ГЛАВА 2
ГРЯДУЩИЕ ПЕРЕМЕНЫ
Марина Аркадьевна нервно перетирала фужеры, потом бросалась в ванную к недостиранному белью, потом снова бралась за фужеры…
Чемоданы были почти собраны, и последние вещи надо было упаковать в коробки. Во всех комнатах царила какая-то нежилая пустота: голые полы, на стенах – следы от снятых картин, одинокая мебель по углам. Во всем чувствовались грозящие начаться перемены и изменения.
Чтобы сын не задавал лишних вопросов, пришлось рассказать ему байку о кардинальной смене мебели и переезде в другую квартиру. Отчасти это было правдой, потому что в скором времени Андреевым действительно предстояло переселение.
Только в комнате Аркашки все было по-прежнему: любимые плакаты над диваном, куча CD-дисков на столе, мятые джинсы на спинке стула… Именно оттуда доносились ужасные звуки музыки, которые доводили до истерик не только соседей, но и родителей шестнадцатилетнего мальчугана.
Эффектным жестом поправив прическу, Марина Аркадьевна направилась в источнику возмущения спокойствия.
– Сын, когда прекратиться это безобразие? Ты уже вполне взрослый человек, и должен обладать хотя бы каплей уважения, – наставительно произнесла она, открывая дверь в этот оазис беспорядка.
«Вполне взрослый человек» совершенно не прореагировал на эти проникновенные слова. И вовсе не потому, что у него напрочь отсутствовало уважение ко взрослым в целом или к родной матери в частности. Просто за ревом музыки, которая буквально лилась из всех динамиков, он не слышал даже сам себя, не то что еще кого-нибудь. Кроме того, он был занят – среди всего этого хаоса он умудрялся писать стихи даме сердца.
Увидев полное пренебрежение к своей персоне, Марина Аркадьевна молча вышла и прикрыла за собой дверь. Она снова остановилась возле зеркала и с грустью отметила, что в уголках рта появились маленькие, едва заметные морщинки. Она схватилась за банку с кремом и жестом профессионального визажиста нанесла несколько капель на лицо.
«С этим переездом я постарею лет на сто, – подумала женщина, отчаянно маскируя признаки усталости. – Как только все это закончится, сделаю пластическую операцию или, на худой конец, хотя бы подтяжку. Или нет, просто отдохну недели две на море…» Женщина улетела в мечтах к теплому Средиземному морю и улыбнулась. Но перехватив в зеркале этот нечаянный взрыв оптимизма, она снова нахмурилась: впереди пока были только проблемы, много проблем.
Через несколько дней они всей семьей уезжали за границу. Навсегда. Только Аркашка об этом пока не знал, и родители предпочитали как можно дольше скрывать от него этот факт. И не только потому, что он, по обыкновению всех влюбленных подростков, взбунтовался бы – со всем максимализмом юности его угораздило влюбиться в одноклассницу.
Но любящим родителям было далеко не безразлично эмоциональное состояние своего отпрыска перед отъездом в чужую страну. Поэтому они и решили до поры до времени его не травмировать.
«Подумаешь, обыкновенная детская влюбленность! – фыркнула Марина Аркадьевна, снова принимаясь за фужеры. – И что он в ней вообще вообще нашел?… Я, конечно, понимаю, она очень милая девочка, но чтобы ради этого отказаться от будущего? От учебы в престижном колледже Америки? Этого я понять не могу. И никогда не допущу, чтобы мой сын прозябал здесь в такой же нищете и серости, как и его отец!»
Кстати говоря, Арсений Сергеевич Андреев уже давно приобрел в Тарасове репутацию опытного дантиста, поэтому зарабатывал очень неплохо. Но недалеким и ограниченным человеком его никто не мог назвать, поэтому он тоже желал для сына большей удачи и возможностей для реализации заложенного в нем от природы потенциала. И вообще, любимому детищу для полного счастья заботливые родители припасли в подарок к началу самостоятельного жизненного пути другую страну.
Конечно, особой роскошью квартира Андреевых не отличалась, но про нищету и серость Марина Аркадьевна все же зря загнула. Дело в том, что четыре комнаты на четвертом этаже нового дома в самом центре Тарасова нельзя было назвать «хижиной дяди Тома» даже с большой натяжкой. Скорее всего, они походили на дворец (рядовой такой, среднестатистический, но все-таки довольно комфортабельный).
