Мечта. Этап первый. Придумай мечту (Анна Грэйс)

1

Я смотрю на картину, нарисованную мной. Густой черно-зеленый лес непроходимой стеной проступает вдоль берегов широкой реки. Бледный свет луны, отражающейся в мутной серо-зеленой поверхности, высвечивает очертания одинокой лодочки в центре, где на покрытом тленом и паутиной дне, прячусь я. Маленькая испуганная девочка, которая не смеет коснуться весел и задать направление, позволяя лодке бесцельно скитаться на волнах реки жизни. Лишь иногда, цепляясь за борта, до боли в израненных пальцах и горького привкуса страха во рту, я осмеливаюсь выглянуть из-за краев, настороженно рассматривая окружающий пейзаж, всегда однообразный и серый, пропитанный запахами гниющей воды и липкого холода. Призраками кажутся воспоминания о проплывающих мимо прекрасных городах и волшебных солнечных рощах, гордых кораблях и нарядных лодочках, бороздящих морские просторы, наслаждающихся вкусом соленого ветра и теплом яркого солнца. И тянущая рука тоски, перехватывая горло острыми нитями сожалений и несбывшихся надежд, заставляет меня вновь свернуться комочком на дне, укутавшись в ложное ощущение безопасности, рожденное из страха столкновения с чужой жизнью, которое гонит прочь от гостеприимных огней гаваней, чарующих лесов и мифических кораблей.

Символизм – мое любимое направление в искусстве. Бесконечное множество кусочков душ и сердец спрятано в творениях художников за самыми незначительными предметами, которым обычный созерцатель не придает значения, не понимая, что прикоснувшись взглядом к этой маленькой детали, можно увидеть внутренний мир создателя картины даже через века. А моего сердца коснется чей-то взгляд? Я не мечтаю о столетиях… и даже о десятилетиях… пусть через несколько дней.

Но кому нужны мои душа и сердце? И разве, я их кому-нибудь отдам? Я и дальше буду плыть одна-одинешенька в своей маленькой лодочке, не смело мечтая, что однажды течение серой реки вынесет меня к бушующему океану, и я смогу увидеть Его величественный корабль. Сквозь высокие гребни белых волн буду любоваться недоступной красотой, тянуть руки, желая подплыть как можно ближе и почувствовать исходящие от него силу и энергию.

– Но я так и не осмелюсь подплыть, даже на расстояние вытянутой руки. А если все-таки решусь, то ты все равно меня не заметишь, не правда ли, Майк?

Я обращаюсь к фотографии актера Егора Саматова, стоящей на шкафу. Застывшее мгновение из фильма, на котором высокий молодой мужчина, одетый в джинсы и белую рубашку, опираясь о поручни моста, смотрит вдаль. Ветер играет с темно-каштановыми волосами, ласково убирает волнистые пряди длинной челки с лица, открывая взору красоту и благородство тонких линий. Взгляд темно-карих глаз отражает тепло солнечного неба и мягкость облаков, а в уголках губ притаилась ласковая и манящая улыбка, словно обещание дружбы и радости. Мне трудно передать в словах всю красоту этого мужчины, но я изобразила ее красками, карандашом, углем, пастелью… я нарисовала сотни его портретов, по фотографиям, по стоп-кадрам из фильмов. Перенося на холст и бумагу красоту и благородство его экранных героев, я в глубине души мечтаю нарисовать настоящего Егора Саматова, касаясь карандашами и красками его души.

Только мои мечты наивны, смешны и невозможны, не так ли, Майк?

Я всегда зову его Майком – по имени главного героя из любимого фильма. Или точнее, по имени персонажа, в которого я влюбилась. Благородного и справедливого охотника за преступниками, прекрасного мстителя в маске, способного пожертвовать всем ради торжества добра и любви. Но в жизни таких мужчин не бывает, только в кино и книгах. Я это знаю. И осознание нереальности этой любви подпитывает глубину и силу моих чувств, позволяя отдаваться ей всем своим существом, рисуя на его портретах кусочки своей души или сердца – в цветах на лацканах пиджака, в солнечных зайчиках на лице, или переплетении красок небосвода над головой. Я могу любить его, оставаясь на дне лодки, не страшась ураганов и штормов, которые могут проникнуть в самую глубь реки и утащить за собой, в холодную и бездушную пучину, из которой мне уже не вырваться. Лишь смотреть с самого дна, обвязанной водорослями воспоминаний, с изъеденной болью душой, как плоть рыбой, на стеклянную поверхность реки и на одинокую лодочку на ней, в которой уже никогда не будет меня.

– Хочешь сказать, я все усложняю?

«Ты просто драматизируешь. Но у меня другой вопрос: ты вообще нормальная?» – Ответил бы Майк, если бы был настоящим.

– Нормальная… в том-то и фишка. Оттого так и обидно, что я нормальная. Самая обыкновенная девушка на свете. Ах, если бы я была безумной… сумасшедшей… готовой на все ради своей мечты… то… Что бы изменилось?

Я никогда не отвечаю на этот вопрос, так как не знаю ответа. Не могу представить себя сумасшедшей или бесшабашной девчонкой, способной с разворота дать ногой в лицо злодею или главному герою, как поступила героиня в одном из его фильмов. Я могу лишь смотреть и мечтать быть такой, как та, которая сумела покорить сердце Майка.

– Могла бы я понравиться тебе? – беру фотографию с полки. – Ни Майку… Его сердце принадлежит Дине. А Егору Саматову? Тебе? Тебе настоящему?

«А я думал, что ты влюблена в меня, – очаровательно усмехается Майк. – Что ты знаешь о нем настоящем? Только то, что он – это не я? Ты ведь, понимаешь, глупая, что не все двери в мире открываются? И одна из них – дверь в его жизнь».

– Знаю… Но они сумели справиться. Он обещал ей, что она сможет открывать любые двери в мире.

«Он ее любил… Поэтому и давал такие смелые обещания. А тебя? Ведь он даже не догадывается о твоем существовании. Таких, как ты, миллион, а он…»

– Знаю… можешь не продолжать, единственный. Егора Саматова знают во всей стране, возможно, он скоро станет известен во всем мире. А я… Сколько человек знает обо мне? Наберется, наверное, сотня, если считать всех тех с кем я кода-то ходила в садик, училась в школе и институте, но с кем не общаюсь и кого сама не помню и не узнаю, встретив случайно на улице. Да уж… Ты, как всегда, прав, Майк. Некоторые двери невозможно открыть.

Я нежно касаюсь пальцами его лица, губ, и, вздыхая, прячу фотографию в книжный шкаф. Скоро в гости придут подруги. И пусть, все в курсе моей симпатии к актеру Егору Саматову, но никто не должен догадаться, что моя симпатия, всего лишь маска для самой безнадежной любви на свете.

