами не разбрасывайся. Клятва, как стрела искусного стрелка, должна разить наповал. А то улетит, не воротишь. И покроешь свое имя позором бесчестья.
– Но что же мне делать?
– Не знаю, сын, не знаю. И поверь, в этом деле трудно придумать что-либо. Вся надежда на гадальщиков, ты же знаешь законы предков.
– Это все подстроил сборщик податей! Я уверен, что он и гадальщиков подкупил.
– Не говори так о гадальщиках! Не гневи богов! – нахмурилась Опия. – Да и зачем ему все это?
– Я знаю зачем. Он хотел взять Майосару в жены, но получил отказ. Вот и решил отомстить. Если гадальщики признают кузнеца виновным, все его имущество, в том числе и Майосару, получат они. Потом ее выкупит сборщик податей. Вот и вся разгадка – не жена, так наложница.
– Это уже ближе к истине. Но, опять-таки, вся надежда на праведный суд. И никто не может предугадать волю богов. Думаю, что и гадальщики не осмелятся противиться знамению свыше.
– А если все-таки попросить отца…
– Нет! – воскликнула Опия. – Разве ты забыл, что вождю не подвластны силы небесные? И что он не смеет переступить законы предков, даже если это касается его жизни? Воля богов священна, и ей должны подчиняться все сколоты, независимо от их положения. Кто нарушит священные обычаи предков, того ждет страшная смерть! Вспомни, как закончили свою жизнь вероотступники – цари Скил[37] и Анахарсис[38].
– Прости, мама… – Абарис, мрачный и безутешный в своем горе, поклонился Опии и направился к выходу.
– Постой! – окликнула она сына. – Я поговорю с отцом…
– Спасибо, мама! – Абарис бросился к Опии и принялся целовать ей руки.
– Иди, иди… – ласково улыбаясь, подтолкнула Опия сына к выходу. – И ожидай…
Марсагет еще не спал. Когда Опия вошла в спальню вождя, он давал последние наставления начальнику ночной стражи:
– …Поставишь дополнительное охранение на валах и усилишь сторожевой пост у главных ворот. И пусть твои люди понаблюдают за купеческим караваном – только осторожно! – уж больно эти купцы любопытны, как мне донесли. Не в меру любопытны.
– Слушаюсь и повинуюсь, вождь.
– Отправляйся, – кивнул ему Марсагет и, завидев Опию, спросил: – Что случилось?
– Ничего, – ответила жена вождю, провожая глазами начальника стражи. – Нужно поговорить.
– На ночь глядя? – с неожиданным раздражением спросил вождь, будучи во власти мрачного настроения. – Может, отложим до утра?
– Нет, – присаживаясь рядом с ним, твердо ответила Опия.
Вождь хмуро хмыкнул. Опия нежно погладила его, словно маленького, по седеющим волосам и прильнула головой к широкой мускулистой груди.
– Ну что там у тебя? – уже с ласковой ноткой в голосе спросил Марсагет, обняв ее за плечи.
– У Абариса горе… – почти шепотом ответила Опия, тяжело вздохнув.
– Что? Какое горе? – встревожился вождь, отстраняя жену.
Опия передала ему свой разговор с сыном. На удивление, вождь отнесся к ее рассказу довольно спокойно.
– Вон оно что… – Марсагет задумался.
Некоторое время он молчал; затем, решительно пристукнув ладонью по колену, сказал:
– О женитьбе Абариса пока рано говорить. Молод еще. А вот сборщик податей… Мне лучший кузнец племени во сто крат дороже этого вора и клятвопреступника – в этом я уже не сомневаюсь. Ты иди, не волнуйся, я приму меры для спасения Тимна. Так и передай сыну. В военное время слово вождя кое-что значит…
Ночь опрокинула на хижины огромное звездное небо. Рогатый месяц украдкой выглядывал из-за горизонта, как бы не решаясь возглавить хоровод ярких звезд, до которых, казалось, можно было дотронуться рукой. Тишину, вместе с росой опустившуюся на землю, изредка тревожил собачий лай и приглушенные окрики дозорных на валах.