Вот только самой Марине Аркадьевне он с каждым днем становился все ненавистнее. Душа ее уже давно рвалась за границу этого скучного серого территориального пространства, называемого в простонародье Россией.
Телефонный звонок отвлек ее от грустных мыслей. Впрочем, навевая еще более мрачные предположения: она очень боялась, что в самый последний момент произойдет что-то ужасное и эмиграция сорвется. Хотя она делала все возможное (и даже почти невозможное!), чтобы этого не произошло.
– Здравствуйте. Вы дозвонились в квартиру Андреевых. К сожалению, нас сейчас нет дома. Но Вы можете оставить свое сообщение и номер телефона после короткого гудка. Большое спасибо… – вещал автоответчик голосом самой Марины Аркадьевны.
– … Хм, – явно засомневались на другом конце провода. – Как появитесь, перезвоните, пожалуйста, майору Малышеву по телефону тринадцать-тринадцать-семьдесят пять. Это важно.
Мужчина резко положил трубку, не дав Марине Аркадьевне даже опомниться. Она в недоумении уставилась на автоответчик, как-будто он мог угадать, зачем понадобилась его хозяйка неизвестному майору милиции. Женщина хотела было сразу набрать указанный номер, но в последний момент отдернула руку от телефона. «Лучше Арсения подожду, – решила она. – Пусть сам разбирается».
Все домашние дела резко перестали ее интересовать и Марина Аркадьевна думала только об одном: кому еще забыл «дать на лапу» ее очень прогматичный и дальновидный супруг Арсений Сергеевич, который временно отсутствовал дома по причине ухода в ближайший магазин.
– Дорогая, я вернулся, – раздался с порога голос хозяина дома. – Что-нибудь случилось? – озабоченно спросил он, увидев расстроенное лицо жены.
– Сеня, кто такой майор Малышев? – в свою очередь устало спросила Марина Аркадьевна, предвкушая новые непредвиденные расходы.
– Понятия не имею, – пожал плечами Андреев. – А в чем, собственно говоря, дело? К нам кто-то приходил?
– Никто к нам не приходил. Он только что звонил, но я не успела взять трубку, – объяснила Марина Аркадьевна. – Позвонить ему?
– Я сам, – сказал Арсений Сергеевич и начал давить на клавиши телефона.
Жена молча ушла на кухню в полной уверенности, что, как человек творческий и очень рассеянный, муж все-таки что-нибудь забыл принести из магазина.
– … Так и есть – забыл петрушку, – грустно покачала она головой. – Придется рагу без зелени готовить.
Но не успела она еще по-настоящему загрустить по поводу неприготовленного блюда, как на пороге возник почти двухметровый подросток.
– Мам! – крикнул он так, что в зазвенели оставшиеся в шкафу фужеры. – Я завтракать не хочу! Мы с ребятами договорились в зоопарке встретиться!
– Сними наушники! – крикнула так же громко Марина Аркадьевна, перевела дух и продолжила уже нормальным голосом. – Я ж тебя сто раз просила, чтобы ты не орал так.
– Мам, я и не ору, – попытался оправдаться Аркадий.
– Это ты так думаешь. Если ты ничего не слышишь, еще не значит, что и другие такие же глухие, – продолжила наставления мама. – С каких пор ты зоопарки полюбил? Даже маленький кричал, что нельзя животных в клетках держать. А сейчас уже считаешь, что можно? – удивилась Марина Аркадьевна.
– Мам, ты че? – удивился двухметровый гигант. – Это ж наша тусовка так называется. Ты прям как первый раз слышишь. Короче, вернусь к обеду. Я ушел, – заявил он, снова надевая наушники.
Аркашка еще минут пять топтался в прихожей, но Марина Аркадьевна прекрасно понимала, что сын уже далеко. «Уже ушел, – усмехнулась она, с грохотом опуская на плиту чайник. – Опять к этой рыжей побежал! Вот уж точно – зоопарк!»
Чем именно не угодила ей рыжеволосая Людка, скромница и отличница, объяснить Аркашиной маме не мог никто, даже она сама. Это была просто ревность. Обыкновенная материнская ревность к сопливой девчонке, которая занимала все мысли ее великорослого чада, и, по-мнению всех матерей на свете, и в подметки ее сыну не годилась.