2

Вот так сходят с ума…

Когда я это осознала? Если быть точной и честной, то два года назад, когда впервые поставила фильм на паузу и образ Майка, красивый и завораживающий, замер на экране. Словно со стороны, вижу, как мои пальцы тянутся к монитору, касаются его лица, волос, проводят по губам, пытаясь почувствовать тепло улыбки, заставившей трепетать мое сердце. Потрясающая улыбка. Незаметно для самой себя хватаю в крепкие объятия плюшевого медведя, и, покусывая тряпичное ухо, продолжаю просмотр фильма, безумно радуясь, что впереди выходные, и я смогу любоваться его улыбкой на протяжении сорока восьми часов – во сне и на яву.

В моей жизни «Во лжи» стал первым фильмом, который я бесчисленное количество раз ставила на паузу, любуясь красивым лицом героя; перематывала назад, повторно переживая понравившиеся моменты; рыдала в голос, сочувствуя герою или кричала на тех, кто причинял ему боль, искренне радовалась в счастливых моментах и завидовала героине, мечтая оказаться на ее месте. С каждым кадром я все глубже погружалась в кино, и, уже не отличая реальность от вымысла, проживала жизнь героев, как свою собственную. Ощущая себя внутри экрана, я кричала на всю комнату: «Майк, беги!», «Дина! Идиотка, не стреляй!», «Это же Майк! Неужели, ты не узнала его?!» будто и вправду могла исправить ситуацию, грозящую провалом миссии главного героя или его отношениям; или отпинать капитана «Урод, как же ты можешь с ним так поступать!»; придти к Прокурору и сказать: «Отпусти, не пытайся поймать Майка. Ты же, знаешь, он поступает правильно!». Я будто черный ангел судьбы, кружила над Майком и Диной, зная, что не могу вмешаться, что все будет так, как написано в сценарии, страдая от безумного желания все изменить, изгнать боль из глаз Майка и увидеть его поцелуи с Диной, услышать признания в любви, чтобы потом было «долго и счастливо».

Не знаю, как смотрят кино другие, но я всегда смотрю со стороны, оценивая картинку в целом, не испытывая глубокой симпатии к персонажам, никогда не пересматриваю по несколько раз. Или через долгое время, когда понимаешь, что на этот раз можешь увидеть любимую историю по-другому и найти в ней новые моменты, не прожитые и не понятые при первом просмотре. Обычно, я проникаюсь самой историей, в которой персонажи являются лишь многоликим отражением автора, проводниками эмоций и чувств, для более полного раскрытия сюжета и создания атмосферы, и чем лучше играют актеры, вживаясь в образ, тем красивей и насыщенней выглядит история. Но в том фильме главной была не история, а ее герой. Я словно смотрела воспоминания дорогого мне человека, записанные на кинопленку, и была готова смотреть бесконечно, лишь бы не отпускать его из своей жизни. Пусть он с другой девушкой (ведь, она лучше, чем я; и поэтому, по праву лучшей, заслуживает быть вместе с ним), это не имеет значения. Главное – он улыбается и счастлив.

Потом были другие фильмы, в которых истории тоже не имели значения. Только он. По-прежнему красивый, с самыми потрясающими глазами на свете и очаровательной улыбкой. В новой истории у него было новое имя, новая судьба, новая любовь. Он сам был новым, и все же, тем же самым Майком, с добрым сердцем, способным любить глубоко и бесконечно. Я все больше убеждаюсь в том, что вымышленные персонажи лишь экранное воплощение актера Егора Саматова. Отказываюсь смотреть или читать интервью и передачи с ним, больше всего боясь осознать, что Майка из фильма «Во лжи», генерала из «Сквозь время», Антона из «Империи», Игоря из «Кукловода» и других, просто не существует. Я не хочу в это верить. Поэтому, я буду рисовать портреты Майка, и прятать его фотографию от родных и подруг.

«И от самой себя», – мог бы добавить Майк.

Да, я так делаю. Вынимаю снимок из рамки, и прячу в первой попавшейся книжке, в надежде прийти в себя, вернуться к реальности и понять, что любовь к несуществующему мужчине не сделает меня счастливой и не изменит мою тусклую и однообразную жизнь. А через некоторое время, в дикой панике переворачиваю весь книжный шкаф, так как без его фотографии, поставленной на прикроватную тумбочку и защищающую от ночных кошмаров, собственная жизнь, выкрашенная в темно-серый цвет, кажется и вовсе невыносимой.

«Да, ладно, ты как всегда преувеличиваешь. У всех такая жизнь». – Майк садится передо мной на корточки, взяв мои холодные руки в свои.

– Серая? Однообразная? В которой на протяжении десяти лет ничего не происходит? Ничего не меняется? – отвечаю я грустно, пытаясь сдержать слезы, обиду и злость. На саму себя. На собственную никчемность.

«О-о. Опять преувеличиваешь. – Майк ласково щелкает меня по носу и насмешливо улыбается. – Почему не происходит? Каждый день…».

– Ой, неттт! Прошу не надо говорить про работу, рисование и так далее и тому подобное, а так же о том, что я сама превратила свою жизнь в путь следования «Дом-работа-дом». Ты же знаешь, все мои подруги выросли, вышли замуж, родили детей. И не надо – найди новых подруг, друзей, интересуйся чем-то, кроме сериалов, выходи из дома, развлекайся, ищи новых знакомств и приключений. Все в твоих руках.

«Ну вот, ты сама все знаешь. – Он садится рядом, обняв меня за плечи. – Ты все можешь изменить. Сама. Для этого тебе не нужен Майк. Или Егор Саматов».

– Нужны…

«Потому что ты не хочешь ничего менять? На самом деле?»

– Хочу…

«Что именно? – Он отстраняется от меня и заставляет посмотреть себе в глаза. – Что именно ты хочешь изменить?»

– Свою жизнь…

«А его? Жизнь Егора ты тоже хочешь изменить?»

– Его? Разве такая, как я, может изменить чью-то жизнь?

И на этой грустной ноте, я выключаю Майка, спрятав фотографию в тумбочку. Даже не попрощаюсь, не буду в сотый раз смотреть фильмы с ним. К тому же вышла новая серия «Дневников вампира». Может влюбиться в Деймона Сальваторе? Как будто это так просто. А еще два года назад я думала, что не способна влюбиться.

А ты и не влюбилась, ты просто сбежала, – ехидничает подсознание голосом самого симпатичного вампира на свете.

3

«Просыпайся, дорогая», – чарующей музыкой звучит голос Майка.

– Серьезно? Ты уже и роль будильника исполняешь? – Переворачиваюсь на живот и накрываю голову подушкой. – Не хочу!

«Не капризничай, моя хорошая. Уже обеденное время, просыпайся!»

– Не хочу! – швыряю подушку, предположительно в Майка, и резко сажусь на постели. – И как я могла до такого докатиться? – со слезами жалости смотрю на Майка сидящего по-турецки на подушке, приземлившейся в центре комнаты.

«Ну, вот опять! Может, хватит ныть? Ты все время делаешь одно и то же – то жалеешь себя, то ругаешь. Придумай, что-нибудь новенькое для разнообразия, а то мне становится скучно».