Абарису не спалось. После разговора с матерью он отправился в свою спальню, даже прилег на кошму, но тревожные мысли взбурлили кровь, заставили учащенно биться сердце, напрочь прогнали сон.
Тогда он поднялся, прицепил к поясу акинак, вышел из акрополя и медленно побрел по пыльным переулкам Атейополиса.
В это же время высокий человек, с наброшенным на плечи длинным черным плащом с меховой оторочкой, вышел за пределы торжища. Кто-то из воинов купеческой стражи заметил его и грозно окликнул, для большей убедительности и острастки вытащив меч из ножен. Но человек, не издав ни звука, сделал два раза отмашку рукой, и страж успокоился; проворчав что-то себе под нос, он снова устроился под повозкой на охапке соломы.
Человек в плаще внимательно осмотрелся по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, он коротко и тихо свистнул. Из темноты к нему подбежал огромный поджарый пес с длинными ушами торчком и острой мордой; умильно виляя коротким, словно обрубленным хвостом, он стал ластиться к человеку, хватая зубами за плащ. Но тот явно не разделял игривого настроения пса – грубо оттолкнув его, он неподвижно застыл, настороженно глядя в сторону акрополя…
Абарис, задумавшись, не заметил, как очутился невдалеке от повозок купеческого каравана, охраняемого сторожевыми псами и наемной стражей, состоящей из меотов[39]. Тихий говор привлек его внимание. Абарису в этот вечер хотелось побыть наедине со своими мыслями, поэтому он решил избежать встречи – юноша тенью скользнул в невысокий кустарник возле торжища и пригнулся. Два человека, закутанные в длинные плащи, неторопливо беседуя, направлялись в его сторону. Абарис хотел было уже свернуть в один из проулков, как вдруг несколько услышанных фраз из разговора неизвестных заставили его насторожиться. Затаив дыхание, он распластался на земле.
Разговор шел на дикой эллино-сколотской смеси, бытовавший у степных племен, торгующих с колонистами.
– …Все будет оплачено сполна… Не волнуйся…
– Что от меня требуется?
– О, совсем немного… нужно…
– Хорошо… Когда?
– Тебе сообщат… Царь Гатал… поход против сколотов…
У юноши по коже побежали мурашки: царь Гатал – один из злейших врагов сколотов! Это предатели! Но кто они? Пытаясь разглядеть собеседников, юноша приподнялся на локтях; и в тот же миг злобное рычание пса, сопровождавшего незнакомцев и которого он не заметил в темноте, оповестило их о присутствии постороннего.
Уже не скрываясь, юноша поднялся во весь рост и решительно шагнул им навстречу. Один, пониже ростом, тут же испуганно шарахнулся в сторону и скрылся среди хижин, чем окончательно подтвердил подозрение Абариса в недобрых замыслах этих полуночников; второй, скрестив руки на груди, остался спокойно стоять на месте. Пес зарычал сильнее, бросился было к юноше, но, повинуясь тихому оклику хозяина, возвратился обратно и застыл у его ног, скаля клыки и угрожающе урча.
– Кто ты? – резко спросил юноша у незнакомца, пытаясь разглядеть лицо, скрытое под низко надвинутой на лоб войлочной шапкой.
– Зачем тебе это? – ответил тот вопросом на вопрос, украдкой бросая взгляды по сторонам.
– Я сын вождя племени Абарис! Назови свое имя!