На развитие этой грустной темы Марине Аркадьевне не понадобилось бы и пяти минут, потому что все горестные думы по этому поводу были передуманы ею по несколько раз. Но на кухню вошел необычно побледневший муж:
– Опять какая-то неувязка? – поморщилась женщина. – Сколько надо на этот раз?
– Н-не знаю, – пробормотал Арсений Сергеевич, присаживаясь на табуретку. – Рина, мне только что сообщили, что Валентин Петрович…
– Что с ним? – удивилась жена, не проявляя особого беспокойства: со смерти тети Риты она уже успела привыкнуть к тому, что в семье дяди постоянно происходили какие-то несчастья. – Подрался со своими алкашами? Или, не дай Бог, водкой отравился?
– Рина, он умер, – тихо произнес Арсений Сергеевич.
– Как умер? – не поняла Андреева. – Я ему только вчера звонила. Вроде бы все было в порядке.
– Милиция говорит, выпал из окна, – объяснил мужчина потухшим голосом.
Марина Аркадьевна все еще не знала, как реагировать на такое известие. С одной стороны, дядю было определенно жаль. В последнее время на него и так свалилось много несчастий: три года назад умерла любимая жена, с которой они всю жизнь прожили душа в душу. Молодой еще мужчина разом превратился в старика, начал выпивать. А полгода назад, после смерти единственного сына Валентин Петрович и вовсе сломался.
Но, с другой стороны, в последнее время дядя доставлял своим родственникам только неприятности: пару раз в нетрезвом виде попадал в милицию, однажды чуть не устроил пожар в квартире…
– Рина, а может, это и к лучшему, что он сейчас умер? – прервал раздумья женщины муж. – Уезжать с нами за границу он все равно не хотел, а оставлять его здесь… Нам теперь надо съездить в милицию на опознание. Ну, не расстраивайся так, сама подумай: умер бы Валентин Петрович месяца через два – ни похоронить его по-нормальному, ни попрощаться…
– Может, ты и прав, – задумчиво произнесла Марина Аркадьевна. – Только все это как-то неожиданно.
– А это когда-нибудь бывает ожидаемо? – Арсений Сергеевич поднял на нее удивленный взгляд.
Поняв неуместность последней фразы, женщина разрыдалась.
… Через несколько часов все необходимые формальности были соблюдены и супруги Андреевы снова вернулись в свою квартиру. Нелегко было достаточно чувствительной женщине войти в милицейский морг для опознания тела родственника. Особых увечий выпавший из окна сантехник не получил, его судьбу решил маленький камешек, попавший как раз под висок.
– Сеня, ну, почему его теперь надо еще несколько дней держать в милиции? – спросила Марина Аркадьевна уже после того, как приняла дома успокоительное и таблетку аспирина.
– Не знаю, – потер переносицу муж. – Я просил этого Малышева не делать вскрытие, пощадить наши чувства. Но он уперся и ни в какую!
– Как ты думаешь, это надолго задержит наш отъезд? – вдруг забеспокоилась женщина, снова хватаясь за фужеры, которые все еще не были упакованы.
– Если будет расследование, думаю, надолго.
– Но мы же планировали через две недели уже развязаться со всеми делами и с Россией вообще! Там же работа! И колледж у Аркаши!
– Кстати, – Арсений Сергеевич поднялся с дивана и закурил дорогие сигареты. – Как мы об этом скажем сыну? Может, ему вообще ничего говорить не стоит? – предложил он.
– Не получится, – выдохнула Марина Аркадьевна. – Аркашка после смерти родного деда так к дяде Вале привязался, почти каждый день ему звонит. представляешь, если не мы, а кто-нибудь другой сообщит ему?…
– Ладно, придется сказать, – согласился муж, пытаясь затушить в пепельнице половину сигареты. – Только поаккуратнее.
Вообще-то, Арсений Сергеевич курил довольно редко, только в таких вот сложных ситуациях, когда стоял перед выбором. За последние несколько месяцев он бросал курить уже четыре раза. Но снова начинал, когда нервная система требовала отдыха и не было сил справляться с проблемами.
Как и все врачи, Андреев прекрасно знал, что курение наносит здоровью непоправимый вред. Но по собственному опыту знал, что ничего, кроме собственной сознательности, не сможет избавить его от этой привычки. В данный момент у него была твердая воля, определенная сила, но вот силы воли ему как раз не хватало.