– Какой привередливый, – со вздохом достаю фотографию Егора Саматова из тумбочки. – Доброе утро, – целую снимок и ставлю обратно, нежно проведя большим пальцем по красивому лицу.

«Эй, я требую равноправия! Ему значит „доброе утро“ и поцелуи, а мне подушкой по физиономии!»

– Отвали, – бурчу я, встаю и иду в душ. – Почему я не могу захлопнуть дверь у тебя перед носом? Толку от тебя никакого. Ни музыку включить, ни кофе сварить, а о завтраке в постель я вообще молчу.

«Завтрак в постель такой же миф, как и скатерть-самобранка».

– Умеешь утешить. И вообще «исчезни». – Любимый отгоняющий жест Президента из «Повелителя солнца» мне удается все лучше.

Черт, раньше я рисовала в воображении встречи и свидания с Егором Саматовым, придумывала о чем бы мы могли говорить, как проходили бы наши дни вместе. А теперь мне кажется, что Майк и вправду поселился в моей голове. Все труднее сознавать, что это лишь внутренний голос в образе Майка, и забываясь, болтаю с ним, как будто он и в самом деле настоящий. И мне это уже не кажется не нормальным.

Завтракаю под серию из «Сердца Дикси», а потом занимаю пост Майка на подушке в центре комнаты. Смотрю на картину, установленную на мольберте, на вещи, небрежно брошенные на диване, недельный слой пыли на подоконниках, стенке и комоде, пожелтевшую от жажды драцену.

– Самое худшее для одинокой девушки – это выходные дни, выпадающие на будни. – Я обхватываю себя руками за колени, кладу на них подбородок. – Все работают, племянники в садике, в голове ни одной картинки, даже ты ушел.

«Размечталась, – вижу Майка сидящего напротив. – Мне, как и тебе, идти некуда. Я заключенный с пожизненным сроком в твоей голове и мое единственное развлечение это глупые игры твоего незрелого разума. А ты, как всегда все портишь, сидишь в четырех стенах, смотришь в пространство и жалишься. И почему мне так не повезло?»

– Серьезно? Это я виновата в том, что тебе скучно?

«А кто же еще? Если бы я был самостоятельной личностью, я бы давно нашел себе развлечение. Пошел бы в спортзал, учился бы танцевать, играть в теннис, гонял на мотоцикле, каждый день обедал бы в кафе, ужинал у родителей или сестры, забирал близнецов из садика и гулял бы с ними в парке, и, говорят, у нас хороший театр, а ты до сих пор меня туда не сводила. Пойдем, хоть в кино сходим, а?»

– Почему я не ты? – с неохотой встаю, вывожу ноутбук из спящего режима, чтобы посмотреть расписание сеансов.

«Самое забавное, что я – это ты. Вопрос в другом, почему ты не делаешь ничего из выше перечисленного и много другого? Даже в этом маленьком городке есть множество способов провести свой досуг вне дома и не всегда это дорого, да и ты неплохо зарабатываешь. В чем причина?»

Если бы я знала ответ. Смотрю фильмы, идущие в кинотеатре, расписание сеансов. «Обливион» с Томом Крузом через два часа. Вполне подходит.

«Эй, Майк на связи. Таня Алфеева, ответь».

Продолжаю игнорировать Майка, расчесываю и сушу длинные золотисто-русые волосы, затем заплетаю их в привычную косу. Наношу легкий дневной макияж, одеваюсь. Синие джинсы, светло-серая водолазка, черная куртка из искусственной кожи и черные ботиночки без каблука.

«Внешнее одиночество всегда обусловлено внутренней пустотой души. Отказавшись от самой себя, ты отреклась от всего мира, а теперь прячешься и винишь весь мир за то, что ни кому не нужна. Это несправедливо».

Рассматриваю себя в зеркало. Сложно быть объективной к собственной внешности. Знаю, что не красивая в классическом представлении, но природа наделила меня стройной и изящной фигурой при росте 160 сантиметров, длинными густыми волосами, чистой кожей, миловидными чертами лица и большими ярко-серыми глазами. Меня можно назвать симпатичной, а многим нравится моя «открытая улыбка», «загадочный взгляд» и «милые» ямочки на щеках. Я из тех девушек, которые осознают свою привлекательность, но предпочитают считаться «простушками» из-за неброского стиля одежды, робкой улыбки и внутреннего стремления не выделяться из толпы. Мужчины существование таких девушек обычно замечают только, когда джинсы, рубашки и кеды заменены короткими модными платьями и высокими шпильками, волосы распущены по плечам, глаза сверкают, а на губах сияет улыбка.

– Справедливость такая же ложная социальная установка, как и мир во всем мире, – говорю я, беру рюкзак и ключи.

«Ого, где ты такой гадости набралась? И почему злишься?»

– Потому, что я ненавижу, когда мне лишний раз напоминают, что я несчастна! Я достаточно долго прожила одна, чтобы не путать эти понятия. Истинное одиночество это вовсе не внешняя пустота, обусловленная отсутствием близких людей, а свобода от чужих стандартов и ожиданий, свобода быть самой собой. Но со временем понимаешь, что такая свобода хуже рабства, так как предназначение человека в том, чтобы отдавать свои знания и открытия другим людям, а не копить их, раскладывая по полочкам в своей голове, иногда стирая с них пыль, или вовсе забывая, положив в самый дальний ящик. И когда тебе не с кем разделить печаль или радость, ты превращаешься в сухое сморщенное существо, ни человек, ни животное, ни растение, просто отвратительное нечто, поедающее само себя.

«Ты сейчас описала Голлума из «Властелина колец», – смеясь, говорит Майк.

– Моя прелесть, – передразниваю я, выхожу из квартиры, захлопываю дверь. – Как думаешь, почему он сошел с ума? Именно. От одиночества.

«Передергиваешь. Колечко было волшебное, вот и помутило светлый разум доброго и милого хоббита».

– Как обычно, ищем причины во враждебном окружающем мире, а не в самих себе.

«Так поступают все люди, – Майк равнодушно пожимает плечами. – Проще обвинить во всем „сложные жизненные обстоятельства“, а не собственную неспособность принимать ответственность за совершенные поступки или отсутствие оных».

– Я все это понимаю, как и то, что одиночество само по себе полезное явление. Не оно делает меня несчастной, а собственная неспособность быть счастливой или точнее не знание того, что сделало бы меня счастливой. Иногда я думаю, что ты, а потом понимаю, что любовь это всего лишь начинка для пирога. А вот что есть сам пирог? Это остается для меня загадкой. Все, молчи.