Незнакомец какой-то миг колебался; затем что-то шепнул псу, и тот ринулся на Абариса. Сверкнул клинок акинака, и пес с визгом покатился по земле. Тем временем незнакомец в несколько прыжков очутился рядом с Абарисом и попытался ударить его в живот длинным и тонким кинжалом. Юноша молниеносно отпрянул в сторону и нанес колющий выпад сбоку, стараясь легко ранить противника, который нужен был ему живым. Но акинак, звякнув, лишь скользнул по телу, пропоров одежду. «Кольчуга»… – понял юноша и закружил вокруг незнакомца, стараясь найти брешь в его защите: длинный кинжал в руках соперника был оружием не менее грозным и разящим, чем акинак.
Наконец неизвестный, сознавая, что шум схватки может привлечь внимание ночной стражи, решил покончить с Абарисом одним ударом. Быстрым движением сбросив плащ, он намотал его на левую руку и, выбрав момент, сделал, как ему казалось, неотразимый выпад, целясь прямо в сердце юноши. Разгадав намерение врага, Абарис мгновением раньше поднырнул под руку и приемом, которому научил его старый, опытный воин Меченый, выбил нож у незнакомца, при этом проткнув ему акинаком предплечье. Но тот и не подумал сдаваться; словно рысь бросился на юношу, вцепился в него, и они упали на землю. Неизвестно, чем бы закончилась эта схватка, не подоспей дозорные, посланные для наблюдения за купеческим караваном. Участь незнакомца была решена: в два-три приема его спеленали, как младенца.
Когда Абарис, отряхнувшись, подошел к своему противнику, то даже присвистнул от удивления – это был эллинский купец Афеней!
– В акрополь! – приказал он дозорным, показывая на Афенея.
Купец застонал от злобы и унижения: желторотый юнец победил его, сильного и ловкого мужчину, неоднократно выходившего победителем в единоборствах и с более грозными соперниками…
Марсагет в ярости сжал горло Афенея; тот захрипел, закатывая глаза.
– Ты у меня все скажешь, собака! – вождь отшвырнул обмякшее тело в угол комнаты.
Афеней во время допроса не произнес ни слова, только презрительно улыбался на все вопросы Марсагета и Меченого. Он был по-своему мужественным человеком, этот сарматский лазутчик. Что можно ожидать от разъяренных сколотов, ему было хорошо известно. Он знал – пощады не будет.
– Хватит, – устало сказал Марсагет. – Продолжим после завтрака. Нужно немного вздремнуть.
– Его куда? – спросил Меченый, поднимая с пола полуживого Афенея.
– В пустую зерновую яму. И дружинника поставь… – Марсагет повысил голос: – Афеней, подумай! Мне нужно знать, кто был твоим собеседником. Если не перестанешь упрямиться, я прикажу содрать с тебя кожу! С живого! Уведи его!
Меченый вывел лазутчика и вскоре возвратился.
– Какие будут приказания? – спросил он.
– Не нравится мне этот купеческий караван… – после некоторого раздумья ответил вождь. – Слишком уж внезапно появился он у наших стен. Как случилось, что его не заметили наши сторожевые отряды? По какой дороге шел караван и кто его провел?
– Ты думаешь, это лазутчики сармат?
– Не исключено… Но мы не можем нарушить закон гостеприимства, поэтому пока нужно лишь усилить наблюдение за ними.
– Будет исполнено.
– Иди.
– Позволь спросить, Марсагет…
– Спрашивай.
– Что ответить купцам, если они поинтересуются, куда девался Афеней?
– А что хочешь, – ответил Марсагет. – Только, если наши предположения верны, боюсь, что такой вопрос они не решатся задать.
– И постараются как можно быстрее покинуть Атейополис, – подхватил его мысль Меченый.
– Правильно. Но к этому времени нужно, чтобы заговорил Афеней. Обязательно!
– И тогда…
– Да! – понял Марсагет. – А теперь ступай, дай мне отдохнуть. И сам поспи: день предстоит хлопотный…
Как следует выспаться вождю так и не удалось. Ранним утром его разбудил взволнованный начальник ночной стражи. Марсагет некоторое время не мог уловить смысл его сбивчивых, торопливых объяснений. Но затем подхватился, словно ошпаренный.