– Родители, общий привет! – заорал Аркашка прямо с порога. – … А почему у вас такие лица хмурые? Что-нибудь случилось? – спросил он уже тише, снимая наушники.
Взрослые переглянулись и решили не откладывать разговор в долгий ящик. Марина Аркадьевна вздохнула:
– Да, сынок, случилось…
– Мы не едем в отпуск? – перебил Аркадий, который терпеть не мог всякие недомолвки.
– Да, нет, – отмахнулся отец. – В Америку мы едем, только позже… Понимаешь, тут случилась одна неприятность… Умер Валентин Петрович.
– Как умер? – заморгал глазами сын и опустился на диван. – Я только вчера ему звонил, вроде бы все в порядке было. Папа! Этого не может быть! Я ему правда вечером звонил! И разговаривал он со мной вполне нормально! – Аркадий разрыдался, не сдерживая слез.
Каверин был ему не родным, а двоюродным дедом. Но отец Марины Аркадьевны умер еще до рождения внука, которого и назвали в его честь. Валентин Петрович так привязался к двоюродному внуку, что готов был возиться с ним с утра до ночи.
Первые детские впечатления Аркашки были связаны именно дедом Валей, который и в зоопарк мальчика водил, и в парке с ним гулял. Даже после смерти Маргариты Семеновны, когда Валентин Петрович не общался почти ни с кем из родственников, Аркашка был единственным, кого тот пускал в свой дом в любое время. После трагедии с собственным сыном мальчик вообще остался единственным по-настоящему близким Каверину человеком.
Аркадий вообще с самого рождения воспринимал Валентина Петровича как родного деда и всегда поддерживал с ним теплые родственные отношения. В последнее время они особенно сблизились, предчувствуя разлуку: часто встречаться у них не было возможности из-за того, что начался учебный год. Но зато дед и внук перезванивались по несколько раз на дню и подолгу обсуждали какие-то общие дела.
Сначала Арсений Сергеевич ревновал и пытался заменить эту дружбу отцовской заботой. Но в переходный возраст у Аркашки выработолся непростой характер, поэтому он ни за что не подпускал родителей близко к себе, не рассчитывая на их понимание.
Марина Аркадьевна в мужские взаимоотношения предпочитала не вмешиваться. Тем более она прекрасно понимала, что после смерти у Валентина Петровича не останется прямых наследников. «Чем лучше дядя Валя будет относиться к моему сыну, тем больше у Аркашки шансов получить наследство», – рассудила она и успокоилась.
В шестнадцать лет любому подростку очень трудно найти общий язык с собственными родителями. Именно поэтому младший Андреев так сблизился с дедом, и именно поэтому потеря этого человека была особенно чувствительна для Аркадия.
Он, как ребенок, уткнулся в мамины колени и просто плакал. Марина Аркадьевна беспомощно смотрела на мужа и не знала, чем помочь такому искреннему горю.
– Сынок, ты уже достаточно взрослый, чтобы понять: люди смертны. С этим ничего не поделаешь, – глубокомысленно изрек Арсений Сергеевич и сосредоточенно потер переносицу…
– … Да куда вы раньше-то смотрели! – орал Малышев в шесть утра, шагая по периметру своего кабинета. – Упал и упал! Все же ясно было! А тут теперь!..
– Олег Павлович, ее патологоанатом случайно обнаружил, – оправдывался молодой лейтенант.
– Ничего себе, случайность! – продолжал возмущаться майор. – Вы же сто раз труп этого сантехника осматривали! И пуговицу эту еще на месте преступления должны были найти! Безобразие какое-то!.. И безответственность! – добавил он, со злостью раздавив в пепельнице недокуренную сигарету.
Лейтенант виновато опустил голову и покорно ждал дальнейших указаний. Он и сам понимал, что допустил непростительную глупость, не обследовав труп пострадавшего как следует еще вчера.
Пока Малышев разражался этой тирадой, в голове его подчиненного тоже шел сложный мыслительный процесс. «Да в такой холод кому охота возиться! – возмущался он про себя. – Знал бы я, что он не сам из окна выпал, я бы всю округу на четвереньках облазал! Кто ж мог подумать, что у него в кулаке эта чертова пуговица зажата!»
Конечно, сказать все это своему непосредственному начальнику молодой милиционер Корнев не мог, но запретить пофантазировать на эту тему хотя бы в уме Малышев лейтенанту не мог.