Я запечатываю уши наушниками. Улыбаюсь соседке с первого этажа, смотрящей на меня глазами, выпученными от крайнего удивления. Уж, простите дамочка, не всем быть нормальными и довольными жизнью, некоторым для счастья нужны воображаемые друзья. Напевая Burning Desire Lana’s Del Rey иду на остановку. Любуюсь серым весенним пейзажем из окна маршрутки. После покупки билета, возвращаюсь в гипермаркет побаловать себя сухариками и соком. Под аккуратный хруст и красивую музыку погружаюсь в фантастическое «Забвение» Джозефа Косински.

Через два часа я медленно выхожу из полутемного зала, в голове все еще вертится бесчисленное множество Джеков Харперов и Викторий, звучит красивый саундтрек в исполнении М83. Поглощенная размышлениями о фильме, я сажусь за столик одного из кафе в холле кинотеатра.

Как часто людям кажется, что они живут не своей жизнью, что они не те, кто есть на самом деле? Конечно, все мы притворяемся, надеваем маски и играем чужие роли по собственному выбору; не по принуждению, а из страха быть не принятыми другими людьми. Отказываемся от своей истинной сути, чтобы провести оставшиеся годы с ощущением того, что проживаем чужую жизнь и в ожидании, что однажды в наш серый мир ворвется тот самый человек, разбудит память и вернет настоящую жизнь. Но, к сожалению, мы не герои фантастических фильмов, которым суждено спасти планету от вселенского зла, а самые обычные люди, не способные спасти самих себя, найти свое собственное «я».

Знакомый голос возвращает меня к реальности. Я поднимаю взгляд и вижу красивую пару за одним из соседних столиков. Симпатичный блондин и красивая брюнетка с улыбкой Джулии Робертс. В одинаковых джинсах, кроссовках и спортивных куртках. Они смеются, когда кусочек пирожного, которым девушка пытается накормить Женю, падает на стол. У нее потрясающий красивый смех. Он смотрит на нее с восторгом и любовью. На меня он так никогда не смотрел.

«К счастью для меня» – усмехается Майк.

Я наблюдаю за ними из-под ресниц, стараясь не привлекать к себе внимания. Стоит ли подойти, заговорить? Или это будет неприлично? Сомнения разрешаются сами собой. Почувствовав мой взгляд, Женя оборачивается, с улыбкой машет рукой, затем встает и идет ко мне.

– Привет. Рад тебя видеть. – Наклоняется, целует в щеку, растапливая теплым дружеским прикосновением ощущение скованности и неловкости.

– Привет. Я тоже. – На самом деле. – Твоя новая девушка?

– Да. Леночка, – говорит с гордостью. – Мы вместе уже четыре месяца. А ты с кем-нибудь встречаешься?

– Пока нет.

– Все ждешь своего единственного?

– Да.

– Надеюсь, ты встретишь его, – Женя ласково сжимает мои руки, лежащие на столе, и серьезно добавляет: – Спасибо. – Я замечаю, что он сильно изменился. Выглядит старше, но не за счет первых морщинок и чуть заметных складок усталости вокруг тонкого рта, другим стало выражение голубых глаз, из которых ушла былая беспечность, сменившись некоторой жесткостью и решительностью.

– За что? – делаю вид, что не понимаю, пряча улыбку.

– За то, что бросила тогда, – в глазах Жени на мгновение мелькает грусть, и я впервые осознаю, что ему наш разрыв принес намного больше боли, чем мне.

– Говорила же, что скажешь «спасибо», – пытаюсь отшутиться я.

– Нет, не говорила, – Женя снова серьезен. – Знаешь, я очень долго злился, не мог понять сказанных тобою слов.

– Пока не встретил ее?

– Да… Благодаря Лене я сильно изменился. Стал лучше. И мне это нравится. Мне нравится, каким я стал с ней. Теперь не могу поверить, что до нее было иначе. А до нее была ты… Прости меня.

– Мне не за что тебя прощать, – широко улыбаюсь. – Думаю, теперь и тебе тоже. Только благодарить. Даже знаю, как. – Я подмигиваю. – Сделаешь подружкой жениха?

– А такая должность существует? – смеется он одними глазами.

– Какая разница? Ради такого случая можно и придумать.

– Тогда мы ее придумаем. Обещаю.

– Я запомню.

– Окей. Пойдем знакомиться с невестой? Мы с Леной угощаем.

Одновременно смотрим на Лену, все это время наблюдавшую за нами. Она кивает, призывно машет руками, присоединяясь к Жениному приглашению. Странно, но нет ощущения неловкости, мне интересно и приятно общаться с Леной и Женей, как будто встретила старых друзей, которых не видела несколько лет.

4

«Сохранила портреты всех своих мужчин. Удивительно. – Смеется Майк, и, встав за моей спиной, властно обнимает за плечи, словно не желая, чтобы я подходила к расставленным у стены картинам ближе, чем на метр. – Ну… Они честно демонстрируют твой рост, как художницы. На первом ты такая неуклюжая… словно, кисточку держать не умеешь или боишься. Сколько тебе лет? Шестнадцать?»

– Нет, девятнадцать. – Я улыбаюсь, вспоминая нескладного рыжего парня, напоминавшего мне добродушного пса породы спаниель. Может из-за добрых глаз и открытой улыбки, а, может, из-за того, как он радостно бежал ко мне при встрече. – Он был очень милым. Мы все время смеялись, ни разу не поругались… Точно, я не помню, чтобы мы ссорились.

«Тогда почему вы расстались?»

– Именно поэтому. Мы встречались, если считать с начала знакомства, восемь месяцев. Нам было вместе весело и только. Мы не выясняли отношений, так как нам было наплевать на чувства, мысли и мечты друг друга. И, когда умер его отец, мне тоже было наплевать. Вместо того чтобы поддержать его, помочь, я все время злилась из-за того, что он стал скучным, неинтересным. Мы даже не расставались по-настоящему, просто перестали общаться и все.

«Ты была юной и глупой, – с притворным ободрением говорит Майк, похлопав по плечу. – А этот? Почти красавчик. Но глаза. В них есть что-то, мерзкое и грязное, что ли? Как ты могла с таким встречаться? Или… Может это твой самый неудачный рисунок?»

– Да уж, пришлось помучиться, – вздыхаю я, с грустью глядя на портрет красивого темноволосого мужчины. Я пыталась изобразить его задумчивым, каким увидела впервые, но он получился отстраненным, с застывшим в зеленых глазах злым выражением. – Ты верно подметил. Я рисовала глаза миллион раз, по фотографиям и в живую, но их выражение было так трудно уловить. Наверное, потому что я очень плохо знала этого человека. Мне было двадцать два, он на десять лет старше. Дважды разведен. От первого брака двое детей. Мое глупое сердце было покорено красивыми словами и дорогими жестами. Первые пять месяцев я жила словно в сказке, а следующие шесть, словно в аду. Он ограничил мою жизнь только до самого себя, я не видела ни подруг, ни родных. Я убегала пять раз, но он все равно меня находил и возвращал, со скандалами или с силой. Он постоянно унижал меня, стараясь раздавить, как женщину и как личность. И если в начале знакомства мое сердце таяло от его комплиментов, то после того, как мы начали жить вместе, оно переворачивалось от его едких и мерзких замечаний, которые касались всего: и моей внешности, и моих взглядов, и моих друзей. А в какой-то момент я почти поверила, что заслуживаю такого парня, как он, что я плохая, а он хороший. Меня спас Сергей – муж Кати, моей старшей сестры. Когда я сбежала в шестой раз, а он нашел меня в кафе и на глазах у всех, крича, хватая за руки, попытался увезти, Сергей его избил до полусмерти, потом поехал и привез мои вещи. Вот так.