– Что-о?!
– Великий вождь, прости, виноват… – бормотал начальник стражи, не осмеливаясь посмотреть в глаза вождю.
– Да как… как могло это случиться?! Куда смотрели твои воины?!
Марсагет в ярости оттолкнул начальника стражи и выскочил наружу. В дальнем углу двора, у зерновых ям, толпились дружинники и телохранители. А возле одной из них в луже крови лежал воин, охранявшей Афенея. Из его груди торчал обломок стрелы…
Военачальники хмуро отмалчивались: то, что случилось ночью в акрополе, было настолько необъяснимо и тревожно, что они просто боялись высказать свои предположения взбешенному Марсагету.
– Кто? Кто-о?! – в который раз спрашивал вождь и, не получая ответа, еще больше ярился.
– Дозволь слово молвить, вождь… – появился в дверях Меченый.
– Ну! – нетерпеливо выкрикнул Марсагет.
– Следы ведут к озеру и там обрываются. Видимо, беглец переплыл озеро и скрылся в лесах. Я отправил четыре отряда на поиски и гонцов, чтобы предупредили дозоры.
– Почему молчали сторожевые псы? – спросил Марсагет.
– Их кто-то усыпил, – потупясь, ответил Меченый.
– Какой позор! – взорвался вождь. – О, великие боги, среди нас изменники! И мы до сих пор не знаем кто! Как они проникли в акрополь и каким образом ушли?
– Это удалось установить, – Меченый швырнул на пол тонкий и прочный волосяной аркан с узлами, вязанными через равные промежутки. – Стрелу пустили сверху, со стены. Кстати, оружие убитого – акинак и горит с луком – исчезло, – добавил он.
– Ладно… – Марсагет немного поостыл. – Вечером общий военный совет. Предупредите Радамасевса и Аттамоса. А сейчас займитесь подготовкой к походу. Все свободны. Ты останься, – обратился вождь к Меченому. – Что купцы? – спросил Марсагет у Меченого, как только последний из военачальников исчез за дверью.
– Молчат.
– Я так и думал… Как торг?
– Отдают все за бесценок. И наши товары берут, почти не торгуясь.
– То-то и оно… Как думаешь, когда двинутся в обратный путь?
– Сегодня, не позже чем после обеда, – уверенно ответил Меченый.
– Пошлешь за ними своих следопытов. Не исключено, что к ним где-то в пути присоединится и Афеней. Он мне нужен живым! Воинов подбери самых надежных и опытных. Думаю, три сотни тебе хватит. И смотри, чтобы на этот раз без промаху!
– Постараюсь.
– От этого многое зависит, Меченый, – вождь положил руку на плечо старого воина. – Мы обязательно должны найти гадину, которая затаилась среди нас и так больно кусает.
– Я понимаю.
– Да, вот еще что: дай под начало кузнеца Тимна десяток воинов, и пусть он поднимется вверх по Борисфену. Мне нужно знать, где передовые отряды сармат.
– Но Тимн…
– Это пусть тебя не волнует! – вождь нахмурился. – Тимн один из лучших следопытов племени. Тебе это известно. А гадальщики пусть подождут… до более благоприятных времен.
– Да, но старейшины и жрецы…
– Сейчас принимаю решения я, – раздельно и твердо сказал Марсагет. – Это моя забота. Скажешь Тимну, что мне нужен пленник-сармат. Если все удачно обернется, пусть пока не возвращается домой, а ждет от меня указаний.
– Где он должен ждать?
– Там, где мы охотились две зимы назад. Он знает…
Купеческий караван вышел из главных ворот вскоре после полудня. Чуть раньше десяток воинов во главе с кузнецом Тимном выехали через те же ворота на лучших жеребцах из табуна вождя и ускакали в степь.