– Вы хотя бы догадались родным сообщить об этих подробностях? – спросил Олег Павлович, немного поостыв.
– Ждали Ваших распоряжений, товарищ майор, – громко отрапортовал Корнев.
«Господи, куда мне от этих тупиц деться? – опять загрустил Малышев и потянулся за новой сигаретой. – Все приходится делать самому…» Но вслух он свои претензии высказывать не стал. Олег Павлович очень хорошо понимал, что от вышестоящего начальства за недобросовестное ведение дела попадет именно ему. И вину свою он остро чувствовал: «Если бы поменьше об Ирине думал, я бы сам вчера вечером все осмотрел!» – ругал себя майор.
Правда, самобичеванием ему тоже было некогда заниматься, потому что срочно надо было выяснить предполагаемого убийцу. Через час Малышеву надо было уже подготовить отчет и арестовать хотя бы одного обвиняемого в убийстве. Он напрасно ломал голову, плохо соображая, кто бы это мог быть.
«Может, Костикова на всякий случай посадить? – мелькнула у него шальная мысль. – В конце концов, это же он нашел тело, а значит, первый появился на месте преступления. То есть, конечно, с Евдокией Тимофеевной…»
Как только Малышев вспомнил про неугомонную старушку, он тут же отверг собственную идею: если бы только любимый внук Евдокии Тимофеевны Десятовой оказался в тюрьме, она бы всю страну на уши подняла. Возможно, настоящий убийца сантехника нашелся бы буквально через полчаса, а то и явился бы с повинной. Но майору Малышеву уж точно грозило бы если не увольнение, то строжайший выговор. И до подполковника он точно никогда не дослужился бы.
Олег Павлович снова задумался: кандидаты в убийцы почему-то не спешили вырисовываться в его голове. «Неужели мне грозит увольнение по причине профессиональной непригодности? – испугался Олег. – Из-за такого пустяка, как этот алкаш, я еще должности лишусь! Черт побери, и кому только понадобилось его пристукнуть!» – психовал майор, не находя себе места.
Так ничего и не придумав, через полчаса он вызвал к себе того же лейтенанта Корнева:
– Володя, постарайся узнать как можно больше о том, с кем в последнее время контактировал наш сантехник.
– Олег Павлович, а чего тут узнавать-то! – пожал в недоумении плечами сотрудник. – Он в последнее время зашибал крепко, так что знакомые у него, мягко говоря, не из элиты. Сами понимаете, с каким контингентом сантехники водку пьют.
– Я тебя не в общем и целом спрашиваю – перебил его Малышев. – Ты мне каждого по имени-отчеству, желательно – с фамилией и местом жительства. Через два часа этот список – ко мне на стол. Вопросы есть?
Корнев помрачнел, но ответил по уставу:
– Никак нет, товарищ майор. Разрешите выполнять?
Малышев разрешил, лейтенант ушел. Вот только облегчения Олег Павлович не испытал: он и сам пока не знал, зачем ему вообще этот список нужен и что он ему может дать.
«Может, один из этих алкашей в какой-нибудь пьяной разборке с нашим сантехником чего-нибудь не поделил, – начал размышлять Малышев. – Вот и толкнул его из окна… Может, даже нечаянно… Но это сейчас уже не так уж и важно! – отмахнулся майор. – В общем, надо прощупать почву».
После того, как решение было принято, Олег Павлович набрал номер телефона частного детектива Игоря Костикова. Но услуги его агентства майору милиции не были нужны, да и потрепаться с другом детства вовсе не хотелось. Просто нужен был повод увидеть Ирину. Заодно – выяснить кое-что по поводу окружения сантехника…
– … И чего ему только приспичило с самого утра! – ворчала Евдокия Тимофеевна, убирая со стола посуду. – Люди позавтракать не успели, а он уже приперся, черт безрогий…
На самом деле присутствие какого-либо черта – безрогого или увенчанного рогами, в квартире Костиковых не предполагалось. Просто через полчаса после телефонного звонка ее изволил посетить майор милиции Олег Малышев «с дружественным визитом», как он пошутил на входе.
К сожалению, баба Дуся была совершенно противоположного мнения о намерениях этого молодого человека, поэтому и не испытывала при его появлении никаких теплых чувств. Даже наоборот: она, конечно, позволила внуку уединиться с Олегом Павловичем «по важным делам» в рабочем кабинете детектива, но сама категорически отказалась там присутствовать и Ирину не пустила.