«Печально. Жаль, что тебе пришлось повстречать на своем пути такого урода, но, надеюсь, это научило тебя быть более разборчивой в парнях», – Майк нежно трется подбородком о мою макушку.

– Какой ты добрый, – смеюсь я. – На самом деле нет, но и плохих парней мне, к счастью, больше не встречалось.

«Ты хочешь сказать, вот этот колобок и, вправду, хороший парень? – Майк брезгливо махает рукой в сторону третьего портрета, на котором изображен упитанный парень с короткой стрижкой, круглыми щеками и узкими карими глазами. – Хотя, как портрет, он явно самый лучший. Более живой и ассоциативный. Есть в нем что-то поросячье».

– Не преувеличивай. Кстати, этот портрет я рисовала уже после разрыва. Когда мы встречались, он был накаченным мальчиком и все девчонки сходили по нему с ума. Ему это безумно нравилось. Точнее, он нравился сам себе. Иногда, это было очень даже забавно. Пока не стало страшно. В своем желании покрасоваться, он иной раз переходил все границы разумного.

«Не нравилось быть в тени?»

– Да нет… Хотя, иной раз, я и чувствовала себя толстой дурнушкой, но дело не в этом, а в его неадекватном стремлении быть лучшим во всем. Он соревновался со мной, со своим братом, друзьями, а мне это было не нужно. Я выдержала четыре месяца и приняла решение расстаться. Он умолял меня вернуться, чтобы через неделю бросить самому. Помню, как смеялась, когда разгадала его маневр. А еще через неделю, он попал в страшную аварию, говорили из-за того, что попытался кого-то подрезать или обогнать. Девушка, ехавшая с ним, погибла, а у него начались серьезные проблемы со здоровьем. Думаю, он до сих пор винит себя в ее смерти. Мы видимся иногда, но никогда не обсуждаем ту аварию. Я рисовала его как друга, а ни как бывшего парня.

«Умеешь, ты выбирать мужчин, – вздыхает Майк, поцеловав меня в висок. – А ведь на месте той девушки могла быть ты».

– Да. Я много об этом думала в то время, радовалась, что не знала ее. Как бы эгоистично это не звучало.

«Это нормально. Больше всего на свете люди боятся боли и пытаются избежать ее всеми возможными способами. И не все из них красивые. Пусть мои слова тоже прозвучат некрасиво, но я рад, что это была она, а не ты и, что тебе все-таки хватило ума бросить этого парня. Ах, да, а последний чем тебе не угодил? Неужели и, вправду, из-за меня?»

– Вот еще, – презрительно фыркаю я. – Но частично да, из-за тебя. Просто… Посмотрев «Во лжи», я осознала с каким мужчиной буду по-настоящему счастлива. И, чем больше я об этом думала, тем лучше понимала, что Женя не тот мужчина.

«Не правда… – Майк отпускает меня и встает лицом ко мне, заставляя смотреть себе в глаза. – Дело не в Майке. Не в том, какой он мужчина, а в том, как он ее любил. Его любовь к Дине покорила тебя».

– Нет-нет, – я отвожу взгляд, качаю головой. – Таких историй великое множество. Он или она готовы на все ради спасения жизни любимого. Что в этом необычного?

«Здесь, ты права. Да, сюжет немного банален, впрочем, идеальный главный герой отчасти тоже. Но, что отличает Майка от других заштампованных персонажей? Он готов защищать не только жизнь Дины, но и ее душу и сердце. Ему невыносима сама мысль о том, что из-за него Дина может плакать. Он спасает ее не только от отца и других плохих парней, но и от самого себя».

– Есть такой момент, – вздыхаю я. – А Жене было все равно плачу я из-за него или у меня плохое настроение. Ему вообще было наплевать на все мои желания и просьбы. «Если тебе не нравится что-то, делай сама. Я не собираюсь ущемлять себя из-за твоих глупых прихотей. Жертвы в отношениях не приемлемы по определению. Иначе равноправие и взаимоуважение превратятся в доминирование и подчинение». Смысл его излюбленного утверждения я осознала не сразу. Получается, что в его представлении, отношения – это союз двух личностей, каждая из которых вращается по своей собственной орбите, и сход с нее, орбиты, в сторону другого – это ущемление личных интересов и подношения себя в жертву. Как-то холодно и отстраненно, любовью вовсе не пахнет.

«А как, по-твоему, пахнет любовь?» – усмехается Майк, стараясь не показать, как его забавляют мои наивные рассуждения.

– Любовь вообще не имеет запаха, цвета, или вкуса. Любовь – это то, что представляет из себя сам человек. Поэтому, она такая разная и для каждого своя.

«В этом есть определенная логика, – он с притворной серьезностью кивает головой. – Но, все же, что ты сказала ему при расставании?»

– Знаю, Женя думал, что влюблен в меня, по-настоящему. Он все время это повторял, хотя мы были вместе только полгода. В тот вечер он хотел сделать мне предложение. Странно, не находишь, девушки всегда знают, когда парни собираются подарить им колечко. Все было, как полагается. Свечи, романтический ужин. Я увидела кольцо на дне бокала, но вместо того, чтобы выпить шампанское и сказать «да», я спросила: «ты готов ради меня измениться?». Я помню, как Женя нахмурился, как потемнели его глаза. Он не понимал, ведь наши взгляды во многом совпадали, в том числе и на отношения с их непринятием жертв. Но дело в том, что понимание «жертвы» у нас было разное. Вот и все. И естественно Женя ответил, что «нет, не готов, и ты это знаешь». Тогда я сказала, что не могу быть с ним, так как для создания гармоничных отношений, люди должны быть готовы меняться и развиваться в них, если нет, то расставание неизбежно. И ушла.

«Как же с тобой сложно, милая, – Майк обнимает меня, я прижимаюсь к его груди. – Теперь, понятно, почему ты влюбилась в меня. Осознав, что не сможешь встретить мужчину способного полюбить тебя так, как ты этого хочешь, ты сбежала в несуществующую любовь. Это клиника».

– Знаю, но что теперь…

«Посмотрим „Во лжи“ в сто первый раз? Или „Сквозь время“?» – беззлобно поддразнивает Майк.

– Точно, – соглашаюсь я, со вздохом убирая рисунки в папку.

Диалоги с Майком вместо обычного самоедства становятся все более привычными. И если честно, нравятся мне все больше. Долгое время смотрю на Женин портрет, прежде чем закрыть папку. Я поступила правильно, расставшись с ним. Если не для себя, то для него. Черт, как же хорошо сознавать, что ты совершила добрый поступок!

