© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Глава I. Безмолвный остров
Шумно плещут и пенятся огромные валы безбрежного моря, омывая подошвы гор.
Тихо скользит по волнам корабль, огибая острова и несясь вперед во мраке ночи. У корабля только одна мачта и широкий коричневый парус, на котором вышита золотом звезда; его корма стоит высоко над водой и похожа на клюв птицы, нос выкрашен в ярко-красный цвет.
На веслах корабль несется так же легко, как при западном ветре.
На деке корабля стоит человек и смотрит вперед. Он невысокого роста, но крепко сложен, широкоплеч и, по-видимому, очень силен. У него синие глаза, темные вьющиеся волосы рассыпаются из-под красной матросской шапки по пурпуровому плащу, застегнутому золотою брошью. В его темных локонах мелькают серебряные нити, а борода совсем побелела. Вся душа его в глазах, он следит, не уставая, не покажется ли из темноты огонь маяка на лежащем впереди острове или дымок из-за далеких холмов, но ждет напрасно: ни огня, ни дыма, ни звука голосов, ни крика птиц, ничего. На острове царит мертвая тишина.
Вот корабль приблизился к берегу, на котором не было и признака жизни. Лицо человека омрачилось. Глаза его потухли, он, казалось, постарел от заботы, сомнений и тоски по родному дому.
Ни один человек не мог так любить свой дом, как он, Одиссей, сын Лаэрта, прозванный Улиссом, возвращавшийся теперь из своего второго странствия. Весь мир знал о его первом путешествии. Десять лет скитался он по морю после взятия Трои и добрался до дома, переодетый нищим. Дома он встретил злобу и насилие врагов, убил их в своем собственном доме и снова завоевал свою жену, однако и после того не нашел покоя и отдыха: на нем тяготело проклятие. Он должен был выполнить свою задачу, странствовать до тех пор, пока не достигнет той страны, где люди не знали вкуса соли и не слыхали о существовании соленого моря.
Тогда он должен был принести жертву богу моря и вернуться домой. Он стерпел проклятие, выполнил все должное, чтоб умилостивить разгневанное божество, относившееся раньше к нему по-дружески, и после всевозможных приключений приближался к родине. Итак, побывав в чудных странах, теперь он возвращался от Ворот Солнца и Белой скалы, из Обиталища душ, из страны народа Снов.
Но на его родном острове было тихо и пустынно, как нигде, берега казались пустыней в лучах рассвета.
Корабль остановился в хорошо знакомой гавани, закрытой скалами от ветра. Скиталец не обернулся назад, не сказал ни одного слова на прощание своему экипажу, схватился рукой за ветку огромного оливкового дерева и прыгнул на берег, здесь встал на колени, поцеловал родную землю и, покрыв голову плащом, начал молиться, чтобы найти дома мир и покой, верную, любимую жену и достойного сына.
Но молитва его не была услышана. Поднявшись после молитвы на ноги, странник оглянулся назад, но в гавани не было и следа корабля, а в море не было заметно белевшего паруса. Кругом царила тишина, даже дикие птицы не приветствовали его своим криком.
«Солнце только что взошло, и люди не успели проснуться», – подумал Скиталец и скрепя сердце пошел по тропинке на холм, через скалы, тянувшиеся по острову. Взбираясь по холму, он надеялся, как прежде, найти дом своего верного слуги, свинопаса, и узнать от него о родном доме. Вот и избушка его. Дубовый крепкий частокол весь поломан. Ни признака дыма из трубы, даже собаки не выбежали навстречу. Дверь в избушку была открыта настежь, но в ней было совсем темно. Паутина висела с потолка, всюду пыль и запустение. Очевидно, люди давно не входили сюда.
Скиталец крикнул, но ему ответило только эхо. Тогда он вошел внутрь, надеясь найти пищу, а может быть, искру тлевшего огня под сухими листьями. Но нет. Холодный мрак, подобный смерти, царил повсюду.
Скиталец снова вышел на воздух под теплые лучи солнца и пошел по направлению к городу Итаке. Он видел сиявшее, как прежде, безбрежное море. Но на нем не видно было парусов. На полпути ему встретились ольховая роща и бассейн, вода которого вытекала из старого фонтана Нимф. Теперь бассейн был изломан и зарос мхом, вода промыла в нем трещины и ушла в море. Путешественники не совершали здесь жертвоприношений, и огонь на алтаре Нимф давно погас. Трава покрыла остатки пепла, жертвенный камень зарос плющом.
Скиталец спешил вперед с тяжелым сердцем. Скоро он увидел высокую кровлю своего дома. Но и здесь не шел дым из трубы, широкий двор зарос сорной травой. Там, где посредине двора когда-то стоял алтарь Зевса, находилась большая куча какой-то белой пыли, около которой росла безобразная трава, редкая, как волосы на голове прокаженного.