«Ишь че захотел! – негодовала Бабуся, перетирая тарелки. – И меня даже позвал, лишь бы на нашу Иришку полюбоваться! Как же, нужны ему разные важные дела! Приперся бы он в воскресный день!..»
Внезапно размышления старушки прервало деликатное покашливание:
– Евдокия Тимофеевна, Вы очень заняты?
– Очень, – буркнула баба Дуся, на ходу смахивая последние крошки с обеденного стола.
– Не могли бы Вы уделить нам всего несколько минут своего драгоценного времени? – во второй раз попытался Игорь. – Пройдемте в кабинет, пожалуйста.
– Ну, чего там? – даже не обернулась в его сторону старушка, которую уже разбирало жуткое любопытство: ни с того, ни с сего не стал бы внук так официально обращаться к ней, да еще настаивать на ее присутствии в кабинете.
Костиков ничего не ответил, а продолжал покорно ждать ее в дверях. Бабуся еще немного посновала по кухне, то там, то здесь поправляя что-то или убирая в шкаф. А потом все-таки не выдержала:
– Идем что ли? Чего ж зовешь, а сам проход загородил!
Игорь Анатольевич покорно отошел и галантно открыл перед ней дверь кабинета. «И впрямь чегой-то сурьезное случилось!» – сразу испугалась Евдокия Тимофеевна и решила приберечь свою спесь до другого раза.
Малышев сидел на диване, окутанный облаком сизого дыма. Подозрения бабы Дуси еще больше подтвердились: разговор предстоял серьезный. Она заняла место в кресле, достала кисет и приготовилась выслушать все, что ей скажут.
Привычка нюхать табак осталась у Бабуси еще с тех времен, когда она жила в деревне. Вообще-то, внуку было все равно, чем его родственница увлекается. Туговато пришлось Евдокии Тимофеевне, когда оказалось, что у Иришки, гражданской жены Игоря, обнаружилась стойкая аллергия на сей неприхотливый порошок.
Отказаться от привычной понюшки и многоразового чихания старушка уже не могла. На первых порах баба Дуся только ворчала в ответ на недовольство девушки. Но потом врожденный здравый смысл все-таки возобладал над привычкой старушки к вечному противоречию, и она справедливо решила, что безупречная во всех отношениях Ирина имеет право на некоторые недостатки в виде аллергии.
С этих пор Евдокия Тимофеевна прекратила портить кровь окружающим и постаралась сделать так, чтобы табак не просыпался на Иришкин диван или даже на ковер. Для этого пришлось сменить старый добрый кисет на новый, более плотный. Конфликты и нравоучения внука о вредных привычках сразу прекратились, и в доме Костикова воцарились мир и покой.
Но Бабуся все равно продолжала нюхать табак. Особенно, в таких вот ситуациях, когда с самого начала не понятно, чем же все-таки закончится разговор. Игорь прикрыл за собой дверь и тоже сел в кресло:
– Главный эксперт на месте, можешь рассказывать, – кивнул он Малышеву, пряча улыбку за облачком дыма, которое выпустил изо рта.
Костиков прекрасно понимал, что попросить помощи у него или, (тем более!) у Евдокии Тимофеевны, для Олега Павловича буквально смерти подобно. И уж если он отважился на такой шаг, дело предстоит действительно серьезное. Но только облегчать задачу майора Игорь совсем не собирался, поэтому Малышев сначала оглядывался и мялся, а потом собрался духом и начал рассказывать:
– Я к Вам по делу, Евдокия Тимофеевна…
– Да, уж, это, милок, и ежу понятно, – не удержалась старушка.
Костиков бросил на нее грозный взгляд, она спохватилась, снова замолчала и принялась развязывать длинные тесемки кисета.
– … Наверное, Вы помните, как вчера нашли возле подъезда тело Каверина Валентина Петровича… Так вот, понимаете, мои сотрудники обнаружили в кулаке убитого пуговицу… – на каждой фразе заикался Малышев, пытаясь обнаружить проблеск хоть каких-то эмоций на лице Бабуси.
Но старушка с невозмутимым видом продолжала развязывать кисет, не поднимая глаза на внука или майора.