5

«Вот только жизнь добрыми поступками не ограничивается», – вдруг говорит Майк.

– А чем тогда? – удивленно спрашиваю я, оторвав взгляд от странички группы, посвященной творчеству Егора Саматова.

«Она ничем не ограничивается».

– Ты, вообще, о чем сейчас?

«О тебе, конечно. О чем я еще могу говорить? Все темы наших разговоров сводятся к тебе».

– Ой, не ворчи. И, кстати, это логично. Я думаю о тебе, ты говоришь обо мне. У влюбленных так и должно быть.

«Боже! У влюбленных! Все-таки я был прав, твоя проблема – абсолютная зацикленность на себе и собственных переживаниях. Ты даже влюбиться умудрилась в саму себя!» – Майк раздраженно всплескивает руками и подходит к окну, будто можно увидеть что-то интересное в обветшалом доме напротив.

– Что? В саму себя?! Что за бред…

Я убираю ноутбук с колен и встаю рядом с Майком. Жалюзи и занавески скрывают сотни чужих миров. Возможно, в доме напротив тоже кто-то стоит у окна, смотрит и о чем-то думает, принимает одно из самых важных решений в своей жизни или совершает очередной глупый поступок, а, может, просто о ком-то скучает, или ненавидит. А, возможно, никто не смотрит в окно, потому, что большинству людей не интересна жизнь за пределами их собственной квартиры, их маленького внутреннего мирка, ограниченного страхами и бессмысленными переживаниями, важными только им самим, но не другим людям.

«А разве ты не одна из них?»

– Я?! Я нет… я другая… я…

«Вот именно „я“! Ты даже не можешь сказать о себе ничего хорошего!»

– Но и плохого тоже… О, ты, как всегда, прав. Я, что называется, ни рыба, ни мясо. Ни совершаю, ни добра, ни зла.

«А нейтралитет, как тебе известно, самая худшая позиция».

– Не уверена, что это так. Скорее, самая бесплодная.

«Нет, тоже не верно. Нейтралитет это точка перехода от добра к злу. Ведь, не совершая ни каких действий, ты в итоге не совершаешь и добрых поступков, а, значит, способствуешь распространению зла».

– Говорил Икабод Крейн из «Сонной Лощины», цитируя важного политика. Кажется. Да, я знаю, что мир сложная штука, – вздыхаю я, вычерчивая невидимые узоры на стекле. – Но я, как Бо1 все же не желаю выбирать сторону.

«Эй, ты чего, она же в четвертом сезоне выбрала сторону тьмы!»

– Точно, сама того не сознавая. Я поняла, что так будет с самого начала. Логичное развитие сюжета. Хорошая девочка, сознающая в себе силу и власть, хочет быть доброй, но так как достаточна умна, то понимает, что любая власть несет в себе зло изначально, поэтому старается быть нейтральной. Спрашивается, что склонило ее к злу? Внутренняя чернота, которую она все время пыталась в себе подавить? Ведь, совершая зло, даже во имя добра, ты все-таки подпитываешь свою темную сущность, не так ли? Или внешняя борьба добрых и темных сил, жаждущих вливания новой крови?

«Думаю, в пятом сезоне мы узнаем ответ, – смеется Майк, и накрывает мою руку своей. Странное ощущение – снизу ладони холод от стекла, а сверху тепло от его руки. Наверное, так, согревается замерзшая душа, впервые почувствовавшая прикосновение любви. – Ты, как всегда ушла от темы. Почему ты заперла свое тело в четырех стенах, а сердце в любви к несуществующему мужчине?»

– Не правда! Он существует! – Я отдергиваю руку. Смотрю на отпечаток ладони на стекле. Нечеткий, расплывчатый, как я сама.

«Да, но не для тебя. И не он, а твое представление о нем. Но это тоже неважно. И будет неважно через следующие два года, и через пять и десять лет. Ты так и будешь смотреть фильмы с ним и думать, что такая, как ты, не способна изменить чью-то жизнь, – он горько улыбается, берет ноутбук и протягивает мне. – Садись, смотри очередную серию».

– А, думаешь, могу? – я прячу руки за спину, упрямо трясу головой. – Я свою собственную жизнь изменить не могу. Все одно и тоже, все время одно и тоже – дом, работа, рисование, сериалы, фотография. Ну, иногда, на несколько месяцев в моей жизни появляются мужчины, которым на самом деле я не нужна и, которые не нужны мне.

«А что тебе нужно? Мужчина как Майк? Тогда ты будешь счастлива? Сколько женщин мечтали найти свою любовь? И они находили ее, но были ли они впоследствии счастливы?»

– Вероятно, нет… Но чаще всего женщины мечтают найти только любовь, или, то, что они считают любовью, или даже, то, что принято называть любовью. Хотя, думаю, это касается и мужчин. Люди ищут лишь само чувство, а не конкретного человека, которого они смогли бы полюбить. Поэтому, после, когда ослепление любовью проходит, остается только разочарование и боль. Чувств больше нет, но человек остался. И с этим человеком надо жить. Можно уйти. Но тогда надо набраться где-то смелости и признаться самому себе, что ты никогда не любил. И услышать, что тебя тоже никогда не любили. А это страшно и больно. Поэтому большинство людей и прикрывается ложным чувством любви, хватаясь за него, как за якорь спасения. И идут ко дну. По собственной воле.

«Спрашиваю, еще раз, разве ты не одна из них?», – он подходит ко мне совсем близко.

– Наверное… Я не знаю. Я только знаю, что ничего не могу изменить. Потому, что я не знаю, что я хочу изменить. Но и выносить это странное чувство неудовлетворенности, постоянно грызущие меня, становится невозможным. Иногда я чувствую, как оно ворочается в груди, слышу, как скулит и плачет. Оно требует. Но я не знаю чего. Не знаю. Обними меня. – И Майк прижимает меня к себе.

«Ответ, если, ты, конечно, задаешь правильный вопрос, когда-нибудь придет сам собой».

– Правильный вопрос, говоришь? – я поднимаю взгляд и встречаю его хитрую улыбку. От такой улыбки его глаза чуть прищуриваются и становятся еще красивее. – Хочешь сказать… не что? А кого?

Продолжая улыбаться, Майк отходит и встает на одно колено, приложив руки к сердцу: «Готова ли ты ради меня измениться?».

– Ох… – Я отворачиваюсь, смотрю в окно. Отпечаток моей ладони уже растаял. Растворился без следа. И люди, люди тоже растворяются без следа. Не все. Кто-то живет в истории, а кто-то в памяти других людей. Жизнь первых приближена к вечности, о них помнят, они влияют на судьбы людей даже после смерти, сквозь века. Жизнь вторых, тех, что живут в памяти самых близких… странно, но их жизнь тоже может быть бесконечной, ведь они, так или иначе могли повлиять или коснуться тех людей, что живут в истории. Просто след таких людей почти незримый, и увидеть его дано лишь избранным. Как те узоры, что я рисовала на стекле. Их не видно, но они есть, ведь я их рисовала. И все же, есть, есть такие люди, которые растворяются без следа – это люди, которые не сумели коснуться ни чьего сердца, и остаться в чьей-либо памяти. И я могу стать одной из них.