Скиталец вздрогнул, заметив в куче почерневшие человеческие кости, подошел ближе, и – о, ужас! – куча оказалась останками мужчин и женщин. Очевидно, здесь хорошо поработала смерть, масса народа погибла от чумы. Трупы их были сожжены, а те, кто свалил их сюда, вероятно, убежали, так как людей не было видно нигде. Даже двери были открыты, но никто не входил и не выходил из них. Дом был мертв так же, как люди, которые когда-то жили в нем.
Скиталец помедлил минуту на месте, где старый Аргас когда-то приветствовал его. Одиноко стоял он, опираясь на свой посох. Вдруг луч солнца упал на кучу костей, и что-то ярко заблестело в ней. Скиталец тронул концом своего посоха кучу, и к его ногам упала кость руки, на которой блеснуло золотое запястье. На запястье была выгравирована характерная надпись.
При виде ее несчастный в ужасе упал на землю, узнав золотое запястье, несколько лет тому назад привезенное им в подарок жене своей Пенелопе. Он обессилел и долго рыдал, собирая прах своей жены и посыпая им голову. Долго лежал он на земле, кусая руки, проклиная богов и судьбу; лучи солнца жгли его, но он даже не двинулся с места, когда ветерок на закате солнца зашевелил его волосы.
Солнце закатилось, и стало темно. На востоке медленно всплыл серебристый месяц. Неподалеку раздался крик ночной птицы. Черные крылья мелькнули в воздухе, и хищная птица клюнула шею Скитальца. Он пошевелился, взмахнул рукой, схватил птицу и с силой бросил ее на землю. Страдания его были так невыносимы, что он начал искать у пояса нож, чтобы убить себя, но ножа не было. Тогда он встал, шатаясь, и стоял, озаренный лучами месяца, словно лев у разрушенного дворца забытых королей. Ослабев от голода и тоски, он прислонился к дверям собственного дома и смотрел на высокий каменный порог, где когда-то он сидел, переодетый нищим, и где убил оскорбителей своей жены.
Теперь жена его умерла. Все было кончено, и навсегда. При свете луны дом казался ему каким-то страшным призраком… Там не было людей, не было тепла, света и любви. Столы были свалены там и сям в большом зале, кресла из слоновой кости сломаны. Повсюду валялись остатки похоронного пира, опрокинутые кубки и блюда. Лунные лучи скользили по стенам, сверкая на клинках оружия и бронзе.
Вдруг одна знакомая вещь привлекла внимание Скитальца. Это был лук Эврита, из-за которого великий Геракл убил гостя в своем доме, ни один смертный не мог согнуть его. Скиталец берег драгоценный лук, не взял его с собой на корабль, а оставил дома как дорогую память об убитом друге! Теперь, когда дом его мертв, когда нет в нем ни жены, ни ребенка, ни слуг, только этот лук, казалось, приветствовал его. Это был удивительный волшебный лук! В нем обитал дух, который предвещал битвы. Перед всяким несчастьем лук странно звучал целую ночь. Его тонкий, пронзительный голос звенел, как струна, и гудел, как стрела. В то время, когда Скиталец стоял и смотрел на оружие, лук зазвенел. Сначала звуки были слабы, но, по мере того как он прислушивался, они становились сильнее, явственнее. Это пение звучало в его ушах и сердце.
Это была песнь смерти, и эти звуки впервые нарушили тишину заброшенного дома.
Ясно и гулко поет стрела
Вещую песнь волшебного лука, и звучит, как стрела.
Пронзительно раздается ее песнь:
Пустите нас, пустите насытиться телом человека!
Быстрые, жадные, летим мы издалека,
Словно хищная птица на кровавый пир после битвы.
Мы наполним собою воздух
Подобно каркающим стаям хищных воронов.
Словно снежные хлопья, гонимые ветром,
Мчим мы и несем с собой смерть.
Услышав эту музыку, Скиталец понял, что война близко. Он знал, что его стрелы быстро полетят в цель и насытятся человеческой кровью, протянул руку и взял лук.
Наконец он разразился слезами. Слезы потекли ручьями из его глаз. Он долго и непрерывно плакал, потом встал и пошел, потому что голод заговорил в нем сильнее тоски, любви и желаний.
Через узкую дверь он прошел в потайную кладовую дома, которая была выстроена им самим. С трудом отыскал он дверь, так как и здесь все заросло травой, и нашел запас зерна. Дом был богат запасами и провизией, когда появилась чума. Странник поел и вынул из сокровищницы прекрасное золотое вооружение несчастного Париса, сына Приама. Царь Менелай после разгрома Трои подарил его своему дорогому гостю Одиссею. Скиталец надел на себя золотое вооружение и взял меч с бронзовым клинком и серебряным наконечником. Любовь к жизни вернулась к нему теперь, когда он поел, выпил воды и слышал песнь волшебного лука. Он был жив и надеялся жить, хотя дом его был заброшен, жена умерла, и сын Телемах исчез, и никто не мог ничего сказать о нем.
Одевшись, он выбрал себе два копья, почистил их, привязал за плечами колчан со стрелами, взял свой большой лук и ушел из родного дома, ушел навсегда. Никогда нога его не ступит сюда более!
Пусть зарастает травой, пусть морской ветер поет над ним погребальную песнь!