– … Для начала я бы хотел выяснить, с кем в последнее время общался сантехник. Вы не знаете?
– Откуда мне? – удивилась Бабуся. – Я, конечно, тоже с ним общалась по весне, когда у нас авария какая-то в канализации случилась. Хороший мужик Петрович был, душевный: целый день с поломкой возился, а за работу только шкалик взял, – закончила она, гордясь бескорыстным сантехником.
– Я же про другое, – робко перебил Малышев. – Может быть, Вы знаете, какие друзья у него были? Или враги?
– Отродясь я никаких врагов у нашего Петровича не видала, – отрезала старушка. – А друзья у него… – она долго морщилась, пытаясь вспомнить трудное научное слово, которое только вчера услышала из уст Гоши, видного Тарасовского врача. – Спи-си-фи-ческие, во!
Костиков на правах близкого родственника незаметно улыбнулся. Малышев себе такого позволить не мог, поэтому сохранил серьезное выражение лица, внутренне даже удивляясь такой образованности старушки, большую часть жизни прожившую в Богом забытой деревне Вражино.
– Ну, может, все-таки знаете кого-нибудь, у кого вот такая пуговка могла бы быть, – майор протянул Евдокии Тимофеевне маленький прозрачный пакетик с одиноко лежащим там темно-серым кусочком пластмассы.
Хитрая Бабуся жестом отказалась его принять, выдержала эффектную паузу и не торопясь произнесла:
– Милок, тебе надо было еще вчера енту штуковину найти, а ты только сегодня встрепенулся, – укоризненно покачала она головой.
Малышев сделал вид, что ему такие замечания безразличны. Но на самом деле удар по самолюбию был нанесен тяжелый: «А я-то думал, она ничего не видела! И здесь они с Костиковым меня обошли!» – Олег Павлович сломал недокуренную сигарету о дно пепельницы и потянулся за новой.
– Кабы знала я чего про пуговку… а-а-апчхи, я б давно уж Горяшке про то сказала. И про друзей не знаю. Ты ко мне с такими пустяками не ходи… А-а-апчхи! Сам посуди, чем твоим работничкам заниматься, коли я тебе обо всем расскажу? – с наивным видом вопрошала старушка в перерывах между чиханием.
Игорь Анатольевич просто наслаждался своим триумфом – наконец-то ему удалось показать заносчивому следователю, кто есть кто. Правда, он не побрезговал и при дневном свете пуговицу внимательно рассмотрел, стараясь запечатлеть в памяти неповторимый узор из штрихов более темного серого цвета, нанесенных на более светлую основу.
Через полчаса таких неимоверных издевательств заслуженных детективов над майором милиции разговор, наконец, вошел в спокойное русло, и обе стороны договорились о сотрудничестве.
Конечно, ни один из «старых друзей» до конца не доверял другому. Но для раскрытия простого и одновременно такого непонятного преступления Малышеву требовалась подсказка вездесущей Евдокии Тимофеевны. Преодолевая собственное негативное отношение, Олег Павлович все-таки обратился за помощью.
Костиков тоже трепетных чувств по отношению к майору не испытывал и помогать в чем-то сопернику не стремился. Но еще с вечера Евдокия Тимофеевна так просила внука взяться за расследование смерти сантехника, что Игорь для себя уже все твердо решил. В общем, помощь милиции пришлась бы весьма кстати при выяснении каких-нибудь рутинных деталей.
После ухода Малышева частный детектив закрылся в кабинете и собрался серьезно подумать над планом предстоящих действий. На то, что любимая престарелая родственница отсутствовала весь день дома, он даже не обратил внимания. Она явилась только к ужину.
«А чего им надо-то, ентим мужукам? – рассуждала Бабуся уже вечером. – Еды много наготовлено, белье постирано-поглажено. Хоть Иришка обо мне вспомнила, и то хорошо. А то если на одного Горяшку-то надеяться, можно и вовсе пропасть», – пришла она к разумному выводу и положила девушке двойную порцию вкусных пирожков.
Конечно, Евдокия Тимофеевна вовсе не была врагом стройной фигуры, коей отличалась Ирина, но именно таким образом старушка выразила ей свою признательность за заботу. К слову говоря, девушка действительно очень беспокоилась, когда баба Дуся дольше двух часов задерживалась в магазине или на рынке. Особенно, после вчерашнего события во дворе собственного дома.