«Ответь, пожалуйста», – снова просит Майк, протягивая руки.

Я подхожу, сжимаю его ладони в своих и прикладываю их к сердцу.

– Я попробую… Забавно, я требовала от Жени того, чего не понимала и не хотела сама. Ведь, я, как и он, не хотела двигаться дальше, расти. Вместе и по отдельности. Я хотела всегда оставаться такой, какая я есть. Маленькой неуверенной в себе девочкой, мечтающей о красивой любви, но не способной любить сама.

«Ты была не готова», – улыбается он, и тянет к себе.

Некоторое время мы сидим в молчании, колени к коленям, сжимая руки друг друга.

– Не была… наверно. Я и сейчас не совсем понимаю к чему пришла… Измениться. Ради Егора Саматова. Ради Майка. Но для самой себя. Бессмысленно. И все же… ты прав. Как там говорил Шерлок в «Элементарно»: «Когда исключаешь невозможное, то, что осталось, и есть правда, какой бы невероятной она не казалась». Так? – Я радостно смеюсь, и поднимаю наши руки вверх. – Какие девушки нравятся Егору Саматову?

«Зачем тебе это? Хочешь покорить его сердце и изменить жизнь?»

– Нет… Я хочу нарисовать его портрет. Настоящего. С натуры, что называется.

«Зачем?»

– Что значит зачем? Я уже два года влюблена в него, а рисовала лишь его экранных героев. Разве такой парень, как он, обратит внимание на такую замухрыжку, как я, и позволит рисовать себя?

«Вообще-то, ты симпатичная».

– Дело не во внешности, ты же понимаешь…

«А ты понимаешь, что снова придумываешь себе оправдания? Зачем тебе рисовать его портрет?»

– Потому что это моя маленькая традиция. Это раз. И к тому же… – Я задумчиво кусаю губу. – Гора, на которую хочет взобраться мое сердце, так высока, что я не вижу ее вершины за облаками. Поэтому, для начала я придумаю оправдание для совершения столь безрассудного поступка. Осмотрюсь, как говорится, на местности… а там уже решу, как быть дальше… И есть ли вообще смысл рисковать.

«Кто не рискует, тот не пьет шампанское».

– Банально.

«От чего не менее истинно».

– Опять же банально… ну и, черт, с ним… весь мир состоит из одних банальностей, и я одна из них. Ну и ладно. Пошли в «Гугл». Осматриваться.

И радостно улыбаясь, я беру ноутбук. Хочешь не хочешь, а с историей жизни и личными предпочтениями Егора Саматова столкнуться все-таки придется. Развенчивание кумиров тоже полезная вещь, пусть и болезненная.

6

«Слишком больно?» – спрашивает Майк, когда я со стуком закрываю ноутбук, и устало вздохнув, прячу лицо в ладонях.

– Если страх считать болью, то да. Очень-очень, – говорю я, потирая покрасневшие глаза. Шесть часов за компьютером. Да уж, моему желудку это тоже не понравилось – недовольно урчит, требуя еды, а не хочется.

«И чего ты испугалась на этот раз?» – Майк ласково улыбается, обнимает меня, даря спокойствие и тепло, прогоняя бессмысленные страхи.

– Его мира…

Егор Александрович Саматов родился 22 июня 1986 года в Москве в семье известной актрисы Аллы Иннокентьевны Деминой и Александра Ивановича Саматова, композитора и заслуженного деятеля искусств РФ. В детстве серьезно занимается танцами, вокалом и игрой на фортепьяно, впоследствии увлекается боевыми искусствами. В возрасте 15 лет во время школьной драки получает серьезную травму ноги, в результате чего ему приходится оставить мечты о спортивной карьере. После выздоровления Егор переводится в школу с углубленным изучением английского языка. Окончив школу с золотой медалью, Егор по настоянию родителей пробует поступать в Дипломатическую Академию Иностранных Дел, но после первого экзамена забирает документы и поступает в Высшее театральное училище имени М. С. Щепкина в мастерскую Ю.М. и О. Н. Соломиных, которую заканчивает в 2007 году. Со второго курса актер начинает регулярно сниматься в кино. В 2006 получает свою первую награду «Белый слон» за лучшую мужскую роль. В 2009 году награда в номинации «лучшая мужская роль» на открытом российском кинофестивале «Кинотавр». В 2010 – лауреат премии Национальной академии кинематографических искусств и наук России «Золотой орел» в номинации «лучшая мужская роль» за фильм «Во лжи». В 2012 году номинирован на премию «Ника» за главную роль в фильме «Сквозь время». В настоящее время играет главные роли в спектаклях государственного академического Малого Театра России и снимается в кино, ходят слухи о приглашении в Голливуд. О личной жизни актера, которая тщательно скрывается, ничего неизвестно, но с выходом каждого нового фильма или спектакля, его имя связывают с актрисами, исполняющими главные роли. Чаще всего Егору Саматову приписывают романтические отношения с Мариной Ольшанской, игравшей вместе с ним в двух последних спектаклях. А в 2010 году, после выхода «Во лжи» желтая пресса весь год твердит о его помолвке с актрисой Надей Бердяевой (сыгравшей роль Дины), упорно игнорируя официальное заявление актеров о том, что они просто очень хорошие друзья. Не смотря на плотный график и сильную занятость, актер выделяет время для участия в благотворительной деятельности. Поддерживает теплые отношения с родителями и старшей сестрой Аленой.

– Мне нет места в его мире, – я отстраняюсь от Майка. – Видимо, я совсем спятила, решив, что смогу прикоснуться к его жизни… Исчезни. Я буду ужинать.

И, чтобы выгнать Майка из головы, я открываю ноутбук. Любимый сайт «Filmix» для просмотра сериалов on-line. О, замечательно. Новая серия «Однажды в сказке». Включаю звук погромче, чтобы лучше слышать, пока готовлю макароны и салат из свежей капусты и морковки. Хочется какой-нибудь гадости, вроде чипсов и сухариков, с помощью которых я снимаю плохое настроение, как другие алкоголем или никотином, но в магазин не пойду.

Еда кажется безвкусной, а происходящие на экране бессмысленным. И, как можно было додуматься сделать из Питера Пэна главного злодея?

«Ты же знаешь, часто зло прячется под маской невинности. Вспомни, сколько фильмов, да и книг, про детей-убийц», – вдруг всплывает в голове голос Майка.

– Это-то и страшно. Когда, даже на одно мгновение, понимаешь, что не ты сошла с ума, а весь мир. Разве мир, в котором дети убивают, может быть нормальным?

«Хочешь сказать, что взрослый человек в роли убийцы вполне обычное явление?», – усмехается Майк.

– Забавно, – я невольно улыбаюсь. – Да, вполне обычно… потому, что мы привыкли думать, что убийство, это всего лишь разновидность смерти, всего лишь одна из составляющих жизни. Но мне ли судить о нормальности этого мира?

«Почему нет? Чем ты хуже других?»

– Ни чем, но и не лучше. Мы же об этом говорили.

«Да, но сейчас я хочу рассмотреть данный вопрос в другом ключе», – Майк усаживает меня на стул, а сам встает рядом, прислонившись бедром к столешнице.

– Хочешь, чтобы я сказала, что ни чем не хуже Егора Саматова и его потенциальных подруг?

«Десять баллов за догадливость!»

– Иди ты… Ты ведь, понимаешь, что дело не в том, кто хуже, а кто лучше, а в его успешности. Ему двадцать семь, он на год младше меня. О нем знает вся страна, он обладает множеством наград и номинаций, талантлив, имеет много увлечений, друзей и знакомых, причем большинство из них так же успешны. Его жизнь феерия красок и событий, а моя серости и однообразия. Нет… это нереально… Все равно, что составлять композицию из роз и фиалок. Каждый цветок прекрасен, но вместе они абсолютно не смотрятся. Ни при каких условиях.

«Ох… Ты же сказала, что хочешь нарисовать его портрет, а не завоевывать его сердце», – Майк вопросительно поднимает брови вверх.

– Да, точно… портрет, – с ноткой печали вздыхаю я. – Правильно, разве такая скучная девица, как я, сможет заставить дрогнуть сердце такого парня, как Егор Саматов? В его жизни постоянно происходит что-то новое, интересное, волнующее, в том числе и знакомство с самыми красивыми и интересными женщинами страны, да и мира, ведь его труппа часто выезжает на гастроли заграницу, а я… только в Турции и Египте была. Хоть где-то – звучит убого. Даже английского не знаю. Танцевать не умею. Спорт? Ну ладно, хотя бы зарядку делаю, а он увлекается боевыми искусствами. Петь? только если надо будет кому-нибудь вскрыть барабанные перепонки. Награды… я даже в интернет свои картинки выложить стесняюсь. Никто и никогда не говорил, что я талантлива. Фотографии… таких фотографов, как я, сколько угодно, поэтому, я и не снимаю профессионально. Да и чего вдруг, я всего лишь самоучка, решившая, что у нее получаются красивые кадры… смешно…

«Прекрати! Сосредоточься на другом! Портрет!», – Майк подходит ко мне и встряхивает за плечи.

– Кому он нужен этот портрет?! Я и заговорить с ним никогда не решусь… Не то, что рисовать… Попросить позировать?! Кому?! Мне?! Наивной провинциалке возомнившей себя великой художницей?! Боже, это смешно!

«Разве?! – Майк до боли сжимает мои плечи и встряхивает с такой силой, что голова чуть не отрывается. – Разве мечтать смешно?! Глупо?! Ты думаешь, Егор Саматов никогда не мечтал? Не мечтал стать известным актером? Получить ту или иную награду, о той или иной роли? Не мучился страхами и сомнениями в ожиданиях?! Просто в его жизни все так сложилось? Само собой? Без каких-либо усилий?! Ты, правда, думаешь, что он никогда не мечтал?!»

– Мечтал…

«Но в отличие от тебя, он верил в свою мечту», – и Майк брезгливо убирает руки.

Становится холодно, до мурашек по коже. Я стою одна на холодном ветру, кутаясь в боль и страх. Вспоминаю финальные кадры из «Унесенных ветром», когда Скарлетт, слишком поздно осознавшая, что всегда любила только Ретта Батлера, смотрит, как он уходит. Слова Антона из «Империи»: «Как близко я должен быть, чтобы ты поверила мне? Ты сама не приближаешься. Так что не говори, что я далек от тебя, Мила».

«Насколько реальной должна быть мечта, чтобы в нее можно было поверить? – тихо спрашивает Майк, нежно стирая дорожки слез с моих щек. – Ты поверишь, как Мила? Или, как Скарлетт, навсегда останешься в пустоте и одиночестве?»

– Думаешь, Маргарет Митчелл планировала написать продолжение? Хотя бы в мечтах… представляла ли она, что Ретт и Скарлетт могут быть вместе? Почему Скарлетт не понимала, что любит Ретта? Когда я смотрела, всегда задавалась этим вопросом. Как она могла быть настолько глупа, и не понимать, что с первого взгляда… или не помню… с их встречи в библиотеке, была влюблена в него, а не в этого жалкого Эшли Уилкса…

«Самообман самое привычное и вместе с тем самое страшное заблуждение. Кому, если ни тебе, знать, что страх что-то изменить один из самых сильных в жизни? Как просто скользить по гладкой поверхности стоячей воды, и, как страшно взять весла, чтобы выплыть из гниющего зловонного болота в открытое море. Скарлетт была настолько зациклена на влюбленности в Эшли Уилкса, что не заметила, как потеряла свою настоящую любовь – Ретта Батлера… А ты так зациклена на собственных страхах и никчемности, что боишься даже мечтать… Ты, вообще, когда-нибудь мечтала?»

– Нет… не мечтала… никогда. Для того чтобы мечтать, надо быть смелой, встать на борт лодки, и прыгнуть в воду с головой, не думать о том, какие чудовища могут обитать и прятаться на самом дне; быть сильной, чтобы, не смотря на страх, продолжать плыть, к синему морю, к острову мечты, окруженному неприступными скалами; и верить, чтобы доплыв до острова, не сдаться в самый последний момент, так и не увидев причал и маяк, окна которого светятся радушными огнями, обещая отдых и спокойствие.

«Вечно ты все усложняешь, – смеется Майк. – Чтобы мечтать, не нужны волшебные способности, все гораздо проще и прозаичней, надо всего лишь придумать мечту… и думать о ней… просыпаясь, ложась спать, моясь в душе, проводя время с друзьями, родными или любимыми, работая, смотря фильмы, читая книги… пока не срастешься с мыслями о ней настолько, что мечта будет казаться единственной реальностью, в которой ты сможешь выжить. И только, когда мечта станет воздухом, ты поймешь, что живешь, живешь мечтой, и, что все, о чем ты когда-то мечтала, и есть твоя жизнь. Просто, придумай мечту…».

– Нарисовать портрет… – Сердце забилось ровнее, я закрываю глаза, прислушиваясь к его ритму.

«Нарисовать мечту», – шепчет Майк в самое ухо, почти касаясь губами.

Я улыбаюсь и позволяю ему растаять. Вместо так и не досмотренной серии «Однажды в сказке», открываю свою страничку «ВКонтакте», заполняя квартиру музыкой из любимых сериалов. Включаю везде свет, в том числе и дополнительные торшеры и бра. Я люблю рисовать, когда много света.